Врата Рима. Гибель царей Иггульден Конн

Ему удалось наконец обхватить ногами бока мерина. Приближался вечер, но он рассчитывал вернуться в город до темноты. Рений вздохнул. Что ждет его там теперь? Что ему делать? Продать свой городской дом? Но цены из-за беспорядков упали, и, пожалуй, с этим лучше повременить.

Сулла введет в город свой легион, начнутся казни и публичные порки, но так или иначе порядок будет восстановлен. Такое уже случалось. Римляне не любят, когда война приходит к ним на порог. Им нравится слушать о разгромленных армиях варваров, но им не по вкусу ни строгости военного положения, ни ограничения свобод, ни недостаток в продуктах, что неизбежно…

Рений услышал шаги у себя за спиной.

Он повернулся и увидел Марка, стоявшего перед ним со спокойным лицом.

– Я пришел попрощаться с тобой.

Рений скользнул по мальчишке привычным оценивающим взглядом, отметив про себя и крепкие плечи, и непринужденную манеру держаться. Когда-нибудь парень добудет себе славу – вот только он, старик, этого не увидит.

При этой мысли Рений поежился. Вечно не живет никто: ни Александр, ни Сципион, ни Ганнибал, ни даже Рений.

– Я рад, что Гай выздоравливает, – твердо сказал он.

– Знаю. Я пришел не ссориться. Я пришел извиниться, – сказал Марк, уставившись в песок под ногами.

Рений удивленно поднял брови.

Марк уныло вздохнул:

– Мне жаль, что я не убил тебя, ты, мерзкий, злобный урод! Если когда-нибудь наши пути пересекутся снова, я вырву тебе глотку!

Рений покачнулся в седле, словно от удара. Бурлившая в угрозе этого петушка ненависть немало его развеселила, хотя он и удержался от смеха. Но потом он подумал, что сделает ученику прощальный подарок, если найдет верные слова.

– Такая ненависть убьет тебя, мальчик. И тогда ты не сможешь защитить Гая.

– Я всегда буду с ним.

– Нет. Прежде всего тебе нужно научиться держать в кулаке свой гнев. Ты погибнешь в пьяной драке в какой-нибудь вонючей таверне, если не сумеешь обрести душевное равновесие. Да, ты убил бы меня. В свои годы я устаю быстрее, чем готов признать. Но если бы мы встретились, когда я был молод, мой меч пронзил бы тебя быстрее, чем нож срезает стебелек. Вспомни об этом, когда встретишься с каким-нибудь честолюбивым юнцом.

Рений ощерился, хищно обнажив зубы и десны.

– Это может случиться раньше, чем ты думаешь, – сказал Кабера, выходя из тени.

– Что? Ты подслушивал, старый плут? – Рений еще скалился, хотя лицо его смягчилось – после всего случившегося он проникся к целителю уважением.

– Посмотри на город. Вряд ли ты сегодня куда-то поедешь, – с серьезным видом продолжал Кабера.

Марк и Рений повернулись в сторону холмов. Хотя самого города видно не было, они с ужасом увидели в небе огненные отсветы, на глазах у них пламеневшие все ярче.

– Яйца Юпитера – они подожгли город, – процедил Рений.

Его любимый город.

Первой мыслью было поспешить туда. Его место на улицах. Люди знают его. Он поможет навести порядок…

Чья-то рука тронула его за щиколотку. Он опустил глаза – на него смотрел старик Кабера.

– Иногда я вижу будущее. Если поедешь туда сейчас, к рассвету будешь мертв. Это правда.

Словно почувствовав настроение хозяина, мерин переступил с ноги на ногу.

– А если останусь? – резко спросил старый гладиатор.

Кабера пожал плечами:

– Здесь ты тоже можешь погибнуть. Рабы взбунтовались. Времени у нас немного.

Марк в изумлении уставился на чужака. В поместье почти пять сотен рабов. Если они поднимутся против хозяев, будет бойня. Не говоря ни слова, он бросился в дом, крикнув Тубруку, чтобы тот поднимал тревогу.

– Не помочь ли тебе слезть с этого чудесного мерина? – предложил Кабера, глядя на Рения невинными глазами.

Рений поморщился, но, как ни странно, не рассердился.

– Боги не говорят, что с нами будет, – произнес старый гладиатор.

Кабера грустно улыбнулся:

– Раньше я тоже так думал. Молодой и самонадеянный, я считал, что умею читать в людских душах, видеть суть каждого и предугадывать его действия и поступки. Лишь много лет спустя я проникся смирением и понял – дело не во мне. Это не то же самое, как если бы я смотрел в чистое окно. Я вижу тебя, вижу город и чувствую смерть. Почему бы нет? Многие наделены талантами, которые кажутся магией тем, кто их лишен. Думай об этом что хочешь, идем. Сегодня ты нужен здесь.

Рений фыркнул:

– С такими талантами ты, надо полагать, зарабатывал кучу денег?

– Раз или два бывало, но деньги у меня не держатся. Переходят в руки продавцов вина, беспутных женщин и мошенников. Со мной остается только опыт; правда, он куда дороже денег.

После секундного раздумья Рений оперся на руку Каберы и даже не удивился ее силе. Он хорошо помнил, как этот тщедушный старец натягивал тетиву большого лука на учебном дворе.

– Тебе нужно только подержать ножны, старик. Я буду в порядке, когда выну меч.

Поглаживая мерина и обещая, что они поедут позже, когда все успокоится, Рений направился к конюшне, но через несколько шагов остановился:

– Так ты видишь будущее?

Кабера ухмыльнулся. Разговор явно его забавлял.

– Хочешь знать, погибнешь ты здесь или нет?

Рений вдруг обнаружил, что привычная раздражительность никуда не делась.

– Нет, думаю, что не хочу! Держи свои знания при себе, колдун.

Он двинулся дальше и уже не оглядывался, и лишь поднятые плечи говорили о его недовольстве.

Лицо Каберы омрачилось. Ему нравился Рений, и его порадовало, что в сердце старого гладиатора, заработавшего немало денег и добившегося славы, осталось место для благородства.

– Наверное, друг мой, я мог бы позволить тебе уйти и доживать с другими стариками, – пробормотал он себе под нос. – Ты даже мог бы найти там свое счастье. Но без тебя мальчики погибли бы непременно, так что придется взять этот грех на душу.

Повернувшись к огромным воротам во внешней стене поместья, он подошел и налег на них всем телом, чтобы закрыть. А не погибнет ли он сам в этой чужой стране, о которой и не знают на его родине? Возможно ли, что дух его отца витает поблизости и наблюдает? Скорее всего, нет. Его отцу, по крайней мере, хватило ума не сидеть в берлоге и не ждать, пока медведь вернется домой.

Издалека донесся стук копыт. Кабера придержал ворота, пытаясь рассмотреть приближающегося всадника. Враг или посланец из Рима? Что же это за ясновидение, если будущее являет себя отдельными картинами, которые никак не связаны с ним самим? Он стоит, держит ворота, а предупреждения так и не получил. Самые ясные видения касались событий, не имеющих к нему никакого отношения. Наверное, боги преподавали ему какой-то урок, который не пошел ему впрок, – Кабера давно понял, что не может быть в жизни только наблюдателем.

За всадником тянулся хвост темной пыли, еле заметной в надвигающихся сумерках.

– Придержи ворота! – скомандовал голос.

Кабера недоуменно поднял бровь – а что еще он делает?

В ворота на скаку влетел отец Гая, Юлий. Лицо его раскраснелось, на богатых одеждах чернели пятна сажи.

– Рим горит, – сказал он, спешиваясь. – Но мой дом они не получат!

Тут он узнал Каберу и в знак приветствия похлопал его по плечу.

– Как мой сын?

– Хорошо. Я…

Кабера замолчал – Гай, только старше и энергичнее, быстрым шагом шел к дому, намереваясь заняться организацией его обороны. В коридорах уже разносилось эхом имя Тубрука.

Какое-то время Кабера стоял в замешательстве. Его видения немного изменились: сила этого человека была сродни стихии, и благодаря ей чаша весов вполне могла склониться в их пользу.

С полей донеслись крики, и мысли разбежались. Раздраженно бормоча, он поднялся по ступеням на стену, окружавшую поместье, – хоть осмотреться, раз уж внутреннее зрение подвело.

Темнота заполнила горизонт от края до края, но Кабера различал крошечные точки света. Они сходились, расходились и множились, как светлячки. Каждый был лампой или факелом в руках разъяренных рабов, кровь которых горячило жаркое небо над столицей. Рабы шли в направлении поместья.

Домашние слуги и рабы, все без исключения, сохранили верность хозяевам. Расстелив на одном из широких кухонных столов отрез ткани, Луций разложил на нем перевязочные материалы и пугающего вида металлические инструменты. Оглянувшись, он схватил за шкирку двух работавших на кухне мальчишек, которые уже вооружились разделочными ножами и собирались принять участие в предстоящей обороне дома.

– Останетесь со мной! Что рубить и резать, вам и здесь найдется.

Мальчишки хотя и не обрадовались, но подчинились – на Луция смотрели как на старого друга семьи, и его слово всегда было для прислуги законом. Охватившие Рим беспорядки пока еще не распространились на поместье Юлия.

Между тем Рений собрал всех рабов во дворе и с хмурым видом пересчитал. Получилось двадцать девять мужчин и семнадцать женщин.

– Есть те, кто служил в армии? – резко спросил он.

Над толпой поднялись шесть или семь рук.

– Вы первыми получите мечи. Остальные пусть поищут себе что-нибудь, чем можно резать или рубить. Пошевеливайтесь!

Громкая команда встряхнула собравшихся, и большинство разбежалось по поместью. Остались лишь те несколько человек, которые уже нашли себе оружие. Лица их были мрачны и испуганны.

Рений подошел к одному из них, невысокому толстяку-повару с мясницким топором на плече.

– Как тебя зовут?

– Цецилий, – ответил толстяк. – Когда все закончится, буду рассказывать детям, что дрался под твоей командой.

– Конечно будешь. Настоящего приступа не случится. Они идут насиловать и грабить, ищут легкой добычи. Если дать им отпор, они поймут, что это место им не по зубам, и оставят нас в покое. Ты как, выдержишь?

– Выдержу, господин. Резать свиней да телят – дело привычное. Пара капель крови меня не смутит.

– Здесь немножко другое. У этих свиней есть мечи и дубины. Не надо колебаться. Бей в горло и пах. Найди что-нибудь для защиты… что-то вроде щита.

– Да, господин, будет сделано!

Повар попытался отсалютовать, и Рений натужно улыбнулся, скрывая раздражение от такой расхлябанности. Проводив взглядом толстяка, бросившегося к одному из строений на территории поместья, он вытер со лба капли пота. Странно, что такие люди, как этот повар, блюдут верность, а многие другие забывают о ней при первом намеке на свободу. Он пожал плечами. Одни так и останутся животными, а другие станут… людьми.

Во двор, достав из ножен меч, вышел Марк.

– Хочешь, я буду с тобой? – предложил он с улыбкой. – Прикрою тебя слева?

– Если мне понадобится помощь, щенок, я тебе скажу. А пока ступай к воротам и будь на страже. Увидишь толпу – крикни.

Марк отсалютовал куда четче, чем толстяк, но намеренно задержал руку в воздухе, и Рений счел это насмешкой. Дать мальчишке по губам за наглость? Подумав, он решил, что не стоит. Сейчас бездумная самоуверенность молодых была ему на руку. Совсем скоро Марк узнает, что значит убивать.

Когда люди вернулись, Рений расставил всех вдоль стены. Народу было слишком мало, но он полагал, что не обманул Цецилия. Постройки за стеной, конечно, сожгут, амбары с зерном тоже, домашний скот зарежут, но отдавать жизнь, прорываясь в господский дом, никто не станет. Рений прекрасно понимал, что армия взяла бы поместье за считаные минуты, но сейчас к ним шли рабы, опьяневшие от чужого вина и ощущения свободы, которое растает с утренним солнцем. Справиться с толпой смог бы один человек, обладающий крепкой рукой и не знающий жалости.

