Немец Костин Юрий
— Ну, конечно! Они меня по нему пустили сюда. Паспорт мне в турагентстве делали, пятьсот долларов взяли… Визу получала сама в посольстве в Москве, на Пилюгина, Вы знаете…
— Да, я там же получал визу, как все. И что, поставили в паспорт визу, так в чем проблема?
— Говорят, паспорт недействительный. Девушка готова была разреветься.
— Вы не расстраивайтесь, хорошо? Вы же не сами паспорт себе нарисовали, верно? Все образуется, вы не совершили никакого преступления.
«А вот что у меня не так, не пойму», — вздохнул Антон.
У него в паспорте стояли еще две открытые визы, выданные соответственно посольствами США и Великобритании. А уж эти ребята проверяли тщательней некуда. Скорее всего, произошла ошибка. В памяти Антона всплыл недавний разговор с другом, который теперь постоянно проживал в Австрии. Удалившись от дел, он переехал в спокойный край гор и прозрачных озер. Друг вспоминал, с каким нежеланием отпускала его родина. В России у него был неплохой, но опасный сырьевой бизнес, позволивший заработать много денег и немало недоброжелателей. На границах Европейского союза его арестовывали три раза. Антон вспомнил, как тот говорил ему за обедом:
«Первый раз, конечно, очень неприятно, а после привыкаешь. Они тут все люди культурные и вежливые, по башке не бьют. Так что мне даже интересно, какая будет предъява в очередной раз». Его всякий раз отпускали с извинениями, потому что и в России должны быть очень состоятельные люди, чья репутация ничем серьезным не запятнана. Правда, таких — единицы.
Про Антона вспомнили приблизительно через час.
— Господин Ушаков, пожалуйста, пройдите на интервью к офицеру.
«Круто. Не допрос, а интервью. Уже хорошо».
Сначала ему показалось, что офицер — та самая женщина в кремовой рубашке с зелеными погонами, которая вела его на поводке в участок. Но Антон ошибся. Она лишь проводила его в маленькую и стерильно чистую комнатку, которой не хватало уюта. В комнатке сидел лысоватый человек средних лет, скорее всего сотрудник какой-то спецслужбы.
Когда за Антоном закрыли дверь, хозяин кабинета предложил ему сесть на привинченный к полу маленький белый табурет.
«Разумно, — хмыкнул про себя Антон, — такой табуреткой очень удобно совершать противоправные действия».
Полистав паспорт, офицер сфокусировал на Антоне усталый взгляд и произнес по-английски:
— На каком языке предпочитаете вести беседу?
— На английском.
— Окей. Меня зовут комиссар Вейде. Вы — Антон Ушаков из Москвы?
— Да.
— Цель вашего визита в Германию?
— Октоберфест, — офицер не улыбнулся, и Антон уточнил: — Приезжал на фестиваль пива, а также друга повидать.
— Какие у вас отношения с Николаем Клюевым?
— Простите?
— Повторяю вопрос: какие у вас отношения с Николаем Клюевым?
— Я не имею понятия, кто такой Николай Клюев.
— Предупреждаю, ложь не облегчит вашу судьбу. Согласно параграфу один дробь один закона о…
— Господин капитан, я не знаю никакого Клюева и не понимаю, почему меня задержали на паспортном контроле. Из-за этого я, похоже, не попадаю на свой рейс в Россию. Мои документы в порядке. В паспорте — три открытых визы, включая шенгенскую, американскую и английскую.
— Я и сам знаю, какие у вас визы. Меня интересуют подробности вашего знакомства с господином Клюевым. Кстати, я не капитан, а комиссар.
Антон почувствовал, как кровь ударила в голову.
«Так, терпение, не надо давать лишних поводов».
— Повторяю, что я, Антон Ушаков, не знаю Клюева. Я работаю в консалтинговой компании в Москве. Мой друг Ральф Мюллер, гражданин Германии, собирался ехать туда вместе со мной сегодня вечером. Он ждет меня и, если потребуется, готов ответить на ваши вопросы.
Офицер еще раз пролистал паспорт, взглянул на Антона исподлобья, встал из-за стола и со словами «один момент» вышел из комнаты.
Через полчаса отворилась дверь, и вместо комиссара Вейде в кабинет вошел пожилой человек в штатском.
— Вы — Антон Ушаков, гражданин России, живете в Москве, так?
— Да.
— Вы сказали нашему офицеру, что не знаете Николая Клюева?
— Да, и готов повторить это еще раз.
— Но он встречался с вами три дня назад в гостинице «Софитель» в Мюнхене на Байерштрассе. Как вы можете его не знать?
— Я не встречался с этим товарищем, тем более в «Софителе». Я даже не знаю, где эта улица находится. Я жил в отеле «Торброй».
— Господин Ушаков, мы располагаем оперативной информацией, что три дня назад, перед тем как уехать в Испанию, Николай Рудольфович Клюев, известный русский мафиози, связанный с крупными международными наркокартелями, встречался с вами в лобби гостиницы «Софитель». Мы даже знаем, какие напитки сопровождали вашу беседу!
— Только я не знаю, какие…
— Господин Ушаков, наши источники очень надежны, а вы ведете себя вызывающе. Подумайте о том, что грозит вам в случае, если вы не будете с нами сотрудничать.
— А вы не могли бы поговорить с господином Мюллером, моим другом, который ждет меня около вашего участка?
— С вами еще и друг?
«Они что, между собой не разговаривают?» — Антон терял терпение.
— Да, мы с другом собирались лететь сегодня в Москву…
— С какой целью?
— Я обязан отвечать вам, с какой целью я собирался сегодня возвращаться в Москву, домой?
Казалось, офицер смягчился.
— Поймите, у нас есть неопровержимые свидетельства…
— Постойте! — Антон бесцеремонно перебил пожилого оперативника. — Когда, вы сказали, я встречался с этим вашим бандитом Клюевым?
— Три дня назад.
— То есть в понедельник?
— Да, в понедельник. Подтверждаете наконец?
— Господин… Извините, не знаю вашего звания и как вас зовут, я прилетел в Мюнхен во вторник! В паспорте должен быть штамп.
Собеседник Антона подошел к столу, открыл паспорт, долго его изучал, потом, попросив Антона подождать, стремительно выкатился из комнаты.
Дверь вновь открылась лишь по прошествии часа. На этот раз на пороге появился комиссар Вейде.
— Так вы утверждаете, что прилетели в Мюнхен во вторник? — спросил он устало.
В ответ Антон лишь пожал плечами.
— Ясно. Это же подтверждает ваш друг господин Мюллер.
— Объясните мне, что происходит, — Антон понимал, что полиция допустила ошибку, и почти успокоился.
— Хотите кофе?
— Не откажусь. А можно пригласить моего друга?
— Конечно.
Комиссар приоткрыл дверь и что-то кому-то сказал. Через полминуты в комнату вошел Ральф. Его глаза метали молнии.
— Ты в порядке? — спросил он Антона, намеренно не замечая комиссара. — Наш самолет уже рулит на взлетную полосу. Спасибо этим господам.
— Я очень сожалею, — забормотал Вейде.
— Каковы ваши планы по компенсации потерянного времени? — строго произнес Ральф, соизволив обернуться к комиссару. — Речь идет о времени, потому что я надеюсь, вы организуете нашу отправку в Москву ближайшим рейсом.
— Господин…
— Мюллер.
— Да. Господин Мюллер, к сожалению, я не могу вам обещать компенсаций и покупку новых билетов. Это не в моей компетенции.
— Звучит странно, господин комиссар. А кто ответит за то, что мы не успели на самолет и, возможно, понесли громадный материальный ущерб?
— Понимаете, правила не предусматривают…
— При чем тут правила?! Вы извинились и думаете — все, инцидент исчерпан? Это не так. Я буду…
— Подождите… — комиссар сел за стол. — Мы можем бесплатно разместить вас в гостинице. Такие возможности у нас есть. Мы обеспечим вас бесплатным ужином и завтраком, если хотите. Это все.
Антон понял последнюю фразу, поскольку из всего диалога только она одна была произнесена комиссаром по-английски.
— Ральф, а что с билетами?
— С билетами ничего — придется самим выкручиваться.
— Но можно хотя бы узнать, с какой стати на меня надели наручники?
Ральф кивнул.
— Действительно, — он уставился на комиссара, — информация заменит нам компенсацию морального ущерба.
— Господа, мне самому известно немного, да и эту малость я не имею права разглашать. Но… с другой стороны, тут ничего сверхсекретного нет. Итак, представьте себе, что некий русский бандит встречался в понедельник с курьером из России. Один из наших источников проинформировал нас сегодня вечером, что этим курьером был некто среднего роста, темноволосый, с паспортом на имя российского подданного Антона Ушакова.
— Так что же вы сразу не проверили, мог ли господин Ушаков быть в Мюнхене в понедельник?!
— Извините, бюрократия, — комиссар развел руками. — Господин Ушаков, вот ваш паспорт. Еще раз позвольте принести вам извинения от имени полиции аэропорта Мюнхена. На выходе из участка ждет дежурный офицер. Он сопроводит вас до гостиницы и окажет любую другую помощь в рамках его компетенции. До свидания.
— Секунду, — Антон не спешил уходить. — А что это за источник такой, хорошо осведомленный о моем росте и цвете волос?
— Не знаю. У меня нет прямых контактов с нашими агентами. Возможно, над вами кто-то подшутил.
— Ничего себе шуточки!
— Согласен, шутка злая, ведь из-за нее вы завтра утром не попадете в Москву.
«Вот именно. И в Воронеж приедем с опозданием».
Выйдя из участка, приятели попросили дежурного офицера подождать их несколько минут.
— Антон, тебя специально кто-то подставил! — воскликнул Ральф. — Для серьезного задержания, скажем, на сутки, оснований не было, да и ты держался спокойно. Кстати, я горжусь тобой. А вот чтобы мы не успели на самолет, этого «недоразумения» оказалось достаточно.
— Ральф, смотри какое дело… — задумчиво произнес Антон. — Тот, кто хотел, чтобы мы сегодня никуда не улетели, пока своего добился. Нам надо что-то предпринять в ответ. Давай узнаем, как еще можно добраться до Москвы, пусть даже это будут транзитные рейсы. Самое последнее, чего я сейчас хочу, так это вернуться в отель и ждать завтрашнего дня.
Ральф решительно кивнул — ему тоже не улыбалась перспектива сидеть сложа руки.
Примерно в это же время пожилой турист из Австрии расположился во втором салоне аэрофло-товского «Боинга-767». Он попросил симпатичную русскую бортпроводницу принести ему минеральной воды без газа, чтобы запить успокоительное. Туриста звали Курт Шерхорн, и с зимы 1941 года полеты на самолетах вызывали у него приступы страха, сопровождавшиеся головными болями и тошнотой.
Ему во что бы то ни стало нужно было завтра оказаться в Москве, чтобы уже в десять часов утра вылететь из аэропорта Домодедово в славный русский город Воронеж.
Глава семнадцатая
— Антон, есть рейс завтра, в полдень, — сообщил Ральф, продолжая изучение информационных мониторов аэропорта.
— Знаю этот рейс. Приземляется в Домодедово около пяти вечера. Поздно, очень поздно. Впрочем, если позвонить Игорю в Воронеж…
Антон достал телефон и, найдя в справочнике искомый номер, нажал клавишу «вызов».
Вдруг возле полицейского офиса стало шумно. Антон услышал массу выражений, смысл которых был в состоянии понять лишь носитель русского языка. Откуда ни возьмись, появился дежурный офицер. Буквально светясь от радости, он сообщил друзьям, что их самолет не улетел!
— Вы можете себе представить такое? — взволнованно тараторил офицер. — Борт уже производил руление, когда командир принял решение высадить одного пассажира.
— А в чем дело? — поинтересовался Ральф.
— Не знаю пока. Но, судя по этим крикам, — офицер бросил взгляд в сторону, откуда раздавался шум, — этот человек находится в состоянии алкогольного опьянения. Можете пойти посмотреть. А мы, кстати, уже сообщили, чтобы вас дождались, раз уж такое дело. Все равно самолет простоит здесь еще минимум полчаса, пока появится окно, да еще багаж этого пассажира надо снять с рейса.
Антон и Ральф пошли вслед за полицейским. Возле двери участка слабо держащийся на ногах мужчина, одетый в черную майку и черные джинсы, профессионально ругался русским матом на немецкую полицию. Несколько стражей порядка, включая комиссара Вейде, безуспешно пытались урезонить дебошира. Антон поразился, что делали они это как-то деликатно. Даже, можно сказать, нежно.
«Да, — подумал Антон, — наши менты, по сравнению с этими мюнхенскими голубками, натуральные фашисты».
И сам удивился парадоксальности сей простой мысли, возникшей в этих обстоятельствах и в данной местности.
— Господин Ушаков, — позвал Антона комиссар. — Как видите, у меня определенно выдалась русская ночь. Не сочтите за труд, переведите вашему соотечественнику, что ему следует успокоиться. Обратно в самолет мы его не пустим. По крайней мере, сегодня.
— А что он натворил?
— Он делал все, что запрещено: курил — сначала в туалете, а потом уже открыто, в салоне, пил принесенные на борт напитки, игнорировал указания экипажа и пытался подраться с бортпроводником. Командир экипажа принял решение вернуться на стоянку. Такое бывает. С русским бортом, правда, это первый случай на моей памяти. Обычное дело для англичан, впрочем сейчас это значения не имеет…
Антон подошел ближе.
— Браток, погоди-ка, в чем тут дело? Может, я помочь чем-то могу? — спросил он.
Услышав знакомые слова, скандальный пассажир обернулся.
— О как, — промямлил он. Язык у него заплетался так замысловато, что его хозяин выдавал необычные, певучие звуки, из которых нелегко было сложить выражающие понятные мысли словосочетания. Из того, что произнес соотечественник, Антон явно услышал только две фразы: — Землячок нарисовался. Мы с тобой пили? — И вдруг, уже на весь зал, арестованный надсадно прокричал: — Суки!
Антон узнал возмутителя спокойствия. И удивился, что кроме равнодушия не испытывает ничего. Перед ним, опираясь на немецкие правоохранительные органы, стоял служитель нашего российского закона — тот самый лейтенант Госавтоинспекции, которому Антон, будучи сам в пьяном виде, высказал в «Кемпински» все, что о нем думает.
— Мы с тобой пили, — спокойно ответил Антон.
«Попался, урод», — подумал он и вдруг, к досаде своей, почувствовал, что не бросит этого не знающего ни слова по-немецки персонажа.
Иногда он ненавидел себя за эту, как ему казалось, излишнюю мягкотелость, но… Настроение было прекрасное… Во-первых, он пережил интересное приключение, из которого, к счастью, выпутался без потерь и не опоздал на самолет в Москву, благодаря, кстати, этому пьянчуге. Но была и главная причина, из-за чего он готов был сейчас горы свернуть. О ней напоминало лежащее в кармане хрустальное сердечко…
Подошел Ральф.
— Что опять происходит?
— Ральф, я помогу земляку выпутаться. Как ты думаешь, его отпустят?
— Вряд ли. Зачем тебе?
— Ну, во-первых, благодаря ему мы успеем на наш рейс…
— Чепуха, Антон. Они все равно его задержат до утра.
— По крайней мере, надо объяснить, как с ним обращаться. Дай мне минуту.
Ральф махнул рукой.
— Господин комиссар, — Антон поднапустил уважительности в голосе. — Мне кажется, у парня что-то случилось, оттого он так напился. Оставьте его где-нибудь одного, пускай посидит, подумает. А главное, у него тогда не будет зрителей, на которых он тут сейчас с пьяных глаз работает. Потом дайте ему крепкого чаю, и пусть отдыхает. А утром отпустите. Он и не вспомнит, что случилось. Надрался на Октоберфесте.
Помолчав немного, Вейде заметил в ответ:
— Да, скорее всего. Мог шнапс в пиво добавлять…
— Ну да, или просто запивал шнапс пивом.
— Или водку пил…
— Мог.
— От ваших ему достанется?
— Однозначно. Как прилетит в Москву, будут с ним разбираться.
— То есть, считаете, ему попадет сполна?
— Сто процентов. Возможно, одной административной ответственностью дело не ограничится.
— Тогда пусть будет по-вашему.
Вейде пошел отдавать распоряжения, Антон же и Ральф в сопровождении дежурного офицера без приключений преодолели пограничный контроль, прошли досмотр и погрузились в самолет. Антону удалось-таки уговорить старшую бортпроводницу принять от него пару банкнот за то, чтобы Ральф смог вместе с ним занять свободное кресло в бизнес-салоне.
— Ральф, — поинтересовался Антон, пристегиваясь в кресле, — а почему аэропорт в Мюнхене носит имя Франца Йозефа Штрауса? Это, вообще, кто?
— Ну… он был председателем СХС…
— Партии?
— Да, Союза христианских социалистов. Был министром обороны и премьер-министром Баварии. А во время войны в вермахте служил. Его американцы взяли в плен.
Антон задумался.
— Все в порядке? — спросил Ральф.
— Да, все нормально. Просто подумал, какие разные судьбы у людей. Твой дядя вот попал в плен к нашим и не стал премьер-министром. И, может быть, лежит сейчас в безымянной могиле. Хорошо еще, если в монастыре, в святом месте…
— Такова жизнь, Антон. Твой дедушка тоже погиб на войне.
— Да… — Антон вздохнул: — У нас с тобой, Ральф, такой разговор пошел, что сейчас выпить захочется.
— Тогда давай спать.
— Давай. Завтра много дел. Тем более насчет выпить… В общем, надо силы беречь. Тебе еще предстоит узнать, что такое город Воронеж и мой друг Игорек.
Приятели отказались от предложенного стюардессой ужина. Когда соседям принесли еду, самолет, как водится, вошел в зону турбулентности. Ральф уснул. Антон листал каталог беспошлинных товаров.
Сидящий в соседнем салоне Курт Шерхорн нахмурился и провел ладонью по морщинистому лбу. Он стал свидетелем того, как, вопреки всему, судьба помогла странной парочке оказаться в самолете.
С возрастом господин Шерхорн стал невероятно впечатлителен. Он верил в определенное предназначение для любого живущего на земле и отрицал случайность в цепочке событий и встреч. Счастливое для Ральфа Мюллера и Антона Ушакова стечение обстоятельств он воспринял как знак того, что находится на правильном пути: этих ребят охраняло само Провидение.
Глава восемнадцатая
В конце войны, в ходе боев за Нижнюю Силезию, советские войска овладели замком Альтан. Командир взвода разведчиков старший лейтенант Ярослав Скворцов получил задачу обследовать подвалы средневековой крепости. В одном из коридоров удалось взять языка — молодого парня, который даже не пытался себя защитить. Пока бойцы поливали из ППШ бросившихся в отчаянный прорыв эсэсовцев, Скворцов, прекрасно владеющий немецким, успел выяснить у трясущегося от животного страха пленного, что подвалы замка заминированы и доступ к ним обычно охраняют не меньше двух взводов лейбштандарта «Тотенкопф».
Одеревеневшего от пережитого немца сняли с мушки, хотя «зеленый» солдат из-под Харькова, Сашка Приходько, хотел было пустить языка в расход. Скворцов рявкнул суровое «Отставить!» — и после, уже смягчившись, объяснил желторотому бойцу, что бесполезная кровь на войне крадет удачу.
Через мрачные коридоры, охраняемые краснобелыми полотнищами с изображением свастики, сбивая новые замки на старинных дубовых дверях, разведчики добрались до подвалов и не обнаружили там охраны, если не считать двух эсэсовцев, которых быстро убили. Появившиеся через час саперы нашли обрывки проводов и две аккумуляторные батареи. Подвалы заминированы не были. Вдруг словно из-под земли появился пожилой гауптман. Скворцов наставил на него пистолет. Тот, как ребенок, закрыл лицо руками. Лейтенант приказал отвезти немца в штаб дивизии.
Приходько и еще два бойца из отряда Скворцова с интересом разглядывали продолговатые ящики, маркированные непонятными знаками и цифрами.
Так весной 1945 года в руки солдат Красной армии попал архив общества «Аненербе», которое за свою деятельность, благодаря, как сказали бы сейчас, агрессивному лоббированию со стороны второго человека в фашистской Германии — Генриха Гиммлера — умудрилось освоить миллиарды рейхсмарок. На цели, понятные далеко не всем.
Возможно, архив изучали в Москве. А может, и нет. Известно, что найденное разведчиками погрузили в эшелон, причем еле-еле хватило двадцати вагонов, и отправили в столицу СССР. В одном из ящиков ехали папки с закрытыми проектами, другими словами с информацией о пропавших оперативных миссиях «Аненербе», среди которых значилась загадочным образом исчезнувшая экспедиция Карла Целлера.
В 90-х годах XX века российской власти кто-то напомнил, что в Особом архиве СССР, возможно, хранятся уникальнейшие документы чрезвычайной важности. По личному указанию президента страны в архив направили несколько сотрудников спецслужб предпенсионного возраста — разбираться. Но только в 2003 году работу с документами таинственного института рейха поручили профессионалам, действительно заинтересованным в результате.
Подполковник Управления координации оперативной информации, созданного при одном из департаментов российской внешней разведки, Карен Федорович Погоний интересовался историей «Аненербе» еще со времен учебы в школе КГБ.
Его тягу к таинственному приметили и решили использовать в «мирных целях». Руководствуясь сталинским принципом «кадры решают все», советские спецслужбы научились оборачивать на пользу делу даже хобби своих действующих и будущих сотрудников.
К 2000 году полковник Погоний больше, чем кто-либо другой, знал об истории специсследований нацистов. Его интересовали не столько изуверские опыты над заключенными концлагерей, сколько организованные в целях их оправдания псевдонаучные изыскания, палеофантастика и эзотерика — то, чем в «Аненербе» начали заниматься еще до Второй мировой войны.
Он обладал информацией о том, в каких странах осели бывшие сотрудники «Аненербе», сохранили они или нет интерес к разного рода загадкам, а также об их участии в тайных обществах, унаследовавших идеологию нацистов.
Став «выездным», Карен Погоний посетил легендарные места в Европе, с которыми так или иначе была связана деятельность «Аненербе» и, главным образом, Отдела раскопок — мощной структуры внутри института.
Разумеется, он побывал в замке Монсегюр в Пиренеях, где, как считал Отто Ран, «черный археолог» Гиммлера, катары прятали Святой Грааль. Был он и в Германии, в городе Майнц, на месте, где располагался древнеримский каменный карьер, который в 1938 году гитлеровские ученые окрестили «Троном Кримхильды». На его территории во втором-третьем веках нашей эры дислоцировался римский легион. Внимание историков привлекли символы и надписи на стенах карьера. Но в «Аненербе» каменным чудом заинтересовались потому, что там были изображены две свастики. Гиммлер дал указание ученым доказать, что карьер был культовым объектом древних германцев задолго до прихода римлян. Он хотел превратить его в место паломничества и идеологического воспитания молодых эсэсовцев.
Теперь предметом интереса Карена Федоровича были пропавшие экспедиции «Аненербе», в первую очередь те, о которых имелось упоминание в переписке рейхсфюрера СС.
Внимание полковника Погония привлекла информация об исчезнувшем отряде Карла Целлера, направленном на поиски неких сокровищ Ладожского озера по личному указанию Гиммлера. С одной стороны, не было ничего необычного в том, что всесильный эсэсовец лично контролировал экспедицию Целлера. Вряд ли стоило искать логику во многих действиях Гиммлера, направленных на изучение оккультных вопросов, древних легенд и загадок. В поисках лишних «доказательств» превосходства нордической расы он порой отдавал ученым приказы трактовать обычные детские сказки как исторические факты.
С другой стороны, столь частое упоминание экспедиции Целлера в дневниках, письмах и распоряжениях Гиммлера было чрезвычайно странным. К тому же речь шла о территории Советского Союза, которая, по идее, не должна была интересовать нацистских археологов. История огромной страны не привлекала внимание искателей величайших артефактов цивилизации — откуда им взяться на этих бескрайних, покрытых лесами просторах? К тому же здесь шла большая война, лилась кровь, и к моменту пропажи экспедиции Целлера преимущество уже не было столь однозначно на стороне армий фюрера. До исторической ли науки, когда в боевых частях не хватает теплых рукавиц?
Однако опытный сотрудник разведки обратил внимание, что официально отправленная на поиски клада в Ладожском озере экспедиция получила последнее распоряжение рейхсфюрера, когда она находилась в Калужской области. Причем из текста распоряжения, копия которого была аккуратно подшита к делу, следовало, что Генрих Гиммлер знал о подлинном маршруте, так как настоятельно просил «передать полученный (вами) предмет моему представителю на летном поле у станции Барятино». Кроме того, Гиммлер явно скрывал истинные цели проекта от своего ближайшего окружения. Находясь в секретном контакте с Целлером, он одновременно санкционировал отправку спецгруппы СС на поиски якобы пропавшей экспедиции!
Либо это были секреты, однозначно способные совершить революционные перемены, либо Гиммлер сам до конца не верил в их значение и до поры скрывал от всех подробности дорогостоящей операции.
Проанализировав документы, Карен Погоний пришел к выводу, что Целлер отыскал то, что вызывало столь живой интерес своего патрона, но по каким-то причинам не смог до конца выполнить приказ Гиммлера.
Он занимался этой темой уже больше пяти месяцев, как вдруг в деле случился неожиданный и очень интересный поворот. Поздно вечером из департамента контрразведки в Управление регистрации архивных фондов пришел запрос на Курта Шерхорна, бывшего сотрудника института «Аненербе», специалиста по христианским реликвиям в Отделе раскопок. Наиболее полная информация о Шерхорне была на руках именно у Погония, потому что Курт Шерхорн значился в списке членов пропавшей экспедиции Целлера.
От коллег Погоний узнал, что, несмотря на солидный возраст, Шерхорн любит путешествовать, часто бывал в России, в 2002-м и в 2003-м годах посетил несколько деревень Калужской области, а в настоящий момент находился в числе пассажиров, зарегистрировавшихся на рейс номер 124, вылетающий по маршруту Мюнхен — Москва.
Шерхорн что-то искал в заброшенном районе Калужской области. Неужели то самое, что когда-то так желал заполучить сам рейхсфюрер Генрих Гиммлер?
Карен Погоний аккуратно сложил бумаги в темно-синюю папку. Здесь был список участников экспедиции Целлера, копия последнего письма Гиммлера и еще три листа, исписанные мелким почерком, — записки самого полковника разведки.
Карен Федорович принадлежал к старой формации сотрудников госбезопасности и пользовался хоть и служебным, но общим транспортом — многоместным автобусом, развозившим разведчиков после работы по домам. Попросив водителя притормозить возле универмага, полковник легко спрыгнул с подножки и зашагал в сторону многоэтажек когда-то престижного квартала микрорайона Ясенево.
Он думал про «Аненербе», Гиммлера, про исчезнувшего Целлера. А что, если попробовать встретиться с Шерхорном? Только на прямой контакт с разведкой старик вряд ли пойдет. Тут надо действовать предельно аккуратно.
На площадке перед детским садом тусовались подростки. Проходя мимо, полковник Погоний услышал неожиданное для себя обращение:
— Эй, чурка хренова, сигареты есть?
Конечно, Карен Федорович не был стопроцентным, по выражению графа Суворова, «природным русаком», но эта проблема его никогда в жизни не беспокоила. А тут…
— Нет, сигарет нет, молодой человек, — спокойно ответил Погоний и продолжил свой путь.
— Чего?! — послышалось в ответ. — Ну-ка погоди, дед, ты че сказал?
Они били его жестоко. Так, словно мстили за скучное мирное небо над головой.
— Волки… — прошептал полковник, теряя сознание.
Он очнулся через полчаса. Пропали бумажник, удостоверение и часы. Не было и папки с документами.
Глава девятнадцатая
Бывая в Москве, Курт Шерхорн всегда заказывал трансфер из гостиницы. Дежурящим при выходе из зоны контроля Шереметьево таксистам он не доверял. В этот раз его должна была ждать машина из отеля «Марриотт Аврора», что расположен на улице Петровке, напротив знаменитого магазина «Петровский пассаж».
Шерхорн торопился. Он набрал номер, по которому ему было рекомендовано позвонить в случае, если машины не окажется на месте. Ожидание ответа было недолгим. Убедившись, что темно-зеленый «вольво» будет ожидать его у правого выхода из здания аэровокзала, господин Шерхорн занял очередь на паспортный контроль. Интересующие его персонажи стояли неподалеку.
Ральф и Антон молча ожидали своей очереди, не замечая, что находятся под пристальным наблюдением Шерхорна, и не только его… В это пятничное утро в Шереметьево разыгрывался настоящий шпионский спектакль.
Курта Шерхорна стали «вести» сразу после пересечения им паспортного контроля. Он, в свою очередь, старался не обратить на себя внимание «интернациональной» парочки. Антона и Ральфа пасли от самой границы — сотрудники погранслужбы получили соответствующее указание. Надо сказать, оно было достаточно противоречивым. Пограничников проинструктировали так: «Не спускать с них глаз, держать ухо востро, пропустить через контроль беспрепятственно, несмотря ни на что».
Друзья не знали об этом, но были начеку, помня мюнхенскую историю с Антоном. А незадолго до посадки выяснилось, что у Мюллера не все в порядке с документами. Ральф мысленно рвал на себе волосы. Срок действия паспорта истекал через два с половиной месяца после окончания российской визы, тогда как местные законы устанавливали минимальный срок в три месяца. Трагическим тоном он сообщил о своем сенсационном открытии Антону.
— Не пустят, — ответил тот. — Вряд ли нам повезет и в этот раз. Там же все в компьютере. Да ты на лица их взгляни. Впрочем, лица все равно родные. Для меня.
Родные лица российских пограничников и пограничниц выражали усталость, недоверие, неприветливость, лень, недовольство социальным положением. Впрочем, скорее всего, были и исключения, но Антону пока не доводилось с ними сталкиваться.
Женщина с двумя детьми устроила в очереди небольшой скандал. Получив заветный штамп в паспорте, делающий ее пребывание на родине легитимным, она разразилась строгой тирадой в адрес блондинки в зеленом:
— Девушка, если можно, вы улыбайтесь хотя бы немного в следующий раз, а то с такими рожами тут сидите, хоть обратно уезжай.
Блондинка пожала плечами и, видимо, вопреки всем уставам и правилам общения прошептала:
— Ну и уезжай.
Женщина хотела ругаться, но не смогла от возмущения вымолвить ни слова. К тому же у нее заплакал ребенок, да и очередь начала волноваться. Никому не нравилось поведение наших пограничников, но ведь оно уже давно вошло в поговорку, а всем надоело лететь, надоело стоять в очереди, надоело думать, что багаж привезут еще нескоро.
Антон пропустил Ральфа вперед. Настроение было хуже некуда.
«Сейчас этого деятеля завернут, и начнется… — с тоской подумал Антон и вдруг увидел, как таможенник от души приложил штамп к странице паспорта Мюллера. — Надо же, вот чудеса…»
Антон попал к той самой блондинке, что не хотела улыбаться возмущенной пассажирке.