Где купить демона? Александрова Наталья

Катина сумка осталась у нее – но сейчас не до этого. Что там сказала девушка перед тем, как у нее начался этот ужасный приступ? Что-то вроде «Это он, тот, кого я вчера рисовала…».

Может быть, ей это просто показалось? В конце концов, у девушки сотрясение мозга, чего только в таком состоянии не вообразишь! Но тот человек в белом халате, который вышел из палаты, и Надежде показался смутно знакомым, хотя она видела его только со спины… и после его ухода с Катей случился этот… как его… анафилактический шок… не он ли ввел какую-то дрянь в емкость для капельницы? Но зачем?

Дверь палаты открылась, оттуда выкатили каталку, на которой лежала Катя. Сбоку беспомощно свешивалась тонкая рука, глаза девушки были закрыты, но дышала она ровно. Следом за каталкой шел врач, лицо его было озабочено, на лбу блестели капельки пота. Проходя мимо Надежды, он ее демонстративно не заметил.

– Куда ее? – вполголоса спросила Надежда Николаевна старшую медсестру.

– В реанимацию, – ответила та вполголоса.

– Что – все плохо? – забеспокоилась Надежда.

– Да нет, все с ней будет нормально, – поспешно возразила женщина. – Хорошо, что вы вовремя нас позвали… и правильно, что сняли капельницу, иначе…

Она не закончила фразу, но Надежда Николаевна все поняла по ее интонации.

Она собралась было раскричаться, что порядки в больнице отвратительные, что сестры вечно нет на месте, что в палату может пройти кто угодно, что если бы не она, Надежда, то девушки уже не было бы в живых. Но коридор снова был пуст, все ушли за каталкой, так что орать было не на кого. А что касается подозрения, что Кате что-то влили в капельницу, то Надежда ведь сама этого не видела, а эти, из больницы, будут обязательно честь мундира защищать. И первым делом спросят, кто такая Надежда, кем она приходится больной, зачем она пришла. А когда узнают, что человек она, в общем-то, посторонний, то быстренько выпроводят. Так что лучше ей пока уйти, будем надеяться, что в реанимации порядки построже, тяжелого больного без присмотра не оставят.

Выйдя из маршрутки перед своим подъездом, Надежда Николаевна мысленно перебирала домашние дела, которые нужно успеть переделать до возвращения мужа. Запустить стиральную машину, пропылесосить наконец ковер, разобрать вещи в шкафу, приготовить давно задуманную телятину под белым соусом…

Этот поток сознания был прерван внезапным и грубым образом. Перед самым подъездом Надежду перехватила соседка Антонина Васильевна. Соседка эта была по-своему личностью замечательной. По причине своих габаритов и преклонного возраста она выходила на улицу не то чтобы редко, но недалеко, вечно отиралась возле подъезда. Поэтому была в курсе всех новостей не только их подъезда, но и всего двора. И с радостью делилась со всеми своими знаниями и наблюдениями.

Сегодня Антонина была возбуждена, она шумно дышала, высоко поднимая все свои три желеобразных подбородка, лицо ее было покрыто пятнами лихорадочного румянца. Видно было, что ее распирает какая-то волнующая информация, которой не терпится поделиться.

– Нет, ну что за времена! – воскликнула Антонина с пафосом, крепко держа Надежду Николаевну за пуговицу. – Что за времена!

– Здрассте, Антонина Васильевна, – вежливо, но сухо отозвалась Надежда, пытаясь протиснуться в дверь.

Это ей не удалось – при солидных габаритах Антонины она перегородила весь проем.

– Здравствуй, Надя! Вот ты ходишь одна, а в наше время это очень опасно!

Надежда знала из опыта общения с соседкой, что с ней не нужно вступать в разговор, не нужно отвечать на ее реплики, самое правильное – проходить мимо, опустив глаза в землю, иначе застрянешь надолго, однако на этот раз она допустила промах и отозвалась:

– Как же не ходить? Дел-то много!

– А если с тобой что-нибудь случится – кто вместо тебя твои дела делать будет? Антон Павлович Чехов?

– Да что со мной случится? Кому я нужна?

– А вот не скажи! Вот Витька Шмыгин тоже, кажется, никому не был нужен – а его убили!

– Убили? – невольно переспросила Надежда. – Как убили?

– Задушили! – ответила Антонина, драматически понизив голос. – Задушили и в мусорку бросили!

Антонина произнесла эти слова с плохо скрытым восторгом, видно было, что она переживает свой звездный час – и то сказать, в ее жизни практически ничего не случалось, а тут вдруг – такая сенсация!

– Господи! – Надежда Николаевна невольно передернулась, представив скорченный труп в мусорном контейнере. – Ужас какой!

– Вот именно – ужас! – возбужденно воскликнула Антонина. – Я же говорю – что за времена! Ты же знаешь Витьку – кому он мешал… безобидный человек…

– Витька? – Надежда наморщила лоб. – Что это за Витька?

– Да ты знаешь его, он в третьем подъезде живет, вечно возле магазина ошивается, ищет, где бы подработать… То есть работать-то он в принципе не может по определению, но вот если по мелочи… Некоторые этим пользуются – вон Ксения из двенадцатого дома положила глаз на тую, которую около жилконторы высадили. Самой выкапывать – побоялась, еще поймают, неудобно будет, так подговорила Витьку, а ему все до лампочки – выкопал эту тую и принес Ксении. Всего-то пятьдесят рублей она ему заплатила. Или семьдесят…

– Надо же! – проговорила Надежда и снова безуспешно попыталась протиснуться в подъезд. – Ну, за тую его вряд ли убили бы… хотя некоторые люди к своим растениям очень привязаны…

– Мог он, конечно, и спереть, что плохо лежит… – задумчиво продолжила Антонина, решительно пресекая попытки Надежды прорваться домой.

– Антонина Васильевна, – взмолилась Надежда, – у меня дома кот некормленый! И дел невпроворот!

– Вот, кстати… Ты ведь, Надя, знаешь Олимпиаду Самсоновну? Так вот Витька у нее как-то полтора килограмма мелкой рыбы украл, которую она для кота купила…

– Мелкой рыбы? – удивленно переспросила Антонина. – Зачем ему мелкая рыба понадобилась?

– Ну, он не разобрался… увидел пакет – и не удержался, спер… потом не знал, что с ним делать, в конце концов самой же Олимпиаде его и продал за двадцать рублей. Но сам-то Витька был тихий, мухи не обидит… Своровать, если что по мелочи, или прибрать, что плохо лежит…

– А как он выглядел, этот Витька? – спросила Надежда, в голове у которой вдруг мелькнула какая-то неясная мысль.

– Да ты же его знаешь! Мелкий такой, вертлявый, зубы редкие, вперед торчат, как у кролика…

– Вот оно что!

Надежда Николаевна вспомнила того мужичка, который пытался стащить сумку сбитой девушки. Мужичка, которого она, Надежда, без особого труда прогнала. Ну, подумаешь, в лоб дала один раз, он и отстал.

Выходит, это его задушили и бросили в мусорный контейнер… страшная, отвратительная судьба, никому такой не пожелаешь, даже такому жалкому и противному типу. Тут Надежда вспомнила про разбившуюся банку с вареньем и про то, сколько трудов пришлось потратить, чтобы отмыть кота, и сколько выслушать несправедливых слов от мужа, и ростки жалости в ее душе быстро увяли.

Но вот ведь что интересно – убили этого Витьку почти сразу после того, как он попытался украсть Катину сумку.

А потом саму Катю пытались убить в больнице… Это врачи там делают хорошую мину при плохой игре, а Надежда верит Кате, знает, что тот тип, переодетый доктором, что-то влил в капельницу.

Не связаны ли между собой эти события?

Надежда Николаевна почувствовала знакомое покалывание в корнях волос. Такое покалывание она ощущала, когда сталкивалась с какой-то криминальной загадкой.

Дело в том, что, как уже было сказано, прежде Надежда Николаевна была инженером, причем не из тех дам, которые просиживали на работе положенные восемь часов, с нетерпением дожидаясь окончания рабочего дня и заполняя время вязанием и сплетнями – нет, она была инженером хорошим, талантливым, как говорят – от Бога. И с тех пор как она ушла с работы, точнее, с тех пор как ее сократили, Надежде не хватало умственной нагрузки. Ее мыслительные способности простаивали, как мощный компьютер, случайно оказавшийся в бухгалтерии жилконторы. И вот за неимением привычных инженерных задач она стала решать задачи детективные, криминальные – и по удивительному стечению обстоятельств судьба стала подбрасывать ей такие задачи с завидным и даже удивительным постоянством.

Многочисленные друзья и знакомые Надежды знали о ее необычной склонности и часто обращались к ней, если им нужна была помощь детектива-любителя.

Все бы было ничего, но муж Надежды, Сан Саныч, очень неодобрительно относился к этому ее увлечению. Понять его можно – он попросту боялся за свою жену, считал, что разгадывание криминальных загадок может быть опасно для ее жизни и здоровья. Сан Саныч неоднократно ставил вопрос ребром, и Надежде Николаевне не раз приходилось давать ему честное слово, что она больше никогда, ну совершенно никогда не будет заниматься частными расследованиями… но когда доходило до дела, она ничего не могла поделать со своей любопытной и беспокойной натурой и, как бульдог, вцеплялась в очередную криминальную загадку.

В результате получилось, что кроме решения собственно детективной загадки ей приходилось каждый раз употреблять массу сил, хитрости и мастерства, чтобы муж не узнал, чем она занимается, пока он зарабатывает деньги.

Справедливости ради нужно отметить, что Сан Саныч был не так уж не прав, когда сердился на свою жену. Потому что если бы, не дай бог, случилось что-то серьезное с близкими друзьями или с родственниками, тогда помочь было бы нужно и должно. Но Надежда Николаевна умудрялась вляпаться в криминальные и подозрительные истории, которые, в общем-то, не имели к ней никакого отношения. Вот как сейчас. Казалось бы, какое ей дело до незнакомой девицы? Отдала сумку, да и пошла заниматься своими собственными делами. Но зуд в корнях волос не утихал.

– Вот в какое время мы живем! – повторила Антонина Васильевна.

Она по-прежнему перегораживала дверной проем и не собиралась пропускать Надежду, пока не наговорится всласть. Надежда Николаевна, однако, не собиралась сдаваться. Она решила применить испытанный отвлекающий маневр.

– Вы говорите, Витька с Олимпиадой Самсоновной был знаком? Вон же она идет! Она еще, наверное, не знает, что его убили?!

– Где, где? – Антонина метнулась в сторону, Надежда воспользовалась ее оплошностью и проскользнула в подъезд.

Бейсик ждал ее в дверях квартиры. В его взгляде явственно читалось: «Где это ты шляешься, вместо того, чтобы кормить и лелеять своего единственного и неповторимого кота? Если тебе так повезло в жизни, если у тебя есть я – цени это и делай все от тебя зависящее, чтобы скрасить мою трудную кошачью жизнь!»

Надежда, однако, всего этого в глазах кота не заметила.

Бейсик посмотрел на хозяйку с неодобрением, обнюхал ее сапоги и громко чихнул.

– Будь здоров! – машинально проговорила Надежда и устремилась в комнату, чтобы еще раз обследовать сумку Кати Малининой.

Кот вслед ей возмущенно мяукнул: «Ты куда это? А как же твоя священная обязанность – покормить кота? И погладить, и почесать за ухом, и поговорить…»

Надежда только отмахнулась – подождешь!

Она вытряхнула из сумки содержимое, нашла планшет с рисунками и разложила их перед собой.

На столе лежали шесть портретов – два женских и четыре мужских. Ну да, как раз столько успела зарисовать Катя за один проезд в метро, видно далеко ей было ехать. Среди них Надежда сразу узнала боевую старуху в детской вязаной шапочке с помпоном. Вторая женщина была усталой, измотанной судьбой особой средних лет, с печатью неустроенной личной жизни на лице. Таких в метро можно встретить сколько угодно, даже Катин талант тут не помог, ничего в этой женщине не было интересного.

Перед тем как Кате стало плохо, девушка успела сказать, что к ней в палату приходил тот, кого она накануне рисовала. Она четко сказала: «Это он», да и сама Надежда видела, что из палаты вышел мужчина в белом халате – значит, этих двух женщин на рисунках можно отбросить.

Оставались четверо мужчин.

Мрачный заурядный мужчина лет сорока, парень в бейсболке с логотипом интернет-магазина «Сезон», бритоголовый тип с худой жилистой шеей и маленькими злыми глазками, прячущимися в складках щек, и человек неопределенного возраста с каким-то ускользающим, неуловимым взглядом. Надежда машинально отметила, что во всех остальных портретах Катя сумела передать что-то главное, основное, уловить характер человека, его внутреннюю сущность – и только последний персонаж не дался ей, не раскрылся, спрятался от нее в своей раковине, в своем коконе…

Она еще раз осмотрела всех четверых мужчин, представила, как они выглядели бы в белом медицинском халате и шапочке.

К сожалению, она видела человека в больнице только со спины – а на портретах они были изображены спереди. И рост, вроде бы тот был среднего роста, но в шапочке мог казаться выше… Тот мрачный мужчина, которого видела Надежда, который сидел напротив нее… Тоже непонятно было, какого же он роста, если его поставить на ноги. В общем, попробуй разберись… вот если бы она смогла взглянуть на этих людей со спины…

Что же делать?

Надежда уставилась в стену перед собой, как будто на этой стене она надеялась найти ответ на свой вопрос.

И как ни странно, у нее появилась одна вполне плодотворная дебютная идея.

Парень с логотипом «Сезона» явно курьер. Он доставлял покупку кому-то в этот самый дом. Значит, если Надежда сделает заказ в этом интернет-магазине, довольно велик шанс, что этот заказ доставит тот же самый курьер. И уж тогда-то она сможет посмотреть на него и со спины, и в профиль, и в три четверти, да еще и поговорить с ним, чтобы выяснить, имеет ли он какое-то отношения к тем странным событиям в больнице. Кто-то же едва не отправил ни в чем не повинную Катю на тот свет!

Кроме того, если Надежда вызовет курьера на дом – она сбережет время, и не придется объяснять мужу, куда и зачем она ездила. А это, что ни говори, большой плюс!

Теперь оставалось придумать, что бы такое заказать в магазине «Сезон».

Проще всего, конечно, заказать какую-нибудь полезную книгу…

Надежда включила компьютер, открыла сайт «Сезона» и нашла там один очень удачный экземпляр. Прочитав название этой книги, Надежда улыбнулась: это, несомненно, понравится мужу, значит, она одним выстрелом убьет двух зайцев…

Сказано – сделано. Надежда набрала номер интернет-магазина «Сезон» и сказала, что хочет приобрести книгу «Психология домашних и диких кошек».

– Только мне эта книга нужна очень срочно! – добавила она.

Девушка-оператор на это сказала, что срочная доставка будет стоить немного дороже, но книгу доставят уже завтра.

Сознание возвращалось к Кате медленно, частями.

Сначала к ней вернулся слух, она услышала голоса разговаривающих где-то совсем рядом людей, мужчины и женщины. Голоса звучали удивительно гулко и звучно, как будто эти двое разговаривали внутри огромной железной бочки, но Катя отчетливо слышала каждое слово.

– Ей очень повезло, что у нее аллергия на хлоралгидрат. Если бы мы не заметили, что с ней происходит и не приняли своевременные меры, она бы не проснулась.

– Но кто ввел хлоралгидрат в ее капельницу? – удивленно переспросил женский голос. – Ничего подобного в ее прописи не было!

– Разумеется, не было. Такие сильнодействующие средства ни один врач в здравом уме не пропишет. Тем более в такой дозе, которая может усыпить слона.

– Кто же мог это сделать?

– Понятия не имею, и лучше нигде это не упоминать, а то неприятностей не оберешься…

Внезапно Катя поняла, что разговор идет о ней. На нее разом обрушились воспоминания…

Память всегда была ее счастьем и ее проклятием, она никогда ничего не забывала, помнила каждое лицо, которое видела хотя бы мельком, каждый пейзаж, промелькнувший в окне поезда. Это помогало ей как художнику – но вместе с тем перегружало ее мозг массой ненужных и бесполезных воспоминаний. Вот и теперь она отчетливо, ярко вспомнила, как стояла на переходе, как что-то вдруг толкнуло ее в спину, как она чудом выкатилась из-под колес мчащейся машины… потом был провал в памяти, и затем она осознала себя уже в больнице. Она лежала в полутемной палате, на соседней койке тяжело, шумно дышала во сне пожилая женщина… вдруг дверь палаты открылась, вошел человек в белом халате, внимательно, настороженно огляделся и подошел к ее кровати.

И Катя мгновенно узнала его.

Этот человек сидел в метро напротив нее незадолго до того, как с ней случился несчастный случай… или вовсе не несчастный случай. Она рисовала этого человека. Сейчас он выглядел иначе – он изменил свою внешность, надел парик, но ее, с ее точным и профессиональным взглядом художника, непросто было обмануть.

Катя испугалась и закрыла глаза, притворившись спящей.

Мужчина подошел к ней, склонился над ее кроватью, внимательно и долго смотрел на нее. Потом отошел в сторону, к стойке капельницы. Катя чуть приоткрыла глаза и увидела, как он воткнул в прозрачный пакет шприц, ввел розоватый раствор.

Катино сердце зашлось от страха, но она боялась выдать себя и не шевелилась, пока незнакомец не вышел из палаты.

А потом… потом ей стало так плохо, что она не могла пошевелиться. Она помнила только, что к ней в палату вошла женщина – ее лицо тоже было знакомо Кате. Эта женщина что-то говорила, кого-то звала, но Кате было так плохо, что даже ее уникальная память дала сбой.

Вспомнив, как плохо ей тогда было, Катя невольно застонала.

– Смотрите-ка, она, кажется, приходит в себя!

Катя открыла глаза.

Вслед за слухом к ней вернулось зрение.

Над ней действительно стояли двое – мужчина и женщина, врач и медсестра.

– Ну, и как мы себя чувствуем? – проговорил врач с фальшивой приторной интонацией.

– Нормально, – отозвалась Катя хриплым, непрорезавшимся после дурноты голосом.

– Это замечательно. – Врач переглянулся с сестрой. – Ну, пока мы еще немножко полежим в реанимации на всякий случай, а завтра, я думаю, вернемся в обычную палату.

– Что со мной было, доктор? – спросила Катя.

– Аллергия, – уверенно отозвался врач. – Почти у каждого человека в анамнезе есть аллергия на что-нибудь, и у вас – аллергия на некоторые успокаивающие лекарства. Поскольку вы поступили к нам по «Скорой», мы не знали этих особенностей…

«Ага, – подумала Катя, – сами только что говорили, что мне ввели в капельницу убойную дозу какого-то сильнодействующего препарата… причем я-то знаю, кто это сделал…»

– Ладно, мы вас покидаем, отдыхайте! – врач фальшиво улыбнулся и вместе с медсестрой покинул палату.

Катя расслабилась, прикрыла глаза.

Она думала о том, что с ней происходит.

Сначала она едва не погибла под колесами машины. Причем это точно не был несчастный случай: она хорошо помнила, что стояла на краю тротуара, дожидаясь, пока загорится зеленый сигнал, – и вдруг кто-то толкнул ее прямо на мостовую.

И потом, уже здесь, в больнице, тот человек пытался убить ее, введя в капельницу какую-то дрянь.

Уж это точно нельзя списать на несчастный случай.

Кто-то определенно хочет убить ее – но зачем? Кому она помешала?

Катя сама не заметила, как задремала.

Впрочем, дремала она недолго: дверь палаты снова распахнулась, в нее вкатили каталку, с которой свешивалась тяжелая морщинистая рука и доносилось хриплое, затрудненное дыхание.

На соседнюю кровать переложили дородную старуху, поставили ей капельницу, подключили какие-то приборы.

Катя сделала вид, что спит.

Дыхание старухи на соседней койке стало тише и ровнее.

Медики, которые суетились вокруг нее, успокоились и ушли из палаты.

В палате наступила тишина.

И тут Катя осознала, что в полудреме она приняла окончательное и бесповоротное решение: она должна покинуть больницу, покинуть как можно быстрее. От этого может зависеть ее жизнь. Ведь рано или поздно тот человек, который приходил сюда, чтобы ее убить, узнает о своей неудаче и вернется, чтобы завершить начатое.

Уйти, уйти отсюда!

Правда, она не знала, где раздобыть одежду, не знала, как добраться до дома, – но подумала, что вопросы нужно решать по мере их поступления.

Она оторвала пластырь, который придерживал иглу капельницы, выдернула эту иглу и села на кровати.

И сразу же поняла, что переоценила свои силы.

Голова кружилась, перед глазами плыли радужные пятна, в ушах бухало, как будто неподалеку забивали сваи.

Катя зажмурилась, несколько раз глубоко вдохнула.

Тошнота и головокружение отступили, она сжала зубы и встала.

Палата качнулась, как палуба корабля, стены поплыли. Катя ухватилась за спинку кровати, снова глубоко вдохнула.

Нет, поняла девушка, в таком состоянии она далеко не уйдет. Возможно, с трудом доплетется до двери, выберется в коридор – но там силы наверняка оставят ее. Нужно хотя бы немного отлежаться, собраться с силами…

И тут с соседней койки до нее донесся едва слышный свистящий шепот:

– Милая, подойди ко мне!

Катя повернулась, взглянула на свою соседку.

Старуха немного приподнялась, ее выпуклые, коричневые, как два каштана, глаза лихорадочно блестели, она смотрела на Катю умоляющим и в то же время властным взглядом.

– Позвать врача? – спросила Катя, невольно понизив голос.

– Нет, нет, не нужно! – прошелестела старуха. – Подойди ко мне, я должна тебе что-то сказать!

– Мне? – переспросила девушка.

– Да-да, тебе! – Старуха закивала. – Подойди, милая!..

Катя смотрела на свою соседку с испугом, но в то же время с сочувствием: видно, ей совсем плохо, скорее всего, она уже неадекватно воспринимает окружающее, принимает Катю за кого-то другого, возможно, за какую-то свою знакомую. Но впрочем, почему не поговорить с ней? Может быть, этой старухе осталось жить совсем недолго, нужно облегчить ей последние минуты жизни…

Нетвердой, неуверенной походкой Катя подошла к соседней койке, села на ее край.

– Наклонись ко мне ближе, – прошептала старуха.

Катя опасливо наклонилась, почувствовала на щеке слабое, прерывистое дыхание, ощутила запах каких-то лекарств, запах старости, болезни, смерти.

– Милая, прости, что обращаюсь к тебе, – шептала старуха. – Но больше просто не к кому. Я должна была завершить свое дело, должна была передать, но не успела. Теперь очень важно, чтобы это не попало в дурные руки… главное, чтобы это не досталось ему…

«Старуха бредит, – отстраненно подумала Катя. – Несет какую-то ахинею… ну ладно, потерплю несколько минут…»

– Возьми, возьми это! – Старуха протянула к Кате тяжелую руку, покрытую гречкой старческих пигментных пятен, разжала пальцы. Катя увидела смятую, сложенную в несколько раз бумажку.

– Возьми! – повторила старуха и силой вложила бумажку в Катину ладонь.

«Пихает мне какую-то дрянь, – промелькнуло в Катиной голове. – Неизвестно, где побывала эта бумажка…»

– Я должна была передать, но мне не хватило времени, – лепетала старуха. – Времени и сил…

– Что это? – Катя попыталась отдернуть руку, но из этого ничего не получилось.

– Возьми! – повторила старуха неожиданно властным, сильным голосом. – Возьми скорее, возьми, пока не поздно. Я чувствую, что он скоро придет.

– Кто – он? – спросила Катя недоверчиво, словно не ожидая ответа на этот вопрос.

И старуха на него не ответила, вместо этого она жарко зашептала:

– Запомни – главное, чтобы это не досталось ему, а все остальное ты потом поймешь!

– Но почему я? – растерянно переспросила Катя.

– Потому что больше никого нет. А ты, мне кажется, сможешь… ты сумеешь… так хотят звезды… Меркурий в четвертом доме, Водолей переходит в третью фазу, это благоприятствует перетеканию сил и влияний…

«Бред какой-то!» – подумала Катя, но тут же почувствовала, как ее рука невольно сжалась, как мятая бумажка оказалась в ее кулаке.

Голос старухи снова стал слабеть, тускнеть, она без сил откинулась на подушки. На ее лице проступала смертельная бледность – но вместе с тем удовлетворение, как будто она исполнила последнюю в своей жизни и очень важную работу.

– Сохрани… это… – прошептала старуха, и ее глаза полузакрылись.

Катя поднялась с ее койки, шагнула в сторону.

Слабость снова накатила на нее, стены палаты покачнулись. Она схватилась за спинку стула, отдышалась, медленно побрела к своей кровати. Неожиданно она осознала, что все еще сжимает в руке бумажку, которую всучила ей старуха. На глаза ей попался хромированный цилиндр мусорного ведра. Может, выкинуть эту бумажку, и дело с концом?

Прежде чем сделать это, Катя воровато оглянулась на соседнюю кровать.

Коричневые глаза старухи снова были широко открыты. Она следила за девушкой пристально, упорно.

Катя невольно вздрогнула, ей показалось, что старуха читает ее мысли. Нечего было и думать выбросить эту чертову бумажку под властным, неотступным взглядом.

Она крепко сжала бумажку в кулаке, доплелась до своей кровати и легла, уставившись в потолок.

По потолку бежали, змеясь и переплетаясь, полосы света, отсветы огней, проникающих в палату с улицы.

Эти полосы бежали все быстрее и быстрее, сплетаясь в фантастическом танце. Из них образовались какие-то удивительные узоры, выстроившиеся в картины рождающегося сна.

Но внезапно этот сон прервался, не успев начаться.

Катя лежала на спине, сна не было ни в одном глазу, ее охватила непонятная, гнетущая тревога. Она прислушалась – и поняла, что разбудило ее, что вызвало эту тревогу: дверь палаты с негромким скрипом открывалась.

Катя приподнялась, бросила взгляд на свою соседку.

На ту как раз упал отсвет из окна, и Катя увидела широко открытые карие глаза.

Старуха смотрела на открывающуюся дверь – и в ее взгляде был страх, но в то же время странное торжество. Видимо, почувствовав Катин взгляд, она быстро взглянула на девушку и приложила палец к губам.

Катя пожала плечами, вытянулась на кровати, невольно следя за дверью.

Дверь открылась, в палату проскользнула темная, гибкая тень.

При виде этой тени Катя почувствовала, как страх и тоска сжали ее сердце. Она вспомнила, как в детстве собирала ягоды, и вдруг, наклонившись к очередному кустику, густо усыпанному матовыми ягодами черники, увидела совсем рядом треугольную голову змеи и ощутила на себе ее холодный, немигающий взгляд. Тогда ее охватил такой же тоскливый, мучительный страх. Она застыла, не в силах пошевелиться, не сводя глаз со змеи. Так она простояла очень долго – хотя, может быть, это длилось всего полминуты, – и змея плавно скользнула в траву и беззвучно исчезла. Только тогда маленькая Катя закричала, заплакала…

Но сейчас нельзя было кричать. Вспомнив жест старухи, она вытянулась на кровати, закрыла глаза.

И сделала это очень вовремя: незнакомец, проникший в палату, подошел к ее кровати, остановился над ней.

Катя старалась ничем себя не выдать – она дышала ровно и спокойно, как спящая.

Незнакомец стоял над ней, она слышала его ровное, тихое дыхание, чувствовала на своем лице внимательный взгляд.

Для большей достоверности она вяло шевельнулась, сонно почмокала губами и снова замерла.

Незнакомец отошел от нее, поверив, что она спит, подошел к кровати ее соседки.

В палате было тихо, как в склепе, и Катя отчетливо слышала каждый звук, каждый шорох, каждый шепот разыгравшейся рядом с ней трагической сцены. Ибо два участника этой сцены говорили шепотом, несмотря на обуревавшие их эмоции.

– Игра закончена! – прошипел незнакомец. – Отдай мне это!

– Никогда! – жарким шепотом отозвалась старуха. – Ты это никогда не получишь!

– Получу, старая мегера! Тебе никуда от меня не деться, ты прекрасно знаешь, что я сильнее! Ты отдашь ее мне!

– Нет! – Старуха по-прежнему шептала, но в ее шепоте чувствовались сила и уверенность, удивительная для человека, одной ногой стоящего в могиле. – Нет! Ты, может быть, сильнее меня – немудрено быть сильнее умирающей старухи, но за мной стоят такие силы, с которыми ты не сможешь тягаться! Ты никогда ее не получишь – этого не допустит великая сила судьбы!

– Это пустые слова! Ты от меня не уйдешь! Отдай мне это – или я отниму силой!

– Попробуй! – Даже не видя старуху, Катя почувствовала, что она высокомерно усмехается. – Можешь искать сколько угодно – у меня этого нет!

– Нет? – переспросил незнакомец.

– Конечно, нет. Ты ведь знаешь – я никогда не вру! Тем более что ты легко можешь проверить мои слова, можешь обыскать меня.

– Значит, ты это где-то спрятала, и ты скажешь мне, где.

– Нет! – отрезала старуха. – Ты прекрасно знаешь, что не сможешь меня заставить.

– Прежде ты каждый раз просто уходила от меня, скрывалась, но сейчас ты никуда не уйдешь!

– Уйду! – тихо и решительно ответила старуха, и в палате на долгую минуту наступила тишина.

Когда эта минута прошла, тишина взорвалась раздраженным, полным ненависти возгласом:

– Ушла, старая сволочь! Умерла! Снова перехитрила меня!

В то же мгновение в коридоре послышались приближающиеся голоса, шаги многих людей. Незнакомец зашипел, как разъяренная змея, бросился к двери и выскользнул из палаты.

В следующую секунду дверь широко распахнулась, загорелся свет, в палату вошли несколько человек в белых халатах, обступили кровать Катиной соседки.

– Умерла, – проговорил знакомый врач. – Опоздали…

– Ну, тут ничего нельзя было поделать, – отозвался другой голос. – Сами понимаете, возраст, и сердце очень изношенное…

Катя приподнялась на локте, сделала вид, что только сейчас проснулась.

– Что случилось? – спросила она стоящую неподалеку медсестру. – Что с моей соседкой?

– Спи, спи! – отозвалась та. – Все в порядке!

– Ну да, как же! – недоверчиво проговорила Катя. – Я же вижу, что-то не так…

– Умерла она, – вздохнула сестра. – Но ей уж очень много лет было. По документам – сто девять, но это, наверное, какая-то ошибка. А ты спи, тебе нужно восстанавливать силы.