Танкист: Я – танкист. Прорыв. Солдат Поселягин Владимир

Покосившись на ординарца, я спросил:

– Зачем?

– С вами спокойнее, надёжный вы.

– Ясно.

Услышав треск веток, я резко повернулся, не знаю как, у меня в руке вдруг возник пистолет, но это оказался Бабочкин, всё ещё носивший комбез и шлемофон танкиста. Браво поправив ремень карабина на плече, он промаршировал ко мне, и сказал:

– Товарищ майор, разрешите с вами остаться.

– Разрешаю, – по-доброму улыбнулся я.

Всё же команда у меня начала формироваться. Жаль, что комдив всех партизан увёл, думаю, их быстро нагонят и рассеют, частично уничтожив, но я только желал парням удачи. Видимо, судьбой было начертано, что у них теперь своя война, а у меня своя.

– Уходим, – скомандовал я и, подхватив свой сидор, зашагал в лес, оба бойца направились следом за мной. Пока немцы не взяли склады под контроль, нужно к ним наведаться.

Честно говоря, такого облома я не ожидал, столько планов было реорганизации. Немцы бы в лес не полезли, и я бы за неделю довёл подразделение до кондиции. А если бы даже полезли, я бы легко показал, кто тут хозяин, дорога до лагеря узкая, засаду организовать легко, мины есть, правда, сапёров не было их устанавливать, но я немного разбирался, на полигоне мы их тоже использовали, проверяли опытные машины на подрывы. Схему повреждений писали, чтобы усилить днища или ходовые механизмы. Вот так планы строишь, строишь, хоп, и такой облом. Кто этого комдива к нам привёл, чего немцы так оплошали и упустили его? Мне вот этот Котов с первого взгляда показался как раз из тех командиров, которых я называл старой формации. Уверен, торопя свои части к границе, он даже зенитным прикрытием не озаботился, в пехотных колоннах я ни одной зенитки не видел, только у него в штабе было две штуки. Избиваемые с воздуха колонны, деморализованные, с потерями, по соприкосновении с противником кидал с ходу на убой. Пока у него они не закончились. А тут вспомнил о моих ребятах, скотина. Нет, знал бы, что он появится, при приближении всего один выстрел, и проблема была бы снята, но прибыл я поздно, когда он уже отправил подразделения в дорогу. Мы самый хвост выходящей из лагеря колонны застали. Да и Злобин, начни я с ним ругаться и махаться на кулаках, меня бы не понял. По мнению местных командиров, у кого больше шпал, тот и прав. И что мне форма генерала не досталась, таких бы дел здесь натворил! Жаль, возраст не подходит её носить, майора еле-еле натянул, выше уже не получится. Действительно жаль.

На продовольственном складе никого не было. При нас было три сидора и мой чемодан. Вскрывая ящики, мы отобрали всё, что возьмём с собой. Я переложил всё, что мне пригодится в дороге, в сидор, включая бритвенный набор, частично заполнил свободное место банками с тушёнкой и пачками галет. В походе высококалорийная еда пригодится. В котелок, который убрал туда же в сидор, сложил пачку заварки и пачку сахара. Вытряхнув из чемодана всё ненужное, я отдал его ординарцу. Тот использовал чемодан для переноски остального продовольствия. Набрал круп, чтобы похлёбки варить, разбавил банками с консервами, сухарями и галетами. Всё в разных пропорциях, но много не брал, чтобы не перегрузить, ручка-то одна, нести тяжело будет. В свои сидоры они с Бабочкиным тоже покидали консервов, галет. Ну, и крупы.

Помимо этого они вынесли шесть ящиков с тушёнкой и спрятали их в лесу. Это НЗ, вдруг придётся вернуться, а тут будут немцы. Унесли метров на триста и спрятали в кустарнике. Я сам место искал для схрона. Очень удобное, не каждый туда залезет, шипов побоятся. Тут же мы плотно поели, хотя до обеда ещё часа три было. Вот со складом вооружения был откровенный облом, там уже немцы хозяйничали. Шустро они склады под себя подгребают. Отдельно были сложены штабеля с гранатами, поэтому, проинструктировав Бабочкина, я отправил его по-пластунски к ним, выдав гранату. Тот должен был пролезть под колючей проволокой ограждения, зажать это ребристое яйцо между ящиками и вытащить предохранительное кольцо. Кто-нибудь ящики потревожит, чека освободится, и бум. Возможно, другие гранаты и не сработают, скорее всего, так и будет, но надежда имелась. И чего комдив не приказал всё тут уничтожить перед уходом? Так торопился в тыл свалить, что про всё забыл? Помню, как его глаза испуганно бегали во время нашего общения, он встряхнулся, только когда я рассказал, как мы немцев кровью умыли. Ладно, чёрт с этим комдивом. Перевёрнутая страница, а вот нам нужно было торопиться.

Как только Бабочкин вернулся, я приказал:

– Уходим. У нас дел на сегодня немерено.

В этот раз на опушку мы вышли в полукилометре от места засады, дорогу ещё не освободили, что меня откровенно порадовало, там только-только бульдозер какой-то инженерной части начал сталкивать горелые перекрученные куски металла, ранее бывшие автомобилями, с дороги в болото. Дозорная группа, которая опоздала с возвращением к месту засады, стояла всё там же, у места боя. На опушке были секреты, я видел пулемётную позицию.

Опустив бинокль, я сказал двум своим подчинённым:

– Значит, слушаем приказ. Видите ту низину в поле? Она не просматривается со стороны немцев. Наша задача: по ней дойти вот до той группы тяжелых танков. В данном случае нас интересует тот, что на вид не повреждён, а не тот, у которого башня на корму сползла. Там по ситуации определимся. Вперёд.

Мы обошли кустарник и пригнулись, чтобы нас не заметили, но дальше уже шли в полный рост, когда вышли за пределы наблюдения противником. Но у дороги шестьдесят метров ползли по-пластунски. Я не хотел, чтобы нас увидели. Добрались нормально, Михалыч, то есть красноармеец Лосев, мой ординарец, по очереди с Бабочкиным перетаскивали чемодан. Тут его волоком тянули, не заботясь, что станет с его внешним видом. Я от чемодана отказался, и мне было всё равно, что с ним сделают.

Вот с танком был облом. На вид, не считая свежих осколочных царапин на броне, он был целым, ствол пушки тоже, но люки закрыты, а ключа у меня не имелось. Оставив обоих бойцов у кормы танка, я пополз к следующему. До него было сто пятьдесят метров. Там мне повезло, в забрызганном кровью боевом отсеке я в сумке командира нашёл всё, что требовалось. Более того, проверил боезапас в танке. Он был полон, и в случае нужды его можно будет тут позаимствовать. Хороший склад. Прихватив также пару снаряжённых дисков к пулемётам – как я видел по стволам, в запертом танке всё было на месте, а вот в повреждённом пулеметы частично демонтировали. Подумав, взял ещё свёрток с запасным комбезом, второй был кровью залит, и запасной шлемофон. Интересно, куда похоронная команда эти ДТ дела, что-то я в куче собранного вооружения их не видел? Или танкисты забрали? Не знаю.

Вернувшись, я передал диски, после чего развернул комбез. К сожалению, не мой размер. А вот Лосеву подходит. Велел ему переодеться и сменить пилотку на шлемофон. После этого велел бойцам пока ждать, сам быстро забрался на броню и укрылся за башней. Не хотел, чтобы меня заметили. После чего на миг выглянул, сунул ключ в скважину и снова спрятался, но, дотянувшись рукой, повернул. Всё, командирский люк открыт. Убрав ключ в карман, я быстро открыл люк и вниз головой скользнул внутрь и прикрыл крышку люка. Фуражка упала с моей головы, но не страшно. Страшнее было то, что внутри дышать было невозможно, по всему телу сразу выступил пот, пропитав форму. Жара и духота внутри царили жуткие. Пришлось люк оставить полуоткрытым, чтобы хоть какая-то вентиляция была.

К счастью, экипажа не было, а то я уж думал, что он погиб и остался внутри. Нет, лишь смазанный след крови на одном из снарядов, и всё, пусто. Проверив оружие – оно было в порядке, прицел и замок на месте, – повернул маховики наводки в сторону колонны, там уже закончили с расчисткой и пустили вперёд танки. Ухохотаться можно, чешские «тридцать пятые» где-то нашли. Хотя вот ещё пара «тридцать восьмых» идёт, следом грузовики с пехотой.

Приоткрыв люк, я скомандовал:

– Бойцы, ко мне.

Сперва внутрь неловко протиснулся Бабочкин, стукнув мне по колену прикладом карабина, свой и мой сидоры он держал в руках. Отобрав их, я кинул на место мехвода – нет времени, нужно поторопиться. Потом ординарец полез. Этот вообще в люке умудрился застрять. И ведь чемодан хотел взять, ладно, я заметил, велел у кормы оставить. Наконец Лосев протиснулся в люк и стал с интересом осматриваться в очень тесном для нас боевом отсеке. В ребристом шлеме, он теперь ничем не отличался от современных советских танкистов. Ремень с подсумками он надел поверх комбеза, им и зацепился в люке. Отправив его сидор к нашим, я показал, куда поставить оружие и разместиться самому. Лосев должен с места командира наблюдать за окрестностями, чтобы к нам не подкрались, и сообщать мне, где самые жирные цели. То есть он у нас будет наблюдателем.

– Значит, так, бойцы. Немецкая колонна идёт к нам, следовательно, нужно её остановить. Красноармеец Бабочкин, вы снова становитесь заряжающим, только в этот раз снаряды потяжелее, и бухает пушка куда громче. Это осколочные, перед тем как уложить снаряд в приёмник, нужно открутить колпачок. Вот это бронебойный, показываю, как снаряжать…

Немного изогнувшись, с места наводчика я зарядил пушку, указав, где бронебойные снаряды, а где осколочные. Других тут не было. Осколочных, к счастью, больше всего, танков у немцев не так и много. Всего одиннадцать штук общим числом. Тут я считаю и «двойку» из передового дозора. Кстати, ей до нас метров сто осталось. Близко мы передовой дозор подпустили. Подключить шлемофоны я не успел, хотя и нашёл в этой машине запасной, который сменил на свою фуражку. Но начался бой. Первый выстрел, естественно, был мой.

Бронебойный снаряд, пройдя тонкую лобовую броню «двойки», как мне кажется, даже выбил через корму двигатель, что-то за ним такое массивное закрутилось по дороге. Потом осколочным выстрелом я поразил грузовик с солдатами, что шёл за танком. В кабину попал. Третьим в передовом дозоре был бронетранспортёр. В этот раз, как было видно, он немного видоизменился, грузовик с солдатами добавился. В кратких промежутках, пока Бабочкин перезаряжал пушку, я успевал пострелять из спаренного с орудием пулемёта, именно так уничтожил двух мотоциклистов. Тут пистолетная дистанция, у них не было шансов. А также проредил уцелевшую пехоту, залёгшую у машины. Их немного уцелело, выстрел я сделал по кабине, но досталось и кузову, так что часть пассажиров там превратились в фарш, вторым выстрелом развалил машину, а вот следующим и бронетранспортёр достал. Болванка пробила двигатель, и тот зачадил. Всё, с передовым дозором покончено, хотя оттуда и доносится редкая стрельба. Звон пуль по броне был хорошо слышен. Однако я не отвлекался, так как перенёс огонь на основную группу. Бабочкин заметно освоился и кидал в приёмник снаряд за снарядом. В танке было душно, вентиляторы не работали, поэтому я велел Лосеву открыть люк и выкидывать гильзы наружу, что тот, изредка отвлекаясь от наблюдения в перископы, и делал.

Дальше я стрелял в основном только из бронебойных, поражая чешские танки один за другим. Те по мне тоже стреляли, грохотали по броне их снаряды. Меткие гады, на редких остановках успевали выпустить по снаряду. Танки немцев уже вышли из бутылочного горлышка, где я устроил их мотопехоте утром засаду, и, растекаясь по полю в линию, пошли в атаку, прикрывая колонну на дороге. Зря, я двумя выстрелами, выпустив осколочные снаряды, снова закрыл проезд, подбив бронетранспортёр и грузовик в самом узком месте. Потом занялся танками. С каждым выстрелом очередная чешская машина замирала, когда мёртвой горой, а когда выкидывая из люков дымы, изредка с языками огня. Последние два я поразил чуть ли не в упор, шустрые. Быстро до меня добрались. После этого открыл огонь по стоявшей колонне. Было видно, что командиры этой части решили отвести её обратно, в конце машины сдавали назад и начали уходить за поворот, там дальше я уже не видел. Тут я действительно немного просчитался, нужно было снова подбить машину в конце колонны, чтобы остальные запереть на дороге, которая передо мной как на ладони лежала. Грузовики и два бронетранспортёра мне бока подставили. В принципе, немцы успели отвести всех солдат и вывести пока только пять или шесть грузовиков. Вот остальные я не упустил. Подбил всё же крайний, который не успел уйти за поворот, после чего прицельно стал уничтожать осколочными снарядами остальные грузовики, превращая их в груды металла. Шестнадцать грузовиков огнём и металлом снёс с дороги. Жаль, потерь в живой силе я им значительных не нанёс, успели они свою мотопехоту отвести в укрытие, пока я танки выбивал. Кстати, на десять танков – тот из передового дозора я не считаю – у меня ушло шестнадцать снарядов. Обычно по одному на танк, но тут болванка, пробивая броню, улетала дальше, а «чех» двигается и продолжает стрелять, приходилось по нему бить ещё раз. Да один раз болванка в рикошет ушла, а так лёгкая броня немецкой техники наши снаряды не держала. Один хитрый «чех» ушёл в сторону и укрылся за лежавшей на боку «тридцатьчетвёркой» – пытался спрятаться от губительного огня. Но весь корпус спрятать не смог, корма торчала. Вот я в корму и засандалил снаряд. Теперь танк красиво дымит.

– Шабаш, сдулись немцы, – громко сказал я и закашлялся от сухого, раздирающего горло порохового дыма. – Помогли мы нашим уйти, немцы их теперь не скоро догонят.

Бабочкин, что подхватил очередной снаряд, выпустил его из рук и без сил привалился плечом к боеукладке, устало и счастливо улыбаясь. Его закопчённое лицо так и светилось радостью.

– Как мы их, командир, хорошо сделали?

– На нас троих можно записать одиннадцать танков, четыре бронетранспортёра, два десятка грузовиков и два мотоцикла с колясками и пулемётами, – устало привалившись на спинку сиденья наводчика, стал перечислять я. – Это всё наше. В живой силе не скажу, но с сотню точно должно быть. Я пулемётами по грузовику прошёлся, танкистов расстреливал, когда они, как тараканы, из танков выпрыгивали, да и на дороге тоже зацепить должен был. Есть у немцев потери, и не только в технике. Будь уверен.

– Командир, – стукнул меня Лосев в левое плечо. – Немцы.

Они с Борисовым оба плеча мне отбили. Один подтверждал, когда перезаряжал, второй привлекал внимание к цели. Бывало, действительно выводил на жирную и интересную цель.

– Где? – насторожился я.

– Сзади, мотоциклисты.

Быстро посмотрев в приборы, я зло усмехнулся. Два мотоцикла неслись к нам. Седоки, что находились за водителями, держали в руках связки гранат. Ага, лихим наскоком решили нас взять. Связками – это бесполезно. Я даже башню разворачивать не стал, только чуть подправил и ударил из кормового пулемёта. Срезал сперва одну пару – коляски были пустыми, даже пулемёты сняли, потом и вторую. Один мотоцикл кувыркнулся, а второй, замедлив ход, задёргался и заглох. Я специально так стрелял, чтобы не повредить технику, свалим на ней, когда будет такая возможность. Мотоциклы вездеходные, и по полю без проблем пройдут.

Всё же башню разворачивать пришлось, дальше на дороге стояли ещё мотоциклисты, наблюдавшие за результатом лихого наскока. Увидев, что тот не получился, а башня начала поворачиваться к ним, мотоциклисты развернулись и рванули назад. Три успели уйти за холм, а вот четвёртого я перехватил. Осколочный снаряд рванул рядом, вторым я добил мотоцикл, детали и куски тел экипажа полетели в разные стороны. Удачно попал, несмотря на расстояние в полтора километра.

– Так, бойцы, у нас отличный шанс заиметь рабочую технику. Сейчас оба покидаете танк и бегом к мотоциклу, своё оружие можете не брать, там трофеи будут. Мотоцикл угоните в низину, по которой мы шли, оставите в ней. После этого бегом к подбитому танку, второму КВ, нужно пополнить боезапас. А я вас прикрою.

Объяснив Бабочкину, как переключать на мотоцикле скорости, чтобы на нейтральную поставил, а то оба бойца дел с мотоциклами не имели, я тут же дёрнул Лосева на место, он собирался покинуть машину через командирский люк. Сделал я это вовремя. В двадцати метрах от правого борта вырос куст миномётного разрыва. Дальше немцы стали сыпать мины градом, поэтому покидать танк смысла не было, а люки закрыли, оставив у одного щель, я показал красноармейцам, как надо держать люк не запертым, на одном ремне. Делать было нечего, калибр у мины мелковат, хотя после одного случайного попадания звон в ушах долго стоял. Я перезарядил пулемёты, перебрался на место стрелка-радиста и, подобрав тюк с запасным комбезом, расстелил его. Почти мой размер. Медлить не стал, стянул сапоги, надел комбез прямо на форму, после чего вернул сапоги, поправил шлемофон. Ремень я застегнул поверх комбеза, поправив кобуру с пистолетом. Жара в машине стояла страшная, вода из фляжек утекала стремительно, но мы крепились, хорошее дело делаем.

Пока я занимался комбезом, Лосев продолжал наблюдать в приборы, мало ли что, Бабочкин перебирал снаряды, чтобы были под рукой. За этот бой мы выпустили более пятидесяти снарядов, почти полбоекомплекта. Требовалось пополнить.

Наконец миномётный обстрел стих, мы внимательно осмотрелись, немцев не было видно, после чего бойцы выскользнули наружу и, пригибаясь, побежали ко второму танку. В двухстах метрах за ним и находились мотоциклы. Причём Лосев волоком тащил чемодан, видимо, вместе с мотоциклом решил оставить его в безопасном месте. Тот вроде не пострадал.

Миномётный обстрел до мотоциклов не докатился, на вид целые. Немного помучившись с выбранной машиной и сбросив лежавшего на руле водителя на землю, красноармейцы стали толкать тяжёлый мотоцикл в сторону низины. У них на это ушло с полчаса. После этого бегом пробежали к соседнему танку, Лосев так и второй мотоцикл обыскал и унёс к нашему трофею чем-то плотно набитый ранец и вооружение. Бабочкин же приготовил снаряды к переноске. Он нашёл внутри сидор и набил его дисками. После чего взял по два снаряда, и они побежали обратно. Открыв люк, я по одному принимал снаряды. Потом принял и сидор с дисками, и трофейный немецкий автомат с подсумками под длинные запасные магазины. Это был МП-40, я сразу его узнал. Он даже внешне отличался от своего прототипа МП-38.

Пока я раскладывал диски, бойцы сделали вторую ходку. Так что снова пришлось принимать снаряды. Ничего, дело нужное. Поглядывать по сторонам я не забывал, и когда заметил, что в том месте, где скрылись мотоциклисты, наметилось движение, положил там два осколочных снаряда. Больше бойцами рисковать я не стал. Когда они вернулись с очередной партией из четырёх снарядов, загнал их внутрь. Нам удалось пополнить боезапас на двадцать четыре снаряда минус два, выпущенных мной. Пока неплохо.

После этого мы занялись машиной. Лосев, вскрыв цинк с патронами, который находился в танке, стал набивать пустые диски к пулемётам, опустошённые мной во время боя. Бабочкин открыл нижний люк и проверил, насколько там свободно, взял лопатку и стал копать ямку – на случай, если кому срочно захочется в туалет. Они-то сходить успели, когда покидали машину, а вот я нет. Туда же он раскидал и россыпь гильз от стрельбы из пулемётов. Я же проверил сеть и подключил все шлемофоны. Аккумулятор был свежий, рабочий, так у нас появилась бортовая сеть, и мы могли в бою переговариваться, пока же я её выключил, чтобы заряд не тратить, рация все равно не работала.

Когда все работы были сделаны, я велел бойцам отдыхать, используя краткие минуты затишья. В то, что нас оставят в покое, я не верил, тут была прямая и при этом неплохая дорога к Минску, немцы её не оставят и попытаются нас сковырнуть. Интересно, что они предпримут, авиацию вызовут или тяжёлую зенитку подтащат? Им известно, что для «ахт-ахт» наша броня проблем не создаёт? Посмотрим по ситуации.

Сам я отдыхать не стал, перебрался на место Лосева и, изредка поглядывая в приборы наблюдения, занимался МП, что мне подарили бойцы. На ремне с подсумками ещё был парабеллум, что показывало, что снято это оружие с унтера. Пистолет я отдал Лосеву, тот снял свой ремень и повесил на него кобуру. Так вот, сняв с ремня подсумки, я расстегнул свой и надел их, подогнав по бокам. Было два подсумка по четыре магазина в каждом. После этого проверил сам автомат, отстегнул магазин и подсчитал, сколько в нём патронов. Полный, значит, немец собирался пострелять. Обычно солдаты держат в магазинах по двадцать пять патронов, чтобы пружина не подвела, снаряжают полностью, если только собираются вступать в бою в ближайшие сутки. Проверив остальные магазины, я выщелкнул лишние патроны и убрал их в свой сидор. Будет запас для маузера.

После этого делать было нечего, время тянулось медленно. Почистив, наконец, свой ТТ, я сидел и лишь поглядывал по сторонам, стараясь не клевать сонно носом. Жара и духота, что стояли в машине, убивали, поэтому приходилось бодриться. Хорошо, что бойцы принесли трофеи, немецкие фляги со свежей водой, а то мы свои уже допили, а это какой-никакой, но запас. Это ещё не всё, Борисов в соседнем танке обнаружил двухлитровый термос с водой, в этом танке его не было. Видимо, экипаж забрал. Этот термос наш НЗ, флягами пока пользуемся.

Бойцы заснуть не смогли, просто отдыхали, лениво переговариваясь. Небольшой доступ воздуха шел через открытый нижний люк, а благодаря приоткрытому верхнему, создавалась и тяга, а то совсем бы мы уморились. Так получить тепловой удар – нечего делать.

– Бойцы, к бою, – скомандовал я, и мы тут же зашевелились, меняясь местами, подключая шлемофоны к выходам сети и проверяя, как она работает.

Когда я в очередной раз выглянул, то обнаружил столб пыли, что приближался к нам с тыла. Колонна техники шла, к гадалке не ходи. Не думаю, что это наши войска. Скорее всего, немцы обошли. Я же одну дорогу перекрыл, другие свободные, вот противник и выслал помощь для деблокирования дороги. Думаю, это танки. Со стороны побитых немцев всё было затянуто дымом, никакого шевеления я не замечал, но я был уверен, что они знали о приближающейся помощи.

Плохо было то, что к противнику танк был развёрнут кормой, а тут можно найти слабые места, но пушка был повёрнута в нужную сторону, так что мы ждали. Разглядев на дороге приближающиеся знакомые угловатые силуэты «четвёрок» с их кургузыми пушечными стволами, я усмехнулся. Помощь серьёзную прислали, у немцев эти танки считались тяжёлыми. Если танкисты противника лоханутся и попрут в атаку, это хорошо, наши снаряды брали их лобовую броню, хоть и с полукилометра. Но на это не стоило рассчитывать, это опытные черти. Скорее всего, укрываясь за складками местности, они постараются поразить нас в корму, чтобы поджечь танк. Я бы так и поступил. Это в их ситуации самое правильное для выполнения поставленной задачи. Что ж, будем ловить показывающиеся на холме башни в прицел. Другого ничего не остаётся, тут мы в патовой ситуации. Кстати, точно не скажу, но танков вроде было пять. От нас до приближающейся колонны было два километра, и до того момента, как они свернут за холм, чтобы уйти из нашего прицела, я решил их прищучить. Дальность великовата, конечно, полтора километра будет, но постараемся. Тем более я там мотоцикл накрыл и вторым выстрелом добил. Пушка тут не расстреляна, как я уже убедился, бьёт довольно точно, прицел слабоват, но ничего, поборемся.

– Бронебойный, – последовала моя команда.

– Готово, – и удар по плечу.

Честно говоря, нас спасло то, что немцы не вызвали авиацию. Тут один заход штурмовика – и факел. Танк лишён подвижности, как я уже успел убедиться, заглянув в технические лючки, двигатель от близкого разрыва бомбы сошёл с фундамента. С учётом профессионализма немецких лётчиков, опыта у них ого-го, проштурмовать танк им как нечего делать. Это в двигающуюся машину сложно попасть, тем более если та постоянно меняет направление, а в неподвижную промахнуться птенчикам люфтваффе сложно.

В планах у меня было на случай бомбардировки покинуть машину и отлежаться в низине. Тут метров сто до неё бежать, должны успеть. Если заранее, конечно, авиацию засечём. Однако у немецких лётчиков были дела поважнее, чем наш одиночный танк, пробкой блокирующий дорогу. Артиллерию они тоже не использовали, видимо, тяжёлые стволы не подошли, а вот ушедшую дальше по параллельной дороге колонну, видимо, тормознули и попросили командира выделить танки. Не то чтобы я планировал продержаться до темноты, но надежда была, всё же не единичный случай, однако нам шансов не давали. Немцы тут густо шли, так что было, откуда направить помощь.

Подправив прицел, я нажал на педаль спуска, и пушка грохнула. Почти сразу зазвенела гильза по полу, ее подхватил Лосев и выкинул наружу, а Бабочкин уже закидывал следующий бронебойный снаряд. Выстрел был удачен. Снаряд попал в корму и нанёс серьёзные повреждения. Полетели обломки траков и ведущее колесо. Вторым выстрелом я добил танк, и тот вспыхнул. Из башенного люка выскочили два танкиста, после чего из люков показалось пламя, больше из подбитой машины никого не было. Это была моя единичная победа, остальные прибавили скорость и скрылись за холмом. Болванки бессильно врезались в землю неподалёку, но попаданий больше не было. Хотя вроде у одного вспыхнули искры рикошета на башне, но мне могло показаться. Как я уже говорил, оптика тут была так себе, больше по интуиции стрелял. Да и опыт стрельбы на полигоне делал своё дело. Больше тысячи снарядов из разных стволов всё же выпустил, да и учили меня не инструкторы, а фронтовики, у которых опыта стрельбы хоть жопой ешь. Показали мне такой мастер-класс, что моё самомнение упало ниже плинтуса. Ладно, хоть основы дали, так что дальше я сам займусь наработкой опыта высококлассной стрельбы. В принципе, сейчас этим и занимался. А так правильно ругали эти танковые пушки. Ствол коротковат для дальней прицельной стрельбы. Кучность падает. Кстати, один из фронтовиков, когда пробовал Т-46, как был прозван наш прототип «пятьдесят пятого», даже прицелом не пользовался. Я заряжающим у него был, всё видел. Он стрельнул, нацарапал гвоздём на смотровом стеклышке командирской башенки полоску – я его чуть не убил, танк новый был, я за него отвечаю, – а дальше, не смотря в прицел, на ходу, используя только эту полоску, выполнил все нормативы по стрельбе. Все, даже на дальних расстояниях разил цели. Вот таким наводчиком я и хотел стать. Этот капитан у нас на полигоне пробыл две недели, от него я тоже получил уроки, не за просто так, конечно, я дал ему возможность пострелять из всего, что у нас было. Ис-3 его больше всего в восторг привёл. Ну, а о том, что его уроки были в тему, свидетельствовало, что стрелял я на очень приличном уровне, хотя и был середнячком, но как тот капитан и говорил, а я был с ним согласен, мне требовался только опыт. Нарабатывать его я начал на полигоне, продолжил здесь.

– Бойцы, слушаем мою команду. Оставляете карабины, снимаете с крепления два ДТ, не забудьте сидор с запасными дисками. Он полный. Затем хватаете наши вещи, и бегом к мотоциклу. Ждёте меня там. Бегом!

Бойцы, которые, пыхтя, снимали пулемёты, не мешали мне развернуть башню и, самолично перезаряжая пушку, открыть огонь по подбитым «чехам». Тем более после третьего выстрела они уже покинули боевой отсек танка. Я говорю про тех «чехов», что стояли подбитые, но не горели, а мне требовалось, чтобы сгорели, тогда их только в утиль. У немцев отличная техническая поддержка, восстановят быстро, а так я гарантированно выводил танки из строя. Даже в корму лежавшей на боку «тридцатьчетвёрки» болванку послал, правда, танк зачадил только после второго выстрела. До тех двух, что находились в воронке, мне было не дотянуться, один подбитый «чех» перекрывал обзор.

Сняв прицел и достав из кармана трофейную зажигалку – с диверсантов снял, – собрал в кучу тряпье и поджег его. Всё, скоро танк рванёт. Выскочив наружу с трофейным автоматом в руке, я побежал ко второму КВ. Там проделал ту же операцию. Обе машины сильно дымили из люков, жаль, до «тридцатьчетвёрок» в воронке не добраться, я бы и их привёл в негодность. Закончив с поджогом второго КВ, пригибаясь, подбежал к мотоциклу, у которого находились бойцы. Лосев верёвкой привязывал сидоры и чемодан к коляске.

Со стороны расстрелянной авто- и бронеколонны строчили два пулемёта. Видимо, там сообразили, в чём дело, и открыли беспокоящий огонь. Ишь, как осмелели. Когда я запустил мотор мотоцикла, Лосев в люльку не залез – полная, сверху устроился, воткнув между сидорами свой пулемёт и карабин, который всё же прихватил. Неподалёку появился куст первого миномётного разрыва. Это нас подстегнуло. Бабочкин сел позади меня с пулемётом под мышкой. Ремня у него не было, хотя сошки оба красноармейца прихватить не забыли, но не прикручивали их пока, времени на это не было.

Мотоцикл, завывая мотором, пополз по пашне в сторону леса, скорость развить не получалось, и так темп неторопливо бегущего человека. Выезжать на дорогу смерти подобно. Они сейчас все заняты немцами. Двигаться за своими войсками, так там у холма четыре из пяти немецких танков и слегка прореженные мотоциклы, со стороны границы – злые гренадёры. Так что у нас был один выход – вернуться в лес. Из-под обстрела мы удачно ушли, никого не зацепило. Главное, в лес уйти и ночи дождаться, а там в потёмках и уйдём.

Пришлось дальше по низине ехать. В том месте, где мы спустились в неё, в лес не уйти, пулемётчики не дадут, однако проехав полтора километра, я свернул к опушке и углубился метров на пятьдесят, пока не уткнулся в кустарник. О немецких танках я помнил, да и они о себе напомнили, засекли. Когда я покинул низину и выехал на опушку, они меня рассмотрели, а когда уже крутился между деревьями, два снаряда разорвались, выпущенные танковыми пушками. Больше не стреляли. Ничего другого немецкие танкисты сделать не могли и хоть так «обматерили» нас. Два с половиной километра для короткоствольных пушек – кучно легли, я оценил мастерство наводчиков.

Когда мы ушли в лес на пятьдесят метров, я остановил мотоцикл, не глуша его, и приказал бойцам покинуть машину.

– Бабочкин, вы двигаетесь метрах в пятидесяти вдоль опушки, проводите разведку. Будете передовым дозором. Идём до лесной дороги, что вела в ваш бывший лагерь, переходим её, ещё метров двести, и встаём лагерем у берега ручья. Поищите нормальное тихое место. От опушки дальше чем на сто-двести метров не удаляйтесь.

– Есть, – козырнул тот, закинув пулемёт на плечо.

– Лосев, на вас непосредственное охранение, будете двигаться, отстав метров на двадцать. Немцы сейчас злые, могут и погоню послать, приглядывайте за нашим тылом.

– Есть, – зеркально повторил тот действия Бабочкина. Карабин свой он не трогал, пулемёт в руках держал.

– Действуйте.

Бойцы прикрутили к пулемётам сошки, после чего занялись выполнением приказа. Бабочкин шёл ходко, я за ним на скорости быстро идущего человека. Лосев иногда замирал, вслушиваясь в лес, и скользил следом. Хм, хорошо шёл, с лесом он явно знаком не понаслышке. Видимо, из лесной деревни, он сам говорил, что деревенский. Так и двигались, пока не пересекли дорогу, и, не углубляясь дальше в лес, встали лагерем. Кстати, Лосев довольно грамотно замаскировал наши следы на дороге. И примятую траву поправил, и дорогу подмёл. Молодец.

Заглушив двигатель, я не отдал приказа отдыхать, хотя мы все и устали – такой тяжёлый день! Нет, я отправил Бабочкина в охранение, и тот наворачивал круги вокруг лагеря, не пропадая из виду. Лосев развёл костерок, подвесил над ним три котелка и готовил поздний обед, а то мы и обед пропустили. Место для стоянки я выбрал не просто так. От лагеря в нашу сторону тек ручеёк, именно из него брали воду повара, вот и наш Лосев сбегал за свежей водой. Между прочим, и фляги наполнил, а то пить очень хотелось.

Сам я занимался мотоциклом. Самолично разгрузил его, сложив вещи в одну стопку, Лосев там что-то брал нужное для приготовления обеда, а так не вмешивался, у него своё дело. Я сменил шлемофон на фуражку, убрав тот в свой сидор. Хороший шлемофон, по размеру как раз мне подходит, а вот комбез я пока снимать не торопился. Пусть будет. Кстати, у нас с Бабочкиным были обычные синие комбезы танкистов, а Лосеву достался чёрный, технического персонала. Почему-то именно такой лежал в боевом отсеке танка. В принципе, танкисты и чёрными пользуются, но в основном используют синие.

Так вот, разгрузив мотоцикл, я осмотрел, что там было по штату. Хм, Лосев даже обе связки гранат подобрал. Нашёл их в куче вооружения. Так вот, достав из багажника на коляске два мотоциклетных плаща, я довольно улыбнулся. Касок не было, ну да ладно, но зато были очки. Как раз на троих. Тоже Лосева работа. Постараемся ночью за своих сойти. Осмотр мотоцикла показал, что тот в норме, лишь бак наполовину пуст. Отстегнув от коляски полную канистру, я залил бак. Проверил масло. В норме. На этом я закончил подготавливать технику к ночной работе и уже нетерпеливо поглядывал на священнодействующего у костра Лосева. Запах от котелков шёл умопомрачительный, готовить боец явно умел, да и горяченького хотелось.

– Стой, кто идёт? – услышал я глуховатый окрик Бабочкина.

Похоже, кто-то явился на запах готовящегося обеда. Я этого кого-то хорошо понимал, самого аромат с ума сводил. С Лосевым мы среагировали вполне похвально. Я встал на одно колено и, откинув проволочный приклад автомата, упер его в плечо и целился в сторону источника шума. Лосев залёг у костра, выставив в ту же сторону ствол пулемёта.

– За обедом присмотри, а я схожу, узнаю, в чём там дело, – велел я и, придерживая автомат, чтобы в секунду открыть огонь от живота веером, как это показывалось в фильмах про войну, поспешил в сторону часового.

Кстати, ничего общего с реальностью, немцы так не стреляли, а предпочитали целиться прижимая приклад к плечу. Так оно как-то надёжнее. От живота, может, и стреляли, но это по пьяни, или когда массовый загон или прочесывание идёт. В бою никогда.

Особо я не тревожился, мне хорошо было видно Бабочкина. Тот спокойно с кем-то разговаривал, а вот его собеседника видно было плохо, только силуэт фиксировался за стволами деревьев. Что-то светлое было.

– Что там, боец? – спросил я, подходя.

– Девушки из медсанбата, товарищ майор, – ответил тот.

В принципе, я это и сам видел, неподалёку от нашего часового действительно стояла молодая девица лет двадцати в форме сержанта медицинской службы РККА, с заметно уставшим лицом, но живыми глазами, которые с большой надеждой смотрели на меня. Она была в тёмно-синей юбке и светлой, как будто выцветшей гимнастёрке. Пилотки не было, вместо нее берет.

– Продолжай вести охранение, – велел я красноармейцу, и когда тот продолжил неторопливое патрулирование вокруг лагеря, посмотрел на девушку: – Представьтесь, сержант. Сообщите, как вы тут оказались?

– Мы за грузом медикаментов поехали на станцию, там заночевали, а утром война началось. Мы быстро обратно… – заторопилась та, глотая некоторые буквы в словах.

– Сначала начните со своего звания и должности, – прервав девушку, велел я. – И застегните верхнюю пуговицу, всё же вы разговариваете со старшим по званию.

Та на меня недовольно взглянула, но всё же застегнула пуговицу и, сообщив, что она медсестра отдельного армейского медсанбата, продолжила рассказ, что вчера с военфельдшером, водителем и бойцом из комендантского взвода, выделенного для охраны, выехала к железнодорожной станции. Они должны были забрать медикаменты согласно присланным заявкам. Прибыли они поздно, и после загрузки остались ночевать на территории станции. Дальше понятно, война, налёт, гибель людей вокруг. Медиков на станции хватало, поэтому военфельдшер приказала возвращаться, и они поехали обратно. Почти добрались, но по пути попали под обстрел с воздуха, одиночный истребитель их обстрелял и, не добивая, после первого захода полетел дальше. Немецкого лётчика нисколько не смутили красные кресты на машине. Боец был убит, машина горела, остальные не пострадали, кроме военфельдшера. Та когда из машины выпрыгивала, ногу умудрилась вывихнуть. Машина в хлам, начала гореть. Отошли в лес, решили дальше идти, а тут немцы на мотоциклах, стрельба вокруг. Водитель весь день нёс старшего машины. Той ногу вправили, наложили фиксирующую повязку, но идти сама она не могла. Вывих стопы, причем, похоже, серьёзный. Шли всю ночь, с частыми остановками, ночь провели в этом лесу. Потом снова пошли, слышали орудийную стрельбу – это, видимо, нас, – пока не наткнулись на Бабочкина. За эти дни больше никого не видели, только наши войска, но те быстро проскальзывали или были слишком далеко, чтобы привлечь к себе внимание. Одиночных или больших групп не замечали, да и вообще старались держаться подальше от любых источников шума. Немцы дважды встречались, оба раза на мотоциклах. Не ели со вчерашнего дня. Ещё в обед у водителя закончилась немногочисленная провизия, так что голодны были все трое. Где остальные, понятно, рассмотрели издалека Бабочкина, вот и выслали разведку. Он в своём синем комбезе и чёрном шлемофоне бросался в глаза, поэтому на разведку пошла Анюта, сержант Анна Забегалова. Водитель, что нёс военфельдшера, на ладан дышал и сейчас отдыхал, так что сил на разведку у него просто не было.

– Хм. Вы не сказали, кто у вас командир. Хотя попытаюсь угадать. У неё фамилия случайно не Смирнова? – закинул я удочку, поэтому не особо удивился ответу:

– Смирнова, – изумилась девушка. – Вы с ней знакомы?

– Позавчера познакомились, и надо сказать, не в то время и не в том месте. Ведите их сюда. У нас как раз поздний обед, так что поснедаем вместе. Бабочкин! Помоги медикам до лагеря дойти.

– Есть!

Красноармеец, хрустя листвой и мелкими ветками, пробежал мимо, придерживая пулемёт, и заспешил за сержантом, а я развернулся обратно в лагерь.

– Михалыч, у нас гости, и эти гости не ели уже сутки, так что потроши закрома.

– Наши?

– Наши. Два медика и водитель. Медики – девушки. Военфельдшер мне знакома, я ей вместе с отцом генерал-лейтенантом Смирновым помог отбиться от диверсантов. Мне генерал за это свой наградной маузер подарил. В сидоре лежит. В субботу это дело было… Скажем так, с девушкой я себя вёл немного грубо, поэтому вполне возможно, она меня узнает и всё же попытается расцарапать лицо.

– Это что же вы ей сказали, товарищ майор?

– Дурой назвал, тупой овцой. Несколько раз, причём при отце.

– И генерал не заступился за дочь?

– Ну, там сложная ситуация была, я её так в чувство приводил, у девушки истерика случилось, так что не заступился… Ах да, я тогда по гражданке был, под сельского маскировался.

– По службе?

– По бабам, – усмехнулся я.

– То дело, – одобрительно хмыкнул тот. – Вон они, уже идут.

Бабочкин и неизвестный мне боец лет сорока на сцепленных руках несли Смирнову, которая держалась за их плечи. Сержант, семеня, спешила следом. На плече у неё висела винтовка, видимо водителя, у него на ремне были подсумки, а в руках она несла пулемёт Бабочкина. Вот он был для неё тяжеловат, дивчина заметно устала.

– Ты?! – ахнула Смирнова, сразу меня узнав.

– Невежливо тыкать незнакомым людям, – менторским тоном заметил я, после чего добавил с широкой улыбкой: – А в одежде вы тоже ничего.

В ответ в меня полетел шлемофон, сорванный с головы красноармейца. До чего дотянулась взбешённая военфельдшер, то и кинула. Хорошо, в кобуру не догадалась залезть.

– Вон оно как, – глубокомысленно хмыкнул Лосев и разрядил обстановку: – Обед готов, рассаживайтесь, товарищи.

Против обеда гости не возражали, голодными глазами смотрели, как Лосев снял котелки с костра и расставил их на плаще с подготовленной остальной снедью. Расселись мы группками по двое. Ложек на всех не хватило, например, у девушек их совсем не было, у водителя нашлась, завёрнутая в тряпицу, а у нас были. Пришлось бы делиться и использовать по ложке на двоих, но на счастье, в трофейном ранце нашлись столь необходимые столовые приборы, и красноармеец торжественно их подарил девчатам. Так что уплетали мы так, что за ушами трещало. Даже вприкуску со свежим хлебом, спасибо немцам. Отдельно была тонкими кружочками нарезана сырокопчёная колбаса. Её тоже расхватывали на бутерброды. Девушки ели из одного котелка на пару, мы с Лосевым из второго, Бабочкин с водителем медсанбата, ефрейтором Жаровым, из третьего.

После обеда, когда вода для чая закипала в тех же отмытых котелках, а я заканчивал более подробно расспрашивать, как медики тут оказались, сержант вдруг подпрыгнула, что-то вспоминая.

– Товарищи танкисты, мы ведь танк брошенный видели. Юрий Михайлович сказал, что в нём топлива нет. Огромный танк, в три моих роста.

– «Двойка», что ли? – удивился я.

– КВ, – кивнул водитель. – Огромная башня у него и пушка в сто пятьдесят миллиметров, не меньше.

– Точно «двойка». Далеко?

– Да нет, тут рядом. Минут пять идти, – снова вклинилась в разговор сержант.

– Интересно. Надо бы посмотреть. Сейчас чаю попьём, я, Бабочкин и Жаров прогуляемся до него. Ефрейтор, танк открыт?

– Нет, все люки закрыты, товарищ майор. Открыть без ключа не смог.

– А как определил, что баки сухие?

– Открыл горловину и веткой проверил, товарищ майор. Сухая.

Несмотря на то что часовой обедал вместе с нами, сидели мы так, чтобы контролировать окрестности, поэтому заметив движение краем глаза, я сказал:

– Молодец вы, красноармеец Лосев, ваши поварские таланты таковы, что все окрестные бойцы и командиры, попавшие в окружение, слетаются к нам, как… очень голодные орлы.

Бабочкин сразу среагировал, он просто из положения сидя завалился за стоявший рядом на сошках ДТ и, прижав приклад к плечу, ухватил оружие за пистолетную рукоятку и стал целиться в ту сторону, где я заметил движение. Мне такая реакция очень нравилась, оба бойца умели пользоваться головой и часто это демонстрировали, опыта бы им. Интересно, кого к нам ещё принесло? Как оказалось, сборную солянку из шести пограничников и десятка бойцов и командиров разных родов войск. Кстати, у двоих в петлицах были эмблемы танкистов.

Вода для чая только-только начала закипать, и Лосев сообразив, что и новеньких нужно кормить, снова закопался в своих запасах, готовя крупу и пару банок тушёнки. Кстати, готовил он действительно восхитительно. Все успели отдать должное его кулинарным способностям. Возможно, мы так оголодали на свежем воздухе, что бросались на любую еду, как на пищу богов, или это поварские данные бойца действительно неплохи, но мы съели всё, что он приготовил, и честно говоря, я бы ещё добавки попросил. Так вот, пока красноармеец готовил крупу, на глаз прикидывая, сколько потребуется, чтобы прокормить такую ораву, я уже общался с двумя лейтенантами, командирами в этой группе. Один был старлеем из комендатуры Гродно, другой лейтенант, обычный пехотинец. Комроты, кстати. Быстро узнав, кто они и откуда, я скомандовал:

– Построиться!

Несмотря на то что в группе было двое раненых, построились все. Один из раненых был тяжёл, его на самодельных носилках положили на землю, тут же закрутилась Забегалова. Второй был ранен легко и вполне мог стоять сам, хотя его и пошатывало. Пришлые выполнили мой приказ без нареканий. Возможно, как приказ старшего по званию, возможно, по той причине, что Бабочкин не переставал в них целиться, отбой я ему не давал.

Документы при себе были только у двенадцати из семнадцати человек. У обоих лейтенантов, у всех пограничников, естественно, у одного сержанта-артиллериста, у одного старшего сержанта – танкиста, у водителя транспортной колонны, расстрелянной авиацией, и у двух красноармейцев. У других красноармейских книжек не было, ответ был один: не выдали, обещали, но не успели, не хватило бланков. А вот двойка, у которой документы были, как раз и привлекла моё внимание. Если немцы и снабжают своих агентов, то по полной, им и в голову не может прийти, что в Красной Армии бланков красноармейских книжек попросту на всех не хватало, и их выдавали с очень большой задержкой. В большинстве своём бойцы ходили в сопровождении командиров, а те всех своих подчинённых знали в лицо. Вот такая схема. Причём эта двойка смотрелась вполне органично, форма немного грязная и засаленная, но сидела как влитая. Стрижки армейские, уставные, оружие, винтовки в порядке. Подсумки тоже, сидоры за спиной, пилотки. Касок вот не было, остальное смотрелось вполне обычно. Подворотнички тоже грязные. Однако от обоих бойцов немного, но попахивало каким-то цветочным ароматом. Они мылись, причем недавно, ещё не успели пропотеть. А вот от меня, от моих бойцов и от других пришлых небольшой духан был.

Изучив, я вернул всем документы, которые изучал. Как и ожидалось, у двоих подозрительных бойцов не было даже намёка на след скрепки. Не врали мемуары, всё так и было. Меня очень заинтересовала цель появления в лесу этих «бойцов» – стандартная группа по выдаче немцам окруженцев, или они целенаправленно кого-то искали, например, того, кто дважды очень сильно обидел их, перекрыв дорогу почти на целый день? Нужно выяснить.

Дав отбой, я велел бойцам топать к костру и поесть, Лосев уже приготовил открытые банки с тушёнкой и сухари с галетами. Всё же он решил похлёбки не варить и сыпанул в котелки заварки. Чаю горячего попьём, это тоже неплохо.

Бойцы направились к костру, Бабочкин встал на часы, прогуливаясь вокруг, а вот лейтенантов я попросил задержаться, якобы по вопросам командования. С ними остался сержант-пограничник, по виду из старослужащих.

– Вы тех двух бойцов давно знаете? Того, что с прорехой на правом колене, и у которого грязный след-мазок на сидоре?

– Около часа, товарищ майор, – удивлённо ответил комроты, а вот старлей-пограничник посмотрел на бойцов с подозрением. Мой вопрос ему не понравился.

– Вместе пришли?

– Сперва один, через полчаса второй. Делают вид, что друг с другом не знакомы, – ответил пограничник.

– Возможно, их прислали найти меня, – вздохнув, сказал я. – Мы сегодня на ближайшей дороге дважды танковую засаду организовывали. В первый раз побили много техники, людей тоже. Полбатальона они там потеряли, с два десятка грузовиков, пару бронетранспортёров и три танка. Ближе к обеду дорогу расчистили, но мы заняли эту же дорогу чуть дальше. Снова расстреляли колонну на том же месте. Ещё штук пятнадцать грузовиков, с десяток танков, но пришлось отойти, уничтожив танк, они подкрепление из нашего тыла вызвали, обошли по параллельной дороге. В общем, мы почти до полудня держали немцев на этой дороге, заставив кровью умыться. Разозлили серьёзно. Думаю, чтобы найти нас – а что мы в лес ушли, немцы видели, – агентов послать могли. А эти двое подозрительны. Внешний вид в порядке, но два момента настораживают. Оба с ваших слов говорят, что от границы идут, а от обоих мылом пахнет, мылись недавно. Запах свежий, утренний, да и не наш. Дальше, документы у обоих есть, абвер своих людей хорошо снабжает. А у наших, как вы видели, не у всех удостоверения имеются. Вот и подозрительно это. Значит, так, берём обоих и допросим. Только аккуратно, парни резкие, может кто-нибудь пострадать. Старлей, справишься?

– Сделаем, товарищ майор. Допрос тоже на нас?

– Конечно. Результаты доложите. И поторопитесь, они вполне могли выдать маршрут вашего движения. Как бы загонщики тут не появились. Вопросы есть?

– А что такое абвер? – спросил пехотинец.

– Немецкая военная разведка. Старлей, действуйте.

– Есть, – козырнул тот, и оба лейтенанта направились к расстеленному плащу, вокруг которого кругом сидели пришлые бойцы и в охотку уминали продовольствие.

Для обоих лейтенантов и сержанта Лосев приготовил отдельный стол. Лейтенант сел за него, взял галету, приготовившись ложкой подковырнуть кусок мяса из банки с тушёнкой, а вот пограничники действовали. Оба. И сержант, и старлей. Приблизились каждый к своему бойцу, они ещё на ходу распределили, кому какой, и можно сказать, атаковали. Присели у них за спинами и, зафиксировав, просто завалили на спину, командуя своими пограничниками. Те сперва слегка растерялись, всё же неожиданно это было, но среагировали оперативно, оба подозрительных красноармейца мгновенно были избавлены от ремней с подсумками, сидоров и сапогов, даже петлицы прощупали. На этом всё, обоих агентов – а в своём предположении я был убеждён – под их возмущение унесли в сторону, где начали колоть.

Естественно, это вызвало неоднозначную реакцию у остальных. Ладно бы мы напали, а тут свои. Пришлось разъяснить ситуацию:

– Товарищи, продолжайте приём пищи. Всё в порядке, была обнаружена и обезврежена диверсионная группа противника. Оба бойца – переодетые солдаты противника. Поясню, мне они уже в третий раз встречаются. Их задача – вывести нас на боевые группы для уничтожения или пленения.

Моё пояснение немного разрядило обстановку. Да ещё три погранца вернулись к столу и как ни в чём не бывало продолжили еду, как те хомяки, быстро уничтожая всё, до чего дотянутся руки. Так что остальным волей-неволей пришлось последовать примеру бойцов в зелёных фуражках, а то ничего не осталось бы. Для тех, кто в этот момент работал, Лосев отложил продовольствия. Бабочкин продолжал прогуливаться, поглядывая, что происходит на месте допроса. Оттуда, где он патрулировал, было их хорошо видно, от лагеря же погранцы были скрыты деревьями.

Обе медички занимались ранеными. Тяжёлого осмотрели и даже сменили повязку. У моей группы перевязочный материал был из трофеев, да и в танке нашли, к рукам прибрали, так что поделились. Приняв от Лосева кружку чая, пока пришлые обедали, у них тоже со вчерашнего вечера маковой росинки во рту не было, я сделал глоток и, помакав в напиток каменный как на вид, так и на деле сухарь, задумчиво посмотрел в сторону, где проводился допрос. Что-то бумкающие удары и вскрики стихли. Потом сделал ещё один глоток. Хорошо, горяченький, я люблю свежезаваренный чай.

Когда я допил, заев тремя сухарями, на огне уже котелки со свежей водой закипали, из наших и медиков все чаю попили. Я заметил идущего в нашу сторону старлея. Вернув кружку Лосеву, кстати, это была моя, из личного сидора, я встал из-за стола и направился навстречу пограничнику. Пока нужно узнать без свидетелей, что удалось выяснить.

– Они действительно работают на немецкую разведку, с этим вы не ошиблись. Более того, ваше предположение верно, основной приказ – найти группу танкистов, что дважды атаковала сегодня колонну моторизованной дивизии, нанеся ей довольно серьёзные потери в людях и технике. Известно, что танкистов трое и они на мотоцикле. Увидев в лагере трофейный мотоцикл, засланные поняли, что им повезло. За обнаружение и удачно проведённый захват им обещали награды. Похоже, серьёзно вы им досадили, раз они так задёргались.

– Средства для связи?

– У одного в сидоре ракетница, нужно выстрелить красной ракетой, но это совсем на крайний случай. А так они должны были узнать, куда мы идём, или пока задержимся тут. В обоих случаях один должен был отойти якобы по нужде и, добравшись до своих, привести к нам солдат противника. Второй продолжил бы контролировать нас, чтобы передать, куда мы пошли. Они собирались договориться, где на месте оставленного лагеря устроить тайник с запиской о нашем дальнейшем маршруте на ней.

– Это всё или ещё что есть?

– Вас живым приказали брать, командир дивизии распорядился. Генерал очень злой был.

– Ясно. Диверсантов допросите, выясните штатную единицу их подразделения, всё о военной разведке немцев, после чего ликвидируйте. Только по-тихому. После этого возвращайтесь обедать, вам там оставили.

– Есть, разрешите выполнять? – козырнул старлей.

У него на лице не дрогнул ни один мускул, как будто так и нужно было, только живые глаза ощупывали меня, будто прикидывая, чего еще можно ждать. Оставив погранцов заниматься делами, лейтенанта за старшего в лагере, я заменил Бабочкина на часах одним из бойцов и, прихватив Жаркова, направился к танку. Осмотреть его я не передумал, да и ключ прихватить не забыл. Если люки закрыты, как говорил ефрейтор, то действительно без него в танк мы не попадём.

Ручей пришлось пересекать вброд там, где это делали медики. Метров через сорок действительно обнаружили проложенный танком туннель. Подмятые и раздавленные деревья, разруха на том месте, где прошёл танк. Уже отсюда я видел его тёмную махину кормой к нам и слегка повёрнутую вправо башню. Пришлые вышли на нас в другом месте, так что танк не заметили. Кстати, действительно был КВ-2.

Я сразу открыл люки, и Бабочкин осмотрел боевое отделение и подавал стоявшему у командирского люка ефрейтору диски к пулемётам – танкисты пулемёты сняли, но боезапас забрали не весь, а нам пригодится. Кстати, танк в бою не бывал. Новенький на вид, хоть и сильно запылённый, да и боекомплект полный, кроме патронов для пулемётов. Так вот, пока Бабочкин осматривал боевое отделение, я осмотрел танк, открыв нужные люки. Мне хватило получаса, чтобы разобраться с машиной.

– Шабаш, забираем трофеи и уходим, – вытирая руки подвернувшейся ветошью, скомандовал я.

– Сломан, товарищ майор? – поинтересовался Баранов, набивая два найденных пустых сидора дисками к пулемётам и патронами россыпью, Жарков стоял рядом и держал два цинка для патронов, а также гранатную сумку, тоже не пустую.

– Скорее, доведён до такого состояния. Не знаю, что у этой машины был за мехвод, но называть его кроме как рукожопым у меня язык не повернётся. Это кем же надо быть, чтобы довести вверенную технику до такого состояния! В общем, танк добрался до этого места чудом. По-другому не скажешь. Баки совершенно сухие, но это и понятно. Прежде чем уйти, мехвод сделал одно дело – слил из танка всю жидкость и оставил мотор работать. По скукожившимся над моторным отделением листьям это видно, даже почернели. Двигатель без воды перегрелся и, естественно, вышел из строя. Так что не танк это, груда металлолома. Для нас, к сожалению, совершенно бесполезная. Кроме разве что той мелочи, что вы обнаружили. Кстати, вы закончили?

– Тут два запасных комбеза и два шлемофона. Будем брать, товарищ майор?

– Обязательно. Я с пришлыми танкистами ещё не говорил, а сейчас самое время. Им и пригодится.

Бойцы загрузились. С танка мы сняли приличное количество боеприпасов и другого имущества, я даже пехотную лопатку, что нашли внутри, велел прихватить. В штатный комплект она не входила, видимо танкисты где-то подобрали. Шанцевый инструмент нам всяко пригодится. Вернувшись в лагерь, я занялся пришлыми танкистами, а Бабочкин начал вскрывать цинки с патронами, чтобы раздать остальным пришлым. У тех с боеприпасами совсем худо было, едва по три-пять патронов на человека. Жёсткий лимит на отстрел зарвавшихся немцев был. В основном у бойцов были винтовки, кроме двух самозарядок пограничников, но у одного красноармейца имелся пехотный ДП с двумя запасными дисками. Он принялся снаряжать диски.

Пока нас не было, лейтенант более-менее организовал в лагере порядок и усилил охранение, но это по приказу старлея Иванова, пограничника. Тот всё ещё продолжал допрос, один из погранцов вёл запись, вот и приказал усилить охранение. Видимо, что-то новое узнал от агентов противника. Кстати, один прибалт, а второй из наших, из детей дворян, что уехали жить в Германию. Добровольцы, мать их.

– Кто такие, где служили и на чём воевали? – отведя обоих танкистов в сторону, велел я рассказать о себе. Начал, естественно, старший по званию.

– Старший сержант Егоров, товарищ майор, – вытянувшись, представился он. – Командир танка Т-26. Двадцать девятая танковая дивизия третьей армии. Потерян танк не в бою, была повреждена ходовая после налёта немецких бомбардировщиков. Со своим экипажем вёл бой в пехотных цепях. Попал в окружение у границы, прорывался ночью в составе остатков стрелкового полка, потеряв обоих членов экипажа. Они были убиты. Долго шёл, пока не обнаружил, что остался один. Случайно наткнулся на пограничников, дальше двигался вместе с ними. Оружие не моё, забрал у убитого стрелка. Револьвер в кобуре – личное оружие, но к нему нет патронов, к винтовке теперь есть, получил пятьдесят штук и гранату. Готов и дальше воевать против немецких захватчиков.

– Ясно. А вы что скажете, сержант?

– Четвертая танковая дивизия десятой армии, товарищ майор. Механик-водитель танка Т-34, сержант Анисимов. В бою, при атаке позиций противника тяжёлый снаряд попал в башню, сбив её с погона. Погибли командир танка и заряжающий, стрелка-радиста тяжело ранило. Я был оглушён, но смог развернуть машину и на максимальной скорости уйти в наш тыл. Сдал танк ремонтникам. Передал радиста врачам. Был задержан представителями особого отдела как дезертир, бежавший с поля боя. Через час, разобравшись, отпустили, включив в ремонтную команду. Потом при прорыве немцев был вынужден отступать пешком, целой техники, которая могла бы передвигаться, не имелось. Ночью отбился от своих, когда нас на дороге вдруг начали расстреливать из пулемётов. Под утро встретился с группой пограничников. Присоединился к ним. Это всё, товарищ майор.

– Ясно. Значит, так, сержанты, не приказываю, а предлагаю вам пойти под моё командование. Подумайте.

– Мы согласны, товарищ майор, – очень быстро ответили танкисты.

Как я узнал чуть позже, они о наших сегодняшних подвигах уже от Лосева всё узнали, тот, собрав вокруг себя группу слушателей, пока мы ходили к танку, успел всё рассказать в подробностях, так что не сомневались, принимая решение. Не то чтобы мой ординарец был таким болтуном, просто его попросили девушки, и он ничего не стал скрывать.

– Хорошо. У красноармейца Бабочкина заберёте запасные комбезы и шлемофоны. Вы танкисты, а не простые стрелки, значит, будем использовать вас по специальности. Тем более мне танкисты очень нужны. Кроме меня, профессиональных танкистов тут нет, оба моих бойца – призванные из запаса. Энтузиазм имеется, желание бить противника тоже, вот опыта не хватает, приходится учить на ходу. Ну, так как?

– Мы с вами, товарищ майор.

– Вот и отлично. Сейчас подойдёте к Лосеву, это тот, что постарше и с усами, как у товарища Сталина, он вас поставит на довольствие, выдаст комбезы с шлемофонами и выдаст сухпай на сутки, включая сидоры, а то, я смотрю, у вас их нет. Должны быть, нужно же в чём-то переносить личные вещи, у меня вот их теперь уже два. Всё, свободны.

Танкисты, кажется, были рады, что их бессмысленные метания закончились, видимо, я им показался тем человеком, который знает, что нужно делать. Что ж, если так, то они не ошиблись, действительно знаю. Закончив с ними, я посмотрел на погранцов. Те последними пили чай, завершив дела с засланными казачками противника. Я кивнул старлею, чтобы тот подошёл. Допрос закончен, и, согласно приказу, обоих диверсантов перевели в неживой вид. Выслушав, я отдал ему новый приказ. Понимаю, что погранцы также были уставшие, но время не ждало. Первым делом, выдав свой бинокль, направил старлея к дороге, тот должен был по-пластунски добраться до крайних деревьев и посмотреть, что на ней происходит там, где мы так хорошо повеселились. Потом доложит. После этого, сбив по двое три группы из пограничников, отправил их в разные стороны с наказом искать и записывать местоположение подбитой или брошенной советской техники. Любой.

Стрелков во главе с лейтенантом отправил к продовольственному складу. Если там немцы, то, себя не обнаруживая, забрать припрятанные ящики с тушёнкой в лагерь. С этой группой я отправил Бабочкина проводником. Не совсем уверенно, но тот подтвердил, что сможет найти дорогу к нужному складу. Лосев, взявший на себя обязанности старшины, творил в лагере, ну а я, когда выдалось свободное время, приспособил чемодан вместо стола, достал из планшета трофейный блокнот и карандаш, после чего, задумавшись на миг, стал писать письмо товарищу Сталину. Предупреждать о военных катастрофах я не передумал.

Лишь пару раз прерывался. В первый раз припрыгала Смирнова, доложила насчёт раненых и осмотра остальных бойцов и пограничников, а чуть позже Лосев подходил. Пытался жаловаться на двух новых бойцов нашей группы. Те насчёт довольствия восприняли всё буквально. Даже иголки с нитками запросили, чтобы привести форму в порядок. Они сейчас у ручья, моются и стираются. Кстати, свою форму, включая бельё, я тоже отдал. Сейчас сидел в одном комбезе. Его потом простирают, а то после прошлого боя в жарком нутре танка, стоявшего на солнцепёке, комбез пропах порохом и моим потом.

Успел написать один лист из того десятка, что планировал, когда вернулся Иванов от дороги. Быстро он, пять минут туда, полчаса на месте и пять минут обратно. По его докладу удалось узнать, что немцы сплошным потоком идут в сторону отходящих советских войск. У подбитой нами техники ведутся ленивые работы, ещё в поле установлены пулемётные посты, все они контролируют лес. Вот это неприятная новость, если посты и на ночь останутся, покинуть лес будет сложно. Только в секторе своего наблюдения Иванов заметил три таких поста. Странно, что прочёсывание леса не организовывают, но видимо, не было свободных подразделений, да и куда мы денемся из блокированного леса?

– Тягач, говоришь, имеется? – заинтересовался я.

– Да, – тот показал на бумаге обстановку на дороге, где тот стоит, и где обустроились немецкие специалисты, которые, видимо, должны были озаботиться эвакуацией своей подбитой техники.

– Так это же отлично! Если немцы останутся на ночь, это просто великолепная новость.

– Я чего-то не знаю, товарищ майор?

– Есть такое. Вот тут в воронку скатились два наших танка.

– Да, немцы их как раз осматривали, когда я наблюдение вёл.

– Они в порядке. Как мне доложил старшина, командир похоронной команды, танки целые, вполне на ходу. От близкого взрыва мехводы замешкались, и оба сползли в воронку. Экипажи покинули машины и или погибли, или были ранены осколками. Так вот, чтобы их вытащить, должны были пригнать тягач – «Ворошиловец», а также экипажи на замену, но ни то, ни другое не прислали. Вот я и думаю, как бы эту технику и приспособить к делу. Это вполне реально.

– Товарищ майор, разрешите вопрос?

– Задавайте.

– Мы с вами? – прямо спросил старлей.

Я уже успел над этим хорошо подумать, поэтому ответил сразу и честно:

– Нет, старлей. Вы не с нами. У нас свой путь, у вас свой. Ночью дам машину, заберём её у техников, и вы с ранеными и медиками двинете догонять наших под видом немцев. Замаскируетесь. А мы тут немного повоюем, отвлечём внимание. Это всё пока. Вернитесь к наблюдению за дорогой. Я хочу знать всё, что происходит вокруг наших танков. Прикиньте, есть ли возможность подобраться к пулемётчикам, чтобы их взять в ножи. Эта работа на вас, так что наблюдайте тщательно.

– Есть, разрешите выполнять? – козырнул тот.

– Действуйте, – кивнул я и, когда старлей отошёл, взял протянутую Лосевым кисточку с мылом для бритья. Рядом парил котелок с горячей водой и ждал ординарец с полотенцем на плече, зеркальцем в правой руке и подготовленной бритвой в левой. Я видел, как он её о ремень правил.

После бритья я отправил Лосева, пусть искупается, а сам снова сел писать. Пока было свободное время, нужно было заняться делом. Да и подумать, что дальше. Погранцов нужно отправить так, чтобы на них не обратили внимания, и те, проскочив за ночь километров сто, то есть обогнав немцев, смогли бы догнать своих. К утру, если ничего не случится, в Минске будут. Шучу, конечно, но в каждой шутке… А вот медлить не стоит, шансы прорваться тают с каждым днём. Пока немцы не ушли далеко, обогнать их за ночь вполне реально. Раненый будет сковывать нас, поэтому решено, отправляем. Тут главное – проинструктировать Иванова так, чтобы не думал действовать по-своему и не проявлял инициативы, кроме, конечно, разумной. Они должны проследовать по дорогам, не обращая внимания на стоящие на ночёвке немецкие части, как можно дальше, стараясь себя не обнаруживать. Их, конечно, попытаются тормознуть на постах, да наверняка тормознут. Так вот, уничтожать их огнестрельным оружием можно только в крайнем случае, а сначала надо стараться действовать ножами. Как я уже говорил, немцы ушли недалеко, максимум на пятьдесят километров, возможно даже меньше, поэтому один или два поста на дорогах. Вряд ли больше. Ещё группе нужно найти толкового бойца, знающего немецкий язык. Хотя бы чтобы понимал, что спрашивают при остановке. Если хорошо говорит, можно ответить, и если язык подвешен, отбрехаться. Например, представиться спецгруппой из полка «Бранденбург», готовившего заброс диверсантов в тылы противника. Для опознавания можно использовать те жетоны, что были найдены у диверсантов, конченных пограничниками. Да, похоже, так и придётся действовать.

Об этом всём я раздумывал, изредка отрываясь от изложения будущего на листах бумаги. Два дела одновременно я всё же делать не умел, однако работа по обоим медленно, но двигалась. Как раз я закончил, шесть листов исписал мелким убористым почерком, когда вернулась первая партия – бойцы с лейтенантом. Всё фамилию его никак не мог запомнить, хотя на языке крутится – Климкин. Бойцы принесли все шесть ящиков с тушёнкой и даже несколько мешков с крупой, ящика два с макаронами, полкоробки со сгущёнкой и один мешок с горохом. Это всё откуда? Неужто немцы склад не захватили? Однако доклад Климкина прояснил ситуацию. Немцы на складе были, более того, успели включить его в снабжение ближайших частей. Так как на склад время от времени прибывали грузовики, и их загружали солдаты взвода охраны. Вот когда и был такой аврал, бойцы приподняли проволоку и утащили из ближайших штабелей, крытых брезентом, всё, что попалось под руку. Из добытого я был разве что банкам со сгущёнкой, сладкого захотелось.

Отобрал всё, что нам пригодится, и тут прибежал мокрый Лосев, завершавший омовение, он продолжил. Всё, что берем, оставили, остальное отнесли подальше и спрятали в густом кустарнике. В ближайшее время я покидать эти угодья не собирался. Нужно будет совершить налёты на склады продовольствия и вооружения и утащить в лес как можно больше. Хотя можно попробовать, как это провернул Климкин, без шума и пыли, по-тихому.

Пока бойцы занимались маскировкой небольшого продовольственного склада, стараясь оставлять как можно меньше следов, по одному стали возвращаться группки пограничников. С их слов я наносил на карту местоположение разной техники. Танков хватало, с опушки, залезая на высокие деревья, посланные обнаружили больше двадцати единиц, грузовиков под сотню, но большая часть была повреждена или уничтожена. Хотя целые на вид тоже встретились. Даже артсистемы заметили. Поставил жирный знак вопроса над одной из меток, там бойцы обнаружили в низине трубы миномётов с ящиками боезапаса, оружие нужное. Одного из пограничников я отправил сменить Иванова.

Тот появился минут через десять и доложил об изменениях, произошедших на дороге за это время. Когда вернулся старлей, я как раз переоделся в выстиранную и успевшую высохнуть форму и осматривал фуражку. А вернее, не отстиравшуюся кровь прошлого владельца. Боец, что занимался стиркой, виновато пожал плечами. Похвалив его за отлично выполненную работу, я передал ему комбез для стирки и выслушал Иванова.

Информация была интересной, оказалось, немцы уже вытащили обе «тридцатьчетвёрки» из воронки. Одну запустили и своим ходом отогнали в сторону, но попытки запустить другую не увенчались успехом. Хотя Иванов видел, как вспухали дымы над её кормой после пробных запусков. Теперь, краном тягача подняв кормовой люк, два техника возились с мотором.

– Наши они, точно говорю. Немцы для ремонта наших пленных техников используют.

– Были замечены попытки покинуть место работы? – поинтересовался я.

– Точно нет, они там навес сооружают, похоже, ночевать собрались. Им в термосах на мотоцикле горячего привезли. Видно, кухня неподалёку.

– Похоже, так, – согласился я. – Что там вы говорили насчёт боекомплекта? Повторите.

– Они вытащили из обоих танков боекомплект и сложили его в кузов нашего ЗИСа. Причём тот объехал все подбитые танки на поле и у дороги. Разве что они к КВ не подходят, те ещё дымят. Тот, из которого вы стреляли, башни лишился. Я видел, что она лежала неподалёку от корпуса.

– Странно, боекомплекта оставалось не так много, чтобы снести башню, – удивился я. – Ладно, сейчас не до этого. Значит, одна «тридцатьчетвёрка» всё ещё стоит у воронки, и её пытаются привести в порядок техники из военнопленных, вторая в порядке и стоит у лагеря, организованного ремонтниками?

– Именно так, товарищ майор. Очень шустро работают, не видел, чтобы сидели. Тягач стаскивает всю битую технику в одно место. Похоже, эвакуировать собираются.