Шопоголик и брачные узы Кинселла Софи
Но знаете что? Не так уж это и важно. Свадьбы – это не по мне. И если бы Люк сделал мне предложение, я бы наверняка ответила – «нет».
Хотя… Ладно уж. Я, наверное, ответила бы – «да».
Но все дело в том, что этого не произойдет. Люк не женится «еще очень-очень долго, если вообще когда-нибудь женится». Он сказал так в интервью «Телеграф» три года тому назад – я нашла статью в папке с газетными вырезками (я там вовсе не шарила. Просто искала… резинку). Интервью касалось в основном работы Люка, но спрашивали и о личной жизни, и подпись под фотографией гласила: «Брендон: женитьба – в последнюю очередь».
По мне – так просто замечательно. У меня этот вопрос тоже – в последнюю очередь.
Пока Дэнни заканчивает платье, я занимаюсь хозяйством: вываливаю грязные тарелки в раковину, оставив их мокнуть, тру губкой пятно на кухонном столе и расставляю по цвету баночки со специями. До чего приятная работа. Почти как в прежние времена – раскладывать фломастеры.
– Так вам, ребята, трудно живется вместе? – Стоя в дверях, Дэнни следит за моими манипуляциями.
– Нет. – Я бросаю на него удивленный взгляд. – Почему?
– Моя подружка Кирсти попробовала жить со своим парнем. Сущее бедствие. Они только и делали, что цапались. Она сказала, что не представляет, как это другим удается.
Пристраивая тмин рядом с верблюжьей кожей (это еще что такое?), я преисполняюсь гордостью. Ведь с тех пор как мы с Люком поселились вместе, у нас почти не возникало проблем. Пожалуй, кроме того случая, когда я перекрасила ванную, и золотая краска с блестками перепачкала его новый костюм. Но это не в счет, потому что Люк сам потом признал, что погорячился и любой, у кого с головой в порядке, заметил бы, что краска свежая.
Если подумать – был еще маленький, пустяковый спор из-за того, сколько я покупаю. Кажется, Люк тогда открыл дверцу гардероба и раздраженно спросил: «И когда ты собираешься все это носить?»
И еще, наверное, то небольшое препира… откровенное обсуждение, сколько часов Люк уделяет работе. Он управляет собственной компанией по связям с общественностью, «Брендон Комьюникейшнс», с отделениями в Лондоне и в Нью-Йорке, и эта компания отнимает все его время. Люк любит свою работу, и, помнится, пару раз я обвинила его в том, что ее он любит больше, чем меня.
Но в целом мы – взрослая, готовая к компромиссам пара, способная разобраться во всех вопросах. Недавно мы отправились на ланч и обстоятельно поговорили; я от души пообещала, что постараюсь поменьше покупать, а Люк от души пообещал, что постарается поменьше работать. Потом Люк вернулся в контору, а я отправилась в супермаркет за продуктами к ужину (и наткнулась там на изумительное оливковое масло с давлеными красными апельсинами – теперь просто необходимо отыскать хоть какой-нибудь рецепт).
– Искусство жить вместе требует усилий, – изрекаю я. – Надо уметь идти на уступки. Надо не только брать, но и давать.
– В самом деле?
– О да. Мы с Люком делим наши средства и повседневные обязанности… Это как командная игра. Главное – не настраиваться, что все будет как прежде. Надо приспосабливаться.
– Да ты что? – Дэнни, кажется, заинтересовался. – И кто, по-твоему, приспосабливается больше? Ты или Люк?
Я на мгновение задумываюсь и наконец произношу:
– Трудно сказать… Думаю, мы оба поровну.
– Ну а… все это, – Дэнни взмахом руки указывает на загроможденную комнату, – это по большей части твое или его?
– Гм… – Я обвожу взглядом все мои ароматерапевтические свечи, кружевные подушки, стопки журналов. На мгновение в памяти всплывает девственно чистая, спартанская лондонская квартира Люка. – Пожалуй, обоих понемножку.
В каком-то смысле это правда. Ведь в спальне есть ноутбук Люка.
– Главное – что между нами никаких трений, – продолжаю я. – Мы мыслим одинаково. Мы – как единое целое.
– Круто, – замечает Дэнни, выудив яблоко из вазы для фруктов. – Повезло вам.
– Знаю. У нас с Люком все как по нотам, – доверительно делюсь я. – И иногда между нами возникает почти что… мистическая связь.
– Правда? – Дэнни таращит глаза. – Ты серьезно?
– Да. Я всегда знаю, что он хочет сказать, а еще как бы чувствую его присутствие…
– Так ты что-то навроде экстрасенса?
– Наверное. – Я небрежно пожимаю плечами. – Это как дар. Я в это особенно не вдумываюсь…
– Приветствую, Оби ван Кеноби[3], – произносит глубокий голос у нас за спиной, и мы с Дэнни едва не выскакиваем из собственных шкур.
Я разворачиваюсь – и вот он, Люк, стоит в дверях с довольной ухмылкой. Лицо раскраснелось от холода, в темных волосах блестят снежинки. Он так высок, что комната вдруг начинает казаться немного меньше.
– Люк! – вскрикиваю я. – Ты нас напугал.
– Извини, – говорит он. – Я решил, что ты почувствуешь мое присутствие.
– Что-то такое я и почувствовала, – отвечаю я с оттенком вызова в голосе.
– Конечно, почувствовала. – Люк целует меня. – Привет, Дэнни.
– Привет, – откликается Дэнни, глядя, как Люк уверенными движениями снимает свое темно-синее кашемировое пальто, расстегивает манжеты и развязывает галстук.
Однажды, когда мы крепко выпили, Дэнни спросил меня:
– Люк и любовью занимается так же, будто открывает бутылку шампанского?
Я, конечно, тогда врезала Дэнни, заявив, что это не его дело, и все же я поняла, что он имеет в виду. Люк никогда не возится, не колеблется, не теряется. Он всегда точно знает, чего хочет, и неизменно это получает – нового клиента для своей компании или что-нибудь в постели, и все с такой легкостью, с какой он откупоривает шампанское.
Ладно. Проехали. Скажем так: с тех пор как мы с Люком вместе, мои горизонты значительно расширились.
Люк просматривает почту.
– Так как дела, Дэнни?
– Спасибо, хорошо. – Дэнни кусает яблоко. – А как поживает мир крупных финансов? Моего братца сегодня не видел?
Рэндал, брат Дэнни, работает в финансовой компании, и они с Люком пару раз обедали вместе.
– Сегодня не видел, – отвечает Люк.
– Ну, когда увидишь, спроси, не прибавил ли он, часом, в весе. Как бы между прочим. Просто скажи: «Эй, да ты, никак, поправился». И брось что-нибудь вскользь насчет осмотрительности в выборе десертов. У него паранойя развилась на почве ожирения. Со смеху лопнуть можно.
– Братская любовь, – ухмыляется Люк, – разве она не прекрасна?
Перебрав всю почту, Люк слегка хмурит лоб и поворачивается ко мне:
– Бекки, уведомление о состоянии нашего счета еще не приходило?
– А-а… Нет. Еще нет. – Я подбадривающе улыбаюсь. – Думаю, завтра придет!
Это не совсем правда. Уведомление из банка пришло еще вчера, но я запихала его в ящик с бельем. Меня немного тревожат некоторые пункты, – может, мне удастся что-нибудь придумать, чтобы изменить ситуацию к лучшему. Ведь, говоря по правде, что бы я там ни пела Дэнни, с нашим совместным счетом не все так просто.
Не поймите меня неправильно, я всей душой за то, чтобы делить деньги. Ладно, признаюсь как на духу: мне нравится делить деньги Люка. Но мне совсем не нравится, когда Люк вдруг спрашивает: «А эти семьдесят долларов в “Блумингдейлз” – на что?» – а я не могу вспомнить.
Внезапно меня посещает гениальное озарение. Надо пролить что-нибудь на уведомление – так, чтобы Люк не смог его прочитать!
– Приму душ, – говорит Люк, откладывая почту.
На пороге он вдруг останавливается. Очень медленно оборачивается – и его взгляд упирается в бар для коктейлей. Можно подумать, будто он ничего подобного раньше не видывал.
– Что это такое? – выдавливает Люк.
– Бар для коктейлей! – радостно сообщаю я.
– Откуда он взялся?
– Он… ну… Купила сегодня.
– Бекки… – Люк прикрывает глаза. – Я думал, мы договорились: больше никакого барахла!
– Это не барахло! Это подлинный шедевр тридцатых годов! Мы каждый вечер сможем готовить изумительные коктейли! – Что-то в выражении лица Люка действует мне на нервы, и я сбивчиво бормочу: – Послушай, я помню, что мы решили не покупать больше мебели. Но это же совсем другое. В смысле, если видишь такую уникальную вещь, ее надо хватать!
Смешавшись, я закусываю губу. Люк молча приближается к бару. Проводит рукой по крышке, потом берет шейкер… Челюсти его плотно сжаты.
– Люк, я ведь думала, что это будет так занятно! Думала, тебе понравится. Продавец в магазине сказал, что у меня наметанный глаз.
– Наметанный, – эхом отзывается Люк, словно отказываясь верить в происходящее.
И подбрасывает шейкер в воздух – я только ахнуть успеваю. С содроганием жду, как шейкер со звоном грохнется на деревянный пол… Но Люк ловко подхватывает его. Мы с Дэнни, разинув рты, следим, как он снова подкидывает шейкер, вертит его, перекатывает по руке.
Глазам не верю. Я живу с Томом Крузом!
– На летних каникулах я подрабатывал барменом, – сообщает Люк, расплываясь в улыбке.
– Научи меня, как это делается! – в возбуждении кричу я. – Я тоже так хочу!
– И я! – подхватывает Дэнни. Он берет другой шейкер, неуклюже переворачивает его и перебрасывает мне. Я пытаюсь поймать, но шейкер плюхается на диван. – Руки-крюки! – хихикает Дэнни. – Давай, Бекки, тренируйся – тебе букет на свадьбе ловить.
– Еще чего!
– Валяй! Хочется ведь быть следующей?
– Дэнни… – Я изображаю беззаботный смех.
– Вы двое определенно должны пожениться, – продолжает Дэнни, игнорируя мой выразительный взгляд, потом подбирает шейкер и принимается перекидывать его из одной руки в другую. – Это превосходно. Посмотрите на себя: живете вместе, убить друг дружку не порываетесь, и не родственники… Я бы сшил тебе ослепительное платье. – Внезапно посерьезнев, Дэнни ставит шейкер на место. – Слушай-ка, Бекки, пообещай, что если вы поженитесь, то платье тебе сошью я.
Плохо дело. Если он будет продолжать в том же духе, Люк решит, что я оказываю на него давление. И, чего доброго, подумает, что я специально подговорила Дэнни.
Надо спасать положение. Срочно.
– Вообще-то я замуж не хочу, – слышу я свой собственный голос. – По крайней мере, не в ближайшие лет десять.
– Серьезно? – Дэнни растерян. – Не хочешь?
– В самом деле? – Люк поднимает голову, на лице его какое-то странное выражение. – Я этого не знал.
– Разве? – откликаюсь я, стараясь говорить как можно небрежнее. – Ну, теперь знаешь!
– Почему ты не хочешь выходить замуж еще десять лет? – спрашивает Дэнни.
– Я… – На меня вдруг нападает кашель. – Как водится, очень многое хотелось бы сделать прежде. Например, заняться своей карьерой, и… исследовать свой потенциал, и… узнать саму себя, сформировать собственную личность.
Я умолкаю и с вызовом встречаю иронический взгляд Люка.
– Ясно, – кивает он. – Что ж, звучит разумно. – Он смотрит на шейкер у себя в руках и ставит его на место. – Пожалуй, пойду в душ.
Погодите. Он же не должен был со мной соглашаться.
2
Мы прибываем в Хитроу в семь утра на следующий день и садимся в арендованный автомобиль. Пока мы едем к дому родителей Сьюз в Гэмпшире, мои затуманенные глаза разглядывают заснеженный пейзаж, изгороди, поля и деревушки – так, словно я никогда не видела их раньше. После Манхэттена все кажется таким маленьким и… изящным. Впервые я понимаю, почему американцы всё в Англии считают «старомодным».
– Куда теперь? – спрашивает Люк на очередном перекрестке.
– Здесь точно налево. То есть… направо. Нет-нет, налево.
Пока машина ездит по кругу, я выуживаю из сумочки приглашение – проверить адрес.
Сэр Гилберт и леди Клиф-Стюарт
будут рады видеть Вас…
Словно загипнотизированная, я смотрю на крупные, с завитушками, буквы. Даже не верится, что Сьюзи и Таркин собрались пожениться.
То есть, конечно, я верю. Как-никак они уже год с лишним живут вместе, и Таркин фактически переехал в квартиру, которую я так долго делила со Сьюзи, – хотя, похоже, они все больше и больше времени проводят в Шотландии. Оба такие милые и непосредственные – все дружно сходятся на том, что они составят прекрасную пару.
Но порой, когда мысли о них застают меня врасплох, мой мозг вдруг издает вопль: «Че-его? Сьюзи и Таркин?»
Я привыкла думать о Таркине как о странном, немножко придурковатом кузене Сьюз. На протяжении многих лет он был просто нескладным парнем в допотопной куртке, да еще со склонностью распевать мелодии Вагнера в общественных местах. Таркин редко отваживался на вылазки из своего медвежьего угла – шотландского замка, а когда однажды все-таки отважился, то пригласил меня на худшее свидание в моей жизни (потом мы ни разу не говорили об этом).
А теперь он… Да, теперь он парень Сьюзи. Хотя все такой же нескладный и все так же предпочитает шерстяные джемперы, связанные его нянюшкой. Но Сьюзи любит его – и это единственное, что имеет значение.
Просто как «Кошечки»[4].
Ой, нет, только не плакать. Надо взять себя в руки.
– Харборо-Холл, – читает Люк, притормаживая возле двух рассыпающихся каменных столбов. – Это оно?
– Гм. – Я шмыгаю носом и стараюсь изобразить деловой вид. – Да, оно. Заруливай прямо туда.
Мне не раз доводилось бывать у Сьюзи, но я и забыла, сколь впечатляющее зрелище являет собой ее дом. Мы едем по длинной широкой аллее, обсаженной деревьями, потом выруливаем на подъездную дорожку из гравия. Серый дом огромен, а колонны, увитые плющом, придают ему величественности.
– Прекрасный дом, – замечает Люк, когда мы идем к парадному входу. – Сколько ему лет?
– Не знаю, – рассеянно отзываюсь я. – Он уже многие годы принадлежит их семье. – Я тяну за шнурок дверного колокольчика в надежде, что механизм исправен, – но, увы, толку никакого. На грохот тяжелого дверного молотка тоже никто не отвечает, поэтому я просто толкаю дверь и вхожу в просторный холл, где у камина дремлет старый лабрадор.
– Эй! – кричу я. – Сьюзи!
И тут только замечаю, что у камелька посапывает еще и отец Сьюзи, устроившийся в массивном кресле. Вообще-то отца Сьюзи я немного побаиваюсь. И мне совсем не улыбается его будить.
– Сьюз? – произношу я уже потише.
– Бекс! Я думала, мне послышалось!
Сьюз стоит на лестнице, облаченная в клетчатый халат; белокурые волосы рассыпались по плечам, она взволнованно улыбается.
– Сьюзи!
Я кидаюсь вверх по ступенькам и крепко обнимаю ее. Когда я наконец разжимаю объятия, глаза у нас обеих на мокром месте. Я и не представляла, как сильно по ней соскучилась!
– Пошли ко мне! – Сьюзи тянет меня за руку. – Пошли, посмотришь мое платье!
– Это и в самом деле такая прелесть? – волнуюсь я. – На снимке оно выглядело изумительно.
– Само совершенство! И ты просто должна увидеть: у меня потрясный корсет от Ригби и Пеллера… А эти умопомрачительные трусики…
Люк откашливается, и мы обе оборачиваемся.
– Ой! – смущается Сьюзи. – Извини, Люк. Кофе, газеты и все такое на кухне, это вон там, – она тычет на дверь. – Хочешь, угощайся беконом с яйцами! Миссис Гиринг для тебя все сделает.
– Похоже, миссис Гиринг в моем вкусе, – с улыбкой говорит Люк. – До скорого.
Комната Сьюзи светлая, просторная, окно выходит в сад. Я сказала «сад»? Вообще-то это настоящий парк – тысяч двенадцать акров. Безразмерные лужайки, раскинувшиеся за домом, тянутся до кедровой рощи и озера, в котором Сьюзи едва не утонула, когда ей было три года. А слева от дома разбит розарий – царство клумб, гравиевых дорожек и живых оград; именно там Таркин и предложил Сьюзи руку и сердце. (Кажется, он встал на одно колено, а когда поднялся, вся брючина у него была в грязи. Это так похоже на Таркина.) Справа от дома старый теннисный корт, а дальше, до самой ограды, отделяющей сад от церковного кладбища, растут сорняки. Выглянув из окна, я вижу, что позади дома разбит большой шатер, а за теннисным кортом по траве до самых церковных ворот змеится дорожка с навесом.
– Ты что, собираешься идти в церковь пешком? – Мне становится страшно за туфельки Сьюзи от Эммы Хоуп.
– Что ты, глупышка! Поеду в экипаже. Но гости пойдут обратно в дом, и их будут встречать официанты с подогретым виски.
– Вот это да! – шепчу я, глядя, как человек в джинсах забивает колышек в землю. Как тут не позавидовать! Вот бы и мне изумительно торжественную свадьбу с лошадьми, экипажами и радостной суматохой.
– Правда, замечательно получится? – Сьюзи лучится от счастья. – Все, бегу зубы чистить…
Она исчезает в ванной, а я направляюсь к ее туалетному столику, где к зеркалу прикреплено объявление о бракосочетании. Госпожа Сьюзан Клиф-Стюарт и господин Таркин Клиф-Стюарт… С ума сойти. Я и забыла, что моя подруга такая аристократка.
– Хочу титул, – объявляю я, когда Сьюзи возвращается в комнату с расческой в руке. – А то чувствую себя обездоленной. Как его получить?
– О-ой, не надо. – Сьюзи морщит нос. – Это такая чушь. К тебе будут обращаться в письмах «достопочтенная миледи».
– И все-таки. Это было бы круто. Кем бы мне заделаться?
– Ну… – Сьюзи теребит прядь волос, – леди Бекки Блумвуд?
– Звучит так, будто мне девяносто три года. А как насчет Бекки Блумвуд, кавалера ордена Британской империи пятой степени? Ведь получить пятую степень, кажется, довольно просто?
– Просто, да не очень, – доверительно сообщает Сьюзи. – Ее дают за заслуги в области промышленности или еще какой-то скучищи. Могу выдвинуть твою кандидатуру, если хочешь. А теперь давай, показывай свое платье!
– Сейчас! – Я взгромождаю чемодан на кровать, отмыкаю замки и бережно извлекаю творение Дэнни. – Что скажешь? – Я с гордостью прикладываю платье к себе и взмахиваю подолом из золотого шелка. – Потрясающе, правда?
– Фантастика! – Сьюзи смотрит на платье расширенными глазами. – В жизни не видела ничего подобного! – Она осторожно прикасается к вышивке на плече. – Откуда это? Из «Берниз»?
– А вот и нет, это от Дэнни. Помнишь, я тебе говорила, что он шьет мне платье?
– Точно… – Сьюзи морщит лоб. – Так, Дэнни – это который?
– Мой сосед сверху, – подсказываю я, – модельер. Мы с ним еще столкнулись на лестнице.
– Ах да… Вспомнила.
Но, судя по тону, если она и вспомнила, то смутно.
Не могу винить ее за это – Дэнни она видела каких-нибудь пару минут. Он как раз отправлялся навестить родителей в Коннектикут, а Сьюзи ковыляла по лестнице, горбатясь под своим чемоданом, так что они толком и не разговаривали. И все же… Как странно – Сьюзи почти не знает Дэнни, а Дэнни не знает ее, и оба они так важны для меня. Словно у меня две жизни, и чем дольше я живу в Нью-Йорке, тем больше эти жизни расходятся.
– А вот мое! – с волнением шепчет Сьюзи.
Она распахивает гардероб, расстегивает ситцевый чехол – и я вижу платье ошеломляющей красоты, из зыбкого белого шелка и бархата, с длинными рукавами и шлейфом.
– О боже, Сьюзи… – У меня перехватывает дыхание. – Ты будешь такой красавицей! Я все еще поверить не могу, что ты выходишь замуж! «Миссис Клиф-Стюарт».
– Не называй ты меня так! – кривится Сьюзи. – Так обращаются к моей маме. Но вообще-то это очень удобно – выходить замуж за кого-нибудь из своей семьи, – добавляет она, закрывая гардероб, – потому что фамилия остается та же самая. Так что инициалы на моих рамках прежние – С. К-С. – Она заглядывает в картонную коробку и достает оттуда красивую стеклянную рамку, украшенную узорами из сухих листьев. – Смотри, это новая серия.
Сьюзи сделала карьеру, оформляя рамки для фотографий, которые продаются теперь по всей стране; а в прошлом году она взялась и за фотоальбомы, оберточную бумагу и подарочные коробки.
– Основной мотив – морская раковина, – с гордостью говорит Сьюзи. – Нравится?
– Как красиво! – Я вожу пальцем по завиткам. – Как тебе такое пришло в голову?
– Идею подсказал Тарки. Как-то мы гуляли, и он рассказывал, как в детстве собирал ракушки, говорил о разнообразии форм в природе… И тут меня осенило!
Я смотрю на ее лицо и вдруг представляю себе их с Таркином, в толстых свитерах, бредущих рука об руку по овеваемым ветрами пустошам.
– Сьюзи, как же ты будешь счастлива с Таркином! – вырывается у меня – и это от души.
– Ты так думаешь? – Сьюзи краснеет от удовольствия. – Правда?
– Точно! Достаточно только взглянуть на тебя. Ты же вся светишься.
И правда. Как я сама не заметила раньше – она ведь совсем не похожа на прежнюю Сьюзи. Все тот же изящный нос, высокие скулы – но лицо округлилось, стало как будто мягче. И она все такая же тоненькая, но некоторая полнота… почти… Мой взгляд скользит по ее фигуре вниз – и останавливается.
Минуточку.
Нет. Конечно…
Нет.
– Сьюзи?
– Да?
– Сьюзи, ты… – Я сглатываю. – Ты не… беременна?
– Нет! – С негодованием восклицает Сьюзи. – Конечно, нет! Надо же такое придумать! И с чего ты только… – Она встречается со мной глазами, умолкает и передергивает плечом. – Ну ладно, да. Как ты догадалась?
– Как догадалась? По твоему… То есть видно, что ты беременна.
– Вовсе нет! Никто больше не заметил!
– Наверняка заметили. Это же очевидно!
– Ничего не очевидно! – Сьюзи втягивает живот и смотрится в зеркало. – Ну как? А когда я затяну корсет…
Голова идет кругом. Сьюзи беременна!
– Так это секрет? Твои родители не знают?
– Нет! Никто не знает. Даже Тарки. – Сьюзи строит гримаску. – Это ведь несколько рановато – быть беременной в день свадьбы, да? Я-то хотела притвориться, что ребенок зачат во время медового месяца.
– Но тут же как минимум три месяца.
– Четыре. Ребенок родится в начале июня.
Я во все глаза смотрю на нее.
– И каким образом ты собиралась притвориться? Относительно медового месяца?
– Ну… – Сьюзи с минуту раздумывает. – Это могли быть преждевременные роды.
– На четыре месяца?
– Да никто и считать не станет! Ты же знаешь, какие у меня родители рассеянные.
Что есть, то есть. Однажды они заехали за Сьюзи в пансион, чтобы забрать ее в конце семестра, что само по себе было замечательно, – только она к тому времени уже два года как закончила школу.
– А Таркин?
– А он наверняка понятия не имеет про сроки, – беззаботно отмахивается Сьюзи. – Он ведь овец разводит, а у овец беременность длится месяцев пять. Скажу ему, что у людей примерно так же. – Она снова берется за расческу. – Знаешь, я однажды сказала ему, что девушкам дважды в день нужно есть шоколад, иначе они упадут в обморок, – так он поверил!
По крайней мере в одном Сьюзи права. Когда она затягивает корсет, округлость совершенно незаметна. Утром в день свадьбы, когда мы вдвоем сидим за туалетным столиком и нервно улыбаемся друг другу, Сьюзи кажется гораздо тоньше меня – по-моему, вопиющая несправедливость.
Мы чудесно провели два дня, прогуливаясь, пересматривая по видео старые фильмы и поедая бесконечные «Кит-Кат». (Сьюзи теперь уплетает за двоих, а я восстанавливала силы после трансатлантического перелета.) Люк захватил с собой какие-то деловые бумаги и большую часть времени проторчал в библиотеке, но на этот раз я не бунтовала. Меня так радовала возможность побыть со Сьюзи. Я выслушала ее рассказ о квартире, которую они с Таркином купили в Лондоне, посмотрела фотографии великолепного отеля на Антигуа, где они собирались провести медовый месяц, и перемерила почти все обновки в ее гардеробе.
В доме творится настоящее столпотворение; цветочники, носильщики и родственники прибывают каждую минуту. Как ни странно, никого из домочадцев это, кажется, не беспокоит. Оба дня, что я живу здесь, мать Сьюзи провела на охоте, а отец отсиживался в своем кабинете. Их экономка, миссис Гиринг, занимавшаяся и цветами, и свадебным шатром, и всем прочим, – и та в ус не дула. Когда я поделилась своим удивлением со Сьюзи, она лишь пожала плечами:
– Наверное, просто привыкли к шумным вечеринкам.
Накануне состоялся большой прием для многочисленных родственников Таркина и Сьюзи, съехавшихся из Шотландии; я думала, что разговоров только и будет что о свадьбе. Но сколько бы я ни пыталась привлечь внимание гостей к цветам или обсудить иную романтическую тему, неизменно натыкалась на отсутствующий взгляд. Лишь когда Сьюзи упомянула, что в качестве свадебного подарка Таркин собирается купить ей лошадь, все вдруг оживились и загалдели о знакомых заводчиках, о купленных конях и о том, какой у их приятеля есть чудесный рыжий жеребец, – Сьюзи он наверняка бы заинтересовал.
Я серьезно. Ни один даже не полюбопытствовал, какое у меня будет платье.
Ну и пусть – мне все равно, потому что смотрится оно чудесно. Мы обе смотримся чудесно. Макияж нам делал профессиональный визажист, а прически – это нечто. А еще позвали фотографа, который снимал так называемую «натуру» – например, как я застегиваю Сьюзи платье (он заставил нас застегивать его трижды, под конец даже неинтересно стало). И теперь Сьюзи охает и ахает над шестью фамильными свадебными тиарами, а я потягиваю шампанское. Чтобы нервы успокоить.
– А как насчет вашей матери? – спрашивает парикмахер у Сьюзи. – Она не желает укладку феном?
– Сомневаюсь. – Сьюзи ухмыляется. – Она не любительница такого.
– Что она наденет? – интересуюсь я.
– Бог ее знает, – пожимает плечами Сьюзи. – Наверное, первое, что попадется под руку.
Наши взгляды встречаются, и я сочувственно хмурюсь. Вчера вечером мать Сьюзи спустилась за стаканчиком виски в широкой юбке в сборку и в узорчатом шерстяном джемпере, украшенном огромной бриллиантовой брошью. Между нами говоря, матушка Таркина выглядела еще похлеще. Понятия не имею, от кого ухитрилась перенять чувство стиля Сьюзи.
– Бекс, а может, ты проследишь, чтобы она не напялила какое-нибудь тряпье, в котором только грядки полоть? – просит Сьюзи. – Тебя-то она послушает, я знаю.
– Ладно, – соглашаюсь я. – Сомнительно, но попробую.
В коридоре я сталкиваюсь с Люком, бредущим мне навстречу в халате.
– Какая ты красавица, – говорит он с улыбкой.
– Правда? – радуюсь я и делаю пируэт. – Платье – просто прелесть, да? И так хорошо сидит…
– Я не о платье, – произносит Люк, и от огоньков, играющих в его глазах, меня охватывает сладкое волнение. – К Сьюзи можно? – спрашивает Люк. – Я хотел пожелать ей удачи.
– Конечно, заходи. Люк, ты ни за что не догадаешься!
Последние два дня я буквально умирала от желания рассказать Люку о беременности Сьюзи, и эти слова срываются сами собой, прежде чем я успеваю прикусить язык.
– О чем?
– У нее… – Не могу ему сказать, не могу – и все. Сьюзи меня прикончит. – У нее… замечательное платье! – неуклюже выкручиваюсь я.
– Неужели? Грандиозный сюрприз. Что ж, заскочу к ней на пару слов. Увидимся.
Я осторожно приближаюсь к спальне матери Сьюз и тихонько стучу.
– Да-да-а-а? – гудит зычный голос, и Кэролайн, матушка Сьюзи, распахивает дверь.
Ростом она шесть футов, длинноногая, с седыми волосами, собранными в узел, лицо обветренное.
– Ребекка! – грохочет она, приветливо улыбается и бросает взгляд на часы. – Вроде еще не пора?
– Не совсем. – Я улыбаюсь в ответ и окидываю взглядом ее костюм: видавшая виды темно-синяя фуфайка, бриджи и сапоги для верховой езды. Для женщины ее возраста фигура у Кэролайн изумительная. Неудивительно, что и Сьюзи такая стройная. Я осматриваюсь по сторонам и не обнаруживаю в комнате ни свертков с нарядами, ни шляпных картонок.
Читать бесплатно другие книги:
