Розамунда, любовница короля Смолл Бертрис
Генри от изумления на минуту потерял дар речи.
– Ты не смеешь! – вскричал он наконец.
– Почему же? По английским законам я единственный, кто имеет над ней права, – проговорил Хью, невероятно наслаждаясь происходящим.
– Но я ее ближайший родственник! – взвизгнул Генри.
– А я – ее супруг благодаря тебе, – парировал Хью. – Права мужа превыше прав всех родственников, вместе взятых. Ты не получишь ни Розамунды, ни Фрайарсгейта для своего наследника.
– Ты немедленно подпишешь контракт! – не отступал Генри.
И тут Хью не сдержался. Он никогда не ожидал увидеть отчаяние в глазах Генри, услышать мольбу в его голосе, но, как оказалось, ошибся. И теперь разразился неудержимым смехом. На беду, смех перешел в приступ кашля. Хью стал задыхаться и судорожно потянулся к кубку с настоем, приготовленным женой. Но Генри, видя это, отодвинул кубок подальше. Чувствуя, как останавливается сердце, Хью понимающе уставился на него голубыми глазами, в которых так и не погасло веселье. Губы беззвучно зашевелились, прежде чем с них слетели последние слова.
– Ты проиграл! – выдохнул Хью, падая на подушки. Лицо постепенно накрывали смертные тени.
Генри тихо выругался, подвигая кубок ближе к своей жертве, чтобы никто не догадался о случившемся. Ему так и не удалось получить подпись Хью, а на подделку он не осмеливался. Все же теперь, со смертью Кэбота, он снова обрел власть над племянницей. Она сделает так, как потребует он, иначе он просто задушит ее голыми руками.
Генри прикрыл глаза умершему, вышел из спальни и, вернувшись в зал, объявил:
– Твой муж снова заснул, Розамунда, и передал, что поговорит с тобой завтра.
– Ты останешься на ночь, дядя? – осведомилась она. – Я отведу тебя и кузена в спальню.
– Покажи юному Генри дорогу, девочка. Я знаю, где в этом доме комнаты для гостей. Пожалуй, поживу тут немного. Но сначала принеси мне вина.
Она выполнила просьбу, а потом повела кузена в комнату для гостей, пожелала доброй ночи и поспешно удалилась, решив посмотреть, хорошо ли себя чувствует Хью. Но, к своему величайшему потрясению, обнаружила, что муж мертв.
Сдержав крик тоски, она позвала служанку и велела:
– Немедленно беги за мастером Эдмундом. Смотри, чтобы мой дядя тебя не заметил. И позови сюда Мейбл.
Она уже посылала за Эдмундом, но тот не явился, очевидно, его не было поблизости. Хоть бы сейчас он оказался в доме.
Служанка кивнула и снова оставила ее одну. Вошедшая Мейбл немедленно поняла, что случилось, и в ужасе прижала ладонь ко рту.
– Как? – воскликнула она.
– Мы должны подождать Эдмунда, – глухо объявила Розамунда и, усевшись рядом с усопшим мужем, взяла его остывающую ладонь, словно этим могла вернуть жизнь.
Наконец в спальне появился Эдмунд и, сам того не зная, повторил вопрос жены:
– Как?!
– Подозреваю, к этому приложил руку дядюшка Генри, – пояснила Розамунда. – Ничего, он свое получит.
Слезы потоком струились по ее бледному лицу.
– Расскажи, – попросил Эдмунд. – Если сумеешь убедить меня, я сам его прикончу и обставлю все так, будто произошел несчастный случай.
Его серые глаза были очень серьезны.
– Он пошел поговорить с Хью, а вернувшись, сказал, что Хью заснул, но велел передать, что поговорит со мной утром. Я оставила дядю в зале, отвела его отродье спать, а когда пришла в спальню, обнаружила, что мой муж мертв.
Эдмунд нагнулся и тщательно осмотрел леденеющее тело старого друга. Ни малейшего признака насильственной смерти. На тонких синих губах даже играла легкая улыбка.
Выпрямившись, Эдмунд покачал головой:
– Розамунда, он умер своей смертью. Мы этого ожидали. – Он обнял измученную племянницу. – Ты вне себя от горя, дитя мое. Все случилось быстрее, чем мы предполагали.
– Генри Болтон виноват в его смерти, – упрямо твердила Розамунда. – Не знаю, каким образом, но чувствую это сердцем. Хью был бодр и весел, когда я его оставила. Кого же еще винить?
– Даже если ты права, Розамунда, доказательств все равно нет. Хью был смертельно болен, и все это знали. Однако, поскольку Генри не ведает, что он скончался, или хочет, чтобы мы поверили, будто он тут ни при чем, мы ничего не скажем ему до утра. Где мой брат сейчас?
