Возвращение Черного Отряда. Суровые времена. Тьма Кук Глен
– Вы взяли пленных? – спросил Лебедь.
– Да. Но то, что им известно, можно поместить в наперсток, и еще в нем останется место для аистиного гнезда. Это простые пехотинцы; никто из офицеров не подсаживался к их костерку и не делился военными тайнами.
Лебедь глазел на Госпожу, а ее взгляд блуждал по комнате. Он видел женщину пяти с половиной футов ростом и весом сто десять фунтов, голубоглазую, великолепно сложенную. Для здешних краев она была высокой. С виду ей нельзя было дать и двадцати лет.
Старая черная магия… Лебедь был виден насквозь.
Госпожа холодна, жестока, предана идее. Это меч, обладающий собственной волей. Но парни, похоже, не могут ничего с собой поделать. Началось это со Старика, и парад продолжается. Ножу дорого обошелся любовный пыл.
Что бы ни было у Госпожи с Ножом, я уверен: она полностью принадлежит Капитану. Но Костоправ принял случившееся слишком близко к сердцу, заставил хорошего человека переметнуться к врагу и сделался едва ли не холодней самой Госпожи. Теперь это живой бог войны; когда он рявкает, подскакивают даже князь и Радиша.
Госпожа поинтересовалась, чего Ревун мог добиваться, атакуя аванпосты. Лебедь выпалил то же самое, что говорил Бадья:
– Хочет перебить людей из Черного Отряда. Это очевидно.
– Иси, а ты что скажешь?
– Могаба не желает драться ни с кем, кроме равных себе, – ответил нар. – И Длиннотень хочет убрать таких, чтобы легче было управлять Могабиной одержимостью. А может, просто досаждает нам, провоцируя на решающую битву.
Князь кивнул каким-то своим мыслям. Теперь и он глядел на Госпожу с тем же блеском в глазах.
Может, это и есть роковая привлекательность зла?
– Вероятно, он хочет выманить Костоправа на передний край.
Сколько же раз за века своей жизни Госпожа стояла вот так, готовая пройтись по враждебной земле огнем и мечом?
– Штаб нужно переместить ближе к полю боя, – заговорила она. – Иначе будет затруднена связь. Лебедь, подай вон ту карту.
Лебедь сдернул нужную карту с доски, заваленной магическими снастями. Его осторожность показывала, что в этих вещах он ничего не смыслит, да и не желает с ними знакомиться.
На карте были изображены земли дальнего юга. Громадное белое пятно обозначало Шиндай-Кус, пустыню. Снизу от пустыни лежало другое белое пятно, с надписью «Океан».
От Шиндай-Куса к востоку, сворачивая затем на север, тянулись горы, наиболее известные как Данда-Преш. По мере приближения к таглиосским землям эти хребты, служившие их естественной восточной границей, вздымались все выше и круче. Местные названия массива менялись очень часто. К востоку от Шиндай-Куса горы считались непроходимыми, за исключением перевала близ Чарандапраша.
Тенелов и Вершина лежали по ту сторону гор. Армия Могабы, словно пробка, затыкала дорогу на юг. Среди солдат, когда офицеры не слышат, уже черт знает сколько времени ходят слухи о том, как нас расколошматят, если рискнем прорываться через Могабу.
Снаружи, должно быть, раздался шум, так как Лебедь бросился к окну.
– Гонец, – объявил он.
Я не мог слышать, что происходило за стенами зала, и, даже выглянув в окно, не увидел ничего, кроме сплошной серости. Странно.
Госпожа отпихнула Лебедя локтем:
– Добрыми новости быть не могут. Тащи его сюда, пока не наболтал лишнего.
Лебедь вернулся быстро.
– Не так уж они и плохи, – сообщил он. – Похоже, громадная толпа шадаритских и веднаитских фанатиков пустилась в погоню за Ножом – и поймала, на свою беду.
Что? Какие же это новости? Я в курсе, и Длиннотень тоже… Ну конечно! У Госпожи нет под рукой Копченого или горластого дружка с летучим ковром. Да и я-то узнал лишь недавно. Просто далеко тогда был, потому и кажется, что давно.
– Что ты лопочешь?
– Нож истребил больше пяти тысяч суеверных олухов, пытавшихся его покарать за преступления против веры.
Нож был весьма суров по отношению к храмам и жрецам, когда мог себе это позволить.
Такое отношение к религии – одна из важных причин его бегства. Он нажил уйму заклятых врагов в лице таглиосского жречества еще до того, как рассорился со Стариком. Весь благочестивый люд счел его выпадение из фавора благословением Небес.
