Демон ревности Романова Галина
И так будет всегда. И никогда не кончится! Во всяком случае до тех пор, пока эта старая ведьма будет жить в этом доме.
Он ее тут видеть не хотел. И не станет терпеть! Кате придется выбирать: либо он, ее любимый мужчина, – либо Клавдия, ее любимая нянька.
– Милый, как я?
В столовую ворвалась Катя. Прохладным летним ветерком ворвалась, который он так любил. Особенно когда он дул с моря. Особенно когда в распахнутые окна его номера, в котором все красиво – от стен до циновок под ногами у широченной кровати.
Катерину он мог точно сравнить с таким вот благодатным свежим дуновением, разбудившим в нем задремавшую чувственность, потухшую в постели с Кирой страсть.
Высокая, стройная, с безупречной прической и макияжем, в восхитительном модном платье цвета бирюзы, домашних туфельках на низком каблучке.
– Потрясающе, малыш, – выдохнул он, не соврав. – Ты потрясающе выглядишь.
Катя наклонилась к нему, нашла своим ртом его губы и звонко поцеловала. Звук поцелуя для Клавдии прозвучал как удара хлыста, свинцовый кончик которого просвистел над ее головой. Так, во всяком случае, показалось Илье. Потому что Клавдия вздрогнула и втянула старую башку в плечи.
Это никогда не закончится, едва заметно кивнул он сам себе головой. И с этим срочно надо что-то делать.
– Ты тут не скучал?
Катерина пристроилась на мощном подлокотнике кресла, в котором он сидел, навалилась грудью ему на плечо. И его это нисколько не взбесило. Хотя он всегда трепетно стерег личное пространство. Даже от любимых женщин стерег.
– Все хорошо, малыш. – Он поймал ее ладошку, поцеловал. Кивком указал на красивый стол. – У нас гости?
– У нас гости, – пропела она, немного передразнив его.
– И кто?
Он не обиделся на ее дразнилку. У девочки отличное настроение. Пускай порезвится. Она, в сущности, еще ребенок. В сравнении с его бывшей, во всяком случае. Кире сорок, а Кате всего-то двадцать девять лет. Она малышка просто. Милая, непосредственная. Не такая умная, может, как Кира. А оно ему и не надо. Хватило ему ума и прозорливости в первом браке за глаза. Он устал от этого. Теперь куда приятнее беззаботная болтовня, нежели серьезная рассудительность.
– Кто в гости приглашен? Почему я не знаю? – Он незаметно от Клавдии погладил любимую по бедру.
– Я хотела тебе сделать сюрприз.
– И все же?
Илья покосился на Клавдию. Та ехидно ухмыльнулась, нехороший признак. Он забеспокоился.
– Малыш, – чуть повысил он голос. – Кто?
– Сюрприз, – снова пропела Катерина и соскочила с подлокотника кресла, потому что раздался дверной звонок.
Звонили в ворота, конечно, не в дверь дома. Катерина глянула в монитор у двери, с кем-то поболтала через динамик домофона и защелкала кнопками. Илье очень хотелось вскочить с кресла и выглянуть в окно. Очень хотелось посмотреть, кто нагрянул. Но под пристальным ядовитым взглядом Клавдии он остался сидеть в кресле.
Он должен проявлять выдержку и не терять достоинства. Он не любопытен. Кто бы там ни был, это всего лишь гость. А он здесь теперь хозяин. Без пяти минут хозяин.
Катерина через несколько минут ввела гостя.
Мужчина, чуть за пятьдесят, в хорошей физической форме. Невысокий, с гладко бритым черепом, цепким прищуренным взглядом, крепко сжатым ртом.
Вон кто в гостях! Илья напрягся. Это был бывший начальник охраны покойного отца Катерины. Как там бишь его? Лапин Сергей Геннадьевич? Кажется, так. Пятьдесят три года. Не женат, детей нет. Отцу Кати был верен как пес. Не предал ни разу. Много выручал того где только можно. Приводов в полицию не имелось. То ли безукоризненным таким был, то ли удавалось уходить от ответственности.
Вот, пожалуй, все, что удалось о нем узнать помощнику Ильи. И не стал бы ни за что интересоваться, да помощник узнал, что этот самый Лапин Илью пробивает по своим каналам. Илья решил и его пробить. Обоюдно, так сказать. Кажется, раздобытыми сведениями оба остались довольны.
– Добрый день, добрый день, – протянул руку Лапин и широко улыбнулся. – Наконец-то представился случай. Очень рад знакомству.
Илья давно успел подняться, ответил на рукопожатие, так же широко улыбнулся. Махнул в сторону стола, приглашая на правах хозяина. Но Катерина вдруг замешкалась.
– Милый, давай еще немного подождем, – попросила она, взглянув на золотые часики на левом запястье – его подарок. – Будет еще один гость. Вернее, гостья.
И вот тут что-то тревожно заныло внутри. Просто во всем теле заныло, как если бы он схватил жестокую простуду. Как если бы его сразил опоясывающий лишай.
Кто? Кто это мог быть? Илья точно знал, что от теперешних подруг Катерина нос воротила. Не терпела их, не верила им, не желала таскать в свой дом.
– Моя территория, – обводила вокруг себя руками. – Это святое!
И тут вдруг она? Кто?
Когда после десяти минут томительного ожидания, заполненного никчемной болтовней с Лапиным, Катерина ввела в столовую Киру, Илья чуть не застонал. Еле справился. Еле заставил себя кивнуть бывшей жене.
Видимо, не совсем справился, раз Клавдия удовлетворенно улыбнулась ему в лицо. И тут же, старая ведьма, принялась суетливо отодвигать стулья от стола.
По одну сторону уселись Лапин с Кирой, по другую – Катерина с Ильей. Причем Илья оказался напротив Киры. Радоваться этому он не мог – Кира ужасно выглядела. Осунувшаяся, побледневшая, со странной зализанной прической, которая делала ее похожей на старую птичку. В незнакомых Илье черных одеждах. Будто в трауре, честное слово! Она почти не смотрела на него. Взгляд был устремлен куда угодно, но только не в его сторону. Руки, которые она пристроила на край стола, дрожали. Он точно уловил.
Зачем Катерина это все устроила? Ей же больно! Кире невыносимо больно находиться здесь. Зачем Катя ее пригласила?
И его вдруг начала терзать странная жалость к бывшей жене. Мерзкая предательская жалость, с которой он ничего не мог поделать. Не будь здесь никого, он точно обнял бы ее, прижал ее голову к своей груди и поплакал бы вместе с ней. Жалея Киру, потому что все это свалилось на нее в одночасье. Жалея себя, потому что ничего не мог изменить.
Так однажды было много лет назад. Когда случилась у них одна на двоих общая беда. Кира потеряла ребенка на шестом месяце беременности. Страшно потеряла, без надежды когда-либо еще стать матерью. И когда она вернулась из больницы, он обнял ее прямо в прихожей, прижал к себе, и они расплакались. А потом лежали без сна в кровати, прямо в одежде и домашних тапочках. Прижимались друг к другу и верили, что все у них будет хорошо. Что они…
– Прошу отвлечься от вкусных блюд, господа! – Катерина постучала вилкой по своему бокалу, призывая всех к вниманию. – У меня есть заявление.
– Тост? – Лапин дружелюбно оскалился.
– Нет, сначала заявление. – Катя встала, глянула на Киру. – Наша гостья, Сергей Геннадьевич, – это бывшая жена Ильи.
Тот сдержанно кивнул.
– Она позвонила мне на днях, попросила о встрече. Сказала, что хочет попросить прощения за тот случай в торговом центре. Я была жутко занята все эти дни и решила, что сегодня можно все как-то совместить.
Да нельзя было это совмещать, нельзя!!! Илья в сердцах швырнул салфетку на стол, с укором глянул на Катерину. Смотреть на Киру было страшно. Можно ли вообще смотреть на человека, которого казнят? А Катя решила устроить ей публичную порку, так? Публичное унижение? Нехорошо, детка, ай как нехорошо.
– Кира, – звонким веселым голосом окликнула Катерина гостью. – Вам слово.
– Я приношу свои извинения, – пробормотала скороговоркой бедная Кира, тысячу раз уже, наверное, пожалевшая, что явилась сюда. – Я не знала, что у вас гости, Катя. Я бы выбрала другой момент.
– Ой, да что вы, что вы, Кира. – Она так и продолжала возвышаться над столом, над ними всеми, красивая, сильная, одержавшая победу. – Какие гости? Илья здесь уже хозяин, он без пяти минут мой муж. А Сергей Геннадьевич – мой давний друг и покровитель, так что продолжайте.
– Что продолжать? – не поняла бледная до синевы Кира, попеременно глянув на Катерину и Лапина. Илью все так же обошла взглядом.
– Попросить прощения! Ну же!
– Так я уже попросила.
– Да? Ой, я прослушала, – неуместно хихикнула Катерина, дернула коленочками, как возбужденный ребенок. – Повторите, пожалуйста, идет?
Что это, в самом деле? Илья протяжно вздохнул. Глянул, ища поддержки, на Лапина. Но тому, кажется, все это нравилось. Он неотрывно наблюдал за Кирой, даже сел к ней вполоборота.
– Я приношу свои искренние извинения, – чуть медленнее и звонче, что не было хорошим признаком, произнесла Кира и выпрямила спину.
– Ой, как славно, как замечательно! – Катерина мелко захлопала в ладоши. – А за что, за что? Кира, ну же!
– Хорошо. Раз вы настаиваете…
Его бывшая жена, с которой он прожил бок о бок пятнадцать лет, с которой думал состариться вместе, которая очень хотела, да так и не родила ему ребенка, которая всегда и во всем его поддерживала, всегда оправдывала, всегда подставляла свое плечо, а иногда заслоняла его собой, медленно встала.
Илья снова мысленно застонал и чуть не выбежал.
Ему знакома была эта поза – прямая спина, скрещенные на груди руки, насмешливый холодный взгляд. За этой позой следовало непременное нападение. Стремительное, беспощадное. И Катерина, уставившаяся на Киру с сумасшедшей счастливой улыбкой, явно проиграет эту схватку.
Вдруг сделалось за нее неловко перед всеми. Исключая Клавдию, конечно, чей неуклюжий силуэт маячил в дверях гостиной.
– Желаете развернутых извинений? Получайте! – произнесла Кира. – Приношу свои извинения за то, что пятнадцать лет любила человека, с которым делила все: и горе, и радость. Извините, любила! Приношу свои извинения за то, что проглядела, как молодая шлюха увела его у меня, а я не заметила. Извините, не заметила! Приношу свои извинения, что сделала его таким, каким вы его сейчас наблюдаете: успешным, сильным, самоуверенным. Извините, старалась! Приношу свои извинения за то, что никогда не оставлю вас в покое, никогда. Извините, не могу!
– Почему? – упавшим подрагивающим голоском спросила Катерина, медленно оседая на свое место.
На нее было неприятно смотреть. Красота как-то сморщилась, уступила место подавленности. Веселость растворилась, нахлынула растерянность. У нее будто отобрали любимую игрушку. Будто не пустили на праздник, на который она возлагала больше надежды.
– Потому что продолжаю любить этого мерзавца. Извините, продолжаю любить! И ты, – Кира вытянула вперед правую руку, она тряслась так, будто через нее по каким-то невидимым источникам подавали ток. Сделала хватательное движение пальцами, сильно их сжала, – ты должна знать, что я не оставлю вас в покое. Я не позволю какой-то богатой шлюхе наслаждаться счастьем за мой счет. Не позволю!
И Кира умчалась, повалив стул и произведя такой грохот, что Илья вздрогнул, как от выстрела.
Хлопнула входная дверь. В столовую вошла Клавдия, подняла стул, задвинула его под стол. Схватила со стола прибор, приготовленный для Киры. С угрозой глянула на Илью и внятно прошептала:
– Сумасшедшая! От такой чего угодно ожидать можно!
– Все, хватит! – взвизгнула Катерина, вскакивая. – Няня, уйди!
Последовал звонкий хлопок в ладоши, будто она решила вызвать фокусника.
– Праздник продолжается, – оповестила она мужчин, метнулась к высокому бюро у дальней стены, порылась в нем, вернулась с папкой. – Извинения не получилось. А и черт с ней. Ей же хуже. Я ей еще устрою!.. Но сейчас не об этом.
Катя торжественно держала кожаную коричневую папку с золоченым тиснением по низу. Илья рассмотрел слово «подарок». И чуть отвлекся, хотя за мгновение до этого с тоской думал, что это не закончится никогда. Противостояние двух его женщин не закончится никогда, никогда! Они станут изводить друг друга ненавистью. Станут изводить его ревностью.
Это будет вечно, черт бы их побрал.
И тут Катя с этой папкой. Отвлекла его от тоскливых мыслей.
– У меня заявление. Илья, дядя Сережа, я долго думала. – Катя с нежностью глянула на притихшего Илью. – И пришла к выводу, что наш с Ильей брак станет для многих предметом пересудов.
– В смысле? – Илья обеспокоенно поерзал на стуле, будто в сиденье внезапно прорезалась дюжина кнопок.
– Станут говорить, что ты женился на мне по расчету. Что любви никакой нет и все такое.
– Чушь какая, – зло выпалил он, поймав на себе насмешливый взгляд Лапина.
Тот, видимо, не судачил, но думал именно так.
– Так вот, милый. – Ее теплая ладошка опустилась ему на плечо. Кожаная папка с золотым тиснением легла на стол перед ним. – Чтобы так не говорили, я подстраховалась.
– Каким образом? – Теперь вдруг Лапин принялся ерзать, эффект прорезавших сиденье кнопок был ему, видимо, тоже знаком.
– Я решила до свадьбы оформить все на Илью. Чтобы никто не заподозрил его в скверном расчете, я за три недели до свадьбы, – Катя помотала в воздухе тремя растопыренными пальчиками, – а свадьба наша как раз через три недели, мы уже и заявление подали… Так вот, я за три недели до свадьбы оформила все на Илью!
Илья потрясенно молчал, боясь дотрагиваться до папки. Это было как ларец с кладом найти. Будто и радостно, и одновременно тревожно: вдруг ларец пуст!
Лапин тоже молчал, но его потрясение было совершенно иным. Он оглядывал Илью странным взглядом. Будто прицеливался, куда удобнее всадить тому сейчас вилку для рыбы – в глаз или в кадык.
– Что ты оформила, девочка? Что – «все»? – после тягостной паузы спросил Лапин, долго перед этим откашливаясь. – Вообще все-все?
– Нет, дядя Сережа. Конечно нет. Я же не могу, – рассмеялась Катерина звонко, по-девчачьи. – Я оформила на Илью свою фирму. То есть передала ему все акции.
– Оформила у нотариуса, конечно? – продолжал допрос Лапин, швыряя свою салфетку мимо стола.
– Разумеется. – Улыбка Катерины чуть померкла. – А что не так-то, дядя Сережа? Вы же знаете, что эта фирма у меня камнем на шее. Я ничего не понимаю в бизнесе.
– Неразумное решение, девочка.
Лапин встал, с грохотом отодвинул стул. Хорошо не опрокинул. Кивнул Катерине, нелюбезно обронил, что она могла бы и посоветоваться, и пошел к выходу. У самых дверей остановился, обернулся на Илью и махнул двумя растопыренными пальцами сначала в сторону собственных глазниц, потом в сторону Ильи.
– Помни, я за тобой наблюдаю, – проговорил Лапин на прощание и ушел.
Остаток дня прошел в какой-то суматохе. Катя носилась все время по дому с кожаной папкой, заставляя Илью припрятать ее куда-нибудь. А куда он мог спрятать акции теперь уже собственной фирмы в не чужом уже теперь доме? Она и дом, оказывается, оформила на него. И дом!
Дуреха. Вот дуреха.
Потом она собачилась с Клавдией, которая упрекала ее в недальновидности.
– Э-ээх ты, дурында! – скрипела домработница едва слышно, но Илья подслушал. – Отец наживал-наживал, а ты профукала за день.
– Отстань, – огрызалась Катя.
– Он вот к жене своей вернется, а ты ни с чем останешься. Дом на него оформила! Он выгонит тебя отсюда и жену свою приведет. А деньги-то? Деньги где возьмешь? На что жить станешь?
– Есть на что! У меня счетов за границей – внукам хватит. Чего это он к жене своей вернется, а, скажи? – задохнулась от возмущения Катерина. – Совсем спятила на старости лет? Он меня любит, поняла!
– Тебя, может, и любит, а ее жалеет. Видала я, как он на нее смотрел, когда ты ее тут позорила.
– Я ее не позорила.
– Позорила, и еще как. Ты же нарочно ее сюда позвала? Нарочно. Хотела унизить? При нем унизить хотела? Ох, дурочка! Ничего-то в жизни еще не понимаешь. – Клавдия обняла свою упирающуюся воспитанницу, погладила по голове. – Если он ее жалеет, то, значит, не разлюбил вовсе. Слишком многое их связывает, слишком. Пятнадцать лет – это не две недели, Катюшка. Он всегда ее помнить будет. И погоди, еще станет ей деньгами помогать. Твоими, между прочим, деньгами.
– Такого не будет! Я уничтожу эту старую вешалку! Вот увидишь, я найду способы.
О господи!
Илья привалился спиной к прохладному выступу стены, за которым подслушивал. Лоб покрылся испариной. Ноги предательски подрагивали.
Это не закончится никогда. Никогда!
Старая ведьма станет Катю настраивать против него, будет жужжать, науськивать. Катя станет ревновать, устраивать ему сцены, ее характер будет портиться. Кира продолжит их преследовать, будет постоянно напоминать о себе. О своей непроходящей любви.
Куда он вляпался?! Это же просто кошмар, а не жизнь. И этот кошмар не закончится никогда!..
Глава 7
Она спала? Или нет? Что-то странное с ней происходило, непонятное. Она снова очутилась в старом летнем домике, который специально для нее много-много лет назад построил в саду отец.
Домик был совершенно крошечным. Шесть ее шагов в длину и шесть в ширину. Но отец авторитетно заявлял, что это целых девять квадратов. То есть три на три метра.
– Это и не домик вовсе, дочка, – посмеивался отец в густую щетину. – Это твоя светелка. Добротная, уютная.
Что такое светелка, она в ту пору не знала, но с отцом была согласна – ее маленький летний домик получился милым, уютным и светлым.
Ей поставили там красивую кроватку с резной спинкой, с самой настоящей пуховой периной, грудой подушек, толстым одеялом и пухлым атласным покрывалом в мелкий цветочек. Рядом с кроваткой столик, над ним зеркало. В угол втиснули старинный одежный шкаф, отреставрированный отцом и доведенный до блеска. Пара стульев, один у столика, второй у входа. Большая шкура непонятного животного легла на деревянный пол. Окошко располагалось напротив двери, в изножье кровати. Мама сшила из такого же атласа в цветочек, как и покрывало, шторы, заставляла Киру перехватывать их на день толстыми витыми шнурами апельсинового цвета. Эту процедуру Кира не очень любила и шторы на ночь старалась не задергивать.
Как же славно там бывало по утрам!
Она просыпалась и какое-то время не открывала глаза. Лежала и слушала, как шуршат листьями яблони за окном, поют птицы, где-то за соседним забором истошно орет курица, громко урчит кот, которого мама постоянно гоняла веником за наглость. Потом она приоткрывала глаза и наблюдала за солнечными стрелами, прокравшимися сквозь яблоневые ветки в комнату. Крохотные пылинки, потревоженные светом, казались позолоченной сахарной пудрой, из которой пекут свои пирожные эльфы, а их в ее комнате живет видимо-невидимо. Точно-точно, она знала, что живут!
Потом раздавались тяжелые шаги мамы, распахивалась дверь, и волшебство исчезало.
– Вставай, Кирюша, вставай. Завтракать пора.
Все сейчас было так и не так. В теле будто вовсе не ощущалась веса, только странная легкость. Мелькали какие-то странные сполохи, как если бы на улице был ветер и ветки яблонь драли в клочья настырный солнечный свет, намеревавшийся пробиться к ней в комнату. Шаги. Тяжелые шаги, как у мамы, когда она взбиралась по трем ступенькам к ней в домик, чтобы позвать на завтрак.
Но это же не мама. Ее не может быть, ее давно нет! И отца нет. Они как-то быстро ушли друг за другом много лет назад. И домика того нет, где она нежилась под толстым теплым одеялом.
Где она? Что с ней? Кто ходит? Откуда такой странный дергающийся свет?
Кира снова зажмурилась и постаралась вспомнить, что с ней было до того, как она проснулась. Долго не получалось. Мысли ускользали, как рваные клочья утреннего тумана, потревоженного солнцем. А потом вдруг…
– Здравствуйте, Кира Степановна.
Катерина позвонила ей после обеда. Точно, Кира только-только успела застегнуть молнию на дорожной сумке, которую набила не пойми чем перед путешествием. Она бы и не поехала никуда, Ирка настаивала. А когда узнала о происшествии на обеде, куда ее пригласили, готова была за шиворот оттащить ее к трапу самолета. Любого.
– Здравствуйте, – осторожно поприветствовала соперницу Кира. И тут же суетливо затараторила: – Вы простите, у вас что-то срочное? Я просто спешу очень.
– Я не отниму у вас много времени, – пообещала нежнейшим из нежнейших голосков Катерина.
И Кира ее тут же возненавидела много сильнее прежнего. За манерность, за мягкие интонации, за показную нежность.
Притворщица, тьфу!
– Что вы хотите?
– Прошлая наша встреча закончилась не очень. Я виновата, конечно! – тут же воскликнула Катерина покаянно.
И Кира возненавидела ее еще и за это лживое покаяние.
– Мне не надо было так поступать.
– Как? – вкрадчиво поинтересовалась Кира.
И сунула не занятую телефоном ладонь себе под мышку. Тряслась просто, как судорожная.
– Все это было лишним. Я виновата и не знаю, как загладить свою вину. Простите меня, Кира, – она отвратительно мелодично всхлипнула. – Простите, если сможете.
– У вас все?
Перед глазами все время плясали какие-то темные точки. И лоб покрыялся испариной. И ноги не держали.
– Надо жрать, – ругался вчера Виталик, пытаясь накормить ее какой-то калорийной невкусной едой для спортсменов. – Так можно в голодные обмороки начать падать. Ир, скажи ей, чего ты!
Ирка страдальчески морщила безупречно гладкий лоб, кусала губы и молчала. Почему?
– Нет, не все. У меня есть к вам предложение, Кира, – вернулся ненавистно приятный голос соперницы.
– Что, еще одно? – она злобно фыркнула. – Не многовато ли предложений поступает от вас мне за последнее время? Или вы хотите переадресовать мне предложение, сделанное вам Ильей? Хотите вернуть мне мужа?
– Ха-ха, как весело. – Она, видимо, скривилась, потому что голос стал противным и гнусавым. – Нет, не хочу.
– Тогда что за предложение?
– Я хочу вам дать денег, Кира. Много денег! – вдруг выпалила Катерина с апломбом.
Как если бы сказала: «Дарую»! Или: «Жалую с царского плеча!»
– Денег? – прошипела Кира. Помолчала, пытаясь справиться с сухостью в горле. И снова спросила: – Денег?
– Да. Я хочу предложить вам денег, Кира.
– И сколько же, в вашем понимании, Катерина, это самое – много денег?
Ей перестало хватать воздуха, а черных точек перед глазами стало много больше. Кира нашарила коленом диван, на котором стояла ее собранная к путешествию дорожная сумка. Рухнула, зажмурилась.
Эта тварь пытается ее купить? Ее или Илью?! Хотя его она уже купила. Что пообещала? Фирму, о которой узнала Ирка из своих источников? Счета в заграничных банках? Позволила жить в огромном шикарном доме? Или уже подарила ему этот дом?
– Достаточно для того, чтобы вы могли начать новую жизнь где-то еще. Не в нашем городе.
