Парящая для дракона Эльденберт Марина
– Да ладно. – Сильви первой шагнула в пустой лифт. – Скажешь, что тебя совершенно не волнует, как это будет с ним?
Нет! Потому что с ним ничего не будет!
– Ла-а-али, – сестра улыбнулась. – Ну правда. Ты же потом мне расскажешь?
– Да, обязательно! Сразу после первой брачной ночи позвоню и составлю отчет.
– Да ну тебя!
Сильви отвернулась, а я ткнула в нужный этаж и прислонилась к стене.
Все, я домой! Пора начинать операцию «Несварение».
– Лаура, открой! – В голосе Ингрид слышались истеричные нотки.
Они в нем слышались уже минут пятнадцать, с тех пор, как до мачехи окончательно дошло, что выходить я не собираюсь.
– Не могу, – сказала я. – Мне плохо.
И даже не солгала. Мне правда было плохо, настолько плохо, что я упустила такой важный стратегический момент, как графин с водой. И ведь заранее принесла его к себе в комнату, поставила на тумбочку… и оставила там, когда услышала, как приехали пресс-секретарь и стилист, а вот теперь горячо об этом жалела.
Ключевое слово – горячо. Так горячо мне еще не было.
Поначалу я сидела на мягком коврике, на который наступала после душа, теперь же сползла с него и привалилась к прохладной душевой кабине, испытывая желание залезть туда и включить воду. Ледяную.
Не знаю, что это был за вирус, но перед глазами у меня то и дело вспыхивало фервернское сияние.
– Лаура! Мы вызовем врача… – это прозвучало почти жалобно.
Ага, сейчас. Так я вам и поверила.
– Не надо, – сказала я.
Получилось хрипло.
Вот, кажется, и голос садится.
– Лаура!
Я не стала отвечать. Гораздо приятнее было сидеть, прижимаясь щекой к душевой кабине, и считать узорчики на матовом стекле. Изредка узорчики оживали и принимались ползать по стеклу, а потолок начинал двигаться. В такие моменты я старалась не двигаться сама, потому что тошнить меня начинало уже на самом деле.
– Юргарн! – донеслось из-за двери.
О. Кажется, в ход пошла тяжелая артиллерия.
– Лаура! – Это уже голос отца. – Лаура, немедленно открой дверь!
А Ингрид небезнадежна. Об этом мне подумалось как-то очень отстраненно, сквозь вспышки фервернского сияния перед глазами. Получается, она сразу отцу позвонила? Или просто больше времени прошло? Я потянулась за планшетом и хмыкнула: да, с пятнадцатью минутами я погорячилась. Все сорок. За эти сорок ко мне приходила Сильви, мне звонил Даргел, отец вот даже с работы убежал в срочном порядке.
– Лаура! Открой, или я ее вышибу.
– Я сижу спиной к двери, – предупредила я. – Вышибешь дверь – вышибешь из меня Лауру.
Почему-то последнее заявление показалось мне недостаточно грозным, и я добавила:
– Навсегда.
– Кошмар! Это какой-то кошмар! – голос Ингрид.
– Ладно, Лаура, чего ты хочешь?
Чтобы меня оставили в покое.
– Остаться наедине с расстройством желудка.
– Брось! Мы оба знаем, что никакого расстройства нет.
– Есть, – сказала я. – Если хотите, можете остаться под дверью и послушать.
– Ферна Хэдфенгер.
После этих слов за дверью стало подозрительно тихо. В ванной, в общем тоже: мое фервернское сияние собралось в шеренгу, выстроилось у меня перед глазами ровной лентой и засияло ярче, чем все огни Хайрмарга вместе взятые. То, что у меня начались глюки, я поняла не сразу. То есть глюки, которые Ландерстерг, которого здесь совершенно точно не могло быть (в разгар рабочего дня в Айрлэнгер Харддарк), ну и вообще – не могло, обозначили свое присутствие стуком в дверь.
Подозреваю, что именно так мог бы стучать Ландерстерг, если бы он там был. Негромко, но жестко. Странно, что дверь сама не открылась или не выпала из арки.
– Ферна Хэдфенгер. Откройте. Нам надо поговорить.
– М-м-м-м… – сказала я. – Нет. Если вы глюк, то говорить нам с вами не о чем. А если нет, тем более не о чем. Потому что когда мы с вами в последний раз говорили, это ничем хорошим не закончилось.
Тишина за дверью могла означать только то, что глюк ушел. Ну либо то, что он сейчас пытается понять, что ему делать дальше, а может быть, то, глюк он или не глюк. В общем, возможны варианты.
– Мы здесь одни, – донеслось из-за двери.
– Хорошо, – сказала я.
– Откроете?
– Нет.
– Почему?
– Потому что я вам не доверяю, – я глубоко вздохнула.
Сидеть мне стало тяжело, поэтому я легла. Головой на коврик, разумеется, что я, совсем себя вести не умею, что ли.
– Хорошо, поговорим через дверь, – прозвучало снаружи.
– Хорошо, – снова подтвердила я.
– Признаю, что я был неправ.
Точно глюк.
– Да-а-а, – сказала я, мечтательно глядя в плавающий надо мной потолок. – Вы были очень неправы, ферн Глюкдерстерг. И знаете, в чем? Сначала в том, что отказались меня слушать, а потом в том, что нацепили на меня эту штуковину… кстати. Давайте назовем наше общение туалетные переговоры. Как вам такой вариант?