Любовь за гранью 4. Безумие Зверя Соболева Ульяна

Ник устало сел на камень.

– Думаешь, что показав мне реки крови пролитые мной, ты пробудил меня к жажде убийства? Ты ошибаешься. В моей жизни убийств и насилия было столько, что их хватит еще на тысячу лет вперед. А знаешь, я, пожалуй, останусь здесь. Ты говоришь лабиринты? Может я и выберусь от сюда, а может и нет. Лючиан в недоумении нахмурил брови. Потом ухмыльнулся.

– Забавно. Не ожидал. Где пресловутая жажда жизни князя Николаса? Хотя мне нравится твоя идея. Люблю интересные игры. Выберешься из лабиринта – ты свободен. Только тут тебя подстерегает не только голод, ты уже видел, кто может убить тебя в этих подвалах – ты сам. Ты и твои воспоминания, души тех, кого ты лишил жизни. Желаешь остаться с ними наедине? Ник расположился на камне, облокотился спиной о холодную мокрую стену.

– Значит, свободен, если выйду из лабиринта?

– Да, свободен и есть в этом нечто философское, Мокану. Как говорят победа над самим собой самая великая. Только все будет не так просто, красавчик. Совсем не просто. Напрасно ты отказался от моего покровительства. Я усложню тебе задачу. Ведь мы играем без правил, не так ли? С этими словами демон резко вскинул руки и Ник, корчась от боли в голове и резкого света в глазах упал на пол. Боль раздирала его мозги на части, а глаза горели адским огнем. Лючиан хохотал и его смех разносился эхом со всех сторон.

– Я не принимаю отказов, Николас. Я люблю, чтобы мне подчинялись, но ты упрямец и не боишься смерти. А что ты скажешь, если я лишу тебя зрения, Мокану? У тебя чудесный нюх, слух и великолепное зрение хищника, на них ты надеялся, думая выбраться отсюда. Так вот я забираю один из этих великолепных адских даров. Теперь ты слепой, Николас. Жалкий слепой вампир. Даже если ты и выберешься отсюда, в чем я очень сомневаюсь, твоя жизнь погрузится во мрак, в черную бездну ада, которая для тебя никогда не кончится. Ник катался по сырой земле, закрыв лицо руками. Глаза словно обожгло серной кислотой. Боль проникала в мозг и лишала любых проблесков рассудка. Он только слышал затихающий смех демона вдалеке и его слова.

– Ты здесь сдохнешь, Мокану….Сдохнешшшшь …сдохнешшшшь…

21 ГЛАВА

Я слышала их голоса, но словно впала в некую прострацию. На меня надвигалось нечто чудовищное, нечто огромное, удушающее своей силой. Я чувствовала, как эта чернота поглощает меня всю. Я словно, видела себя со стороны. Себя и его. Как будто внутри меня все перевернулось. Пазл сложился, все вернулось и выстроилось в новую картину. Печальную, мрачную, но уже настоящую. Вот она, правда и истина. Нет, Ник не изменился, он изменил меня. Он заставил меня стать другой, не самой собой, он вывернул мою душу наизнанку, и я перестала его понимать и чувствовать как раньше. Словно, выбил у меня почву из-под ног в самом прямом смысле этого слова. А теперь он взял и просто ушел. В самое пекло. Он так решил. Только теперь я начинала по-настоящему осознавать, что происходит в его черной душе. Он себя наказывает. За то, что сделал со мной. С нами. Он как всегда занимается самобичеванием. Вот почему он пошел к Бериту. Он ищет смерти. Трус. Несчастный трус, лучше бы он пришел ко мне, но я страшнее Берита, я страшнее даже самых жутких кошмаров наяву я – любовь, которую он убил, растоптал и разодрал в клочья. Смотреть на меня – это все равно, что видеть свое изуродованное отражение в зеркале. Вот почему он там. Легкое избавление и сладкая месть. Он убьет их всех – в этом я не сомневалась. Николас в ярости пострашнее любого демона, а он сейчас не просто в ярости, он в отчаянии. Теперь я знала, зачем он приезжал в центр несколько недель назад – попрощаться. Как же на него это похоже. Самый сильный и бесстрашный воин-вампир струсил передо мной, испугался моего осуждающего взгляда. Моих слов, моего непрощения. Легче все порвать, прислать проклятые бумажки о разводе и искать избавления в когтях демона. Жуткая у него любовь, разрушающая, еще страшнее, чем моя собственная, это наваждение. Но именно такой любви я хотела, именно это я всегда читала в его сумасшедших синих глазах, в его дьявольских синих глазах, в его безумно мною любимых синих глазах. В тот самый первый миг, когда его увидела, разве не прочла приговор себе на веки, не пошла за ним следом? Когда он бил меня, он бил самого себя. Причиняя боль мне, он причинял ее себе. Вот он какой, мой Ник, мой муж, мое проклятье. Непонятый, одинокий и вечно не прощенный.

– Марианна… тебе лучше? Может принести воды? Отец гладил меня по голове, и я вдруг почувствовала непреодолимое желание это сделать. Сейчас в эту минуту. Немедленно. Я вскочила с кресла и бросилась к сотовому. Позвонить. Услышать голос. Хочу. Безумно, неуправляемо желаю слышать его голос. До боли в груди. А потом я поняла, что ничего не смогу сказать в ответ. Тогда я открыла сообщение и быстро написала: «Возвращайся. Я буду ждать» Рука дрогнула лишь на мгновение, и я нажала кнопку «отправить». Вот и сделан первый шаг. Нет не шаг, а шажок маленький и очень робкий. Если бы еще вчера мне сказали, что я на такое способна я б, наверное, полезла драться. Но в моей жизни все всегда меняется настолько стремительно, что я не успела понять, когда вновь все перевернулось с ног на голову. Послала сообщение и сердце защемило, заболело от сумасшедшего желания его услышать. Просто голос. Хотя бы издалека. Я как наркоман, долго воздерживающийся от дозы, всеми силами избегающий любых напоминаний о наркотиках, вдруг почувствовала смертельную тягу. В голове что-то переключилось, и я снова схожу по нему с ума, жажду его видеть, слышать. И плевать на все. Родители и Фэй наблюдали за мной со стороны, а я с вызовом на них посмотрела, всем своим видом крича – «ДА! ДА! Я ЭТО СДЕЛАЛА!».

Отец и мама уехали, а мы ехали домой. Всю дорогу Фэй молча вела машину. Она давала мне время подумать. Осознать, прийти в себя. Она знала, что я безумно нервничаю, что меня рвет на части гордость, самолюбие и желание просто бежать за ним плюнув на все. Вот так просто сорваться с места и бежать, ползти, карабкаться, но не сидеть и не ждать.

– Ты этого не сделаешь, Марианна. Вот сейчас ты этого сделать не сможешь. Ты не одна. Все! Приключения окончились. Внутри тебя ребенок. Его ребенок и ты должна это чудо беречь. Если он вернется, тебе будет чем гордиться.

Меня добило это «если». Почему «если»? Ник и не в таких переделках бывал раньше. А если нет? Я не хотела об этом думать. Не хотела и не могла. Только не сейчас. Ребенок? Мысль о малыше пронзила меня с невероятной силой! Он не шевелится. Не шевелится уже очень давно. Я резко приложила руки к животу. И ничего. В ответ тишина. Закрыла глаза, мысленно взывая к нему. «Сэми, где ты мой маленький? Ну же, пни мамку! Где ты мой хороший?» Я дернула Фэй за рукав, и она по моим глазам поняла, что что-то происходит. Резко остановила машину у обочины.

– Не шевелиться? Я отрицательно качнула головой и закусила губу.

– Расслабься, отключись, уйди в себя, прислушайся. Я постаралась, а в ответ тишина. Мною начала овладевать паника, безумный страх. Что там происходит внутри? Почему там настолько тихо? Мы молчали. Фэй протянула мне пакетик с кровью:

– Покорми, он проснется. Но я же знала, что мой Сэми не спит. Никогда не спит, я чувствую его постоянно. Даже когда он не шевелиться. Я уже начала задыхаться от ужаса, как вдруг услышала издалека его плач, он нарастал и приближался. «Что? Что случилось мой маленький? Тссс! Мама здесь? У тебя что-то болит?» И вдруг я почувствовала волну энергии, не положительной, а отрицательной.

Словно меня заперли в черном колодце с кошмарными тварями, словно я ослепла, и у меня больше нет надежды. Что-то происходит. Сейчас. В эту самую секунду происходит что-то очень плохое. Сэми пытается мне это показать. Он видит. Он чувствует и передает это мне. Кого мой малыш может воспринимать так остро, как и меня. НИК! С ним происходит что-то ужасное, это он заперт в черном колодце, откуда нет выхода. Вот почему плачет Сэми. Я схватила из бардачка бумагу и ручку и быстро написала:

– Фэй, Сэми вернулся. Он … Фэй. С Ником происходит что-то страшное. Фэй, я прошу тебя, посмотри, где он? Фэй! Колдунья закрыла глаза, краснея от напряжения, она приложила руки к вискам.

– Черт. Он в таком месте, где я не могу его видеть. Там пустота, там ничего нет. Мне не за что зацепиться. Я схватила ее за руки и прижала к своему животу. Сэми видит. Сэми его чувствует. Я это знала. Фэй поняла меня без слов и снова закрыла глаза, и я почувствовала нечто удивительное, совершенно непередаваемое словами. От ее рук шло тепло и изнутри меня тоже шло тепло, именно в том месте, где эти своеобразные «лучи» встречались, возникло легкое жжение, не болезненное, а очень ощутимое. Они «разговаривали» и только сейчас я поняла насколько был прав профессор – Сэми не просто ребенок, Сэми наше спасение. Он обладает даром Чанкра. Возможно, у него есть способности и вампира, и падшего ангела. Сэми уникален. Он ведь младенец, не рожденный младенец, а «видит» лучше, чем Фэй, что будет, когда он родиться? А когда вырастет? Я ждала, ждала, когда они закончат. Наконец-то поток тепла прекратился, и Фэй устало откинулась на сиденье.

– Он сильный! Ребенок безумно силен! Ты даже не представляешь насколько. Он может не просто передавать картинки, он читает мысли, он видит прошлое и будущее, он обладает даром предсказания. Ник жив. Пока что он жив. Он ранен, истекает кровью, но он жив и он в катакомбах Берита. Жди, Марианна. Это единственное, что нам остается – ждать. Ник не умрет. Сэми этого не видит. А еще он там не один. Боюсь, что Влад и Витан будут в шоке, Кристина не в Таиланде – она там. Она в пекле Берита. И самое удивительное то, что малыш может ею управлять.

* * *

Кристина спряталась за парковкой автомобилей, она видела взрыв, видела, как пламя пожирало дом Берита. Слышался вой полицейских машин и скорой помощи. Но Кристина знала, что все это декорации. Там внутри происходит совсем иной пожар. Там бойня, а полиция и скорые для отвода глаз, для смертных, которые должны поверить в сказку о покушении на дипломата. Только сейчас Кристина осознала все масштабы своей авантюры. С ужасом вспомнила, как Берит хрипел, умирая у ее ног и из его горла фонтаном билась черная кровь. Кристина так и не поняла от чего он умер, это случилось стремительно и неожиданно. Демона позвали, он извинился, вышел из комнаты, а когда вернулся, то уже держался за горло и бешено вращал глазами. Девушка стояла, прижавшись к стене, и с ужасом смотрела на мертвого демона, который только что выглядел вполне здоровым. Кристина поднесла к носу его бокал – кровь, но не человеческая. Как убили демона? Кто проник в дом помимо нее? Но времени на размышления не осталось, она должна открыть ворота и девушка бросилась вон из комнаты, стараясь не смотреть на труп, который разлагался у нее на глазах. А потом начался ад. Появились демоны-воины. Они кружили как огромные птицы и выцарапывали вампирам сердца, глаза, рвали их на части. Один из них бросился к Кристине, но ее спас суккуб, подхватил на руки, взмыл вверх и вынес за пределы дома. Он мысленно приказал ей убираться и исчез. Поначалу Кристине самой хотелось бежать, она даже села за руль своей машины и вдруг поняла, что если уедет без Ника никогда себе не простит и она осталась ждать. Нужно вернуться, когда все это кончится, вернуться и забрать князя из этого пекла. Если он погибнет Маняшка этого не переживет. Кристина не бросит его здесь. «Ну же, Ник! Где ты? Самолет будет ждать нас еще час, всего лишь час, а потом улетит без нас».

«Иди за ним…Туда» Кристина обернулась в поисках того, чей голос услышала, и вдруг поняла, что это и не голос вовсе, точнее голос, но ее собственный. Он звучит только в ее голове. «Куда? Куда идти?» «Я тебе покажу, просто слушайся меня. Отключись, перестань думать и иди» Кристина, пригнувшись прошла между машинами, и юркнула к кустам у ворот. «И куда теперь? Всюду полиция? Мне в дом не попасть» «Иди!» И она пошла просто, не скрываясь пошла мимо всех этих людей в форме, затесалась в толпе любопытных, незаметно пробираясь к черному ходу. «Иди там уже открыто! Иди!» Как ни странно черный ход и в самом деле был открыт. Кристина прижалась к стене, когда увидела, как выносят носилки с полиэтиленовыми пакетами. Их грузили не в машину скорой помощи, а в бронированный минивэн. Несколько мешков сложили в багажник, остальные на заднее сиденье. Действовали двое, словно роботы, машины. «Чистильщики. Вот кто это. В мешках трупы вампиров и демонов. Им нет до меня дела у них другая работа». Минивэн отъехал и на его месте появился другой. Воспользовавшись моментом, Кристина побежала за ворота. Теперь она оказалась на заднем дворе, где все было покрыто пеплом и гарью, от дыма резало глаза. «Иди вперед» «Но там деревья. Там ничего нет» «Иди, это иллюзия» Кристина подчинилась, она, словно прошла сквозь невидимый толстый поток воздуха и оказалась в том же саду, но словно с другой стороны, только теперь возле ног вилась спиралью железная лестница – внизу катакомбы Берита.

«Закрой глаза, я поведу тебя. Нельзя смотреть, как бы не хотелось. Нельзя. Просто иди, а я направлю тебя» И она шла, борясь с жестоким искушением посмотреть, слыша, стоны, крики, чей-то шепот и удаляющиеся шаги. На теле от ужаса поднялись все волоски, кожа покрылась мурашками. «Это фантомы. Пока ты не смотришь на них, они безвредны, но стоит тебе их увидеть и они сведут тебя с ума».

Пахло плесенью, сыростью и кровью. Словно в этом месте смешалась вся боль и одиночество, жуткая вселенская тоска, мертвый холод. Кристине казалось, что ее трогают чьи-то холодные пальцы, что она слышит ледяное дыхание у себя за спиной, но она стойко держалась. И шла. Словно зная куда. Потом резкий толчок в сознании как будто преодолела некий рубеж, Кристина открыла глаза и тут же вскрикнула от ужаса. Услышала голос Ника:

– Кто здесь? Дьявол, кто здесь? Я тебя чувствую! Не приближайся! Князь полулежал у мокрой от сырости стены, все его лицо покрылось крупными каплями пота, глаза расширились он, словно, всматривался в темноту и ничего не видел. На его щеке глубокие порезы, словно от когтей, рубашка на груди изодрана и промокла от крови, ногти содраны до мяса. Казалось перед ней безумец.

Умирающий безумец, он пытался что-то нащупать на полу, и вдруг Кристина с ужасом поняла, что он ее не видит. Смотрит сквозь нее и не видит.

– Ник! – закричала она, и ее голос эхом разнесся по каменным коридорам. Но он бредил, его потрескавшиеся губы шептали бессвязные слова.

– Ник, это я – Тина. Ник ты меня слышишь? Но он ничего не слышал, он видел то, чего не видела она, отбивался от невидимых врагов, стонал как загнанный зверь. Кристина рывком подняла его с пола. Заметила сотовый, помигивающий голубыми огоньками, подняла с пола, сунула в карман.

– Сейчас я выведу тебя отсюда. Сейчас. Черт, какой же ты тяжелый. Давай же помоги мне. Ну же, Ник, иди. Иди за мной. Кристина потащила его к выходу, зажмурилась, подчиняясь внутреннему голосу. Как только оказалась в коридоре, ведущему наружу, снова вернулись фантомы, но она их не боялась, ей нельзя их слушать. Они стонали, молили ее открыть глаза, звали на помощь, рыдали. Пока наконец-то вдалеке не показался свет, призрачный свет городских огней. Как только девушка вышла за железные ворота подвалов на лестницу она опустила бесчувственного князя и села на ступени. Теперь ее тело дрожало мелкой дрожью. Она поняла, что там, среди жутких голосов слышала плач своего сына. Поистине это место как болото, оно обнажает самые жуткие страхи и самые мрачные желания, в этом месте ты желаешь убить себя сам. Кристина положила голову Ника к себе на колени. Он потерял сознание. Из глубокой раны на его лбу сочилась кровь, он весь был в жутких рваных царапинах и крови, он ею истекал. Кристина беспомощно осмотрелась по сторонам, а потом решительно надкусила вену на руке.

– Не человеческая, но должно сработать. Мы родственники и возможно наша кровь похожа по составу. Ну же. Ник, давай, пей, приди в себя, иначе нам не дойти к моей машине. Я не донесу тебя. Давай же! Давай. Но вампир не реагировал даже тогда, когда первые капли капнули на пересохшие губы и она начала выдавливать кровь, разгрызая рану поглубже, чтобы напоить раненного. Он не приходил в себя. Кровотечение из ран прекращалось, они оставались открытыми, но кровь свернулась. Несчастный, израненный Николас, был еще во власти своих кошмаров, в своем диком бреду. Он провел здесь всего лишь час, если бы Кристина пришла чуть позже, возможно было бы уже не кого спасать.

Девушка снова взвалила его на спину и потащила вверх. Все это время ей казалось, что кто-то незримо им помогает преодолеть расстояние. Тащит ее ношу вместе с ней. Ступени казались бесконечными, но она их преодолела, а потом, передохнув немного, потащила Ника к черному ходу. Осторожно положила его на землю, бегом побежала к машине. Спустя полчаса они уже мчались в аэропорт, до отбытия чартерного рейса оставалось десять минут. Они успели. Главное подняться на борт незамеченными, а там пусть все горит синим пламенем. Главное вылететь из этой проклятой страны.

Влад посмотрел на экран сотового телефона и быстро ответил, собирая бумаги в папки у себя в кабинете.

– Да милая, как дела? Как отдых?

– Папа, ты только вот прямо сейчас не злись, потом меня будешь ругать, сколько захочешь. Папа я хочу, чтобы ты встретил меня в аэропорту, сейчас немедленно. Влад уронил одну из папок:

– У тебя неприятности? Что ты уже натворила?

– У меня будут неприятности, если ты сейчас же не приедешь в Борисполь. Мне не избежать досмотра и лишних вопросов, а со мной Ник, он ранен и он без сознания. Не было времени с тобой связаться и лететь в другой аэропорт. Поверь, не было.

– Жди, скоро буду. Влад выругался, тут же перезвонил Ивану:

– Свяжись с нашими в Борисполе пусть проведут Кристину и Николаса туда где они смогут избежать допроса и досмотра. Давай, Иван, только быстро и поезжай в аэропорт.

* * *

Влад смотрел, как по тонкой трубке переливается его кровь Николасу и думал о том какая ирония судьбы. Горькая ирония. Еще несколько лет назад они были готовы убить друг друга. Они причинили друг другу столько боли, что не измерять ее годами, но как только каждый из них оказывался в смертельной опасности другой неизменно приходил на помощь. Но вместе они сила и как говорил Самуил, чтобы ни случилось, они могут грызть друг другу глотки дома, но там, в мире чужаков они должны всегда стоять друг за друга до смерти и это стало законом. Ник каким был таким и остался, а Влад должен меняться, занять место отца и достойно нести эстафету дальше. Ну и кто из них младший брат? Впрочем, в мире бессмертных годы исчисляются столетиями, а не днями. Николас, смертельно бледный, исполосованный когтями демонов, сейчас не выглядел как грозный и страшный вампир, он походил на измученного путника или воина после тяжелой битвы. Кристина рассказала, что произошло на самом деле и как Николаса бросили в подземных лабиринтах. Если бы не эта взбалмошная и сумасшедшая девчонка, то они ждали бы Ника вечно. Выхода из подвалов нет. На то они адские каменоломни, где души мертвых забирают к себе живых. Кристина сумасбродка несчастная, но это в силу возраста, молодая и бесстрашная. Он сам был таким когда-то. Хотя Кристина все больше напоминала ему брата. Как ни странно этот ангелочек с золотыми волосами оказался просто сущим чертом в юбке. Наверное, она должна была родиться мальчиком. Еще в детстве Кристина любила играть в войну, машинками и совершенно не интересовалась куклами Марианны. Как же недавно это было и как давно. Теперь осталась самая главная проблема, это когда Ник придет в себя. Марианна уже готова к разговору между ними, а вот в Нике Влад не был уверен. Этот ненормальный уже все решил, и будет стоять на своем. Хотя, может потрясающая новость о ребенке все же изменит его мнение. Раны на теле Николаса затянулись тонкой коркой, превратившись в шрамы, четкие бордовые линии по всему телу, насколько пострадал он морально остается только гадать. Влад заметил легкое движение руки, дрогнули ресницы, раненный тихо застонал.

– Лина! Дверь распахнулась, и жена вместе с Кристиной зашли в комнату.

– Он приходит в себя. Посмотри, может можно уже снять капельницу. Лина подошла к Николасу, приподняла покрывало, осматривая раны, потрогала его лоб.

– Физически он уже полностью восстановился, шрамы, конечно, останутся. Ему нужен покой и уход. Фэй сказала, что шрамы нужно постоянно обрабатывать настоями из трав. Она прислала их с Криштофом десять минут назад. В любом случае самое страшное уже позади. Она сказала это слишком неуверенно и все знали почему. Быть уверенными до конца с таким как Николас никогда не удастся. Князь снова застонал и открыл глаза. Все ждали, что он скажет, но он молчал, несколько раз закрыл и открыл веки. Его лицо исказила гримаса боли когда он попытался пошевелиться.

– Что за мрак, черт подери? Хотя это видение, пожалуй, не такое уж и жуткое, все… кошмары для меня кончились? Это все на что вы способны? Эй! Лина и Влад посмотрели друг на друга. Потом Лина подошла к Нику и дотронулась до его руки. Тот дернулся.

– Не прикасайся ко мне, тварь, я знаю, что все это не происходит на самом деле. Дьявол, я когда-нибудь сдохну?

– Ник… это я…это Лина. Ты меня слышишь?

– Ха! Еще как слышу, я вас всех всегда хорошо слышу, я даже начинаю к вам привыкать.

Он думает, что у него до сих пор галлюцинации, вот почему Ник так реагирует на них. Почему он их не видит? Лина провела рукой у него перед глазами, но он продолжал смотреть сквозь нее. Тогда она поднесла руку к его глазам, и тут он тут же перехватил ее запястье.

– Ого! Теперь я могу вас всех еще и потрогать! Становится все интересней. Какая рука нежная, гладкая. Даже запахи есть. Вы все растете в моих глазах вместе с Лючианом. Он ощупал руку Лины и она судорожно глотнула воздух, бросила взгляд на Влада. Тот резко вытащил иглу капельницы из вены и за считанные мгновения оказался возле брата.

– Ник, хватит бредить. Это мы. И мы явно не призраки и не фантомы. У тебя из руки торчит игла, ты валяешься в постели уже больше суток и ты черт подери, меня пугаешь. Так что хватит дурить и посмотри на меня. Ник резко приподнялся на постели, его взгляд блуждал, словно между ними и никак не мог сфокусироваться на их лицах. Он обхватил голову руками, потер глаза и снова посмотрел, стараясь увидеть хоть что-то.

– Я вас не вижу, только черноту. Ну-ка братец, докажи мне, что ты настоящий, а то я так долго общался с призраками, что теперь у меня доверие точно на нуле. Влад усмехнулся.

– Не будь ты так исполосован демонами, я бы зарядил тебе по башке, особенно за то, что ты втянул в это Кристину, но мы отложим эти разборки на пару дней, но потом я спрошу с тебя – какого дьявола ты не выгнал мою дочь в три шеи? Ник попытался встать, но болезненно поморщился и повернулся слегка на бок.

– Похоже это и, правда, ты, Влад. Только какого дьявола я тебя не вижу? Он снова тряхнул головой, а потом захохотал как безумный:

– Лючиан сукин сын…Сволочь! Ты таки сдержал слово, похоже, я ослеп как ты и обещал. Влаааад, я мать его, нихрена не вижу! Я не вижу! Лина склонилась на Ником и положила руку ему на плечо, едва касаясь, чтобы не потревожить раны, прикрытые повязками.

– Тихо, тихо, ты дома. Все позади, Ты ведь слышишь меня, Ник? Меня ты узнаешь? Мы разберемся со зрением, оно вернется. Вампиры не бывают слепыми. Николас поднял голову силясь рассмотреть ее лицо, но тут же выругался, отстранил Лину от себя:

– Бывают. Лючиан сказал, что это мое проклятье. Там в катакомбах он ослепил меня, я помню, как жгло глаза. Потом я считал, что это дьявольское подземелье играет со мной злую шутку. Лина снова коснулась его плеча, но Ник сбросил ее руку.

– Только не нужно меня жалеть. Я заслужил это проклятье сполна. Ведь когда-нибудь за все нужно платить, вот и мое время пришло. Изощренная пытка – оставить хищника слепым. Он снова захохотал. Влад сжал челюсти и стараясь не выдать своего волнения сказал:

– Прекрати истерику, Ник. Мы с этим разберемся, Фэй поможет, наверняка она знает, как можно снять заклятие демона. Лучше скажи, как ты себя чувствуешь? Демоны хорошо тебя потрепали. Николас вырвал из руки иглу и ощупал свое тело, провел пальцами по бинтам.

– Дырявый, потасканный, чокнутый, но живой. Чувствую так, словно недавно по мне проехал поезд. Влад усмехнулся и похлопал брата по плечу.

– Главное, что живой, остальное все ерунда. Добро пожаловать домой из ада. Ты вернулся оттуда, откуда не возвращаются. Теперь приходи в себя. Пока что останешься здесь, с нами, тебе нужна помощь. Уход.

– Дерьмово я себя чувствую. Как побитая собака. Ты это, Влад поищи мне отдельное жилье, я не собираюсь на шее у тебя висеть. Сам справлюсь. Влад сел рядом с ним на постель.

– Что собираешься делать дальше, брат? Война кончилась пора начать собирать себя по кусочкам. Ник кивнул, закрыл глаза и тихо сказал:

– Я соберу. Ничего. Вот немного оклемаюсь и начну собирать себя по кусочкам.

Подумываю поехать в Бран, если разрешишь. Хочу немного покоя. Одиночество мне не помешает. Кстати ты Марианне бумаги отдал? Она подписала? Спросил и все почувствовали, как воздух накалился.

– Отдали, – ответила Лина – только она их не подписала и вообще я считаю, что вам нужно поговорить. Сейчас обстоятельства сильно изменились и …

– Нет, – резко ответил Ник, – тут и говорить не о чем. Она подпишет. Немного подумает и подпишет. Поговорите с ней, объясните, что все кончено, что я хочу развод. Влад посмотрел на Ника и нахмурил брови:

– А ты и, правда, хочешь развестись, Ник? Вот так? Не поговорив?

– Не сейчас. Может, придет время, и я смогу с ней во всем разобраться, но сейчас все слишком свежо, а я не хочу давить ей на жалость. Так что все. Эта тема закрыта.

Лина хотела возразить, но Влад сделал ей предостерегающий жест, и она так и не успела сказать ни слова. Теперь вмешалась Кристина.

– Ты, конечно, можешь брызгать слюной и орать и бить ногами, но после всего, что ты сделал, имей смелость поговорить с ней! Это просто несправедливо вот так ее бросить!

– Эй ты, мелочь, много ты понимаешь. Ник повернул голову на голос племянницы.

– Я, между прочим, не мелочь и заслуживаю уважения, я кстати тебя вытащила оттуда и должна сказать, что очень хотела бросить тебя там помирать, да только сестру пожалела. Ник с трудом приподнялся на постели:

– Так значит, это ты меня тащила? Я думал, что все это в бреду. Иди ко мне, иди сюда. Ты как спаслась? Тебя Ибрагим, подлая тварь, все-таки вывел? Эх, ненормальная девчонка. Одним «спасибо» я точно не отделаюсь. А как из лабиринта вышла? Кристина подошла к Нику села на краешек постели.

– Вывел, конечно, вывел. Он хоть и сволочь. Но слово свое сдержал. Из лабиринтов не знаю, вообще отношу все твое спасение к разряду чудес, которых не бывает. Ник, я когда…когда вытаскивала тебя, я сотовый твой нашла. Тебе сообщение пришло. Хочешь, прочту? Ник на ощупь нашел ее руку и пожал тоненькие пальчики.

– Давай, читай. Я теперь наверно не скоро смогу это сделать сам, – в его голосе звучала горечь, но он старался скрыть истинные эмоции за грубостью и сарказмом. Кристина достала из кармана сотовый, открыла крышку.

– А от кого сообщение? Кому я понадобился на том свете?

– Сообщение от Марианны. Ник снова резко сел на постели, прижал руку к груди, на бинтах выступила кровь. Лина кивнула Владу, показывая на дверь. Они тихо вышли, оставив Ника и Кристину наедине.

– Читай, – голос Ника срывался от волнения, – читай, Кристина, читай, черт возьми.

– Возвращайся. Я жду, – Кристина положила мобильный в руку Николасу. Воцарилась тишина, пальцы князя сдавили сотовый. Он закрыл глаза. Казалось, внутри него происходит страшная борьба.

– Когда она это написала?

– Судя по времени вчера ночью, когда ты наверняка уже остался один в лабиринте. Ник, ты не можешь с ней так поступить. Не будь трусом, поговорите, вам это нужно обоим, она сделала шаг к тебе навстречу и я уверенна она ждет твоего ответа. Николас сжал сотовый и тот раскрошился в щепки в его руке.

– Вот мой ответ. И другого ответа не будет. Она должна начать жизнь сначала, без меня. Мне нужны жалость и благородство, хотя у нее их просто в избытке. Мне не нужно прощение, так как сам я себя никогда не прощу. Я не хочу привязать ее к себе одной лишь жалостью.

– Ты дурак, Ник, прости конечно, но других слов у меня для тебя нет. Можешь злиться на меня, но я скажу тебе все что думаю. Марианна любит тебя, когда ты это поймешь самовлюбленный гордец? Хватит мучить себя, просто пойми – она тебя любит несмотря ни на что.

– К черту эту любовь. Ей пора взрослеть. Я не тот, кого нужно любить. Это пройдет. И не смей говорить ей, что я ослеп. Никто пусть не смеет ей об этом говорить. Все. Кристина, не рви мне душу. Просто уйди. Оставь меня одного. Скажите ей, что я вернулся и хочу развода. Поверь, ей лучше держаться от меня подальше. Не хочу, чтобы она смотрела на меня и содрогалась от ужаса, вспоминая, что я с ней сделал. Кристина вскочила с постели:

– Это я содрогаюсь от ужаса! Как можно быть таким чудовищем?! Жизнь ничему тебя не учит, ничему! А еще говоришь, что я ребенок?! Ты хуже ребенка, Николас.

Ты эгоистичный и глупый. Ты весь в своих страданиях, а ей? Какого ей сейчас?! Ты даже прощения не просил, ты вычеркнул ее из своей жизни, подумай об этом, подумай о том какое ты чудовище, а еще ты прав – ей незачем с тобой оставаться, ты этого недостоин, я бы вообще на ее месте забыла о тебе и прокляла навеки.

Кристина выскочила из комнаты, а Ник в ярости бросил ей вслед осколки сотового телефона.

– Не могу я, понимаешь?! Не могу!

Я ждала. Это самое трудное кого-то ждать, каждая минута превращалась в тысячелетие, тяжелое как свинцовая гиря. Я знала, уже давно знала, что Ник вернулся. Этого от меня никто не скрыл. Кристина позвонила именно мне как только оказалась в аэропорту. Все эти дни я думала. Наверное, еще никогда в своей жизни мне не приходилось так сильно бороться с собой. Самое сложное в этой борьбе это то, что я пыталась сломать саму себя. Я нарочно вспоминала именно те минуты, о которых раньше старалась забыть. Я перебрала каждое мгновенье, переживая заново, снова и снова все те последние месяцы, которые провела рядом с Ником. Его измену, его грубость, его животную жестокость и наконец – насилие надо мной. Теперь я уже не испытывала тошнотворный страх и чувство дикого отчаянья, я сама себя уговаривала, я умоляла себя простить. Меня раздирали противоречия. С одной стороны я понимала, что такое не прощают, не забывают, а с другой я не могла жить вдали от него, я каждый день потихоньку погибала, и только Сэми возвращал меня к жизни. Моя эйфория от того что Ник выжил, прошла довольно быстро, когда я поняла, что это все равно ничего не меняет и с каждым днем меня засасывала тоска и отчаянье. Как черное болото. Да, он живой, он отомстил за нас, но существуем ли для него «МЫ»? Моя вера сходила на нет с каждым днем. Я знала, что он тяжело ранен, но меня к нему не пустили, уверили, что с Ником все в порядке и сейчас ему нужен покой, а наш разговор может подождать, пока он окончательно не поправится и я ждала. Вот уже чертову неделю, я ждала и постепенно начинала понимать, что это он не хочет со мной говорить. Именно он, и никто другой, мешает нашей встрече. Меня всеми правдами и неправдами уговаривали повременить. Фэй не давала звонить, убалтывала, успокаивала, но я по нарастающей сходила с ума. Я уже точно знала, что Ник не хочет меня видеть и мое сообщение ничего не изменило. Может, я ошибаюсь? Может быть, он вовсе и не боится моей реакции, и я все же не знаю его настолько, чтобы быть уверенной в этом? Фэй сообщала мне о его здоровье, и мне даже порой казалось, что она что-то недоговаривает, скрывает от меня. Хотя скорей всего я снова ищу оправдания, я внутренне его защищаю. Сказали ему о ребенке? Нет, не сказали. Фэй объяснила, что и с этим нужно повременить, Ник только начал приходить в себя после серьезных ранений и ему нужен покой.

Сегодня Фэй уехала и я знала, что ее позвали к нему. Неужели все так плохо? Какого черта меня к нему не пускают? Мне надоело, что мной помыкают, меня заставляют делать то, чего я не хочу, меня заставляют жить, так как я не хочу, за меня принимают решения. К черту гордость, к черту самолюбие я пойду к нему сама, и пусть скажет мне в глаза, чтобы я убиралась. Я сильная, я уже и это вынесу. Когда Фэй вернулась, я была на грани. Меня трясло от неизвестности, я предпочитала знать все немедленно. Нет, я лгу, я просто безумно хотела его увидеть одним глазком, посмотреть, что живой, посмотреть и уехать. Там что-то происходит и все, кроме меня, знают что именно. Фэй выглядела очень подавленной, я редко видела ее в таком состоянии, и мне стало страшно, жутко, что меня обманывают и Ник, возможно, умирает. Нет, я сегодня же потребую от них ответа, но Фэй слишком хорошо меня знала и заговорила со мной сама. Она усадила меня в кресло, сделала нам по чашке чая и накрыла мои руки своими.

– Марианна, я пыталась, я хотела всеми силами оттянуть этот разговор. Подождать. Дать вам обоим время. Но вижу, что только мучаю тебя, извожу неизвестностью и я больше не могу и не хочу молчать. Ты взрослая женщина, ты мать, ты должна жить дальше несмотря ни на что. Что за вступление? Мне оно не нравилось, она меня к чему-то готовила. К очередной пощечине и удару под дых?

– Марианна, ты должна подписать бумаги, которые передали тебе родители. Не возражай, выслушай сначала. Марианна, Ник хочет развода и не я, ни Влад с Линой, не в силах его переубедить. О ребенке мы ему еще не сказали. Это должна сделать только ты. Когда? Решать тоже тебе. Я вскочила с кресла и опрокинула чашку. Фэй тут же взяла меня за руку, заставила сесть обратно.

– Пойми, он так решил. Знаю, что тебе больно это слышать, знаю, что ты ждала совсем другого, но ты должна с этим смириться. Возможно, так будет лучше. Возможно, он прав. Слишком много боли Ник тебе причинил и ему самому сложно с этим смириться. Раны на его теле постепенно затягиваются, но видно раны в его душе никогда не заживут и никому не под силу их залечить, даже тебе. Особенно теперь. Марианна, есть еще кое-что. Влад, и Ник не хотели говорить тебе об этом сейчас, но ты должна знать и это более чем несправедливо утаивать от тебя правду. Правду? Что еще может быть хуже, чем есть сейчас? Он больше меня не любит? О нем заботится кто-то другой? Что, черт раздери, может быть страшнее, чем его пренебрежение и нежелание меня видеть?

– Ник ослеп. Лючиан наложил проклятье, и сделать ничего нельзя. Я пробовала, я пробовала и заклинания и травы. Я даже бралась за книги по черной магии, к которым никогда не прикасалась, но ничего не помогает. Он останется слепым. Может поэтому Ник так хочет, чтобы ты освободилась, поэтому настаивает на разводе. Ты должна его отпустить. В этот момент я сорвалась с места и бросилась к себе в комнату. Отпустить? Еще чего? Никогда! Я сама к нему приеду, я заставлю его поговорить со мной.

Пусть он этого не хочет, но хочу я. И, черт, возьми, у меня есть право голоса. Я больше его не боюсь, я хочу услышать правду. Пусть прогонит меня сам, точнее пусть попытается прогнать, только я никуда не уйду. Мне надоел этот упрямый сукин сын и я больше его не боюсь. Он будет терпеть меня рядом. Будет и все и никакого развода я этому проклятому гордецу не дам.

– Ты куда? Марианна! Куда ты собралась? Я быстро написала на бумаге и ткнула в лицо Фэй:

– К нему. Я возвращаюсь к нему и мне плевать, что он этого не хочет. Я его жена и останусь ею навечно. Как он там говориться – пока смерть не разлучит нас? Не держи меня, Фэй. О Сэми я позабочусь, буду сама ездить к профессору, а может отец привезет его ко мне. Я еду к моему мужу. Фэй обняла меня так крепко, что у меня даже в глазах потемнело.

– Он в Бране, Марианна. Вчера переехал вместе с Иваном. Поезжай. Возможно, тебе и Сэми удастся то, чего не удалось никому из нас. Милая, он одинок, он в отчаяньи, он отталкивает всех нас. Ты же его знаешь, ему невыносима сама мысль о том, что кто-то может его жалеть. Давай, девочка, я в тебя верю.

22 ГЛАВА

Каждый шаг давался мне с огромным трудом, словно на ногах стопудовые гири. Всего-то – переступить порог дома. Чужого дома. Напомнила я себе, и я тут незваная гостья. Наш дом мой муж продал, не поинтересовавшись моим мнением. Теперь у него свое жилье, своя крепость, в которой он спрятался, как зверь зализывая раны. Я не знала, что меня ждет за этим порогом и иллюзий уже не питала. Когда-то я с ними распрощалась, вот так же переступив порог собственной тюрьмы. Меня раздирали противоречивые чувства – с одной стороны я мечтала его увидеть и от предвкушения этой встречи у меня тряслись руки, а с другой – непривычный панический страх растекался по моему телу. Я иду к тому, кто в последнюю нашу встречу чуть не убил меня. Но я все же вошла в дом, и тут же передо мной возник Иван. К нему я чувствовала странную неприязнь. Он был свидетелем моих унижений, он исполнял приказы Николаса, как верная собака, и, наверняка, он будет тем, кто сегодня вытолкает меня из этого дома. Иван явно растерялся, осмотрел меня с ног до головы, его взгляд задержался на моем животе и глаза удивленно округлились. Я знала, что сейчас выгляжу хорошо.

Мы с Фэй дотошно выбирали мне одежду, без нее я бы не справилась, ведь зеркала я последний раз видела несколько месяцев назад. Теперь я всецело полагалась только на Фэй и ее вкус. Должна признать, что наши взгляды на моду поразительно не совпадали. Фэй говорила, что сейчас скрывать беременность не модно, что наоборот кругленький аккуратный животик красит любую женщину и придает ей таинственности и очарования. Я согласилась, точнее я настолько нервничала, что просто доверилась Фэй. Сейчас, когда Иван окинул меня критическим взглядом, я чувствовала себя королевой. Слуга присмирел, хоть меня и коробило от того, что он видел, как меня втаптывал в грязь Николас и был свидетелем многих отвратительных сцен. Знают ли они о том, что все они ошибались – меня это уже не волновало. Я гордо прошла мимо него, как хозяйка. Всем своим видом возвещая о триумфе и победе.

– Он в комнате для отдыха, вас проводить? – заискивающе крикнул мне вдогонку Иван. Он меня боялся. Мое возвращение могло означать очень многое и прежде всего его увольнение. Я и без него знала, где мой муж, я чувствовала его запах. Мои способности уже давно ко мне вернулись. Осматриваясь по сторонам, я шла на такой, до боли знакомый, аромат. Меня не волновало, как выглядит этот дом, я рассмотрю его потом, гораздо позже. Сейчас я шла как на закланье и все больше мною овладевала паника и дикая радость. Такой резкий контраст, когда адреналин зашкаливает, а сердце бьется в висках. Я соскучилась по нему. Сейчас я осознала, как безумно я соскучилась. От одной мысли, что вновь его увижу, у меня кружилась голова. Я взлетела по ступенькам, быстро прошла по коридорам и толкнула дверь в самой дальней комнате. Я остановилась на пороге. Все окна в комнате были открыты, ветер раскачивал занавески, по полу скользили листы бумаги. Николас сидел в кресле, вытянув длинные ноги на ковер, под расстегнутой рубашкой виднелись окровавленные бинты. Мое сердце сжалось, словно это мое тело покрыто шрамами. Его рука на подлокотнике заметно подрагивала. Он изменился. Он казался одновременно и моложе и намного старше. Ветер трепал его волосы, бросая непослушные пряди на бледное лицо, словно высеченное из гранита. Никогда не видела его таким отрешенным и таким красивым. Я вообще никогда не встречала мужчин красивее его. Он ослеплял, на него невозможно смотреть без боли в груди не веря своим глазам. И Николас умел меняться. Каждый раз он выглядел иначе. Иногда распущенный и развратный, иногда жуткий как сам дьявол, а иногда вот такой как сейчас – холодный и далекий. Ник смотрел в никуда. В пустоту. Во всем его облике полная отрешенность от происходящего, он даже не заметил меня. Хотя, я знала, что это невозможно. Он не только слышал, он должен был почувствовать еще до того как я вошла в эту комнату. Или он настолько погружен в свои раздумья, что отключился от внешнего мира. Я смотрела на него и чувствовала, как постепенно силы покидают меня, ноги отказывают держать. Я прислонилась к двери, не сводя с него глаз. Не знаю, смогла ли я простить, но уйти уже не смогу. Каждая, проведенная вдали от него минута, как маленькая смерть. Когда он рядом, то заполняет собой все пространство, каждый уголок моей души. Внезапно Ник повернул голову в мою сторону, и я с трудом удержалась, чтобы не вскрикнуть. Поднесла руку к горлу, задыхаясь. Теперь он вскочил с кресла. Я видела, как он что-то ищет глазами, взгляд скользит по мне, но не задерживается, словно проходит сквозь меня. Его лицо изменилось, он выглядел растерянным, сбитым с толку, даже напуганным, если про Ника вообще можно такое сказать. Он сделал шаг в мою сторону и споткнулся о разбросанные по полу книги. Послал им проклятия. Тяжело видеть его в таком состоянии. Он ненавидит себя за беспомощность.

– Марианна? – голос сорвался, он неуверен. Он меня не видит. Этот гордый хищник лишен самого главного в его жизни – зрения. Ник всегда любил глазами, он мог вложить в свой взгляд самые потаенные чувства, желания. Для него это хуже смерти.

Я видела, как дрожат его руки, он не решался сделать шаг мне навстречу. Словно я видение или плод его фантазии. Дверь захлопнулась от сквозняка. Но ни я, ни он даже не вздрогнули. Я шагнула вперед, а он все еще не шевелился, прислушивался к моим шагам. Как же мне хотелось закричать, или просто броситься к нему и сжать в объятиях. Но я не смела, не знала, как он отреагирует. Ведь раньше я читала по его глазам, а сейчас они смотрели на меня и словно искали, но не видели. Даже цвет глаз изменился, они стали светлыми как кусочки неба, пронзительными и яркими. Я подошла к Нику так близко, что мы почти соприкасались с друг другом. Он закрыл глаза, и я видела, как сжались его челюсти, натягивая кожу на скулах.

– Зачем? – хрипло спросил он – зачем ты пришла? Уходи, Марианна, беги от меня. Слышишь? Уходи! О нет, всем своим видом он кричит, чтобы я осталась, и я это чувствую, мое сердце меня не обманывало. Еще никогда меня не прогоняли, умоляя остаться. Это не передать словами. Я дотронулась до его щеки, и он дернулся как от удара.

– Марианна… не надо… уходи, я прошу тебя, пожалуйста, уходи. Я уже его не слышала, прикосновение к его коже казалось таким волнующим и необычным. Я сама его тронула. После долгих месяцев, когда даже намек о прикосновении вызывал у меня приступ панического ужаса, я дотронулась до того, кто этот ужас породил. Но когда прикоснулась кончиками пальцев к гладкой щеке, остановиться уже не могла. Я видела, как он хочет оттолкнуть меня, но не решился, сжал пальцы так сильно, что побелели костяшки, опустил руку. Все. Больше я его не боялась. Это он боится меня, боится так сильно, что все его большое, мускулистое тело напряжено как струна. Он всматривался, как в пустоту, блуждающим взглядом, а потом глухо зарычал, отвернулся, но я все равно повернула его к себе. Теперь я обхватила его лицо ладонями и гладила большими пальцами его губы, провела рукой по шее. Он судорожно глотнул воздух.

– Марианна…я прошу тебя. Ты ведь не хочешь, чтобы я прогнал тебя, не заставляй меня срываться и кричать на тебя. Просто уходи. Слышишь? Все кончено. Ты должна смириться и жить дальше. Я смирился и ты смирись. Я разрушаю все, к чему прикасаюсь, я разрушаю даже себя самого. Я хочу одиночества. Уходи! Беги от меня, Марианна, как от самого жуткого кошмара. Беги, пока хищник беспомощен, спасайся. Зачем ты летишь ко мне как мотылек? Я сожгу тебя, Марианна. Я уже тебя сжег и твое молчание тому красноречивое доказательство. Я сломал тебя. Я сломал самого себя. Нас больше нет. Ничего не склеить и не вернуть, не забыть. Уходи. Ну же! Уходи!

Ник сорвался на крик, но я уже не боялась. Как же он одинок, он не верит в то что все может быть иначе и что любовь не только разрушает. Нет, я не уйду, и прогнать меня он не сможет и не посмеет. А слова, то всего лишь слова. Я знала, что сейчас он может сказать мне все что угодно, и я даже знала почему – Ник не может вынести, того что я вижу его в таком состоянии: беспомощного, слепого и полностью раздавленного. Слишком горд, слишком властен, чтобы принять чью-то жалость. Но разве я его жалею? Нет, я люблю и хочу быть рядом и больше ему не удастся убедить меня в обратном. Я останусь, пусть гонит, пусть отталкивает, а я все равно останусь. Я осторожно взяла его за руки и сплела его пальцы со своими. Его руки все еще дрожали. Он был настолько напряжен, что у него на лбу вздулись вены. Сейчас он сорвется, сейчас начнется извержение вулкана, но что таит в себе этот взрыв? Мое поражение или его? Пусть Сэми его успокоит, пусть почувствует нашего малыша. Пришло время узнать, что нас связывает нечто большее, нечто неделимое и вечное, нечто сильнее смерти, страха, обид. Преодолевая легкое сопротивление его рук, я положила их ладонями к себе на живот. И весь мир завертелся вокруг нас как карусель, я почувствовала сильное головокружение, от волнения у меня дух захватило. Вначале Николас замер. Его состояние можно было назвать шоком. Мое сердце отсчитывало каждую секунду, ожидая реакции. Ник резко отнял ладони, словно обжегся, а потом снова коснулся, исследуя, теперь уже жадно хаотично ощупывая твердую округлость. Я почувствовала как Семи пошевелился и направила руку Ника именно к этому месту и малыш толкнулся снова, прямо в его ладонь. Лицо Ника исказила гримаса боли, недоверия, удивления. Мне казалось, что он сейчас закричит, его ноздри трепетали, взгляд застыл. Малыш толкнулся снова и уже сильнее, словно нагло заявляя о своем присутствии. Ник хотел отнять руки, но я крепче сжала его запястья. Я ждала, ждала, что он сейчас скажет. Чувствует ли он Сэми? Чувствует ли, так же как и я? Внезапно Ник упал на колени, и я пошатнулась, когда его руки обхватили мою талию, теперь он прижался щекой к моему животу. Он слушал, жадно слушал, как бьется сердце нашего ребенка. Я несмело тронула его волосы. Ник поднял голову:

– Я не могу… я не достоин такого подарка, Марианна. Неужели ты можешь… как ты можешь остаться со мной после того как я… Марианна ты не должна, слышишь? Я хорошо тебя знаю, я знаю, как ты великодушна, какое доброе у тебя сердце, но не сейчас, не нужно быть такой сейчас. Для меня это невыносимо, хуже, чем пощечина. Ты больше ничего мне не должна. Ты никогда меня не простишь, а я не смею и не посмею просить тебя об этом. Мне хватит вот этой минуты, хватит на всю жизнь, на вечность. Сейчас я счастлив, и буду счастлив, вспоминая этот день, но ты не должна. Зачем тебе эта обуза? Тебе и … и ребенку. Я недостоин этого чуда. Этого невероятного счастья. Я не смогу все это принять, я не умею… у меня нет нужных слов… Я просто хочу, чтобы вы были счастливы, со мной это станет невозможным. Идиот несчастный он так и не понял, что я не буду счастлива без него? Мы не будем счастливы и нам наплевать, что он ослеп. Моих глаз хватит для нас обоих. Я взяла его за руку, и он поднялся с колен. Осторожно я прижалась щекой к его ладони, да к той ладони, которая причинила мне столько боли, но ведь эти руки могли и дарить мне любовь и дарили. Не у кого нет таких ласковых пальцев, и научусь их не бояться. Теперь я в это верила. Казалось, он был поражен, его рука дрогнула, но он ее не отнял.

– Ты хочешь остаться? Это твой выбор, Марианна? Я больше не смею тебе приказывать. Я не смею о чем-то тебя просить. Хочешь остаться – оставайся. Это и твой дом тоже, но я хочу, чтобы ты знала – ты можешь уйти в любую минуту. Отныне решаешь все только ты. По-прежнему уже никогда не будет. Хочешь остаться со мной? Хочешь остаться в логове раненного зверя? Не боишься меня? Я взяла его руки в свои и крепко сжала. Я знала, что теперь нам предстоит долгий путь к прощению, к привыканию. Нам нужно учиться понимать друг друга без слов, разговаривать прикосновениями и это наше наказание за то, что раньше мы так и не поняли друг друга. Это только начало, еще одно начало.

Через два дня в дом перевезли все мои вещи. Я вернулась и вернулась совсем на других правах – теперь я была истинной хозяйкой этого дома и все об этом знали.

Мне понравился наш новый дом, просторный и светлый, совершенно не похожий на тот другой. Я обошла все комнаты, изучая свои новые владения. Сложно было отдавать слугам приказы в письменном виде, и тут мне помог Иван, как не удивительно этот преданный Нику пес был готов на все, лишь бы хозяин не прогнал. Так что Иван стал моим самым главным помощником, и за это я была ему очень благодарна. По утрам я составляла списки работ по дому, а Иван распределял их среди слуг. Можно было сказать, что все стало на свои места, но нет, это не так. Мы с Ником хоть и начали жить под одной крышей все равно оставались чужими. Точнее мы больше походили на двух путников заблудившихся в пустыне, которые не дают друг другу утонуть. Но оставались преграды, стены, заборы и через них не перепрыгнуть. Между нами по-прежнему была пропасть. Ник избегал ко мне лишний раз прикасаться, а я молча ждала, когда он все же решится. Он держался в очень строгих рамках, постоянно показывая мне, что мы вместе, но ничего уже не вернуть. Наверное, подсознательно Ник хотел, чтобы я все же ушла, но он не знал, что я решила не сдаваться. Я растоплю его лед, как когда-то. Один раз у меня уже получилось и получится снова. Конечно, нам было трудно, мы не могли поговорить, я не могла сказать ему о том, что чувствую, не могла даже написать. Наше общение сводилось к тому, что он говорил, а я в ответ пожимала ему руку. Иногда мы вместе гуляли. Странная прогулка. Я молчу, а он не видит. Я была его глазами, а он моими устами. Ник не избегал меня, но и не делал никаких попыток сблизиться, словно я больше не привлекала его как женщина. Мы спали в разных комнатах. Ник, словно, желал не привыкать и не привязываться, он решил, что это ненадолго и скоро я сама от него уйду. Глупец. Он ошибался, и я ему это докажу.

Я, черт возьми, приму этот вызов. Он всегда говорил, что в его играх нет правил, вот и в моих тоже их больше нет. Я верну его обратно, я заставлю его снова поверить в НАС.

23 ГЛАВА

Сегодня приезжал профессор, и я уже воочию видела Сэми. Точнее его изображение на экране. Он показался мне безумно красивым. Доктор говорил, что Сэми вот-вот появится на свет, что остались считанные недели и поэтому мне стоит внимательно следить за своим состоянием и при любых изменениях немедленно посылать ему сообщение. Ник как впервые присутствовал при осмотре, и я видела, как меняется его выражение лица, когда врач говорит о ребенке. В уголках его губ прячется гордая улыбка. Профессор сказал, что у нас будет мальчик. Наследник. Еще один Мокану. Николас задавал много вопросов, я даже завидовала ему, я стеснялась спросить все, то что спрашивал он. Профессор дотошно объяснял, как развивается малыш, сколько ударов в минуту делает его сердечко и что он сосет большой палец. Меня завораживала реакция мужа на ребенка. Я никогда не ожидала, что она будет именно такой. Когда врач говорил о Сэми, Ник светился. Такой жестокий и хладнокровный вампир, оказалось, может быть нежным и восторженным отцом. В этот момент я поняла, что нас сближает только Сэми. Пока что только он и я должна этим воспользоваться. Нужно больше давать ему чувствовать малыша, так он прикасается и ко мне. Когда врач ушел, Ник снова заперся в кабинете, он постоянно разговаривал по телефону. Я знала, что, несмотря на слепоту Ник от дел не отошел. Он оставался князем европейского клана и управлял им не хуже чем раньше. Со стороны, мы, наверное, казались самой обычной парой ожидающей ребенка, но только со стороны. Мы по-прежнему были чужими, между нами стояло прошлое. Точнее это Ник воздвигал преграду за преградой, отдаляясь от меня все дальше. И чем больше преград он ставил, тем сильнее я рвалась к нему. Я хотела его ласки, я мечтала о его поцелуях. Да я уже о них мечтала. Смотрела на его губы и думала, что если когда-нибудь он снова меня поцелует – я задохнусь от счастья. Женщины противоречивые создания. Иногда мне казалось, что этого никогда не произойдет. Я смотрела на его пальцы с неизменной сигарой и вспоминала, как он может ими касаться моего тела. Во мне снова просыпалась чувственность. Это все его присутствие, его дьявольская энергия, его внешность: капризный изгиб губ, длинные пальцы, сильная шея, его грация охотника, которая так и не пропала, несмотря на недостаток. Я часто за ним наблюдала, смотрела сколько душе угодно, смотрела, так как не могла позволить себе раньше, словно воровала его образ, чтобы потом мечтать у себя в комнате в темноте. Всего лишь месяц назад при воспоминаниях о побоях и насилии меня мучили кошмары, а теперь я вернулась к своему мучителю и жажду его ласки любой: грубой, жестокой, просто пусть ко мне прикоснется, я все-таки живая, я не железная, а рядом с ним и камень оживет. Вечером я, как всегда, читала у себя в комнате, мягкий свет ночника бросал причудливые тени на пол, за окном моросил дождик. Всегда любила музыку дождя, я могла слушать ее часами, смотреть на капли стекающие по стеклу. Сейчас дождь символизировал состояние моей души – легкая грусть, печаль. Сэми не шевелился и, наверное, тоже прислушивался к дождю, как и я. Теперь мой живот стал просто огромным, кожа натянута настолько, что скоро лопнет. Неужели можно расти еще дальше? Или это предел? Малыш уже скоро не поместится в своем «домике». Я отложила книгу в сторону и подумала, что так и не видела себя со стороны очень долгое время. Как я выгляжу сейчас? Я все такая же? У меня гладкая кожа и угловатая фигура или все же будущее материнство изменило мою внешность? Если Ник ко мне прикоснется, не буду ли я ему противна? Внезапно и неожиданно для меня, я захотела увидеть свое отражение, я захотела на себя посмотреть. Я решительно подошла к шкафу с одеждой и распахнула дверцы. Вначале дернулась от неожиданности, но совладала с желанием разбить стекло. Неужели это я? В моих воспоминаниях я выглядела иначе. Нет, я не могу сказать, что сейчас я себе не нравилась, просто я сильно изменилась. Мой взгляд, мое тело, мое лицо. Я уже не походила на подростка. Каждая линия стала плавной и округлой. И взгляд, он тоже изменился. Я повзрослела. Я стала женщиной. Теперь я рассматривала свой живот, трогала его и видела шевеления Семи. Если бы Ник мог меня видеть, я бы могла понравиться ему такой, вот с этим животом? Может, в его представлении, беременные непривлекательны? Я спустила с плеч домашнее платье. Нет, я больше не худышка и плечи у меня теперь округлые и грудь очень тяжелая. Я поправилась, как и все беременные на последних сроках. Внезапно я услышала стон, тихий стон издалека. Будто кто-то пытается не вскрикнуть от боли. Я поправила бретельки платья и снова услышала стон. Я узнала голос Ника и бросилась на доносившийся звук. Дверь в его кабинет оказалась приоткрытой. Ник снимал повязки. Сам, без помощи Ивана, да иначе и быть не могло – он никогда не позовет на помощь. Только не он. Несомненно, Ник меня услышал, но не обернулся, содрал еще один бинт и бросил на пол. Я подошла к нему сзади и содрогнулась – раны на его теле все еще не зажили. Вся спина в глубоких порезах, бинты приклеились к кровоточащим свежим шрамам. Ник отдирал марлю вместе с кусочками кожи. Я дотронулась до его спины, и он вздрогнул, опустил руки.

– Когти демонов ядовиты, эти чертовы раны не хотят затягиваться. Он снова потянул за бинт, грязно выругался, и я остановила его руку.

– Я справлюсь сам. Всего-то бинты отодрать, – он усмехнулся, но улыбка получилась вымученной и фальшивой. И дело вовсе не в боли, ему просто безумно трудно делать это самому. Я снова дотронулась до его руки. Казалось, каждое мое прикосновение пробуждает дрожь в его теле, словно от удара током. Это единственное, что он мог чувствовать во мне, он меня не видел и не слышал. Оставались только запахи и прикосновения. Только я не могла понять: он вздрагивает, потому что я ему неприятна или потому что я все еще его волную. Ника никогда нельзя понять до конца, он слишком скрытен, его чувства спрятаны под таким слоем непроницаемого льда, что добраться до них просто невозможно. Я повела его к дивану, усадила и слегка надавила ему на плечи. Ник меня понял, лег на живот, ожидая моих действий. Через несколько минут я принесла новые бинты, миску с теплой водой и села рядом с ним на краешек дивана. Смачивая в воде кусочек ваты, я осторожно снимала повязки с его спины, стараясь как можно аккуратней отделить бинт от истерзанной кожи. Когда я нечаянно дотронулась до одной из ран, вдруг увидела, как под моими пальцами появилось легкое свечение. Не касаясь кожи, я провела ладонью снизу вверх. Я почувствовала легкое покалывание, словно искры пробегали под моими пальцами. Я в удивлении увидела, как на моих глазах рана затягивается. Невероятно. Да! Ведь когда-то я могла исцелять. Я вспомнила слугу из дома Алана Вудворта, я исцелила рану на его руке. Вот и сейчас у меня получалось заживлять плоть. Теперь я провела руками уже более уверенно, и края ран начали медленно срастаться, превращаясь лишь в тонкие розовые полоски. Так обычно выглядят уже старые шрамы, спустя годы. Меня настолько увлекло, что я даже забыла о времени, закусив губу, я следила за собственными ладонями и как ребенок радовалась каждой маленькой победе. Ник не шевелился, и я надеялась, что не причиняю ему боль. Теперь его спина была покрыта светлыми шрамами, исчезло воспаление, кожа стала гладкой, даже не верилось, глядя на кучу бинтов с пятнами темной крови, разбросанных на полу. Когда я закончила, то почувствовала легкую усталость, даже головокружение, видимо я потеряла много сил. Ник приподнялся на руках, и повернулся ко мне.

– Уже не больно… Спасибо.

Он тронул свою спину, удивленно нахмурился, снова потрогал, а потом улыбнулся:

– Забыл, что ты у меня волшебница. «Ты у меня волшебница» – прозвучало восхитительно, непередаваемо, поразительно. Я жадно, как пересохшая губка, впитывала эти слова. Как давно он не говорил мне ничего подобного. И вдруг я подумала о том, что могу попытаться исцелить и его глаза. Просто попробовать – вдруг получиться. Я осторожно коснулась его лица, и он напрягся, словно все его тело приготовилось, насторожилось. Еще немного и он перехватит мои руки, оттолкнет. Я коснулась его лба ладонями, провела ими по закрытым глазам и мы оба замерли. Я не помню, о чем думала в тот момент, каким богам молилась, мою кожу покалывало, я чувствовала горячую энергию, видела все то же свечение. Но чувство завершенности не приходило. Словно мое тепло натыкалось на лед, под пальцами происходило невероятное сопротивление. Внезапно свечение пропало, и мои руки обдало холодом. Я разочарованно отняла ладони и тихо застонала. Ник усмехнулся.

– Ничего не получится. Проклятие слишком сильно и ни тебе, ни Фэй с ним не справиться. Спасибо, что попыталась. Я поразилась его силе воли. Ведь он тоже надеялся, я это чувствовала, я ощущала как он замер в ожидании чуда, но в этот раз чуда не произошло. Мне стало так жаль его, до боли, до отчаянья жаль. Именно потому что он держится, пытается справиться сам и ни на кого не взвалить свое разочарование, свою боль. Как всегда один. По моим щекам потекли слезы, но ему нельзя этого знать, он не потерпит жалости.

– Плачешь? Знаю, что плачешь. Не надо. Это моя кара, мой крест и я уже смирился. Ты попыталась – я очень тебе за это благодарен. Иди отдыхать, Марианна, наш малыш скоро должен родиться и тебе нельзя много нервничать и расстраиваться. Иди. Мне еще нужно сделать несколько звонков. Непросто управлять бизнесом по телефону.

Вот и все. Так заканчивалось любая моя попытка сближения с ним. Лучше бы он на меня накричал. Хоть какое-то проявление чувств, меня убивала эта холодная отчужденность. Тяжело вздохнув, я пошла к двери.

– Марианна, ты придумала имя для нашего сына? Я обернулась. Конечно, придумала, но как я скажу тебе об этом? Внезапно мой взгляд остановился на ноже для вскрытия писем. Я размышляла ровно секунду, а потом подошла к столу, взяла нож и сильно надавливая, вырезала на столе – «Самуил».

– Что ты делаешь? Странный звук, будто царапаешь по столешнице. Марианна? Я схватила его за руку и потащила к столу. Потом провела его пальцами по нацарапанному слову.

– Подожди-ка, это ты написала? Минутку, дай я попробую прочесть… Он медленно трогал каждую букву, обводил их пальцами снова и снова и вдруг засмеялся. Впервые за все время с тех пор как я вернулась.

– Самуил. Ты назвала нашего сына Самуил? От радости у меня брызнули слезы из глаз, и я вновь нацарапала – «да». Ник принял эту игру, она увлекла нас обоих настолько, что через час была исцарапана вся столешница. Теперь я писала разные слова, а он «читал» их пальцами.

– Сегодня же потребую привезти мне тысячу полированных дощечек. Малыш, это гениально, это невероятно, но мы сможем общаться. Малыш? Я это слышу? Я, в самом деле, это слышу? Наверное, я всхлипнула и он испугался.

– Что случилось? Что-то не так? Я что-то не то сказал или тебе больно? Где болит? Малыш, где болит? Это ребенок? Я снова взяла нож и нацарапала на столешнице слово «малыш». Он провел по нему пальцами и замер, так же как и я. Ник все понял. Вначале мне показалось, что сейчас он меня обнимет, сожмет в своих сильных руках. Но он лишь судорожно выдохнул, потом сжал руки в кулаки и тихо сказал.

– Уже почти утро. Тебе нужно отдохнуть. Да и у меня много работы. Прости. Устыдился своей вспышки, я видела, как он побледнел, в нем словно происходила страшная борьба, а потом он отвернулся и взялся за телефон. Общение окончено. Ничего не вышло. И в этот раз тоже. Но у меня еще есть время. Много времени. Главное у меня получилось разбить его броню, и я буду пытаться снова и снова пока окончательно не преодолею все препятствия.

24 ГЛАВА

Когда Марианна вышла, Ник отшвырнул телефон и снова жадно ощупал каждое вырезанное ею слово, он словно боялся, что пропустил что-то, не заметил. Ничего, только слова. Нащупывая каждую царапину, Ник улыбался, он вспомнил как когда-то давно, по дороге в Лондон, они играли в похожую игру. Марианна переводила фразы на разных языках. Тогда все только начиналось, и он воспринимал ее как угловатого подростка, который стопудовой гирей висел у него на ногах и мешал заниматься серьезными делами. Как быстро она превратилась в его вселенную, заменила ему целый мир и стала самой желанной женщиной из всех, что он встречал за долгие годы одиночества. Его женщиной.

Ее желание остаться рядом его шокировало, Ник ожидал чего угодно только не этого. Где есть предел ее терпения и всепрощения? В ее чувствах нет униженности, нет мольбы, она сохраняла собственное достоинство даже когда прощала его. Простила ли она сейчас? Или вернулась, потому что так велела ее совесть и долг? Об этом Ник думал все чаще и чаще. Что Марианна делает рядом с ним? Утешает?

Пытается не дать ему сломаться? Что вообще может искать женщина рядом с тем, кто ее так унизил и втоптал ее чувства в грязь, кто не верил ни единому ее слову, с тем, кто обрек ее на вечное молчание? Ник хотел, чтобы она ушла, начала свою жизнь сначала, а его оставила подыхать от тоски, но Марианна все решила за них обоих, а он больше не смел ей перечить, боялся причинить ей боль. Тем более сейчас, когда она олицетворяла для него нечто возвышенное, нечто волшебное и чудесное. Марианна носила под сердцем его сына. Николас никогда не думал о детях, он вообще был к ним совершенно равнодушен. Его не умиляли их милые мордашки, он вообще их не замечал – их словно, не существовало в этом мире. Просто Николас настолько свыкся с мыслью, что у вампиров никогда не может быть детей, что эти странные, на его взгляд, существа, стали для него просто неинтересны по своей сути. Ему никогда не приходилось с ними сталкиваться и общаться. Но стоило Нику почувствовать легкие толчки в животе Марианны, услышать стук маленького сердца и он пропал. Мысли о малыше преследовали его целыми днями и ночами. Он мечтал о ребенке. На кого он будет похож, их сын? Неужели он назовет Ника «отцом»? Какого цвета будут у него глаза? Маленький Мокану, его плоть и кровь, его продолжение.

Рядом с Марианной можно было принять любое наказание, даже слепоту. Ее присутствие, которое он ощущал каждой клеточкой своего тела, действовало на него как рюмка виски, как сильнейший стимул не сдаваться. Ему безумно хотелось к ней прикоснуться, но он боялся, боялся ее напугать. Если он покажет ей свое желание, не станет ли она вспоминать, как он терзал ее тело? Не оттолкнут ли ее его поцелуи. После той страшной ночи Ник не смог прикоснуться ни к одной женщине. Он пытался, он даже хотел через силу, но ничего не вышло – в ушах стоял свист хлыста и женские стоны боли. Он не ее тогда калечил и хотел убить, а себя. Но надежда появилась в его жизни снова и чувства начали оживать. Ее запах, знакомый до боли, ее нежные пальчики. Каждый раз, когда Марианна к нему прикасалась, Николас вздрагивал как от удара током и ненавидел себя за это. Он не имеет права ее хотеть, особенно сейчас. Оскорбить ее своими низменными желаниями, которые пробудились как от долгого сна. А вдруг она испугается? Если он почувствует ее страх, то убьет себя в ту же секунду.

Ник понял, что сегодня он больше не сможет работать. Слишком много произошло в эту ночь. Марианна избавила его от физической боли, но разбередила душевную. Ее присутствие рядом как глоток свежего воздуха и как адская пытка. Живой упрек, напоминание болезненное и жестокое о том, что это он лишил ее голоса, после пережитого шока она перестала говорить. Это он отнял у нее мечту о счастье, растоптал все ее детские иллюзии, ее светлые чувства к нему. Показал, какой он зверь в своем истинном обличии. Сможет ли она снова ему доверять? Или он будет томиться в клетке самообмана и каждый день ждать ее прощения. Нику невыносимо захотелось почувствовать ее прямо сейчас. Что она делает? Читает книгу? смотрит в окно на розовые лучи рассвета или прикасается к животу, прислушиваясь к движениям малыша? Марианна создана для материнства, никто другой не может олицетворять это в такой полной мере как она.

Как вернуть все что было? Как склеить? Что должно произойти, чтобы он сам себя простил? Ник не заметил, как оказался возле ее спальни. Когда-то он мог распахнуть проклятую дверь ударом ноги и схватив свою жену в охапку опрокинуть на постель. Сейчас все это казалось слишком далеким, словно и не с ними все это было. Имеет ли он право вообще к ней прикасаться? Дверь тихо отворилась. Ник почувствовал, как у него снова предательски дрожат руки. Он знал, что сейчас Марианна на него смотрит и понимал, что она знает, зачем он пришел. Пусть прогонит, он заслужил, он уйдет в свою нору как побитая собака и будет проклинать себя за дерзость за то, что осмелился. Наверняка она бледная и напуганная, стоит в проеме, приложив руку к животу, и смотрит на него, с ужасом ожидая, что сейчас он предъявит свои права на нее. Ник должен уйти, немедленно. Вдруг ее пальцы коснулись его руки, и он почувствовал, как Марианна тянет его за собой. Подчинился как во сне, боясь сделать лишнее движение или сказать хотя бы слово. Ник услышал, как осторожно закрылась за ними дверь и повернулся ключ в замке. Он судорожно глотнул воздух и остановился, но женская рука тянула его вперед. Что она делает? Почему не гонит?

Напряжение достигло той грани, когда дрожит каждый мускул на теле. У Ника пересохло в горле, его грудь обжигало ожидание. Черт подери эти проклятые глаза. Марианна положила руки ему на плечи, и он почувствовал ее слишком близко, настолько близко, что у него закружилась голова. Она поднесла его руку к своим губам, и он с содроганием обвел их нежный контур. Какие мягкие, нежные, сочные. Ее рот приоткрылся, позволяя прикасаться и Ник услышал легкий вздох, осторожно провел рукой по ее щеке, и женщина подалась вперед. Когда ее губы коснулись его губ, Нику показалось, что время остановилось. Ее губы нежно касались его губ, и наконец-то Марианна его поцеловала. Как давно он не чувствовал ее поцелуи. Черт возьми, он сейчас сойдет с ума. Он жалкий безумец, он ждал, когда она сделает шаг навстречу, и еще один шаг, и еще… Глупец.

Теперь ее пальцы погрузились в его волосы, и она поцеловала еще смелее, требуя ответной ласки. А он боялся, как дурак, боялся спугнуть ее своей дикой страстью, которая уже клокотала внутри как вулкан. Марианна отстранилась, и Ник застонал от разочарования.

Но тут же судорожно стиснул челюсти, он услышал шуршание одежды, и в воспаленном воображении нарисовалась картина – она сбросила платье. Ее пальцы медленно расстегнули его рубашку, потом коснулись его кожи, жадно исследуя каждые сантиметр. Ник закрыл глаза. Если ее ласки станут более дерзкими, он не сможет удержаться. У него слишком долго не было женщины, но поторопить ее, он не смел. Не смел даже произнести ни слова. Ее грудь коснулась его обнаженного тела, и он со свистом выдохнул. Почувствовал твердые вершинки сосков и несмело коснулся их рукой и тут же отнял, но Марианна требовательно положила его ладонь к себе на грудь.

– Ты … Марианна ты…не должна… я не могу слышишь? Дай мне уйти… Но она накрыла его губы своими, продолжая удерживать его ладонь на груди. Словно умоляя его о ласке, и его пальцы ожили, вначале он касался ее нежно исследуя на ощупь такое желанное тело, боясь испугать резким движением, но в ответ услышал тихий стон и кровь бросилась ему в лицо, в паху болезненно заныло. Тело требовало немедленной разрядки и пытка, еще не начавшись, стала невыносимой. А потом она повела его за собой к постели. Легонько толкнула, и Ник упал на шелковые простыни. Марианна раздевала его медленно, сводила с ума легкими прикосновениями пальцев.

Ник почувствовал, как она легла рядом, он жадно вдыхал запах ее тела, и понимал, что она трепещет, ждет, когда он все же к ней прикоснется. Он нерешительно привлек ее к себе и ощутил, как шелковистые волосы коснулись его груди, а рука накрыла его руку. Ник приподнял Марианну за плечи, зная, что сейчас она смотрит ему в лицо.

– Ты меня не боишься? Я не внушаю тебе ужас, малыш? Ее пальчик осторожно вывел на его груди – «нет». Он улыбнулся уголком рта. А она продолжила «писать». Когда он понял, что именно Марианна пишет, у него снова пересохло в горле. Она повторила каждое слово с особой тщательностью – «Я.

Люблю. Тебя». И он не смог не ответить, прижал ее еще крепче, покрывая поцелуями ее лицо.

– Ты меня простила?… Девочка моя… я без тебя подыхаю… я с ума схожу без тебя… Если ты меня оттолкнешь я умру… Теперь он целовал ее все сильнее, исследуя ее рот языком, наслаждаясь каждой секундой поцелуя. Постепенно к нему возвращалась уверенность себе. Как же давно он не касался ее губ, сладких податливых, нежных. Ник чувствовал, как желание просыпается в нем с новой силой. Руки вспоминали каждый изгиб ее тела, бархатистость ее кожи. Он приподнял ее чуть выше, нашел губами ее сосок, чувствуя его упругость у себя во рту. Услышал ее тихий стон. Рука двинулась по ее бедру, скользнула между ног, ему показалось, что сейчас он готов взорваться, что возбуждение достигло своего апогея, как только коснулся ее плоти. Внезапно Марианна сжала бедра. Ник тут же замер.

– Ты боишься? Ты меня боишься? В ответ она нерешительно раскрылась навстречу его пальцам. Медленно, как в первый раз, он нежно ласкал ее, прислушиваясь к малейшему стону или вздоху.

– Как же я хочу тебя, я изголодался, истосковался по тебе. Николас тихо застонал, изнывая от желания проникнуть внутрь ее тела.

– Я боюсь причинить тебе боль… что мне сделать, милая? Я схожу с ума, так сильно хочу тебя. Его пальцы осторожно проникли во влажное лоно и замерли, чувствуя, как она напряглась, окаменела, вновь сжала бедра. Из его горла чуть не вырвался вопль отчаянья. Она все же боится. Ник крепко прижал Марианну к себе и жарко прошептал ей в ухо:

– Я больше никогда не причиню тебе боли, клянусь, что никогда… я люблю тебя… я так безумно люблю тебя… если ты хочешь чтобы я прекратил, я немедленно тебя оставлю и мы попробуем в другой раз. В ответ Марианна вернула его руку обратно, и спрятала лицо у него на груди. Постепенно она начала отвечать на его прикосновения и вскоре Ник уже слышал ее легкие стоны, всхлипыванья, теперь он ласкал уже более дерзко, к нему вернулась былая уверенность в себе. Мужчина склонился над ней, отыскивая губами острые вершинки сосков, он нежно их покусывал, чувствуя, как она начинает подрагивать, как раздвигаются ее ножки, позволяя проникнуть пальцем вовнутрь горячего тела еще глубже.

– Я уже успел забыть какая ты сладкая, я буду ласкать тебя медленно, я буду любить каждый кусочек твоего тела, пока не заставлю тебя кричать как когда-то. Он забыл о себе, как когда-то, когда брал ее в самый первый раз. Сейчас его жена пугливей и скованней девственницы. Ему придется долго и терпеливо пробуждать ее тело, ее доверие, пока она не расслабиться и не откроется для него полностью. Как же адски трудно не видеть ее лицо, не видеть ее затуманенный взгляд, не созерцать прекрасное тело. Только осязать, руками, языком, губами. Он склонился над ее раздвинутыми ногами, покрыл поцелуями нежную кожу, спускаясь все ниже, чувствуя запах возбужденной плоти. Сегодня ее ночь. Только Марианна, только ее наслаждение. Ему этого вполне хватит. Даже если не получиться довести ее до экстаза, это будет первый шаг на пути к исцелению их обоих. Он вздрогнул, когда коснулся языком нежной плоти, вздрогнул вместе с ней, пытаясь расслабиться, но из груди рвались стоны, зверь жаждущий погрузиться в ее тело проснулся. Он рычал, он рвал и метал. Нет, сейчас все будет по-другому, Ник не возьмет ее, он будет только ласкать, возвращать, отвоевывать доверие. Язык отыскал набухший бугорок в складках нежной плоти и ринулся в атаку, а вот и долгожданный стон, протяжный, полный страсти и нетерпения. Ее пальцы вцепились ему в волосы. Ник больше не держал ее бедра, он отыскал вершинки грудей и гладил их кончиками пальцев. В ее власти было оттолкнуть его, сжать колени. Ник больше не брал, он отдавал и только ей решать, как долго это будет длиться. Горошинка под его языком твердела, ее пальцы хаотично теребили его волосы, она уже не стонала, она всхлипывала как раненное животное, а когда его губы жадно обхватили трепещущий бутон, ударяя по нему кончиком языка, она закричала. От этого крика его пронзило словно током. Собственное возбуждение причиняло боль. Теперь Ник сжал ее ягодицы, не давая отстранится. Он пил ее экстаз, сходя с ума от безумного желания присоединиться к ней, почувствовать плотью сокращения ее лона. Но Ник совладал с собой, он нежно поглаживал ее распахнутые ноги, прислушиваясь к последним судорогам, и чувствовал себя победителем.

Прилег рядом с ней, привлек к себе, целуя влажные волосы. Он чувствовал, как его собственное тело требует разрядки, стиснул челюсти, закрыл глаза. Не сегодня. У них еще будет время. Марианна приподнялась и нежно поцеловала его в губы, обхватив его лицо ладонями. Ник закрыл глаза, пытаясь расслабиться, и вдруг почувствовал, как ее рука скользит по его груди, животу, опускаясь все ниже. «Только не это, прикоснется, и я взорвусь», – он перехватил ее запястье.

– Я могу потерпеть, малыш. Я никуда не тороплюсь, тебе не обязательно…

В этот момент ее ладонь легла на его возбужденную до предела плоть, и он застонал, прижал ее к себе, запустил пальцы в ее роскошные волосы. Ника захлестнула дикая волна наслаждения, невероятная по своей силе. Нежные пальчики сводили с ума, и он дрожал всем телом. Ник растерялся, впервые он оказался в такой ситуации, когда не может действовать активно. Не может опрокинуть ее навзничь и ворваться в ее лоно как когда-то. Может только отдаться в ее руки и смиренно покориться ласкам. И он покорился, закрыл глаза, чувствуя, как пальцы скользят по раскаленному члену, обхватывая ствол, задевая головку.

– Марианна, я долго… я слишком долго ни с кем не был, малыш, не могу больше… прекрати иначе я сейчас … Он не смог договорить из его горла вырвался хриплый стон, похожий на рычание, он почувствовал мягкие губы, обхватившие его член, робкие касания языка и теплоту ее рта.

Хотел отстранить, не дать продолжить сводить его с ума, но она сжала его руки и приняла напряженную каменную плоть еще глубже. Для нее это все в новинку. Кроме того, одного раза, когда Ник принудил ее, Марианна не ласкала его столь дерзко. Он не позволял. Но сейчас, чувствуя влажные прикосновения языка, поглаживания маленьких тонких пальцев, у него уже не было сил сопротивляться, разрушительный оргазм приближался с невероятной скоростью.

– Марианна, я долго… я слишком долго ни с кем не был… Я на грани…остановись… я прошу тебя… иначе я сойду с ума. Ник попытался приподнять ее, не позволить себе излиться в нежное тепло ее рта, но в этот момент Марианна крепко сжала руками иго бедра, продолжая дерзко ласкать его губами и языком, неумолимо приближая развязку. Ник вцепился пальцами в подушки, застыл на мгновенье, а потом почувствовал разрушительную вспышку наслаждения. Он слышал собственный крик, чувствовал шелковые волосы под пальцами, понимал, что уже инстинктивно двигается все быстрее и быстрее, но уже не мог остановиться, его сознание разорвало на мелкие кусочки невероятно ослепительного оргазма.

Когда Марианна снова положила голову ему на грудь, обвивая его торс руками, он тихо прошептал, зарывшись лицом в ее волосы:

– Прости… я не смог удержаться… Ты сумасшедшая…Ты еще более сумасшедшая, чем я… Моя девочка. Моя сладкая малышка. Теперь все будет иначе, обещаю, клянусь тебе – все будет иначе.

Все стало иначе, когда я открыла дверь и увидела Ника на пороге своей спальни, растерянного, жалкого и такого одинокого. Он пришел ко мне. Пришел сам. И готов был сбежать в любую секунду. Еще никогда он не был со мной столь нежен, даже с тот самый первый раз, когда взял мою девственность. В нем всегда был неудержимый огонь, едкое пламя страсти, он балансировал на грани безумия, а сейчас я увидела его совсем другим. Управлять им, мучить его, сводить с ума и все в моей власти. Меня увлекли прикосновения к его телу, я целовала его так жадно, что даже сама удивлялась своей наглости, своей дерзости. Наверное, это от того, что Ник не мог меня видеть, только чувствовать и я дала себе волю. Управлять его желаниями, держать все под своим контролем как это ново для меня. Конечно, я знала, что все это ненадолго и жадно брала то, что он мне давал. Впитывала каждое слово, наслаждалась его ласками, словно впервые. Нет, я его больше не боялась, как можно бояться, когда он так нежно шептал мне в ухо слова любви. Когда притрагивался ко мне как прекрасному цветку, с преклонением, с нежностью. Да, в этот раз не было той дикой страсти как раньше между нами, но именно сейчас мы занимались любовью. Долго, неторопливо, растягивая удовольствие, узнавая друг друга заново. Но если честно, я обожала его другим, неистовым, грубым, быстрым. Только не в этот раз. Мы были истощены войной, нашей войной. Каждый из нас станет самим собой потом. Сейчас мы дарили друг другу, то, что всегда отсутствовало в наших отношениях, мы учились доверять. Точнее это Ник сделал титаническое усилие над собой и уступил мне бразды правления в постели. Я не знала который сейчас час, а Ник так и не вернулся к работе. Мы провели в моей спальне, наверное, целые сутки и при этом так и не занялись сексом в полном смысле этого слова. Только ласки и нежные касания поцелуи. Наши пальцы сплетались в пожатиях. Ник трогал мое лицо, изучая каждую черточку. А потом мы, наверное, сильно достали Сэми и он напомнил нам о своем существовании – устроил у меня в животе настоящий переворот. И я услышала, как смеялся мой муж, я даже застыла, не веря своим ушам, но он был поглощен Сэми. Они играли в свою игру. Ник прикасался к моему животу, и в тот же миг ребенок толкался именно в этом месте. И я почувствовала себя безумно счастливой, за долгое время, это счастье затопило меня с такой силой, что все мои эмоции просто рвались наружу. Я чувствовала, как энергия Сэми заполняет мое сознание, он тоже счастлив. Ему хорошо. Я еще никогда не видела этого жуткого вампира, который внушал дикий ужас слугам и даже своими собратьям, таким нежным и любящим. Ник олицетворял для меня все самое яркое – страсть, желание, неистовство, бурю, но никак не нежность и я ошибалась. Сегодня я увидела его совсем с другой стороны. Наверное, он почувствовал, как пристально я смотрю на него, нашел мою руку и прижался к ней губами:

– Я бы отдал все на свете, чтобы услышать, как ты говоришь мне, что прощаешь, как ты говоришь, что любишь меня. Я готов даже онеметь сам.

Я не поняла, как это случилось, но это случилось, я подумала о том, как сильно люблю его и, оказывается, сказала это вслух, я не обратила внимание, а Ник замер, сжав мою руку еще крепче. Я так долго слышала собственный голос внутри себя, что даже не поняла, как слова сорвались с моих губ.

– Марианна… ты это сказала… ты сказала мне это – повтори еще раз. Смакуя каждое слово, я повторила медленно, чуть хрипловато, неуверенно:

– Я тебя люблю, – потом еще громче, – я тебя люблю. Ник, я люблю тебя. Я бросилась ему на шею и крепко прижалась к нему всем телом. Ник целовал мое лицо, мои руки, волосы, плечи.

– Еще, скажи мне еще…

– Я люблю тебя.

– Еще.

– Люблю. В этот момент, наверное, мы окончательно разбередили Сэми или это мои эмоции так подействовали на него, или пришло мое время, но ЭТО началось. Началось неожиданно. Я почувствовала тянущую боль внизу живота. Вначале не придала значения, а потом ощутила, как все внутри напрягается, словно готовое взорваться. Боль начала приходить волнообразно, словно издалека, но она набирала обороты. Я была не готова к ней, я испугалась и крепко сжала руку Ника. Мой голос еще не окреп и я прошептала:

– Ник… я … позвони Фэй, пожалуйста Начался хаос. Через несколько часов я поняла, что голос ко мне вернулся и не просто вернулся, а я умею кричать и очень громко, я даже умею посылать проклятия. Фэй металась вокруг меня, раздражая только одним видом, а я выла от боли, и мне казалось, что я сейчас умру. Точнее я была уверенна, что уже умираю. Мне было страшно, еще никогда в своей жизни я так не боялась. Спустя полчаса приехал профессор, а мне уже было наплевать, я просто орала как ненормальная и хотела, чтобы меня кто-нибудь убил. Желательно очень быстро. Я слышала голос Ника, он требовал дать мне обезболивающее, он тряс профессора как грушу и грозился его растерзать, если тот не прекратит мои мучения. Я сама была готова придушить каждого, кто приближался к моей постели, даже Фэй. Мне казалось боль длиться вечность и никогда не прекратиться. Сквозь туман я слышала, как Фэй просит профессора сделать кесарево, а тот говорил, что я справлюсь сама. Все это время я их перебивала и была уже готова на то, чтобы меня немедленно разрезали, а еще лучше зарезали. Но профессор оставался непреклонным, он закрыл рот даже Нику, когда тот сказал, что если я умру, то он лично вырвет сердце доктора и отдаст на съеденье собакам. Тот невозмутимо ответил, что от родов я точно не умру, а вот если мой муж будет мешать профессору работать, то он просто не сможет мне помочь. Теперь я слышала, как Ник нервно меряет шагами коридор за дверьми моей комнаты. Профессор оказался прав – я родила Сэми сама. Когда мне на грудь положили драгоценный комочек, вся боль отошла на второй план, если не на десятый и меня затопило незнакомое чувство щемящей нежности и любви. Удивительное чувство, непередаваемое. Я стала матерью. Этот день я запомню навсегда, и он стал счастливым в моей жизни: я снова обрела Ника, голос и родила нашего малыша. Нашего первого малыша.

ЭПИЛОГ

Сейчас, сжигая в камине листы своего дневника, я заново переживала все, что с нами произошло, и понимала, что это было неизбежно для нас с мужем. Мы научились жить совсем по-другому, мы научились любить, а не гореть от страсти. Теперь я могла верить в вечность с ним рядом, а он больше не сомневался в моих чувствах. Мы никогда не вспоминали о прошлом, но помнили о нем всегда. И это укрепляло нашу любовь. Ник изменился, нет, он не перестал быть негодяем, он не стал вдруг слишком нежным и покладистым, он просто изменился, ради меня, ради Сэми. Для нас он стал заботливым, любящим мужем и отцом, а для всех остальных по-прежнему жутким монстром.

Способности Сэми проявились лишь к трем годам, до этого он был самым обыкновенным малышом и сводил нас с Ником с ума. Особенно меня. Более точной копии моего мужа нельзя было себе представить, перед ним пасовал даже Ник, маленький плут всегда оставался победителем. Позже мы поняли истинную сущность Сэми – он был Чанкром, не просто Чанкром, его способности превосходили таковые у Фэй в тысячу раз. Он читал наши мысли, он мог понимать язык животных, он исцелял все к чему прикасался и именно он сказал нам с Ником, что у него будет сестричка задолго до того как я забеременела снова. Сэми оказался прав. Самуил вернул моему мужу зрение – спустя три года слепоты, мрака к Нику вернулась способность видеть. Это произошло случайно, во время игры. Сэми просто закрыл ладошками глаза отца, а когда убрал маленькие ручонки, Ник упал на спину и схватился за голову. После дикой вспышки боли к нему вернулось зрение. Еще через три месяца я родила девочку, чудесное золотоволосое создание, она была похожа на настоящего ангелочка, хотя мы были уверенны, что наверняка у нее будут невероятные способности. Но это оставалось под завесой тайны – ни Сэми, ни Фэй не могли проникнуть в сознание Камиллы. И я подозревала, что она взяла мою сущность, хотя этого мы так до конца и не знали. А еще через полгода мы гуляли на свадьбе Фэй, никогда бы не поверила, что эта скромница и тихоня была тайно влюблена в Криштофа, но, тем не менее, они поженились, и я была безумно счастлива за них обоих. В клане Черных Львов наступил долгожданный мир. Надолго ли? Никто не знал. В нашем братстве подрастали Велес полу-волк полу-вампир, Сэми – Верховный Чанкр, рождающийся раз в десять тысяч лет и Камилла – очаровательное создание, о способностях которого можно только гадать. Братство ступило в новую эру, и кто знает, может, у наших врагов подрастали не менее способные преемники?

Страницы: «« 12345678

Читать бесплатно другие книги:

Второй том сочинений П. П. Бажова содержит сказы писателя, в большинстве своем написанные в конце Ве...
Как же много соблазнов таит Манхэттен! Бесконечные магазины манят тех, для кого шопинг не просто заб...
Такого дерева вы не видели никогда в жизни. Оно достигает вершиной небес, и растут на нем тыквы всех...
Ее зовут Катя. Ей – семнадцать.Она приехала в Питер из Пскова – поступать в университет.Его зовут Ка...
Поместье юной вдовы Розамунды Болтон располагалось в точности на границе Англии и мятежной Шотландии...
Дик Фрэнсис (1920–2010) – один из самых именитых английских авторов, писавших в жанре детектива. За ...