Небо после бури Тахир Саба
А если они действительно мертвы? Что это может означать для Закариаса? Пророки назвали Маркуса Предреченным: «Величайший Император, гроза наших врагов, всесокрушающий предводитель народа». Они узаконили права его династии на трон. Их поддержка жизненно важна для Императора.
– За что Князю Тьмы было их убивать? – шепотом спрашиваю я.
– За то, что Каин и другие Пророки сделали с джиннами.
Мы с Лайей непонимающе переглядываемся. Ловец Душ изучающе смотрит на нас и все же решается. Он рассказывает о нападении Каина на страну джиннов и о предательстве Шэвы. О том, как отчаянно Князь Тьмы пытался спасти свой народ. Эта часть истории мне так близка, что я до боли сжимаю кулаки, сочувствуя ему. Я хорошо знаю, что значит не оправдать ожиданий своего народа.
Когда Ловец Душ завершает свой рассказ, на языке у меня вертится множество вопросов. И в памяти всплывает то, что сказал мне Каин до того, как Антиум пал.
«Князь Тьмы – вовсе не чудовище, дитя мое! Хотя порой он и совершает ужасные вещи. Он одержим своей скорбью и обречен жить, чтобы причинить большое зло».
– Значит, Пророки были Книжниками, – ошеломленно произносит Лайя. Она потрясена не меньше меня. – В первый раз, когда я встретила Каина, он сказал мне… но я ничего не поняла. Он сказал, что виновен. Что все Пророки виновны.
– Он знал, что скоро умрет, – говорю я. – «Придет час последней расплаты за наши грехи», – так он сказал. Я помню, потому что с тех пор, не переставая, думала об этом.
– Джинны перед смертью изрекают пророчества. – Ловец Душ подносит руки к огню, и это так странно. Вот уж не думала, что он способен чувствовать холод.
– Когда Пророки присвоили себе могущество джиннов, им пришлось заплатить за это, – продолжает он. – Они превратились в живых мертвецов. Они лишились сна, отдыха, и умереть Пророки тоже не могли. Но они могли видеть будущее – причем с большей определенностью, чем под силу любому из джиннов. И в этих видениях был только один путь к свободе.
– Свободе для них! – восклицает Лайя. – А как же все мы? Он назвал меня и тебя угольками в пепле, Ловец Душ. Он сказал, что Сорокопут…
– Факел в ночи. Если только решусь запылать. – О небо, какой же я была наивной. – Все ложь. Они манипулировали нами для каких-то своих целей.
– Возможно, – откликается Ловец Душ. – Но, как бы то ни было, Пророк оставил для вас послание. Для вас обеих.
Темные брови Лайи лезут вверх.
– И когда ты собирался нам об этом сказать?
– Я говорю сейчас. – Невозмутимость Ловца Душ выводит Лайю из себя, и у нее раздуваются ноздри. – Прежде чем умереть, Каин тоже произнес пророчество, – продолжает Ловец Душ. – «Это не один человек. С самого начала их было трое. Кровавый Сорокопут – первая. Лайя из Серры – вторая. А Ловец Душ – последний. Мать присматривает за всеми тремя. Если один потерпит неудачу, потерпят неудачу все. Если один умрет, умрут все. Возвращайтесь к началу и там найдите истину. Сражайтесь до конца, иначе все будет потеряно».
Он бубнит, точно писарь, читающий скучный документ, а не передает последние слова того, кто породил все это: неслыханные бедствия и смерть.
– Это все, – говорит Ловец Душ после паузы. – Потом он умер.
– Первая… последний? – Лайя качает головой. – Какая-то бессмыслица.
– Пророки известны своими туманными высказываниями, – замечает Ловец Душ. – До того, как… – Он пожимает плечами. – Я никогда их толком не понимал.
– Будь они прокляты, – яростно шипит Лайя. – Джинны убивают ни в чем не повинных людей. Флот Князя Тьмы под флагом Керис идет на Садх. Если не остановить Меченосцев, земли Кочевников тоже будут захвачены. Нет времени расшифровывать эти загадки. С другой стороны… – размышляет она. – Кое в чем Каин все-таки оказался прав. Я буду сражаться до конца. Я не сдамся, пока не увижу Князя Тьмы мертвым.
– Проблемы мира людей меня не касаются, – равнодушно изрекает Ловец Душ. Безразличие в его голосе действует на меня как холодный душ. – Пророк попросил меня передать послание, я передал. Он умирал, и я не мог отказать ему в последней просьбе.
Он поднимается с пола и идет к своей кровати, небрежным жестом сбрасывая с себя рубаху. Я молча смотрю ему вслед: золотистая кожа, рельефные мышцы, широкие плечи, испещренные многочисленными шрамами – у меня самой на спине почти такие же.
Если бы он по-прежнему был Элиасом, я бы запустила ему в голову подушку: пусть так бессовестно не хвастается своим телом. Но сейчас я испытываю лишь печаль.
Лайя рассеянно развязывает свой спальник, быстро вытирает глаза. Что я могу ей сказать? Это настоящая пытка – любить без надежды на взаимность. Таких невозможно утешить, исцелить, заставить забыть.
Я тоже устраиваюсь рядом и ложусь к Лайе спиной, давая ей возможность выплакаться.
Огонь постепенно угасает, и я пытаюсь уснуть, но, закрыв глаза, снова слышу пронзительные вопли джиннов: «Ты жаждешь убить его и сама взойти на трон». Если Закариас умрет, то лишь потому, что я не защитила его. Я не смогу жить в мире с собой, если не смогу его уберечь.
Без поддержки Маринна придется тяжело. Цель Керис – убить Закариаса и Ливию. Гримарр хозяйничает в Антиуме. Те, кто не успел убежать из города, оказались в аду. Отцы Дельфиниума сомневаются во мне, в своем решении нас поддержать. У меня не хватает и людей, и оружия. Скоро закончится продовольствие. А у Коменданта… у нее всего предостаточно. К тому же, на ее стороне войско джиннов.
Мой взгляд падает на Харпера. Кроме Лайи все спят. Никто не увидит, что я его разглядываю, любуюсь его прекрасным лицом и сильным телом. Но я заставляю себя отвернуться.
«Ты – все, что сдержит тьму». Я пытаюсь черпать силу в прощальных словах отца. Эти слова будут служить мне девизом до самой смерти. Я буду повторять их себе каждый день.
Я найду союзников. Я уберегу свою семью от происков врагов. Я куплю оружие, возьму в долг или просто украду. Я найму еще солдат.
Мой племянник взойдет на трон Империи Меченосцев. И я увижу это.
13: Лайя
Огонь в очаге угасает, Кровавый Сорокопут постепенно погружается в сон, но я не могу сомкнуть глаз, ворочаясь с боку на бок. Не в силах избавиться от назойливых мыслей, я выскальзываю наружу, чтобы не разбудить остальных своей беспокойной возней.
Ночью подморозило. Черное небо сияет серебристой россыпью огней. Над кромкой леса проносится и мгновенно гаснет «хвостатая звезда» – комета, и я вспоминаю другую ночь. Мы стояли с Элиасом у другого домика… И он наконец меня поцеловал. Это было год назад.
Нам было так весело вместе тогда, и еще много ночей потом. Из-за Маута, когда мы целовались, у Элиаса каждый раз страшно болела голова. Но иногда нам все же выпадало несколько часов покоя.
Как-то раз, пока Дарин приходил в себя после пребывания в Кауфе, мы с Элиасом отправились пешком к водопаду – его шум разносился на несколько миль вокруг. Предполагалось, что Элиас будет учить меня плавать, но вместо этого мы узнали много нового друг о друге.
Маут требовал от Элиаса хранить целомудрие, и мы частенько перебрасывались шутками по этому поводу. Сегодняшний день не стал исключением, а потом мы до отвала наелись груш и сыра и пускали камешки по воде. Мы долго говорили о городах и землях, которые хотели бы увидеть. Мы уснули прямо на солнце, сплетя пальцы рук.
Та Лайя из прошлого хочет окунуться в эти воспоминания. Но Лайя сегодняшняя хочет забыть.
Каждая минута, проведенная в хижине Ловца Душ, – настоящая пытка. Когда мой взгляд падает на существо с мертвыми глазами, вселившееся в тело моего бывшего возлюбленного, мне хочется спалить эту хижину дотла. Взять его за широкие плечи и хорошенько тряхнуть. Поцеловать его. Стукнуть его. Я хочу заставить его испытать злобу или грусть. Заставить его почувствовать хотя бы что-то.
Но все это бесполезно. Элиаса Витуриуса больше нет. Остался только Ловец Душ. А Ловец Душ мне безразличен.
– Лайя?
На цыпочках из дома выходит Тас. Он дрожит от холода в тонкой рубахе, и я набрасываю на него свой плащ. Мы смотрим на темно-синие верхушки деревьев Сумеречного Леса, на туман, клубящийся вокруг стволов.
Где-то за границами Земель Ожидания Князь Тьмы со своими джиннами сеет ужас и мрак. Керис готовится к нападению на Кочевников. На западе Гримарр и его карконы тиранят жителей Антиума.
Столько зла. Столько врагов.
Тас плотнее запахивает плащ.
– Новый, – говорит он. – Он, конечно, теплее. Но мне больше нравился твой старый плащ. Он напоминал мне об Элиасе.
Я не отвечаю, Тас поднимает голову и смотрит мне в глаза.
– Ты отказалась от него.
– Я отказалась от мысли, что смогу найти решение, – говорю я.
– Почему? – не понимает Тас. – Ты не видела, что творили с ним в Кауфе. Что делал с ним Надзиратель. Они пытались его сломать, Лайя, но он не сломался. Он продолжал верить. В то, что спасет Дарина. В меня. В тебя. Элиас боролся. Он все еще где-то здесь, он ищет выход.
Когда-то я надеялась, что так оно и есть. Но оставила эту надежду. «В конце концов, все мы – недолгие гости в жизнях друг друга».
– Я думал, ты другая, Лайя. – Мальчик сбрасывает плащ. – Я думал, ты его любишь, и, по-прежнему, надеешься.
– Тас, я надеюсь… – И в ту же секунду понимаю, что я лгу. Я столько времени провела во тьме. Надежда – удел глупцов. – Того Элиаса, которого мы знали, больше нет.
– Может, и так, – пожимает плечами Тас. – Но если бы ты оказалась в плену у колдовского леса, Элиас не отвернулся бы от тебя. Если бы ты забыла о том, как сильно любила его, он нашел бы способ заставить тебя вспомнить. Он продолжал бы сражаться, пока не вернул бы тебя.
С этими словами Тас разворачивается и уходит в дом. Мои щеки горят от стыда. Мне хочется крикнуть ему вслед: «Ты еще ребенок. Ты понятия не имеешь, о чем говоришь».
Но я молчу. Потому что он прав.
Ловец Душ будит меня на рассвете тычком в плечо. Впервые за много месяцев он прикасается ко мне, и его жест так небрежен… Мне хочется, чтобы он разбудил меня проклятьями и пинком под ребра, как когда-то это делала Кухарка.
– Пора.
Прямо у моей головы шлепается мой заплечный мешок, уже упакованный и застегнутый. Остальные поспешно собираются. Тас с надеждой смотрит в сторону плиты, но там ничего нет.
Ну и хорошо, обойдемся.
– Ты в порядке? – Дарин подхватывает мою поклажу, пока я натягиваю сапоги. – Глупый вопрос, конечно.
У него такой унылый вид, что я выдавливаю улыбку.
– Все хорошо, – отвечаю я. – Я даже рада, что увидела его таким. Я нуждалась в этом напоминании.
Всего за несколько минут мы добираемся до границы Земель Ожидания. За деревьями я вижу цепочку невысоких пологих холмов, из-под слоя снега торчат стебли пожухлой травы. Когда я ступаю на земли Империи, меня словно придавливает железной плитой.
Ловец Душ топчется среди деревьев. Он рассеянно вертит в руках какую-то вещь. Мое сердце начинает колотиться, когда я замечаю, что это. Мой браслет. Когда-то Элиас вырезал его для меня, а потом я вернула его подарок.
«Он все еще где-то здесь, он ищет выход».
– Джинны почувствуют, что вы покинули Лес, – говорит Ловец Душ, не переставая теребить браслет. – С наступлением темноты они придут за вами. Поторопитесь. У меня нет желания встретить кого-либо из вас на Землях Ожидания.
Он отворачивается, чтобы уйти, но маленькая рука останавливает его.
– Элиас, – обращается к нему Тас. – Ты меня не помнишь, верно?
Ловец Душ смотрит на мальчика сверху вниз, и я вдруг вспоминаю, как он говорил с Тасом после нашего бегства из Кауфа. Тогда он опустился перед ребенком на колено, чтобы их глаза находились на одном уровне.
– Мое имя – Ловец Душ, дитя.
Я подхожу к Тасу, чтобы увести, но он крепко держится за рукав Ловца Душ.
– Я Тас, – восклицает он. – Это ты дал мне имя. На садейском это означает…
– «Быстрый», – перебивает его Ловец Душ. – Я помню.
И внезапно он исчезает, а на опушке леса повисает тяжелое молчание.
Кровавый Сорокопут отворачивается и смотрит на запад.
– В десяти милях отсюда один из наших гарнизонов, – говорит она. – Там мы найдем лошадей, пополним запасы и отправимся дальше в Дельфиниум.
Все следуют за ней, даже Тас, но я задерживаюсь. Ноги у меня как свинцовые, каждый шаг дается с трудом. «Что со мной такое, во имя неба?» Краем глаза я замечаю уже знакомое золотое сияние и с облегчением вздыхаю.
– А я все думала, где же ты? – бормочу я. – Твоя работа? – Я киваю на ноги, которые отказываются мне повиноваться. – Нельзя ли это прекратить? Мне нужно догонять остальных.
– Твое нежелание идти по дороге, не предназначенной для тебя, не имеет ко мне никакого отношения, – говорит Рехмат. – Твое сердце знает то, что ему положено знать.
– Допустим, но я этого не знаю, так что, пожалуйста, просвети меня.
Рехмат отвечает не сразу, но когда существо заговаривает снова, голос звучит сурово. И мне вспоминается лицо Поупа в те минуты, когда Дарин проявлял особенное упрямство.
– От тебя и твоей силы зависят судьбы миллионов, Лайя из Серры, – вещает Рехмат. – Ты бросила вызов Князю Тьмы. Ты разбудила меня. Вместе мы должны его остановить, потому что Князь Тьмы замыслил ввергнуть мир в апокалипсис. Закрывать глаза на очевидные вещи недостойно тебя. Ты не желаешь покидать Элиаса Витуриуса. Прими это.
Ощущение такое, точно меня поймали на горячем, а еще уличили в трусости.
– Я не… я буду сражаться с Князем Тьмы. Я уничтожу его, но не потому, что это был твой приказ. Но Элиас… Ловец Душ… он не имеет к моей борьбе никакого отношения.
– Имеет, и твое сердце знает это. Не слушая голос сердца, ты навлекаешь на себя беду.
– Мое сердце… – Я ощущаю приступ злобы. – Влюбилось в джинна-убийцу. Я больше не могу ему доверять.
– Твое сердце – единственное, чему можно доверять.
И с этим существо исчезает, а я застыла среди высокой заиндевевшей травы. Разум подгоняет меня вперед, но проклятое глупое сердце тянет меня назад.
Дарин, заметив, что я сильно отстала, бежит ко мне. О боги, что ему сказать? Как мне все это объяснить?
– Я не могу тебя отговорить! – кричит он еще издалека. – Верно?
– Ты… – начинаю мямлить я. – Как ты…
– Ты очень похожа на матушку, хотя упорно не хочешь в этом признаваться.
– Я не могу бросить его, Дарин, – вздыхаю я. – Я должна хотя бы попытаться и пробиться к нему. – И тут в голове у меня вырисовывается четкий план. – Я пойду на юг. Несколько месяцев назад одна Кочевница-кеханни пыталась что-то мне рассказать о Князе Тьмы, но ее убили рэйфы. Князь Тьмы хочет любой ценой скрыть свое прошлое. Значит, в нем есть нечто такое, о чем непременно нужно узнать – какая-то тайна или его уязвимое место. Что поможет мне уничтожить его. А если та кеханни не была единственной? Вдруг я найду еще кого-нибудь?
– Хорошо, я понял. Я иду с тобой.
Дарин собирается окликнуть наших друзей, но я останавливаю его.
– Ты нужен нашему народу, – возражаю я. – И Муса им тоже нужен. Кто-то должен представлять Книжников при императорском дворе. Сорокопут хочет для всех лучшего, но главное для нее – это будущее Империи, а не судьбы Книжников. Кроме того… – Я смотрю в сторону Леса. – Говорить с Ловцом Душ… достучаться до него… это будет нелегко, и я не хочу, чтобы меня кто-то отвлекал.
Пока остальные члены нашего маленького отряда ждут, Дарин спорит со мной еще несколько долгих минут.
– О небо, какая же ты упрямая, Лайя! – наконец, с досадой восклицает брат и проводит рукой по волосам, отчего они становятся дыбом. – И это меня бесит. Но если ты твердо решила, заставлять тебя не буду. Тем более, что ты никогда меня не слушалась.
Он копается в мешке и выуживает оттуда странной формы сверток.
– Я хотел сделать тебе сюрприз после приезда в Дельфиниум. – И Дарин протягивает его мне. Я собираюсь развязать бечевку, но брат не дает. – Не надо, – просит он. – Подожди. Открой, когда уже будешь в дороге.
Нужно попрощаться с остальными, думаю я. Но замечаю радужные переливы в воздухе – через минуту Муса все равно узнает о моем решении. Тас и Харпер меня поймут. И хотя дружеское отношение Сорокопута стало приятной неожиданностью, прежде всего, она служит Империи. А Империи нужно, чтобы Лайя из Серры вернулась в Дельфиниум как оплот союза между Книжниками и Меченосцами.
– Береги себя, пожалуйста. – Я заглядываю брату в лицо. В этот момент я впервые начинаю по-настоящему беспокоиться за него.
Но он улыбается мне бесстрашной улыбкой нашей матери.
– Когда мы с тобой расстаемся, то меньше ссоримся. И я не буду скучать по тому, как ты таскала у меня еду или командовала мной, как будто ты моя бабушка, а не крошка-сверчок…
Он пытается ущипнуть меня за щеку, как маленькую, и я со смехом отмахиваюсь от него.
– Ой, прекрати…
Дарин привлекает меня к себе и обнимает, и я взвизгиваю, когда брат отрывает меня от земли.
– И ты тоже береги себя, сестренка, – говорит он, на сей раз совершенно серьезно. – Теперь, кроме тебя, у меня никого нет.
Часть II
Жатва
14: Князь Тьмы
Когда я был молодым джинном, я парил меж деревьев, испытывая благоговейный трепет перед безмолвием и звуками этого мира, перед светом и благоухающей землей. Не зная своей силы, я однажды нечаянно поджег этот лес. Но смех Маута был не злым, а его наставления – терпеливыми. Он научил меня превращаться из тени в пламя и обратно, научил ступать осторожно, чтобы не беспокоить малых обитателей Земель Ожидания.
И когда я постиг тайные уголки Леса, опасные повороты реки, когда волки приняли меня в свою стаю, а вместе с соколами я парил в небе, приручая ветер, Маут привел меня к границе Земель Ожидания. Там пылали пожары, раскалывались камни. Странные существа, существа из глины, смеялись и сражались, отнимали друг у друга жизнь и давали жизнь другим. Смерть и радость соседствовали рядом.
– Кто это?
Они заворожили меня. Я не мог отвести от них глаз.
«Это твои подопечные, – сказал Маут. – Да, с виду они хрупкие, однако наделены душами, которые подобны дубам – могучим и долгоживущим. Когда их тела дряхлеют, души продолжают свой путь. Одни способны проделать этот путь самостоятельно, но другим потребуется твоя помощь».
– А куда они отправляются?
«Туда дальше, – ответил он. – На другую сторону реки. Навстречу сумеречному небу и мирным берегам».
– Но как же мне заботиться о них? Как мне им помочь?
«Ты должен полюбить их», – сказал Маут.
Эта обязанность показалась мне даром судьбы. Потому что мне хватило тех нескольких минут, чтобы отдать им свое сердце.
Керис Витурия покидает Маринн с грузом зерна, кож, железа и договором. Она получила право изгнать Книжников из Свободных Земель, но, к ее немалой досаде, не продать их в рабство. Но, тем не менее, после нескольких дней переговоров она одержала победу. Она должна быть довольна результатом.
Однако при всей своей хитрости Керис – всего лишь человек. Она едва не лопается от злобы, узнав, что Кровавому Сорокопуту удалось сбежать. А я запретил ей выслеживать эту женщину самой.
Императрица находит меня на одной из террас сада, откуда открывается потрясающий вид на гавань Фари – с непроницаемым выражением лица она смотрит на изящный арочный мост и зеркальную поверхность пруда, расположенного на нижней террасе. По мосту идет молодая семья: отец несет под мышками двух хохочущих детей, мать с улыбкой наблюдает за ними.
– Морские ифриты ускорят продвижение твоих кораблей к берегам земли Кочевников, – говорю я. – Бросай якорь у Садха. Через две недели мы начнем наступление.
– А Маринн?
Керис хочет заполучить Свободные Земли, стать хозяйкой Адисы. Хочет взойти на трон Ирманда, а голову Никлы выставить на пике у городских ворот.
– Не сейчас. – Я слежу взглядом за родителями и детьми – они идут по аккуратно вымощенной тропе к беседке. – Я тебе обещал.
Керис наклоняет голову, но я успеваю заметить блеск в ее серых глазах.
– Как вам будет угодно, господин.
Императрица удаляется, а я вторгаюсь в ее сознание и, чтобы отвлечь от мыслей об Адисе, побуждаю ее сознание сосредоточиться на нашей стратегии и на разрушениях. Когда Керис скрывается из виду, меня обдает порыв холодного ветра, и двое пылающих джиннов опускаются на террасу.
– Кхури. Талис. – Я приветствую их вспышкой тепла. – Как прошло ваше путешествие?
– Ветер был попутным, Мехерья, – отвечает Кхури.
– Есть новости о наших родичах?
– Фааз вчера расколол речной валун. – В голосе Кхури я слышу гордость за своих собратьев. Я невольно улыбаюсь. Когда пришли Книжники, ей еще не было ста лет. В той войне она потеряла младших братьев и сестер, ее родители умерли от горя. – А два дня назад Азул наслала снежную бурю на Дельфиниум.
– Талис?
– Мне всегда было трудно пользоваться своей силой, Мехерья, – тихо отвечает он.
– Только потому, что ты ее боишься. – Я поднимаю руку, подношу к его лицу, и он делает судорожный вдох: спокойствие, что я обрел с годами, передается и ему. – Придет день, и ты перестанешь бояться.
– Девушка… Лайя… – Кхури с отвращением выплевывает это имя. – Она и ее спутники вошли в Лес. Мы отправились в погоню, но… но ей удалось бежать, Мехерья.
С нижней террасы доносится радостное восклицание женщины: сын приносит ей какое-то маленькое сокровище, найденное в саду.
Когда Кхури видит людей и слышит детский лепет, пламя ее становится багровым, она непроизвольно сжимает руки в кулаки.
– Мехерья, может быть, ты, наконец, скажешь, почему эта девчонка должна жить? Почему бы нам просто не прикончить ее?
Я чувствую прикосновение чужой магии, внезапное желание правдиво ответить на ее вопрос.
– Кхури, – упрекаю я ее. – В этом не было необходимости.
Кхури способна силой мысли подчинять своей воле других. Я обучал ее сам, давным-давно.
Из горла ее рвется высокий, пронзительный крик – неслышимый для человека. Стая скворцов срывается с деревьев у меня за спиной. Люди в беседке наблюдают за скворцами, удивленно восклицают, слушая испуганное чириканье птиц. Талис съеживается и пятится от меня. Позволив умереть Каину, этому жалкому созданию, он тоже понес наказание. При помощи магии я заставляю его стоять неподвижно, не позволяю ему отвести взгляд.
Кхури падает, корчится на земле и в ужасе смотрит на свои руки: ее запястья скованы тонкими цепями цвета запекшейся крови.
– Большую часть я уничтожил, – говорю я, имея в виду цепи. – Я никогда не хотел ими пользоваться, но командиры стражи настояли.
– П-прости меня… прошу…
Когда огонь Кхури гаснет, и от него остается лишь пепел, я убираю цепи, прячу в мешок и протягиваю его ей. Дрожа всем телом, она отшатывается.
– Возьми это, – приказываю я. – Талис отправляется со мной на юг, а для тебя у меня есть другое задание.
Я объясняю ей суть дела и пламя ее разгорается снова – Кхури рвется в бой. Я наблюдаю за ней, и меня охватывает печаль. Мне грустно оттого, что я вынужден причинять ей боль. Оттого, что я не могу сказать правду ни ей, ни Талису. Я знаю, что эта правда будет невыносима для них.
Оставшись один, я снова подхожу к краю террасы и смотрю на людей. Отец разворачивает кусок ткани и начинает раздавать детям еду.
Я улыбаюсь, вспоминая два крошечных огонька из далекого прошлого, вспоминаю, как моя королева смеялась надо мной, глядя на нас: «Ты их балуешь, Мехерья. От такого количества сладостей их пламя потускнеет».
В конце концов, не я, а люди погасили их пламя, сокрушили его солью, сталью и летним дождем.
Я поворачиваюсь спиной к семье Мореходов и взлетаю, пользуясь восходящим потоком воздуха. Отец вскрикивает: его жена хватается за горло, ей нечем дышать. Еще мгновение, и дети тоже начинают задыхаться, и крики мужчины сменяются воплем ужаса.
Сейчас придут стражники. Они попытаются вернуть к жизни женщину и детей. Но я знаю, что это не поможет. Они ушли. Навсегда.
15: Ловец Душ
После того как Лайя и ее спутники покидают Лес, мои дни протекают в тишине. И эта ничем не прерываемая тишина настораживает меня. Смерть бродит по стране. В Дельфиниуме заканчивается продовольствие. Рэйфы истребляют Книжников, которые бегут из Маринна. Ифриты совершают набеги на Кочевников, чтобы истощить их силы перед вторжением Керис Витурии.
Сейчас в Сумеречном Лесу должно быть столько призраков, что у меня даже не осталось бы времени на сон.
Но Земли Ожидания, как это ни странно, почти пусты – пара-тройка призраков не в счет. В мертвой тишине лишь поскрипывают голые ветви, да раздается топот крошечных лапок. Бродя по безмолвному Лесу и высматривая заблудившихся призраков, я замечаю больное дерево.
Сначала меня сокрушает запах – такая вонь обычно исходит от останков животного или сгнивших фруктов. Но источником запаха оказывается вечнозеленое дерево на берегу Сумеречной реки – его ствол такой ширины, понадобится человек двадцать, чтобы его обхватить, и то с трудом.
На первый взгляд дерево-исполин кажется вполне здоровым. Но, подойдя ближе, я обнаруживаю, что густая зелень кроны окрасилась в глубине в болезненный оранжевый цвет. Земля у основания дерева стала рыхлой, обнажились корни.
Когда я опускаюсь на колени и касаюсь земли, меня пронзает острая боль. Она жжет, разъедает меня изнутри, она соткана из всех горьких сожалений, которые я когда-либо испытал, из всех совершенных мною ошибок. И в эту боль вплетается голод из моих недавних кошмаров. Незнакомое чувство ослепляет меня, и я буквально отлетаю назад. Когда мне удается сесть, это чувство исчезает, но я по-прежнему дрожу всем телом от пережитого потрясения.
– Что это, черт побери, такое? – хрипло бормочу я, хотя знаю, услышать меня некому.
Я осторожно подползаю обратно к дереву, снова касаюсь изрытой земли, но ничего не происходит. Почва у корней кажется мне такой же безжизненной, как соляные пустоши, протянувшиеся к западу от Серры. Здесь и там я вижу крохотные трупики: жуков, валяющихся кверху лапками, пауков, превратившихся в сухие серые комочки. Рядом лежит едва оперившийся птенец сойки – ему свернули шею.
Я даже не зову Маута. Он не говорил со мной с того дня, когда Каин вернул мне воспоминания.
Что если эти проклятые воспоминания причина всему? И они поедают Лес точно так же, как поедают меня? Нет, с момента смерти Каина прошло уже несколько дней, а дерево умерло совсем недавно.
– Мальчик.
От неожиданности я вздрагиваю, но это всего лишь Истаявшая.
– Среди деревьев бродит девушка, – сообщает она, наклонив голову набок, словно удивляется: почему это я сижу на земле? – Смертная девушка. У западной границы. Как ты думаешь, она не знает, где моя любимая малышка?
– Девушка? – Я поднимаюсь на ноги. – Какая девушка?
– С темными волосами и золотыми глазами. Она страдает от разбитого сердца и несет в себе бремя древней души. Она была здесь прежде.
Лайя! Я представляю себе карту Земель Ожидания и быстро нахожу в западной части Леса светлую пульсирующую точку. Должно быть, она только что пересекла границу.