– Потягивает вино в зале. Сомневаюсь, что он сильно изменился, а это означает, что пока не напьется до полусмерти, с места не встанет, – с горечью ответила Розамунда и, глубоко вздохнув, расправила плечи. – Мы с Мейбл приготовим тело моего мужа к похоронам. Эдмунд, ты обнаружил доносчика?
– Нет, племянница. Возможно, кто-то просто распустил язык, не думая ни о чем плохом. Сама знаешь, с какой быстротой разносятся слухи!
– Я приказываю положить моего мужа в зале, чтобы все могли отдать ему последние почести, – объявила Розамунда. – И всю ночь стану молиться у его смертного ложа. Вряд ли дядюшка заметит это в своем пьяном бреду.
Она вопросительно взглянула на Эдмунда:
– Хью говорил, что нашел средство защитить меня от Генри и что ты знаешь, в чем дело.
– Знаю, – тихо хмыкнул Эдмунд. – Мой братец не знал, что совершает роковую ошибку, выдавая тебя за Хью Кэбота, и что Фрайарсгейт навеки уплывет из его загребущих лап. Будь уверена, племянница, я не позволю Генри захватить тебя и Фрайарсгейт и заставлю уважать последнее желание твоего мужа. Кое-кто уже на пути сюда. Хью надеялся сам встретить гонца, но он скоро будет здесь, и все станет ясным. Нам понадобится власть нашего гостя. Ты мне веришь?
– Всегда, дядя, – спокойно кивнула она.
Мейбл благоговейно перекрестилась и прижала Розамунду к пышной груди, сочувственно прищелкнув языком. К ее величайшему удивлению, девочка разрыдалась. Так долго копившиеся горести вырвались наружу.
Ни Мейбл, ни Эдмунд не произнесли ни слова, пока Розамунда изливала печаль.
Наконец она стихла, вытерла глаза рукавом, ощущая необычайные покой и облегчение. Она никогда не была плаксой и сейчас гордо выпрямилась и тряхнула головой:
– Давайте начнем. Нужно обмыть его и зашить в саван. Эдмунд позаботится о том, чтобы сколотили гроб и принесли наверх, в комнату Хью.
– Немедленно, госпожа, – кивнул Эдмунд и торопливо вышел.
– Все равно это Генри убил Хью, – настаивала Розамунда. – Пусть Эдмунд твердит, что не нашел на теле ни раны, ни синяка, я знаю, что это так. Когда-нибудь я отомщу!
– Думаю, Эдмунд не стал бы ничего скрывать от тебя, – задумчиво протянула Мейбл, – хотя это еще не значит, что ты не права. Чтобы справиться с таким слабым больным, достаточно прижать подушку к его рту.
Розамунда задумчиво кивнула:
– Он еще сильно пожалеет о том, что наделал. Я не позволю Хью уйти неотмщенным. Он был мне добрым другом. Это мой супружеский долг по отношению к нему.
Женщины стали готовить Хью к погребению: раздели и осторожно обмыли тело теплой водой из кувшина, стоявшего на углях камина. Мейбл подошла к сундуку, что стоял у изножья кровати, вытащила кусок полотна, оторвала длинную полосу и подвязала подбородок Хью, чтобы рот не открылся. Потом заколола повязку маленькой булавкой, а Розамунда тем временем вынимала из сундука саван. Женщины с трудом уложили тело в полотняный мешок. Снаружи оказалась одна голова, но и ту прикроют перед самыми похоронами. Длинные руки сложили на груди и сверху придавили простым деревянным распятием. Розамунда осторожно пригладила серебристо-белые волосы мужа. И снова почувствовала, как слезы щиплют глаза, но на этот раз сумела взять себя в руки.
– Генри в самом деле пьян, – объявил вернувшийся Эдмунд. – Я велел оттащить его в постель. Пришли мужчины с гробом. Сейчас Хью снесут вниз и зажгут свечи по четырем углам гроба. Аналой с молитвенником ожидает тебя.
Розамунда кивнула и с последним взглядом на мужа покинула спальню. Когда гроб поместили на длинный стол, она сама зажгла свечи и преклонила колени в молитве.
– Я не сойду с места, пока его не опустят в могилу, – сказала она слугам. – Постарайтесь выкопать яму поглубже.
– Все будет сделано, – заверил Эдмунд и вопросительно взглянул на жену, но та повелительно махнула рукой, и он удалился.
– Я побуду с тобой, – предложила Мейбл.
– Нет, – отказалась Розамунда. – Предпочитаю побыть одна.
– Но, дитя мое… – запротестовала Мейбл.
– Я больше не дитя, – тихо ответила Розамунда. – Теперь иди, но возвращайся за час до рассвета.
Ее колени упирались в маленькую подушечку, руки были молитвенно сложены, голова низко склонена.