– Ага, мне, стало быть, придется уехать? – уточнила Кира, боясь провалиться в обморок.
Горело тогда ее путешествие синим пламенем.
– Да. Так будет лучше для всех нас.
– Вас? Лучше для вас?
Она же порвет просто эту наглую тварь! Предлагает денег, чтобы Кира убралась из города и не путалась под ногами?! Чтобы не попадалась им на глаза? Особенно Илье? Он-то, интересно, в курсе?
– Кира, не надо загонять себя в угол. Вы молодая красивая женщина, – не очень уверенно произнесла Катерина комплимент в ее адрес. – Вы можете начать новую жизнь. А с моими деньгами…
– И что с ними?
– С моими деньгами все будет гораздо проще! И Илью забыть, и построить свое счастье. Решайтесь, Кира.
Кира резко поднялась с дивана и принялась искать предмет потяжелее, которым можно было бы запустить в наглую красивую морду соперницы. Потом сообразила, что ее здесь нет. Что для наказания необходимо присутствие. И решилась.
– Хорошо, давайте встретимся и все обсудим. Только возьмите сразу чековую книжку, дорогая.
Левая щека Киры задергалась вместе с веком, она перепугано прижала ее ладонью.
– Отлично! – обрадовалась молодая дурочка. – Давайте сегодня в восемнадцать ноль-ноль. Идет? Вас устраивает время?
Кира прикинула. До вылета после восемнадцати ноль-ноль у нее оставался приличный запас времени.
– Да. Мне приехать к вам в тот дом?
– Нет-нет, что вы! – Катерина слабо хихикнула. – Давайте на нейтральной территории. У меня на Рябиновой улице есть квартира. Удобнее там.
– Хорошо, диктуйте точный адрес.
Все именно так и было. Это она помнит. Что произошло дальше?
Кира снова зажмурилась, все еще ощущая странную невесомость во всем теле.
Что произошло дальше?
Она отключила в своей квартире все электроприборы, перекрыла воду, выключила холодильник. Там все равно было пусто. Взяла дорожную сумку, свою сумочку, вызвала такси и через несколько минут вышла на улицу. Продрогла, пока дожидалась машину. Ветер растрепал прическу, хотя она старательно укладывала волосы. Разметал полы ее легкого пальто на одной пуговице, она его специально надела. Пальто было стильным, красивым, почти белым. Оказалось не по погоде. Ветер выстудил саму душу, кажется. В довершение, когда она приехала на Рябиновую, пошел дождь. И пока Кира маршировала с сумками от такси до подъезда, макияж, над которым она тщательно трудилась, превратился в неряшливые мазки под глазами. О прическе было лучше не думать.
– Можно я оставлю сумку минут на десять? – спросила она у консьержа, дремавшего за стеклянной перегородкой с дежурной газетой в руках. – Я к подруге на минуту. Туда и сразу обратно.
– Минуточку, – встрепенулся дядька, обрадовавшись перспективе скоротать время дежурства. – Во-первых, кто подруга? Во-вторых, что в сумке? В-третьих, кто вы? У нас порядок!
– О боже, как все серьезно! – Кира закатила глаза, полезла за документами. – Станете регистрировать?
Стал. И паспортные данные ее переписал, иначе пропускать отказался. И содержимое сумки велел показать, мало ли что. И имя заклятой подруги велел продиктовать.
На все ушло минут десять, вспомнила Кира сквозь странную дремоту, переместившую ее в невесомость. Потом она влезла в лифт, доехала до седьмого этажа. Подошла к двери и позвонила. Никто не открыл. Еще раз позвонила. Снова без ответа. Она глянула на часы. Она не опоздала, было всего лишь пять минут седьмого. Катерина не могла уйти, не дождавшись ее. Если, конечно, она вообще ее ждала, полыхнуло в голове. И если это не очередной розыгрыш или подстава.
– Тварь! – скрипнула Кира зубами и пнула дверь.
А та возьми и откройся. Она вошла, хотя в прихожей было темно. Более того, она точно помнит, что пошла дальше по коридору, громко окликая соперницу по имени. Держась за стену, прошла коридором, вошла в какую-то комнату, сделала два шага, и вот тут на нее из темноты…
Вспомнила!
Кира попыталась шевельнуться – бесполезно. То же ощущение. Тело ее не слушалось. Все правильно! Потому что на ней что-то лежало. Что-то очень тяжелое. Именно на это она наткнулась в темноте, блуждая по чужой квартире. Наткнулась и повалила на себя. Упала и отключилась. То, на что она наткнулась, было очень тяжелым. И еще она больно ударилась головой, когда упала. Голова сильно болела. И горло почему-то.
Что это было? Шкаф, человек? Это могло быть и тем и другим, решила Кира со вздохом через мгновение. Попыталась шевельнуть руками, чтобы пощупать груз, придавивший ее к полу. Руки онемели и не шевелились. А еще странно болели.
Может, крикнуть? Почему консьерж не бьет тревогу, интересно? Она же не спустилась за сумкой. Пробыла в чужой квартире значительное время, не оговоренное в регистрационном журнале. Чего же он? Снова спит?
Она зажмурилась, когда вспыхнул свет под потолком. Он был таким ярким, таким ослепительно-белым, что Кире в тот момент показалось, что она лишилась зрения. А должна же была видеть людей, которых в квартиру набилось много-много. Она различала голоса сразу нескольких человек. Кто-то охал, кого-то жалели. Ее, видимо. Ее же что-то придавило к полу. Как не пожалеть.
– Давайте на раз-два, поднимайте! – скомандовал какой-то мужчина.
Раздались шаги совсем рядом. Сразу несколько человек сгрудились над ней. Она уловила разные запахи: мужской туалетной воды, пены для бритья, табака и мятной жвачки. Раздалась команда, что-то захрустело, ее обдало сначала волной воздуха, а потом все тело зашлось в такой болезненной судороге, что она заорала.
– Больно тебе, да? – спросил кто-то.
Она по-прежнему не раскрывала глаз, не видела.
– Да, больно. Очень, – прошипела она едва слышно. – Что это было?
– Шкаф. На тебе лежал шкаф, гражданочка.
– Шкаф? Откуда он взялся?! Почему шкаф? – Она чуть дернула ресницами, приподнимая веки.
Ничего, одни силуэты. Мутные, размазанные. Но много.
– Шкаф, видимо, на нее упал, когда жертва сопротивлялась, – прогнусавил чей-то противный голос. И тут же с сожалением прищелкнул языком: – Борьба была не на жизнь, а на смерть!
– Михалыч, ты сможешь привести ее в чувство? – спросили гнусавого.
– Осмотрю на предмет повреждений, если все в норме, ватку с нашатырем в нос – и она ваша, ребята.
Над Кирой склонился человек, она почувствовала сильный запах пены для бритья. Его руки профессионально ощупали ее грудь, лодыжки, плечи, перевернули на бок, прошлись по спине.
– Все с ней нормально, не считая порезанных рук, шишки на голове и синяка на шее, – произнес он. Подтащил ее куда-то, посадил, облокотив о стену.
И тут же в нос Кире будто кто провода под током сунул. Она задергалась, закашлялась, глаза заслезились и, странно, почти сразу начали видеть, что творилось вокруг.
– О господи! – завизжала она через пару минут, осмотрев комнату по третьему кругу. – Что здесь? Как это? Я не понимаю! Господи, нет!
Когда-то уютная комната с современной легкой мебелью и нарядными шторами была вся разгромлена. Битое стекло, щепки от стульев, обрывки каких-то бумаг, поваленный посудный шкаф. Видимо, тот, под которым она так долго пролежала. Растерзанные диванные подушки с торчащими клочьями поролона. И посреди всего этого погрома мертвая Катерина в луже собственной крови с растрепанными волосами. А Кира с безвольно вытянутыми ногами сидит у стены в пропитавшемся кровью светлом любимом пальто. Чья это кровь? Чья? Катерины или ее собственная? У нее изрезаны ладони, саднят.
– О господи, нет, нет, нет! – Она начала молотить головой о стену, старательно отводя взгляд от мертвой соперницы.
– Эй, вы можете сказать, что здесь произошло?