Каждый час ранит, последний убивает Жибель Карин

42

День перевалил за половину, и над горами начали собираться грозовые облака, готовые вот-вот разразиться молниями.

Габриэль забрал из абонентского ящика в небольшом почтовом отделении почту и сел в машину, собираясь уезжать из деревни. Как обычно, он отъехал на несколько километров, чтобы вскрыть конверт.

Он долго смотрел на фотографию будущей жертвы. На обратной стороне – адрес и некоторые сведения, благодаря которым он может выиграть время.

Он еще никогда не убивал двух человек подряд, но леди Экдикос объяснила ему, что мужчина собирается покинуть Францию и поселиться в Южной Америке. Так что его нужно срочно ликвидировать.

Габриэль включил зажигание и отправился во Флорак. Заехал на вокзал, чтобы купить билет, который оплатил наличными.

Он снова должен оставить свою незнакомку одну.

Бушевал ветер, верхушки деревьев пригибались к земле, дождь хлестал по фасаду дома.

Габриэль собрал сумку и перекусил, сидя у камина. Потом зашел к своей гостье. Она не спала, лежала, прислонившись к изголовью кровати.

– Завтра утром я очень рано уезжаю, – сказал он. – Меня не будет сутки…

Она не знала, что ответить, но он думал, что от этой новости ей станет легче. Он поставил на столик бутылку воды, положил коробку печенья.

– Если хочешь, чтобы вернулась память, надо спать, – добавил он.

– А… А если я все вспомню, вы меня все равно убьете?

Габриэль ухмыльнулся. Чтобы скрыть неловкость.

– Кто из нас двоих пристегнут к кровати? – спросил он, приблизившись к ней вплотную.

Она громко сглотнула.

– Кто из нас двоих пристегнут? – повторил Габриэль.

– Я, – прошептала она.

– Значит, вопросы здесь задаю я. Ясно?

Она решила не реагировать, погрузившись в молчание.

– Так что советую тебе подготовить правильные ответы, – заключил он. – Спокойной ночи.

Он закрыл дверь, и она начала плакать.

Спокойной ночи. Даже если эта ночь будет последней.

43

Я прихожу к Маргарите около восьми утра. Мне она кажется уставшей, и я спрашиваю, как она себя чувствует.

– Все в порядке, дитя мое, – уверяет меня она. – Что это у тебя с лицом?

– Ерунда. Ударилась о дверной косяк. Чертова дверь…

Я надеваю блузку, и из-за этого движения след от ожога начинает страшно гореть. Я морщусь, дыхание перехватывает, у меня не получается сдержаться, и я кричу.

– Тебе больно? – волнуется Маргарита. – Ты поранилась?

Я отрицательно качаю головой. Это даже не вранье, потому что меня поранили.

– Не волнуйтесь.

Утюг был позавчера. У меня все еще высокая температура. Несмотря ни на что, я начинаю работать. Я так рада провести день здесь, вдали от Межды. Но из-за ожога работать сложно. Каждое движение вызывает острую боль, которая меня постепенно убивает. Я постоянно вытираю со лба пот, слезы катятся из глаз, и я ничего не могу с этим поделать.

В полдень я все еще не закончила убирать. Я сделала в два раза меньше, чем обычно. Когда Маргарита зовет меня обедать, я захожу в кухню.

– Присаживайся, – приглашает она. – Сегодня я тебе купила рулет с сыром, а на десерт будет сюрприз!

Я сажусь и задеваю спинку стула. И снова кричу.

– Да что с тобой, Тама?

Врать, снова и снова. Потому что, если я скажу ей правду, она может захотеть поговорить с Междой, а если поговорит, то, думаю, можно прощаться с жизнью.

– Спина болит. А когда сажусь, то становится хуже.

– Ах, бедняжка! И кажется, у тебя температура?

– Небольшая. Наверное, простудилась, насморк подцепила или еще что-нибудь такое…

– Межда дала тебе таблетки?

Нет. Только мораль прочитала.

– Подожди, я сейчас приду.

Маргарита берет палку и ковыляет в подсобку. Там она открывает ящик с лекарствами и приносит мне зеленую упаковку.

– Это аспирин, чтобы температуру сбить.

– Спасибо, мадам Маргарита.

– Можешь звать меня просто Маргарита! – сказала она и чуть улыбнулась.

Мне хочется плакать, но я сдерживаюсь. Выпиваю таблетку и вгрызаюсь в рулет, слушая Маргариту, которая рассказывает мне о своей молодости в Алжире. О том, как она встретила мужчину своей жизни, как они поженились. Она мне об этом рассказывала уже раз пять, но мне не надоело, наоборот. Это такая прекрасная история!

– Ты тоже однажды встретишь мужчину. И с первого взгляда поймешь, что это он! – добавляет она, подмигивая.

Я вдруг вспоминаю об Изри, и сердце у меня сжимается.

Маргарита говорит, чтобы я достала из холодильника маленькую коробку. Внутри лежит великолепное слоеное пирожное.

– Это «наполеон»! Ты такое уже ела?

– Нет.

Этот десерт – само объедение. Каждый кусочек смягчает мои боль и страдания.

– Ты дочитала книгу, которую я тебе дала две недели назад?

– Нет… у меня было не очень много времени на чтение в последнее время.

Отводя взгляд, Маргарита говорит:

– Межда объяснила мне, что ты – ее племянница и работаешь, чтобы немного помочь семье… То, что ты так делаешь, хорошо. Ты молодец. Но лучше бы ты ходила в школу, нет?

Я тоже смотрю в сторону и вытираю набегающие слезы.

– Я стараюсь учиться сама, – говорю я шепотом. – Когда есть силы.

– Сколько у тебя братьев и сестер?

– Думаю, двое. Два брата.

– «Думаешь»?

– Когда я уезжала из Марокко, у папы было два сына от новой жены. Но с тех пор у него, может быть, появились еще дети.

– То есть… у тебя нет новостей о твоей семье?

Ну вот. Она смогла заставить меня плакать. Она встает и идет меня обнять. Никто со смерти мамы меня не обнимал. Мои слезы превращаются в неиссякаемый поток.

– Где твоя мама?

Я с трудом говорю, что она умерла, а потом горло снова перехватывает от слез.

– Бедняжка моя…

Она гладит меня по спине, и я еще сильнее плачу, потому что мне очень больно. Я чуть отстраняюсь, хотя мне бы хотелось остаться в ее объятиях навсегда.

– Я закончу убирать, – произношу я, вытирая слезы. – Не передавайте Межде наш разговор, хорошо?

Маргарита медлит. Наверное, она все поняла.

– Она не отдает тебе деньги, которые ты здесь зарабатываешь, так?

Я больше не могу сдерживаться. Маргарита падает на стул, сжимает кулаки.

– Вы же ничего ей не скажете? – всхлипываю я.

– Если хочешь… Но теперь, когда я это знаю, я не хочу, чтобы ты сюда приходила. Я думала, что это деньги для тебя, для твоей семьи…

Я кладу ладонь ей на руку:

– Пожалуйста, не делайте этого… Не выгоняйте меня! Потому что вы – единственный человек, которого мне приятно видеть. Потому что я хотела бы, чтобы понедельники были каждый день…

Теперь плачет Маргарита. А обнимаю ее я.

– Рассказывай, – просит она глухо.

– Меня зовут не Тама, – тихо говорю я. – Меня зовут…

Я все ей рассказала. Почти все. Но умолчала о том, что меня били ремнем, о гвозде в руке или об утюге. Потому что, я уверена, Маргарите было бы тяжело это слышать. Она хотела вызвать полицию. Я так испугалась, что стала умолять ее никуда не звонить, иначе меня арестуют и посадят в тюрьму. Она начала убеждать меня в обратном, но я ей не поверила. Еще я ей объяснила, что Сефана рассказала обо мне всякие ужасы моему отцу, поэтому, если я вернусь домой, меня там не примут.

И Маргарита поклялась, что ничего не скажет полиции или Межде. А мне сказала идти отдыхать, уверяя, что уборка подождет. Она показала мне на кровать, где я проспала четыре часа. Постель была такой удобной…

Маргарита разбудила меня за несколько минут до прихода Межды. Протянула купюру в десять евро и уточнила, что это мне. Я отказалась, я ведь и уборку не закончила, но она пригрозила, что рассердится, если я не возьму деньги. Тогда я положила деньги в карман. Она станет давать мне деньги каждую неделю, пока однажды я не смогу вернуться домой.

– Я хотела бы дать больше, но у меня совсем крохотная пенсия.

Я была так тронута, что опять расплакалась.

Потом приехала Межда и повезла меня убирать на фирму. Как мы и договаривались, Маргарита ничего ей не сказала, но странно посмотрела. Надеюсь, что эта толстая корова ни о чем не догадалась.

Несколько дней назад Тама слышала, как Межда разговаривает с пенсионером, который живет в квартире этажом ниже. Они беседовали на лестничной площадке, но дверь была приоткрыта, поэтому Таме удалось услышать, о чем они беседовали. Межда врала, что принимает у себя племянницу, которая приехала во Францию, чтобы полечиться от серьезного психического расстройства.

– Девочка страдает от ужасных приступов сумасшествия! Она начинает орать, и мне ее никак не успокоить! Простите за беспокойство…

Мужчина больше ни о чем не расспрашивал, просто пожелал ей терпения.

Что же касается соседей напротив, которые тенью скользили по коридору, Тама поняла, что речь идет о китайцах-нелегалах, безропотных и незаметных. О таких же рабах, как и она, которые живут ввосьмером в трехкомнатной квартире. Но они такие тихие, что их практически никогда не слышно.

То есть звать на помощь Таме некого.

Даже Изри.

В последние недели молодой человек молчит. И она не знает, заговорит ли он с ней когда-нибудь, потому что уверена, что Межда рассказывает ему о ней всякие враки. Наверное, что-то гадкое.

Когда он раз в неделю заходит проведать мать, то оставляет ей пачку денег. Он носит огромные часы, полностью золотые, и в окно Тама видела, как он садился в великолепную спортивную машину. Она еще не знает, чем Изри занимается, какая у него профессия, но, по всей видимости, он хорошо зарабатывает. Тама очень рада, что он устроился в жизни, ведь ему не всегда везло. Как-то Маргарита заговорила о бывшем муже Межды. Тот был очень грубым мужчиной, бил жену и сына. Так что Таме не составляет труда представить, что вытерпел Изри.

Деньги, которые ей дает Маргарита, Тама прячет на лоджии. Она нашла маленький мешочек, который прикрепила скотчем снизу к доске, на которой стоит стиральная машинка.

Она спрашивает себя, сколько стоит билет в Марокко, но понимает, что ей нужно много времени. Очень много. В любом случае она не знает, как сесть на самолет или на корабль, когда у тебя нет никакого удостоверения личности. И потом отец не захочет ее видеть, в этом сомневаться не приходится.

Тама закончила читать «Малыша», на это потребовалось два месяца. Маргарита дала ей еще одну книгу. Называется «Пора тайн»[4], Таме не терпится начать ее. Но она может читать только по субботам и вечером по воскресеньям, и в эти дни так устает, что сразу засыпает, Межда все-таки вернула ей оба одеяла.

У нее по-прежнему болит место ожога, хотя Маргарита и купила девочке заживляющую мазь. Тама не рассказывала ей об утюге, сказала, что обожглась, когда готовила. Но мазать кремом спину – дело непростое…

В прошлый понедельник, пока Тама убирала квартиру, Маргарита приготовила настоящий обед. Фаршированные овощи и пирог с абрикосами. Девочка столько съела, что ей было тяжело встать со стула!

Тама больше не заводит разговоров с Междой. Говорит тихо, смотрит смирно. Старается не поднимать на нее взгляд.

Подчиниться, выжить.

«Да, мадам. Нет, мадам. Конечно, мадам. Что желаете на ужин, мадам?»

Она взяла за привычку плевать в чай или кока-колу, которые приносит Межде. И в блюда, которые готовит, тоже. Это ни к чему не ведет. Но эта смехотворная месть – все, что ей остается.

44

Сегодня мадам Кара-Сантос в очень плохом настроении. Она постоянно посылает меня за водой, за едой или просит помочь сходить в туалет. На самом деле она прекрасно ходит, но постоянно боится упасть, а это риск для ребенка.

Если бы она увидела женщин из моей деревни, которые продолжают работать, когда уже почти рожают, то, думаю… не так бы капризничала!

Конечно, я ничего не говорю, делаю все, что ей хочется. И я не плюю ей ни в напитки, ни в блюда, потому что не знаю, опасно это для ребенка или нет.

Пока я надрываюсь, убирая квартиру, она, не переставая, жалуется. На прошлой неделе я стояла на четвереньках и чистила плитку в ванной, пока она удобно расположилась в кресле и перебирала квитанции. Вдруг она сказала:

– Тебе повезло, Тама.

Я в удивлении подняла голову. Мне очень хотелось услышать продолжение.

– Может быть, ты этого не понимаешь, но тебе повезло. Живешь и ни о чем не думаешь! Ни квитанций, ни налогов! На всем готовеньком. Решать ничего не нужно…

Она закончила свою тираду долгим идиотским вздохом. Я подождала, может, она добавит, что хотела бы оказаться на моем месте, но до этого она не дошла. Я спросила себя, нужно ли вообще что-нибудь на такое отвечать. Но, естественно, я не сдержалась. Я долго подбирала верные слова и потом произнесла:

– Вы совершенно правы, мадам Кара-Сантос. По счетам мне платить не надо, но это, вероятно, оттого, что я ничем не владею. Из этого следует, в общем-то, что у меня брать нечего… Представляю, как ужасно, когда за вами следит налоговая, и от всего сердца сочувствую!

Она чуть нахмурилась и с глупым видом приоткрыла рот, ничего не говоря. Это придало мне храбрости.

– Я осталась без матери в пять лет, и мне повезло – меня забрали из семьи, когда мне было всего восемь. Я познала еще одну радость – не ходить в школу и учиться читать и писать самой, сидя в неотапливаемой постирочной… И – огромное везение – я работаю примерно сто часов в неделю совершенно без зарплаты. Вы правы, мадам, мне очень повезло.

Она возмущенно посмотрела на меня и ушла к себе в комнату, даже не попросив о помощи. Так что, думаю, она прекрасно справляется сама.

Сегодня четверг, и я возвращаюсь от Кара-Сантосов, проведя у них три дня и две ночи. Как только я покину их квартиру, мне нужно будет еще убрать в офисе, пока эта жирная свинья Межда будет храпеть на удобном диванчике.

Дети возвращаются из школы, их привела соседка, и как только они приходят, то сразу идут поздороваться с матерью к ней в комнату. Пока они болтают, рассказывая, что произошло за день, я готовлю им полдник – свежевыжатый апельсиновый сок (Мари-Виолетт не хочет, чтобы они пили сок из магазина, не знаю почему) и бутерброд с маслом и четырьмя кусочками шоколадки. Я так хочу есть, что съела бы что угодно, но не сразу беру кусочек шоколадки, которую кладу на язык, закрыв глаза.

Жасмин и Адам врываются в кухню и набрасываются на бутерброды. Кара-Сантос возмущенно кричит, потому что они забыли вымыть руки. Я смотрю, как они выполняют материнское указание, и протягиваю чистое полотенце.

Будут ли однажды и у меня дети? До сегодняшнего дня я никогда не задавала себе этого вопроса. Наверное, потому, что я давно перестала думать о своем будущем.

Я как будто постоянно стою перед неприступной стеной. Как будто за этим куском бетона есть жизнь и эта жизнь меня ждет, а я не могу в нее попасть.

Жасмин и Адам ссорятся. Они начинают драться, и я их разнимаю. Адам нехорошо на меня смотрит.

– Ты права не имеешь до меня дотрагиваться, служка! – орет он.

– Тама – не служка, милый, – вяло поправляет его из своей комнаты Мари-Виолетт.

Но этот балбес прав.

«Служка». Вот кто я. И буду ею всю жизнь.

– Ты иногда слушаешь музыку? – спрашивает Маргарита.

– Слышу иногда по телевизору, – отвечает Тама.

– Поставить тебе?

– Конечно!

Маргарита выбирает пластинку и включает проигрыватель.

– Это Шопен, – говорит она. – Вальсы.

Продолжая протирать мебель, Тама погружается в неизъяснимое удовольствие. Музыка устремляется ввысь, и Тама попадает на седьмое небо.

– Это так прекрасно…

– Да, прекрасно… Знаешь, чтобы полюбить кого-то, действительно полюбить, нужно его хорошо узнать. И так же с музыкой – чтобы полюбить музыкальную композицию, нужно ее хорошенько узнать. А не то это называется любовью с первого взгляда!

Маргарита замолкает и хитро улыбается, а Тама отвечает:

– То, что вы говорите, тоже прекрасно.

– Ну что ты!.. Видишь сверток на столе? Это тебе!

– Мне? – шепчет Тама.

– Ну да, скоро же Рождество. Откроешь?

Тама откладывает тряпку и садится за стол, а потом разворачивает чудесную подарочную упаковку. Она такая красивая, что Тама не осмеливается ее разорвать.

– Давай же, открывай! – нетерпеливо просит Маргарита.

Тама наконец достает коробочку и вся светится в предвкушении чуда. Коробочка белого цвета, продолговатой формы.

– Что это?

Маргарита не отвечает, просто улыбается. В коробочке оказывается великолепный серебряный браслет с орнаментом.

– Нравится?

Тама переводит взгляд с браслета на Маргариту и обратно. Ей не хватает слов, чтобы выразить то, чтоона чувствует.

– Мне его подарила мама, когда мне было столько же лет, сколько тебе сейчас. Теперь он твой.

– Я не могу его принять!

– Конечно можешь. Я бы хотела, чтобы теперь его носила ты. Потому что у меня нет дочери.

– Он слишком красив для меня, – шепчет Тама, кладя браслет обратно в футляр.

– Что это значит?

– Я… Я ведь просто уборщица, вы же знаете. Просто уборщица, и ничего более…

Лицо Маргариты суровеет.

– Слышать этого не хочу! – возмущается она.

– Но ведь так и есть…

– Ерунда, вот что! Ты храбрая и умная девочка! Вот кто ты. И я запрещаю тебе об этом забывать.

Тама сдерживает слезы и смотрит на сверкающий браслет. Маргарита берет украшение и надевает Таме на запястье.

– Он тебе очень идет, милая моя.

– Но Межда не захочет, чтобы я его оставила у себя!

– Пусть только попробует забрать! Я поговорю с ней сегодня вечером, не волнуйся. Этот браслет теперь твой.

Тама бросается на шею к своей подруге и долго держит ее в объятиях.

Да, понедельник – единственный день, в котором хочется жить.

Сегодня воскресенье. Я, как обычно, встаю в шесть часов. Но я не должна шуметь, чтобы не разбудить отвратительную, храпящую в спальне свинью. Я подумала и решила, что несправедлива по отношению к свиньям, коровам и другим животным, и рассмеялась.

Я снимаю браслет и кладу в коробку. Межда разрешает мне носить его только по понедельникам, а в другое время заставляет снимать. Говорит, что он для меня слишком дорогой.

– Все равно что бисер перед свиньями метать.

Думаю, она хотела бы такой же. Так что каждый вечер я надеваю браслет и молюсь за Маргариту.

Я писаю в ведро и моюсь в раковине на кухне. Раз Межда спит, я не буду стесняться, включу горячую воду!

Рождество прошло, и, кроме Маргариты, мне никто ничего не подарил, даже новую блузку. Та, что в прошлом году была подарена Сефаной, стала мне мала. Больше не могу ее застегнуть, потому что грудь у меня опять увеличилась. Но Межда сказала, уже в сотый раз, что я и так ей слишком дорого обхожусь.

Сегодня особенный день. На обед придут Шарандоны. Я не могу решить, хорошая это новость или плохая. Но в любом случае у меня много работы. Мне надо приготовить обед на восьмерых. Потому что Изри тоже будет.

Межда попросила меня приготовить традиционную еду. На закуску пастиллу[5], как основное блюдо – рыбный таджин[6]. На десерт она купила набор пирожных.

Наконец она встает около десяти и идет в кухню выпить кофе. Она смотрит, как я справляюсь, и бросает, что я медлительная и плохо работаю, что мать меня ничему не научила. Я хочу ей ответить, что просто у той не хватило времени, но предпочитаю промолчать. Она все орет и орет, но обед все-таки почти готов. Выпив кофе, она исчезает, собираясь принять душ.

В прошлый понедельник Маргарита разрешила мне воспользоваться ванной комнатой. Я впервые в жизни приняла душ. Не слишком горячий, потому что спина все еще доставляет мне страдания. Никогда еще я не чувствовала себя такой чистой! Маргарита сказала, что я могу мыться в свое удовольствие каждый понедельник.

Думаю, эта женщина – ангел. Мой ангел-хранитель, моя счастливая звезда. Бабушка, которой у меня никогда не было. Ради нее я готова на все.

Пока я убираю квартиру, она включает музыку, потом всю вторую половину дня вяжет в кресле. Так я открыла для себя Моцарта, Баха, Вивальди и многих других композиторов.

После «Поры тайн» она дала мне «Маленького принца». Поскольку у меня больше нет словаря, я отмечаю слова, которые не знаю, а по понедельникам прошу у Маргариты объяснить мне их значение.

На прошлой неделе она дала мне басни Лафонтена. Вроде бы он их много написал, но в книге только десяток басен. Одна из них напомнила мне Между: «Лягушка, хотевшая сравняться с быком».

Потому что Межда усыпает себя с ног до головы золотыми украшениями, душится духами и носит красивую одежду. Может быть, она принимает себя за принцессу, хочет казаться прекрасной, хотя нутро у нее гнилое.