Мейбл горестно вздохнула. Нет, Розамунда уже не ребенок, но еще и не взрослая женщина. Что с ней будет теперь?
Она медленно вышла из зала. И без того все ясно. Генри Болтон выдаст племянницу замуж за своего мерзкого сыночка. Гадкий мальчишка, которого он привез с собой, станет новым хозяином Фрайарсгейта, а сама Розамунда будет в подчинении своего дядюшки.
Она снова вздохнула. Правда, Эдмунд говорил что-то насчет того, как умно Хью обеспечил безопасность Розамунды. Но, насколько она знает Генри, тот наверняка пренебрежет последней волей Хью, и они ничего не смогут сделать.
Расстроенная женщина вошла в спальню, где уже сидел муж.
– Ты оставила ее одну? – спросил он.
– Она так хотела, – пояснила Мейбл, снимая вуаль и опускаясь на сундук. – Я очень устала, муженек. А молодая хозяйка, разумеется, измучена еще больше и все же собирается молиться до восхода за добрую душу своего супруга.
И, немного помедлив, добавила:
– Думаешь, Розамунда права, утверждая, что Генри Болтон каким-то образом виновен в смерти Хью?
– Он сильно ослабел и едва дышал, – ответил Эдмунд, – но я не думал, что смерть придет за ним так рано. Правда, я не видел следов насилия, и вряд ли Генри отважился на преступление. На губах Хью даже играла слабая улыбка, словно перед смертью его что-то рассмешило. И все же его веки были кем-то закрыты. Хотя скорее всего Генри прикрыл глаза умершему. – Он пожал плечами: – Возможно, Хью просто пришло время отправляться к праотцам. Мы никогда не узнаем, что произошло на самом деле. Поэтому следует придерживать язык и хозяйку предупредить, чтобы сто раз подумала, прежде чем сказать что-то. Мы ничего не можем доказать. Мало ли какие подозрения или мысли у нас возникнут!
– Но что теперь будет? – тревожилась Мейбл. – Разве не ты сказал, что Хью позаботился о нашей Розамунде? Что он сделал такого, против чего твой брат бессилен?
– Немного терпения, жена, – хмыкнул Эдмунд. – Я буду держать язык за зубами до нужного момента. Обещаю, что Генри останется в дураках и ничего не сможет предпринять. Ни Розамунда, ни Фрайарсгейт никогда ему не достанутся.
– Если для того, чтобы увидеть чудо, нужно потерпеть, я все вытерплю, – пообещала Мейбл, снова вставая и принимаясь расшнуровывать платье. – Уже поздно. До утра осталось немного. Пойдем в постель, муженек.
– Согласен, – кивнул он, тоже вставая. – Завтра нас ждет долгий и трудный день.
Глава 3
– Твой муж мертв? – притворно удивился Генри Болтон. – Но в таком случае, племянница, мне не понадобится его подпись, чтобы выдать тебя за своего сына, не так ли? Ты снова под моей опекой и будешь делать, как тебе велено. – Он широко улыбнулся девочке. – Давай поскорее похороним его и покончим с этим. Думаю, мне стоит взять тебя с собой в Оттерли, чтобы наставить в правилах хорошего поведения, подобающего достойной жене. Хью вбил тебе в голову идеи, не подобающие твоему положению. Я же пойду против своих правил и поручу присматривать за Фрайарсгейтом бастарду моего отца, Эдмунду Болтону.
– Погребение состоится на закате, – твердо ответила Розамунда. – Арендаторы хотят оказать Хью последние почести и поэтому с самого рассвета приходят в дом.
Она говорила медленно и размеренно, хотя сердце трепыхалось, как пойманная птичка. Она просто сбежит, прежде чем позволит Генри Болтону разлучить ее с Фрайарсгейтом. Но Розамунда доверяла Эдмунду так же беззаветно, как Хью, упокой Господь его безгрешную душу.
– Если хочешь опустить его в землю вечером, мне придется остаться еще на одну ночь, – пожаловался Генри.
– Хью Кэбот был мне хорошим супругом, а здешним обитателям – добрым хозяином, дядюшка. И поэтому заслуживает достойных похорон. Я не позволю наспех бросить его в яму и засыпать землей только потому, что это устраивает тебя и твое отродье, – резко бросила Розамунда. Она была бледна как смерть. Под глазами темнели круги.
– О, как знаешь, – мрачно буркнул Генри. – Совсем неплохо провести еще одну ночь вдали от Мейвис и ее постоянного нытья. Но утром мы уезжаем, Розамунда.
– Вряд ли я смогу так быстро собраться, – запротестовала она. – Кроме того, завтра утром священник прочтет завещание Хью.
– Его завещание ничего не изменит, племянница, – злобно пропыхтел Генри с таким негодующим видом, что мясистые щеки затряслись.
– Он был моим супругом и имел на меня все права. Я должна повиноваться его последним желаниям, каковы бы они ни были, – мило улыбнулась Розамунда.
– Его желания совершенно не важны. Я твой ближайший родственник. С этой минуты ты – моя подопечная, каковой была всегда, со смерти твоих родителей. Закон, Божий и человеческий, гласит, что ты должна повиноваться моим приказам, и я ничего не желаю больше слышать!
Генри потянулся к чаше с вином и, выпив содержимое одним глотком, стукнул чашей о столешницу.
– Ты поняла меня, племянница? Я твой хозяин, и никто другой.
– Последняя воля моего мужа будет исполнена, – решительно заявила Розамунда и, повернувшись, покинула зал.
– Дрянная сучонка! – прошипел Генри. – Придется пороть ее кнутом каждый день, пока ее дьявольская гордость не будет сломлена. Ну а потом я буду драть ее дважды в неделю, чтобы не забывала, в чьих руках ее судьба. Да, девчонке нужна твердая рука и неуклонная дисциплина. Все это она получит в моем доме.
Кроме того, он заметил, что у нее растут груди. Это означает, что ее связь с луной прерывается ежемесячно. Нельзя с нее глаз спускать, иначе она опозорит семью. Она должна оставаться девственницей до тех пор, пока Генри не сможет ее объездить!
Он намеревался положить сына в постель к племяннице, когда ему исполнится двенадцать. Розамунде к тому времени будет двадцать. Ничего, он раздобудет пояс целомудрия и наденет на племянницу, чтобы не беспокоиться о ее добродетели. Именно его внук унаследует Фрайарсгейт, иного он не допустит.
Он хмуро уставился на слугу, стоявшего рядом, и тот поспешил налить ему вина. Генри Болтон выпил, рыгнул и, поднявшись, взглянул на тело Хью Кэбота.
Жители Фрайарсгейта один за другим длинной цепочкой проходили мимо гроба. Лица у всех были грустными, многие, не скрываясь, плакали. О чем они рыдают? Хью Кэбот был чужаком и женился на Розамунде, чтобы сберечь Фрайарсгейт для Генри. Вероятно, он распустил здешних обитателей. Они скорбят по нему, потому что боятся нового строгого хозяина, только и всего.
К удивлению Генри Болтона, оказалось, что погребальную службу справляет его единокровный брат Ричард.
– Почему это вдруг послали за тобой? – грубо спросил он. – Где отец Бернард?
– И тебе добрый день, Генри, – усмехнулся Ричард Болтон. – Бедный старый Бернард умер три года назад, и с тех пор здесь нет постоянного священника. Эдмунд позвал меня похоронить Хью.
Священник проницательно оглядел младшего брата:
– А ты все толстеешь? Слишком много вина и еды вредно для человека.
Сам Ричард был высоким, стройным, с худощавым, благородным лицом аскета. Черная сутана, подпоясанная белым поясом, смотрелась на нем так же элегантно, как придворное платье.
– Давай лучше похороним Кэбота без лишнего шума и суеты, – огрызнулся Генри. – Я должен уехать завтра и забираю с собой Розамунду.
– Ты не можешь уехать, пока я не зачитаю завещание Хью, – спокойно возразил Ричард и, кивком показав на племянника, осведомился: – Это твой сын?
Генри Болтон-младший увлеченно сосал палец. Отец ударил его по руке и подтолкнул вперед:
– Это брат Ричард, новый священник.
– Видели, какое владение? Это мое! – объявил мальчишка вместо приветствия. – Старик помер, и теперь все достанется мне, только жена, которую выбрал отец, очень противная. Дерзкая такая и все время злится на меня. Вы должны сказать, что она непременно отправится в ад, если не будет уважать мужа. Мой отец говорит, что я должен стать ее господином и повелителем.
Ричард Болтон проглотил неуместный смех, едва не сорвавшийся с губ. Серо-голубые глаза лукаво блеснули при виде досадливо хмурившегося брата.
– В самом деле? – обронил он как мог серьезнее. Генри наградил наследника подзатыльником, и парнишка взвыл от неожиданности. Слезы полились по грязным щекам.
– У тебя есть завещание? – допытывался Генри. – И что там говорится? Правда, какое это имеет значение, если Розамунда принадлежит мне и я могу делать с ней все, что пожелаю.
– Завещание будет оглашено после поминального пира, как полагается по обычаю, – ответил святой отец.
– О, если так уж угодно, можешь делать из этого великую тайну, но это ничего не изменит, – раздраженно отмахнулся Генри и, повернувшись к сыну, рявкнул: – Да прекрати ты свое нытье!
Хью Кэбота похоронили на склоне холма с видом на долину. Розамунда поцеловала холодные губы, прежде чем в крышку гроба заколотили первый гвоздь, и долго плакала по прекрасному человеку, все эти годы заменявшему ей отца. После того как могилу зарыли, она постояла еще немного, глядя, как солнце опускается за зеленые холмы, а потом вернулась в дом, чтобы проследить за приготовлениями к поминальному пиру. Трое ее дядьев уже сидели за столом. Какой контраст между благородными лицами Эдмунда и Ричарда и жирной недовольной физиономией Генри. Маленькие глазки беспрестанно шарили по залу, словно их владелец мысленно составлял опись находившихся здесь вещей.
Розамунда села между ним и кузеном.
Ужин получился сытным и обильным и наверняка понравился бы Хью. Сначала подали лососину. Розовая плоть была усыпана шариками редкого зеленого перца. За рыбой последовали жареная оленина и пирог с оленьим мясом. А слуги все вносили новые блюда: кролика, гуся и утку под различными соусами, тушеный салат и крошечные вареные луковки, свежие хлеб, масло и сыр. На десерт кухарка приготовила последние зимние яблоки, печенные с корицей и политые густыми сливками. Вина и эля было в достатке, и на все столы подавалась одинаковая еда, к великому удовольствию тех, кто сидел «ниже соли» и не ожидал ничего большего, кроме густой похлебки и кроличьего рагу.
Когда посуду унесли, Генри Болтон нетерпеливо заметил:
– Итак, святой отец, что там насчет завещания? Не то чтобы оно что-то значило, но формальности должны быть соблюдены, ради буквы закона. – Он нагло развалился в кресле. – Помни, я желаю уехать рано утром.
– Так оно и будет, братец Генри, – кивнул Ричард. – Хью Кэбот написал завещание собственноручно и дал мне копию.
Он высоко поднял свиток, давая рассмотреть его всем присутствующим в зале, сломал печать и медленно развернул.
– «Я, Хью Кэбот, – начал он, – объявляю свою последнюю волю. На этой земле у меня лишь одно владение – моя возлюбленная жена Розамунда Болтон. Поэтому я отдаю ее под присмотр и защиту своего друга и суверена Генриха Тюдора, короля Англии. Это мое последнее желание, и пусть Господь сжалится над моей душой. Аминь». Подписано в первый день марта в год тысяча пятьсот второй от Рождества Спасителя нашего.
В зале воцарилась мертвая тишина. Первым опомнился Генри Болтон.
– И какого черта все это значит? – взорвался он. – Я опекун Розамунды, как ближайший родственник по мужской линии.
– Нет, братец Генри, ты не ее опекун, – покачал головой Ричард. – И больше никогда им не будешь. Хью Кэбот, как законный муж Розамунды и ее повелитель в то время, когда писалось завещание, отдал свою вдову под покровительство самого короля. И ты ничего не сможешь с этим поделать. Вторая копия завещания была послана королю, и тот соизволил ответить, что посылает своего человека взять Розамунду под защиту. Ты больше над ней не властен.
– Это заговор против меня! – завопил Генри. – Вы не имеете права! Я сам поеду к королю и пожалуюсь! Хью Кэбот был мужем Розамунды только благодаря мне! Я выбрал его, чтобы он берег Фрайарсгейт.
– Берег? Для кого именно? – неожиданно вмешалась Розамунда. – Всю свою жизнь ты мечтал об этом поместье, дядя, но оно принадлежит мне. Я не умерла вместе с родителями и братом и, благодарение Богу, выросла здоровой и сильной. Фрайарсгейт мой, а не твой, и на то воля Божья. Я рада, что Хью сделал это ради меня. При мысли о том, что я снова попаду под твою нежную руку, меня дрожь брала.
– Поосторожнее, девчонка, помни, с кем говоришь, – предупредил Генри. – Когда я объясню королю, как все было, он снова отдаст тебя мне, и тогда, Розамунда, ты усвоишь все, чему не научил тебя покойный муж. Ты научишься повиновению. Скромности. Добродетели молчания в присутствии старших. – Его лицо снова налилось кровью и выглядело почти устрашающе. Светло-голубые глаза, казалось, вот-вот выскочат из орбит. – Это завещание незаконно! Я не допущу!
– У тебя нет выбора, – тихо пояснил Ричард.
– Но почему король оказывает такую милость Хью Кэботу? Младший сын в семье, без денег и титула, солдат, бродяга и, наконец, благодаря моей покойной жене Агнес, упокой Господи ее душу… – Генри благочестиво перекрестился, – немногим больше чем слуга в доме ее брата. Король не может удостаивать своей дружбой такого человека!
– Ах, добрые господа, но так оно и есть, – раздался голос с дальнего конца зала. На ступеньках стоял высокий незнакомец в дорожном плаще, шляпе и перчатках. – Я сэр Оуэн Мередит, – представился он, снимая перчатки и направляясь к высокому столу, – и был послан сюда его величеством королем, чтобы рассмотреть дело Розамунды Болтон и решить вопрос о наследстве.
На ходу он отдал шляпу, перчатки и плащ слуге. Другой слуга поспешил поднести ему кубок вина.
– Кто из вас Хью Кэбот? – властно осведомился сэр Мередит.
– Мой муж вчера скончался, сэр, – ответила Розамунда. – Вы попали на поминальный пир. Правда, мы уже поужинали, но, позвольте, я прикажу принести вам еды. Вы наверняка проголодались после длительного путешествия.
– Мы много дней были в дороге, – кивнул рыцарь, подумав, что видит перед собой необычайно хорошенькую девушку, правда, почти ребенка, но исполненную достоинства и хорошо воспитанную. – Я ничего не ел с самого утра и, разумеется, по достоинству оценил бы хороший ужин.
Он с первого взгляда понравился Розамунде, тем более что природа наделила его такими же исполненными благородства чертами, как у Хью и ее старших дядьев. Очевидно, он не из праздных людей, ибо кожа приобрела бронзовый оттенок, а в уголках глаз прятались крошечные морщинки. Но он стоял слишком далеко, так что она не могла увидеть, какого цвета у него глаза. Она заметила только небольшую ямочку. Розамунде он показался очень красивым.
– Прошу вас к столу, сэр. Садитесь с нами, – гостеприимно пригласила она и, поспешно столкнув своего кузена со скамьи, прошипела: – Поднимайся, маленькая жаба, и уступи место человеку короля!
Мальчишка открыл было рот, чтобы запротестовать, но при одном взгляде на Розамунду поспешно стиснул зубы и вскочил.
– Спасибо, кузен, – медоточиво пробормотала Розамунда.
Если сэр Оуэн и заметил эту маленькую сценку, то не подал виду. Ему принесли тарелку с горячим ужином, и он стал есть, а хозяева учтиво ждали, пока гость насытится. Слуги проворно наполняли его кубок. Наконец он вытер хлебом остатки подливки и выпрямился, впервые за последние две недели чувствуя, что согрелся.
– Итак, сэр, что привело вас сюда? – грубо спросил Генри Болтон.
Но к его удивлению, сэр Оуэн обратился прямо к Розамунде:
– Миледи, ваш покойный муж, сэр Хью Кэбот…
– Сэр Хью? – расхохотался Генри. – Он не знатного рода, сэр Мередит. Может, вы попали не в тот дом?
– Сэр Хью был посвящен в рыцари на поле боя много лет назад. Он спас жизнь Эдмунда Тюдора, брата короля, когда ему самому было всего восемнадцать, – спокойно пояснил сэр Оуэн. Ему не нравился этот человек с жирной физиономией. Груб, невоспитан и заслуживает доброй трепки. Если бы не обстоятельства, он лично оттаскал бы нахала за уши!
– Это правда, – кивнул Эдмунд.
– Ты знал? – с недоверием прошипел Генри.
– Он был человеком скромным. И хотя его друг оказал Хью большую честь, даровав рыцарские шпоры, поскольку землю ему так и не пожаловали, он посчитал, что человеку его положения негоже пользоваться титулом, и поэтому не выпячивал напоказ свои доблести, хотя имел полное на это право. Так что наша племянница теперь леди Розамунда, – заключил Эдмунд, не сводя пристального взгляда с младшего брата.
Сэр Оуэн снова обратился к Розамунде, на лице которой застыло изумление:
– Ваш муж знал, что смерть близка, миледи, и хотел обезопасить вас от тех, кто попытается украсть ваше законное наследство. Поэтому и послал королю письмо с просьбой взять вас под свое крыло и принять всю ответственность, которую налагают подобные обязанности. Король Генрих великодушно согласился и велел мне привезти вас ко двору. Мне сказали, что ваш дядя Эдмунд Болтон согласится управлять Фрайарсгейтом в ваше отсутствие. У вас нет возражений?
Розамунда медленно кивнула.
– Конечно, нет. Но почему я должна покинуть Фрайарсгейт? Это мой дом, и я его люблю.
– Разве вам не хочется встретиться с королем, миледи? – удивился сэр Оуэн.
– С королем? – повторила она. – Я смогу увидеть короля?
– Король собирается отдать вас на попечение своей супруге, миледи. Когда период траура закончится, вам найдут подходящего супруга, и вы вместе с ним вернетесь домой, – пояснил сэр Оуэн. – Королева – женщина мягкая и добрая. И у нее есть свои дочери. Думаю, принцесса Маргарет – почти ваша ровесница. Принцесса Кэтрин, жена принца Артура, – вдова, как и вы. Есть еще и принцесса Мэри, очаровательный бесенок.
– Я никогда не уезжала из Фрайарсгейта дальше чем на несколько миль, – призналась Розамунда. – Эти места – все, что я знаю, сэр. Не может ли король оставить меня здесь, где я всегда жила?
– Ваш покойный муж, сэр Хью, считал, что вам лучше пока оставить Фрайарсгейт, – пояснил сэр Оуэн. – Вам не обязательно ехать одной, миледи. Можете взять с собой служанку.
– Произошла ошибка, – вставил наконец Генри Болтон. – Племянница находится под моей опекой с самой смерти своих родителей, моего старшего брата Гая и его жены. Хью Кэбот не имел права отдавать ее под покровительство короля. Вы должны вернуться к нему и все рассказать, сэр Оуэн. Розамунде предстоит обвенчаться с моим сыном Генри.
– Я ни за что не выйду за это мерзкое отродье! – вскричала Розамунда. – Он ест руками, и от него несет мочой!
– Разве сэр Хью Кэбот не был законным мужем леди Розамунды? – удивился Оуэн Мередит.
– Был, – кивнул Ричард. – У меня находятся все необходимые бумаги, подтверждающие брак.
Слуга короля повернулся к Розамунде.
– Вы помните подробности свадебной церемонии, миледи? Вы стояли перед священником?
– Нас обвенчал отец Бернард в двадцатый день октября, как раз перед шестидесятилетием Хью. На мне было платье из травянисто-зеленого джерси. Да, я все прекрасно помню. Для меня этот день стал самым счастливым, – с готовностью ответила Розамунда.
– Следовательно, вы не имеете никакой власти над своей племянницей, Генри Болтон, – объявил Мередит. – Таковая принадлежала ее мужу, а уж он передал ее королю. Леди Розамунда вернется со мной в Ричмонд и займет свое место при дворе королевы.
– Я-я-я… обращусь в суд! – выпалил Генри. Оуэн невольно рассмеялся.
– Его величество и есть наивысшая власть в государстве, но вы вольны поступать как пожелаете.
– Когда мне нужно ехать? – спросила Розамунда.
– Как только сочтете себя готовой, – заверил рыцарь. – Я понимаю, что леди, покидающей дом, нужно время, чтобы собрать вещи и закончить все дела. Я не спешу вернуться на юг. Камбрийские весны прекрасны, особенно если шотландцы не вздумают перейти границу и совершить набег. Правда, такая опасность вряд ли нам грозит. Король договорился о браке своей старшей дочери, леди Маргарет, с королем шотландцев, Яковом IV. Не торопитесь, миледи, и постарайтесь хорошо устроиться в новой жизни. Кроме того, вам и вашей служанке понадобятся лошади. Так что впереди немало забот, миледи. Может, удобнее всего назначить отъезд на конец лета или начало осени? А пока я пошлю к королю гонца с сообщением о смерти старого друга и прибавлю, что его вдова благодарна за оказанное покровительство.
Он улыбнулся, и Розамунда заметила, какие у него белые ровные зубы.
– Вы должны немного побыть с нами, сэр, – предложила Розамунда. – Вы проделали длинный путь, а еще предстоит обратная дорога. И вы, и ваша лошадь должны как следует отдохнуть.
– Обязательно, миледи, и благодарю за гостеприимство.
– Приготовь комнату для гостя, – приказала служанке Розамунда и знаком велела принести еще вина. Она видела, что Генри уже сильно пьян, а кузен так и уснул под столом.
Взглянув на сэра Оуэна, девушка кивком показала на дядюшку и тихо спросила:
– Я в самом деле свободна от него? Он не сможет выдать меня за своего мерзкого сынка?
– Ни в коем случае, – так же тихо ответил рыцарь. – Насколько я понял, ваш покойный муж тоже этого не хотел. Обычно король не посвящает меня в содержание писем, но на этот раз посчитал, что я должен ясно понять сложившуюся во Фрайарсгейте ситуацию, с тем чтобы я нечаянно или по незнанию не пренебрег желаниями сэра Хью.
Слезы заволокли янтарные глаза Розамунды.
– Он был таким хорошим человеком, мой Хью! Дядя не понимал этого, когда выдал меня замуж. Он так стремился защитить Фрайарсгейт, пока не получит сына, которого мог бы навязать мне! Мой первый муж тоже был его сыном. Правда, я его почти не помню. Как вы думаете, много ли найдется тринадцатилетних вдов, ибо мне через несколько недель исполнится тринадцать, переживших двоих мужей и оставшихся невинными?
При этом откровении Оуэн Мередит поперхнулся вином и едва отдышался, кашляя и вытирая льющиеся из глаз слезы. Немного придя в себя, он разразился смехом и хохотал, пока глаза снова не повлажнели. Собравшиеся за столом удивленно уставились на него.
– Вино попало не в то горло, – едва сумел выговорить он, покачивая головой.
– Но что вас так развеселило? – не выдержал Ричард.
– Шутка леди Розамунды. Вряд ли кто-то еще найдет ее забавной, просто у меня, по-видимому, легкомысленное настроение, – пояснил Оуэн, не желая повторять слова своей юной и наивной хозяйки. Вполне вероятно, что они вовсе не покажутся смешными ее дядьям.
Он вновь присмотрелся к Розамунде. Еще не женщина, но уже не дитя. Кожа, как сливки, светлая и гладкая. Ни малейшего изъяна. На щеках слабый румянец, янтарные глаза опушены темными ресницами. Густые рыжевато-каштановые волосы разделены прямым пробором и заплетены в косу. Овальное личико, прямой носик и сочный, как лесная земляника, рот с полной нижней губкой.
– Почему вы так смотрите на меня? – прошептала она.
– Потому что нахожу вас прелестной, миледи, – честно ответил он.
Розамунда покраснела. Красивый мужчина делает ей комплимент! Как это внове для нее! О, Хью всегда твердил, что когда-нибудь она станет красавицей, но Хью ее любил. Она была для него все равно что дочь.
– Спасибо, – застенчиво пробормотала девушка. – А придворная леди тоже должна выразить благодарность за добрые слова?
– Придворная леди может грациозно наклонить голову, но говорить не обязательно, – просветил ее Оуэн, слегка улыбаясь. Какая очаровательная наивность! – Но если похвала исходит от человека, ей неприятного, леди может отвернуться, проигнорировав его, – добавил он.
– А меня поймут при дворе, сэр Оуэн?
– Я же понимаю вас, – удивился он.
– Вряд ли там понравится мой камбрийский выговор.
– Пока я с вами, миледи, могу помочь исправить вашу речь.
– И исправить мои манеры, если сделаю то, что не принято при дворе? – с тревогой допрашивала Розамунда. – Я не хочу опозорить себя и доброе имя семьи.
– Я с радостью буду вашим наставником, миледи, во всем, что вы захотите узнать, – пообещал он. – А вы доверитесь мне, когда я скажу, что настало время покинуть Фрайарсгейт и ехать на юг? Я дам вам время, миледи, но понимаю, как трудно вам будет уехать. Вы послушаетесь меня? – допрашивал он с ободряющей улыбкой.
– Но это будет не слишком скоро? – взволнованно пробормотала девушка.
– Думаю, сентябрь – самый подходящий месяц для путешествия, – ответил он, снова улыбаясь. Она боится. Еще бы! Любая бы на ее месте испугалась. И хотя это кажется заманчивым приключением, Розамунда Болтон не похожа на особу, пускающуюся в приключения. Она девушка порядочная. И очень практичная, как он уже успел заметить.
– Тогда я доверяю вам свою судьбу, сэр рыцарь, – ответила она наконец. – Но разве король не ожидает вас раньше?
– Нет, девочка, – усмехнулся Оуэн. – Я всего лишь один из многих слуг короля. Просто известен своей надежностью и верностью, поэтому мне чаще дают поручения. При дворе знают, что я вернусь, когда выполню свои обязанности. В остальном я вряд ли так уж важен для государственных дел.
– Рыцарь – и не важен? – недоуменно протянула она.
Сидевшие за столом мужчины слушали так же внимательно, как сама Розамунда. Только Генри уже совершенно ничего не соображал. И Эдмунд, и Ричард, хотя и радуясь, что Розамунда избавилась от Генри, гадали, правильное ли решение принял Хью, отдав жену под защиту незнакомых людей. Они дружно подались вперед, жадно ловя каждое слово сэра Оуэна.
– Как и ваш покойный муж, я всего лишь младший сын у отца. Самый младший. Мать умерла, дав мне жизнь. Отец скончался, когда мне было тринадцать. Мое семейство живет в Уэльсе. Я служил у Джаспера Тюдора, дяди короля, с шести лет, сначала пажом, потом оруженосцем. После битвы при Стоуке меня посвятили в рыцари.
– Сколько лет вам было тогда? – поинтересовался Эдмунд.
– Чуть больше пятнадцати.
Эдмунд и Ричард переглянулись и молча согласились, что этому спокойному, мягкому человеку можно доверить заботу о Розамунде.
– Вы, должно быть, устали, сэр, – заметила девушка, вспомнив свои обязанности хозяйки. – Один из слуг проводит вас в спальню. Мы рады видеть вас во Фрайарсгейте.
Отвернувшись, она приказала слуге:
– Отведи моего дядю в его покои, Питер, а потом возвращайся и уложи моего кузена в постель. Добрые господа, я оставляю вас допивать вино. День для меня выдался долгим и печальным.
Она поднялась, присела в реверансе и тихо удалилась.