Стрекоза для покойника Каури Лесса

«Какая стихия дается тебе лучше всего?»

«Огонь».

«Тогда сожги тела, чтобы не осталось следов. А после я помогу тебе упокоить их».

«Но как?»

– Лука, что происходит? – Гаранин остановился рядом. Клинки держал в одной руке – в перевязи не посидишь за рулем.

Она посмотрела на него пустыми глазами. Положила руку на грудь, оттолкнула с неожиданной силой:

– Не мешай мне сейчас!

Он взглянул с изумлением, но возражать не стал – отошел к капоту машины, привалился к нему, готовясь наблюдать.

– Что она задумала? – спросил Хотьков, открыв окно и высовывая голову.

Щегольская прическа алхимика за прошедшую ночь взлохматилась, делая его похожим на большого пса.

«Огонь…»

Лука подняла руку, вспоминая занятия у Анфисы Павловны. На ладони заплясал язычок пламени, спустя мгновение вспыхнул, превращаясь в шар размером с бильярдный, затем увеличился до футбольного. Девушка подвела под него вторую ладонь. Сила заставляла пальцы дрожать, но не изливалась из них. Сила была во всем сущем – в земле, в снеге, в воздухе, в стволах спящих деревьев… В телах, владельцы которых отправились в долгое неизведанное путешествие за горизонт. Она тлела в каждом из мертвецов, как угли, покрытые пеплом. Угли, покрытые прахом.

«Зажигай!»

Огненный шар на ладонях съежился и… исчез. А на погосте в один момент заполыхали сотни факелов. Некоторые из них падали сразу, некоторые пытались двигаться, натыкались друг на друга, на могильные камни… Ветер донес мерзкий запах горелой плоти.

Вольдемар слез с колен Алуси, перебрался под переднее сиденье.

Димыч чихнул, закрыл окно и, обняв девочку, прижал к себе со словами:

– Не смотри на эту гадость!

Спустя несколько минут на кладбище воцарилось бездвижие. Лишь поднимались дымки то тут, то там, да ветер разносил по белому снегу черный пепел.

Однако Лука продолжала видеть их – мужчин и женщин, детей: тени, едва видимые в темноте, светящиеся нежным серебристым светом.

«Позволь мне, – сказала ее призрачная учительница, – этого ты еще не умеешь!»

На мгновенье в голове Луки стало пусто. Будто вымело тем же ветром, что разносил пепел, мысли и воспоминания, само Я вымел. А затем она увидела, как один за другим развеиваются неупокоенные светлячки душ, как закрываются разверстые рты могил и земля возвращается на свое место под памятниками. Как поднимается с полей вокруг снежная дымка и ложится белым саваном на затихшее кладбище, принеся свет, печаль и покой.

«Вот так…» – прозвучал затихающий в сознании голос Альберран, и сердце, до этого будто сжатое железной дланью, отпустило. Оно тут же сорвалось в безумный галоп, опаляя тело жаром и слабостью. Лука пошатнулась, однако Яр уже стоял рядом, обнимая, поддерживая. Наклонившись к ее уху, прошептал:

– Так кто же ты?

И она едва слышно ответила:

– Я и сама не знаю…

В Артемьевке, будто по команде, загавкали местные псы, зло, срываясь на визг.

– Нас ищут. – Гаранин легко поднял Луку на руки, в два шага донес до машины, усадил в кресло. – Поспи, нам часа полтора туда ехать…

– Куда? – слабо спросила она.

Кажется, Альберран высосала все ее силы!

– Узнаешь.

Взревел мотор. Машина рванула с места. Под ровное урчание движка Лука провалилась в глубокий темный сон.

Очнулась от холода и странных звуков, будто кто-то дышал натужно. Вскинулась, открыла глаза. Машина стояла в стороне от трассы, по которой изредка чиркал свет фар проезжающих авто. Двери были распахнуты – вот откуда холод! На заднем сиденье склонившийся над сестрой Яр прижимал к ее лицу маску. На коленях у нее лежала кислородная подушка – тот самый сверток, что он положил в машину вместе с рюкзаками. Димыч, подсвечивая себе экраном телефона, рылся в сумке с лекарствами.

– Что случилось? – хрипло со сна спросила Лука. – Что с Алусей?

– Сознание потеряла, потом начала задыхаться. – Яр говорил спокойно и деловито, вот только она догадывалась, чего ему стоило это спокойствие.

Она выбралась из машины, обошла ее и тронула Гаранина за плечо.

– Иди за руль, я сяду рядом и подержу маску. Нам надо в дом, положить ее.

Яр молча уступил ей и вернулся на водительское место.

– Мы почти приехали, – сказал он, поглядывая на них в зеркало заднего вида, – сможешь сделать машину невидимой? Как машину Димыча тогда?

Лука сделала это без особого напряжения. Сон вернул силы, а кроме того, управление собственными способностями давалось ей все лучше.

BMW свернул в лес, а затем выехал на асфальтированную дорогу среди дорогих особняков, показавшихся Луке знакомыми. Вскоре она узнала поселок, тот самый, в котором стоял дом… Эммы Висенте. Вскинула изумленный взгляд на Гаранина, но тот смотрел на дорогу.

Машина съехала с улицы в проулок, попетляла по узким, полузаваленным снегом дорожкам и остановилась между двумя заборами.

– Посидите в машине, – произнес Яр, кинув на Алусю встревоженный взгляд, – я проверю обстановку.

Всю дорогу Лука не спускала с девочки глаз, а сейчас посмотрела ему вслед. Тот достал из одного из своих многочисленных карманов ключ, набрал какой-то код на панели под козырьком у замка и, открыв прежде неприметную калитку, скрылся за ней. Алуся по-прежнему дышала с натугой.

– Что, моя хорошая? – спросила Лука, увидев, как поднимаются тонкие синюшние веки.

Взгляд у девочки был мутный.

– Плохо… больно… – прошептала она.

Димыч, выругавшись, вновь полез в пакет.

– Что с ней? – спросила Лука, хотя уже знала ответ – время для Алуси Бабошкиной подходило к концу.

Алхимик пожал плечами, буркнул:

– Не знаю, не целитель!

Гаранин выскользнул из калитки, заглянул в салон.

– Выходим и идем в дом.

Лука нашарила под своим креслом Вольдемара, подтянула к себе за лапы и выбралась из машины, держа кота на руках.

– Яр, – она смотрела на ведьмака во все глаза, – я правильно понимаю, это дом Эммы?

– Что?! – воскликнул Хотьков.

Гаранин осторожно вытащил Алусю и развернулся к ней.

– Никому не придет в голову искать нас здесь. Сигнализацию я отключил.

– А охрана? Здесь же была куча охранников!

– Дом пуст. Охранять больше некого, – как-то… нехорошо усмехнулся Яр и направился к калитке.

Задняя дверь особняка была распахнута. Гаранин вошел в дом и сразу направился в уже знакомую Луке комнату – спальню Висенте, где аккуратно положил Алусю на кровать. Наблюдая за его уверенными движениями, Лука почувствовала, как тревожно сжалось сердце – откуда у него ключи, которыми он открыл калитку?

– Заберу вещи из машины и вернусь, – сообщил он, поворачиваясь к ней, и вдруг напрягся.

Похолодев, Лука обернулась.

На пороге комнаты, вздыбив шерсть и сгорбив спину, стоял кот Морок.

Кот Вольдемар, всеми лапами оттолкнувшись от хозяйки, спрыгнул и повторил его позу.

– Кажется, мне сейчас выцарапают глаза! – излишне спокойно сообщил из коридора Хотьков. – Здесь две бешеные кошки!

Лука шагнула вперед. Медленно опустившись на колени рядом с Вольдемаром, протянула Мороку руку и перешла на периферическое зрение.

Странное существо постоянно двигалось, будто огромная капля ртути, меняло форму. Лишь маленькие «металлические» крылья оставались неизменными. Глядя в загадочные глаза Стража, девушка безмолвно просила о помощи, показывая тому картины из собственной памяти: подвал Управления, по которому с вкрадчивостью глубоководного хищника плыла пугающая тень, заглядывающего в окно старого дома покойника, факелы на погосте и далекий лай собак, смертельную бледность покрытого испариной лица Алуси…

Морок переступил с лапы на лапу. Прошел мимо Луки и повернувшегося в его сторону Вольдемара, вспрыгнул на кровать, обнюхал лежащую девочку. А затем поставил на ее грудь передние лапы и принялся мять, громко мурча.

– Не прогоняй его, – предупредила Лука, видя, как Гаранин потянул к нему руку – оттолкнуть. – Он помогает.

Там, в реальности, где люди казались котам мороками, а сами коты походили на пришельцев из космоса, тонкие светящиеся лапы расцепляли запутавшиеся в теле Алуси энергетические потоки, даря ей еще немного времени и дыхание, свободное от удушья. Спустя несколько минут целительного «массажа» девочка порозовела, задышала ровно. Заснула.

На пороге появился Димыч, с двух сторон от которого с важно задранными вверх хвостами шествовали кошки Эммы – трехцветка и черная. Увидев Вольдемара, они позабыли об «арестованном» и подошли к коту. Благосклонно потерлись об Луку, будто узнали, и принялись обнюхивать бежево-черного незнакомца. Тот прял ушами, как нервная лошадь, но не шипел и не плевался.

– Они тебя знают? – удивился Димыч.

Лука пожала плечами. Вот уж совсем не хотелось сейчас, в этом доме, вспоминать те события!

– Надо поесть, – сказала она, – там, в конце коридора, кухня. Димыч, поставь чайник.

– А они так и будут меня конвоировать? – возмутился тот, когда одна из кошек, черная, задрав хвост, пошла из комнаты, оглядываясь на него.

Лука улыбнулась.

– Сейчас она тебе покажет, где вкусняшки лежат.

Вторая кошка, потеряв интерес к Вольдемару, вспрыгнула на подоконник и просочилась в узкую щель приоткрытой форточки. Яр, прищурившись, следил за ней, потом хмыкнул:

– Кошка – это вещество, которое может быть в твердом, жидком и газообразном состоянии…

Лука подошла к нему.

– Яр, что такое вытьянка?

Вольдемар прыгнул на кровать к Алусе и улегся у нее в ногах, не обращая внимания на Морока. Серый котище мять девочку лапами перестал, но продолжал громко петь, уютно устроившись между ее плечом и головой.

– Вытьянка? – удивился Гаранин. – Неупокоенная душа, которая держится рядом со своим прахом и периодически принимается его оплакивать в диапазоне, недоступном для человеческого уха. А вот животные этот плач слышат… Постой… Ты говорила, что Стражей Эммы отвлекли, так вот как это произошло?

Лука кивнула. И не хотела спрашивать, но вопрос слетел с губ сам собой:

– А ты здесь уже бывал?

Гаранин внимательно посмотрел на нее.

– Случалось. Пойдем к Димычу, поможем?

– Я с Алусей побуду, – Лука села на кровать, – на всякий случай.

Яр вышел. Девушка вслед ему не смотрела, задумчиво гладила Морока по лобастой голове, безмолвно благодаря. Гаранин что-то скрывал от нее – ей это было совершенно ясно. Как-то раньше не вставало между ними вопросов доверия-недоверия. Наоборот, тогда, в кафе, когда Лука рассказывала ему все о себе и событиях последних дней, она впервые открыла душу чужому человеку и не пожалела об этом. А сейчас происходит что-то ей непонятное. И неприятное.

Лука кинула взгляд на Алусю – та спокойно спала – и нервно встала, закружила по комнате, пытаясь отвлечься на разглядывание обстановки. В прошлый раз не замечала деталей, только общий фон, так была подавлена случившимся с Эммой, да и боялась откровенно Бориса Гаранина…

Взгляд невольно зацепился за картину на стене. Ее Лука запомнила с первого раза – молящаяся девушка, стоящая на коленях перед одиноко горящей свечой. Прозрачная дымка одеяния, больше похожего на тени, укутавшие гибкое тело, яркое пятно лица – юного, с огромными темными глазами, полными… Чего? Отчаяния? Надежды? Ожидания? Она впервые видела портрет, по которому невозможно было бы установить настроение. Тени сгущались вокруг нарисованной, и только свет свечи удерживал их… На черноте правого нижнего угла портрета что-то нацарапано… Нет, не нацарапано, написано краской на несколько тонов светлее. Лука наклонилась и прочитала имя художника: «Виктор Литвин».

Виктор Литвин! Тот самый, что погиб при пожаре дома в колхозе «Красная Явь»!

Она отступила назад, чтобы еще раз взглянуть на картину, и чуть было не споткнулась о… Вольдемара. Кот стоял, вздыбив спину, хлеща себя хвостом по бокам, и смотрел на картину.

– Ты что? – удивилась Лука. – Что случилось?

Попыталась взять его на руки, но он, коротко мявкнув, отскочил. Внимательно наблюдающий за ним Морок вдруг спрыгнул с кровати и погнался за чужаком. Тот одним прыжком взлетел на открытую книжную полку над комодом, пронесся по ней, сбив на пол черную пластиковую папку, лежащую поверх книг. Топоток кошачьих лап стих в коридоре.

Лука смотрела, как, словно черная птица, распластавшая крылья, падает перед ней папка, открывая на развороте два бежевых гербовых бланка. Два свидетельства о смерти. Эммы Висенте и… Виктора Литвина.

Алуся пошевелилась и тихонько застонала. Лука вскинула голову, но девочка лишь перевернулась на бок.

Гербовые вестники чужого горя смотрели с пола, как широко раскрытые глаза. Лука медленно опустилась на колени, не в силах противиться «взгляду». Пальцы сами собой принялись ворошить страницы, вытаскивать всунутые в файлы документы, справки, квитанции, заключения. Вот опять гербовый бланк…

Позади раздался леденящий душу вопль. Лука от испуга схватилась за сердце и обернулась. Вольдемар смотрел на нее, низко склонив голову. Глаза его полыхали красным.

– Господи, что с тобой? – спросила она. – Гад ушастый, иди сюда! Ну что случилось?

Вместо этого кот залез под кровать и принялся оттуда пожирать ее взглядом.

Вернулся Морок, сел рядом с Лукой, потрогал лапой какую-то бумагу, выпустил когти, потянул к себе.

– Отдай! – возмутилась Лука, выхватывая из-под мохнатой лапы… свидетельство о браке.

Перед глазами у нее на мгновение потемнело. Так бывает, когда реальность смещается не на самом деле, а в твоем сознании или ты осознаешь нечто, навсегда изменяющее твою жизнь. Знание, с которым ты никогда уже не будешь прежней…

Эмма Висенте…

Виктор Литвин…

Присвоены фамилии после заключения брака: Висенте, Литвин.

В памяти огненным калейдоскопом закружились слова, произнесенные разными людьми в разное время.

«Поторопись, сейчас менты приедут – сигнализация сработала, нам пришлось официально их вызвать. К сожалению, в этот раз замять инцидент не удастся!»

«То дело о покушении на мадам Висенте до сих пор не раскрыто, а я висяков не терплю».

«Тот, кто сотворил это с Эммой, знал, что делал!»

«Я уже говорила – были и другие покушения, и только последнее оказалось удачным».

«Однако интуиция опера подсказывает мне, что вы вляпались во что-то нехорошее… Знаете, как у нас говорят о делах, подобных делу о покушении на Эмму Висенте пять лет назад? С душком…»

Были и другие покушения! И пять лет назад, когда погибли Марина Доманина и Максим Бабошкин, и двадцать – когда прервалась жизнь известного художника и его маленькой дочки. Дочки его – и Эммы Висенте!

Лука схватила папку и перевернула, высыпая все документы на пол… Где-то оно тоже должно быть! Вот! Свидетельство о рождении Елизаветы Викторовны Висенте. И ее же свидетельство о смерти!

Вольдемар под кроватью тихо заурчал. В низком вибрирующем вое чудились отчаяние и страх, а еще нечеловеческая, звериная ярость. Лука медленно положила бумаги и отсутствующим взглядом посмотрела в окно. Тогда, когда услышала в сознании произнесенное имя: «Вольдемар», прозвучавшее будто ответ на вопрос, тогда, когда видела во сне один контур тела в другом, сигнализирующем SOS, когда, стоя у окна, чувствовала боль человеческой души, запертой в мышеловке, – еще не знала о своем Даре медиума, посредника между живыми и мертвыми. А сейчас знает… и понимает…

Она легла на пол и заглянула под кровать, разглядывая кота.

– Ты был там, да? Двадцать лет назад ты был в горящем доме и пытался спасти свою семью? Но ты должен был погибнуть, Вольдемар… Виктор Литвин!

«У кошек девять жизней… У меня осталась одна».

Тяжелые горячие слова падали в беззвучии, как капли раскаленного металла. Кошачьей душе не приходится говорить с людьми, да и о чем? Человечьей душе, запертой в кошачьем теле, не довелось говорить ни с кем, кроме Луки. Восемь жизней за двадцать лет… Что же ты испытал, ушастый гад, потеряв так много и найдя в конце концов пристанище у одинокого алкоголика Евгения Захаровича?

Лука сцепила зубы. Она не заплачет! Она будет искать и найдет того, кто стоит за всем этим – за гибелью людей, за одиночеством живых душ.

– Иди ко мне, мой хороший, – дрожащим голосом попросила она, – иди сюда! Никому тебя не отдам, не позволю, чтобы с тобой случилось дурное!

Вольдемар осторожно шагнул вперед, потом еще и еще, вспрыгнул ей на руки, прижался худым дрожащим телом.

– Что здесь происходит? – раздался голос Яра.

Ведьмак стоял в дверях, держа в руках чашки с чем-то дымящимся, и с изумлением рассматривал раскиданные по полу бумаги, вальяжно устроившегося на них Морока и Луку, с безумными глазами прижимающую к себе сиамского кота.

Девушка молча мотнула головой. Сил говорить не было.

Алуся проснулась, однако была слаба и от еды отказалась. Пыталась скрыть, что ее тошнит, однако Лука увидела, как девочку выворачивает в туалете. Впрочем, выворачивало только желчью, больше было нечем.

Яр мрачнел, напряженно следя за сестрой, но пока ничего не предпринимал.

За окнами стемнело. Гаранин опустил металлические жалюзи, не дающие проникнуть наружу ни единому лучу света, и дом казался вымершим.

Все устроились в спальне Эммы, на полу у постели вновь заснувшей Алуси, сон которой сторожил Морок. Зажжен был лишь ночник, его слабый свет делал комнату загадочной и полной воспоминаний.

Лука, наконец собравшись с мыслями, решилась рассказать свою версию о том, что случилось двадцать лет назад в доме Эммы и Виктора. Кот, измученный произошедшим, в это время спал у нее на коленях и на рассказ никак не реагировал.

Яр слушал спокойно – часть истории он уже знал, а вот Хотьков от нетерпения только что не подпрыгивал на месте. Когда Лука замолчала, алхимик воскликнул:

– Слышал от старших товарищей о возможности сохранить себе жизнь, вселившись в чужое тело! Страшное дело, если подумать! Это не существование, а мучение души! Но если это так, значит, Виктор Литвин был очень сильным колдуном – респект ему и уважуха! Вот только зачем он пошел на такие жертвы?

– На какие жертвы? – удивилась Лука.

– Ты не понимаешь, – покачал головой Хотьков, – неупокоенная душа в живом теле – это брр… Лучше сгореть!

– Неупокоенная – вот главное, на что надо обратить внимание, – подал голос Гаранин. – Души после смерти не остаются в нашем мире просто так. Всегда есть что-то, что их удерживает. Отсюда вопрос – что удерживает Виктора Литвина?

Лука прикрыла веки. Перед глазами предстала ржавая табличка на обочине трассы с почти стершейся надписью: «Клх. Красная Явь» и… заброшенное кладбище за поворотом.

Еще один кирпичик встал на место.

– Яр, ты помнишь, как называлось то место, куда ты возил меня показывать претку?

– Конечно, помню – колхоз «Красная Явь».

– Там и находится их дом! Мы видели его развалины, помнишь?

Гаранин ошалело посмотрел на нее.

– Черт! Ты думаешь, что на кладбище… Не может быть!

– А? – заинтересовался Димыч.

Рядом с ним устроилась черная кошка, мерцая зелеными глазищами и благосклонно позволяя чесать себя за ухом. Трехцветка неслышной тенью бродила где-то в глубинах дома.

– Когда все кончится… – сказала Лука и поправилась: – Если все кончится, нам надо будет отвезти туда Вольдемара. Та претка на кладбище вполне может оказаться призраком Виктора Литвина, который не может покинуть этот мир без части себя!

Гаранин с сомнением покачал головой.

– Даже если претка – его призрак, не все так просто, Лука… Литвин мог пойти на такое только по очень серьезной причине! В его жизни осталось что-то незавершенное. Пока этого не произойдет – он не сможет с ней воссоединиться!

– Ну попробовать же надо? – несчастным голосом спросила Лука. – Сколько можно так мучиться?..

«Долго, дитя…»

Повеяло могильным холодом. Девушка вздрогнула. Хорошо, что никто из собеседников не слышит голосов призраков, как она слышит голос Альберран, задержавшейся на пороге между там и тут!

«Вы можете быть здесь, несмотря на защиту дома?»

«Защита поставлена не против меня, дитя… Я не враг Эмме и никогда им не была. Но вас ищут и скоро найдут. И тогда…»

«Тогда?»

«Слушай свое сердце…»

– Может быть, вы мне что-нибудь поясните про претку? – голосом обиженного ребенка спросил Хотьков.

Лука собралась было рассказать ему о посещении кладбища, как вдруг тренькнул телефон Яра, и ведьмак сразу подобрался, будто приготовился к прыжку. Достал смартфон, прочитал высветившееся на экране сообщение и… закрыл глаза и замер. Будто боялся хотя бы вдох сделать и потому превратился в ледяную статую.

Димыч и Лука переглянулись. Нехорошим предчувствием захолодило спины. Протянув руку, девушка осторожно вытащила телефон из пальцев Гаранина и прочитала вслух сообщение от пользователя без имени, обозначенного значком «решетка»: «Твои друзья, Муня и Вит, у меня. Тебе стоит поторопиться, чтобы увидеть их живыми. Жду в полночь на заброшенном складе на 55-м километре».

Впервые на ее памяти Хотьков позволил себе грязно выругаться, да так, что Вольдемар приоткрыл один глаз и с любопытством посмотрел на него.

– Это ловушка? – пугаясь своего голоса, спросила Лука у Гаранина. – Яр, скажи, что это ловушка и Муня с Витом не у них!

– У кого – у них? – Гаранин открыл глаза, в которых плескалась ярость. – Это номер моего отца.

– Что? – Луке показалось, что она крикнула, а на самом деле просипела. – Что ты сказал?

– Отец… Выходит, с самого начала он стоял за всем этим… Эмма была права…

– В чем она была права? – Лука попыталась взять себя в руки, откуда только силы взялись. – Яр, отвечай мне! Сейчас же!

Он посмотрел удивленно, но ответил:

– Я виделся с ней незадолго до смерти… Она дала мне ключи от дома и сообщила коды сигнализации, потому что была испугана, опасалась за свою жизнь и подозревала в покушениях кого-то из своего ближайшего окружения!

Лука вспомнила нерадостный опыт общения с Борисом Сергеевичем Гараниным. Да, этот человек производил впечатление того, кто мог стоять за покушениями. Он был умен и чрезвычайно опасен. Имел доступ во все помещения дома и вполне был способен подсыпать в чай Эммы травяной сбор с заключенной в нем оморочкой, а под половицу – прах. Вытьянку, отвлекшую Стражей от черной тени, убившей Висенте. Теперь-то Лука знала, кого видела краем глаза в тот день – того самого лича, что нынче шел по их следу!