Я понимал: втайне жрецы только и ждут, когда же боги ниспошлют им шанс расправиться с нами.
– Пять тысяч?
– Может, и больше. Может, и все семь.
– И они действовали на свой страх и риск? Как это могло произойти?
Ни правящей фамилии, ни нам не нравилось, что большие группы вооруженных людей шатаются по округе и борются со злом, считая лишним ставить нас в известность.
– Вон! Все – вон! Вернетесь через два часа.
Оставшись в одиночестве, Госпожа пробормотала:
– Чертов Костоправ… – И сгребла со стола магические принадлежности. – Совсем из ума выжил.
Я уже знал, что в путешествиях с Копченым нужно очень сильно сосредоточиваться. Когда уходишь в себя, время несется мимо.
Фрагменты происходившего со мной поступали беспорядочно, и я уже отчаялся сложить их в единую картину.
Осознание этого и вызванный осознанием ужас вернули меня в настоящее, на то место, откуда я наблюдал, когда нечаянно отвлекся. Казалось, прошло несколько часов.
Но Госпожа все так же ворчала насчет Старика:
– Что на него нашло? Как мог он поверить этим чертовым слухам?
Госпожа изволила гневаться. С помощью какого-то волшебного шара она взглянула на далекое поле завершившейся битвы, и результаты резни рассердили ее еще больше.
– Проклятый глупец!
Это было крупнейшее поражение таглиосской армии со времен Дежагора.
Из потайного ящика стола она достала кусок черной ткани. Я удивился, даром что внимательно прочел ее том Анналов. Это был шелковый румел высокой ступени посвящения.
Она занялась упражнениями со смертоносным платком.
Возможно, это помогало ей успокоиться. Расстраивалась она и оттого, что ей чего-то недоставало. Прежде рядом был Капитан…
Это всего лишь намек тебе, дамочка, подумал я. В следующий раз он вообще всех изничтожит.
Платок в ее руках так и мелькал. Здорово получается. Интересно, есть здесь какая-нибудь связь с Киной?
Может, именно возможность такой связи и пугала Костоправа?
Не просто же так они зовутся обманниками…
Успокоившись, Госпожа послала за своими штабистами. Как только те собрались, она сказала:
– После битвы остались выжившие. Некоторые все еще там, хоронят погибших. Изловите-ка мне парочку.
53
Ни Костоправ, ни Одноглазый так и не пришли в потайную палату. Даже Радиша не возвращалась пытать пленника. И разбудить меня было некому.
Вернулся я едва ли осознанно, – наверное, просто тело призвало назад. Отсутствовал долго – куда дольше моего субъективного времени, проведенного в прошлом. Должно быть, путь туда гораздо длиннее, чем кажется.
Желудок даже не урчал – ревом ревел. Но булыжники матушки Готы кончились.
Душила успел снова сбросить холстину. Он смотрел на меня злющими глазами – похоже, занимался тут чем-то предосудительным.
Я пригляделся: оказывается, ему удалось высвободить одну руку.
– Плохой мальчишка.
Я сделал долгий глоток из кувшина и снова привязал пленника. Стоит ли вновь рискнуть и поискать дорогу в этом лабиринте, чтобы добраться до убийственной стряпни матушки Готы? Или остаться и еще поглядеть мир глазами Копченого, пока не явится помощь?
– Воды…
– Ну уж нет, брат. Пока не скажешь, что готовят твои приятели…
В животе снова заурчало.
Душила не отвечал. Хоть его тело и ослабло, воля осталась тверда. Словно кто-то, несмотря на мое присутствие, приходил его подкармливать.
Однако час уже поздний. Может, матушка Гота завалилась спать и поесть мне даст Сари? Она готовит не так, будто мстит смертельным врагам.
Подойдя к дверям, я остановился, раздумывая. Можно ли отыскать дорогу? Скажем, отпечатки ног на пыльном полу… Не получится – темно. В этой части дворца ходят редко, в коридорах не зажигают шандалов или факелов. Единственный источник света – лампа в палате за моей спиной. Разве что дождаться утра, когда солнечный свет проникнет сквозь щели в крыше и немногочисленные окна.
Я оглянулся на лампу. Горела она долго, и некому было долить масла. Прежде чем что-то предпринимать, следует заправить ее…
Откуда-то издалека, обогнув сотню углов и миновав сотню гулких залов, донесся лязг. Меня, несмотря на таглиосскую влажную жару, пробрал холод.
– Воды…
– Заткнись.
Я отыскал бутыль со светильным маслом и, напрягая слух, заправил лампу. Лязг не повторялся.
Снова накрывать душилу не понадобилось. Взглянув на него, я обнаружил, что смертельно бледная физиономия растянута в ухмылке.
В ухмылке смерти.
Расплескав масло, я рванул прочь из палаты.
И снова заблудился. Почти сразу.
54
Заблудиться во дворце – вовсе не повод для паники. Хотя разочарование было сильным.
Вы можете решить, что мои действия и мысли были небезупречны с точки зрения здравого смысла. Верно; я и сам так считаю.
Первое правило: не сворачивай в коридоры пыльнее того, по которому топаешь. Второе: категорически запрети себе попытки срезать путь там, где это вроде бы возможно. Двинув напрямик, не придешь, куда тебе нужно.
И третье правило, самое главное: не давай воли чувствам. Особенно разочарованию.
Этот дворец – единственное в мире здание, где можно, войдя в дверь, оказаться на другом этаже. По собственному горькому опыту знаю. И это не магия каких-нибудь эльфов. Просто дворец – жуткая мешанина пристроек, добавлявшихся веками и к тому же расположенных на очень неровной земле.
Нетерпение дошло до того, что я отважился на шаг, по сути, пораженческий. Я решил спуститься на нижний этаж, отыскать одну из тысячи задних дверей, которые открываются лишь изнутри, и выбраться на улицу. Там я пойму, где нахожусь, и вдоль стены дойду до входа, которым пользовался регулярно. А уж оттуда можно идти прямо домой.
В сей полуночный час во дворце стояла непроглядная тьма. В этом я убедился после того, как, спускаясь по лестнице, споткнулся и уронил лампу.
Она, конечно же, разбилась. Некоторое время света внизу было больше чем нужно, но вскоре он погас.
Ох-хо-хо… Дверь на улицу там обязательно должна быть. Винтовая лестница идет вниз вдоль наружной стены – в этом я, прежде чем ею воспользоваться, убедился, высунувшись в окно.
Спускаться по древней винтовой лестнице нелегко, особенно если нет перил, да еще не видно, куда ступаешь. Однако я справился и даже ничего не сломал, хотя пару раз поскользнулся и перенес долгий приступ головокружения, проходя сквозь клубы масляного дыма.
Наконец лестница кончилась, и я принялся шарить в поисках двери. Внезапная мысль заставила нахмуриться. Что я делаю?.. И чтобы найти ответ, пришлось покопаться в голове.
Обнаружив дверь, я почувствовал близость свободы. Удалось нащупать даже старинный деревянный засов, чего я и вовсе не ожидал.
Рванув засов, я толкнул дверь. Та распахнулась наружу.
Неверно ты, Мурген, решил задачу…
Ничто не шелохнется в той неподвижности, лишь дрогнет порой дымка в лучах света, пробивающихся сквозь врата сна. Тогда Тени отсиживаются в укромных уголках. И так, в едва уловимых биениях сердца Тьмы, протекает их жизнь.
Огромный деревянный трон стоит на возвышении в середине палаты, и столь обширна та палата, что лишь само солнце в силах осветить ее целиком. На троне, окутанная вуалью теней, распята фигура; ее руки и ноги пробиты серебряными кинжалами. Порой едва слышно вздыхает она во сне – то дурные сновидения проникают сквозь незрячие глаза..
Таков ее способ выживания.
В ночи, когда ветер не прорывается в палату сквозь неостекленные окна, не гарцует по опустевшим коридорам и не шепчется с мириадами ползучих Теней, крепость наполняется безмолвием камня.
55
Ни воли.
Ни личности.
Домой, в обитель боли…
56
А вот и ты! Где тебя носило? Добро пожаловать в…
…обитель боли?
57
Обитель боли…
Я навещал ее, но не помню ни дороги туда, ни самого визита.
Я стоял на четвереньках посреди полуразобранной мостовой. Ладони и колени болели. Я поднес руку к глазам. Она была расцарапана. Из десятка ссадин сочилась кровь. Мозг словно окоченел. Оторвав от мостовой другую руку, я принялся вытаскивать из ладоней крошки камня.
В полусотне ярдов от меня оливково замерцала стена здания. Вывалился круг кладки, и из темноты появились темные же силуэты. Вооруженные люди полезли наружу. Изнутри донеслись лязг и крики. Я встал и побрел к отверстию, испытывая смутный интерес к происходящему, но не зная отчего, – никаких определенных мыслей не возникло.
– Эй! – Из дыры в стене на меня уставилась черная фигура. – Мурген, это ты?
Я продолжал идти, хотя дико кружилась голова. Меня занесло вправо, я наткнулся на стену и сумел наконец чуть сориентироваться. Словно пьяный, я развернулся, удерживаясь одной рукой.
– Вот он! – Силуэт указал на меня.
– Свечка?
– Ага. Как ты? Что с тобой сделали?
Болело понемногу, но – везде. Словно все тело истыкали-изрезали, да еще и обожгли.
– Кто? Никто со мной ничего не… – Или как? – Где я? Когда?
– Чего?
Из-за дыры в стене высунулся человек. Его лицо было замотано платком, виднелись лишь глаза. Мельком взглянув на меня, он нырнул обратно. За стеной кто-то закричал.
На улицу выскакивали люди. Некоторые держали в руках окровавленное оружие. Лица были скрыты под масками. Двое подхватили меня под руки и поволокли прочь.
Мы неслись по темным улицам ночного города. На заданные мной вопросы никто не ответил, так что некоторое время я совершенно не представлял себе, где нахожусь. Затем мы миновали открытое пространство, и по пути я углядел дежагорскую цитадель.
Это послужило ответом на первоочередные вопросы.
Но тут же возникла уйма новых. Мы вне части города, принадлежащей Отряду? Как я здесь оказался? Почему ничего не помню? Не забыл лишь, что гостил у Кы Дама, втайне вожделея его внучку…
Спутники сняли с головы маски и тряпки. То были свои, братья Отряда. Да еще дядюшка Дой с парой нюень бао. Мы как раз сворачивали в проулок, ведущий к их кварталу.
– Не так быстро… – выдохнул я. – Что происходит?
– Кто-то тебя украл, – объяснил Свечка. – Мы поначалу на Могабу грешили.
– Как?
– Тенекрут увел свою армию в погоню за Госпожой. Если пожелаем, можем отправляться на все четыре. Мы думали, ему понадобился заложник.
Мне не верилось, что Тенекрут просто так взял и убрался.
– Дядюшка Дой… Последнее, что я помню, – как чаевничал с Глашатаем.
– Ты тогда повел себя странно, Каменный Солдат.
Я зарычал, но он и бровью не повел.
– Глашатай решил, что ты пришел уже пьяным. И велел Тай Дэю отвести тебя домой. В пути на Тай Дэя напали. Ты был обузой, он не мог защищаться. Он был сильно избит, но сумел добраться домой и рассказать о случившемся. Твои друзья отправились на поиски, едва мы сообщили им. – Судя по тону, дядюшка сомневался, что стоило это делать. – Пожалуй, они сноровистее, чем кажутся. Тебя нашли быстро – и не в цитадели, где бы ты оказался, будучи захвачен Могабой.
– Как я прошел через весь город?
Я поморщился. Вдобавок ко всем прочим напастям, голова трещала, словно с похмелья. Какой гадостью меня напичкали?
И снова никто не ответил.
– Ночь все та же?
– Да. Но она уже на исходе.
– И это точно не Могабиных рук дело?
– Нет. Наров там не оказалось. Больше того, вскоре кто-то напал и на Могабу. Похоже, с целью убийства.
– Джайкури?
Многие местные хотели бы избавиться от проблемы, уничтожив ее источник.
– Возможно.
Но это прозвучало неуверенно. Надо бы взять пленных.
– Где Одноглазый?
Кроме него, некому было вырвать из стены кусок.
– Тылы прикрывает, – ответил Свечка.
– Хорошо.
Я почти вернулся в норму. То есть мысли смешались окончательно. Кто бы ни похитил меня, ему пришлось постараться, чтобы пройти через кварталы нюень бао незамеченным.
Дядюшка Дой угадал, о чем я думаю:
– Нам неизвестно, как злоумышленники смогли подстеречь тебя и подобраться вплотную к Могабе. Тем четверым это стоило крови.
– Могаба их прикончил?
– По всем свидетельствам, то была великая битва. Четверо против одного.
– Неплохо для Могабы. Ну, он тоже заслужил чуточку радости в жизни.
Мы добрались до здания, скрывавшего штаб-квартиру Отряда. Я пригласил всех внутрь. Ребята принялись разжигать очаг, а я, дождавшись появления Одноглазого, предложил ему принести пива – его тут, по слухам, море разливанное, а нам не мешало бы промочить горло.
Ворча, он удалился и вскоре вернулся вместе с Гоблином, таща бочонок.
– За мой счет, – объявил я.
Одноглазый взвыл.
Раздевшись, я улегся на стол:
– Как я выгляжу, Одноглазый?
Он ответил таким тоном, словно глупее вопроса быть не могло:
– Как любой после пыток. Ты совсем не помнишь, как оказался на улице?
– Думаю, они услышали, что вы идете, и выпихнули меня наружу, чтобы отвлечь вас на время.
– Не вышло. Повернись-ка на бок.
Я заметил человека в дверях:
– Заходи, заходи. Пивка с нами выпьешь.
К нам присоединился Синдху. Кружку он принял, но чувствовал себя крайне неуютно.
Я отметил, как внимательно наблюдает за ним дядюшка Дой.
58
Все та же богатая на приключения ночь. По-прежнему мои мысли пребывали в беспорядке, ушибы и ссадины ныли, а силы были до крайности истощены. И все же я, обвязавшись веревкой, был готов спуститься со стены.
– Нары точно не видят нас с надвратной башни?
– Щенок, черт тебя дери, ты спустишься, наконец? Брюзжишь пуще своей тещи.
Одноглазый имел право судить – он общался с моей тещей не раз.
Я двинулся вниз. И зачем я поддался на уговоры Гоблина с Одноглазым?
Двое таглиосских солдат, ждавших внизу, помогли взойти на грубо сколоченный плот.
– Глубина? – спросил я.
– Семь футов, – ответил тот, что повыше. – Можно на шестах пройти.
Веревка задергалась; я придержал ее. Вскоре на плоту появился Синдху. Ему, кроме меня, не помог никто. Таглиосцы его присутствия словно не замечали. Я три раза дернул веревку, сообщая наверх, что мы отправляемся:
– Тронулись.
Таглиосцы были из добровольцев, и выбрали их потому, что они успели хорошо отдохнуть. Эти парни были рады покинуть город и в то же время опечалены – ведь придется возвращаться.
Переправу они считали разведкой: если сумеем добраться до холмов, миновать южан и вернуться, завтра ночью на ту сторону отправится целый флот.
Только вернемся ли? Если Тенекрутовы люди не перехватят. Еще надо отыскать Госпожу, о каковой части нашей миссии солдаты не подозревали.
Взяли мы с собой и Синдху. Кы Дам решил, что убрать его из города – хорошая идея. Самого Синдху никто не спрашивал. Таглиосцы должны были охранять меня, прикрывая тылы. Дядюшка Дой хотел отправиться с нами, однако Глашатая уломать не смог.
Переправа прошла без происшествий. Едва ступив на сушу, я извлек из кармана зеленую деревянную коробочку и выпустил из нее мотылька. Тот, вернувшись к Гоблину, возвестит о нашем благополучном прибытии.
Были у меня и другие коробочки, разных цветов, и во всех сидели мотыльки – их надлежало выпускать, сообразуясь с обстановкой.
Едва мы добрались до распадка между холмами, Синдху тихо вызвался идти первым.
– Я опытен в таких делах, – объяснил он.
Через несколько минут я в этом убедился. Двигался он осторожно и совершенно беззвучно.
Я тоже старался, но у меня получалось хуже. А таглиосцы могли бы еще и коровьи колокольцы на шею повесить.
Вскоре Синдху еле слышно предупредил об опасности. Мы замерли. Южане протопали мимо ярдах в двадцати от нас. Я уловил обрывок беседы, из которого понял, что теплое одеяло у костерка для них предпочтительнее ночного патрулирования в холмах. Удивительно. Почему-то всегда кажется, что в чужой армии все иначе.
Часом позже мы встретили еще один патруль. Эти тенеземцы тоже прошли мимо, не заметив нас.
Мы пересекли кольцо холмов, когда восток уже залился огнем, что улучшало обзор и уменьшало риск быть замеченными.
– Необходимо найти укрытие, – сказал Синдху.
Обычная практика на вражеской территории. И трудностей это не составило. Овражек неподалеку густо зарос кустарником, там можно прятаться, пока помнишь, что не стоит надевать на ночь оранжевую пижаму.
Я захрапел, едва вытянулся на земле. И никуда не унесся.
Разбудил меня запах дыма. Я сел. В тот же миг поднялся и Синдху. Я обнаружил ворону, разглядывавшую меня с расстояния столь близкого, что пришлось скосить глаза к носу, чтобы увидеть ее четко. Таглиосец, который должен был стоять на часах, дрых без задних ног. Для хорошо отдохнувшего это уж слишком. Но я ничего не сказал. Синдху тоже хранил молчание.
Через несколько мгновений мои опасения подтвердились.
Кто-то закричал на языке южан. Ему ответили. Вороны залились хохотом.
– Они знают, что мы здесь? – прошептал Синдху.
Казалось, ему трудно в это поверить.
Читать бесплатно другие книги:
