Сеятель Поселягин Владимир
– Это случайность? – с вопросительными интонациями сказал тот.
– Ложь. И еще… твоя манера говорить, построение фраз при общении… Ты кто такой? Где Исследователь? Голос похож, но ты не он.
– Я… – Неизвестный не договорил, и меня куда-то резко понесло.
Вспышки не было, не вырубило. Не знаю, сколько я висел в пространстве, но снова закрутило, потом замерло – непонятно, как я это чувствую в полной мгле, да еще без тела, – и снова раздался голос:
– Здравствуй, Федор.
– Надеюсь, в этот раз я с настоящим Исследователем говорю?
– Теперь да. Одна из моих младших сестренок взяла артефакт перемещения душ и поиграла. Еще и в записи моих исследований залезла, где ты занимаешь первое место. Молодая, сто сорок лет всего, десять по вашим земным меркам. Просить прощения не буду, это ваша людская придумка, мы не просим, мы берем.
– Н-да, младшие сестрицы – они такие. После них хоть потоп.
– Я вижу, ты знаком с моей проблемой. У меня сестер двести двенадцать, а присматриваю за ними я. Пока в одном месте склоку успокаивал, другая поиграла в лаборатории в мое отсутствие.
– В тело Михаила меня уже не вернуть?
– Сестрица отправила твою душу в хранилище, прошло почти сто лет. Я не сразу обнаружил, где твоя душа. Для тебя эти годы как миг пролетели. Могу отправить в тело Михаила в другом параллельном мире. Или в Союз хочешь?
– Давайте Союз. В этот раз в сороковые годы. В парнишку, который при смерти. Не хочу лишать жизни детей – только те, что уходят за грань. Желательно с полностью здоровым телом.
– Утопленники? Хм, я тебя понял. Есть тут один из параллельных миров, тысяча девятьсот сорок восьмой год, лето. История полностью повторяет историю твоего родного мира. Тебе понравится.
– Это наша последняя встреча?
– Возможно. После смерти твоя душа автоматически переместится в хранилище душ. Если вспомню о тебе, пообщаемся.
– Прощай, Исследователь.
– Прощай, Федор.
Дальше закрутило и завертело, после чего последовал удар с потерей сознания. Надеюсь, тело мне действительно достанется подходящее.
Задергавшись, я попытался всплыть, но что-то давящее на ноги не давало мне это сделать, вода хлынула в легкие и желудок. До поверхности полметра, вон, солнце светило, но всплыть я не мог, как ни работал руками, дергаясь и захлебываясь. Резко присев, я ощупал ноги – руки были связаны спереди, к ним было привязано что-то железное. На одной силе воли, сдерживая спазмы, я ухватился за корневища на дне и потянул тело ближе к берегу, к тени, где, как мне показалось, была крона дерева. Пару метров полз по поднимающемуся дну и встал – моя голова оказалась на поверхности. Вот тут мне действительно стало плохо: кашлял, выплевывал воду, спазмы так и крутили тело. Чуть снова не захлебнулся. И тут услышал удивленный возглас на берегу, на таком знакомом западноукраинском суржике: