Тени сгущаются Шваб Виктория
Келл тащил принца всю дорогу до дворца, потом вверх по лестнице через Цистерну и только потом наткнулся на них – двое стражников принца, двое его собственных, и вид у всех четверых был смущенный.
– Вис, Тольнерс, – наигранно легким тоном бросил Келл. – Помогите-ка мне.
Как будто он тащил мешок зерна, а не наследного принца Арнса.
Стражники Рая были бледными от гнева и беспокойства, но не тронулись с места.
– Стафф, Гастра! – воззвал Келл к своим людям и встретил каменное молчание. – Ладно, прочь с дороги, я сам донесу.
Он потащил брата мимо стражи.
– Это кровь принца? – спросил Вис, указывая на рукав, которым Келл вытирал лицо Рая.
– Нет, – соврал он. – Только моя.
При этих словах люди Рая заметно расслабились, и Келла это встревожило. Вис по натуре был беспокоен, вечно щетинился, а Тольнерс абсолютно бесчувственный и невозмутимый офицер с тяжелой челюстью. Оба раньше служили у самого короля Максима и относились к выходкам принца с куда меньшей терпимостью, чем их предшественники. Что касается охраны Келла – Гастра был молод и усерден, а из Стаффа лишнего слова не вытащишь ни при Келле, ни в своей компании, и в первый месяц Келл не понимал – то ли стражник ненавидит его, то ли боится, то ли все вместе. Потом Рай рассказал ему, что у Стаффа сестра погибла в Черную ночь, и Келл понял: все вместе.
– Он хороший стражник, – пояснил Рай, когда Келл спросил, зачем к нему приставили такого человека. И, помолчав, мрачно добавил: – Это был выбор отца.
Теперь, когда вся компания прибыла в крыло, которое занимали братья, Тольнерс достал записку и протянул Келлу.
– Не смешно.
Оказывается, у Рая хватило совести приколоть к двери бумажку, чтобы во дворце не беспокоились: «Меня не похитили. Пошел выпить с Келлом. Сидите смирно».
Покои принца находились в конце коридора, за резными дверями. Келл пинком распахнул их.
– Не шуми, – пробормотал Рай.
– Мастер Келл, – предупредил Вис, входя вслед за ним. – Я настаиваю, чтобы вы прекратили эти…
– Я его не заставлял.
– Но вы допустили…
– Я ему брат, а не сторож, – огрызнулся Келл. Он знал, что в нем с детства видят не только приятеля, но и защитника Рая, но задача оказалась непростой. И вообще, разве мало он сделал?
Тольнерс нахмурился.
– Король и королева…
– Уйди, – вставил Рай, приподнимаясь. – Голова болит…
– Ваше высочество, – начал Вис, протягивая руку.
– Прочь! – рявкнул принц с внезапной злостью. Стражники отпрянули, потом вопросительно взглянули на Келла.
– Слышали, что сказал принц? – буркнул тот. – Убирайтесь. – И перевел взгляд на своих людей. – Все до единого.
Как только двери закрылись, Келл оттащил принца к кровати.
– Вот привязались, – пробормотал он.
Рай бессильно перекатился на спину, прикрыл рукой глаза.
– Прости… прости… – тихо повторил он, и Келл с дрожью вспомнил ту страшную ночь, когда принц истекал кровью, а они с Лайлой тащили его в безопасное место, и тихое «прости» угасало в мертвенной тишине, и…
– Это я виноват… – Голос Рая вернул его к реальности.
– Замолчи. – Келл опустился в кресло возле кровати.
– Я только хотел… как раньше…
– Знаю. – Келл протер глаза. – Знаю.
Он сидел, пока Рай не затих, погрузившись в сон, потом встал. Комната слегка покачнулась. Келл удержался на ногах, схватившись за резные столбики кровати, потом побрел к себе. Не через коридор, где ждали стражники, а по потайному ходу, соединявшему спальни. При появлении Келла лампы радостно вспыхнули. Магия далась легко и без усилий, но со светом в комнате не стало уютнее. Странно, но Келл никогда не чувствовал себя здесь как дома. Эта комната жала ему, как тесный костюм.
Эта спальня предназначалась для королевских особ. Потолок обтянут складчатой тканью цвета ночи, у стены изящный столик. Диван и кресла, серебряный чайный прибор, стеклянные двери на балкон, припорошенный снегом. Келл скинул плащ, вывернул несколько раз, возвращаясь к королевскому красному цвету, потом бросил на кушетку.
Келл скучал по своей маленькой комнатке на верхнем этаже «Рубиновых полей», с шершавыми стенами, узкой койкой и неумолчным шумом, но и комната, и таверна, и старуха, владевшая ею, – все они были уничтожены Холландом несколько месяцев назад, и у Келла не было сил искать новое пристанище. Та комната была его тайной, а он пообещал королевской семье – и Раю, – что перестанет заводить от них секреты.
Он скучал по той комнате – только там он обретал покой. Но к грусти примешивалось и другое чувство. Он получил по заслугам. Другие по его вине потеряли гораздо больше.
Поэтому Келл оставался в королевских покоях.
На возвышении стояла кровать – бархатный матрас и целое море подушек. Но Келл опустился в свое любимое кресло. Он отыскал его в одном из дворцовых кабинетов и притащил сюда. Изрядно потрепанное по сравнению с остальной обстановкой, оно стояло возле балконных дверей, за которыми теплым красноватым светом мерцал Айл. Келл щелкнул пальцами, лампы погасли, наступила темнота.
Здесь, в сиянии реки, его усталые мысли, как обычно, вернулись к Дилайле Бард. Перед его внутренним взором она представала сразу в трех обличьях. Тощая уличная воровка, обчистившая его в переулке; залитая кровью боевая подруга, сражавшаяся бок о бок с ним; и невозможная девчонка, которая ушла и ни разу не оглянулась.
«Где же ты, Лайла? – думал он. – И в какую еще переделку успела ввязаться?»
Келл вытащил из заднего кармана платок. Этот небольшой клочок материи дала ему в темном переулке девчонка, переодетая мальчиком, дала, чтобы легким движением руки обчистить его карманы. С помощью этого платка он не раз находил ее; может быть, и сейчас сумеет. А может, этот клочок теперь принадлежит больше ему, чем ей. Интересно, куда он попадет, если все-таки удастся?..
Он сердцем чувствовал, что она жива, иначе и быть не может, и завидовал ей. Завидовал тому, что девчонка из Серого Лондона странствует где-то по его родному миру, по местам, каких он, здешний житель, антари, никогда не видал.
Келл отложил платок, закрыл глаза и стал ждать, когда наступит сон.
И тогда она приснилась ему. Он увидел ее у себя на балконе, она стояла и манила его: выходи, поиграем! Во сне он держал ее за руку, и поток энергии соединял их пальцы. Во сне они бежали по незнакомым улицам городов, где он никогда не бывал и вряд ли побывает. И она была с ним, рядом, тянула его навстречу свободе.
Белый Лондон
Ожка всегда была грациозна.
И когда танцевала. И когда убивала.
Солнечные лучи разбегались по каменным плитам, и она кружилась в искристых сполохах. Ножи рассекали воздух, то взметались, то опадали, привязанные к ладоням длинным черным шнуром.
Ее волосы, когда-то светлые, теперь полыхали огнем, красным как кровь, резко оттеняя фарфоровую белизну лица. Волосы порхали вокруг ее плеч, когда она, гибкая и тоненькая, кружилась и изгибалась посреди смертельного круга. Ожка танцевала, и металл, идеальный партнер, двигался в такт ее текучим движениям. И все это время глаза ее были плотно закрыты. Она знала этот танец наизусть, выучила еще в детстве, на улицах Кочека – самой страшной части Лондона. Освоила в совершенстве. В этом городе на одной удаче долго не продержишься. Особенно если у тебя обещает проявиться сила. Стервятники почуют ее, перережут горло, чтобы поживиться каплями волшебства, кипящими у тебя в крови. И плевать им, что ты маленькая. Тем легче поймать тебя и прикончить.
Но Ожка выдержала. Кулаками и кинжалами проложила себе дорогу сквозь Кочек. Выросла, повзрослела, осталась в живых посреди города, который отнимает жизнь у всего живого. И у всех.
Но это осталось в прошлом. Теперь все иначе.
При каждом движении сквозь кожу проступали темные линии вен. Ожка чувствовала, как струится в ней волшебство, как бьется вторым пульсом, в одном ритме с ее собственным. Поначалу оно обжигало, и Ожка боялась, что сгорит в этом огне, как сгорели многие. Но потом сдалась. Тело прекратило борьбу, и сила тоже успокоилась. Ожка раскрыла объятия, и в тот же миг сила окутала ее, и дальше они танцевали вместе, пылали вместе, сплавлялись воедино, как прочная сталь.
Клинки – продолжения рук – пели в воздухе. Танец подходил к концу.
И вдруг она ощутила зов. Он вспыхнул в голове горячей волной.
Она остановилась – не внезапно, нет-нет, очень плавно. Накрутила на руки черный шнур, и рукояти ножей ласково ткнулись в ладони. И только потом медленно открыла глаза.
Один желтый.
Другой черный.
Это значило, что она – избранная.
Она была не первой, но это не имело значения. Главное – остальные оказались слишком слабы. Первый продержался всего несколько дней. Второй едва протянул неделю. Но Ожка – дело другое. Она сильная. Она все выдержала. Выдержит и дальше. Будет жива, пока от нее есть польза.
Так пообещал король, когда избрал ее.
Ожка обмотала клинки шнуром и сунула оружие в кобуру на поясе.
С кончиков алых волос струился пот. Она отжала их, накинула куртку, застегнула плащ. Пальцы, выпустив пряжку, пробежались по шраму, который тянулся от горла вверх и пересекал щеку, заканчиваясь прямо под королевской печатью.
Когда магия наполнила ее мускулы силой, кровь – теплом, а волосы – цветом, она боялась, что шрам исчезнет. Но нет. Он остался. И хорошо. Она честно заслужила свои шрамы. И этот, и все остальные, щедро покрывавшие тело.
В голове снова вспыхнул призыв, и она вышла из круга. День был холодный, но не промозглый, и над головой сквозь облака проглядывало голубое небо. Голубое. Не морозно-белесое, под которым она выросла, а по-настоящему синее. Как будто даже небо оттаивало. И Сиджлт тоже оттаивал, с каждым днем очищался ото льда, открывая полыньи с серовато-зеленой водой.
Куда ни кинь взгляд, мир пробуждался.
Оживал.
От этой картины кровь заструилась быстрее. Ожка вспомнила, как однажды побывала в лавке и увидела сундук, покрытый пылью. Она провела по нему пальцами, стирая серую пелену, и под ней обнаружилось темное дерево. Вот и сейчас так же, подумала она. Пришел король и провел рукой по городу, стряхнув пыль.
Потребуется время, сказал он. Грядут перемены. Ничего, она готова ждать.
Всего одна дорога отделяла ее нынешний дом от высоких стен замка. Ожка пересекла улицу и бросила взгляд на реку, на городские кварталы за ней. Из глубин Кочека до ступеней замка – вот какой долгий путь она прошла.
Ворота были открыты, по каменным стенам карабкались свежие лозы. Ожка коснулась небольшого пурпурного бутона и переступила порог.
Там, где когда-то тянулся Крёс Мект, Каменный лес, серое скопление каменных мертвецов у подножия замка, теперь, невзирая на зимний холод, пробивалась зеленая трава. Здесь остались только две статуи, обрамляли с боков дворцовую лестницу, словно часовые. Так приказал новый король – не для острастки, а как напоминание о ложных клятвах и павших тиранах.
Беломраморные фигуры изображали былых правителей – Атоса и Астрид Дан. Обе фигуры стояли на коленях. Атос Дан смотрел на хлыст, обвивавший его ладони, будто змея, и лицо его кривилось от боли. А Астрид сжимала рукоять кинжала, глубоко ушедшего ей в грудь, и рот был распахнут в беззвучном, бессмертном крике.
Статуи были страшные, некрасивые. Не то что новый король.
Новый король был совершенством.
Новый король был избранным.
Новый король был богом.
А Ожка? Она встречала взгляд его прекрасных глаз и понимала, что он тоже видит красоту в ней, с каждым днем все больше и больше.
Она поднялась на вершину лестницы и вошла в замок.
Ожка слышала рассказы о стражниках с пустыми глазами, служивших под началом Данов, о людях, у которых похитили разум и душу, оставив взамен лишь пустые оболочки. Но их уже не было, и замок стоял открытым, непривычно пустым. В первые недели после падения Данов его брали штурмом, захватывали, удерживали, снова теряли, но теперь от побоищ не осталось и следа. В замке царил покой.
Навстречу попадались слуги и служанки со склоненными головами, появлявшиеся и исчезавшие, и с десяток стражников, но их глаза не были пустыми. И двигались они осмысленно, в жестах сквозила преданность, которую Ожка понимала и разделяла. Это было возрождение, на их глазах оживала легенда, и все они в этом участвовали.
Она шла через замок, и никто ее не останавливал.
Наоборот, при ее появлении одни падали на колени, другие кланялись и шептали благословения. А когда она дошла до тронного зала, двери распахнулись, и за ними ее ждал король. Сводчатый потолок, когда-то нависавший над залом, исчез, массивные стены и колонны уходили в открытое небо.
Ее шаги гулко стучали по мраморному полу.
Неужели он и вправду раньше был сделан из костей? Или это всего лишь сказка? До Ожки доходили только слухи. Она была хитра, носа не высовывала из Кочека, в правление Данов всячески старалась не попадаться им на пути. О близнецах ходило немало легенд, и все они были кровавые.
Король стоял перед троном и смотрел на ровный круг магического бассейна у своих ног. Блестящая черная гладь завораживала Ожку – почти так же сильно, как и человек, который отражался в ней.
Почти.
Потому что в нем было то, чего недоставало черной чаше. Под внешним спокойствием бурлила энергия. Ожка чувствовала ее даже на другом конце зала, содрогалась под ее набегавшими волнами. Он источал силу.
Жизнь в этом городе только-только начала давать ростки, а в короле она уже распустилась пышным цветом.
Он был высок и силен, под изысканным нарядом бугрились могучие мускулы. Откинутые назад черные волосы, высокие скулы, крепкие челюсти. Губы слегка кривились, меж бровей пролегла еле заметная складка. Он задумчиво смотрел в бассейн, сцепив руки за спиной. Руки… Она вспомнила день, когда эти руки коснулись ее, одна прижалась к затылку, другая прикрыла глаза. Уже тогда она чувствовала силу, трепетавшую в его теле, мечтала о ней, нуждалась в ней, как в воздухе.
Почти касаясь губами ее уха, он заговорил:
– Ты принимаешь силу?
– Принимаю, – ответила она. И в тот же миг ее захлестнула волна. Жгучий жар, тьма, боль… Потом вернулся его голос, снова такой близкий. Он сказал:
– Перестань бороться, Ожка. Впусти силу.
И она покорилась.
Он избрал ее, и она не подведет. Ведь о нем говорилось в пророчестве – однажды придет спаситель. И она всегда будет рядом с ним.
– Ожка, – сказал он, не поднимая глаз. В его устах ее имя прозвучало, словно заклинание.
– Ваше величество, – отозвалась она и преклонила колени.
Его взгляд медленно поднялся.
– Ты же знаешь, я не люблю титулов. – Он обогнул бассейн. Она выпрямилась и встретила взгляд его пронзительных глаз – один был зеленый, другой черный. – Зови меня Холланд.
Глава 3
Обращая вспять
Красный Лондон
Кошмар начался как обычно: Келл стоит в людном месте – иногда в таверне «В двух шагах», иногда в Каменном лесу перед крепостью Данов или в Лондонском святилище – среди толпы и при этом одиноко.
Сегодня он очутился посреди Ночного рынка.
Народу было много, куда больше обычного, люди плечом к плечу теснились вдоль берега реки. На миг вдали показался Рай, но не успел Келл окликнуть брата, как тот растворился в толпе.
Вдруг неподалеку он увидел темноволосую стриженую девушку, окликнул: «Лайла?» – но, едва сделал шаг, как толпа поглотила и ее. Все кругом казались знакомыми и в то же время чужими, мелкие частички в колышущейся людской массе.
Потом, словно удар, – копна белых волос: сквозь толпу по-змеиному скользила бледная фигура Атоса Дана. Келл зарычал, потянулся за ножом, но у него на руке сомкнулись холодные пальцы.
– А, цветочный мальчик! – проворковал голос над ухом. Он обернулся и увидел Астрид, покрытую трещинами, словно кто-то собрал ее расколотое тело из кусочков. Келл отшатнулся, но толпа сгустилась еще сильнее, его толкнули в спину. Когда он пришел в себя, Даны уже исчезли.
Вдалеке опять мелькнул Рай. Он озирался, будто искал кого-то, произнес какое-то имя, но Келл его не расслышал.
На Келла налетел еще один незнакомец.
– Прошу прощения, – пробормотал он. – Прошу…
Слова рассыпались бесконечным эхом: люди проталкивались мимо, будто не замечая, будто его здесь и не было. Потом, стоило ему подумать, все замерли на ходу, обратив к нему лица, и на каждом были написаны гнев, и страх, и боль.
– Простите, – снова сказал он, поднял руки и увидел, что вены окрашиваются в черный цвет. – Не надо, – прошептал он, глядя, как магия рисует свой след. – Не надо, пожалуйста. – Тьма бурлила в крови, поднимаясь все выше. Толпа снова пришла в движение, но не отстранилась, а наоборот, стала наступать. – Уйдите, – взмолился он и хотел убежать, но ноги не послушались.
– Поздно, – донесся откуда-то голос Холланда. – Раз уж ты впустил ее, тебе конец.
С каждым ударом сердца магия проникала все глубже. Келл попробовал отогнать ее, но она уже засела в голове, заговорила голосом витари.
«Впусти меня».
Тьма проникла в сердце, и рвущая боль ударила в грудь. Где-то вдалеке Рай упал без чувств.
– Нет! – закричал Келл и ринулся к брату, бессильно, отчаянно. Рука задела кого-то поблизости, и тьма, словно огонь, перескочила с его пальцев в грудь случайного прохожего. Тот содрогнулся всем телом и рассыпался в пепел. Со всех сторон вокруг него люди падали один за другим. Смерть покатилась по толпе, как волна, неслышно поглощая всех на своем пути. Посыпались здания, рухнули мост и дворец. Келл остался один посреди опустевшего мира.
В тишине послышался звук – не всхлип и не вскрик, а смех.
Келл не сразу узнал этот голос.
Смеялся он сам.
Келл вырвался из тисков сна, хватая воздух ртом.
Из-за дверей пробивались солнечные лучи, отражаясь от свежего снега во дворе. Яркий свет резнул глаза; он зажмурился, прижал ладонь к груди и стал ждать, когда успокоится сердце.
Оказывается, он уснул в кресле, одетый. Голова после вчерашних излишеств раскалывалась.
– Чертов Рай, – буркнул он и с трудом поднялся на ноги. Голова гудела, болью откликаясь на все, что происходило за окном. Удары, которые вчера достались ему – точнее, принцу, – остались в прошлом, но последствия попойки оставались весьма чувствительными, и Келл подумал, что лучше уж резкая, но недолгая боль от раны, чем тяжкие, бесконечные муки похмелья. Он плеснул холодной водой в лицо, оделся, утешаясь лишь надеждой на то, что принцу сейчас еще хуже.
За дверями стоял на страже суровый воин с седеющими висками. Келл поморщился. Он всегда надеялся увидеть Гастру, но ему присылали Стаффа. Того, кто его терпеть не может.
– Доброе утро, – поздоровался Келл, проходя мимо.
– Добрый день, – поправил его Стафф (или Серебряный, как прозвал Рай стареющего стражника) и зашагал следом. Когда после Черной ночи к Келлу приставили Стаффа и Гастру, он не обрадовался, но и не удивился. В конце концов, не стражники виноваты в том, что король Максим больше не доверяет своему антари. Точно так же и Келл не виноват, что стражники не всегда могут уследить за ним.
Он нашел Рая в солярии – внутреннем дворике под стеклянной крышей. Королевская семья завтракала. Принц переносил похмелье на удивление стойко, хотя Келл чувствовал, как пульсирует в голове боль брата вместе с его собственной, и отметил, что принц сел спиной к стеклянным панелям, из-за которых лился яркий солнечный свет.
– Келл! – бодро приветствовал его Рай. – Я уж думал, ты до вечера проспишь.
– Прошу прощения, – сухо ответил Келл. – Кажется, я вчера ночью немного перебрал.
– Добрый день, Келл, – промолвила королева Эмира, изящная дама с кожей цвета полированного дерева и золотым обручем на черных как смоль волосах. Ее тон был добрым, но отстраненным, и казалось, прошло много недель с тех пор, как она протянула руку и коснулась его щеки. На самом деле прошло намного больше. Почти четыре месяца миновало после Черной ночи, когда Келл тайком пронес в город черный камень, и магия витари вихрем прокатилась по улицам, и Астрид Дан вонзила кинжал в грудь Рая, и Келл отдал частичку своей жизни, чтобы вернуть принца.
«Где наш сын?» – спросила она тогда, как будто сын у нее был только один.
– Надеюсь, ты хорошо отдохнул, – сказал король Максим, поднимая глаза от вороха бумаг.
– Да, сэр. – На столе лежали фрукты и хлеб. Келл тяжело опустился в кресло. К нему подошел слуга с серебряным кувшином и налил горячего чаю. Келл осушил чашку одним глотком, обжигающим губы. Слуга посмотрел внимательно и оставил кувшин рядом – незаметный жест, за который Келл был очень ему благодарен.
За столом сидели еще двое – мужчина и женщина в одеждах разных оттенков красного, с золотыми фибулами в виде печати Марешей с чашей и восходящим солнцем. Фибулы говорили о том, что это друзья короны, они открывали вход во дворец и призывали слуг и стражников оказывать их носителям не только сердечный прием, но и всяческое содействие.
– Добрый день, Парло, Лисане, – приветствовал их Келл. Это были остра, помогавшие организовывать турнир, и Келлу казалось, что в последние недели он видит их чаще, чем короля и королеву.
– Мастер Келл, – дружно поклонились они с дежурными улыбками и точно отмеренной вежливостью.
На столе была расстелена карта дворца и окрестностей, один угол прижат тарелкой с пирожными, другой – чашкой чая. Лисане указывала на южное крыло.
– Принц Коль и принцесса Кора разместятся здесь, в изумрудных покоях. За день до их приезда будут выращены свежие цветы.
Принц Рай выразительно посмотрел на брата через стол, но Келл так устал, что даже не пытался разгадать смысл его взгляда.
– Лорд Сол-ин-Ар, – продолжала Лисане, – поселится в западном зимнем саду. Мы, по вашим указаниям, свезли туда побольше кофе и…
– А что же вескийская королева? – проворчал король Максим. – Или фароанский король? Почему они не почтили нас своим присутствием? Не доверяют? Или у них нашлись дела поважнее?
Эмира нахмурилась:
– Они выбрали достойных посланников, которые будут их представлять.
– Мама, – усмехнулся Рай, – у вескийской королевы Ластры семеро детей, ей нетрудно на время одолжить нам парочку. А у фароанцев лорд Сол-ин-Ар – известный задира, последние два десятка лет разжигает недовольство везде, где только может, надеясь скинуть с трона своего братца и захватить власть в Фаро.
– С каких это пор ты стал интересоваться имперской политикой? – поддел его Келл, приступая к третьей чашке чая.
К его удивлению, Рай сурово нахмурился.
– Я интересуюсь своим королевством, брат. И тебе советую.
– Я не принц, – ответил Келл. У него не было настроения терпеть насмешки брата. – Я всего лишь тот, кто подчищает за ним.
– Как будто сам никогда ни во что не вляпывался!
Они впились друг в друга горящими взглядами. Келл боролся с искушением ткнуть себя вилкой в ногу, чтобы посмотреть, как брат поморщится от боли.
Что с ними случилось? Они никогда не были жестоки друг к другу. Но, видимо, боль и радость – не единственное, что передается через магическую связь. Страх, раздражение, гнев – все это пульсирует на невидимой струне, многократно усиливаясь. Рай всегда отличался переменчивым настроением, и теперь Келл сполна ощущал скачки его темперамента, и это бесило. Расстояние между ними не имело никакого значения. Они могли сидеть бок о бок или находиться в разных мирах – спасения не было.
Магическая связь все больше и больше напоминала цепь.
Королева Эмира кашлянула.
– Мне кажется, лорду Сол-ин-Ару больше подойдет восточный зимний сад. Он лучше освещен. Но как же быть со слугами? Вескийцы всегда путешествуют с полным комплектом…
Королева разрядила атмосферу, опытной рукой направив беседу в другое русло, но в воздухе повисло слишком много невысказанных слов. Келл встал и шагнул к двери.
– Ты куда? – спросил король Максим, передавая бумаги слуге.
Келл обернулся:
– Хотел понаблюдать за строительством плавучих арен, ваше величество.
– С этим справится Рай, – ответил король. – У меня для тебя поручение. – Он протянул Келлу конверт. До этой минуты Келл и не догадывался, как ему хочется сбежать – не только из дворца, но и из города, из этого мира.
Адреса не было, но он и без того прекрасно знал, куда следует доставить письмо. Трон Белого Лондона стоял пустым, и страну впервые за семь лет раздирали войны за власть, поэтому контакты были приостановлены. Келл побывал там всего один раз, в первые недели после свержения близнецов Данов, и чуть не лишился жизни, после чего было решено на время оставить Белый Лондон в покое.
Значит, Серый Лондон. Примитивный мир без магии, полный угольного дыма и прочного старого камня.
– Я отправляюсь немедленно. – Келл подошел к королю.
– Будь осторожен с принцем-регентом, – предостерег король. – Эта переписка – дань традиции, но его вопросы становятся все назойливее.
Келл кивнул. Ему часто хотелось спросить короля Максима, что он думает о правителе Серого Лондона. Интересно, о чем пишет регент? Расспрашивает ли короля-соседа столь же въедливо, как и Келла?
– Он хочет как можно больше узнать о магии, – сообщил он королю. – Я изо всех сил стараюсь не давать прямых ответов.
– Он глупый человек, – сказал король. – Будь осторожен.
Келл приподнял бровь. Неужели король Максим и вправду заботится о его безопасности? Но, протянув руку за письмом, он заметил в глазах короля недоверие и приуныл. Максим не прощает старых обид. Они для него как шрамы – со временем блекнут, но никогда не исчезают совсем.
Келл понимал, что сам виноват. Много лет он, путешествуя в ранге королевского посланца, тайком переносил из мира в мир запрещенные предметы. Не будь у Келла репутации контрабандиста, черный камень никогда не попал бы к нему в руки. Не погубил бы множество людей, не погрузил бы Красный Лондон в хаос. Может быть, Даны нашли бы и другой путь, но Келл был бы к этому непричастен. А он оказался пешкой, глупцом, и теперь расплачивался за это, точно так же, как и Рай расплачивается за свою роль – за талисман обладания, который впустил Астрид Дан в его тело. В конечном счете виноваты оба. Но король по-прежнему любит Рая. Королева по-прежнему рада его видеть.
Эмира протянула второй конверт, потоньше. Записка для короля Георга. Дань вежливости, не больше, но дряхлый король дорожил этими посланиями, и Келл тоже. Больной король и не догадывался, какими короткими они стали, и Келл не собирался ему это открывать. Он сплетал для старика долгие витиеватые рассказы об арнезийских правителях, о подвигах принца, о жизни самого Келла при дворе. Может быть, в этот раз он расскажет Георгу о турнире. Король будет доволен.
Он взял письма, шагнул к дверям, уже сочиняя в уме рассказ, и вдруг Максим остановил его:
– В каком месте думаешь вернуться?
Келл едва заметно насторожился. Этот вопрос давал понять, что отныне он на коротком поводке.
– Дверь откроется у выхода из Нареш Каса, возле южного края Рынка.
Король бросил взгляд на Стаффа, ожидавшего у двери, и тот кивнул: слышал, мол.
– И не опаздывай, – приказал Максим.
Келл отвернулся, оставив королевскую семью обсуждать гостей турнира, постельное белье для них и их предпочтения – кто любит кофе, кто – крепкий чай или вино.
В дверях солярия он оглянулся и поймал взгляд Рая, в котором, кажется, читалось «прости», а может быть, «проваливай» или даже «поговорим позже». Келл спасся бегством, сунув письма во внутренний карман. Он стремительно пересек дворцовые залы, вернулся к себе и скрылся в небольшой задней комнате, плотно закрыв за собой дверь. Рай, вероятно, держал бы в такой кладовке обувь или пряжки для плаща, но Келл оборудовал здесь небольшую, хорошо продуманную библиотеку, где хранил тексты по магии. Тут были книги и по философии магии, и практические руководства, что-то подарено мастером Тиреном, что-то взято из королевской библиотеки, но были тут и дневники самого Келла, заметки о кровавой магии антари, о которой мало что было известно. Одну тонкую черную тетрадку он посвятил витари – черной магии, которую он открыл, разбудил и уничтожил год назад. В этой тетради вопросов было гораздо больше, чем ответов.
На обратной стороне двери виднелось с полдюжины символов, старательно нарисованных кровью, – ярлыки, ведущие в разные места города. Одни потускнели от редкого использования, другие были свежими. Один из символов – круг, перечеркнутый двумя линиями, – вел в святилище Тирена на другом берегу. Келл обвел метку пальцем, и ему живо вспомнилось, как Лайла помогала тащить умирающего Рая. Другая метка вела в личную комнату Келла в «Рубиновых полях» – единственное место в городе, которое он по-настоящему мог назвать своим. Теперь от него не осталось и следа.
Келл осмотрел дверь и нашел символ, который искал: звезду из трех пересекающихся линий.
Эта метка притянула за собой другие воспоминания. Старый король в запертой каморке, его скрюченные пальцы сжимают красную монету, а губы шепчут что-то об угасающей магии.
Келл достал кинжал, спрятанный под манжетой, и царапнул запястье. Выступила кровь, густая и красная. Он обмакнул палец и заново обвел метку. Закончив, прижал ладонь к символу и произнес:
– Ас тасцен.
«Перенеси»
И шагнул вперед.
Мир вокруг его ладони стал мягким и прогнулся, он вышел из полутемной библиотеки в солнечный свет, такой яркий, что полузатихшая боль в голове вспыхнула с новой силой. Келл стоял в точно рассчитанном месте посреди внутреннего двора. Он был еще не в Сером Лондоне, а в саду одного из остра, в уютной деревушке под названием Дисан, знаменательной не своими плодовыми деревьями или стеклянными статуями, а тем, что в Сером Лондоне на этом же месте стоял Виндзорский замок.
На этом же самом месте.
Путевая магия работала только двумя способами. Келл мог перенестись либо между двумя разными точками в одном мире, либо из одной в другую, находящуюся в том же самом месте в другом Лондоне. И поскольку англичане держали своего короля в Виндзорском замке, довольно далеко за пределами Лондона, Келлу приходилось сначала переноситься в сад к остра Паверону. Келл гордился своими навигационными способностями, однако люди так мало разбирались в магии антари, что никто не мог оценить их по достоинству. Пожалуй, оценил бы Холланд, но он погиб. И наверняка у него имелась своя система ходов и выходов между мирами, такая сложная, что по сравнению с ней все ухищрения Келла показались бы детским баловством. В лицо пахнуло зимним воздухом. Некровоточащей рукой он достал из кармана письма, потом вывернул плащ наизнанку раз, другой, пока не нашел нужную сторону: черное одеяние до колен, с капюшоном и бархатной подкладкой. В Сером Лондоне холод всегда ощущался острее, промозглая сырость пронизывала до костей.
Келл запахнулся в новый плащ и сунул письма глубоко в карманы, вместо шелка подбитые мягкой шерстью. Вздохнул, выпустив изо рта теплое белое облачко, начертил на заиндевелой стене знак кровью. Но потом, коснувшись шнурка с амулетами, вдруг задумался. Замер, оглянулся по сторонам. В этом саду он был один, совершенно один, и наслаждался этим. Если не считать единственной поездки на север, когда они с Раем были еще мальчишками, Келл никогда не забирался так далеко от города. За ним всегда следили, но в последние четыре месяца присмотр становился все строже. За двадцать лет на службе у королевской семьи он привык ощущать себя вещью, но сейчас все больше чувствовал себя узником.
Наверное, надо было сбежать, пока была возможность.
«Ты и сейчас еще можешь сбежать», – послышался внутренний голос, подозрительно напоминавший голос Лайлы.
Она ведь сбежала. А он? Ему-то не надо скрываться в другом мире. Достаточно просто уйти. Подальше от сада, от деревни, прочь из города. Можно сесть в дилижанс, или выйти в океан на корабле, и… что потом? Далеко ли он доберется без гроша в кармане и с черным глазом, выдающим в нем антари?
«Ты можешь добыть все, что тебе нужно», – возразил голос.
Мир очень велик. А он его даже не видел.
Если остаться в Арнсе, его рано или поздно найдут. А если уехать в Фаро или Веск? Фароанцы считают его глаз признаком силы, и больше ничего, но Келл слышал, как вескийцы сопровождают его имя словом «крат’а» – «столп». Как будто арнезийская империя держится на нем одном. И если он попадет в плен в любой другой империи…
Келл посмотрел на окровавленную руку. Боже, да как ему могло в голову такое прийти – убежать?
Разве он может покинуть свой город? Сама мысль об этом – чистое безумие. Покинуть короля и королеву? Брата? Однажды он уже предал их – и даже не раз, и это едва не погубило его. И как бы ни было трудно, он не может подвести их снова.
«Ты можешь стать свободным», – настаивал голос.