Лабиринт Фавна Функе Корнелия

Как портной заключил сделку со Смертью

В городе А-Корунья жил-был молодой портной по имени Матео Илодоро. Он был счастливо женат на той, которую любил с детства. Жену его звали Кармен Кардосо. Когда она родила ему дочь, он стал считать себя самым богатым человеком на свете. Дочку он любил так же сильно, как и жену. Они назвали девочку Офелией. Матео сам шил ей одежду и делал платья для ее кукол, в точности копируя наряды принцесс в дочкиных книгах сказок.

Матео Илодоро и правда был очень счастливым человеком. Но в ночь перед днем рождения Офелии он кроил для нее новое платье, и от его руки легла на зеленую материю зловещая тень в виде черепа. Илодоро отшатнулся. За спиной у него стояла Смерть. Она была одета в белое, и таким же белым было ее лицо.

– Матео, – сказала Смерть. – Твое время вышло. Королеве Подземной страны нужен портной, и она выбрала тебя.

– Скажи ей, что я никудышный портной! – взмолился он. – Скажи, что у меня руки трясутся и сделанные мною платья через пару дней расползаются по швам!

Смерть покачала головой, хотя на ее бледном лице отразилось сочувствие.

– Сделанные тобою швы идеальны, как песня соловья, – сказала она. – В этом мире нет места такому совершенству.

– Если ты заберешь меня, я отрежу себе пальцы! – крикнул портной. – На что я буду годен после этого?

– Там, куда я тебя заберу, тебе не понадобится это тело, – ответила Смерть. – Тебе будет нужно только твое мастерство – а его нельзя отделить от тебя, в нем твоя суть. Можно сказать, бессмертная искра.

Илодоро повесил голову, проклиная свой дар – а ведь всю жизнь считал его благословением. Слезы закапали на ткань, которую он кроил для дочери. Офелия была бы такая красивая в новом платье, с черными, как у мамы, волосами и умными любопытными глазами.

– Позволь мне только дошить это платье! – попросил Матео. – Обещаю, после того как проложу последний стежок, я пойду с тобой добровольно и стану шить прекрасные наряды для королевы Подземной страны.

Смерть вздохнула. Люди вечно клянчат у нее еще несколько лет, месяцев, иногда и несколько часов. Смертные не понимают – жизнь не книга, которую можно закрыть, прочитав последнюю страницу. Книга Жизни никогда не заканчивается. Последняя страница в ней – это всегда первая страница новой истории. Но портной растрогал Смерть. В нем было столько любви… И доброты – а это качество Смерть редко встречала среди людей.

– Будь по-твоему! Дошей платье, – сказала она с досадой.

Больше всего она досадовала на себя, что поддалась на его мольбы.

– Я еще вернусь!

Руки Илодоро дрожали, и, когда он вновь принялся за работу, стежки получились неровными. Приходилось все время распарывать их и переделывать, ведь они отражали его отчаяние, так же как раньше отражали его счастье. Он резал нитки и выдергивал их из тонкой ткани, и вдруг ему пришла в голову дерзкая мысль.

Что, если он никогда не закончит платье?

Он стал засиживаться допоздна за работой и не слушал, когда Кармен просила его лечь отдохнуть. Он хотел, чтобы Смерть поверила, будто он трудится над платьем день и ночь. На каждый сделанный стежок он потихоньку распарывал другой, надеясь провести саму Смерть.

Шесть недель спустя он вновь увидел на недошитом зеленом платье тень в виде черепа. За спиной стояла Смерть, но на этот раз она была в красном.

– Матео! – сказала она, и голос ее был холоден, как могила. – Закончи платье, пока не взошло солнце, иначе я вместе с тобой заберу и девочку, для которой ты его шьешь.

Илодоро так стиснул иголку, что она вонзилась в его руку и капля крови упала на рукав платья. Позже Офелия удивлялась, откуда взялось темное пятнышко.

– Я закончу его до восхода, – прошептал он. – Клянусь! Только, прошу, не трогай мою дочку! Она еще совсем маленькая.

– Я не могу этого обещать, – отвечала Смерть. – Но я пообещаю другое. Если ты закончишь платье нынче ночью, оно будет окутывать ее твоей любовью. Я не приду за ней, пока она носит это платье и пока оно ей впору.

34

Еще один шанс

Топ, топ, топ… Караульный ходил перед дверью Офелии – взад-вперед, взад-вперед, чтобы не заснуть. Ночь закрасила черным круглое окошко, днем похожее на двойника полной луны. Этой ночью угаснет последняя надежда выполнить три задания Фавна. Все пропало. Офелия никогда не узнает, правду ли он говорил и было ли на самом деле где-то место, которое она могла назвать домом.

Где у нее все еще были мама и папа.

Карауль ее! А если кто сюда сунется – убей ее первой!

Убить ее? Она ждала этого с той минуты, когда Волк ушел, – сидела на полу в ночной рубашке, а под полом бродил Бледный Человек. Офелия прислонилась к спинке кровати и ждала, когда кто-нибудь придет и перережет ей горло.

Офелия поставила поближе к себе чемодан с мамиными вещами. Надеялась, что от этого станет легче, но он словно нашептывал: «Ее больше нет. Все тебя покинули: мама, Мерседес, даже Фавн». Это была правда. Осталась только старая мельница, полная призраков, и страшный человек – тот, из-за кого умерла мама, а теперь он и Мерседес убьет… Наверняка убьет. Неизвестно только, она уже умерла или Волк будет долго ее мучить, как того мальчика-партизана.

За шагами солдата в коридоре было слышно, как в логове Волка плачет братик. Такой одинокий и потерянный… Его плач был эхом ее горюющей души. Сквозь ночь между ними протянулась ниточка. Хотя Офелия по-прежнему винила его за маму.

Офелия подняла голову.

Ей послышался еще и другой звук – стрекотание крыльев, похожих на сухие листья.

Над головой у нее порхала фея – живое напоминание о ее погибших сестрах и о том, что Офелия не смогла правильно выполнить задание. Фея присела на ладонь Офелии и ухватилась за палец. Она весила меньше, чем птичка, и от прикосновения тоненьких ручек на душе у Офелии стало светлее.

– Я решил дать вам еще один шанс. – Фавн выступил из тени, протягивая вперед руки, как будто нес драгоценный дар.

Офелия вскочила.

– Последний шанс. – Узкие губы Фавна сложились в снисходительную улыбку.

Офелия кинулась ему на шею и уткнулась лицом в длинные светлые волосы. Ощущение было, как будто обнимаешь дерево. Смех Фавна журчащим ручейком пролился в ее отчаявшееся сердце. Он погладил ее по голове, прижался к макушке изукрашенной узорами щекой, и Офелия почувствовала себя в безопасности, несмотря на солдата, который сторожил дверь, несмотря на Волка, несмотря на чемодан с маминой пустой одеждой. Фавн был такой огромный, он мог заслонить Офелию от мира, в котором стало совсем темно. Может, ему все-таки можно верить… Кто еще ей поможет? Некому больше.

– Да, я дам вам еще один шанс, – шепнул Фавн ей на ухо. – Но вы обещаете на этот раз сделать все так, как я скажу?

Он отступил на шаг, положив руки ей на плечи и глядя вопросительно.

Офелия закивала. Да, конечно! Она все сделает, лишь бы он защитил ее от Волка, который притащил ее сюда, на чердак, словно кролика, пойманного в лесу.

– Все? – Фавн нагнулся и заглянул ей в глаза. – Не задавая вопросов?

Он погладил ее по щеке когтистыми пальцами, и Офелия снова кивнула, хотя в вопросе явственно слышалась угроза.

– Этот шанс – на самом деле последний. – Фавн тяжело ронял каждое слово.

Офелия вспомнила виноград на золотой тарелке в логове Бледного Человека. Нет! В этот раз она будет сильной!

Офелия еще раз кивнула.

– Тогда слушайте, ваше высочество! – Фавн легонько дотронулся когтем до ее носа. – Как можно скорее принесите в лабиринт своего брата!

Этого Офелия не ожидала.

– Братика?

Она невольно нахмурилась. Какая тебе разница? Да, он плачет, как будто ему так же одиноко, как и тебе, но он – сын своего отца, и если бы не он, мама была бы жива. Однако уже не в первый раз в душе у нее отозвался другой голос: «Он не нарочно. Ему было необходимо прийти в наш мир, хотя он боится так же, как ты».

– Да, – сказал Фавн. – Он нам срочно нужен.

Зачем? «Ах, Офелия! – часто вздыхала мама. – Слишком много вопросов! Неужели ты не можешь раз в жизни сделать, что тебе говорят?» А как, если сердце упрямо задает эти вопросы?

– Но… – начала она с опаской.

Фавн стремительно поднял иссохший палец, словно предостерегая.

– Мы же договорились – никаких вопросов, помните?

Вы обещаете сделать все так, как я скажу? Все… Офелия глубоко вздохнула. В этом слове таилась угроза, но выбора-то у нее не было, правда?

– У него дверь заперта.

Волк всегда запирал дверь своей комнаты с тех пор, как там поселился его сын.

– В таком случае, – ответил Фавн с лукавой улыбкой, – вы, наверное, еще не разучились создавать собственные двери!

Он выхватил из воздуха мелок – такой же белый, как тот, которым она нарисовала дверь к Бледному Человеку.

35

Раненый волк

Видаль перед зеркалом промывал рану на лице, когда за окном послышался стук копыт. Двое солдат вернулись из леса, но никто не решился рассказать капитану, что остальные лежат мертвые на поляне и кровь их капает с пышных побегов папоротника, а Мерседес, порезавшая его как свинью, жива и свободна.

Видаль рассматривал гротескную улыбку, которую подарила ему Мерседес. Кухонный нож располосовал ему щеку так же уверенно, как шинковал овощи. Видаль попробовал открыть рот и зажмурился от боли, но и с закрытыми глазами он видел перед собой Мерседес. Зажатое в ее кулаке узкое лезвие ножа торчало осиным жалом.

По его приказу служанка оставила на столе кривую швейную иглу. Вероятно, ею Мерседес чинила его одежду. Видаль взял иглу и проткнул себе нижнюю губу. При каждом стежке он морщился, но упорно снова и снова продергивал черную нитку сквозь свою плоть, убирая ухмылку, от которой казалось, что собственное лицо насмехается над ним, позволившим себя одурачить.

Офелия слушала его стоны через приоткрытую дверь, которую нарисовала на полу мелком Фавна. Ей даже было видно, как Волк стоит перед зеркалом. Прямо под нею в углу комнаты собирали пыль какие-то ящики, и к ним была прислонена деревянная лестница. Фавн позаботился, чтобы Офелия могла добраться до колыбели. Офелия не видела сейчас братика, но слышала, как он хнычет. Может, зовет маму. Их маму… Не думай о ней, Офелия! Помни, где ты!

Она сбросила туфли и накинула поверх ночной рубашки свое темное пальто.

Кажется, Волк не слышал, как она спускается по лесенке. Он стоял к ней спиной перед зеркалом и стонал от боли. На рубашке у него была кровь. Офелия не знала, кто его ранил, но радовалась, что кто-то отважился на это, хоть она и чувствовала, в какой он ярости. Сойдя на пол, она поскорее спряталась под стол, чтобы Видаль не заметил ее, если вдруг обернется.

Но Видаль не обернулся.

Он осматривал результаты своей работы. Игла с ниткой стерли ухмылку, которую нарисовал кухонный нож Мерседес. В зеркале отражалась только тоненькая кровяная линия, перечеркнутая черными стежками, от левого угла рта вверх до середины щеки. Видаль приклеил на нее повязку и напоследок еще раз оглядел отражение. А потом подошел к столу.

Офелия не смела дышать. Она могла бы дотронуться до его ног. Волк налил себе коньяка. В колыбели тихонько пискнул братик. Волк сделал глоток и охнул. Спиртное просочилось через повязку. Было слышно, как он долил в стакан еще коньяка и… поставил на стол.

У Офелии руки и ноги похолодели от страха.

Мелок Фавна! Где мелок?

Он лежал на столе, среди бумаг. Видаль взял его, раскрошил между пальцами, ища глазами постороннего – того, кто оставил здесь мел.

Ох, как Офелия боялась, что стук сердца ее выдаст!

Может быть, Видаль услышал.

Он вынул пистолет, обошел кругом и заглянул под стол. Но Офелия успела переползти на другое место. Волк ничего не увидел. Братик помог – он громко заплакал. Видаль, убрав пистолет в кобуру, подошел к колыбели. Его сын… Будет ли он главным в мыслях сына, как отец – до сих пор – в его мыслях? Будет его сын так же стараться ему угодить, даже в смерти?

– Капитан! Разрешите?

Он не помнил имени солдата, который ввалился в комнату. Невозможно запомнить их всех по именам, они слишком быстро умирают.

– Что?

Все знали, как сурово капитан может наказать, если его побеспокоят.

– Серрано вернулся. Он ранен.

– Ранен? – Видаль все еще шарил глазами по комнате.

Сын плакал, будто что-то его потревожило.

«Пожалуйста, перестань! – мысленно умоляла Офелия. – Братик, ты меня выдашь!» Но груда пустых мешков заслонила ее от Волка, и в конце концов стало слышно, что он идет к двери.

Офелия не смела вылезти, пока не услышала его шаги на лестнице. Полупустой стакан остался на столе. Это напомнило Офелии другие стаканы – те, в которых доктор Феррейро смешивал для мамы лекарство, помогающее крепко спать. Она сунула руку в карман. Точно, вот он – пузырек с лекарством из маминой комнаты. Офелия накапала в коньяк всего несколько капель, боясь, что, если налить слишком много, Волк почувствует посторонний вкус. Доктор Феррейро, мама, папа, Мерседес… Может быть, все они ждут ее в Подземной стране, о которой рассказывал Фавн.

Всего-то нужно – сделать все так, как он сказал, и тогда она снова с ними встретится.

Из колыбели опять донесся писк. Братик. Ему пока еще не дали имени. Как будто мама унесла его истинное имя с собой в могилу. Офелия вспомнила, как разговаривала с ним, когда он был в мамином животе. Она предупреждала его, как трудно в этом мире. Да, предупреждала.

Она взяла брата на руки. Он был такой маленький.

36

Сестра и брат

Как все уставились, когда он вошел в столовую! Куда только подевалось великолепное чувство неуязвимости? В прошлый раз они собрались вместе, чтобы отпраздновать свою победу в лесу. Пропитанная кровью повязка жгла Видалю щеку, словно клеймо. Поражение раскроило ему лицо кухонным ножом.

Серрано сидел у очага. Его грузное тело обмякло, будто из него выпустили воздух.

– Где Гарсес?

Серрано молча покачал головой.

Видаль сел рядом с ним.

– Сколько их было?

– Человек пятьдесят, если не больше. Спаслись только мы с Гарсией. Остальным не удалось уйти.

Серрано отвел глаза.

– Сторожевые посты тоже не отвечают, – сказал солдат, который принес Видалю дурные вести.

Видаль так и не мог вспомнить его имени.

– Сколько у нас осталось людей?

– Двадцать, может – меньше.

Видаль попробовал нащупать в кармане часы, но они остались в комнате на столе. Он невольно подумал – стали они тикать громче, предвещая отцу близкую смерть? Хотел отогнать эту мысль усмешкой, и сразу же острая боль напомнила, что все у него пошло вкривь и вкось.

Если бы он мог сейчас дотянуться до Мерседес, убил бы на месте.

Офелия стояла посреди комнаты с братиком на руках. Такой маленький, теплый, личико такое свежее и новенькое в белом чепчике, который сшила для него мама. Ясные глазки доверчиво смотрят на Офелию.

Сестра. Брат.

Офелия никогда раньше не была сестрой. Только дочкой, и еще девочкой, которая испортила новое платье в лесу и до сих пор не знает, что означает отметина в виде полумесяца у нее на плече.

Сестра. Это слово все изменило.

– Мы уходим, – шепнула она братику на ушко. – Вместе. Не бойся!

Братик испуганно хныкнул. Здесь все для меня такое новое, как будто говорил он. Пожалуйста, защити меня, сестра!

– Ничего с тобой не случится. – Она решительно прижала его к плечу.

Трудно сдержать такое обещание.

Она уже была у двери, когда на лестнице раздался голос братикова отца. Ох, почему она не ушла на минуту раньше?

– Когда остальные вернутся, пусть немедленно явятся ко мне с докладом.

Голос Волка слышался уже совсем близко.

Офелия спряталась за дверью. «Братик, только не плачь! – умоляла она про себя. – Не выдавай нас!» Хотя, когда она просила за маму, он не послушал.

– Запроси по радио подкрепление, – командовал Волк. – Сейчас же!

И вот он уже в комнате. «Не дыши, Офелия».

Волк подошел к столу, убрал в карман часы, которые лежали рядом со стаканом, и потянулся за бутылкой. Пока он глотал коньяк, Офелия за его спиной скользнула к открытой двери. Братик мирно спал у нее на руках. Он так ей верил – и она тоже поверила в удачу. Но удача продержалась недолго. Едва Офелия шагнула за дверь, как мельницу тряхнуло. Что-то взорвалось во дворе. Пламя разорвало плащ ночи в клочья и раскрасило стену рядом с Офелией. Волк обернулся и увидел, как она испуганным олененком замерла на пороге, держа на руках его сына.

– Отдай ребенка! – Голос у него был как нож, как молоток, как пуля.

Офелия выдержала его взгляд. Она не смогла выдавить из себя ни слова, только молча покачала головой.

Волк шагнул к ней, но тут же пошатнулся и чуть не упал. Офелия мысленно сказала спасибо доктору Феррейро – он защитил ее от убийцы.

Потом она кинулась бежать.

Видаль двинулся за ней, но еле перешагнул порог. Голова кружилась. Что с ним? Он ни на миг не заподозрил коньяк. Гордость не позволяла допустить даже мысли, что его чем-то опоила маленькая девочка. Нет, это слабость из-за раны, которую нанесла та, другая колдунья. Ее он тоже найдет и прикончит, но сперва девчонку. Он сразу понял, что она принесет беду, как только она вышла из машины. Глаза у нее лесные, и в лице упрямое молчание. Скорей бы свернуть ей шею.

Когда он вывалился из комнаты, она была еще на лестнице. Видаль с огромным трудом вытащил из кармана пистолет. Пока прицеливался, мерзкая девчонка выскочила за дверь. Когда он наконец спустился и выглянул, она только и мелькнула за деревьями. Зачем она взяла его сына? Отнесет партизанам, чтобы те его убили в отместку за смерть матери?

Нет. Партизаны уже на мельнице. Грузовики и палатки горят, повсюду огонь и дым, и на фоне пламени – черные силуэты бойцов, как будто вырезанные из бумаги. Надо было сразу убить девчонку. И Мерседес. Она сдержала слово, которое дала Офелии, – вернулась вместе с братом и его людьми.

Но когда Педро и Мерседес добрались до чердака, Офелии там не было. Мерседес звала ее по имени – ответа не дождалась. Они нашли только ее светло-зеленую кофту и нарисованную мелом на полу дверь.

Эхо убийства

В стародавние времена один дворянин обвинил в колдовстве женщину по имени Росио. Он отправил пятерых солдат арестовать ее и утопить в мельничном пруду посреди глухого леса, где жила Росио. Двое мужчин с трудом затащили ее в холодную воду, а еще один держал, пока она не задохнулась. Звали этого солдата Умберто Гарсес.

Гарсесу уже приходилось убивать, но никогда еще господин не приказывал ему убить женщину. Приказ ужаснул его и в то же время приятно взволновал – может быть, потому, что ведьма была красива.

Обычно Гарсес убивал и тут же забывал об этом. Он очень удивился, что не смог заснуть в ту ночь.

Десять ночей он не мог спать. Едва сомкнув глаза, он снова чувствовал прикосновение холодной воды и видел волосы ведьмы, плавающие на поверхности пруда. На одиннадцатую ночь, когда видения снова вернулись, Гарсес встал, оседлал коня и при свете луны поскакал через лес к мельнице.

Гарсес надеялся, что успокоится, когда увидит безмятежную гладь воды, словно никакой ведьмы никогда и не было. Но, сойдя с коня на берегу пруда, Гарсес пожалел, что вернулся. Вода была черна, как его грех, а деревья словно с укором шептали в ночи: Убийца!

Все-таки она точно была ведьма. Вот и доказательство: шепот деревьев, неотступные видения… Она его прокляла! Правильно ее убили, правильно!

Муки совести покинули Гарсеса. Отвращение к себе, горькие сожаления – все исчезло. Может, пойти в охотники на ведьм, очищать страну от этой заразы? Церковь им хорошо платит. Одну он уже убил – наверное, в следующий раз будет легче. Да, он сможет сделать это снова. И снова.

Смеясь, он отвернулся от воды и хотел идти к своему коню.

Но не смог двинуться с места.

Размокшая глина, будто цепкие пальцы, держала его сапоги.

Проклятье! Опять ведьма!

– Я сделаю это снова! – заорал он, оборачиваясь к безмолвному пруду. – Слышишь?

Сапоги все глубже уходили в землю, и вдруг начали чесаться руки. Он поднес их к лицу. Кожа на руках покрылась бородавками, а между пальцев, которыми он держал ведьму под водой, выросли перепонки.

В ужасе он закричал. От его крика проснулись мельник с женой, но они не решились выглянуть наружу и выяснить, в чем дело.

Гарсес вновь закричал. Даже голос его изменился. Из горла вырвалось хриплое кваканье, спина согнулась колесом, и он упал на колени, впиваясь в грязь перепончатыми лапами.

Потом он прыгнул в тот самый пруд, в котором утопил ведьму.

37

Последнее задание

В этот раз фея не прилетела проводить Офелию. Ей пришлось самой искать дорогу в лабиринте. Последнее задание – всегда самое трудное.

На мельнице все еще грохотали взрывы, но братик мирно спал у Офелии на руках, и от этого у нее на душе тоже стало чуть-чуть спокойнее. Наверняка Волк шел за ней, хоть она его и не видела в дыму. Волк… Нет, он не волк. В сказках зря придают силам зла облик прекрасного дикого зверя. Эрнесто Видаль и Бледный Человек – оба люди. Они пожирают чужие сердца и души, потому что потеряли свои.

Стены лабиринта радостно приняли Офелию в свои объятия, и в каменном круге она почувствовала себя в безопасности, несмотря на погоню. Здесь он тебя не найдет, как будто шептали камни. Мы спрячем тебя от него.

Но Видаль постепенно догонял их, пусть его и шатало от капель доктора Феррейро. Он видел, как девочка прошла сквозь арку в лабиринт. Офелия, маленькая и легкая, могла бы идти быстрее, но она несла брата, а свежий ночной воздух отчасти развеял туман у Видаля в голове. Держа палец на спусковом крючке, он брел нетвердыми шагами по древним закоулкам лабиринта на звук шагов Офелии, как охотничий пес идет на запах оленя. Но каждый раз, когда он думал, что вот-вот ее настигнет, впереди оказывался еще поворот, еще стена… Словно он сам стал добычей и попался в ловушку, откуда нет спасения.

Где девчонка? Видаль помотал головой, разгоняя туман. Зачем ее сюда-то понесло? Он остановился, переводя дух и прислушиваясь. Вот, ее шаги! Такие легкие, быстрые… Но дышит она тяжело. И неудивительно, ведь у нее на руках – его сын.

Офелия слышала за спиной шаги Видаля, но чувствовала, что колодец и лестница уже совсем близко. Еще один поворот… Она завернула за угол – и оказалась перед глухой стеной.

Ошиблась! Не туда свернула. Все пропало!

Но лабиринт не зря ждал ее так долго. Пока Офелия беспомощно смотрела назад, в коридор, по которому пришла, камни у нее за спиной начали двигаться. Оглянувшись, Офелия увидела, что стена расступается. В дыру протянулись корявые корни деревьев и расчистили ей дорогу. Офелия бросилась вперед, задевая локтями корни. И вот наконец каменный круг в центре, колодец и лестница, ведущая вниз, к изваянию, возле которого она впервые встретила Фавна.

Стена закрылась за Офелией и ее братом, и подбежавший Видаль увидел перед собой сплошной камень. Он озирался, не веря своим глазам. Рубашка вся промокла от крови. Офелия слышала, как он сыплет проклятьями за стеной. Она едва смела дышать, боясь, что стена пропустит его, но камни не двигались. Шаги Видаля затихли. Теперь Офелия чувствовала только стук сердца братика и его теплое дыхание на своем плече.

Покой.

Любовь.

– Скорее, ваше высочество! Дайте его мне!

Офелия быстро обернулась.

По ту сторону колодца стоял Фавн. Луна обвела его силуэт серебряным контуром. Офелия нерешительно приблизилась к нему.

– Ваше высочество, уже взошла полная луна!

Офелия никогда еще не видела Фавна таким веселым.

– Теперь мы можем открыть врата! – воскликнул он, указывая на колодец.

В другой руке у него был кинжал Бледного Человека.

– Что это у вас? – Офелии показалось, что холодный клинок касается ее кожи.

Фавн протяжно замурлыкал.

– Ах это… – Он погладил кинжал. – Видите ли… – Он говорил небрежно и в то же время будто извинялся. – Врата откроются, только если получат невинную кровь. Всего одну каплю.

Он произнес слово «кровь» так, будто в нем не было никакого веса, еще и руками будто смахнул его прочь.

– Булавочный укольчик, только и всего! – прибавил Фавн, шутливо кольнув себе ладонь острием кинжала. – Это и есть последнее задание.

И он жестом очертил в ночи круг, символизирующий завершенность.

Холодно. Так холодно стало Офелии.

– Ну же! – Пальцы Фавна плясали, словно рой нетерпеливых мух. – Поспешим! Луна не будет ждать!

– Нет! – Офелия попятилась и замотала головой, так крепко прижимая к себе малыша, что сама на секунду испугалась, как бы его не разбудить.

Но он продолжал спокойно спать, как будто нет безопаснее места на свете, чем у нее на руках.

Фавн подался вперед, грозно сощурив глаза.

– Вы обещали слушаться! – Он оскалился и угрожающе зарычал. – Отдайте мне мальчишку! Отдайте… мне… мальчишку!

– Нет! Братик останется со мной. – Офелия смотрела на него так твердо, как только могла.

Лишь это ей и оставалось – взглядом удерживать Фавна на расстоянии. Пусть поймет, что она не передумает, хоть и дрожит с головы до ног.

Фавн снова замурлыкал, на этот раз – как будто с удивлением. Он опустил кинжал и наклонил рогатую голову, рассматривая Офелию.

– Вы откажетесь от своего священного права ради мелкого паршивца, которого почти и не знаете?

– Да!

Лицо Фавна будто расплывалось. Эти слезы только сейчас потекли или они так и стояли у нее в глазах с тех пор, как умер отец?

– Да, – прошептала она, прижимаясь щекой к теплому затылку братика.

Мама долгими ночами шила для него этот беленький чепчик.

– Отдадите королевство тому, кто принес вам столько горя?

Фавн больше не сердился. Каждым словом он будто объявлял всему миру о странном решении девочки по имени Офелия.

– Так унизительно, – прибавил Фавн, словно дразнил ее.

– Да, – повторила Офелия.

Только это слово и услышал Видаль, когда наконец выбрался в центр лабиринта. Может, голос Офелии подсказал ему дорогу, а может, гневный возглас Фавна. А может, для того и построили лабиринт, чтобы все они могли сыграть свои роли в сказке, написанной в стародавние времена.

Видаль не увидел Фавна. Возможно, из-за тьмы в своей душе он был слеп ко многому. Или слишком верил в разную взрослую чепуху и у него просто не осталось места, чтобы видеть другое. Не важно это. А важно, что он оказался в двух шагах от девочки, которая будто разговаривала сама с собой.