Война Зоны Левицкий Андрей
Нужный нам дом был последним на улице, дальше начиналась промзона, и таким длинным, что конца и края не видно. Хорошо, нумерация подъездов начиналась с нашей стороны, далеко плестись не придется, надо только обойти здание. Не нравилось мне блуждать в городе-призраке, где непонятно, что тебя ждет. Это я неправ, вроде как понятно – никто не набросится, не сожрет, но все равно неприятно, напряжение выматывает.
Подъезд встретил нас вырванной с мясом дверью. Сквозь деревянную скамейку, где когда-то гнездились старушки, проросла трава. Детскую площадку усеивали брошенные игрушки. Говорят, люди отсюда исчезли, как по щелчку, но появились призраки. Родственники пробивались сюда, искали среди них близких, но безрезультатно.
Говорят, квартиры на верхних этажах нетронуты, в отличие от нижних, где порезвились мародеры. Пока военные не сообразили, что произошло, и не оцепили Зону, сюда ринулись все, кто не брезговал. Тащили технику, золото, потрошили тайники с деньгами, разбирали на запчасти машины.
Громыхая подошвами по металлу брошенной на землю двери, мы направились в подъезд, и эхо шагов заметалось внутри пустого коридора.
Вот опустевший уголок консьержки с телевизором на стене и плакатом какого-то певца в розовом пиджаке и блестящих синих штанах. Только мы собрались подниматься по ступенькам, как вверху громыхнул лифт, вздохнул, размыкая створки, и снова воцарилось беззвучие. Я вздрогнул, прицелился в темный лестничный проем.
– Это что? – еле слышно прошептал Алеша.
Я пожал плечами:
– Не знаю, но мне это не нравится, предлагаю побыстрее убираться.
Четырнадцатая квартира оказалась не на втором этаже, а на четвертом. Вдруг Спрут – обычный псих, а не пророк? Тогда придется распрощаться с замечательным планом, который уже зрел в моей голове.
Я подергал ручку – дверь щелкнула и распахнулась. Помнится, Спрут предлагал ее выбить. Второе несовпадение. Мы переступили порог и очутились в тесной прихожей. Пол усеивали вываленные вещи – кто-то давным-давно квартиру обыскал, выпотрошил ящики комодов, опустошил полки.
Это была однушка. У стены стояла кровать на полкомнаты. Если и есть где-то схрон, так в шкафу-купе, больше никуда оружие не влезет. Я зашагал к шкафу, потянул в сторону дверцу. И она отвалилась, открыв взору вешалки с одеждой и пустые полки. Алеша встал на четвереньки, похлопал вещи, выбивая облако пыли, и покачал головой.
– Пусто.
В кухне, под кроватью, на антресолях тоже было пусто. В кухне обнаружилась мумия издохшего от голода кота. Вскипела злость, и я пнул комод, который с грохотом развалился. Вот тебе и схрон! Вот тебе и Бен Ганн! Где, блин, справедливость?
Сжав виски, я плюхнулся на кровать и принялся лихорадочно думать, но ничего стоящего на ум не приходило. Алеша и Полковник, опершись о стену, смотрели с сочувствием и ждали дальнейших распоряжений.
Я закрыл глаза, и из черноты выплыла картинка: дверь с трехзначной цифрой: сто сорок сколько-то, последнее число замазано красной краской. Молча я выскочил из квартиры в подъезд и оторопел, прицелился в молодого мужчину. В одной руке он держал сигарету, во второй – консервную банку из-под оливок, куда стряхивал пепел. Он даже голову не повернул на хлопок двери, продолжал смотреть в грязное окно, а из ноздрей тянулись белые нитки дыма.
– Ты куда лома… – Алеша подавился словами, увидев курильщика и не удержался – с ходу выстрелил одиночным.
Пуля прошла насквозь и застряла в стене.
– Расходуй патроны экономно, – посоветовал Полковник, казалось, он не замечал курильщика, направился к лестнице, едва не задев его рукавом, мы поспешили за ним.
На улице я включил ПДА с картой. За длинным домом находились второй, третий и четвертый корпуса.
– Ты куда ломанулся? – закончил вопрос Алеша.
Я улыбнулся и объяснил:
– Спрут видит картинки и комментирует их. Квартира может быть не четырнадцатая, а сто сорок какая-то. Теперь нужно проверить сто сороковые квартиры на вторых этажах.
– Как бы логично, но верится с трудом, – проговорил Алеша и потопал за мной.
Шансов на успех было мало, но пока оставалась надежда, и за нее я отдам полжизни.
В первом корпусе сто сороковые квартиры находились в третьем подъезде на шестом этаже. Обыск ничего не дал, пришлось перемещаться к второму корпусу. Дом этот состоял из основной длинной части и двух пристроек, соединенных с ней перемычками.
Мною двигало отчаянье и злость, нежелание мириться с тем, что надежда, которая только была в руках, выскользнула. Мы поднялись на третий этаж, обыскали квартиры со сто сороковой по сто сорок девятую, но не нашли ничего интересного, кроме набора серебряных украшений, который забрал себе Алеша.
Взбешенный результатом, я ударил дверь, зашипел от боли в костяшках. А еще жутко раздражал скепсис на лице Алеши, весь его вид говорил: «Так я и знал! Все напрасно, пойдем уже домой». Сжав зубы, я сбежал по лестнице и зашагал к третьему корпусу.
Сто сороковая квартира находилась на первом этаже, тут в подъезде было всего по три квартиры. Нулевая, первая, вторая – ожидаемо пусты. Уже не веря в удачу, я поднялся на второй этаж, отдышался. Запыхался я больше от злости.
– Давай, как я еще тогда предложил, – сказал Алеша. – Каждый обыскивает по квартире, все равно мутантов тут нет. Или ты нам перестал доверять?
– Как я сказал, так и будет: работаем вместе. Это Зона, мало ли что случится.
Две квартиры были открытыми – кто-то поработал тут отмычкой еще до нас. А вот третья, за бронедверью, – запертой, ее мы оставили на потом, обыскали трешку, вскрыв китайскую жестяную дверь ножом, и остановились перед запертой.
– Не вижу смысла тратить время, – сказал Алеша.
Полковник не разделял его скепсис, похлопал по металлу и проговорил:
– Кто бы ни жил там, ему было что прятать. Алеша, ты уже понял, что пока Пригоршне нечем с нами расплатиться, придется довольствоваться авансом, но даже если там нет оружия, наверняка найдется золото или тайник с деньгами.
Алеша пнул дверь:
– И как мы туда попадем? Дверь не выбить, проще взорвать.
– Через окно можно, – предложил я.
– Предположим, схрон там, – начал рассуждать вслух Полковник. – Значит, у каждого должен быть ключ, так, Пригоршня? Или нет?
– Обычно бункеры всегда на замке, – продолжил его мысль я. – А ключ кладут неподалеку, чтоб любой мог им воспользоваться… Ключ где-то рядом! Ищите!
Я обыскал все стены, тумбочки в квартирах, на гвоздике возле зеркала обнаружил связку ключей. Возликовал, но ни один ключ не подошел. Полковник перевернул банку-пепельницу с плесневелыми окурками, и на пол со звоном выпал один-единственный ключ.
Во рту пересохло. Сердце затарабанило, как перед важным событием. Непослушными пальцами я поднял ключ – большой, медный, – вставил его в замочную скважину… Подошел! Щелк, щелк! Дверь подалась навстречу, я взялся за ручку и отметил, что она чистая, без пыли, как многие другие. Потянул на себя, миновал прихожую, где все оставалось так, словно хозяева вот-вот должны вернуться…
Так, да не так: на крючках в прихожей – камуфляжные куртки зимние, осенние и даже маскхалат. Обувь почти новая разных размеров, резиновые сапоги и резиновые штаны на подтяжках. Я прошествовал в просторную залу, огромную, с деревянной мебелью под старину. На диване лежали коробки, возле стояли закрытые сумки.
– Наконец-то! – радостно выдохнул я, зашагал к дивану, открыл короб и присвистнул: там были патроны под АК и «глок». В сумках – патроны к подствольникам. В двух других коробках – разнокалиберные патроны, в третьей – трассеры и для снайперки.
– Надо же, – Алеша сел на корточки и принялся перебирать разнокалиберные патроны, а я и Полковник направились во вторую комнату.
Я открыл дверь, и пахнуло оружейной смазкой. Чего тут только не было! Автоматы и винтовки лежали на полу – выбирай на свой вкус! Стояли, прислоненные к стенам, виднелись в распахнутом шкафу.
За моей спиной присвистнул Полковник:
– Неплохо. Кому принадлежит этот схрон?
– Банде головорезов. Берем столько оружия, сколько унесем. Часть прячем, часть берем себе.
По узкой дорожке между кучами стволов я прошел к шкафу, полагая, что самое интересное там, заглянул внутрь: нет, все то же самое, ничего изысканного. В комоде обнаружился склад ножей. Все однотипные: или складни, или тесаки типа боуи, ни одного кортика!
В нижнем ящике – коллиматорные прицелы, бинокли.
Какой, однако, консерватор этот Бен Ганн! Хотя я был с ним солидарен: чем проще механизм, тем он надежнее и тем проще достать патроны. Помимо АК с укороченным стволом я решил выбрать себе снайперку – если не удастся Институт взять штурмом, я гадов по одному постреляю, – но осмотр показал, что тут в основном эсвэдэхи, которые я не любил за бестолковость. Возле шкафа обнаружилась пара снайперок «баррет», которыми разве что вертолеты сбивать и колоссов валить. А что там в чехле за компьютерным столом? Явно что-то интересное отложено!
Предчувствия меня не обманули. Кто-то припрятал себе снайперку Accuracy International L96A1. Это не винтовка, это просто песня! Я погладил гладкий, будто игрушечный ствол. Новенькая! Такая десятку евро точно стоит. Правда, патроны для нее достать будет сложно, но раз она тут есть, значит, где-то есть и патроны. Мне главное Химика пристрелить, а потом винтовку продам.
Патроны нашлись в двух коробках за комодом, одна была полной, в другой – всего шесть штук. Ничего, и этого хватит. Я расчехлил винтовку, словно тело любимой женщины, любовно ощупал каждую деталь, собрал ее, глянул в прицел. И снова – ощущение настоящей жизни, которая переполняет, бьет через край. Я на своем месте, я снова живой! Ночной хищник, караулящий жертву, летящая в висок врага пуля.
Никого не замечая, я зарядил винтовку, подошел к окну и обозначил цель: середина бокового зеркала легковушки на дороге, отсюда это метров пятьсот. Уперся в подоконник, прицелился, нажал на спусковой крючок – хлоп! Легкий толчок отдачи и дырка в середине зеркальца, от которой в стороны разбегались трещины.
– Все хорошо, – вслух подумал я и повернулся к напарникам.
– Что дальше? – мрачно спросил Алеша.
– Тебе домой, а у меня есть план. Извините, мужики, но вас я в это втягивать не хочу – живите дальше. Это моя война, а не ваша.
Алеша наградил Полковника долгим взглядом, посмотрел на меня так, словно бросал вызов, вздохнул и помотал головой. Я продолжил:
– Идем в «Титаник», ночуем, я выясняю кое-что у Вуда, а дальше я сам по себе, вы сами по себе. Оружие продадите, считайте, что я вам заплатил, стоит оно все равно дороже, чем я обещал.
Кинув на Полковника быстрый взгляд, Алеша сказал:
– Никто не возражает, если я поговорю с Пригоршней тет-а-тет?
Полковник пожал плечами и склонился над автоматами. Это что еще за номер? Алеша поймал Полковника на горячем и хочет мне сдать? Или хочет просто перевести стрелки?
На лестничной клетке он воровато огляделся, достал из кармана куртки ПДА и молча передал мне. В открытом мессенджере я прочитал: «В случае отказа вернуться, ликвидировать», – писал некто Yll. С полминуты я смотрел на фразу непонимающе, потом до меня дошло, что можно прочесть весь диалог:
AleXX: «Похоже, у нашего друга есть план, как заполучить артефакт. Не преждевременно ли решение покинуть Зону?»
Yll: «Твоя роль – выполнять приказы, вот и выполняй. Жди распоряжений».
Это было утреннее сообщение, десять минут назад Алеша написал таинственному собеседнику.
Yll: «Есть новости?»
AleXX: «Пока никаких. Он сомневается. Жду решения».
Yll: «При отказе покинуть Зону – ликвидировать и его, и напарника. Конец связи».
Получается, Алеша и есть стукач? Ну да, он освободил Химика по приказу, а теперь должен ликвидировать меня? Почему же я до сих пор жив? Кто его собеседник? Хозяин Химика? Собираясь с мыслями, я переводил взгляд с экрана на Алешу, который топтался на месте и кусал губу. Первым заговорил он, поднял руки и прошептал:
– На твоем месте я бы выстрелил и был бы прав.
– Хорошая мысль, – в руках у меня была только снайперка, и я прицелился в него. – Но прежде расскажи, зачем ты показал это мне? Теперь второй вопрос, на кого ты работаешь?
Алеша криво усмехнулся, завел руки за спину и качнулся с пятки на носок.
– Можно начать со второго? Сам-то как думаешь? – Ответа он дожидаться на стал. – Меня завербовал человек, фамилию которого я не знал, предложил следить за тобой, помогать тебе при необходимости и держать его в курсе. Как бы ничего предосудительного, правда?
– Химика ты отпустил?
– По приказу, – Алеша развел руками. – У меня там мать и младшая сестра. Я не сразу согласился, но, когда пошли угрозы, понял, что вляпался по самые уши. У самого-то есть предположение, кто за всем этим стоит?
Я молча кивнул, подумал немного и ответил:
– Его фамилия Литвинов, он начальник службы безопасности одной влиятельной партии, той самой, где состою я. Он финансировал экспедицию, чтобы заполучить артефакт, а потом, видимо, договорился с человеком, против которого работал, это его непосредственный начальник, и я перестал быть ему нужным.
– Насколько он влиятельный? – спросил Алеша обреченно и добавил: – Я не убийца и на такое не подписывался.
– Бывший особист. Пиши, что берешься прикончить меня, и прячься. Пусть думает, что тебе не удалось и ты погиб. Через месяца два, когда о тебе забудут, появишься. Ты не настолько большого полета птица, чтоб из-за тебя убивать других людей, так что вряд ли твоей семье что-то угрожает.
Алеша поступил как мужик, я опустил ствол. Никто не заставлял его оправдываться, смотреть мне в глаза, но он пошел сложным путем, предупредил, рискуя жизнью, между прочим. Убить его все еще хотелось, но я сдержался.
– Я стучать-то взялся только потому, что думал, в этом моя помощь хорошим людям. Ничего предосудительного! – Он развел руками, покосился на дверь. – Полковнику не говори. Хотелось бы с тобой дальше, но понимаю, что утратил доверие.
– Ты правильно поступил, не каждый так смог бы. Если хочешь с нами – пожалуйста. Но помни, что наши шансы тридцать против семидесяти, тебе оно надо? Ладно я. Мне деваться некуда… – и тут меня пронзило понимание, что моя семья – под присмотром Литвинова, и с этим надо что-то делать! Телефон точно на прослушке, от него надо избавляться. В идеале привязать бы его к кабану, и пусть Литвинов гоняет мутанта по Зоне.
Я замолчал, уставился в точку на стене и перестал замечать происходящее.
– Эй! – Алеша щелкнул пальцами перед моим носом. – Что?
Помотав головой, я принялся ходить взад-вперед по подъезду. По-хорошему, мне надо бросать все и лететь в Крым спасать Лесю, но тогда не получится остановить Химика…
Табишев! В Крыму есть Табишев, который служил со мной в ВДВ, а потом – пару лет в органах, он никакого отношения к партии не имеет! Мы три года не виделись, но он все время звонит, в гости зовет. Если объяснить все, он с радостью поможет перепрятать Олесю. Как с ним связаться?
Задумчивый Алеша потирал подбородок, думал. Я ему подсказал, как поступить:
– Напиши Литвинову, что ты не подписывался на убийство и хочешь за это много денег.
– А если он откажется?
– Даже если запросишь миллиард, согласится. Правда, потом тебя найдут с дыркой в голове… Теперь тебя в любом случае попытаются убрать. Если бы ты меня прикончил, тебя бы это не спасло.
– В том-то и дело, – вздохнул негр, отвернулся и принялся строчить послания, а я задумался о том, где же взять телефон, чтоб связаться с Табишевым.
Он парень толковый, сделает все как надо. Купить новый телефон? Попросить у Вуда? Тогда я его подставлю. Забрать у слабого? Такой пустяк, и ничего не приходило на ум. Ничего, и за эти переживания ты, Химик, мне заплатишь! Попытаюсь убить тебя медленно.
Алеша хмыкнул, развернулся, криво улыбаясь:
– Ты прав. Он, почти не торгуясь, согласился на кучу денег.
– Нанять киллера не так уж дорого. Дороже заплатить киллеру, который убьет киллера.
Захотелось зло рассмеяться, но я сдержался. До чего же простой и понятной жизнь была раньше, до проклятой политики! Теперь крутись ужом на сковородке. Правильно говорят, что бизнесмены поднимаются, а политики – всплывают. Я всплыл, а теперь тону, значит ли это, что я не совсем дерьмо?
В дверь из квартиры постучали, Полковник осторожно спросил:
– Вы закончили? Напоминаю, что мы ограничены во времени.
– Закончили, – ответил Алеша.
За что уважаю Полковника – он не болтает лишнего, понимает, что если надо будет, расскажут, а если нет, значит, это его не касается.
– Берем оружие и уходим.
Подумав немного, я рассказал им, чем со мной поделился Спрут: все выяснилось, подозревать больше некого, мы теперь хорошо сработанная команда. Осталось свалить ограбление на Химика и убедить Ганна, что ему очень нужно уничтожить Институт. Тогда он поможет нам, и есть надежда выиграть в этой схватке.
Поскольку ночью выдвигаться бессмысленно, мы решили скоротать вечер у Вуда.
Глава 4. Химик. Испытание
В лаборатории бесновалась распятая на кушетке мартышка, на нее был нацелен излучатель. Я протянул контейнер с артефактом, Иггельд забрал его щипцами, положил в выехавшее из кресла отделение, как компакт-диск – в приемник, толкнул его, и он с едва заметным щелчком занял свое место.
– Готово, – прошептал Иггельд, погладил кресло и сжал кулак.
Иг побледнел и казался пятидесятилетним, волосы растрепались, глаза сияли лихорадочным блеском – да он волнуется больше меня! Непослушными пальцами Иггельд снял защитный браслет, шумно сглотнул слюну.
– Твой пусть будет на месте, – сказал он, не глядя на меня, сел в кресло, положил руки на подлокотники и обхватил их.
С тихим шелестом шевельнулся шлем наподобие мотоциклетного, опустился ему на голову, закрыв глаза и до середины – нос.
Иггельд нажимал кнопки на подлокотнике, и происходило непонятное мне беззвучное действо. Вспыхивали и гасли кнопки на табло, излучатель оживал, начинал вибрировать, и опять замирал. Мартышка, пытавшаяся порвать путы, заверещала и притихла, разинув пасть, она с ужасом взирала на пульсирующее над ней стальное чудовище, ждала, когда оно начнет ее есть.
Я напрягся в ожидании, думалось, вот-вот случится что-то неординарное, что, я и сам не знал, но время будто замерло, солидарное с несчастной мартышкой.
Замер излучатель, шлем поехал вверх и закрепился на отведенном месте в десятке сантиметров над головой Иггельда, который бездумно смотрел перед собой. Пряди волос прилипли к вспотевшему лбу, губы его беззвучно шевелились.
С минуту он «зависал», потом скользнул по мне взглядом и сфокусировал его на притихшей мартышке. Ощутив его внимание, она завопила, забилась с удвоенной силой. Иггельд встал, потопал к обезьяне, положил руку ей на лоб и, поглаживая ее голову, проговорил:
– Нюша, тихо, тихо, успокойся, все хорошо.
Мартышка замерла и закрыла глаза, а Иггельд покатил кушетку из лаборатории в медблок, где имелся аппарат МРТ. Отвязал послушную обезьяну, положил на стол, застеленный синей клеенкой:
– Лежи тихо, сейчас посмотрим, будешь ли ты жить.
МРТ всегда напоминал мне гибрид сканера и «чужого». Он зажужжал, Иггельд оставил обезьяну и побежал к монитору, а я сменил его и собрался подержать мартышку, но она лежала неподвижно, как примерный больной.
– Иди-ка сюда, – позвал Иггельд. – Не беспокойся, Нюша будет в прострации еще минут пятнадцать.
На экране в двух окнах было изображение обезьяньей головы, просматривались кости черепа и его содержимое, пятно возле, если я не ошибаюсь, мозжечка. На обоих изображениях пятно было одинакового размера. Иггельд молча ткнул в экран, я все понял без слов и проговорил:
– Думаешь, опухоль должна исчезнуть сразу? Может, должно пройти несколько дней?
– Наверное, да, – кивнул Иггельд. – Завтра посмотрим еще раз.
Я так устал, что фиаско меня даже не расстроило. Огорчусь завтра, когда на это будут силы. Иггельд взял мартышку на руки и понес в лабораторию, нашептывая ей слова утешения, словно обезьяна их понимала. Меня бы лучше пожалел, потому что если ничего не получится, то жить мне осталось всего ничего.
Проснулся я с совершенно пустой головой. Вчерашний день, поход в Зону за «живицей» казался мне минувшим кошмаром. Часы показывали девять утра, здесь, под землей, запросто можно было поменять день и ночь местами.
Умывшись и заварив чай, я включил компьютер, открыл вкладку, где просматривались изображения с камер слежения. На входе сегодня дежурил Уксус, уткнувшийся в планшет. Уборщик Кулер, пацан-беспризорник с усохшей левой рукой, елозил тряпкой по полу, выпрямился, приспособил тряпку на швабру и продолжил уборку. Браслета у Кулера не было. Значит ли это, что Иггельд им не дорожит?
Дел было по горло, а сил… Я прислушался к себе и понял, что их едва хватит, чтоб согнать себя с кровати.
Первым делом нужно проверить, как поживает мартышка, есть ли положительная динамика. Затем улучить момент, когда Иггельд покинет лабораторию, и поискать, есть ли в его спальне лаз в тайную часть подземного Института.
Если я его не обнаружу – найти предлог, чтобы подняться на поверхность и поискать вход там. При его отсутствии – успокоиться и заниматься здоровьем.
Я переключался с камеры на камеру и снова вернулся к той, что снимает КПП. На стенке возле входа – книжная полка. Иггельд пытался сделать из охранников людей и приучить их к чтению, получилось только с Бали: два раза он брал книги…
Артефакт! Черт, совсем забыл о нем! Когда возвращался из Зоны, я не знал, можно ли доверять Иггельду, и спрятал между книгами «отвертку» – артефакт, ускоряющий время. Он может очень пригодиться! Доев вчерашний круассан, я направился к КПП, в коридоре поздоровался с Кулером, поприветствовал скучающего Уксуса, который сразу же начал жаловаться на жизнь. Уксусом его прозвали за вечно кислое лицо. Слушая, как он устал, я достал «Трех товарищей» Ремарка и незаметно – припрятанный между книгами артефакт, ускоряющий время, сунул его в контейнер, спрятанный в огромном кармане спортивных штанов.
– Отличная книга. Не возражаешь, если возьму ее перечитать? Сто лет бумажных книг не читал, хочется вернуться в детство.
– Да пожалуйста, – пожал плечами Уксус.
– Доброе утро! – радостно проговорил за нашими спинами Иггельд, шагающий к выходу, увидел в моих руках книгу, вскинул бровь.
Я стряхнул пыль с переплета:
– Захотелось перечитать.
– А почему именно Ремарка?
– Наверное, потому же иногда хочется сладкое, а иногда – горькое. Я читал эту вещь в семнадцать, интересно проверить, как изменилось мировосприятие. А ты куда собрался? Надеюсь, ненадолго? Нам же еще Нюшу проверять. Не хотелось бы откладывать до вечера. Кстати, как она?
– Жива. Не могу понять одного, она спокойна или заторможена. Ориентируйся на половину одиннадцатого, я знаю, как для тебя это важно.
– Согласен. У меня встреча в «Трех поросятах», нужно со сталкерами договориться о поставках продовольствия, это займет час, не дольше.
Какая удача! Он покидает насиженное место! Даже следить не надо! Значит, прямо сейчас отправлюсь в лабораторию, а если кто зайдет, скажу, что мысль о подопытной обезьяне не давала мне спать, и я пришел проведать Нюшу. Вернувшись к себе, удалю запись с камер, что в коридоре.
– Удачи! – пожелал я удаляющемуся Иггельду, попрощался с Уксусом, расстроенным из-за того, что некому жаловаться на трудную судьбу.
По коридору я направился к лаборатории, открыл дверь, и в нос ударил дух нечищеных клеток – Кулер еще не помыл клетки лабораторных животных. Странный контраст: стерильная комната с футуристическим креслом, столом-алтарем и – вопящая безмозглая братия.
Из лаборатории неторопливо вышел рыжий кот Сова, направился ко мне с целью получить порцию любви и ласки, я переступил через него, миновал первое помещение, направился во второе, куда Иггельд переместил животных, с треском отодвинул шторку, отделяющую спальню Иггельда от основной части лаборатории.
Тут царил идеальный порядок: вещи разложены по полкам, микросхемы – проводок к проводку, все подписано, паяльник на подставке, дальше – сейф, куда же без него, платяной шкаф, стена со встроенным пустым компьютерным столом.
Кровати нет. Значит, Иггельд ночует не здесь, а в тайном помещении. Странно, что он оставляет лабораторию незапертой, я бы на его месте повесил кодовый замок. Дверь в Нарнию, наверное, где-то за стеной. Мне точно нужно найти тайные ярусы Института! Есть, конечно, шанс на то, что их не существует, но почему-то теперь у меня была уверенность, что они есть. Интуиция, мать ее. Зона очень способствует ее развитию.
Я принялся ее обшаривать, чтобы понять, где же кнопка, которая заставит стену повернуться внутрь, как в старых шпионских фильмах. Нашел я не кнопку, а настоящую лебедку за шкафом. На табло – две кнопки, красная и черная. С замирающим сердцем я надавил на красную, и лебедку в движение привел моторчик, стол сложился и втянулся в стену, она зашевелилась, и меня чуть не придавило кроватью, которая на тросах едва не выпала на голову из стены. В помещении сразу стало тесно.
Вот же черт! Надо срочно вернуть ее на место!
Или мне показалось, или в лаборатории кто-то заговорил. Вот будет мне, если сейчас сюда заявится Иггельд! Тогда я лишусь его доверия, хорошо, если он просто выгонит меня отсюда, гораздо хуже, если отправит на эксперименты в тайную часть НИИ.
Я замер и прислушался. В соседнем помещении и правда бормотали, но это был не человек, а обезьяны. Ни секунды не теряя, я надавил черную кнопку, и кровать вросла в стену, откуда выехал рабочий стол Иггельда.
Где же дверь? Она должна быть здесь! Но ни за шкафом, ни за полками, ни в полу ее не оказалось. Не найдя видимые намеки на потайную дверь, я принялся простукивать стены, ежеминутно замирая и прислушиваясь, не вошел ли кто. Не обнаружив, что искал, я переместился с обыском в помещение с обезьянами.
Внимание мое привлек черный рычажок в стене, я огладил ее и обнаружил проем, который никто не пытался даже замаскировать. Неужели оно? Я надавил на рычаг, и передо мной распахнулась дверца в темноту, откуда пахнуло пылью и зерном.
Вскоре стало ясно, что никакая это не дверь под землю, а подсобка, где хранились ведра, клетки, емкости и корм для животных.
Последняя надежда на первую комнату с креслом. Осмотрел ее я бегло, и обыск результатов не дал. Нажимать кнопки на кресле со шлемом не рискнул – неизвестно, как оно работает. Придется топать на поверхность и искать тайный ход там, но прежде – бегом к себе, монтировать изображения с камер.
В коридоре я едва не столкнулся с Кулером, который шарахнулся к стене, так внезапно я вылетел. Сначала подумалось, что он некстати встретился и может рассказать о моем визите Иггельду, а тот потом проверит камеры… Но я успокоил себя, что это обычная паранойя: Кулер не посмеет даже заговорить с Иггельдом, что происходит в лаборатории, его не касается, он не имеет права туда входить.
Монтаж занял минут десять: вырезать изображение пустого коридора и вставить в два места: где я вхожу в лабораторию и где вылетаю из нее.
Вряд ли Иггельд будет просматривать видео и вникать в детали, ему это не нужно, он думает, что окружен преданными людьми, но перестраховаться следует.
Закончив, я выдохнул, откинулся на спинку стула, завел руки за голову. Выдыхай, бобёр! Или не выдыхай, потому что мне предстоит вторая, наземная часть квеста. Если не найду воображаемый запасной выход, я не успокоюсь, нет, потому что он логичен. Когда-то я даже обсуждал с Иггельдом необходимость рабочего выхода, он согласился, но строить его не стал.
Когда ты приползаешь полудохлым, и все, что тебя волнует, – как дожить до завтра, тебе не до шпионских игр, ты отметаешь все второстепенное и сосредоточиваешься на важном. Теперь же важное наложилось на второстепенное, потому что ответы на мои вопросы скрыты от посторонних глаз, а вопросов очень много.
Что случилось в прошлый раз и чего боится Иггельд?
Чем опасна сборка и от чего оберегает браслет?
Чем она мне грозит?
Что, черт побери, именно происходило вчера с мартышкой Нюшей, какому излучению она подверглась?
Почему одним Иггельд выдал браслеты, а другим – нет?
Почему Спрут не сказал мне, что происходит в НИИ?
Голова кругом, и ни одного ответа, а предположения одно другого безрадостней. Я поймал себя на мысли, что моя вера в Иггельда циклична: стоит оказаться рядом, посмотреть, как он относится ко всему живому, и сомнения пропадают, но едва включается разум, просыпаются сомнения.
Кажется, я даже знал, где находится секретный проход в Институт. Где-то в дачном поселке Малина-Village. Уж очень часто там появлялись гости.
Чтобы сталкерам нечего было ловить в этих краях, наши люди разряжали аномалии, и они не рождали артефакты. К тому же незваных гостей отпугивали точки, генерирующие инфразвук, который вызывал тревогу у людей и мутантов и мотивировал их поскорее убираться.
Бар «Три поросенка», куда стремились заблудшие новички, находился восточнее.
Как ни крути, нечего сталкерам делать в Малина-Village, однако они снова и снова там появлялись. Значит, надо искать там.
Мысли так одолели, что я не сразу заметил, как контейнер в кармане, где «отвертка», ощутимо давит бедро. Этот артефакт дважды спас мне жизнь, взамен забрав столько моего времени, сколько посчитал нужным. Удивительно, что я еще живой…
Пришла мысль, что можно свести вредное действие артефакта к минимуму, если… Вспышка, раскат грома, черные брызги. Пульсирует в ладони прозрачная капля, и мир закручивается в спираль. Что это значит? О чем мне хочет рассказать Зона?
Я расслабился, вдохнул, выдохнул, открыл контейнер, чтобы сосредоточиться на «отвертке» – спирали из полудрагоценного камня. Интересно, новая сборка поможет мне приблизиться к цели? Я закрыл глаза, но никакой конкретной картинки не возникло – какие-то взрывы, грохот выстрелов… Я распахнул глаза от того, что в видениях кто-то отвесил мне оплеуху.
Что за бред? Продолжаем, зажмуриваемся, выгоняем из головы мысли, держим только «отвертку», думаем только о ней.
Аномалия «молния» разряжается очень странно – из нее летят горящие клочья мха, подлеска, то ли плоти, то ли волос, она плюется сгустками темноты… Ясно: разрядить «молнию» «отверткой». И получится камень в форме капли, который… Телепортирует? Почему картинка изменилась? Куда именно он телепортирует? Или я ошибаюсь? Одно ясно, арт очень ценен.
Впрочем, если он просто телепортирует в параллельный мир, это уже неплохо. Когда встает вопрос, сдохнуть в этом мире или жить в другом, любой нормальный человек выберет жизнь. Было бы время, занялся бы вопросом и изучил сборку, сейчас же…
Почему бы и не сейчас? Все равно мне нужно ждать обострение, чтобы попытаться вылечиться. Как раз будет повод подняться на поверхность. Скажу, получится суперполезная вещь на случай ядерной войны или глобальной облавы, но надо несколько дней поблуждать по лесу в поисках аномалий…
– Химик, я готов, приходи в медблок! – гаркнул коммуникатор, заставив меня вздрогнуть.
Видимо, Иггельд больше не подвергал мартышку действию излучателя, а сразу принес в медблок и уже сканировал ее голову. Я встал рядом с упершимся в стол Иггельдом, уставился в монитор, где проступало трехмерное изображение обезьяньей головы. Меня волновало одно-единственное место – проекция чуть выше уха, где на изначальном снимке темнело пятно опухоли. Сейчас, по сути, решался вопрос моей жизни.
Иггельд тоже замер, напрягся, взором вцепился в экран. Когда процедура завершилась, он издал радостный возглас и ткнул пальцем в пятнышко, которое было чуть больше горошины:
– Ты только посмотри! Опухоль уменьшилась в два раза! Я не верю своим глазам! Как думаешь, нам дадут нобелевку за это открытие?
«Вы будете жить», – улыбаясь, проговорила воображаемая красавица-медсестра, просматривающая мои анализы. Лысый скептик с осунувшейся физиономией, точь-в-точь мой первый лечащий врач-онколог, проворчал: «Рано радоваться. А если не рано, узнай, чем за излечение мартышка заплатила, она неспроста такая послушная и спокойная».
– Это нужно отметить! – Иггельд взял мартышку на руки, и она вскарабкалась ему на плечо, обняла его и принялась тыкаться мордой ему в шею.
Пить с ним было совершенно не с руки.
– С этой суетой совсем забыл сказать. По пути сюда я добыл редкий артефакт, который в простенькой сборке может дать совершенно незаменимую вещь…
– Какую? – без энтузиазма спросил Иггельд, похоже, он вообще не слышал моих слов, а если слышал, то не придал им значения.
– Пока трудно сказать. Похоже на телепорт, но не уверен.
– У нас есть нужные арты для сборки? – Иггельд почесал мартышку за ухом, от удовольствия она пустила слюну.
– Нужен не арт, нужна аномалия на поверхности.
Задумчивый Иггельд принялся мерить шагами комнату. Остановился, перевел взгляд на меня.
– Вот ты неугомонный! И почему тебе не живется спокойно, вечно тянет тебя куда-то. Например, Ремарка почитать. Ты дома, только когда болеешь. По правде сказать, мне это в тебе безумно нравится! Ты умрешь на бегу, а не в постели, ты все время развиваешься, растешь. Ты – настоящий человек, каким он и должен быть.
– А остальные? – осторожно поинтересовался я, рассчитывая, что Иггельд разговорится, когда будет затронута его любимая тема, но он не оправдал ожиданий, махнул рукой и уронил:
– Неразумные дети, но есть и с проблесками сознания.
– Дети добрые, – поддержал разговор я, пытаясь раскрутить его на откровенность.
Иггельд криво усмехнулся:
– Когда это они были добрыми? Дети – маленькие убийцы, они не осознают смерть, для них убить живое существо – что игрушку сломать. Вспомнилось, как я когда-то возвращался домой… еще тогда, в прошлой жизни, а возле дома была кишащая головастиками лужа, и мальчишки лет шести ловили их и убивали кирпичом, вокруг них валялись сотни расплющенных трупиков. Дети мучают кошек и птичек, потому что к животным ближе нас и одержимы жаждой убийства, разрушения. В детстве я топил муравьев и жег мокриц спичками, мне нравилось, как они краснеют, я тогда еще не осознавал, что такое смерть и боль, и не понимал, что отнимаю жизнь.
– Наверное, ты прав. Я отрывал крылышки мухам, – еще много чего вспомнилось, но говорить я не стал. – Представь, если бы всех этих детей воспитать правильно, рассказать, что мир вокруг них – живой. Они выросли бы, и мир изменился. Жаль, что взрослые безнадежно потеряны.
Иггельд вскинул бровь и посмотрел на меня, как на больного. Наверное, я подумал бы так же, если бы Иггельд вместо Бетховена или Вагнера включил скандинавский рок или шансон.
– Что ты думаешь делать дальше? – спросил я, сменив тему. – Будешь вести прием страждущих, размещать их в лаборатории и избавлять от недугов? По одному или толпой?
– Группами с идентичными заболеваниями, – радостно ответил Иггельд. – Хочу проверить на межпозвонковых грыжах, артрозах… Прежде испытаю на животных и лишь потом стану лечить людей.
Хотелось спросить, какая ему с этого выгода, но я сдержался. Скептик заговорил теперь уже голосом Пригоршни: «Ты только представь: тысячи, миллионы людей-зомби, тихих и здоровеньких, строят правильный чистый мир, где царит любовь и братство, а во главе этого мира – солнцеликий Иггельд. Разве это плохо? Они даже не догадаются, что это не их выбор, а воля кукловода. Ты согласен на такую участь?»