– Каринна, – прошу я, – мне не хочется снова потерять ее след. – Ты не подождешь меня здесь? Я скоро вернусь… Мне нужно с тобой поговорить.
Но Каринна отступает за деревья, что-то бормоча себе под нос. Наверное, опять отправляется искать свою «любимую малышку».
Я двигаюсь навстречу заходящему солнцу. Возможно, именно присутствие здесь смертной девушки привело к тому, что дерево погибло. Если она причиняет Лесу вред, необходимо убедить ее уйти отсюда.
Я нахожу Лайю, когда небо уже сияет от множества звезд и верхушки деревьев танцуют на ветру. Она развела костер. Я не вижу, чтобы призраки наблюдали за ней, мертвых деревьев или животных тоже не замечаю. Со стороны все выглядит так, будто самая обычная девушка путешествует по самому обычному лесу.
И меня поглощает очередное воспоминание. Мы под проливным дождем в пустыне неподалеку от Серры. Я лежу на земле, а она склонилась надо мной. Меня отравили, я метался в бреду. Но Лайя помогла мне выжить, ее несгибаемая воля удержала меня в этом мире. «Останься со мной». Она обхватила руками мое лицо. Они были нежными, прохладными, сильными.
«Тебе нельзя здесь находиться». Слова уже готовы сорваться с моих губ, но я молчу. Вместо этого я наблюдаю за ней. Быть может, если я буду смотреть на нее достаточно долго, мне удастся увидеть ту «древнюю душу», о которой говорила Истаявшая.
А может, она просто очень красива, и любоваться ею – все равно что наслаждаться солнечным светом, который ворвался в комнату, где так долго царила тьма.
«Прекрати это, Ловец Душ». Я отгоняю неуместные мысли и приближаюсь, громко ступая, чтобы ее не напугать. И хотя Лайя определенно услышала мои шаги, она не поднимает головы. Ее длинные волосы заплетены в косу и прикрыты черным платком, а сама она не сводит взгляда с котелка, в котором закипает вода.
– Наконец-то. Я уж думала, не дождусь тебя, – слышу я.
Лайя снимает котелок с огня, добавляет в кипяток холодной речной воды. Потом расстегивает пряжку, скрепляющую плащ у горла, и начинает стаскивать рубашку.
Я смотрю на нее с глупым видом, и до меня не сразу доходит, что она собирается помыться. Я отворачиваюсь. Мое лицо пылает.
– Лайя из Серры, – говорю я. – Ты перешла границу Зе…
– Клянусь небесами, Элиас, если ты сейчас же не замолчишь, я на тебя брошусь. И уверяю, тебе это не понравится.
Я ощущаю странное покалывание внизу живота. Лукавый голос в моей голове побуждает меня ответить: «А может, понравится».
– Не называй меня Элиасом.
– Для меня ты остался Элиасом.
Она скрывает свои эмоции, поэтому при помощи магии я пытаюсь выяснить, что она чувствует. На секунду мне это удается: я чувствую печаль, гнев, любовь и… желание. Внезапно все исчезает, как будто она вытолкала меня вон.
– Не смей делать это со мной. – Голос Лайи дрожит от негодования. – Я не один из твоих призраков!
– Я всего лишь хотел понять, зачем ты вернулась. Если тебе что-то нужно, я могу дать это тебе, и ты можешь уйти.
– Ты не можешь дать мне того, что мне нужно. Пока не можешь.
– Ты желаешь меня, – говорю я. И плеск воды за моей спиной прекращается. – Я могу удовлетворить твое желание, если ты пришла за этим. Это несложно для меня, и если это означает, что потом ты уйдешь, я охотно сделаю это.
– Удовлетворишь мое желание? Как это любезно с твоей стороны. – Она смеется, но смех звучит невесело.
– Желание – это простая потребность. Такая же, как потребность в пище, тепле, укрытии от непогоды. И это не будет тебе неприятно.
Я слышу за спиной тихие шаги и оборачиваюсь, забыв о том, что она почти раздета. Перед глазами мелькает золотистая упругая кожа, тонкая талия и плавный изгиб бедра. Она собрала волосы в узел, и выражение ее лица неестественно спокойное.
Читать бесплатно другие книги:
