Будешь моей мамой Волчок Ирина
– Пока никого не убила, – резонно возразила Галка и с достоинством поджала губы. – И это никакие не глупости, зря ты мне не веришь.
– Ладно-ладно, – примирительно буркнула Ольга. – Давайте лучше чай пить.
Она прошла к креслу и беззаботно плюхнулась в него – прямо под перегруженную книгами и бумагами полку. Игорь невольно привстал и с тревогой глянул на это легкомыслие – от грубого края тяжелой полки до белого платочка в синий горошек было сантиметров сорок, не больше.
– На нее сроду ничего не упадет, – с довольной улыбкой сказала Галка, перехватив его взгляд.
– Кто его знает. – Игорь с сомнением смотрел на эту проклятую полку. – Все-таки, знаете, поосторожнее надо бы.
– Может, кому-то и надо бы поосторожнее, – многозначительно протянула Галка, устраиваясь на своей табуретке у стола. – Тут раз одного всего книгами завалило. Только сел – хрясь, полка и оборвалась… – Галка с сожалением чмокнула губами. – Не совсем, правда. Но все-таки ваза прямо по башке попала! – Она удовлетворенно вздохнула и посмотрела на Игоря с гордостью. – Можешь себе представить?
– Очень даже могу… – Игорь все так же тревожно смотрел на полку. На самом верху, на бесформенной груде каких-то бумаг, криво стоял какой-то сосуд типа лампы Аладдина. Металлический, между прочим.
– Не слушайте вы ее, – вмешалась Ольга, беря свою чашку. – Она сама себе приметы какие-то дикие выдумывает, а потом сама же в них верит.
– Какие приметы? – без особого интереса спросил Игорь, тоже берясь за свою чашку и все еще поглядывая на полку.
Ольга отмахнулась от вопроса легким движением маленькой ладони, но Галка серьезно сказала:
– Никакие не дикие приметы. Чистая правда. Все зависит от того, кто в это кресло сядет. Оль, ты вспомни, на тебя хоть раз что-нибудь упало? – Она повернулась к Игорю с таким выражением, как будто выложила самый главный аргумент: – Понятно?
– Нет, – честно признался Игорь.
– Да почти на всех что-нибудь падает, – нетерпеливо объяснила Галка. – Или книга, или ваза, или вообще все подряд… В зависимости от степени вины.
– Какой вины? – Игорь чуть не поперхнулся чаем.
Ну и ну. Куда это он попал? Ольга встретила его взгляд, фыркнула и, прикусив губу, опустила глаза.
– А ты, Оль, не хихикай, – сердито глянула на нее Галка и вновь обернулась к Игорю: – От степени вины перед родными и близкими. Перед кем-нибудь. Перед всеми. Перед человечеством.
Она долго серьезно смотрела на Игоря и вдруг расплылась в довольной улыбке:
– Не хочешь попробовать?
Игорь понимал, что это чистой воды идиотизм. Он будет выглядеть стопроцентным дебилом, сидя в этом кресле и ожидая, когда на него действительно свалится эта дубовая полка… Он поставил чашку на стол, поднялся, обошел Галку и остановился над Ольгой, свернувшейся в кресле калачиком. Она непонимающе смотрела на него и не двигалась.
– Ну… – Игорь наклонился, обхватил ладонями ее талию, вынул из кресла и поставил на пол. – Я хочу попробовать. Мне интересно, в чем я виноват.
– Да бросьте вы, – сказала Ольга, с гримасой неудовольствия отстраняя его руки. – Глупости все это.
Игорь еще раз глянул на полку, но удержался и не качнул ее, как собирался, пригнулся и осторожно опустился в кресло. Несколько секунд ничего не происходило, потом над головой у него что-то едва слышно треснуло, зашуршало, и он поднял руки, чтобы защититься от возможного удара по башке, – ну и поделом тебе, вот дурак-то… Но тут лист бумаги скользнул сверху, качнулся в воздухе перед его глазами и лег на колени. Игорь все-таки потрогал полку вытянутыми вверх руками, покачал ее, потолкал… Да нет, все в порядке, крепко висит. Успокоился, взял с колен упавший листок и перевернул его. Перед ним была его Анна. Она смеялась во весь рот, чуть закинув голову и почти зажмурив глаза.
Он смотрел на портрет дочери и чувствовал, как темная волна гнева и разочарования заливает душу. Вот, значит, как. Случайная встреча в магазине вчера, случайный приход по объявлению сегодня… На полке над его головой опять что-то зашуршало, но он не обратил внимания. Поднял глаза на Ольгу – она была смущена. Еще бы.
– Откуда это у вас?
Если она не ответит, он ее придушит.
– Это я вчера нарисовала, – виновато сказала Ольга. – По памяти. По-моему, похоже немножко… Или нет?
– Вы нарисовали?
В голосе Игоря было такое недоверие, что Ольга засмеялась. Галка вынула рисунок из рук Игоря, полюбовалась и отдала назад.
– Ольга у нас классно рисует, – с гордостью сказала она. – Прям с одного раза лепит. Глянет, р-раз – и как живой. Она с этой девочкой вчера познакомилась. В магазине. Родители потеряли, а Ольга нашла. А отец на нее же и наорал. А эта дура, Ольга то есть, весь вечер эту девочку рисовала, а всю ночь ревела.
– Галь! – в смятении крикнула Ольга.
– А что, нет, что ли? – Галка повернулась на табуретке и уперлась ладонями в колени. – Думаешь, если ты слышишь, как моль летает, так я вообще глухая? Я всегда слышу, когда ты сопли на кулак мотаешь. – Она повернулась к Игорю и сердито выдохнула длинную струю воздуха: – У-ф-ф-ф-ф… Извини, тебе, само собой, непонятно… Я прям видеть не могу, как она из-за всего душу рвет. Ну, хорошая девочка, ну, жалко ее, конечно. Но родители-то у нее есть, верно? Хоть и такой отец, зато богатый. Тоже плюс… – Галка перевела взгляд с Игоря на Ольгу, потом опять на Игоря, пошлепала губами и опять вынула из его рук портрет Анны. – Это ты ее отец, – сказала она утвердительно, разглядывая Игоря и рисунок попеременно. – Ну дела-а-а.
Галка встала, обхватила голову Ольги ладонями, прижалась лбом к ее лбу и сказала как заклинание:
– Все будет хорошо. Вот увидишь. Послушай меня, дуру старую: все будет хорошо.
Цирк, думал Игорь растерянно. Театр абсурда. Таких совпадений не бывает. Или бывают? На полке опять что-то зашуршало, зашумело, и на голову Игоря посыпался целый ворох листов – некоторые чистые, некоторые с набросками, – а под конец упала тонкая пластиковая папка, на лету оскорбительно шлепнув его по носу.
– Та-а-а-ак… – Галка потерла руки и плотоядно ухмыльнулась: – И перед кем же ты провинился?
Глава 7
Когда Игорь приехал домой, Инга Максимовна уже уложила Анну и теперь устраивала большой шмон в дальней комнате. Хм, дальняя комната. Даже удивительно, как это для двух таких разных вещей можно было придумать одно название. Игорь попытался представить себе, какое впечатление могла произвести его квартира на Ольгу. Строго говоря, это были две соседние квартиры на одной лестничной площадке, несколько перестроенные и соединенные в одну. Дальней комнатой в его квартире мать называла бывшую кухню, из которой по ходу ремонта убрали всякие трубы-раковины-плиты и, передвинув внутренние перегородки, объединили ее с ванной, небольшой кладовкой и куском коридора в отдельный блок – получилась как бы квартира в квартире. Вот в этой самой комнате и развила бурную деятельность его суровая родительница. Игорь двинул кресло в угол, подальше от размашистых движений матери, сел в него и стал обдумывать тонкий подход для начала разговора на интересующую его тему. Мать вывалила на диван содержимое еще одного ящика с какими-то тряпками, критически оглядела распахнутые дверцы уже пустых шкафов и, удовлетворенно вздохнув, обернулась к Игорю.
– Ну, – довольно ехидно сказала она, – обалдел от новой няни?
М-да. С тонкими подходами у его матери всегда была напряженка.
– Ма, тебе-то она как? Понравилась?
– Еще чего! – Мать возмущенно фыркнула. – С чего бы это она мне понравилась? Вот если бы она горбатая была… или хромая… или лысая… Тогда да, тогда понравилась бы.
– Да ну тебя… – Игорь вдруг представил Ольгу с горбом и поежился. – Я серьезно.
– Да и я серьезно. Серьезнее некуда. Ладно, ты все равно не поймешь. – Мать подвинула кучу барахла на диване и села, сложив руки на животе. – Анна-то как к ней лепится, а? Не оторвешь. И все время смеется, ты обратил внимание? «Моя Оленька, моя Оленька…» Надо же! С одного раза…
– С двух, – поправил Игорь, но тут же вспомнил, как Анна вчера в кафе обнимала чужую девчонку в белом. – Хотя вообще-то да, с одного.
– Ты о вчерашнем? – Мать слегка нахмурилась и покусала губы. – Ольга мне рассказала. М-да, бывают совпадения… А ты все проверил?
– Большой проверял. – Игорь тоже нахмурился и беспокойно поерзал в кресле. – Все в порядке. В больнице, где Ольга раньше работала, о ней вообще тоскуют. А почему вдруг уволилась – никто не знает. И те, у кого няней работала, тоже очень довольны. Характер, говорят, золотой, добрая очень.
– Характер-то у нее, может, даже и бриллиантовый, – задумчиво пробормотала Инга Максимовна, глядя мимо Игоря. – Она с мужем недавно развелась. Ты знал?
– В общих чертах, – осторожно сказал Игорь, стараясь не показывать заинтересованности. – Ничего особенного, обычное дело. Детей нет, развелись тихо-мирно, он уехал.
– Во-во, – так же осторожно сказала Инга Максимовна. – Тихо-мирно. Он уехал, она у подруги живет.
– Ой, да! – Игорь засмеялся, хлопнул себя по лбу и встал. – Я ж от них тоже гостинчик привез. Редиски, зеленого луку, травы какой-то. Галка сказала, что ты разберешься с травой. Знаешь, там такая Галка – я чуть не свихнулся с этой Галкой…
– Как это? – Инга Максимовна с интересом подняла левую бровь.
– Да совершенно подвинутая. В приметы верит, по руке гадает, какие-то кармы у нее, ауры… На четыре года моложе Ольги, а кудахчет над нею, как курица над цыпленком: «Оль, ты переоденься, Оль, ты колбаски скушай, Оль, ты не простудись…» И еще гоняет всех поганой метлой. И сажает под книжную полку, чтобы посмотреть, что на башку упадет. Смешная. Она бы тебе понравилась.
– Да? – Мать смотрела на него с подозрением. – А тебе, случайно, на башку там ничего не упало?
– Анькин портрет. – Игорь с интересом наблюдал за реакцией матери. – И причем – совершенно случайно. Я так считаю. Но Галка думает, что это указывает на определенную степень вины.
Инга Максимовна поднялась с дивана, подошла к нему, сгребла у него на груди рубашку и потянула к себе, угрожающе сопя и сверкая глазами:
– А ну дыхни.
– Да ты че, начальник, – пьяным голосом сказал Игорь. – Ты че, в натуре… Я за рулем!
Но не выдержал, засмеялся, видя, как свирепо раздуваются ноздри матери, чмокнул ее в нос и обнял за плечи. – Пойдем, я тебе все покажу. Я на кухне все оставил.
Они сидели за кухонным столом, и Игорь по возможности подробно рассказывал обо всем, что хотела знать мать. Ей трудно было что-нибудь рассказывать. Важные вещи она пропускала мимо ушей, зато вопросами о каких-то несущественных подробностях просто душу выматывала.
– Беру бумажку, смотрю – а это Анна! – рассказывал Игорь. – Ты представляешь, что я подумал?
– Масло, акварель? – с интересом спросила Инга Максимовна.
– Ты о чем? – растерялся Игорь. – Я ж тебе говорю: вчера вроде как случайно встретились, а сегодня на меня портрет Анны падает. Как это понимать?
– Редиска у них какая хорошая, – с уважением заметила Инга Максимовна. – Ты не спросил, это сорт такой или, может, подкармливают чем?
– Ма, ты хоть слушаешь, что я тебе говорю? – обиделся Игорь.
– Слушаю, слушаю… – Инга Максимовна встала, пошла к плите и, проходя мимо Игоря, ласково растрепала его и так лохматые кудри. – Слушаю, сына, но ничего полезного не слышу.
Она налила чай себе и ему, вернулась к столу, поставила обе чашки и долго выбирала, какую взять себе. Выбрала, отхлебнула, вздохнула и, когда Игорь уже перестал ждать, вдруг решительно сказала:
– Ладно, завтра мы к ним в гости съездим. Вместе с Анной.
– Да? – встрепенулся Игорь. – Ну, если ты хочешь…
– Ну, естественно, это я хочу! – Инга Максимовна усмехнулась и по обыкновению подняла левую бровь. – Позвони Саше-маленькому. Предупреди, что он за водилу. Терпеть ненавижу, когда ты за рулем. Скажи, чтобы к часу приезжал. Шкафы поможет передвинуть и кроватку Анькину поставить.
– Какие шкафы? – изумился Игорь. – Куда кроватку поставить?
– В дальней комнате. Ольге не понравилась детская. И комната для няни не понравилась – далеко от Аньки. Ольга с Анной в дальней комнате будут жить.
– Это ты так решила? – У него были свои планы на дальнюю комнату, но если мать что решила, то о своих планах он может забыть.
– Это Ольга выбрала. – Инга Максимовна с вызовом глянула на Игоря. – Я ее выбор одобряю. Во-первых, они должны быть рядом. И ванная там отдельная, девочкам удобно будет. И кладовка большая – все барахло убрать можно, а то вечно у Анны игрушки по всему полу валяются. И вообще дальняя комната – самая тихая во всей хате. У тебя контраргументы есть?
– Да нет. – Игорь с интересом наблюдал за матерью. – Какие там контраргументы… Хотя я не совсем понимаю, зачем горячку пороть. Все равно мы через две недели в Семино поедем.
– Ну, две недели тоже надо по-человечески жить! – Инга Максимовна нахмурилась и поджала губы. – Знаешь, я вообще не понимаю этой твоей привычки – жить как в гостинице. Все абы как, никакого уюта, мебель черт знает как стоит… И вообще, неужели ты не понимаешь? Если Ольге будет здесь хорошо, так и Анне хорошо будет.
– Ладно, ладно… – Игорь перегнулся через стол и вкрадчиво взял мать за руку. – Чего ты развоевалась? Я ни капельки не против. Если ты мне откровенно ответишь на один вопрос.
– Ну? – Инга Максимовна потянула свою руку из его ладони и настороженно подняла глаза. Игорь сильнее сжал руку матери, подмигнул и довольно ехидно спросил:
– Что, ма, обалдела от новой няни-то?
Мать помолчала, задумчиво рассматривая их соединенные руки, покусала губы и наконец серьезно сказала:
– Знаешь, сына, что мне кажется? Мне кажется – нам что-то уж очень крупно повезло. Тьфу-тьфу-тьфу, не сглазить бы.
– Поживем – увидим, – как можно более равнодушно ответил Игорь, с некоторым испугом ощущая, как в солнечном сплетении у него что-то дрогнуло, потеплело и стало увеличиваться, расти, заполнять его всего молодой весенней радостью. Немотивированные эмоции, как сказала бы его бывшая жена. Смех без причины. А, бог с ней.
– Ма, я еще спросить хотел, – улыбаясь, начал Игорь. – Ты сто долларов нищенке отдала бы?
– Это ты о чем? – Инга Максимовна насторожилась и высвободила руку из его пальцев. – При чем тут сто долларов? Во-первых, я его почти год носила. Да и новый он сотню баксов не стоил. Наверное. А потом, я так поправилась, что и мал он мне. А у Марьи девка на весну вообще раздетая осталась. И фасон такой мне уже не по годам… Да и вообще, что ты ко мне прицепился? Интересно, кто это тебе донес, что я плащ отдала? И почему ты решил, что Марья – нищенка? Сам-то давно за десятку сортиры на чужих дачах сколачивал? И не мужицкое это дело – интересоваться, откуда берутся и куда деваются бабские тряпки…
Игорь сидел, откинувшись на спинку жесткого кухонного диванчика, закрыв глаза и улыбаясь, и с наслаждением погружался в волны немотивированной радости.
– Ма, – сказал он, не открывая глаз. – Я тебя люблю.
– Еще бы, – по инерции сердито ответила Инга Максимовна. – Куда ж тебе деваться, конечно, любишь. Еще бы, родную-то мать.
Глава 8
В Галкиной малине Ольга рисовала следующий портрет. Новой заказчицей оказалась молоденькая продавщица, у которой Ольга позавчера купила туфли. Увидев ее, Ольга даже не удивилась. Она уже привыкла к невероятным случайностям и даже стала принимать их как должное, как закон природы, например. Понимаешь ты его или нет – не важно. Он просто есть. Так что нечего удивляться и вычислять, как это получается. Надо просто радоваться, что пока этот закон природы на твоей стороне.
Продавщица по имени Дарья оказалась на редкость послушной и понятливой. Она согласилась смыть свою боевую раскраску, и ее умытое личико обрадовало Ольгу мягкими, чуть размытыми чертами, теплым тоном гладкой кожи, а особенно – выражением ореховых глаз. Дарья смотрела на нее открытым, заинтересованным, доброжелательным взглядом, в котором были еще и некоторая неуверенность и надежда. Дарья сказала, что никто никогда не говорил ей, что она красивая, а ей ужасно хочется быть красивой. Или хотя бы хорошенькой.
Портрет Дарьи шел легко. Ольга с удовольствием всматривалась в милое лицо девочки, с удовольствием растирала крошащиеся мелки пальцами по тисненой бумаге и с удовольствием предвкушала реакцию Дарьи, когда она увидит портрет. На портрете Дарья была собой – маленькой феей с умными глазами и нежными, почти детскими губами, готовыми в любой момент раскрыться в улыбке по малейшему поводу.
Ольга была довольна собой. И натурой тоже была довольна. Еще она была довольна тем, как хорошо все получилось с работой. После этой безобразной ссоры с отцом Анны в магазине на теплый прием в его конторе рассчитывать, конечно, было нечего. И она просто не пошла бы на собеседование, если бы знала, кто ее будущий работодатель… Хозяин. Шеф. Ну, не важно. Издергалась бы, думая об Анне, но не пошла бы. Хорошо, что заранее не знала. Хорошо, что там оказалась Анна. Хорошо, что купила туфли. Значит, хорошо, что той старушке отдала не долларовую сотню, а свою рублевую? Хм… А новорос… в смысле – Игорь Дмитриевич… он решил, что его сотню. Ну и пусть, ну и хорошо. И даже хорошо, что у нее до начала работы еще почти два свободных дня, и она уже успела закончить портрет Дарьи, и еще к вечеру придет колоритная тетка, и завтра – двое. Сразу, конечно, она и половины не успеет. Но у нее будет еще два выходных через неделю, и еще два выходных еще через неделю, а в эту их деревню – как ее там? – можно взять три-четыре цветных фотографии следующих заказчиков. Ой, как хорошо. К тому же решение вопросов оплаты готовых портретов Галка взяла в свои руки, так что если Ольга и не сможет передать ей заработанные у новороса… у Игоря Дмитриевича деньги сразу, бедствовать Галке ничуть не придется.
Серо-голубая палочка пастели сломалась, оставив на бумаге слабый мягкий мазок и несколько мелких крошек. Ольга потянулась за скальпелем, чтобы снять ненужную краску, и остановилась, присматриваясь к неожиданному эффекту. У живой Дарьи совсем слабые тени в уголках глаз. И не голубые, а скорее зеленоватые. Или коричневатые? Скажем, зеленовато-коричневатые. Можем сказать как угодно, большинство людей, как с изумлением убедилась Ольга не так давно, вообще никакого оттенка не увидели бы. И эту серо-голубую жилку, едва просвечивающуюся сквозь тонкую кожу виска, тоже не увидели бы. А она увидела и теперь эту трогательную жилку покажет всем. Во как мы умеем, похвалила себя Ольга. Хорошо, что сломался серо-голубой мелок. И хорошо, что сломался он на этом месте. Все у меня хорошо, а будет еще лучше. Ольга растушевала мазок пальцем, вытерла руки о подол драной линялой футболки шестьдесят какого-то размера, сидевшей на ней, как парашют на швабре, полюбовалась портретом, потом Дарьей, потом опять портретом и решила: можно.
– На, посмотри. – Ольга не скрывала гордости и удовольствия. – А говоришь, никто не замечает, что красивая. Обманываешь, наверное, а?
Дарья взяла большую разделочную доску с приколотым к ней листом бумаги, неловко повернула ее, стараясь не задеть портрет, жадно глянула на свое изображение и вдруг наклонилась ниже, ссутулилась и зябко обхватила локти ладонями.
– Что такое? – удивилась Ольга. – Тебе не нравится? Да?
– А это я? – Дарья подняла лицо и взглянула на нее чуть ли не испуганно.
– А по-твоему кто? – строго сказала Ольга. – Дядя Петя с пивзавода, что ли?
Дарья неуверенно засмеялась, покраснела и опустила глаза:
– Что-то уж очень красивая… Я даже не ожидала. Прямо как волшебница из сказки.
– Ну, извини, – сказала Ольга Галкиным голосом и попробовала по-Галкиному поднять левую бровь. Бровь, конечно, не шевельнулась. – Хочешь, я усы пририсую? Или, например, бородавку?
Дарья опять засмеялась и подняла сияющие глаза:
– Нет, я правда не ожидала. Все-таки я в зеркало смотрюсь иногда. Ничего подобного не замечала.
– А ты перед тем, как в зеркало смотреться, косметику снимай, – посоветовала Ольга. – А то рисуете на фасаде что попало, а потом удивляетесь: что это никто не замечает, какая я красивая?
– Вам хорошо, – сказала Дарья с откровенной завистью. – Вам косметика вообще ни к чему. А я если не намажусь – так вообще лица нет.
– А ну тебя. – Ольга вынула доску из ее рук и принялась выдирать кнопки, освобождая портрет. – Ты же только что посмотрела, какая ты красавица в натуральном виде.
– Так это не я, а портрет, – неуверенно сказала Дарья. – В жизни-то я не такая, ведь правда?
– А вот мы сейчас консилиум соберем, – предложила Ольга, уловив за домом невнятную разноголосицу с участием мужского баса. Наверное, кто-нибудь из миллиона Галкиных знакомых приперся побазарить «за жизнь». А может быть, кто-нибудь кого-нибудь попозировать привел. Нет, в таком темпе она не потянет. Если только в черных очках рисовать… Ольга отдала портрет Дарье, бросила доску на раскладушку, взяла с раскладушки черные очки и, выбрав на футболке не слишком зачуханное пастелью место, протерла стекла. Надела, глянула на Дарью, чтобы прикинуть, можно ли разглядеть сквозь такие темные стекла нежные оттенки этого лица, и удивилась: Дарья сидела на своей табуретке с совершенно потрясенным видом, раскрыв рот, распахнув глаза, и смотрела на что-то удивительное за спиной Ольги. И что там такого удивительного? Ольга оглянулась через плечо, готовая увидеть что угодно…
Нет, увидеть это она готова не была. По тропинке между кустами смородины деловито топала элегантная, как принцесса, Анна Игоревна, время от времени принюхиваясь по сторонам. За ней плыла элегантная, как миноносец, Инга Максимовна, обмахиваясь ярким глянцевым журналом. За Ингой Максимовной шествовал элегантный, как кутюрье в пятом поколении, Игорь Дмитриевич, улыбаясь несколько неестественно. За Игорем Дмитриевичем вытанцовывал элегантный, как пантера в прыжке, Саша-маленький, сияя всеми своими ямочками, глазами, зубами и широкой золотой цепью на шее.
– Это кто? – потрясенно выдохнула Дарья.
– Это Чижик привел свою семью и близлежащих товарищей, – объяснила Ольга. Надо же, какой хороший день получается. – Она их всегда так водит. Внучка – за бабку, бабка – за дедку, дедка – за репку…
– Нет, вон тот – кто? Самый большой? – Дарья улыбалась так, что Ольга решила: надо нарисовать ее улыбку. Обязательно. Чтобы потомки знали.
– Самый большой – это Саша-маленький. – Ольга с интересом наблюдала за Дарьей. – Он выдающийся специалист в вопросах женской красоты. Вот у него мы и проконсультируемся по поводу сходства копии с оригиналом. А также насчет роли косметики в сокрытии вышеупомянутой красоты от всех заинтересованных в оной лиц.
– Что такое во-но-лиц? – тут же спросила Анна, свернула с тропинки и направилась на Ольгин голос прямо по луковой грядке.
Ольга шагнула ей навстречу, раздвигая малину и отфутболивая валявшуюся на пути Анны кастрюлю с яичной скорлупой, подхватила Чижика на руки, подняла повыше, пронесла через малиновые заросли на полянку, села на раскладушку, посадила ребенка к себе на колени и только тогда сказала:
– Привет, Чижик. Ты молодец, что ко мне в гости пришла. Мы будем чай пить. У нас есть пирог с малиной, тетя Галя испекла. А что ты спросила? Извини, я забыла.
– А я сама забыла, – сказала Анна. – Я люблю пирог с малиной, только я его никогда не пробовала. Это бабушка придумала, чтобы в гости приехать. Мы привезли коробку конфет, но мне много нельзя, я вчера уже две целые шоколадины съела. Буквально одна.
– А мне вообще шоколад нельзя, – поделилась своей бедой Ольга.
– Ну-у-у? Это ужасно. Бедненькая, – посочувствовала Анна. – А почему нельзя?
– У меня от него характер портится, – призналась Ольга, и они одновременно захихикали друг другу в ухо.
Игорь топтался в этом саде-огороде, как бегемот на арене. Все вроде при деле – Анна с Ольгой опять шепчутся и хихикают, мать инспектирует папку с рисунками и что-то говорит хорошенькой шатеночке, шатеночка сидит на табуретке и не сводит глаз с Саши-маленького, Саша-маленький жрет чужую малину, улыбается шатеночке и косит рыжим глазом на Ольгу…
Один Игорь не знает, что делать, что говорить и куда смотреть. На Ольгу он смотреть не решался. Когда она шагнула из кустов навстречу Анне, он опять ее не сразу узнал. Сначала вообще подумал, что это мальчик. На голове – треуголка из газеты, а ниже – бесформенная драная футболка в разноцветных пятнах. Эта футболка налезла бы на рояль, но открывала тонкие желтовато-смуглые руки и ноги. Он никак не мог понять, почему это его так поразило. Что, рук-ног он не видал? И посмуглее видал, и покруглее… Но другие. Не Ольгины. Игорь с повышенным интересом рассматривал серый соседский забор, и старую яблоню с мелкой частой завязью, и молчаливую шатеночку, и шастающего вокруг Александра, и даже заколку в прическе матери. И ругал себя, идиота, последними словами. И радовался, как идиот, немотивированной радостью.
Немотивированной? Ты вроде никогда себе не врал, друг ты мой Серебряный. Ой, не к добру все это.
От дома что-то закудахтала Галка, Ольга встала, прижимая Анну к себе, и направилась по тропинке к дому, на ходу транслируя:
– Нас зовут помогать по хозяйству. Дарья, тебя это тоже касается. Велено захватить табуретку, а то мебели на всех не хватит. Мне приказано переодеться и принять человеческий облик… Ой, правда, Чижик, я ж тебя всю изгваздаю…
Она остановилась, отдала Анну Инге Максимовне и помчалась к дому, на бегу стаскивая и сминая в комок свою треуголку из газеты.
Опять все были при деле. Ольга сверкала голыми пятками. Инга Максимовна уговаривала Анну не вертеться. Шатеночка Дарья краснела и улыбалась Саше-маленькому. Саша-маленький ворковал что-то на ухо Дарье и смотрел вслед Ольге.
У Игоря тоже нашлось дело. Даже, кажется, срочное. Он обдумывал, куда бы отправить Сашу-маленького в командировку. Хорошо бы подальше. Например, за границу. И хорошо бы на подольше. Например, на всю оставшуюся жизнь.
Глава 9
Ольга была счастлива. Вполне. Раньше она даже не подозревала, что такое возможно. Раньше, если бы ее спросили, что ей нужно для счастья, она наверняка бы ответила какую-нибудь глупость. По ее наблюдениям, практически все думают, что для счастья нужно то, и се, и пятое, и десятое… Ерунда все это. Для счастья нужна Анна. И возможность больше ни на что не отвлекаться.
У Ольги была Анна. И Ольга не отвлекалась на всякую ерунду – типа где взять деньги на житье, и чем кормить, и во что одевать, и куда деваться от тоски, если ты никому не нужна. Она точно знала, что нужна Анне. Больше всех. Может быть, даже больше, чем отец.
Отец. Хм. Нет, он тоже, конечно, нужен. Чтобы можно было кормить Анну, и одевать, и выбирать любые игрушки… Чтобы дарить ей пианино, в конце концов. Вот дурь-то, а? Ну, пусть. Главное – чтобы нанять для Анны такую гувернантку, как Ольга. И поселить ее в этом лабиринте, в самом дальнем тупике, обустроенном как отдельный гостиничный номер люкс.
В этом люксе было хорошо спать. Или не спать, слушая легкое дыхание Чижика. Очень хорошо было просыпаться от веселого крика проснувшейся ни свет ни заря Анны:
– Пи-и-иси-и-ить!
Еще лучше было просыпаться раньше Анны и наблюдать, как она досматривает последний утренний сон, хмурится, улыбается, чмокает губами и иногда подергивает лапами. Как котенок. Только что уши не прижимает.
Еще лучше было поселиться вместе с Чижиком часа на полтора в роскошной и очень удобной ванной комнате, дружно делая вид, что именно столько времени требует процедура купания ребенка. Хотя с другой стороны, почему бы и нет, если в процедуру купания входили такие замечательно интересные дела, как попытка утопить непотопляемую модель катера, разучивание элементов фигурного плавания, экспериментальное исследование температурных режимов душа и даже отмывание тигры Мурки от неизвестно как попавшего на нее какао. После такого купания Ольга выходила из ванной такая мокрая, будто это не Анна, а она сама просидела в воде полтора часа, причем в одежде и в тапочках. Мышцы живота у нее болели от смеха, а руки – от попыток сладить с голеньким скользким тельцем, энергии в котором было на пару электростанций.
Однажды при купании Чижика пожелал присутствовать Игорь Дмитриевич, заинтригованный неистовым шумом, плеском, криком и хохотом, которые неизменно сопровождали эти мероприятия. Но через несколько минут с позором бежал, ошеломленный действом, – в тот раз это была охота на дельфина, – и облитый с ног до головы холодным душем – под предлогом «папа должен закаляться».
После купания Анна засыпала раньше, чем Ольга успевала досушить ее кудри феном. Ольга укладывала уже сонного Чижика в постель, переодевалась во что-нибудь сухое, еще несколько минут тихо возилась в комнате, собирая влажные полотенца и игрушки и ожидая, не проснется ли Анна, а потом шла на кухню попить чайку и порассказывать Катерине Петровне о новых замечательных способностях Чижика, которые проявились сегодня.
Катерина Петровна была в доме Серебряных Хозяйкой. Ее прямо все так и называли, с большой буквы. Себя она называла кухаркой, иногда – домработницей, в раздражении – девкой Палашкой. Но по повадке было ясно, что осознает она себя именно Хозяйкой и ожидает к себе соответствующего отношения.
В первый раз Катерина Петровна встретила Ольгу, мягко говоря, сдержанно. Она окинула саркастическим взглядом ее белые штаны – во все стороны равны и необъятных размеров мужскую рубаху и поинтересовалась, нет ли у Ольги чего-нибудь поприличнее.
– Нет, – честно ответила Ольга. – Есть один приличный костюмчик, но он выходной. Остальное все еще хуже.
В глазах Катерины Петровны мелькнуло недоумение, она, кажется, хотела еще что-то сказать, но промолчала, только хмыкнула и поджала губы. Ольге было, в общем-то, все равно, какое впечатление она произвела на Хозяйку. Анне Катерина Петровна нравилась. Похоже, симпатия была взаимной. А при таком раскладе Ольга потерпит Хозяйкины саркастические взгляды, замечания, пристрастие к молочным блюдам и фанатичную веру в то, что все вещи в доме существуют для того, чтобы их, не дай бог, как-нибудь случайно не сдвинули с места.
Катерина Петровна полюбила Ольгу только на второй день. Ольга не уловила момента, когда это случилось. И уж совсем не поняла, почему это случилось. За обедом во время соревнования «кто быстрее съест лапшу» почему-то побеждала Анна, несмотря на категорическое заявление, что лапшу «терпеть ненавидит». Победителю полагался пирог с грибами. Конечно, пирог с грибами полагался и проигравшему, поскольку это было единственное второе блюдо. Но кусок пирога положили сначала на тарелку Анне. И пока деморализованная поражением Ольга дохлебывала свою лапшу, Анна разломила кусок пирога надвое и подвинула тарелку к Ольге:
– По-честному, я не очень победила. Ты нарочно не быстро ела, да?
Катерина Петровна, за спиной Анны укладывающая на тарелку пирог для Ольги, открыла было рот, но Ольга быстро прижала палец к губам, а сама сказала с искренним возмущением:
– Как это нарочно? Просто я давно не тренировалась. Вот увидишь, в следующий раз я выиграю.
– Хе, – сказала Анна выразительно. – Это мы еще посмотрим.
– А вот посмотрим, – заносчиво подхватила Ольга. – Прямо завтра же.
Читать бесплатно другие книги:
