неВойна Филатов Алексей

Рекомендация была излишней. Дед застолий не признавал, праздники отмечали скромно. К тому же детей на Кавказе за общий стол не сажали, во всяком случае, надолго. И Сергей не был исключением.

После ужина за столом проходил «семейный совет»: подводили итоги дня, обсуждали новости, намечали планы на завтра. Сергей любил слушать эти неторопливые разговоры «за жизнь». О политике почти не говорили, но газеты дед просматривал внимательно и, судя по всему, оптимизма передовиц не разделял.

Весной в «Адыгейской правде» была большая статья о суде над преступниками, которые в прошлом году взяли в заложники детей и учительницу и, угрожая сжечь их заживо, угнали самолет в Израиль6. Отложив газету, дед сказал в задумчивости:

– Вот откуда такие берутся? Вроде среди людей живут, а хуже зверей стали. И что им этот срок? Главный-то ихний три раза уже сидел, и что – исправила его тюрьма? В нем от человека-то ничего не осталось, одно обличье. Таких к стенке надо ставить – как фашистов, которые в деревнях людей сжигали.

Тогда Сергей впервые задумался: смог бы он кого-то убить? Даже такого подонка, как этот Якшиянц. Он долго ворочался в кровати, но так и не смог представить себе, как стреляет в живого человека.

Вот и теперь, возвращаясь в училище, он вспоминал эту историю. Ведь она произошла где-то здесь, на этих улицах. Как бы поступил он, если бы на его глазах бандиты захватили детей? Смог бы он помешать им? Хватило бы у него решимости, умения, хладнокровия? Он невольно сжал кулаки и вдруг подумал, что ради спасения этих детей не жалко отдать жизнь. И дед наверняка гордился бы им.

Сергей взглянул на дедовы часы и прибавил шаг.

* * *

– Курсант Шутов!

– Я!

– Получите у старшины мыло и ветошь для уборки помещения.

– Есть получить ветошь и мыло! Разрешите идти?

– Идите. И загляните в спортзал, передайте капитану Завгороднему, что его ждут на КПП.

Была суббота. Это означало, что до обеда в училище ПХД – парково-хозяйственный день. Водители-срочники поливали из шланга бока автомобилей, до блеска натирали колеса солярой и тайком покуривали, выглядывая из-за дверцы кабины – не идет ли начальство; повара гремели посудой и гоняли молодых по кухне в поисках ускользнувших от внимания дежурной смены пятен жира и комочков мыльной грязи; котельщики привычно исчезали в хитросплетениях труб и задвижек, а киномеханик, запершись в своей будке с надписью «Посторонним вход воспрещен!», снимал с киноаппарата пару деталей, доставал из щитка заначку – банку сгущенки, батон хлеба и пачку чая, опускал в воду кипятильник из двух бритвенных лезвий и до обеда занимался «регламентным обслуживанием киноаппаратуры». Отвечать за срыв вечернего показа фильма никто не хотел, поэтому его не трогали.

Шутов был курсантом и в ПХД работал вместе со всеми: подметал плац, подкрашивал выставленную на постаментах военную технику, наводил порядок в казарме. Уборку в роте делали каждый день, а по субботам натирали паркет и капитально драили все, что можно было надраить, – перила, батареи, тумбочки и, конечно, нехитрую армейскую сантехнику. Мыла уходило много – его разводили в тазике с водой, настрогав штык-ножом. За три года, что он провел в училище, мытье казармы стало почти таким же привычным ритуалом, как чистка сапог или полировка пряжки ремня куском шинельки с зеленой пастой ГОИ.

Сергей шагал к спортзалу, щурясь от палящего солнца; его светлая кожа не принимала загар, а только краснела и слезала как змеиная чешуя. Поэтому фуражку, которую он носил в увольнении, он любил больше, чем пилотку. Впрочем, в город их отпускали редко, да и сам он не рвался: знакомых у него здесь не было, зато шанс познакомиться с местной шпаной, которая применяла излюбленную шакалью тактику – нападать стаей, был вполне реален. Причины конфликтов были сколь просты, столь и неискоренимы. Во-первых, курсанты в основном прибывали из чужих краев, что уже само по себе являлось поводом для выяснения отношений, а во-вторых, составляли местным заметную конкуренцию на любовном фронте. Но увольнительная на завтра уже лежала у него в кармане и он прикидывал, куда пойти: погулять по городу или закатиться в видеосалон. С одной стороны, хотелось посмотреть новый боевик, с другой – обидно в такой хороший день сидеть в душной темной комнате.

Проходя мимо бассейна, Сергей вдруг застыл как вкопанный. Около воды нежились на солнышке, потягивая газировку, раздетые до трусов качки в модных солнцезащитных очках. Казалось, они не замечают никого вокруг и находятся не в воинской части, а в санатории на берегу моря. Во время ПХД от работы освобождались только больные да смена наряда, а уж кому хватило бы наглости вести себя так вызывающе, Сергей не мог и представить.

Подойдя ближе, он заметил, что рядом с качками тускло отсвечивают настоящие кольты в потертых кобурах. Он сразу узнал их, хотя прежде видел такие пистолеты только в американских фильмах и в книге «Вооружение иностранных армий», которую в прошлом году брал в библиотеке училища.

– Ты чего хотел? – спросил один из качков, приподняв очки.

– Ничего, я так…

– Какой курс? – он вытянулся, чтобы взглянуть на нашивки.

– Третий. А вы?

– А нас с шестого выперли, – мужики заржали.

– В смысле, вы откуда? Это ведь кольты, да? – Сергей кивком показал на оружие.

– Группа «Альфа», слыхал о такой?

– Слыхал, конечно. Недавно в газетах писали.

– Тогда понимать должен. У нас тут секретное совещание. Свободен.

Качок надел очки. Сергей отошел, так и не поняв, шутили с ним или говорили всерьез.

* * *

Воскресенье выдалось солнечным, и он отправился гулять по городу. На проспекте Мира у входа в парк кто-то громко выяснял отношения. Вокруг уже начала собираться толпа. Сергей подошел ближе и узнал одного из вчерашних качков у бассейна. Он был в спортивном костюме. Путь ему преграждал сержант милиции, который был ниже ростом, но крепкого телосложения.

– Я все-таки попрошу вас, гражданин, предъявить документы. – Милиционер окинул взглядом толпу, словно призывая ее в свидетели. – Иначе…

Он сделал многозначительную паузу. Но должного эффекта она не произвела.

– Иначе что?

– Иначе я буду вынужден вас задержать…

Не успел милиционер закончить фразу, как в щеку ему уперся пистолет. Толпа охнула и отшатнулась. Второй рукой парень в темных очках достал из кармана ксиву и ткнул здоровяку в лицо.

– Прошу прощения, вы свободны, – хрипло произнес тот.

– Это ты свободен, сержант.

Сергей разглядел, как кольт нырнул в кобуру, почти незаметную под просторным спортивным костюмом. Один из наблюдавших за сценой пацанов присвистнул:

– Ничесе! Видал, какой у него пистолет!

Другой мигом подскочил к нему, ловко обхватил сзади, прижав к виску воображаемый ствол.

– А вот тебе документы!

Засмотревшись на них, Сергей не заметил, куда исчез его новый знакомый.

– Интересно все-таки, кто он такой? – задумчиво произнес один из мальчишек.

– Секретный отряд по борьбе с терроризмом, – негромко отчеканил Сергей, поправляя фуражку.

– А ты откуда знаешь?

– Служим рядом, – ответил он гордо.

* * *

Курсант Шутов дежурил на КПП, когда услышал вдалеке рев мотора и визг покрышек. Потом хлопнул выстрел, другой. «Кто это тут из ПМа палит?» – удивился Сергей и выскочил на улицу. К воротам несся их уазик, из него что-то кричали и махали руками. Вдалеке показалась милицейская «шестерка» с включенной мигалкой на крыше, она тоже летела на полной скорости. Оттуда раздался еще один выстрел. «Это что, погоня?» – Сергей оторопел. Ему показалось, что он смотрит вчерашний боевик.

Уазик подлетел к воротам. Он узнал ребят из «Альфы».

– Открывай! Свои!

Сергей впустил машину, едва успев закрыть ворота перед носом ментов. Те, матерясь, выскочили из «шестерки», пару раз пнули тяжелые ворота, потом развернулись и уехали.

– Не растерялся, рыжий! Наш человек, – «альфовец» одобрительно хлопнул Сергея по плечу. Его друзья ржали, обсуждая погоню.

– Супергерои! – подумал Сергей. – Как в фильме, только настоящие.

В тот же день он решил, что должен попасть в «Альфу».

МОЛОДОЖЕНЫ

В кабинет командира части вошел молодой лейтенант – рыжеволосый веснушчатый парень с зелеными глазами.

– Здравия желаю, товарищ полковник! Выпускник Орджоникидзевского высшего общевойскового командного дважды Краснознаменного училища имени маршала Советского Союза Еременко лейтенант Шутов. Представляюсь по случаю назначения меня на воинскую должность в полк для дальнейшего прохождения службы!

– Так-так. – Командир отложил папку с личным делом. – Значит, из ОрджВОКУ, да еще с золотой медалью? Очень хорошо. Родичева застали? Мы с ним вместе учились.

– Так точно, застал. Мы все его любили. Отличный был преподаватель.

– И отличный офицер. Как он в Афгане воевал!

На столе зазвонил телефон. Полковник снял трубку.

– Да, слушаю тебя. Подожди, я сам сейчас зайду. – Он встал из-за стола. – Посидите тут минутку, я сейчас вернусь.

Сергей остался один. На стене кабинета висели вымпелы за победы в спортивных соревнованиях, на полке в шкафу стояли кубки и грамоты. «Награждается… – разобрал он, – за победу на турнире по рукопашному бою…» На столе был порядок: перекидной календарь, несколько картонных папок с тесемочками, письменный прибор. Рядом с прибором стояла зажигалка, переделанная из гранаты Ф-1. Он вспомнил учебные гранаты, которые они разбирали на занятиях в училище. И тот день, когда им объявили о гибели Родичева.

Он погиб в Тарском, где находился учебный центр. Во время осетино-ингушского конфликта на учебку не раз нападали, и было решено оградить территорию четырехметровым рвом, а ближние подступы защитить минными полями. Чтобы избежать случайных жертв, для наружных заграждений использовали имитаторы мин: шума от них много, но осколков нет. И только по внутреннему периметру были установлены настоящие мины – для тех, кого не остановили ни надписи, ни ров, ни взрывы.

По весне, когда конфликт закончился, приступили к разминированию. Мины не извлекали: пролежав в мерзлом и мокром грунте, они становились опасными: среди них могли находиться не сработавшие только из-за того, что замерз ударно-спусковой механизм взрывателя. Поэтому обезвреживали их подрывом. Офицеры-подрывники устанавливали на мины накладные заряды и прятались за танком.

Родичев, опытный подрывник, работал на своем участке. Вряд ли кто считал, сколько мин-ловушек обезвредил он за свою жизнь, сколько хитроумных сюрпризов разгадал, сколько жизней спас. Не считал и он сам. Взрыв, от которого он однажды чуть не погиб, оставил на его лице неизгладимые отметины – как напоминание о том, что ошибок война не прощает.

Да, иногда судьба, вопреки пословице, дарит саперу второй шанс. Но в этот раз он не ошибся, нет. Взрыв прогремел в тот момент, когда он только наклонился над очередной миной: оттаял тот самый замерзший взрыватель. Случись это минутой раньше или минутой позже, скорее всего, Николай Семенович был бы жив.

Когда в училище пришла весть, что полковник Родичев погиб, курсанты не могли поверить, что их любимца не стало. Весь день Сергей и его сокурсники ходили как в воду опущенные.

Последнее занятие было по тактике. Тактику вел подполковник Смирнов, боевой офицер, ветеран Афганистана, хотя на вид казалось, что ему нет и тридцати. В класс он вошел, как всегда, подтянутый и энергичный и с увлечением начал объяснять новый материал. Курсанты сидели с хмурыми лицами и слушали вполуха.

– Курсант Пальников! Доложите порядок использования приборов ночного видения и светомаскировки при движении ночью на марше.

– При движении на марше… В ночное время… Необходимо обеспечить… – он опустил голову и замялся.

– Что вы там мямлите? Курсант Ивашов! Тот же вопрос.

– Товарищ подполковник!

– Что такое?

– Разве вы не знаете? Полковник Родичев погиб. Мы все его так любили!

По классу прошел одобрительный гул. Действительно, какие занятия могут быть в такой день!

Того, что произошло дальше, не ожидал никто.

Смирнов обвел взглядом понурившихся курсантов, в его глазах сверкнула сталь. Он начал говорить, и каждое слово жгло как раскаленный металл.

– Вы что себе вообразили, вашу мать? Вы зачем сюда пришли? Чтобы на парадах красиво ходить, в белой рубашечке, в позолоченных погонах? Перед девками выламываться? Так вы эту дурь из башки выкиньте. Сопли тут развели, щенки вислоухие. Вы что, только узнали, что офицеры иногда погибают? Думаете, после училища легкая жизнь начнется? Да многих из вас почти сразу убьют. Со временем, может, и всех. А кто хочет выжить, слушайте, чему вас, дураков, учат. И запоминайте. Времени у вас осталось – с гулькин нос.

В классе повисла мертвая тишина. Щеки Сергея горели от стыда. Прав Смирнов, на двести процентов прав. Вот силища – за минуту так мозги вправить! Жестко, но зато до печенок. Сергей вспомнил слова деда: «Офицер – этот тот, кто в любой момент готов отдать свою жизнь». Оказывается, до сегодняшнего дня он по-настоящему так и не прочувствовал их. Как, наверное, и слов Присяги, которую помнил наизусть. По лицам своих товарищей он видел, что в них тоже происходит эта перемена. Остаток занятия прошел на ура. Авторитет Смирнова взлетел до небес.

– Ну, Шутов, – командир части быстрым шагом вошел в кабинет, – принимайте должность замполита первой роты. Ребята как на подбор, взводные молодые, сами только из училищ, думаю, проблем тут не будет.

Сергей растерялся. Такого он не ожидал. В училище их кумирами были преподаватели по тактике и огневой подготовке – в основном боевые офицеры, которых уважали и курсанты, и командиры. Своего отношения к замполитам они не скрывали, считая их бездельниками и паразитами на теле армии, которые никакой реальной помощи в воспитании командиру не оказывают, а только норовят ущучить, докладывая начальству о своих наблюдениях и подозрениях, – то есть, проще говоря, стучат, пытаясь оправдать свое существование. Конечно, были среди них и хорошие люди, достойные офицеры, но редкое исключение лишь подтверждало правило. Сергей на всю жизнь запомнил слова своего ротного: «Кто такой замполит? Неудавшийся командир взвода». Это была правда. Сергей не раз замечал, что взводного, который не мог справиться со своими обязанностями, назначали замполитом роты. И что удивительно: звезды на его погонах росли куда быстрее, чем у боевых командиров. Однако уважения это не прибавляло.

Офицеры не боялись выражать свое отношение открыто. Курсанты такого позволить себе не могли. Но одна шутка, которую как-то раз устроили третьекурсники, повеселила все училище.

Их замполит был помешан на порядке и выискивал нарушения с редким рвением. Во время занятий он обходил помещения, шарил под матрасами, заглядывал в прикроватные тумбочки с личными вещами и даже в карманы висевших в шкафу у входа шинелей. А еще он обожал проводить воспитательные беседы, и чаще других в них встречалось слово «железный»: «у вас в головах и в тумбочках должен быть железный порядок», «железная дисциплина – основа армии», «каленым железом мы будем карать тех, кто…» и тому подобное. За глаза его называли Железный Феликс, как старинный арифмометр, который каким-то чудом сохранился в сапожной мастерской училища, – тем более что и имя совпадало.

На развод Железный Феликс всегда выходил одним из последних, на ходу застегивая портупею и отворот шинели. На этом и строился тонкий расчет. Утром перед построением курсанты незаметно прикололи за отворот шинели вырезанный из жести крест, наподобие немецкого. Замполит на ходу привычно застегнулся и предстал перед строем в полной красе – с бутафорским железным крестом на груди. Курсанты стояли по стойке смирно, еле сдерживая смех. Железный Феликс ничего не заметил. Но самое удивительное, что не заметили и командиры. Или сделали вид, что не заметили.

И вот теперь ему предлагают стать замполитом. Нет, только не это! Сергей решил идти напролом.

– Я, конечно, рискую, – заговорил он, чувствуя, как краска заливает лицо, – но поймите меня, товарищ полковник! У нас в училище боевые офицеры замполитов ненавидели, и так меня воспитали. Если кто-нибудь узнает, что я стал замполитом… Не позорьте, товарищ полковник! Пошлите куда угодно, на любую должность, только не замполитом.

Командир части не скрывал удивления. Но ответил спокойно:

– Ишь ты какой! А куда я тебя пошлю? Взводные все назначены. Ты что, в РМО7 пойдешь?

– Да хоть куда!

– Ну смотри, сам выбрал.

Полковник внимательно посмотрел на Сергея, словно портной, который хочет снять мерку, потом что-то записал в ежедневник.

– Лейтенант Шутов, назначаетесь командиром второго взвода роты материального обеспечения. К обязанностям приступаете с завтрашнего дня. Приказ получите в кадрах после обеда. Ротного сегодня не будет, представлю вас завтра. Если вопросов нет, свободны.

Сергей с радостью покинул кабинет. Теперь надо идти устраиваться в общежитие. На лавочке возле штаба ждала Света, его жена.

– Все хорошо? – спросила она с улыбкой.

– Все отлично! – Сергею хотелось подхватить ее и закружить, как месяц назад, когда они решили пожениться. Но тут была воинская часть, а не аллея парка, поэтому Сергей подхватил вещи и они зашагали к панельной трехэтажке.

* * *

Все началось после второго курса.

Сергей приехал в отпуск, и как-то вечером бабушка завела с ним длинный разговор. Суть его сводилась к тому, что к концу учебы у него должна быть жена.

– Ты послушай, – втолковывала она ему, – я за свою жизнь по гарнизонам намаялась, знаю, что говорю. Вот, положим, придут в часть два молодых лейтенанта: один женатый, другой холостой. Первый утром вышел из дома – накормленный, наглаженный, начищенный, счастливый. А холостой – сытый, голодный, глаженный, неглаженный, – кто его знает. После службы первый домой придет, там жена его ждет – накормит, приласкает, спать уложит, рубашки постирает, погладит. Ему – никаких забот, кроме как о службе да о солдатах своих. А холостой? Дома еды нет, надо купить, приготовить, все хозяйство на нем. А если к бабе какой пойдет, там и выпьет, и заночует. В часть придет с запахом, помятый, небритый. Раз так придет, другой, третий. Командир на заметку: вот один офицер – всегда ухоженный, аккуратный, на службу не опаздывает, все у него получается, а другой – не пойми что: то с запахом придет, то опоздает, неряшливый, неспавший. Кому роту дадут? Первому и дадут. Потом, глядишь, и батальон. А второму – шиш с маслом. Так я говорю? – оглянулась она на деда.

Тот кивнул. После второго инсульта он был еще слаб.

– А еще – вот что, – продолжала бабушка, – в гарнизоне неженатый офицер – лакомый кусок. Сожрут – и не заметишь. Там девок много: кого замуж еще не выдали, а какие и разведенные, с квартирой от мужа сбежавшего остались; так молодых да холостых и мамаши обихаживают, и девки к ним липнут – попробуй оторви, а кто их разберет, кто они и что? В такую историю можно попасть – света белого не взвидишь. Так что выбирай себе жену здесь, пока время есть. Присмотрись, девок хороших много.

Бабушка говорила дело. К женитьбе Сергей относился положительно, но прежде серьезно о ней не задумывался.

Вскоре к ним в дом зачастили гостьи: кто за молоком, кто за книгой, кто ставить деду уколы. Шел ли он в магазин, выводил ли на прогулку собаку, случайные знакомства возникали как по волшебству. «Ну, бабушка! Смотрины мне устроила», – усмехался про себя Сергей. Девушки заговаривали с ним, он отвечал, иногда провожал до дома, но все это было не то – ни одна не тронула его сердце.

Сергей помогал по хозяйству, читал, ходил купаться на реку. Отпуск пролетел незаметно. А когда началась учеба, мысли о женитьбе и вовсе вылетели у него из головы. Так прошел год, начался последний курс.

К разговору вернулись зимой, когда Сергей приехал в очередной отпуск. До окончания училища оставалось пять месяцев, и бабушка беспокоилась уже всерьез, хотя виду не подавала. Ее мудрость подсказывала, что давить в таких вопросах не стоит. У нее созрел свой план. А в стратегии и тактике офицерские жены разбираются порой не хуже своих мужей – только, как истинные стратеги, не кичатся своим умением.

У Сергея заболел зуб. В своей поликлинике он хорошо помнил всех врачей и медсестер еще по школьным годам, а они помнили его. Когда он вошел, врач мыла руки в раковине у двери. В глубине кабинета у окна сидела стройная темноволосая девушка в белом халате.

– Здравствуйте, Ирина Федоровна! – поздоровался Сергей.

– Здравствуй, Сережа! – ответила врач, вытирая руки. – Проходи, садись. Это Света, наш стажер, – она кивнула на девушку.

Сергей откинул голову на жесткий подголовник и почувствовал, как забилось сердце. Раньше оно всегда билось, стоило ему оказаться в этом кресле. Но в этот раз оно забилось по-другому. Он не замечал ни разложенных на столике блестящих инструментов, ни суставчатого щупальца бормашины с полосатым шнурком на роликах, ни склонившейся над ним Ирины Федоровны, которая его о чем-то спрашивала. Он смотрел на девушку и видел только ее. И сердце подпрыгивало в груди незнакомо и радостно.

– Так рот будем открывать или как?

Сергей услышал наконец строгий голос врача и вспомнил, зачем он здесь.

Экзекуция началась. Сергей старался не терять из виду девушку, но получалось плохо.

– Света, подай мне другой набор из шкафа, – сказала врач.

Девушка подошла к шкафу, взяла коробку, вернулась к креслу. Ее походка тоже завораживала.

И тут Сергея как обухом по голове ударило: «Неужели меня втемную нахлобучили? Ай да бабушка, ай да конспиратор!» Но сердце подсказывало, что на этот раз, похоже, она попала в десятку. Света понравилась ему с первого взгляда, и чем дольше он смотрел на нее, тем яснее понимал, что это его судьба.

Он не заметил, как врач закончила с зубом и выключила лампу.

– Два часа холодного и горячего не пить, до вечера не есть, – услышал он привычное напутствие.

Он встал с кресла, оглянулся. Света смотрела в окно. Она не нашла ничего привлекательного в этом рыжем долговязом парне, да еще с синюшными с мороза щеками, и с удивлением обернулась, когда тот вдруг попросил телефон.

Накануне, когда бабушка Сергея заглянула к ним в гости, она сразу предупредила: «Ежели он тебе не приглянется, голову ему не морочь, авансов не раздавай, а то только время впустую потеряет».

Света назвала номер телефона поликлиники. Продолжать знакомство она не собиралась.

Но на следующий день в кабинете стоматолога раздался звонок. Это был Сергей.

– Молодой человек, мне некогда, я на работе! – Свету начинала сердить непонятливость нового ухажера. К тому же двое однокурсников уже давно добивались ее внимания, и этот третий тут был явно лишний.

– Тогда я буду ждать тебя после работы. Ты какие цветы любишь?

Света положила трубку. Настырность рыжего курсанта немного пугала ее. Весь день она надеялась, что он не придет встречать ее вечером. Но он пришел – с огромным букетом цветов.

– Ты так и не сказала, какие тебе нравятся, поэтому я разные принес – выбирай!

– Мне домой надо.

– Вот и хорошо, дома выберешь. А я тебя провожу. Надо же мне узнать, какие ты любишь!

От такого напора Света растерялась.

– Хорошо, проводи.

По дорогое они разговорились. Напористый парень оказался интересным собеседником, да и щеки его уже не синели: мороз спал.

Все оставшиеся до конца отпуска дни они встречались, а когда Сергей уехал в училище, каждую неделю писали друг другу письма. Поженились они накануне своих выпускных, и в часть молодой офицер приехал с супругой – молодым врачом.

С чемоданом и объемистым узлом в руках Шутовы зашли в общежитие. Бабушка собирала их в путь со знанием дела и с офицерской сноровкой. То, что не уместилось в чемодан – кастрюли, миски, сковородки, – она поставила на стол и ловко связала концы скатерти. Такие узлы Сергей видел в кино про войну. Но тащить его оказалось даже легче, чем чемодан: узел можно было закинуть на плечо, как рюкзак.

Комендант выделил им комнату на первом, «семейном» этаже. В коридоре витал запах одеколона. За стенкой раздавался богатырский храп: должно быть, кто-то отсыпался после дежурства. В открытое окно долетали обрывки команд – рота строилась на обед. Сергей повернул ключ и распахнул дверь.

Посередине комнаты с пожелтевшими обоями в ромбик стоял стол на железных ножках. Судя по сигаретным отметинам и выжженным кругам на столешнице, он пережил не один десяток постояльцев. Из угла на вошедших глядел пустыми полками грубо сколоченный шкаф; на его распахнутой дверце тускло отсвечивал распятый на четырех гвоздях мутный прямоугольник зеркала – жалкий намек на роскошь. В другом углу расположился низенький холодильник с выведенным на боку коричневой краской инвентарным номером. Меблировку дополняли два школьных стула и две сетчатые кровати вдоль стен. «Хорошо хоть не двухъярусную кровать поставили», – мелькнуло у Сергея.

– Жить можно, – он посмотрел на молодую жену.

– Ну конечно, Сережа.

Света обняла мужа. После свадьбы бабушка Валя успела обстоятельно с ней побеседовать, поэтому увиденное не стало для нее шоком.

– Пойду узнаю, где тут вода, тряпки и все такое. Тебе что на ужин приготовить?

СВИНАЯ РОТА

Остаток дня заняли формальности: строевое отделение, кадры, финчасть, вещевая служба… Вечером Сергей зашел в спортзал. Он привык отдыхать, занимаясь спортом. В спортзале можно выпустить негатив, накопившийся за день, разогнать кровь по телу, подумать о завтрашнем дне. Он старался поддерживать форму, и клубки мускулов с веревками сухожилий на его поджарой фигуре были тому подтверждением. Размявшись, Сергей навесил на штангу 50 кило и стал делать выпады. В другом углу зала боксировал высокий мускулистый блондин. Сергей увидел его и застыл. Блондин двигался так, будто парил в воздухе. Как пантера, которая неслышно преследует добычу. Такой легкости, ловкости и такого удара он еще не видел.

– Совершенный боец! – восхищенно прошептал Сергей.

Когда блондин, закончив боксировать, проходил мимо Шутова, тот окликнул его.

– Сергей, – он протянул руку.

– Антон, – блондин ответил крепким рукопожатием.

Шутов поймал себя на том, что пытается вспомнить, где он видел это лицо, и тут его осенило:

– Слушай, ты же вылитый Дольф Лундгрен из «Универсального солдата»8.

– Знаю, – улыбнулся Антон. – Ты не первый, кто это заметил. Сегодня приехал? Я тебя раньше не видел.

– Да, сегодня утром.

– Что закончил?

– Орджоникидзе, во Владикавказе. А ты?

– Здрово. А я Верховного Совета9.

– Ничего себе!

– Привет, я Сабит, – протянул руку напарник Антона по спаррингу. Это был невысокий кряжистый азербайджанец. На вид ему было под тридцать.

– Сергей.

Они пожали руки.

– Слушай, ты назначение уже получил?

– Да, в РМО.

Антон и Сабит переглянулись.

– Поздно ты приехал, хорошие должности уже раздали, – покачал головой Антон. – Свиная рота не подарок.

– Свиная? – переспросил Шутов.

– У нас ее так называют. Водители, повара, рабочие свинарника – этих больше всего, – пояснил Сабит. – Не очень-то военный народ. С ними тут никто не может справиться. Взводных-то нет, одни ВРИО10. Там одни деды, вконец оборзевшие. На офицеров им плевать. В общем, завтра сам увидишь. Трудно тебе будет. Но если с ними справишься, сможешь справиться с кем угодно.

– Если нужна помощь, приходи, – добавил Антон. – Мы живем вместе, второй этаж, комната 22. Богданов моя фамилия.

– А мы с женой – на первом, в восьмой. Шутовы. Всегда будем рады.

Антон с Сабитом ушли. Сергей еще долго тягал штангу в жиме лежа, потом пошел отрабатывать удары по мешку, вспоминая, с какой легкостью и виртуозностью наносил удары Антон. Надо будет напроситься к нему в спарринг, решил Сергей.

* * *

Незадолго до подъема лейтенант Шутов поднялся в роту.

В казарме царил бардак. Одежда лежала на табуретах бесформенными кучами, нечищенные сапоги источали сложный букет запахов прелых ног, навоза и помоев, а куски отвалившейся с подошв и засохшей грязи он заметил еще на лестнице. На спинках кроватей проветривались неопределенного цвета портянки, добавляя и без того тяжелой атмосфере свою ноту аромата. На тумбочках валялись сигареты, засаленные карты, какие-то промасленные газеты. Под ногой Сергея хрустнул раздавленный сухарь.

Он вернулся ко входу. Пост дневального был пуст. На тумбочке стоял грязный стакан, рядом – мятая жестянка с окурками. Шутов распахнул дверцу тумбочки. Так и есть: тут покоилась заросшая чайным налетом трехлитровая банка со свежими остатками заварки, рядом лежал эрзац-кипятильник из бритвенных лезвий с мотком провода.

Однажды в училище такая же находка в автороте стала причиной громкого – в прямом и в переносном смысле – скандала. Собственно, дело было не в самой банке – все знали, что солдаты-срочники гоняют чаи, – а в фатальном стечении обстоятельств. После завтрака молодой комвзвода обходил помещение и, обнаружив в тумбочке дневального запрещенный предмет в виде наполненной свежезаваренным горячим чаем трехлитровой банки, в порыве праведного гнева вышвырнул его в открытое окно. Однако за смачным шлепком и звоном стекла последовала порция отборного мата. Оказалось, что трехлитровка чуть не угодила в проходившего по территории части зампотылу. Будь выпущенный им заряд ругани прицельным, вряд ли от виновника осталось бы что-то большее, чем мокрое место под окнами казармы. Но окна были пусты, и раскаты трехэтажного мата, многократно отразившись от стен двухэтажного здания, постепенно умолкли. Лейтенант проставился, инцидент был исчерпан. Говорят, что после того случая горячности в молодом командире поубавилось, хотя чаев в роте гонять меньше не стали.

Банку и кипятильник Шутов отнес в туалет. Когда он вернулся, пост дневального был по-прежнему пуст, а в глубине казармы двое сонных солдат лениво напяливали на себя заношенное, в пятнах жира, хэбэ11. «Дежурные повара, – догадался Шутов. – Эти сами встают. Попробуй оставь часть без завтрака – мало не покажется!»

Он вспомнил, как впервые оказался в наряде по кухне. Наряд этот был двух видов – чистка картошки и уборка со столов с мытьем посуды. Мойщики посуды весело брызгались, носясь вокруг огромной посудомойки по прозвищу «дискотека» и стараясь не обвариться кипятком. На картошке, куда попал Сергей, был свой агрегат – картофелечистка, которая тряслась не хуже «дискотеки», а после каждого цикла сплевывала пенящуюся крахмальную жижу. В углу, куда вел слив, караулили жирные крысы – похоже, питались они не хуже людей. Сергей не понимал, как дома дед мог запросто ловить этих тварей руками, – сам он опасался к ним приближаться. Впрочем, здешние крысы держали дистанцию и работать курсантам не мешали.

Если картошка была ровная, оставалось лишь выковырять из нее глазки; если же клубни были бугристые, возиться с ними приходилось куда дольше: такие машина очищала плохо. Когда же она ломалась, чистить три ванны картофеля приходилось вручную.

В первом его наряде картофелечистка сломалась почти сразу. А ножом молодая картошка чистилась с трудом. Сергей работал добросовестно, стараясь снимать только кожуру и тщательно выковыривая глазки, и вспоминал, как впервые взялся за чистку картошки.

– Деда, это нам целую кастрюлю начистить надо? Так много?

– Эх, Сережка, когда-нибудь ты поймешь, что кастрюля – это ерунда.

Теперь он смотрел на эту гору картофеля и понимал, что такими темпами работы им – до утра.

– И зачем мы ее чистим? – вздохнул он. – Она ж, молодая, в мундирях вкуснее.

– Как ты сказал? В мундирях? – курсанты покатились со смеху.

– Ну, в мундирях. Чего вы ржете?

– Ты из какой деревни приехал? – спросил отличник Саня.

– Сам ты из деревни. Я из Майкопа.

– В мундирях! – курсанты гоготали так, что прибежали повара – узнать, что случилось.

– Чего вы пристали? Не знаете, что такое «в мундирях»?

– Все, больше не могу, сейчас умру от смеха, – у Сани на глазах выступили слезы. – Откуда ты взял эти мундиря?

– Бабушка так говорит.

Когда Сергей сообразил, что привычное с детства «в мундирях» означает «в мундире», было уже поздно. С той ночи к нему приклеилось тайное прозвище «курсант Мундиря».

Прозвище жгло самолюбие Шутова. Но показать это означало признать, что насмешка достигла цели. Да и не станешь же драться против всего курса!

Вскоре в училище прошла математическая олимпиада, где Сергей занял первое место. Однокурсники стали обращаться к нему за помощью по математике, и обидная кличка отпала сама собой. А после того, как однажды на стрельбище он поразил три мишени с первого выстрела (случайно, конечно), Шутов превратился в Шутера12. Против такой клички он не возражал.

Совно не замечая присутствия офицера, сонные повара потопали в столовую. Сергей взглянул на дедовы часы на руке: шесть утра – время побудки. Набрав полную грудь воздуха, он звонко крикнул, как делал это в училище, когда был дневальным:

– Рота, подъем!

Никто не пошевелился. Было слышно, как бьется о стекло проснувшаяся муха.

– Рррррота, па-а-адъем! – заорал он так, что заложило уши.

Скрипнули кровати.

– Это что еще за щегол там кукарекает? – послышалось откуда-то с нижней койки.

Солдаты сонно загоготали. Кто-то грязно выругался.

– Так, быстро встали! Была команда «Подъем!». Я ваш новый командир взвода.

Шутов шагал по казарме, дергая за одеяла и раскачивая кровати.

Вдруг что-то сильно ударило его по уху, сбив фуражку на пол. Он обернулся.

Коренастый солдат с наглой рожей стоял между кроватями и почесывал ляжку. Рядом ухмылялись его сослуживцы. Они с интересом наблюдали, как краска заливает лицо молодого лейтенанта.