Волчье озеро Вердон Джон
Гурни замешкался на секунду, пытаясь подобрать нужные слова.
– Меня попросили разобраться в одном деле, которое, как оказалось, имеет несколько отправных точек. В том числе в Палм-Бич.
– Дай-ка угадаю. Ты небось про “дело смертоносного доктора”? Так его здесь называют, или еще – “дело об убийственных снах”.
– Именно про него. Не ты ли часом ведешь дело Хорана?
– Нет, сэр, не я. Оно досталось парнишке за соседним столом; он уж думал, все круто, ведь медэксперт подтвердил предполагаемый суицид. Ясно дело, все полетело к чертям собачьим, когда явился преподобный Бауман Кокс и сообщил нам, что это было убийство, а убийца – сам Сатана.
– Чего?
– Ты что, не знал?
– Мне говорили, что Хоран доверился местному пастору и рассказал ему про кошмары, мучившие его с той поры, как он побывал на приеме у Хэммонда на Волчьем озере. А когда Хорана нашли мертвым, пастор рассказал обо всем вам. Один из вас позвонил Хэммонду, но разговор ни к чему не привел, а через неделю сам Хэммонд перезвонил и сообщил, что с ним только что связался детектив из Нью-Джерси насчет второго самоубийства. Вот что мне рассказали, без упоминаний об убийстве, совершенном Сатаной.
– Как ты раздобыл эту информацию?
– Окольными путями.
– То есть ты не доверенное лицо старшего следователя Гилберта Фентона?
– Едва ли. Расскажи-ка мне еще про Сатану.
– Увы, не могу. Глава следственного отдела распорядился, чтобы неизвестные журналистам детали расследования не обнародовали. Я обязан держать слово, дело чести. Однако преподобный Кокс никому ничего не обещал. Его, кажется, можно найти в церкви Победы во Христе, в Коралл-Дюнс. Преподобный – человек твердых убеждений, с таким же твердым желанием ими поделиться.
– Спасибо, Бобби. Я тебе очень признателен.
– Рад помочь. Может быть, теперь ты сможешь ответить на мой вопрос? У нас тут многие головы ломают.
– Спрашивай.
– Что, черт возьми, задумал этот боров Фентон?
Вопрос этот повлек за собой долгое обсуждение необычного подхода Фентона к общению с журналистами. Беккера особенно раздражало то, как Фентон представлял себе полномочия пресс-секретаря полиции и как рисовался перед журналистами. Что и привело к тому, что следователи других округов потеряли контроль над информационным потоком и оказались в дурацком положении перед местными репортерами.
Беккер считал версию, продвигаемую Фентоном, абсолютно бездоказательной и недостаточной для возбуждения уголовного дела. Гурни же вернулся к вопросу, который волновал его куда больше, чем поведение Фентона: кто в Бюро криминальных расследований или где-то еще в структуре полиции штата Нью-Йорк одобрил подход Фентона? И почему?
Кто-то выше по званию явно приложил свою руку. Фентон, в конце концов, выглядел как типичный коп-карьерист. Этот угрюмый, собирающийся в отставку полицейский вряд ли стал бы нарушать субординацию.
Чья же это игра?
И какова награда для победителя?
Пока что у Гурни и Беккера были одни лишь вопросы. Ободряло то, что их волновало одно и то же.
Беккер завершил разговор запоздалым замечанием про преподобного Кокса.
– Перед твоим знакомством с любезным служителем веры хочу предупредить тебя, что он страшно похож на уродливую хищную птицу.
Позвонив по номеру с сайта церкви Победы во Христе в Коралл-Дюнс, Гурни столкнулся с чередой автоответчиков, но в конечном итоге был перенаправлен на голосовую почту самого Баумана Кокса.
Назвав свое имя и номер мобильного, он представился одним из детективов, расследующих дело о самоубийствах, и высказал надежду, что преподобный сможет рассказать больше о душевном состоянии Кристофера Хорана, а возможно, даже поделиться своей версией произошедшего.
Прошло меньше пяти минут, как ему перезвонили. Голос звонившего был по-южному густой, как сироп.
– Детектив Гурни, говорит Бауман Кокс. Я только что получил ваше сообщение. Судя по телефонному коду, вы находитесь на севере штата Нью-Йорк. Так?
– Да, сэр. Спасибо, что перезвонили.
– Я верю, ничего не происходит просто так. Я получил ваше сообщение почти сразу, как вы его оставили, поскольку собирался уйти из своего номера, и перед выходом решил проверить автоответчик. И как же вы думаете, где находится мой номер?
– Даже не представляю.
– Вы наверняка даже не догадываетесь. Во чреве чудовища.
– Простите, сэр?
– Во чреве чудовища – в Нью-Йорке. Мы здесь, чтобы защитить праздник Рождества от тех, кому ненавистна даже мысль о Рождестве, кто против самого существования праздника.
– Ясно.
– Вы христианин, сэр?
Обычно Гурни на подобные вопросы не отвечал. Но в данном случае ситуация была необычной.
– Да.
Он решил не уточнять, что, скорее всего, его понимание христианства так же далеко от понимания Баумана Кокса, как Уолнат-Кроссинг от Коралл-Дюнс.
– Это хорошо. Итак, чем я могу вам помочь?
– Я хотел бы поговорить с вами о Кристофере Хоране.
– И о его кошмарах?
– Да.
– И о том, что послужило причиной всех этих смертей?
– Да.
– Где именно вы находитесь сейчас, в момент нашего разговора, детектив?
– У себя дома, в Уолнат-Кроссинг на севере штата Нью-Йорк.
На несколько секунд Кокс замолчал. Гурни слышал в трубке лишь легкое постукивание пальцами по клавиатуре. Он ждал.
– Ах, вот вы где. Удобная штука – эти современные карты. Ну что ж, у меня к вам есть предложение. Мне кажется, это не телефонный разговор. Почему бы нам с вами не встретиться, так сказать, с глазу на глаз?
– Когда и где?
Последовала очередная пауза, более длинная и все с тем же постукиванием по клавиатуре.
– Как мне кажется, Мидлтаун находится ровно между нами. На трассе 17 есть закусочная “На полпути”. Я чувствую, Господь указывает нам дорогу. Что скажете – послушаем его?
Гурни взглянул на экран мобильника. 12.13 дня. Если успеть в закусочную к 1.45 и час провести с Коксом, получится быть дома к 4.15. Стало быть, останется еще куча времени, чтобы разрешить все недомолвки, касающиеся отъезда в Адирондак следующим утром.
– Договорились, сэр. До встречи там в час сорок пять.
Глава 9
Путь через Катскильские горы в Мидлтаун был хорошо знаком Гурни и прошел без происшествий. Так же хорошо ему была знакома просторная парковка закусочной “На полпути”. Они с Мадлен не раз останавливались здесь выпить кофе в тот год, когда присматривали загородный дом.
В закусочной было много свободных столиков. Пока Гурни осматривал помещение, к нему подошла официантка с меню и чересчур напомаженной улыбкой.
– Кажется, я вижу того, кто мне нужен, – сказал Гурни, глядя на мужчину, который с важным видом сидел на одном из четырех стульев за угловым столиком.
Официантка пожала плечами, вручила ему меню и ушла.
Когда Гурни подошел к столику, мужчина поднялся ему навстречу. Он был очень высокий, под два метра. Одной рукой энергично тряся руку Гурни, другую он поднял, показывая айпад.
– Я навел справки, детектив, и должен сказать – я чрезвычайно впечатлен.
Он широко улыбнулся, продемонстрировав ряд дорогостоящих зубов.
На экране планшета Гурни краем глаза заметил свое старое фото рядом со словом “Суперкоп” – кричащим заголовком статьи, вышедшей в журнале “Нью-Йорк” несколько лет назад и описывающей череду арестов и приговоров. Согласно каким-то подсчетам он оказался самым успешным следователем отдела убийств в истории полицейского управления Нью-Йорка. Сам он стеснялся этой статьи, хотя, бывало, она приносила пользу, и кажется, это был как раз такой случай.
Гурни прикинул, что преподобному лет шестьдесят, но он делает все возможное, чтобы выглядеть на сорок.
– Познакомиться с вами – честь для меня, детектив. Пожалуйста, садитесь.
Они уселись друг напротив друга. К ним подошла устало улыбающаяся официантка.
– Господа, вы уже решили, что будете заказывать, или вам нужно еще время?
– Дайте мне еще пару минут на то, чтобы познакомиться с этим удивительным человеком, и мы будем готовы заказать. Вы одобряете мой план, Дэвид? Вы не против, если я буду называть вас Дэвид?
– Я не против.
На преподобном Баумане Коксе был темно-синий тренировочный костюм и часы “ролекс” из нержавеющей стали – Гурни видел где-то рекламу этой модели за 12 тысяч долларов. У Кокса была загорелая кожа желтоватого оттенка, неестественно упругая, совсем без морщин, и шевелюра искусственного коричневого цвета без единого седого волоса. Хищный ястребиный нос и воинственный блеск в глазах плохо вязались с широченной улыбкой.
Когда официантка ушла, он наклонился к Гурни.
– Благодарю Господа нашего за возможность поделиться размышлениями о том, за чем, как я убедился, стоит немыслимое зло. Позвольте спросить, насколько вы продвинулись в расследовании этого дела?
– Дело в том, преподобный…
– Дэвид, пожалуйста, оставим формальности. Зовите меня Бауман.
– Хорошо, Бауман. На мой взгляд, проблема в том, что в связи с географией самоубийств, делом занимаются сразу в нескольких округах. У детектива Гилберта Фентона, в районе Адирондак, кажется, есть более подробная информация.
Гурни пытался найти подсказки на лице преподобного – как к нему подступиться, чтобы максимально разговорить его.
Он продолжил, немного сменив лексикон:
– Однако меня интересует именно зловещий характер событий, присутствие неких мистических сил.
– Вот и я о том же!
– Взять хотя бы эти кошмары.
– Точно!
– Вот про это я и хотел у вас узнать, Бауман. Из-за того, что расследование ведется разрозненно, я знаю про кошмары, но не знаю их содержания. Обмен информацией между управлениями оставляет желать лучшего.
Кокс вытаращил глаза.
– Но ведь кошмары – ключ к разгадке! Я же им с самого начала сказал. Я же сказал, что ответ в кошмарах! У них есть глаза, но они отказываются видеть.
– Может быть, вы мне объясните?
– Конечно.
Он снова наклонился вперед и лихорадочно заговорил. Его идеальные зубы и натянутая путем хирургического вмешательства кожа лица создавали впечатление, что перед Гурни сидит манекен.
– Известна ли вам, Дэвид, феноменальная способность некоторых людей повторять музыкальный пассаж нота в ноту, лишь единожды услышав его? Так вот, у меня есть похожая способность запоминать услышанный текст, особенно если это имеет отношение к слову Божиему и людскому. Вы понимаете к чему это я?
– Не уверен.
Кокс наклонился еще ближе, впившись змеиными глазами в глаза Гурни.
– В вопросах добра и зла то, что я слышу, врезается мне в память, нота в ноту, так сказать. Я расцениваю это как дар. Так что, когда я говорю, что сейчас повторю рассказ Кристофера Хорана о его кошмаре, я именно это имею в виду. Его рассказ. Нота в ноту. Слово в слово.
– Вы не возражаете, если я запишу вас на диктофон?
В глазах Кокса мелькнуло что-то, но исчезло так быстро, что Гурни не успел это растолковать.
– В полиции меня очень просили не распространяться об этом среди журналистов и прихожан. Однако вы, детектив, разумеется, не относитесь ни к тем, ни к другим.
Гурни достал мобильный, включил аудиозапись и положил телефон на стол. Несколько секунд Кокс не сводил с него глаз, словно взвешивая все за и против. Затем, еле заметно кивнув (жестом игрока в блэкджек, решившего продолжать), он закрыл глаза и заговорил. Его голос стал более резким – по всей видимости, он подражал манере речи Кристофера Хорана.
– Я лежу в кровати. Начинаю засыпать. Но мне нехорошо. Нет этого легкого, расслабляющего чувства засыпания. Частично я в сознании, но не могу пошевелиться, не могу говорить. Я чувствую, что кто-то или что-то находится в комнате со мной. Я слышу глубокое прерывистое дыхание – словно звериное. Как будто тихое рычание. Я никого не вижу, но оно приближается. Заползает на меня. И прижимает меня к кровати. Я хочу закричать, но не могу. Вижу горящие красные глаза. Потом зубы зверя, острые клыки. – Кокс сам оскалил свои блестящие зубы. – С клыков капает слюна. Теперь я знаю, это волк, огромный волк, размером с человека. Его пылающие красные глаза совсем близко. Слюна с клыков капает мне в рот. Я хочу закричать, но не могу издать ни звука. Волчье туловище нависает над мной, удлиняется, растягивается в форме кинжала. Я чувствую, как кинжал входит в меня, обжигает и пронзает меня, вновь и вновь. Я весь в крови. Волчье рычание превращается в человеческий голос. Я вижу, что у волка человеческие руки. Теперь я знаю, что это человек, но я вижу лишь его руки. В одной руке он держит кинжал с рукоятью в виде серебряной головы волка с красными глазами. В другой руке у него разноцветные таблетки. Он говорит: “Приподнимись и выпей их. Нечего бояться, нечего вспоминать”. Я просыпаюсь в поту и ознобе. Все тело ломит. Я сажусь на краю кровати, я слишком измотан, чтобы встать. Я наклоняюсь, и меня начинает тошнить. Вот и все. Вот что со мной происходит. Каждую ночь. От одной мысли о том, что это повторится, мне хочется умереть.
Кокс открыл глаза, откинулся на спинку стула и загадочно оглядел комнату – словно он только что послужил проводником для духа умершего, а не просто повторял по памяти рассказ другого человека.
– Ну вот, Дэвид, теперь вы знаете, что мне поведал этот несчастный молодой человек накануне своей гибели. – Он замолчал, явно ожидая реакции Гурни, которой не последовало. – Разве вас не шокирует то, что испытал Кристофер?
– Разумеется, все это очень странно. Но скажите, помимо сна, что еще вам про него известно?
Кокс удивился.
– Простите, Дэвид, но ведь очевидно, что сон Кристофера – именно то, на чем нам следует сосредоточиться. Его смерть была предначертана во сне. Во сне, благодаря которому мы и вывели на чистую воду этого дьявола Хэммонда. И сказал Господь, посмотри на сущность, что явилась тебе в деле этом. Сущность зла пред глазами твоими.
– Когда вы называете доктора Хэммонда дьяволом…
– Я не просто так использую этот термин. Я знаю все про “доктора” Хэммонда, с его степенью по психологии Лиги плюща.
Гурни не до конца понимал, была ли неприязнь Кокса к Хэммонду просто результатом культурных войн или тут было что-то большее. Но сперва ему нужно было узнать кое-что другое.
– Вы знали Хорана до вашего с ним разговора про сны?
Кокс нетерпеливо покачал головой:
– Нет, не знал.
– Вы служите в Коралл-Дюнс?
– Да, но наша радиопередача и просветительская деятельность в интернете не имеют границ.
– Коралл-Дюнс находится где-то в часе езды от Палм-Бич, так?
– К чему вы ведете?
– Мне интересно, зачем…
– Зачем Кристоферу понадобилось ехать в Коралл-Дюнс, чтобы облегчить свою истерзанную душу? А вам не пришло в голову самое простое объяснение – что Господь привел его ко мне? – Рот его растянулся в блаженной улыбке, обнажая ряд идеальных белых зубов.
– Может быть, у вас есть другое объяснение?
– Возможно, он услышал одну из наших онлайн-проповедей. Миссия нашего прихода – сражаться на стороне Господа в войне, охватившей наш мир.
– Войне с?..
Кокс от удивления округлил глаза.
– Развязана война против установленного Богом порядка вещей. Война против истинной природы мужского и женского начал, основ брака и семьи. Война с дьявольским коварством сатанинской армии гомосексуалов.
– Вы хотите сказать, что Кристофер Хоран приехал в Коралл-Дюнс рассказать именно вам про свой сон из-за вашего отношения к однополым бракам?
Кокс уставился на Гурни; в глазах его сверкала то ли ярость, то ли неистовое возбуждение. Было в этих глазах что-то еще: не отблеск ли фанатичной веры в полнейшую ерунду.
Он заговорил, повысив голос:
– Я хочу сказать, что он приехал ко мне, потому что оказался загипнотизирован, духовно осквернен, а вскоре и убит доктором Ричардом Хэммондом. Специалистом по распаду и унижению.
Через пятнадцать минут, наслушавшись Баумана Кокса, Гурни, не имея ни малейшего желания обедать, покинул закусочную. Вопросов стало еще больше. Каково прошлое Ричарда Хэммонда, до какой степени честна и откровенна Джейн, насколько важным был столь содержательный сон Хорана, и почему Кокс так люто ненавидел Хэммонда.
Едучи домой, большую часть пути по трассе 17 Гурни перебирал в уме когда, кому и зачем он собирался позвонить: Хардвику, Джейн, а также Ребекке Холденфилд – блестящему психологу-криминалисту. Их связывало непростое прошлое, в котором было многое – конфликты, влечение и взаимопомощь.
Перед тем как звонить, он решил скинуть им на почту копии аудиофайла. Он и сам хотел послушать запись – не тот фрагмент про сон, который он отлично помнил, а отрывок их разговора с Коксом, последовавший за обвинением Хэммонда в убийстве. Он хотел убедиться, что хорошо помнит эту беседу, перед тем как обсуждать ее, особенно с Ребеккой.
Съехав на обочину, он отправил имейлы Хардвику и Джейн – с короткими комментариями, и Ребекке – с более подробным объяснением. Затем он открыл аудиофайл из закусочной, промотал до того места, откуда хотел начать и нажал кнопку воспроизведения.
Внимательно вслушиваясь в каждое слово Кокса, он выехал обратно на шоссе и направился в сторону гряды холмов.
Кокс: Я хочу сказать, что он приехал ко мне, потому что оказался загипнотизирован, духовно осквернен и почти что убит доктором Ричардом Хэммондом. Специалистом по распаду и унижению.
Гурни: Это он сам вам сказал? Он думал, что его убьют?
Кокс: Он поведал мне о своем кошмаре, и в нем я увидел то, о чем он сам не смог мне рассказать.
(Недолгая пауза.)
Гурни: Вы убеждены, что Хэммонд убил Хорана?
Кокс: Я в этом уверен.
Гурни: Позвольте уточнить, правильно ли я уловил последовательность событий. Вы говорите, что Хэммонд, под предлогом терапевтической сессии, которая якобы должна была помочь Хорану бросить курить, загипнотизировал его. А что произошло неделю спустя? Доктор Хэммонд прилетел в Палм-Бич, загипнотизировал Хорана в его квартире, перерезал ему запястные артерии и, когда тот умер от кровопотери, замаскировал все под самоубийство. Вы это имели в виду?
Кокс: Я слышу в ваших словах иронию, сэр.
Гурни: Я просто пытаюсь понять ваше видение ситуации.
Кокс: Я вижу причастность Сатаны и сил зла – той сущности, которую вы, кажется, не способны постичь.
Гурни: Я готов мыслить шире. Просто объясните мне: что, как вы считаете, Ричард Хэммонд сделал с Кристофером Хораном? Мне нужны детали, логистика преступления. Вы считаете Хэммонд сам приезжал во Флориду, чтобы убить его?
Кокс: Нет, сэр, все было не совсем так. Это не то преступление, которое мог бы совершить каждый, это нечто куда страшнее пороков рода людского. Намного страшнее.
Гурни: Я не понимаю.
Кокс: Хэммонду не понадобилось прибегать к физическим действиям.
Гурни: То есть Хэммонд никого не убивал? Я вас не понимаю.
Кокс: Мы имеем дело с силами зла, сэр.
Гурни: Что именно это значит?
Кокс: Что вы знаете о прошлом Хэммонда?
Гурни: Не так уж много. Я знаю, что он был знаменит в научных кругах и помог многим людям бросить курить.
Кокс (резкий, невеселый смех): Цели Хэммонда не имеют никакого отношения к курению. Все это лишь для отвода глаз. Вы изучите его прошлое – его книги, статьи. Вам не понадобится много времени, чтобы понять, каковы его истинные намерения, его изначальный замысел так же очевиден, как адское пламя в глазах того волка. Его цель – извращать души людей и порождать гомосексуалов.
Гурни: Порождать гомосексуалов? Как же он это делает?
Кокс: Как? Есть только один способ. С помощью дьявола.
Гурни: И как же дьявол ему помогает?
Кокс: Ответ на этот вопрос есть только у Хэммонда и у самого Сатаны. Но я считаю, что этот человек продал душу, получив взамен способность управлять другими: проникать в их сознание, искажать их мысли, показывать им извращенные сны. Сны, что одних приводят к развратному образу жизни, а других, не способных пережить проклятия, – к самоубийству.
Гурни: То есть, когда вы утверждаете, что Хэммонд “убил” Хорана, вы имеете в виду…
Кокс: Что он убил его самым жутким образом, который только можно себе представить, – внедрив в его сознание извращенный кошмарный сон, который тот не смог пережить. Кошмар, который заставил его покончить с собой. Подумайте, детектив. Заставить человека убить самого себя – что может быть ужаснее и коварнее?
Гурни выключил аудиозапись и свернул с трассы на дорогу, ведущую в Уолнат-Кроссинг через холмы и долины.
Прослушивание записи не принесло никакого результата, а только закрепило в памяти слова Кокса. Его бредовая теория не проливала никакого света на случившееся.
Действительно ли Кокс такой идиот, каким кажется?
А что, если эта гомофобная тирада просто спектакль? Но для чего?
Несмотря на объяснения Кокса визита Хорана к нему, Гурни не давал покоя вопрос, зачем же этот бедолага поехал именно в далекий Коралл-Дюнс.
Глава 10
Доехав до западного берега водохранилища Пепактон, Гурни свернул на посыпанную гравием разворотную площадку. Сотовая связь в этих краях была так себе, но в этом месте его телефон всегда работал.
Он надеялся отыскать какое-то связующее звено в столь противоречивых рассказах Гилберта Фентона, Баумана Кокса и Джейн Хэммонд.
Сначала он позвонил Джейн.
– У меня вопрос. Ричард когда-нибудь консультировал по вопросам сексуальной ориентации?
Джейн замешкалась.
– Да, немного, в самом начале карьеры. А что?
– Только что я говорил с пастором, который знал одного из самоубийц. Он рассказал, что ваш брат проводил терапию, направленную на изменение сексуальной ориентации человека.
– Что за бред! Ничего такого он не делал. – Она замолчала, как будто больше ей нечего было сказать.
Гурни ждал.
Она вздохнула.
– В начале карьеры Ричард действительно принимал пациентов, испытывавших терзающие чувства по поводу своей гомосексуальности и боявшихся рассказать об этом родным. Он помогал им принять и полюбить себя. Вот и все.
– Это точно все?
– Да. Хотя… Был один инцидент: группа пасторов-фундаменталистов начала целую кампанию против Ричарда, он получал письма с угрозами и оскорблениями. Но это было почти десять лет назад. Какое это имеет значение сейчас?
– У некоторых людей хорошая память.
– Некоторые люди просто мракобесы, которым необходимо кого-нибудь ненавидеть.
Гурни не мог не согласиться. С другой стороны, слишком рано было списывать со счетов демоническую версию Кокса как простое мракобесие.
Позвонив Хардвику, Гурни попал на автоответчик. Он оставил ему сообщение с предложением проверить имейл и послушать приложенную к нему аудиозапись. А также попросил, если получится, выйти на след пропавшей девушки Стивена Пардозы.
Затем он позвонил Ребекке Холденфилд. Она взяла трубку после третьего гудка.
– Привет, Дэвид, давно тебя не слышала. Чем могу быть полезна? – Даже по телефону ее голос излучал еле уловимую сексуальность, одновременно манившую и настораживавшую его.
– Расскажи мне про Ричарда Хэммонда.
– Ричарда Хэммонда, который в эпицентре урагана?
– Именно.
– Незаурядный ум. Меланхолик. Новатор. Использует самые современные техники. Тебя что-то определенное интересует?
– Что ты знаешь про ураган?
– Да как все, кто слушает новости по дороге на работу. За один месяц – четыре пациента, покончивших с собой.
– Ты слышала версию полиции, что суициды якобы спровоцированы гипнотическим внушением?
– Да, слышала.
– Думаешь, это возможно?
У нее вырвался иронический смешок.
– Хэммонд, конечно, исключительно талантлив, но всему есть границы.
– Расскажи-ка мне про границы.
– Гипноз не способен принудить человека сделать нечто, противоречащее его базовым ценностям.
– То есть склонить к самоубийству с помощью гипноза абсолютно невозможно?
Она задумалась.
– Небрежный и некомпетентный гипнотерапевт может подтолкнуть суицидально настроенного человека. Но не может зародить жажду смерти в человеке, который хочет жить. Ничего подобного никогда не было зафиксировано.
Настал черед Гурни призадуматься.
– Все говорят, Хэммонд настоящий уникум в своей области. Вот и ты сказала, что он использует продвинутые техники. Что это значит?
– Он выходит за рамки. Я видела аннотацию к статье, представленной на конференции Американской ассоциации психиатров, – в ней он сопоставляет нейропсихологию и мотивационную гипнотерапию. Он утверждает, что интенсивная гипнотерапия создает новые нейронные связи, благоприятствующие формированию новой манеры поведения.
Гурни промолчал. Он ждал, заметит ли она, как противоречит своему же утверждению о пределах гипнотерапии.
– Не пойми меня превратно, – добавила она быстро. – Нет никаких доказательств того, что даже самый интенсивный гипноз может обратить стремление жить в желание умереть. Кстати говоря, важен еще один момент – на что способен тот или иной человек.