– А зачем ему смерть Эммы? – поинтересовался Хотьков. Алхимик, хоть и выглядел ошарашенным, пытался мыслить разумно. – Какая выгода? Он же потерял работодательницу!

Гаранин пожал плечами.

– Не знаю, я никогда не лез в его дела. Возможно, за этим стоят деньги фонда, возможно, что-то еще. Как он мог?!

– Подожди. – Лука положила руку ему на плечо. – Я совсем его не знаю, Яр, и когда видела – он вовсе мне не понравился. Но почему ты…

И тут снова тренькнул телефон. Лука, так и держащая его, с ужасом посмотрела на экран – пришло голосовое сообщение.

– Дай сюда, – приказал Гаранин.

Она беспрекословно повиновалась.

Яр активировал сообщение.

Крик Муни прошил помещение электрическим разрядом. Крик, полный боли… Звуки рыданий… Приглушенная ругань Виталия Алейника…

Испуганная Алуся спросонья вскинулась, широко раскрыв глаза. Вольдемар вскочил, зашипел и, спрыгнув с колен Луки, метнулся под кровать.

Крик повторился. Яр смотрел на телефон, и Лука узнавала это выражение лица. Такое же, как тогда, когда он звонил отцу и кричал: «Ты знал, что мама погибла не в автокатастрофе?»

– Что… что это было? – дрожащим голосом спросила девочка. – Яр…

Гаранин пришел в себя. Взгляд снова стал осмысленным, чернота гнева ушла из него, сменившись раскаянием. Отбросив телефон, словно ядовитую змею, он пересел на кровать и обнял сестру.

– Прости, мы тебя напугали. Похоже, наши друзья попали в беду. Надо выручать.

Спустя мгновение ведьмак уже стоял.

– Димыч, собери наши вещи и идите с Алусей в машину. Вот ключи. Я сейчас.

– Что ты задумал? – спросил тот, однако Гаранин властно кивнул на дверь.

Даже сестра не стала перечить – села, подождала, пока брат застегнет ей ботинки и поможет подняться. Димыч обнял ее – сама идти не могла, очень ослабла, – и они вышли.

– Я поеду на встречу, – сказал Гаранин, привлекая к себе Луку. – Но прежде перешлю эти сообщения капитану Арефьеву, а ты расскажешь ему все остальное. Не вдаваясь в мистические подробности нашего существования.

– Это как я ему расскажу? – удивилась Лука.

– Я отвезу вас обратно – к машине Димыча, и вы все вместе навестите капитана. Алусе хуже, без больницы ей не вытянуть. Арефьев придумает, как ее защитить, а я попрошу его включить в охрану своих знакомых – ведьмаков.

Лука широко раскрытыми глазами смотрела на него, а потом со всего размаха ударила его в грудь. Еще раз… И еще… Отбила ладони о стальные мышцы, да и черт с ними, с ладонями!

– Да пошел ты! – закричала она. – Поедет он на встречу, как же! Я тебя никуда не отпущу! Вот пусть капитан Арефьев и едет!

Яр развернулся, подобрал телефон с пола, кинул взгляд на часы на экране. Покачал головой.

– У нас нет времени. Пока я довезу вас отсюда до города, пока доберусь до пятьдесят пятого километра, будет почти полночь. А капитану потребуется разрешение на проведение спецоперации по задержанию – это займет еще пару часов!

– Тогда надо позвонить ему, – твердо сказала Лука.

– Кому? – уточнил Гаранин.

– Твоему отцу. Сказать, что мы далеко и не успеем в полночь. Выиграть время. Так всегда в кино делают.

Яр покачал головой.

– С ним такие шутки не проходят. Если он говорит – в полночь, значит, в полночь.

– А если мы правда не успевали бы? – с ужасом спросила Лука.

– Тогда они правда погибли бы… – в тон ей ответил Гаранин. – Лука, поверь мне… Я его хорошо знаю. Иного выхода нет!

– Раз иного выхода нет – я еду с тобой. – Лука, наклонившись, отыскала глазами две красные искры под кроватью. – Вольдемар, тебе лучше остаться здесь – Стражи не дадут тебя в обиду и помогут продержаться, пока мы не вернемся.