Ни Юлия, ни Каберы не было видно. Хозяин поместья, скорее всего, облачался в доспехи, надевал нагрудник и наголенники. Но куда же подевался старый целитель? Его лук был бы весьма кстати в первые минуты кровопролития.

Между тем стоящие на стенах заметно нервничали, и волнение выливалось у них в громкие разговоры, напоминающие гоготанье стаи встревоженных гусей.

– Тихо! – рявкнул Рений. – Следующий, кто откроет рот, сойдет вниз и будет иметь дело со мной.

В наступившей тишине с полей донеслись крики рабов.

– Мы должны слышать, что там происходит. Молчите и разминайте мышцы. Держитесь подальше от соседа, чтобы не снести ему голову, когда размахнетесь.

Потребность в дружеской поддержке свела людей в небольшие группки, и теперь они неохотно разошлись. Все выглядели испуганными, и Рений выругался про себя. Будь с ним десяток солдат из его старого легиона, он продержался бы с ними до рассвета. Но здесь собрались дети с палками и ножами. Он сделал глубокий вдох, пытаясь найти слова, которые взбодрили бы их. Пламенная речь, способная разогреть кровь, нужна даже железным легионерам, которые нисколько в своих способностях не сомневаются.

– Бежать некуда! Если толпа прорвется, все, кто здесь есть, умрут. Все зависит от вас. Никто не должен бросать свою позицию, мы и так растянуты тонкой цепью. Ширина стены – четыре фута. Это один широкий шаг. Оглянитесь и запомните – вы упадете, если сделаете больше шага назад.

Мужчины начали осматриваться, шагать туда-сюда, проверяя ширину стены. Рений нахмурился.

– Тех, кто переберется через стену, встретят люди во дворе. Не смотрите вниз, даже если увидите, что убивают ваших друзей!

Из дома с луком в руке вышел Кабера.

– Это так ты их вдохновляешь? И на таких вот речах строится ваша империя? – пробормотал он.

Рений смерил его недовольным взглядом:

– Я не проиграл ни одного боя! Ни со своим легионом, ни на арене. Никто из моих подчиненных не струсил, не побежал. Если кто-то из вас струсит, то побежит мимо меня, а я не побегу.

– И я не побегу, – раздался в тишине голос Марка.

Рений встретился с ним взглядом и увидел в глазах недавнего ученика уже знакомый огонек безумия.

– Я тоже не побегу, Рений, – сказал кто-то из рабов.

Остальные закивали, повторяя, что скорее умрут, хотя лица по-прежнему были испуганными.

– Если вы струсите, вам придется отвечать перед своими детьми, братьями и отцами. Сражайтесь так, чтобы вы могли смотреть им в глаза.

Люди снова закивали и немного расправили плечи.

– Уже лучше, – снова пробормотал Кабера.

Через открытую дверь во двор легкой походкой вышел Юлий. Его доспехи блестели от масла, в ножнах на поясе висел короткий меч. Лицо Юлия казалось маской жестокости и свирепости, под которой полыхал гнев. Стоявшие на стене повернулись в сторону полей.

– Я снесу голову каждому из моих рабов, кто окажется по ту сторону стены! – прорычал он.

Кабера едва заметно нахмурился, чтобы не показывать свое несогласие с владельцем поместья тем, кто мог его слышать со стены.

– Господин, – негромко сказал он, – у всех есть друзья с той стороны стены. Это хорошие люди, которые оказались в ловушке или не могут пробиться к нам. Такие угрозы подрывают боевой дух.

– Я сказал. Все, кто не здесь, будут убиты, и я сложу их головы за воротами! Это мой дом, а Рим – мой город. Мы уничтожим эту мразь, тех, кто поджигает дома, и развеем их пепел по ветру! Слышишь меня, ты, недомерок?

Гнев Юлия разгорался. Под удивленными взглядами Рения и Каберы он поднялся по угловой лестнице и пошел по стене, раздавая приказы и указывая на небрежность.

– Для политика у него необычный подход к решению задачи, – тихо произнес Кабера.

– В Риме много таких людей, как он. Вот почему, мой друг, мы сумели создать империю.

Рений растянул губы в хищной усмешке и направился к группе тихо перешептывающихся между собой женщин.

– Что делать нам? – спросила какая-то девушка.

Рений посмотрел на нее и узнал рабыню, которую когда-то отхлестал плетью за то, что она отвлекала мальчиков во время урока. Ее звали Александрия, вспомнил Рений. Остальные съеживались под его взглядом, как и подобало домашним рабыням, эта же смотрела на него и ждала ответа.

– Принесите ножи. Если кто-то проникнет за стену, нападайте и бейте ножами, пока не убьете.

Две женщины постарше вскрикнули; одной стало худо, и ее едва не вырвало.

– Хочешь, чтобы тебя изнасиловали и убили? О боги, женщина, я не прошу тебя залезать на стену, просто защищай нас с тыла. У нас слишком мало мужчин, чтобы снимать их со стен! – Рений терпеть не мог женские нежности. В постели они кстати, но когда приходится рассчитывать на помощь… Ох…

Александрия кивнула:

– Ножи. Запасной топор для колки дров – в конюшне, если его еще не взяли. Пойди и поищи, Сусанна. Быстрее.

Одна из женщин, с бледным лицом, поспешила выполнять поручение.

– Мы можем подносить воду? Стрелы? Огонь? Что еще мы можем делать?

– Ничего! – оборвал ее Рений, теряя терпение. – Просто убивайте всех, кто попадет во двор. Бейте ножом в горло, пока не успел встать. Здесь высота десять футов; кто спрыгнет, сразу не опомнится, – вот в этот момент вы и должны напасть.

– Мы не подведем тебя, – сказала Александрия.

На мгновение Рений задержал на ней взгляд и заметил под внешним спокойствием вспышку ненависти. Может оказаться, что с этой стороны стены врагов у него больше, чем с той.

– Вот и славно, – отрывисто бросил он, резко повернулся и отошел.

Из кухни возвратился повар с привязанным к груди большим металлическим блюдом. Вид у него был нелепый, но Рений хлопнул толстяка по плечу.

Тубрук стоял в сторонке рядом с Каберой, державшим лук в своих больших руках.

– Старина Луций хорошо стреляет, но он на кухне, готовится к приему раненых, – мрачно заметил управляющий.

– Зови его сюда. Потом, как сделает свое дело, спустится, – сказал, не глядя на него, Рений.

Скользя взглядом по стене, он отмечал позиции, высматривал тех, у кого могут сдать нервы. Против организованного нападения им не выстоять. Понимая это, Рений молился домашним богам, прося посеять хаос и панику среди наступающих.

– У рабов есть луки? – обратился он к Тубруку.

– Может, один или два небольших, для охоты на зайцев. Боевого лука в поместье нет, кроме этого – и того, что у Каберы.

– Хорошо. А то бы они всех нас перебили. Скоро придется зажечь во дворе факелы, чтобы женщины видели, кого убивать. Правда, тогда и мужчины на стене будут освещены, но в темноте эти неумехи драться не смогут.

– Погоди, они тебя еще удивят. Твое имя для них по-прежнему многое значит. Помнишь, какие толпы собирались на играх? Те, что останутся в живых, будут рассказывать об этой ночи своим детям.

Рений фыркнул:

– Ты бы лучше шел на стену. Там места хватит.

Тубрук покачал головой:

– Знаю, другие приняли тебя как командира. Даже Юлий прислушается к тебе, когда немного остынет. Но я останусь рядом с Марком, чтобы защищать его. Ты же не против?

Рений уставился на управляющего. Что же это за день такой, что все идет не так, как надо? Толстые повара, девки с ножами, наглые мальчишки… А теперь еще и прямое неповиновение непосредственно перед боем? Правый кулак врезался Тубруку в челюсть с такой силой, что бывший гладиатор как будто оторвался от земли и грохнулся на спину. Рений повернулся к Кабере:

– Когда очнется, скажи ему, что мальчишка позаботится о себе сам. Я знаю. И пусть займет свое место, а иначе я его убью.

Кабера улыбнулся, но лицо его оставалось суровым, как зимний день. Откуда-то издалека долетел звон ударившего о металл металла. Звук нарастал волной, и черную ночь заполнили крики. Добравшись до стены, первые рабы запалили факелы. За ними из Рима шли, сжигая все на своем пути, сотни других.

Все могло закончиться, не успев начаться. Как и рассчитывал Рений, собравшиеся у стен разнузданные толпы рабов плохо представляли, как одолеть вооруженных защитников, и только кричали да вопили. Для лучников они представляли прекрасную мишень, но Рений жестом запретил Кабере и Луцию стрелять. Еще оставалась надежда, что рабы-бунтовщики уйдут искать жертвы полегче, а пара стрел только распалят их злость.

– Откройте ворота! – крикнул кто-то из факелоносцев.

Если бы не мелькающие в неровном свете искаженные злобой лица, можно было бы подумать, что у людей внизу какой-то праздник. Наблюдая за ними, Рений взвешивал варианты. Собравшаяся толпа продолжала увеличиваться. Пришедшим из Рима рабам терять было нечего, и они принесли злость, ненависть и жестокость туда, где верх могло одержать благоразумие. Стоящих впереди все сильнее подталкивали сзади, толпа напирала. Рений поднял руку, готовясь дать сигнал двум своим лучникам. Промахнуться с такого расстояния было невозможно.

Вперед выступил мускулистый мужчина с густой черной бородой, делавшей его похожим на варвара. Возможно, всего несколько дней назад он послушно носил камни в каменоломне или ухаживал за лошадьми у какого-нибудь не слишком придирчивого хозяина. Теперь же на груди у него темнели брызги чужой крови, лицо исказила гримаса ненависти, а в глазах прыгали отблески пламени.

– Эй, вы, там, на стенах! Вы рабы, как и мы! Убейте тех, кто говорит, что они господа! Убейте их всех, и мы встретим вас как друзей.

Рений махнул рукой, и стрела Каберы пронзила бородачу горло.

В наступившей тишине Рений проревел в замершую толпу:

– Вот что вы получите от меня! Я – Рений, и мимо меня вы не пройдете. Расходитесь по домам и ждите правосудия!

– Такого правосудия? – гневно крикнули снизу.

Еще один мужчина подбежал к стене и прыгнул, пытаясь ухватиться за высокий выступ. В этот момент все и решилось: толпа взвыла и бросилась на приступ.

Мечи были у немногих. Большинство, как и защитники, вооружилось чем попало. Некоторым безумцам оружие заменяла слепая ярость, и первого из таких Рений убил ударом в шею, не обращая внимания на царапнувшие по нагруднику пальцы. Вдоль всей стены крики и вопли заглушали лязг металла, скрежет и хруст. Кабера отбросил лук и выхватил короткий, зловещего вида нож. Вонзая клинок в противника, он тут же отскакивал, скидывая убитых на головы их товарищей внизу и топча пальцы тем, кто лез по трупам наверх.

В какой-то момент у Рения закружилась голова, и он понял, что рана на плече открылась снова. Повязка как будто нагрелась, и вслед за теплом он ощутил острую, жгучую боль. Стиснув зубы, старый гладиатор с силой вонзил меч кому-то в живот и едва не остался безоружным, когда гладий застрял в кишках завалившейся назад жертвы. Место убитого занял другой, за ним – третий, и конца им было не видно. Рения едва не сбили с ног ударом палкой. Он попятился и пошатнулся, пытаясь найти в себе силы и снова поднять меч. Ныли мышцы, и усталость вроде той, которую он ощутил, когда дрался с Марком, навалилась снова.

– Я слишком стар для таких забав, – пробормотал он, сплевывая кровь.

Что-то мелькнуло слева, и он повернулся – слишком медленно. Это был ухмыляющийся Марк – весь в крови, как чудовище из древних сказаний.

– Что-то меня беспокоит вторая линия обороны там, во дворе. Вот и думаю, не проверишь ли?

С этими словами Марк толкнул плечом раба, только что забравшегося на стену и еще не успевшего выпрямиться. Тот с криком полетел со стены вниз головой.

– Тебе было сказано держать позицию, – выдохнул Рений, стараясь не выказать слабости.

– Тебя едва не убили, а эта честь принадлежит мне, и я не отдам ее так просто какому-то сброду!

Марк кивнул туда, где по другую сторону ворот повар Цецилий с ухмылкой от уха до уха самозабвенно крушил всех, кто оказывался поблизости.

– Сюда, свиньи, сюда, скоты! Ко мне, под разделку!

Под жиром, похоже, скрывались могучие мышцы – повар орудовал огромным топором, словно тот был деревянной игрушкой.

– Повар и без меня позицию держит. У него сегодня, наверное, самый веселый денек, – бодро заметил Марк.

Груда трупов все росла, и теперь с нее на стену прыгнули сразу трое. Первый атаковал Марка, но получил мечом в грудь и замертво свалился на камни во двор. От второго Марк избавился так же просто: меч вонзился в голову на уровне глаз, пройдя кость, и бунтовщик умер на месте.

Третий с восторженным воплем бросился к Рению. Он узнал старика и мысленно уже рассказывал о своем подвиге друзьям, но тут старый гладиатор ударом снизу вспорол ему грудную клетку. Враг упал, и меч Рения выскользнул из тела.

Снова заныла левая рука, и тут же боль запульсировала глубоко в груди. Старый гладиатор глухо застонал.

– Ранили? – спросил Марк, не оборачиваясь.

– Нет. Возвращайся на свое место, – рявкнул Рений.

Лицо его вдруг посерело.

Марк повернулся и пристально посмотрел на него.

– Пожалуй, я немного задержусь, – негромко сказал он.

Новая группа бунтовщиков вскарабкалась на стену, и меч Марка снова начал свой смертоносный танец от горла к горлу.

Отец Гая едва замечал тех, кого сражал его меч. Он просто делал то, чему его учили, выполняя движения в нужной последовательности.

Больше всего тел скопилось у ворот, и все вроде бы говорило о том, что бунтовщики должны уже отступить. Они всего лишь рабы! Им вовсе не обязательно снова и снова штурмовать стену. И кстати, когда все закончится, стену придется надстроить до высоты в три человеческих роста.

Казалось, они сами бросались на его меч, заливая кровью стену и ворота. Юлий уже был мокрым от крови и пота. Ломило плечи, рука будто налилась свинцом. Сила осталась только в ногах. Должны же они наконец отступить, дрогнуть, уйти искать более легкую добычу? Юлий полностью подчинил себя однообразному, безостановочному ритму смерти, но враги все лезли и лезли на стену по кучам трупов. Клинок затупился, натыкаясь на кости и металл, и очередной удар оставил лишь царапину на коже прыгнувшего на него раба. В тот же миг неприятельский кинжал разрезал мышцы живота, и Юлий рыкнул от боли и, отмахнувшись мечом, рассек противнику челюсть.

Александрия стояла во дворе, в разлившемся у стены озерце тьмы. Другие женщины тихонько плакали. Одна молилась. Александрия видела, что Рений выбился из сил, и огорчилась, когда паренек, Марк, пришел ему на помощь и спас от верной смерти. И зачем только он это сделал? Ее поразило, какие они разные. С одной стороны, седой солдат, видавший виды ветеран, медлительный и неповоротливый. С другой – Марк, быстрый и ловкий, с улыбкой несущий смерть рабам, оказавшимся на его пути. Мечи или дубины – ему было все равно. Рядом с ним все казались неуклюжими, и он забирал у них жизнь одним колотым или рубящим ударом. Один из таких несчастных так и не понял, что умирает. Кровь текла у него по груди, а он с безумным лицом продолжал размахивать обломком копья.

Движимая любопытством, Александрия всмотрелась в лицо этого раба и поймала тот миг, когда он ощутил наконец боль и увидел приближающуюся тьму.

Всю жизнь ей рассказывали о знаменитых и бесстрашных воинах, и теперь их образы, казалось, парили золотистыми призраками над этой сценой кровавой бойни. Она искала глазами проявления величия, товарищеской поддержки и мужества перед лицом смерти, но не находила.

А вот повар явно наслаждался каждым ударом. Он даже затянул какую-то похабную песенку о смазливых девицах в рыночный день и, разрубая топором черепа и шеи, восторженно выкрикивал припев. Враги падали под ударами рубаки, и песня звучала пронзительнее и громче.

Слева от Александрии со стены во двор упал один из защитников. Ударившись головой о камень, он затих и подняться уже не пытался. Александрия вздрогнула и схватилась за плечо стоящей рядом женщины. Та тихонько всхлипывала и шмыгала носом.

– Скорее! Они сейчас полезут! – прошипела она, потянув за собой вторую соседку. В том, что ей удастся справиться с предстоящей задачей в одиночку, девушка сомневалась.

Они едва успели сделать несколько шагов, как глухой стук падения раздался уже у другого участка стены. Послышались торжествующие крики. Какой-то мужчина перелез через стену, повис на руках и после секундного колебания спрыгнул.

Он тут же повернулся, явив жуткое окровавленное лицо, и удивленно моргнул, не обнаружив защитников. В тот же миг Александрия ударила его ножом в сердце.

Жизнь вырвалась из него с последним хрипом, и тут же неподалеку на камни свалился еще один нападавший. Хруст сломавшейся лодыжки не заглушили даже крики за стеной. Сусанна, женщина почтенная, ведавшая приготовлением блюд для торжественных трапез, уверенно разрезала ему горло разделочным ножом и спокойно, как ни в чем не бывало отступила, даже не взглянув на бьющегося в предсмертных судорогах раба.

Александрия подняла голову и скользнула взглядом по яркому кругу факелов. У них, по крайней мере, был свет. Как ужасно умирать в темноте.

– Еще факелов сюда! – крикнула она, надеясь услышать ответ.

Кто-то схватил ее сзади и попытался свернуть шею. Она уже напряглась в ожидании конца, но груз внезапно свалился с плеч. Александрия обернулась и увидела Сусанну, в правой руке которой влажно блестел нож.

– Выше нос, милая! Ночь еще не закончилась, – с улыбкой сказала пожилая служанка, и миг паники, которой едва не поддалась Александрия, прошел.

Вместе с другими женщинами она обошла двор и даже не вздрогнула, когда еще один защитник с криком упал на камни. После его падения через образовавшуюся в оборонительной линии брешь прорвались трое.

Все женщины достали ножи, и лезвия блеснули в отсветах факелов. Глаза нападавших еще не привыкли к темноте, когда женщины набросились на них, схватили и осыпали ударами.

Гай очнулся, как будто от толчка. Возле кровати сидела Аврелия с влажной тряпицей в руке. Ее прикосновение и разбудило его. Он посмотрел на мать, и она, бормоча что-то невнятное, промокнула пот у него на лбу. Издали доносились крики и шум, определенно свидетельствующие об идущем там сражении. И он все это время спал? Когда еще только смеркалось, Кабера принес ему теплое питье. Должно быть, старик подмешал какое-то свое снадобье.

– Что происходит, мама? Там дерутся!

Аврелия грустно улыбнулась:

– Тише, дорогой! Тебе нельзя волноваться. Ты умираешь, и я пришла позаботиться о том, чтобы в последние часы тебя никто не потревожил.

Гай немного побледнел. Да, он пока еще слаб, но уже идет на поправку.

– Я не умираю – мне уже лучше. Что же все-таки там происходит? Мне нужно туда!

– Ш-ш-ш, ш-ш-ш… Знаю, тебе сказали, что ты выздоравливаешь, но я знаю, что они и мне лгут. Ну же, лежи спокойно – я вытру тебе лоб.

Гай смотрел на нее и не мог поверить тому, что видит и слышит. Многие годы, с самого своего рождения, эта неловкая, волочащая ноги сумасшедшая заслоняла яркую, живую и умную женщину, которой ему так недоставало. Гай нахмурился – одно неверное слово с его стороны могло спровоцировать приступ и истерику.