Ангард! Андреева Наталья
– Ага! – заорал Барышев. – Значит, мы вычислили и второго убийцу! Это был Белкин!
– Белкин был здесь, – поправил Алексей. – Не исключено, что был сегодня.
– И убил Рощина!
– А вот это еще надо доказать.
Все было так просто на первый взгляд. Мушкетеры повздорили. Двадцать лет спустя. Самарин сбил машиной Волового, Валерий Белкин проткнул шпагой Рощина.
– У меня такое ощущение, что все эти «очевидные факты» словно нарочно выпирают наружу. Уж настолько все очевидно! Нам словно бы подсовывают и одного убийцу, и второго. Но так не бывает!
И тут в прихожей послышались голоса.
– О! Приехали, – сказал Барышев. – Ну, Леха, приступай к обязанностям понятого. Смотри, слушай…
Второй раз Евгений Рощин женился по глупости.
Он только что получил долгожданную свободу: развелся с Милочкой. Состоялся скандальный раздел имущества, с криками, с битьем посуды, с тасканием негодяя по судам. То есть, Евгения. Трехкомнатную квартиру в престижном районе, в которой они жили, пришлось разменять. Львиная доля, хорошая двухкомнатная квартира, досталась бывшей жене. Туда же переехал новый холодильник, японский цветной телевизор, вся мебель из зала и спальный гарнитур. Милочка уехала следом за грузовиком на серебристой «Тойоте». Ключи от старых «Жигулей» достались Евгению Рощину. Он подбросил их в руке и улыбнулся: свобода! Осознанная необходимость, ради которой приходится жертвовать другими осознанными необходимостями. Холодильником, телевизором и видеомагнитофоном.
В однокомнатную на окраине Москвы он переехал без сожаления. Надо все начинать сначала. Он уже знал, как заработать большие деньги. Самое главное: у него есть имя. За десять лет Женька Рощин оброс связями, полезными знакомствами, журнальными и газетными статьями, в которых его имя мелькало рядом с именами людей влиятельных и знаменитых.
Было жаркое лето, Москва плавилась под солнцем, как кусок сливочного масла, даже асфальт в городе был жирным и весь лоснился. Жара сводила людей с ума. Евгений Рощин принимал экзамены в театральный институт. Да, он достиг таких высот. Сам теперь решал, кому быть, а кому не быть.
Она стояла у доски объявлений, спиной к нему. Светловолосая девочка в голубом сарафане. Лопатки торчали, чуть выше заканчивались белокурые локоны. Рощину показалось, что ей лет пятнадцать, не больше, такая она была худенькая и робкая. Он замер в дверях, ожидая, когда девочка обернется. Эти несколько минут были самыми сладкими в его жизни. Ради них он и сделал самую большую в жизни глупость.
Обернулась. Лицо у нее было прекрасное. Ангельский взгляд огромных голубых глаз, аккуратный маленький носик, розовые, по-детски пухлые губы. И трогательные веснушки на носу. Ради этих веснушек он готов был сейчас заскакать козлом и в голос закричать от рвущегося наружу счастья.
Наваждение просто. Потом он списал это на жару. Девочка смотрела на него, он, не отрываясь, смотрел на девочку. Надо было что-то делать. Рощин решился и шагнул туда, к ней. По телу бежали мурашки. Он, казалось, замерзал. В такую-то жару! Только она могла согреть и вернуть его к жизни, эта девочка.
– Excusez-moi… Извините… Вы поступаете в наш институт? Je vous ici auparavant.
– Да.
Слово «наш» произвело на нее впечатление. Равно как и слова на незнакомом языке, таком далеком и прекрасном. Девочка широко распахнула и без того огромные голубые глаза и опустила руки вдоль тела. Это была поза человека, готового на все.
– Москвичка?
– Нет.
Она назвала город, откуда приехала. Название ему ничего не говорило.
– Как зовут?
– Александра. Саша.
Его вдруг затрясло. Саша, Сашенька. Милый ангел с лазоревыми, как небо, глазами. Другие глаза, глаза цвета моря, тут же были забыты.
– Саша, сколько вам лет?
– Семнадцать.
Семнадцать! Ему вдруг показалось… Да, ему показалось, что если начать все сейчас, с самого начала, жениться на этой девочке, воспитать из нее любящую жену, заботливую мать… И все получится. Все. Она будет ему благодарна всю оставшуюся жизнь. Из этой благодарности можно выстроить крепость семейного счастья. Незыблемую крепость.
А что касается любви…
– Саша, если хотите, я устрою вам прослушивание. Приходите ко мне домой, и…
Голубые глаза распахнулись еще шире. Губы у девочки задрожали.
– Хорошо, я приду, – сказала девочка. Рощину показалось, что она сейчас заплачет. Эти секунды и эти дрожащие губы решили все…
…Она поступила в театральный институт. А через полгода стала его женой. Эти полгода Саша жила у него, и этот факт Рощин тщательно скрывал от Марго. Наконец, настал момент решительного объяснения.
Рощин шел к своей давней любовнице и прокручивал в голове варианты предстоящего диалога. Как объяснить Марго, что пятнадцать лет – это огромный срок для такого чувства, как любовь? За пятнадцать лет люди устают друг от друга. Время расставаться, а не оформлять отношения официально. Это надо было сделать раньше. Вот если бы тогда, до его женитьбы на Милочке, она настояла…
Он заготовил десятки аргументов. Неопровержимых. Не пригодился ни один. Марго выслушала его молча. Рощин ожидал, что начнется истерика. И внимательно вглядывался в лицо своей давней любовницы. Сашеньке, его ненаглядной Сашеньке, только-только исполнилось восемнадцать. Марго перевалило за тридцать. Сейчас она была еще красивее, чем десять лет назад. Кайма вокруг чувственных губ еще больше потемнела, глаза стали глубже, движения сделались плавными, зрелыми.
Но Рощин всего этого словно бы не замечал. Как упорно не замечал многочисленных Сашенькиных недостатков. Списывал все на молодость и чувственную страсть, которой оба упивались вот уже полгода. Он был одержим идеей. Взять в жены девочку и воспитать из нее идеальную жену. Эхо, которое будет повторять каждый его вздох.
– Она красивая? – спросила Марго.
– Что?
Рощин покачал головой. Ах, эти женщины! Ну, как их понять? Но сказал правду:
– Да. Очень.
– Что ж… – Марго надолго замолчала, словно бы что-то обдумывая. Он стоял и тоже раздумывал: уйти прямо сейчас? Объяснение состоялось, она приняла известие спокойно.
– А она тебя любит? – спросила вдруг Марго.
– Я об этом не думал, – вновь честно ответил Рощин.
– Женя, Женя… Сказать по правде, мне тебя жаль.
Вот тут он и хлопнул дверью. И подумал, что на этот раз все. Точка. Туше, после которого поединок заканчивается, и противники расходятся навсегда. Один с победой, другой с засчитанным поражением. Любовный роман, почти достигший совершеннолетия, отпустил Евгения Рощина на волю. Избавил от роли няньки.
Через месяц была свадьба. На этот раз скромная. Заехали в ЗАГС, расписались, вечером посидели с друзьями в ресторане. Ужин был на десять человек, даже родителей Сашеньки на свадьбу не позвали. Дорога дальняя, а высылать денег на билеты новой родне Рощин не собирался. Он твердо решил приучать молодую жену к экономии. Путь от бедности к богатству они пройдут вместе. У нее будет все, но не сразу. Процесс воспитания начался.
…Сашенька освоилась быстро. Муж целыми днями пропадал на работе, брался за любую халтуру. Работал на открытых площадках, во время массовых народных гуляний, ставил Новогодние утренники для детей, шоу на корпоративных вечеринках… Словом, Рощин зашивался. Это был самый тяжелый период его жизни, период становления. Потом он вспоминал это как кошмар. Как дурной сон. И презирал себя за эту пахоту. Надо было бы малой кровью, но… Во всем виновата эта дрянь!
Сашенька училась, то есть, безбожно прогуливала занятия, прикрываясь мужем, целыми днями висела на телефоне, а вечера проводила с многочисленными подружками, задерживаясь допоздна в ночных клубах. Это оказалось бестолковое существо, безмозглое, пустое и, в довершение всего, нахальное. Вместо того чтобы смотреть мужу в рот, она огрызалась, не умела готовить ничего, кроме яичницы, и не желала брать у свекрови уроки кулинарии, ленилась делать уборку, а замоченное Сашенькой белье подолгу кисло в ванне.
Рощин был в ужасе. Она же ничего не умеет делать! И не хочет! Его уже тошнило от магазинных пельменей, в доме был бардак, а жена только пожимала хрупкими плечиками: «Тебе это мешает? Мне нет!». Наваждение прошло быстро. Через год Рощин понял, что сделал великую глупость. Тринадцать лет разницы в возрасте между ними – это пропасть! Жена абсолютно не разделяет его интересов. У нее на уме только танцы, пиво-сигареты и, не исключено, что мальчики. Она возвращается за полночь и на уместный вопрос законного мужа «где была?» огрызается:
– Гуляла! А что? Нельзя?
Дороже мужа ей многочисленные подружки, а что касается детей…
– Я что, похожа на идиотку? Мне карьеру надо делать!
Почему-то Сашенька была уверена, что ее, молодую актрису, после окончания института расхватают. Но Рощин-то знал: кроме внешности у Сашеньки нет ни-че-го. Ни грамма таланта. И если бы не он…
Ах, если бы не он! Ехать бы Сашеньке после первого же тура обратно в «Как-его-тамск». Либо заняться древнейшей профессией. Ни на что другое она не годится. А поди ж ты! Говорит о какой-то карьере!
Несколько раз Рощин не выдержал и отвесил молодой жене пару увесистых пощечин. За ночные гулянки. Глотая злые слезы, Сашенька обругала его нецензурно. Он ответил ей по-французски, на что жена сказала: «Козел». И Рощин понял, что Сашенька права. Только не козел, а осел. Ибо только осел мог жениться на потенциальной шлюхе. В Сашенькином будущем он ни секунды не сомневался.
Последней каплей был эпизод, в общем-то, рядовой. Он, усталый, замотанный, возвращался с очередной халтуры, и напряженно думал все о том же: где перехватить денег? Денег надо много. Идея есть, денег нет. Об этом Рощин и думал. Так напряженно, что голова гудела. Шел и думал. И шел.
Три девушки шли навстречу. Лет двадцати, в узких джинсах и маечках. Голые пупки, загорелые лица и плечи, на спинах рюкзачки, на колечках, свисающих с рюкзачков, болтаются смешные плюшевые игрушки. У одной голубой медвежонок, у другой – длинноухий розовый заяц с морковкой, зажатой в лапах. Молодые, беззаботные. Они идут и смеются. Пьют пиво, одновременно затягиваются сигаретами. И вот бредет он, Евгений Рощин. От смертельной усталости миллионолетний старик. Именно так он себя и чувствовал: на миллион лет.
Девушки прошли, не обратив на него внимания. И он прошел мимо. Потом обернулся. Взгляд задержался на розовом зайце. Рощин наморщил лоб: что-то знакомое. И только тут сообразил, что одна из трех – его жена. Его жена.
Они одновременно прошли по одной улице, и друг друга даже не узнали. На следующий день он выкроил время, забежал в ближайший ЗАГС и подал на развод. Препятствий к этому не было никаких.
Сашенька исчезла из его жизни легко. Получив официальное извещение о том, что их с гражданином Рощиным развели, собрала вещи и упорхнула. Должно быть, к одной из своих многочисленных подружек. Рощин подумал, что, слава тебе, Создатель, не успел ее прописать. Все времени не было.
Делить имущество девятнадцатилетняя девчонка не собиралась. Да и что делить? Однокомнатную квартиру? Сашенька была уверена, что денег у Рощина нет. А посему: невелико сокровище. Таких, как Рощин, она найдет вагон и маленькую тележку. Рощин был уверен в обратном: таких, как Сашенька, можно найти вагон и маленькую тележку. И актрис в том числе.
Их рассудило время.
…Она объявилась через шесть лет. Евгений Рощин за эти шесть лет прошел долгий путь. Научился делать деньги и стал известным режиссером. Он купил овдовевшей матери двухкомнатную квартиру в новом районе и в качестве компенсации за оставленную ему квартиру в центре обязался выплачивать ежемесячное пособие. Деньги эти позволяли матери вести тот образ жизни, к которому она привыкла.
Он построил загородный дом, потому что считал это лучшим вложением денег. И какая разница, чьи это деньги? Раз они попали в его руки?
Сам Рощин переехал обратно в центр и вновь оказался возле Марго. На расстоянии вытянутой руки. И все началось сначала.
Через шесть лет у него был свой офис, небольшое, но стильное помещение в центре города, на бойком месте. Аренда стоила безумно дорого, но зато престиж! Дела Евгения Рощина шли неплохо, так он, во всяком случае, говорил. Правду знал только он сам. Внешне все выглядело респектабельно.
И вот в этот стильный офис однажды пришла женщина, черты лица которой Евгению Рощину отдаленно кого-то напоминали. Он присмотрелся и ахнул: Сашенька! Потом порадовался за себя.
Во-первых, она располнела. Но по-прежнему носила джинсы в обтяжку. Глядя на ее выпирающий животик и расплывшуюся талию, Рощин злорадно подумал: пиво не надо пить в таком количестве. А глядя в лицо: не надо столько курить. Да и театральный грим сделал свое черное дело. В семнадцать лет она была девочка-цветочек. Сашенька. Сейчас перед ним стояла нахальная разбитная баба, с крашеными волосами и водянистыми глазами, под которыми залегли глубокие тени. Кожа ее лица была несвежей и помятой, словно простыня, которой пользовались не меньше месяца. Кто только ею не пользовался! То есть, Сашенькой.
– Здравствуй, Рощин, – сказала она.
Это была неслыханная наглость.
– Кто тебя пустил? – зло спросил он.
– Я сказала, что твоя жена!
– Бывшая жена.
– Не забывай: у меня есть паспорт. А в паспорте твоя фамилия.
Ах, да! По глупости он дал ей свою фамилию! Собственная-то оказалась неблагозвучной. Девочка «Как-бы-не-сморозить-глупость» из города «Как-его-тамск».
– А не пошла бы ты вон? – спокойно сказал Евгений Рощин. У которого к тому времени уже было три бывших жены.
– Я предпочитаю остаться здесь.
Она села в кресло, закинула ногу на ногу и достала из сумочки пачку сигарет. Он с откровенной брезгливостью смотрел на жирную Сашенькину ляжку. Его тошнило. Мелькнула мысль: «А не позвать ли охрану?».
– Не спеши, – сказала Сашенька. И с усмешкой оглядела офис: – А ты неплохо устроился. Знала бы, что так будет, ни за что не дала бы тебе развод.
– А куда бы ты делась?
– Рощин! Ты же меня любил! – она хлопнула глазами, как тогда, в семнадцать лет. Но это уже были не те глаза.
– Я заблуждался.
– Ты меня соблазнил.
– Ложь! Ты переигрывала, изображая девственницу! Ты всегда была скверной актрисой!
– Но мы два года жили вместе!
– Полтора.
– Ах, ты считал!
– Разумеется. День за два. Ты отняла у меня чистых три года жизни. И, хотя это был самый короткий мой брак, и самый легкий развод, я считаю себя пострадавшим. Кстати, как твоя карьера? – ехидно спросил он.
– Вот об этом я и пришла с тобой поговорить. Рощин, ты должен мне помочь.
– Что-о?!
Его рука машинально потянулась к тревожной кнопке. Выставить ее вон! Немедленно!
– Я ведь помню. За тобой есть грешок. Помнишь двадцать второе июня? Нам в школе все долдонили: «в этот день, мальчики и девочки, началась война». Потому я запомнила дату. Потом ко мне из милиции приходили. Я сказала все, что ты велел. И подписала.
Он побледнел. Кто бы мог подумать, что дуреха запомнит такую мелочь! Ну, пококетничала с оперативником, зеленым пацаном, только-только из училища, состроила глазки. И умчалась на вечеринку со сто долларовой купюрой, которую сунул ей муж. К тому времени Рощин уже знал настоящую Сашенькину цену.
– Конечно, это мелочь, – прищурившись, протянула Сашенька. Пардон! Александра Рощина! – Но ведь зачем-то тебе это было нужно?
Это пригодилось ему сейчас! Именно сейчас! Рощин задумался. Потом напряженно спросил:
– Чего ты хочешь?
– Женя, мои дела идут плохо, – жалобно заговорила она. – Главных ролей мне не дают, в кино не снимают. Правдами и неправдами добилась кинопроб…
Он внимательно посмотрел ей в лицо и усмехнулся. Правдами и неправдами! И есть желающие спать с этой бабой! А ведь была красотка! Истаскалась. Только бы не захотела обратно в его постель.
– Женя, у меня так мало шансов. Роль второго плана. Подруга главной героини. Но если я появлюсь на экране, это будет начало моей карьеры! Мне только двадцать пять!
– Давай начистоту: ты не умеешь играть.
– Но это же сериал! Всего лишь сериал! Я за Оскаром не гонюсь, меня и «мыло» устроит. Лишь бы на кусок хлеба заработать. В конце концов, я не так уж много прошу. Ты же можешь все, Рощин. Неужели тебе меня не жалко?
– А ты… Ты подумала, как я жил эти полтора года?! С тобой?! Пахал, как проклятый, а дома у меня даже тарелки супа не было! Я приходил, усталый, и видел только грязь, пустой холодильник, и ванну, полную киснущего белья! Тебе не было меня жалко?! Ты – женщина… – тут он словно захлебнулся.
– Женя… Я была дура. Я жалею об этом.
– Жалеешь… – он уже взял себя в руки. Усмехнулся: – хорошо хоть так. Ладно, я тебе помогу. Кто режиссер?
– Женя…
Она расслабилась и откинулась на спинку кресла. На лбу выступила испарина. Потом Сашенька поспешно полезла в сумочку.
– Вот визитка.
Он с некоторой брезгливостью взял карточку, глянул в нее, усмехнулся и потянулся к телефону. Через пять минут сказал:
– Роль твоя. Но чтобы больше я тебя не видел. Убирайся!
Она вскочила.
– Убирайся, – повторил Рощин.
В дверях Сашенька обернулась:
– Женя, если ты хочешь, мы могли бы…
Ее выразительный взгляд досказал остальное. Рощин вновь почувствовал, как к горлу подступила тошнота.
– Я очень занят, – сухо сказал он. – И у меня ревнивая жена.
– Насколько я знаю, вы разъехались.
– Ах, ты навела справки! Тогда надеюсь, ты знаешь, что у меня есть любовница?
– Она же старуха!
– Вон! Va-t‘en! – сказал он таким тоном, что Сашенька выскочила из кабинета как пробка. Бывший муж переходил на французский язык в моменты наивысшего раздражения. Это она помнила. После таких слов обычно следовала пощечина.
– Incroyable! – сквозь зубы сказал Евгений Рощин, когда захлопнулась дверь. – Невероятно! Elle dura complte! И я должен уступить! Полная дура, – повторил он уже по-русски, постепенно успокаиваясь.
Никому он не позволит так говорить о Марго. Старуха! Тебе до этой старухи далеко! Так далеко, что…
Он подумал, что если бы не шантаж, покуражился бы над бывшей госпожой Рощиной всласть. Она даже не догадывается, что кроется за тем крохотным эпизодом. Какие грандиозные планы. На этом фундаменте выстроено здание его успеха. Этот бой надо выигрывать во что бы то ни стало.
Иначе он не Евгений Рощин…
На то, чтобы заметить очевидное, приехавшим сотрудникам уголовного розыска понадобилось гораздо больше времени, чем ему. Леонидов начал терять терпение. Работали они медленно и чрезвычайно небрежно.
Все понятно: Белкин определен в главные подозреваемые. У двери черного хода лежит его портсигар. Важная улика. А почему тогда она заперта, эта дверь, в то время как входная открыта? И какой лестницей воспользовался убийца, когда выходил? Возможно, что у него был ключ.
Алексей проверил: дверь черного хода можно закрыть только при помощи ключа. Либо запереть изнутри. Если просто захлопнуть, она останется открытой. Лестница ведет не во двор, а на противоположную сторону улицы. Маленькая такая улочка, которую можно пересечь, оставшись незамеченным, юркнуть под арку и воспользоваться проходным двором. Если у убийцы был ключ, он именно так и поступил. Но откуда у него ключ? Возможны варианты. Значит, надо опрашивать соседей. Искать случайных свидетелей. Рутина. Не факт, что будет результат. Не факт.
А кто у нас соседи? В том-то и дело! Простые люди здесь не живут. Попробуй, допроси известного певца или владельца нотариальной конторы! В которую тоже обращаются люди не простые. Здесь осиное гнездо. Потревожь его – в тебя вонзятся сотни жал. Поэтому опера и работают так небрежно. Есть подозреваемый, и хорошо.
А вот Белкин, похоже, попал. За него возьмутся всерьез.
– И как впечатление? – тронул его за плечо Барышев.
– Медленно работают. Пора опрашивать соседей. Чего они тянут?
– А что это даст? Видал, какие стены! Хоть из пушки пали – никто ничего не услышит!
И Барышев согнутым пальцем постучал по стене. С сожалением сказал:
– А говорят: современные технологии, современные технологии! Вот где технологии! Сколько десятков лет уже стоит, а? Нет, мы не совершенствуемся, мы упрощаемся.
– В простоте совершенство, – усмехнулся он.
– Чего?
– Я говорю, дело простое и вместе с тем практически не раскрываемое. Голова у кого-то варит. Я о двух трупах.
– Да тут же все очевидно, – отмахнулся Барышев.
– Пойдем, поговорим с охранником.
– Ты чего, Леха? Это же самодеятельность!
– А ты не кричи. По тихому. А эти пусть работают.
Он с усмешкой посмотрел на низенького, кургузого капитана, с важностью прохаживающегося по квартире. Это ж надо! Убит Евгений Рощин! Заколот дуэльной шпагой! Будет о чем рассказать!
Они с Серегой по-тихому выскользнули на площадку. Барышев, сопя, затопал по лестнице. У подъезда стояла толпа. Согласно теории А. А. Леонидова, который считал, что три человека – это уже толпа. Солировала дворничиха в оранжевом жилете. Захлебываясь, она рассказывала, что убили известного режиссера.
– Жена, – решительно взмахнула она метлой. Словно приговор подписала. – Больше некому.
– Заказали, – поддержала ее старушка в белоснежном парике. Сморщенное, как у обезьянки, личико окружали букли, старинная шаль была сколота у горла огромной брошью с камнем зеленого цвета. К ногам старушки жалось голое существо отвратительного вида, на четырех дрожащих тоненьких ножках. Существо было одето в голубой жилет.
– Мужика не поделили с Риткой, – поджала губы дама в кожаном френче. Из-под френча выглядывали спортивные штаны с лампасами, из-под штанов модные остроносые туфли. На руках у дамы сверкали многочисленные браслеты и кольца. Там же, на руках, пристроилось другое странное существо. По виду кот, пушистый, белоснежный, но стриженый под пуделя. Львиная грива, хвост с кисточкой на конце и выстриженные до гладкости ноги. Леонидов смотрел во все глаза. Картина, ему представшая, была чрезвычайно живописной. Не говоря уже о том, как озвучено!
– Ритка – это кто? – спросил Серега Барышев, подходя к толпе.
Дама ойкнула и спустила с рук кота. Вид у Сереги был внушительный. Кот оказался больше собаки. Ибо голое существо в жилете Леонидов после некоторого раздумья отнес к породе собачьих.
– Брысь, – сказала старушка, потому что кот начал жаться к левретке. Или как ее там?
– Да что вы, Анна Тихоновна, он у нас кастрированный! – сказала дама.
Леонидов опешил: она думает, что их можно скрестить? Кота и левретку? Впрочем, как знать. Ты, Господи, большой шутник!
– Ритка – это Женькина любовница, – ответила дворничиха. – Они чуть ли не с детства хороводятся.
– Да-да, – подтвердила старушка, подхватив на руки левретку. Кто знает, что там с котом? – Риточка Лепаш – прелестная девочка. Они живут в нашем доме вот уже много лет. Я помню еще ее бабушку…
– Анна Тихоновна, какая девочка! – всплеснула руками дворничиха. – Ей, небось, под сорок! И кто это они? Портниха-то Лепаш, ее мать, два года как скончалась!
– Леха, запомни: Маргарита Лепаш, – сказал Барышев. И рявкнул: – Номер квартиры?
– Третий подъезд, второй этаж, дверь налево, – по-военному отчеканила дворничиха.
– Значит, любовница Евгения Рощина живет в соседнем подъезде, – покачал головой Алексей. – Что тут скажешь? Удобно. А жена? Где живет его жена?
– Они разъехались, – тут же вмешалась в разговор хозяйка кота. – Валерия Станиславовна живет в загородном доме.
– Разъехались или официально разошлись? – уточнил Алексей.
– О, молодой человек! – тряхнула буклями старушка. – Это не так-то просто, когда речь идет о такой даме, как Валерия Станиславовна! Они же подписывали брачный контракт! Не то, что нынешняя молодежь. Все наспех, все кое-как. И никаких обязательств.
– А вы откуда знаете? О контракте? – подозрительно спросила владелица кота.
– У Валерии Станиславовны прелестная собачка. Персидский грифон по кличке Гарольд. В то время, как я выгуливала Бетси, она выводила Гарольда. Несколько раз нам удалось побеседовать, в то время как собаки делали свои дела. Вот на этой самой лавочке мы и сидели.
Острый подбородок указал на стоящую у подъезда скамейку. Массивные ножки, похожие на львиные лапы, изогнутая спинка, в узоре чугунного литья которой можно прочесть и королевские лилии и вензеля. Настоящий трон! Но трон такой длины, что при желании на нем может уместиться маленькая королевская династия. Значит, на этой самой лавочке…