Васёк Трубачёв и его товарищи. Все повести Осеева Валентина

Глава 54

«Трубачёв пришёл!»

– Девочка! Девочка!..

Хроменькая Фенька прижимает к плетню острое личико и смотрит на дорогу.

– Девочка! Это свои, не бойся!

Из кустов осторожно поднимается рыжий мальчик. У него тёмные, запавшие щёки и синие глаза с лихорадочным, голодным блеском. Он протягивает через плетень худую руку:

– Послушай, девочка…

Фенька боязливо отступает назад.

– Нема хлиба, зараз картошки вынесу, – бормочет она, поворачиваясь, чтобы бежать в хату.

– Нет, нет! Подожди, подожди, девочка! Иди сюда!

Фенька останавливается. Мальчик оглядывается на дорогу и тихонько спрашивает:

– Знаешь Мирониху?

Фенька кивает головой.

– Послушай! У неё есть девочки. Это наши. Вызови их, скажи – Трубачёв пришёл.

– Московские? – шёпотом спрашивает Фенька.

– Да, да! Знаешь ты их?

– Знаю.

Фенька пытливо смотрит на мальчика и боком перелезает через плетень:

– Они тут, на поляне. До Вали пошли. Пойдём – покажу!

Она, прихрамывая, бежит по тропинке; Васёк едва поспевает за ней.

– Подожди немножко… Я не один, я с товарищами! – говорит Васёк.

Из кустов один за другим выходят ребята. Бобик рвётся из рук Пети Русакова и тихо рычит.

Фенька останавливается. В глазах её мелькает беспокойство.

– Вон они, за оврагом… на поляне, – быстро говорит она и, повернувшись, бежит назад.

– Девочка! Девочка! Не бойся! – кричит ей вслед Васёк. – Это свои!

Но Фенька не оглядывается.

– Испугалась нас! – вздыхают ребята. – Что же делать теперь?

– Ничего, сами найдём! Тут близко – на поляне где-то…

Мальчики спускаются в овраг, карабкаются наверх, потихоньку советуются:

– Может, лучше к Миронихе идти?

– Где тут поляна? Лес начинается уже…

– Жаль, испугалась девочка. Она бы показала.

– Эй, хлопцы, куда пошли? – вынырнув из густой травы, машет рукой Фенька. – Налево идите! За дубами тропинка будет. Чуете?

– Чуем! Чуем!.. Иди сюда!

– Не тронем мы тебя!

– Эх, ты, проводила бы!

Фенька мотает головой:

– Сами найдёте – за дубами!

– Пошли! – говорит Васёк.

На пригорке – широкостволые, старые дубы. Ребята насторожённо и радостно улыбаются. На их лицах – нетерпеливое ожидание встречи. За дубами неожиданно открывается светлая лесная поляна. Солнце косыми лучами падает на траву.

Под молодой берёзкой, у свежей насыпи, покрытой сорванными полевыми цветами, прижавшись друг к другу, сидят две девочки. Они сидят под одним платком, подобрав под себя босые ноги. Лёгкий ветер пробегает по поляне. На берёзе бьётся тонкая дощечка…

Васёк ещё издали видит двух девочек и свежую насыпь под берёзой. Сердце у него падает. Ребята в смятении останавливаются за его спиной.

– Кто-то умер… – хриплым шёпотом говорит Васёк, не двигаясь с места.

Лида Зорина быстро поднимает голову, платок скользит с её плеч; она вскакивает, в упор смотрит на Васька остановившимися чёрными глазами, потом с криком протягивает вперёд руки:

– Нюра! Нюра! Трубачёв пришёл!

Нюра бросается к подруге, обнимает её за шею, и обе они громко плачут. Мальчики, тяжело волоча ноги, боязливо подходят к насыпи. На берёзе сиротливо бьётся дощечка. На дощечке – короткая, скупая надпись:

ЗДЕСЬ ПОХОРОНЕНЫ

УЧИТЕЛЬНИЦА МАРИНА ИВАНОВНА

И ШКОЛЬНИЦА ВАЛЯ СТЕПАНОВА

Нюра падает на сорванные цветы, обнимает тоненький ствол берёзы:

– Валечка! Валя! Трубачёв пришёл!

Глава 55

Ночной стук

– Куда же вы пойдёте одни? Вы ж дети… – качая головой, говорит Мирониха.

Трубачёв молчит. Глаза у него слипаются от усталости и сытой пищи. Ребята тоже размякли. Петька, широко раскрыв рот, спит сидя. Сева давно уже лежит на скамейке. Одинцов, подперев рукой голову, дремлет над своей миской. Ему жалко отодвинуть миску, хоть она и пустая. Генка ест медленно, подставляя под ложку кусок хлеба и бережливо собирая крошки. Мазин, умильно глядя на Мирониху, просит вторую миску борща.

– Нельзя, Мазинчик, нельзя, – уговаривают его девочки. – Нельзя тебе сразу много есть… Ты можешь заболеть.

– Нельзя, нельзя, дети мои! – строго говорит Мирониха, убирая от Мазина пустую миску. – Сегодня уж так, а завтра я вам целый чугун борща наварю!

Маруська с жалостливой усмешкой в глазах подолгу смотрит на каждого из ребят и время от времени громко говорит:

– Дайте ж им хоть трохи покушать, мамо!

Мирониха со вздохом стелет на пол сенник:

– Ложитесь спать, хлопцы. Треба огонь тушить, а то как бы полицаи не завернули до нас. А завтра где-нибудь я вас пристрою. Может, на Жуковку до сторожа сведу…

«Завтра… завтра…» – бессильно склоняя голову на подушку, думает Васёк. Ребята падают рядом с ним; девочки отдают им свои простыни, одеяла. Спящего Петьку укладывает Мазин.

«Эх, Валя… Валя Степанова!" вспоминает Васёк. Откуда-то, из самого краешка глаза, выбегает слеза и мокрым пятнышком расползается по подушке. Острая тоска схватывает за сердце, тревога отгоняет сон. Васёк видит перед собой весь утомительный путь, который они прошли. Лес, лес, лес… Где же Митя? Идёт ли он по их следам, знает ли он, что случилось с ними в селе? Зачем пойдёт он на пустую мельницу? А следы их и дорожные знаки начинаются только оттуда!

Ваську кажется вдруг, что все его надежды напрасны. Митя не придёт! Мирониха тоже, наверно, не знает, где искать партизан. И у себя она не может их оставить – у неё и так полна хата. Сон окончательно покидает Васька. Он облокачивается на подушку и не мигая смотрит на коптилку.

– Ну, чего зажурился, хлопчик? Тяжело тебе за главного быть? – Мирониха присаживается с ним рядом, гладит его по голове и растроганно говорит: – Спи, голубчик! Ты своё дело сделал – довёл ребят. Теперь я об вас подумаю. Люди-то свои везде есть! Кругом они… Фашисты думают, как бы им партизан в кольцо взять, а партизаны давно уже фашистов в петлю загнали.

Мирониха тихо смеётся. Глаза её лучисто светятся в темноте, на щеках появляются ямочки. Васёк улыбается…

Тихий стук в окно пугает обоих. Мирониха бледнеет.

– Чужой стук… незнакомый, – шепчет она, приложив к губам ладонь.

Стук повторяется, у двери скрипит крыльцо. Мирониха окидывает взглядом спящих ребят.

– Если что, скажи – из Жуковки… за грибами ходили… ночевать попросились, – шепчет она Ваську и бежит к двери.

Васёк толкает ребят:

– Не спите! Не спите!..

Нюра и Лида тревожно смотрят с печки, свесив вниз головы.

– Мирониха я и есть. Чего треба? – сурово спрашивает Мирониха, впуская в хату низенького человека с морщинистым лицом и выцветшими седыми бровями.

– Чего треба, то я и нашёл! Ясно! Человек не иголка!.. Это чьи ребятишки у тебя? – весело кивает он на ребят.

Ребята вскакивают. Сонный Бобик вылезает из-под стола и, виляя хвостом, обнюхивает гостя.

– Ба! И ты тут, скотинка, а? Скажи пожалуйста! – удивляется тот.

Мазин, расталкивая ребят, подходит сбоку и беззастенчиво разглядывает знакомое старческое лицо с лукавыми светлыми глазами.

– Свой я, свой! Чего всполошилась, гражданочка? Разве чужие так ходят!.. От Мирона Дмитрича мы пришли… Стой, я товарища своего впущу… – Он поспешно идёт к двери и кашляет на крыльце.

Мирониха недоверчиво прислушивается.

– Это тот… тот, со свистком, – шепчет Ваську Мазин.

Дверь снова открывается. Высокий человек в длинном пальто сбрасывает щегольскую кепку.

Васёк бросается к нему:

– Митя!..

Ребята тесной кучкой окружают Митю, виснут на нём со всех сторон; девочки обнимают его за шею, гладят по лицу:

– Митя… Митя… Митенька!..

– Ой, мамо, мамо, – громко всхлипывает Маруська, – дайте ж им хоть трохи покушать!

Глава 56

В партизанском лагере

За палаткой послышался шум. Николай Михайлович поднял голову.

– Узнайте, что там такое! – отрывисто сказал он, просматривая свежий листок фашистской газетки, только что доставленной связным.

Степан Ильич поспешно вышел.

Около землянки, где жила Оксана, собрались партизаны. Среди них слышались удивлённые восклицания, одобрительные возгласы, добродушные шутки. В центре этой кучки стояли ребята. Курточки и штаны почти у всех были разорваны и свисали бахромой на рукавах и коленках; волосы отросли и торчали вверх; за ушами Васька золотились рыжие колечки. Девочки в длинных кофтах выглядели не лучше. Зато красные пионерские галстуки были повязаны с особой тщательностью, свежевымытые щёки ребят блестели, и на лицах было написано безграничное счастье. Шёлковое знамя жарко и празднично алело над маленьким отрядом. Смущённые встречей с партизанами и необычайной обстановкой лагеря, мальчики искоса поглядывали на Митю и растерянно улыбались. Бобик, издавая тихое ворчание и насторожённо подняв уши, вертелся под ногами.

– Эй, хлопцы, пополнение пришло! – шумели вокруг партизаны. – А худые – беда! Небось не емши по лесу бегали!

– Зараз треба их на продовольствие поставить!

– А чего ждать? Доложи командиру, – советовали Мите.

Степан Ильич шагнул в круг, широко раскрыл руки и захватил в свои объятия ребят:

– Эх вы, други мои! Соколята!

Ребята зашумели, заговорили все разом:

– Дядя Степан! Мы шли, шли…

– Мы всё лесом да лесом… Мы грибы ели…

– А вот наши девочки, дядя Степан! Это Лида и Нюра!

Васёк радостно прижался к колючей щеке дяди Степана.

– Золотой ты хлопчик, ридна моя кровь! – заглядывая ему в глаза, повторял Степан Ильич.

Партизаны, стоя вокруг, с волнением глядели на эту встречу. Приход пионеров в лагерь был для всех радостным событием, напоминавшим о мирной жизни.

– Галстуки сохранили! Вот это пионеры!

– Эй, Сенька, сходи за нашей маткою! Она тут все глаза проглядела поджидая.

Но Оксана, заслышав шум в лагере, уже торопливо шла от речки. Митя бросился ей навстречу.

– Привёл, привёл, Оксана Николаевна! – закричал он ещё издали, показывая на ребят. – Вот они!

Степан Ильич подтолкнул Васька:

– Беги, встречай! Ночи она не спала из-за вас…

Васёк бросился вперёд, но девочки опередили его:

– Тётечка! Тётечка!

Оксана тревожным, быстрым взглядом охватила ребят, большими тёплыми руками прижала к себе их головы, ощупала острые плечи, торчащие лопатки, заглянула каждому в глаза:

– Птенчики вы мои бескрылые!

Партизаны смотрели на неё, крякали, вздыхали:

– Да… встретились, значит…

Оксана вдруг выпрямилась.

– Сенька, топи баню! Ножницы неси! – скомандовала она свежим, молодым голосом.

Партизаны засмеялись:

– Сейчас вам, ребята, санобработка будет!

Степан Ильич вошёл в палатку с сияющим лицом:

– Прибыл Бурцев с ребятами!

Николай Михайлович улыбнулся:

– Нашлись? Ну-ну! Позаботьтесь там, чтобы их накормили. Пускай хорошенько отдохнут, а завтра мы их переправим через фронт. Часть можно будет на самолёте с Коноплянко. Как самочувствие Ильи Кондакова?

– Неважно… Изрешетили хлопца – смотреть страшно.

– Да, дорого ему обошлась Жуковка! Ну что ж, отправим в Москву на излечение. А Макитрючка что?

– Макитрючка ничего. «Скоро, говорит, встану». Просит считать здоровой.

– Ну, о ней мы тут позаботимся. А как насчёт Ульяны Леонтьевны? Устроили?

– Точно. Сегодня ночью перевезли с детьми в Семеновку.

Николай Михайлович кивнул головой:

– Хорошо. Попросите ко мне Мирона Дмитрича и Коноплянко.

Ребята сидели за длинным столом и ели густую гречневую кашу. К столу подошла Костичка; улыбаясь, села рядом.

После казни деда Михайла Костичка вместе с детьми ушла в лагерь к мужу. Увидев её, ребята обрадовались.

Генки не было: он ходил по лагерю – искал Гнедка. Митя подозвал мальчика к себе:

– Сейчас, сейчас, Генка, придёт твой Гнедко, не бойся!

– Не бачу я его… Може, убитый? – хмуро спросил Генка.

– Да нет! Сейчас сам увидишь. Экий ты недоверчивый!

Из-за деревьев выглянул Сенька. Он тянул на поводу стройного, высокого жеребца.

– Гнедко!..

Генка заложил в рот два пальца и тихонько свистнул. Жеребец ответил тихим радостным ржанием и, высоко подкидывая спутанные передние ноги, поскакал навстречу хозяину. Генка обнял его голову, прижался к ней лицом и беззвучно заплакал. Конь мягкими чёрными губами трогал шею и руки Генки, глядел на него большими понимающими глазами и тихонько фыркал.

– Михайлов внук плачет, – хмуро говорили партизаны.

– Не мешайте ему, не подходите, – останавливал Митя.

Историю Генки и его коня хорошо знали в партизанском отряде.

Выплакавшись, Генка по-хозяйски осмотрел своего Гнедка.

– На що звязали? – сердито сказал он Сеньке. – Освободи его! Он теперь от меня никуда не уйдёт.

Сенька послушно распутал верёвку на ногах жеребца. Генка осмотрел копыта коня, провёл рукой по мягкой спине и заметил след от седла.

– Плохо седлаешь… Так спину коню можно натереть! – строго сказал он, отпуская Гнедка и глядя ему вслед. – Овёс даёте?

– А як же! Всё даём – и овёс и хлебца даём, – торопливо уверил его Сенька.

Когда Генка вернулся к ребятам, глаза у него были красные, но блестели и хмурое выражение лица смягчилось.

– Ешьте, ешьте! – угощал ребят Митя. Он чувствовал себя хозяином здешних мест и, радуясь впечатлению, которое произвёл на ребят лагерь, с мальчишеской гордостью говорил: – Вы что смотрите? Целый город у нас тут! Это ещё что! Мы ведь только что перебрались сюда, а вот подождите – укрепимся хорошенько…

После соединения с макаровцами лагерь расширился и стал походить на большую стройку. Место было выбрано для зимовки. Партизаны устраивали себе тёплое жильё. Слышался стук топоров, падали деревья, визжали пилы. Землянки строились прочные, с печами и маленькими окошками. Стол, за которым сидели ребята, издавал свежий смолистый запах. Для кухни было отведено особое место. Под навесом был сложен весь кухонный инвентарь, отбитый у фашистов. Были две просторные палатки для раненых. Ребята узнали, что за день до их прихода был совершён крупный налёт на Жуковку, пущен под откос поезд с эсэсовцами, взяты большие трофеи: ручные пулемёты, винтовки, обмундирование.

– Неплохо Гитлер вооружил нас! – смеялся Митя.

Пока Митя рассказывал, Мазин рыскал глазами по лагерю, оглядывая постройки и что-то соображая про себя. Тревогу его разделял Петька Русаков.

Ещё в дороге Митя сказал ребятам, что их отправят домой. Девочки, Саша и Сева Малютин искренне и шумно радовались. Одинцов тоже хотел домой, но он ждал, что скажет Васёк Трубачёв. Он всегда и во всём поддерживал товарища и расставаться с ним не хотел, несмотря на желание ехать домой. Васёк задумался. Он, конечно, хотел бы воевать вместе с партизанами, но ослушаться взрослых не мог.

– Приказ – это всё! – подумав, сказал он Одинцову.

Генка вёл себя так, как будто слова Мити вовсе не касались его. Мазин и Русаков решили «отчаянно» просить командира оставить их в отряде.

– Я прямо заплачу, Мазин! – серьёзно говорил Петька.

– Я тебе «заплачу»! Что ты, у тётеньки в племянники просишься, что ли? Ты в партизаны просишься у командира!

– Верно. Я лучше буду так смело говорить…

Мазин сделал гримасу:

– Тощий ты и маленький… не имеешь внушительного вида.

Петька с огорчением разглядывал себя:

– А ты скажи, что мне пятнадцать лет.

– Не дурак я, чтобы перед умными людьми врать! – огрызался Мазин.

Пока ребята ели, партизаны, занятые своими делами, издали разглядывали их.

– Рыжий – это, видать, командир. Весь отряд привёл!

– А тот, с краю сидит, глазастый, – говорят, вместе с дедом Михайлом работал!