И быть подлецом Стаут Рекс
– Кто разносит стаканы?
– Ой, кто-то там. Чаще всего не один, а несколько человек.
– Кто разливал напитки и разносил стаканы в тот день?
Билл Медоуз заколебался.
– Мы не пришли к общему мнению. – Билл Медоуз явно чувствовал себя не в своей тарелке. – Как я уже сказал, там были все… И мисс Коппел, и мисс Вэнс, и Стронг, и Трауб. Вот потому-то мы немного растеряны.
– Как бы вы ни были растеряны, – не выдержал Вулф, – не так уж сложно вспомнить, как обстояло дело. Не бином Ньютона. Потому что сейчас для нас самое главное выяснить именно эту деталь. Мы знаем, что мистер Орчард получил бутылку и стакан с цианидом, поскольку он выпил достаточно, чтобы умереть. Однако мы не знаем, по крайней мере лично я, стал он жертвой неудачного стечения обстоятельств или преднамеренных действий кого-то одного или нескольких из присутствующих. Совершенно очевидно, что это в высшей степени существенный момент. Кто-то поставил перед мистером Орчардом стакан и бутылку… не вы и не вы, но кто-то из вас. Так кто поставил перед ним стакан и бутылку?
Вулф обвел взглядом сидевших перед ним людей. Никто не опустил глаза. Им нечего было ему сообщить, но ни у кого не возникло желания отвернуться. Наконец Тулли Стронг, снова надев очки, нарушил молчание:
– Мистер Вулф, мы просто не помним.
– Вздор! – рассердился Вулф. – Конечно помните. Неудивительно, что мистер Кремер зашел в тупик. Вы лжете. Каждый из вас.
– Нет, – возразила мисс Фрейзер. – На самом деле они вовсе не лгут.
– Вы выбрали неверное местоимение, – огрызнулся Вулф. – Мое замечание касается и вас тоже, мисс Фрейзер.
Она мило улыбнулась Вулфу:
– Можете включить меня в список подозреваемых, если хотите, но я этого не совершала. Дело вот в чем. Эти люди связаны друг с другом не только работой в моей программе. Они друзья. Конечно, и у них бывают разногласия. Если двое людей постоянно вместе, то неизбежно возникают трения, что уж тогда говорить о пяти или шести, но они друзья, и они любят друг друга. – Безупречные паузы и модуляции голоса, словно мисс Фрейзер была в прямом эфире. – Это ужасная вещь, жуткая вещь, мы сразу поняли, как только доктор, посмотрев на него, велел ни к чему не прикасаться и не покидать помещение. Так неужели вы рассчитываете, что кто-то из них или, поскольку вы включили в список подозреваемых и меня, что кто-то из нас скажет: да, я дал Орчарду стакан с ядом?
– То, что оставалось в бутылке было тоже отравлено.
– Ну ладно, и бутылку тоже. Или вы ожидали, что кто-то из нас скажет: да, я видел, как мой друг дал ему стакан и бутылку? И назовет имя друга?
– Выходит, вы со мной согласны. Вы все лжете.
– Вовсе нет. – Мисс Фрейзер теперь было явно не до улыбок. – Разливать и передавать стаканы и бутылки дальше для нас самое обычное дело, а значит, нам ни к чему было обращать внимание на детали, чтобы сохранить их в памяти. Потом шок, смятение, прибытие полиции, нервное напряжение. Конечно, мы ничего не запомнили. Ничего удивительного. Лично меня скорее удивило бы, если бы кто-нибудь и в самом деле запомнил детали. Например, если бы мистер Трауб взялся утверждать, будто именно мистер Стронг поставил стакан и бутылку перед мистером Орчардом. Что лишь свидетельствовало бы о личной неприязни, которую мистер Трауб испытывает к мистеру Стронгу. Вот это меня действительно удивило бы, поскольку я не верю, что один из нас может кого-то до такой степени ненавидеть.
– Или, – сухо произнес Вулф, – что один из вас ненавидел мистера Орчарда и хотел его убить.
– Кому, ради всего святого, нужно было убивать этого мужчину?!
– Я не знаю. Меня для того и наняли, чтобы это узнать. Если, конечно, считать, что отрава попала по назначению. Вы сказали, что не удивлены, а вот я удивлен. Удивлен, что полиция до сих пор не посадила всех вас за решетку.
– Черт, они почти это сделали! – мрачно бросил Трауб.
– Я действительно верила, что меня арестуют, – объявила Маделин Фрейзер. – Ни о чем другом не могла думать, когда доктор сказал «цианид». Ни о том, кто дал ему стакан и бутылку, ни о том, как это отразится на моей программе, а только о смерти своего мужа. Он умер, отравившись цианидом, шесть лет назад.
– Газеты не обошли сей факт своим вниманием, – заметил Вулф. – Это первое, что пришло вам в голову?
– Да, когда я услышала, как доктор сказал «цианид». Полагаю, вы не поймете… а возможно, все-таки поймете… но это действительно так.
– Мне это тоже пришло на ум, – вмешалась в разговор Дебора Коппел, решительно отметая любые возникшие подозрения. – Мисс Фрейзер была замужем за моим покойным братом. Я видела тело брата сразу после того, как он умер. А потом в тот роковой день я увидела Сирила Орчарда и… – Дебора Коппел замолчала, повернувшись ко мне в профиль. Я не мог уловить выражения ее глаз, но зато хорошо разглядел ее судорожно сжатые руки. Наконец после секундной паузы она продолжила: – Да, у меня сразу возникла такая мысль.
Вулф нетерпеливо заерзал в кресле.
– Не стану делать вид, будто меня удивляет, что такие близкие подруги не могут вспомнить, как все было на самом деле! Если бы вы все вспомнили и дали показания в полиции, я вряд ли получил бы эту работу. – Вулф бросил взгляд на настенные часы. – Уже начало двенадцатого. Я предвидел, что мало чего добьюсь, собрав вас всех у себя, но сейчас понимаю, что это в принципе гиблое дело. Вы друг друга выгораживаете. Мы лишь впустую потратили время. И я здесь не узнал ничего, вообще ничего, чего бы уже не выяснил из газет. Возможно, у меня ничего не получится, но я твердо намерен хотя бы попытаться. Кто из вас согласится остаться со мной на ночь? Конечно, не на всю ночь, а на четыре-пять часов. Мне понадобится провести именно столько времени, чуть больше или чуть меньше, с каждым из вас, и я желал бы начать прямо сейчас. Кто из вас остается?
Желающих не нашлось.
– Боже мой! – возмутилась Элинор Вэнс. – Ну вот, снова-здорово.
– Мои клиенты, – сказал Вулф, – это ваш босс, ваша радиовещательная сеть и ваши спонсоры. Мистер Медоуз?
– Мне нужно отвезти мисс Фрейзер домой, – возразил Билл. – Но я могу вернуться.
– Я готов ее отвезти, – вызвался Тулли Стронг.
– Это глупо, – отмахнулась Дебора Коппел. – Я живу всего в квартале отсюда, и мы доедем в одном такси.
– Давайте я поеду, – предложила Элинор Вэнс. – Высажу мисс Фрейзер у ее дома – и к себе, на окраину.
– Нет, с ней поеду я, – продолжал настаивать Тулли Стронг.
– Но вы же живете в Гринвич-Виллидже!
– Положитесь на меня! – заупрямился Билл Медоуз. – Я вернусь буквально через двадцать минут. Слава богу, завтра среда.
– Все это совершенно необязательно, – положил конец спорам президент «Старлайта», поднялся с дивана, оказавшись в окружении вскочивших с места кандидатов. – Моя машина на улице, и я могу отвезти всех, кто едет в город. Ну а вы, Медоуз, оставайтесь с Вулфом. – Он повернулся и подошел к письменному столу. – Мистер Вулф, сегодня вечером я не был особо впечатлен. Отнюдь не впечатлен.
– Так же, как и я, – согласился Вулф. – Жуткое зрелище. Я предпочел бы уйти, но мы с вами повязаны этим сообщением для прессы. – Увидев, что кое-кто уже направился к выходу, Вулф поднял голос: – С вашего позволения? Секундочку. Я хотел бы договориться о следующих встречах. Итак, один из вас придет завтра для разговора с одиннадцати до тринадцати часов, другой – с четырнадцати до шестнадцати, еще один – с двадцати тридцати до полуночи. Ну и, наконец, последний – после полуночи. Прежде чем вы покинете этот дом, давайте сразу договоримся.
Так они и сделали, с моей помощью, разумеется, после чего я записал информацию о принятых договоренностях в блокнот. Это потребовало некоторого обсуждения, но они были такими хорошими друзьями, что даже не поссорились.
Единственной вещью, подпортившей прощание, была шпилька Оуэна в мой адрес насчет того, что он не заметил на лице Вулфа ни следов пореза, ни пластыря. Хотя мог бы проявить больше такта, оставив все как есть.
– Я ничего не говорил насчет его лица, – парировал я. – Я лишь сказал, что он порезался во время бритья. Вулф брил ноги. Вы ведь хотели, чтобы он фотографировался в килте.
Оуэн настолько оскорбился, что даже потерял дар речи. Похоже, у этого человека вообще нет чувства юмора.
Когда остальные отчалили, Билл Медоуз был удостоен чести сесть в красное кожаное кресло.
Я поставил на низенький столик возле кресла наполненный стакан, а Фриц – поднос с тремя сэндвичами: один – с паштетом из кролика, второй – с отварной солониной и третий – с деревенской ветчиной из Джорджии. На свой письменный стол я поставил рядом с блокнотом тарелку с такими же сэндвичами, как у Билла, кувшин с молоком и стакан. Вулф ограничился пивом. Он никогда не ест в промежутке между обедом и завтраком. В противном случае он не мог бы уверять нас в том, будто за пять лет совсем не прибавил в весе, что в любом случае не соответствует действительности.
С одной стороны, даже интересно наблюдать, как Вулф устраивает доскональный допрос мужчине или, допустим, женщине, хотя с другой – иногда это может жутко раздражать. Когда он, не сворачивая, идет к цели и незаметно подбирается к жертве, стараясь ничем ее не насторожить, смотреть на это одно удовольствие. Но иногда он сам не знает, чего хочет, или ты не знаешь, чего он хочет, и он все тычет наугад то в одно, то в другое место, возвращаясь к первому пробному уколу, и ты прекрасно видишь, что это путь в никуда, а часы проходят, сэндвичи давно съедены, молоко выпито, и тебе лень прикрывать рукой зевоту, не говоря уже о том, чтобы ее подавлять.
Итак, если в среду, в четыре часа утра, Вулф снова заведет шарманку о контактах Билла Медоуза с любителями делать ставки на бегах, или о привычных темах его разговоров с интересующими нас людьми, помимо обсуждения узкопрофессиональных вопросов, или о том, как Билл попал на радиостанцию и нравится ли ему его работа, я либо швырну в Вулфа блокнот, либо отправлюсь на кухню за новым кувшином с молоком. Однако Вулф больше не стал переливать из пустого в порожнее. Он отодвинул кресло и с трудом поднялся на ноги. Если кому-нибудь захочется узнать, что записано в моем блокноте, он может прийти ко мне в любое время, когда я буду свободен, и я ему все прочту – доллар за страницу, – но это будут деньги на ветер.
Итак, я проводил Билла до двери. Когда я вернулся в кабинет, Фриц уже наводил там порядок. Он никогда не ложится в постель раньше Вулфа.
– Арчи, солонина была достаточно сочной? – спросил меня Фриц.
– Боже правый! – воскликнул я. – Неужели ты думаешь, что у меня такая хорошая память? Это было целую вечность назад. – Покрутив ручку сейфа, я сказал Вулфу: – Похоже, мы по-прежнему топчемся в паддоке и даже не вышли на стартовую отметку. Кого желаете видеть утром? Сола и Орри, Фреда и Джонни? А зачем? Почему бы не отправить их следить за мистером Андерсоном?
– Я не собираюсь тратить деньги, пока не пойму, что именно хочу купить, – мрачно произнес Вулф. – Даже деньги наших клиентов. Если можно установить отравителя таким простым способом, как проверка продаж цианистого калия или источников их получения, тогда это уже компетенция мистера Кремера с его двадцатью тысячами человек. Наверняка они уже предприняли все возможное в этом направлении, так же как и во многих других, а иначе Кремер не звонил бы мне, призывая о помощи. Единственный человек, которого я хотел бы видеть утром… Кто это? Кто приходит в одиннадцать?
– Дебби. Мисс Коппел.
– Пожалуй, нам стоило начать с мужчин, на случай если удастся получить результат, прежде чем мы доберемся до женщин. – Вулф открыл дверь в коридор. – Спокойной ночи.
Глава 7
Если тридцать три часа спустя в четверг, во время ланча, кому-нибудь захотелось бы узнать, как продвигается дело, он вполне мог бы удовлетворить свое любопытство, заглянув в столовую и проследив за поведением Вулфа во время дневной трапезы, состоявшей из кукурузных фриттеров с осенним медом, сосисок и миски салата. Вулф, который во время еды всегда отличался экспансивностью, разговорчивостью и благодушием, сегодня казался мрачным, надутым и сварливым. Фриц был явно обеспокоен.
В среду с одиннадцати до часу дня мы развлекали мисс Коппел, с двух до четырех – мисс Фрейзер, с половины девятого вечера до начала двенадцатого – мисс Вэнс, начиная с полуночи – Натана Трауба и, наконец, в четверг с одиннадцати утра и до ланча – Тулли Стронга.
Итак, мы имели сотни исписанных ерундой страниц блокнота.
Пробелы, конечно, были заполнены. Но только чем? Билл Медоуз и Нат Трауб признались в том, что часто делают ставки на бегах, Элинор Вэнс – в том, что ее брат работал гальванотехником и часто использовал материалы, содержавшие цианид.
Маделин Фрейзер призналась, что ей трудно поверить, будто кто-то мог положить яд в одну из бутылок, не беспокоясь о том, кому из четверых участников программы она достанется. Тулли Стронг признался, что полиция обнаружила его отпечатки на всех четырех бутылках. Он объяснил это тем, что, пока доктор, стоя на коленях, осматривал тело Сирила Орчарда, он, Стронг, переживал за бутылки со «Старлайтом», то есть с продуктом самого важного спонсора совета. Поэтому Стронг в панике схватил все четыре бутылки с идиотским намерением убрать их подальше, но мисс Фрейзер и Трауб забрали у него бутылки, вернув их на стол. Это было исключительно полезное признание, объяснявшее, почему копы, сняв отпечатки с бутылок, абсолютно никуда не продвинулись.
Дебора Коппел призналась, что располагает обширной информацией о цианидах, их использовании, воздействии, симптомах, дозах и доступности, так как изучала вопрос после смерти брата шесть лет назад. Во время всех этих встреч Вулф только два раза продемонстрировал излишнюю въедливость, задавая вопросы о смерти Лоренса Коппела: сперва его сестре Деборе, а затем – его вдове Маделин Фрейзер. Конечно, подробности того старого дела, также связанного с цианидом, с удовольствием обсуждались газетчиками всю прошлую неделю, причем один из таблоидов даже зашел так далеко, что привел мнение эксперта, поднявшего вопрос, было ли это самоубийством, хотя за все шесть лет ни у кого не возникало и тени сомнения по этому поводу.
Однако Вулф проявил особую въедливость по поводу совсем другого аспекта. Лоренс Коппел умер у себя дома в маленьком городке Флитвилл, штат Мичиган, и Вулфа интересовало именно то, жил во Флитвилле или его окрестностях кто-то, носивший фамилию Орчард, или имевший родственников с такой фамилией, или поменявший свою прежнюю фамилию на Орчард. Уж не знаю, почему он счел это удачной мыслью, однако он обкатал ее со всех сторон, периодически возвращаясь к ней, чтобы обсосать до конца. Вулф так долго обсуждал данную тему с Маделин Фрейзер, что, когда часы показали четыре дня, время свидания с орхидеями, он не успел задать ей ни одного вопроса по поводу скачек.
Однако интервью с этой пятеркой было далеко не всем, что произошло в тот день, в ту ночь и на следующее утро. Мы с Вулфом обсудили все многочисленные способы, которыми мотивированный и умный человек может заполучить цианид, а также свободный доступ к бутылкам в холодильнике в студии и целесообразность попыток заставить инспектора Кремера или сержанта Пэрли Стеббинса поделиться информацией, например, о таких вещах, как отпечатки пальцев. Но в результате продвинулись не дальше, чем после опроса подозреваемых. Затем последовали звонки от Кремера, Лона Коэна и многих других; ну и наконец, обсуждение деталей визита профессора Ф. О. Саварезе.
Среди прочего обсуждалась и организация визита Нэнсили Шеферд, однако тут мы временно оказались в тупике. Мы знали о ней все: ей исполнилось шестнадцать лет, она жила с родителями в Бронксе, Уиксли-авеню, 829, у нее были белокурые волосы и серые глаза, ее отец работал на товарном складе. У них дома не имелось телефона, и поэтому в среду в четыре часа дня, когда мисс Фрейзер ушла, а Вулф поднялся в оранжерею к своим растениям, я вывел машину из гаража и отправился в Бронкс. В многоквартирном доме номер 829 по Уиксли-авеню люди жили не потому, что им это нравилось, а потому, что так получилось. Дому должно было быть стыдно за себя, и он наверняка краснел от стыда. Я нажал на кнопку звонка на двери с надписью «Шеферд», но звонок даже не звякнул. Тогда я спустился в полуподвальный этаж, где откопал привратника. Он был вполне под стать дому. Привратник сказал, что я здорово опоздал, если рассчитывал добиться результата, нажимая на кнопку звонка на двери с фамилией Шеферд. Вот так и сказал. Они исчезли три дня назад. Нет, не вся семья. Только миссис Шеферд с дочкой. Он не знает, куда они подевались. Соседи тоже не в курсе. Некоторые думают, что они сбежали, а некоторые – что их забрали копы. Лично он считает, что они уже на том свете. Нет, только не мистер Шеферд. Он каждый день возвращается домой с работы, чуть позже пяти, а утром уходит в половине седьмого.
Так как на часах было без десяти пять, я предложил этой скотине бакс за то, чтобы он подежурил перед домом и дал мне знать, когда появится Шеферд, и, судя по его загоревшимся глазам, потратил впустую по крайней мере пятьдесят центов из денег наших клиентов.
Ожидание оказалось недолгим. А когда появился Шеферд, я понял, что совершенно напрасно оторвал привратника от работы, поскольку мне было бы вполне достаточно даже примерного описания внешности Шеферда от линии волос до надбровных дуг и дальше до кончика подбородка. Поскольку тот, кто лепит такие лица, напрочь лишен чувства пропорциональности. Когда Шеферд уже собрался было войти в парадную, я загородил ему путь и спросил с едва заметной снисходительной ноткой в голосе:
– Мистер Шеферд?
– Убирайся! – рявкнул он.
– Моя фамилия Гудвин, и я работаю на мисс Маделин Фрейзер. Насколько я понимаю, ваши жена и дочь…
– Убирайся!
Он до меня даже пальцем не дотронулся, не толкнул плечом, и я ума не приложу, как ему удалось так легко проскочить в парадную и вставить ключ в замок. Конечно, в запасе у меня имелась дюжина возможных вариантов. Можно было взять его за шкирку или двинуть ему в челюсть, что позволило бы выпустить пар, не дав, однако, добиться искомого результата. Было ясно как день, что, будучи в здравом уме и трезвой памяти, он не скажет мне, где сейчас Нэнсили, а в бессознательном состоянии просто-напросто не сможет этого сделать. И я сдался.
Я вернулся на Тридцать пятую улицу, припарковался у тротуара, вошел в кабинет и набрал номер Маделин Фрейзер. К телефону подошла Дебора Коппел, и я спросил:
– Ребята, а вы знали, что Нэнсили уехала из дома? – (Она сказала, что да, знали.) – Но вы не упомянули об этом, когда были у нас этим утром. Так же, как и мисс Фрейзер сегодня днем.
– Не было повода. Нас же об этом не спрашивали.
– Вас спрашивали о Нэнсили. Причем вас обеих.
– Но не о том, уехала ли она из дома и где она теперь.
– Тогда я спрошу вас прямо сейчас. Где она?
– Не знаю.
– А мисс Фрейзер?
– Тоже. Никто из нас не знает.
– Но откуда вам известно, что она покинула город?
– Она позвонила мисс Фрейзер и сказала, что уезжает.
– И когда это было?
– Это было… это было в воскресенье.
– И она не сказала, куда едет?
– Нет.
Самое большее, что мне удалось из нее вытянуть. Расстроенный, я положил трубку, после чего сел и обдумал ситуацию. Конечно, имелся некоторый шанс, что Пэрли Стеббинс из убойного отдела кинет мне кость, поскольку Кремер иногда с нами делился, но, если я попрошу об этом Стеббинса, он наверняка захочет поторговаться, а мне было нечего ему предложить. Итак, когда я снова потянулся к телефону, то набрал номер не Стеббинса, а Лона Коэна из «Газетт».