Зеленая гелевая ручка Морено Элой

Всего: 445 м

Всего: 445. Всего на 445 квадратных метрах я проводил 95 процентов своего времени. Залез в интернет, чтобы посмотреть общую площадь поверхности Земли. Ответ нашелся быстро: 510 065 284,702 км.

Почти сорок лет моей жизни прошли на 445 квадратных метрах. Стоило ли продолжать?

Два дня, предшествующие моему побегу, пролетели слишком быстро. Столько всего произошло, что, несмотря на боль, я пережил за эти сорок восемь часов больше, чем за все последние годы вместе взятые.

На часах было около половины восьмого. Вот уже несколько дней я не разговаривал с Луизой и несколько дней вообще не разговаривал с Реби. Немного поразмыслив, я сделал выбор в пользу Луизы: я остался на работе в тот четверг. В четверг, когда все пошло наперекосяк.

19:30: я был все ще не один в офисе.

20:00: пришла Луиза, но Хосе Антонио по-прежнему не уходил.

20:10: Хосе Антонио устал изображать бурную деятельность и начал собираться.

Он устал шпионить за мной, предположил я, устал следовать ребяческим приказам глупого начальника. Он посмотрел на меня издалека, надел пальто и ушел. И я, который решил остаться в офисе, вышел вслед за ним.

Я следовал за ним по улице, прячась на каждом углу, шел за ним по парковке, скрываясь за каждой колонной. Я поехал за ним на своей машине, держась всего в нескольких метрах.

Примерно через полчаса мы добрались до торгового центра, где работала Реби. В такое время ее уже нет на работе. Он въехал на подземную парковку, и я, на расстоянии двух машин, спустился вслед за ним.

Он вышел, направился к ближайшему лифту и поехал наверх. Я предположил, что на третий этаж – там все кафе и сетевые рестораны. Запыхавшись, я пробежал по лестнице три пролета и увидел, как он входит в одно из кафе.

Зачерпнул ртом воздух, сделал еще пару вдохов, чтобы успокоиться, и решил устроиться в соседнем кафе-мороженом. Теперь была моя очередь следить.

Я ждал почти полчаса, сидя всего в двадцати метрах. Я следил за ним, как он следил за мной. Несколько раз я порывался бросить все это: что я вообще делаю?

Я думал о том, чтобы вернуться домой и рассказать Реби о своем плане, чтобы объяснить ей, что поцелуй, который она оставляла на моей щеке, с каждым днем становился все короче и суше, чтобы попытаться вернуть все то, что мы давно потеряли. Но я продолжал сидеть на стуле в ожидании, когда Хосе Антонио выйдет.

И он вышел, вышел вместе с ней, с Реби.

Они оба вышли с серьезными лицами, существовавшие только друг для друга, с переплетенными руками. Несколько минут, пока они разговаривали, их губы были слишком близко. И эти минуты показались мне часами. Он положил руку на ее плечо – на мое «ее плечо», она прислонилась головой к его груди. Я сидел, ничего не предпринимая. И так, обнявшись, они направились в сторону гаража, может, к ее, а может, и к его машине. Я знал, что потерял ее.

Я продолжал сидеть там, на виду у всех – у всех, кроме них, смотрящих в другую сторону, в свою сторону. У меня не хватило смелости встретиться с ними, в тот момент я даже не мог думать об отмщении, я просто погрузился в пучину своих чувств. Перед глазами стоял некролог отношениям, которые только что оборвались.

Я подождал, пока актеры совсем удалятся со сцены, и остался там, один на один с моим кофе.

Возвращение неизбежно привело бы к вопросам, сомнениям и упрекам. Пожалуй, это была самая долгая дорога домой в моей жизни. Она действительно обманывала меня или все это было простым недоразумением? Хосе Антонио шпионил за мной ради Рафы или ради себя самого, ради них? Знала ли она что-нибудь о моих задержках на работе?

Я позвонил домой родителям Реби.

– Здравствуйте, Карлито все еще у вас? – спросил я в упор, не дожидаясь ответных приветствий.

– Да-да, Реби предупредила нас, что приедет за ним чуть позже, ей нужно сходить за покупками. Она тебе ничего не сказала?

– Ах да, теперь я что-то припоминаю, что-то она говорила сегодня утром, – соврал я. – Ладно, встречу ее дома. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Отправил сообщение Реби: «Я сегодня не приду ночевать».

Я не мог вернуться той ночью.

Отключил мобильный телефон, и вместе с ним отключил всю свою жизнь. С этого момента события повалились на меня одно за другим, и я уже не мог это остановить.

Я уехал. Убежал из города, далеко-далеко. Нашел отель и провел ночь там.

Я не мог заснуть, думал обо всем и сразу ни о чем.

На часах было половина двенадцатого ночи. Интересно, забрала ли Реби Карлито? Я включил телефон.

Никто мне так и не позвонил за целую ночь.

Пятница, 26 апреля 2002

Последняя пятница моей прежней жизни.

Я очнулся в чужой постели. Надел ту же одежду, что и накануне. Позавтракал в кафе отеля и отправился на работу.

В офис я приехал с клокочущей яростью, с огромной жаждой мести… пусть только попробует мне кто-нибудь что-нибудь сказать. Я спросил про Хосе Антонио, но мне сказали, что его нет, что он, воспользовавшись первомайскими праздниками, которые должны были начаться на следующей неделе, взял отпуск на две недели.

Я тут же представил их вместе. Представил, как они наслаждаются жизнью, которая по праву была моей. В тот день за своим собственным рабочим столом я встретился лицом к лицу с тем самым одиночеством, про которое говорила мне Сара. Я был совершенно один.

Несколько раз я позвонил Реби, но она не подняла трубку.

Все утро я прикрывался головной болью, которой у меня в действительности не было. Глядя на мое лицо и настроение, коллеги охотно поверили и оставили меня в покое.

Я укрылся там, на своем месте, в надежде на то, что все это было сплошное недоразумение.

В обеденный перерыв я всем сказал, что мне стало хуже.

– Не глупи и иди домой, – сказал мне Годо.

– Конечно, – поддержал его Рикардо.

Я взял куртку, проверил ящики стола и ушел. Я почему-то знал, что больше не увижу их никогда, что больше никогда не сяду за этот стол, рядом с ними.

Вернулся домой.

Открыл дверь, зная, что в это время никого не должно было быть, но еще надеясь, что все будет по-прежнему. Я осмотрел каждый уголок дома, который знал наизусть, и начал находить доказательства, указывающие на ее отсутствие. Нервничая, я подошел к нашей спальне и уже издалека увидел его – одинокое письмо на нашей пустой кровати. Прощальное, окончательное. После стольких лет совместной жизни мы расстались вот так.

Это письмо продиктовано вовсе не ненавистью.

Я так долго страдала от страха, беспомощности, ревности, отчаяния, депрессии, разрываясь между безумием и жутким чувством вины. Мы пережили так много моментов, плохих и хороших, но главное, вместе. Я знаю, что жизнь состоит из воспоминаний, и к счастью, мои мысли наполнены воспоминаниями о тебе.

Вот уже несколько недель, месяцев, как наша совместная жизнь перестала быть похожей на жизнь.

Мы так давно увязли в колее этой рутины, что даже не стараемся сделать что-то по-другому, чтобы снова стать друг для друга теми, кем были раньше. Мы так давно потеряли наше счастье…

Вот почему я хочу, чтобы ты знал, что я тебя понимаю. Мне больно, но я ничего не могу с этим поделать. Не думаю, что будет справедливо кого-то обвинять… Может, нужно было проявлять больше заботы, проводить больше времени вместе, делать то, что мы делали раньше.

Возможно, просто настал момент, когда я поняла, что любить тебя, любить друг друга просто недостаточно. Не знаю, как дальше повернется моя жизнь, но, по крайней мере, точно знаю, где не хочу сейчас находиться.

В последнее время ты считал мое поведение странным, замкнутым, но ты слишком недооцениваешь меня. Я давно это подозревала, а теперь в этом просто уверена. Ты должен был проявить смелость и во всем признаться. Если и есть что-то, что я никогда не смогу тебе простить, так это ложь.

Не пытайся искать меня, хотя я думаю, что ты этого и не сделаешь. Нам обоим придется построить жизнь заново. Сейчас я знаю, куда направляюсь, но не знаю, как долго пробуду там.

Я постараюсь не видеть в тебе человека, ради которого я все это бросила. На данный момент у меня есть поддержка, я нашла особенного человека, который был настоящим другом на протяжении последних нескольких недель. Благодаря ему у меня открылись глаза на многие вещи, он помог мне двигаться вперед, проглотить ненависть, отпустить обиду и понять, что я могу наслаждаться жизнью и без тебя.

С Карлито все будет хорошо, не волнуйся. Безусловно, есть то, что связало нас раз и навсегда, поэтому нам придется привыкнуть к тому, чтобы видеться, но только уже по-другому. Сейчас я увожу его с собой, но это ненадолго, всего на несколько недель, пока все не успокоится и мы не примем новую ситуацию.

Я прошу тебя только об одном одолжении: не ищи меня, я позвоню тебе сама. Я не держу обиды ни на тебя, ни на нее.

Ребекка.

Я ходил из угла в угол, стараясь ни о чем не думать. Несколько раз перечитывал письмо, но так и не мог понять его смысл. Я думал о них двоих, вместе. Но я тоже не ненавидел ее: она просто искала то, что не мог ей дать я.

«Я не держу обиды ни на тебя, ни на нее». О чем, черт возьми, она вообще говорила? К этому как-то приложил свою руку Рафа?

«Как долго, по-твоему, продлится твой брак?»

Я никак не мог выкинуть эту фразу из головы. Рафа победил, не знаю как, но он точно был причиной происходящего.

Я представлял, как, сидя в своем кабинете, он слушал Хосе Антонио, хвастающегося, что отобрал у меня Реби. Я злился. Я представлял себе напыщенного дона Рафаэля, веселящегося за мой счет, знающего об интрижке между Хосе Антонио и Реби. Рафа все знал, когда отчитывал меня в тот день.

Они наверняка обсуждали это за бокалом вина в каком-нибудь баре, не переставая смеяться надо мной. Он мерещился мне повсюду: на каждой стене, на кровати со своей самодовольной ухмылкой. Его предсказание сбылось. Я же просто думал о мести, только и всего. В ту пятницу я упал на самое дно. Униженный, уничтоженный, кусающий свои губы, утопающий в стыде и сгорающий в жажде мести загнанный зверь, я принял решение, которое не должен был принимать. Решение, которое разрушило две жизни.

Странно было то, что моя злость и жажда отмщения были сосредоточены вовсе не на Хосе Антонио, а на Рафе. Может, потому что в наших с Реби отношениях в последнее время я прекрасно понимал ее. Но вот кого я понять не мог и не хотел, так это его, кто наслаждался чужой болью, кто знал все, но ничего мне не сказал, кто упивался моими страданиями. Его я простить не мог.

В пять часов вечера той пятницы я вышел на улицу с налитыми кровью глазами и направился к небольшому магазину электроники, расположенному всего в трех кварталах от дома.

Купил ее. Она была маленькая, черная, беспроводная, словом, неприметная. Управлять ею можно было удаленно, хоть из дома. Я вернулся домой, узнал адреса электронной почты всех своих коллег, начальников и управляющих различных подразделений – всего несколько десятков. Зарегистрировал анонимную учетную запись электронной почты и с нее разослал сообщения всем, кроме, конечно же, Марты и Рафы: «Сегодня вечером, начиная с полуночи, вам откроется величайший секрет нашей компании».

Рядом с этим текстом я прикрепил ссылку на сайт, на который они должны были зайти.

Дождался семи вечера. Сел в машину и поехал в офис.

В восемь часов припарковал машину на стоянке, на которой уже почти никого не осталось.

Поднялся наверх. Луиза искренне удивилась, увидев меня.

– Вы что здесь делаете? Я думала, что вас сегодня не было.

– Просто днем я себя не очень хорошо почувствовал и ушел домой. Но мне позвонил дон Рафаэль, потому что у него какие-то проблемы с компьютером. Это очень важно, – соврал я ей.

– Ну и работенка у вас.

– Да уж, начальство есть начальство, сами понимаете. Его кабинет открыт?

– Да, только что выбросила мусор из помойного ведра.

– Спасибо.

Она отправилась убирать другие кабинеты, пока я остался там, чтобы осуществить план мести.

К девяти часам все было готово: среди книг ее было почти не видно. Я подключил ее, все проверил… превосходно.

Дождался донью Луизу, и пока она переодевалась, я подошел к своему столу. С удивлением посмотрел на стаканчик: кто-то нашел мою ручку. Я предположил, что это была Сара. Я взял ее и сунул в карман.

Мы вышли вместе на улицу.

У входа в здание я попрощался с ней.

– Ну, был рад с вами познакомиться, – я обнял ее, и она испугалась.

– Вы куда-то уезжаете? – спросила она удивленно.

– Да, в путешествие, весьма надолго, – и я улыбнулся.

Я снова обнял ее, стоя прямо там, посреди улицы. И она позволила обнять себя, как будто мы были старинными приятелями, почти одной семьей. Все выглядело так, как было в действительности: мы прощались навсегда.

Еще несколько минут мы постояли вместе.

Мы попрощались со слезами на глазах.

Она отправилась на автобусную остановку.

Я пошел в сторону парковки.

Остановился, как всегда, на углу, наблюдая за ней, оберегая ее.

Автобус подъехал, она села в него и уехала.

– Прощайте, – прошептал я ей издалека.

Домой я вернулся в десять. На несколько секунд задержался на лестничной площадке с ключом, вставленным в замок, с надеждой прислушиваясь. Затем открыл дверь: свет был выключен, кругом тишина. Реби точно ушла.

Тем не менее я еще раз обошел весь дом, чтобы посмотреть: вдруг она вернулась, вдруг где-нибудь лежит вторая записка. Ничего.

Мое желание отомстить усилилось. Я направился к компьютеру. Включил его и подключился к веб-странице камеры. Немного подождал.

На экране появился пустой и темный кабинет: никаких звуков, никакого движения. Проверил количество подключенных пользователей: один я. Всего половина десятого. Стал ждать.

Камера была прекрасно спрятана и настроена таким образом, что отключить ее можно было только из самого кабинета. Я сделал это специально, чтобы лишить себя возможности передумать и отступить.

Прошло десять минут, они показались мне десятью часами. В кабинете было по-прежнему темно. Почему я решил, что они приходили туда именно по пятницам? А если по субботам? Что, если сегодня ночью он вообще не придет? Может, все это вообще было только игрой моего больного воображения? Это был единственный шанс, и я поставил все на карту.

Без десяти одиннадцать: по-прежнему ничего.

Я нервно бродил по дому, желая, чтобы по пятницам Рафа приходил в свой кабинет, чтобы заняться другими «делами».

Одиннадцать: ничего.

Снова обошел весь дом, подошел к холодильнику, выпил воды, съел кусочек шоколада, вздохнул. Я размышлял о своем бегстве, о своей мести. Что Реби делала в этот момент? Вернулся к компьютеру.

Десять минут двенадцатого. Внезапно в кабинете зажегся свет. Я посмотрел на подключенных пользователей: я. Было еще рано, но я рассчитал время так, чтобы, когда все остальные подсоединятся, шоу было в самом разгаре.

Дон Рафаэль, а с этого момента снова Рафа, вошел в кабинет, снял пальто, занавесил все окна и сел в свое черное кожаное кресло. То самое кресло, с которого он столько раз угрожал мне. То самое кресло, сидя в котором он уволил Хави. То самое кресло, сидя в котором я увидел пластиковый стаканчик с отпечатком фиолетовой помады.

Двадцать минут двенадцатого: подключены два пользователя, значит, был кто-то еще.

Рафа взял мобильный телефон и сказал в трубку всего пару слов. Я подумал, что фразы типа «Можешь подниматься» было вполне достаточно. Он выключил верхний свет и зажег стоящий рядом со столом торшер. Он стал ждать, как ждали и все остальные. Три пользователя подключены.

Через десять минут – ровно столько, сколько может понадобиться любому человеку, чтобы подняться с улицы в кабинет – в дверях появилась женщина.

Стоя спиной к камере, она сняла сумочку и пальто, оставив их на одном из стульев. Она была высокая, стройная, в мини-юбке, черных чулках и с собранными волосами.

Будучи все еще спиной к камере, она шагнула ему навстречу. Он сидел в том же кресле, с которого кричал на меня в последний раз.

Вдруг походка показалась мне знакомой, и я занервничал. Мне захотелось остановить все это, мне захотелось, чтобы она никогда не оборачивалась, чтобы во всем здании отключился свет и мир погрузился в кромешную тьму.

Я перебрал в голове тысячу способов, как выключить камеру, но это было невозможно. Я и не думал о том, что вдруг захочу отменить эту месть, что вдруг пожалею о том, что сделал, или, вернее сказать, что моя совесть заставит меня вдруг раскаяться. Я намеренно сделал все так, чтобы никакой добрый ангел, спустившийся на мое плечо, не позволил мне, дрогнув, отступить. Я посмотрел на подключенных пользователей: десять. У меня дрожали руки, дрожали ноги, но больше всего дрожало мое сердце.

Я мысленно собрал чемодан для своего побега. Далеко, очень далеко, где никто меня не знал, где никто не мог сказать: «Вон та сволочь, что испортила кому-то жизнь».

Спустя несколько минут, в течение которых казалось, что они просто разговаривают, Рафа поднялся с кресла и подошел к ней. Он сел на стол и медленно расстегнул брюки.

Она протянула к нему руку, и ее рот сделал все остальное. Это длилось довольно долго: она была занята делом, а он широко улыбался на камеру, направленную прямо на него. Пятнадцать пользователей.

Рафа протянул руки, чтобы снять с нее блузку и расстегнуть бюстгальтер. Он взял ее за плечи, поднял, и они поменяли положение: он повернулся спиной к камере, а она села на стол, глядя прямо в камеру, глядя на меня, даже не подозревая об этом. И я увидел ее лицо, мы все увидели ее лицо, и я понял, что ошибся во всем с самого начала.

Они начали двигаться, цепляясь друг за друга.

Полночь: двадцать два пользователя. Слух быстро распространялся, как я подумал, по мобильному телефону.

Не переставая двигаться, Рафа сбросил с себя рубашку, обнажив мускулистый торс. Это продолжалось более двадцати минут. Я не хотел смотреть, но и не мог это не видеть. Они несколько раз меняли позиции: она над ним, он над ней…

Спустя чуть более получаса Рафа, женатый человек, отец двоих детей, бывший наследник огромного состояния, уселся в черное кресло, усадив к себе на колени некую Сару, которая просто хотела забыть о потере своих двух Мигелей, которая хотела забыть одинокую жизнь, поджидавшую ее дома. Сару, которая всего несколько дней назад вышла слишком счастливой из его кабинета после того, как он вызвал ее, чтобы извиниться. Сару, которая не обратила ни малейшего внимания на письмо, в тот день пришедшее ей на электронную почту.

Время бежало, и, наконец, все закончилось.

Сара оделась, они оба оделись.

Не было ни поцелуев, ни объятий, ничего.

Сара вышла из кабинета.

Тридцать пять подключенных пользователей.

Рафа остался на месте, расставляя все по местам, пряча любые улики… не зная, что в этом уже не было никакой необходимости, потому что это был последний день, когда он сидел в своем кабинете. Это был последний день, когда он сел за руль своего «Ягуара» и отправился в особняк, чтобы лечь спать с той, с которой спать не хотел.

Несколько минут я неподвижно сидел в кресле, из глубины которого наблюдал за тем, как разбиваются две жизни.

Потом я взял ключи и вышел из дома.

Я вошел в лифт и спустился в кладовую.

Там, среди всех воспоминаний, я взял свой рюкзак, оставив другой – синий, который когда-то принадлежал Реби – брошенным.

Я снова поднялся наверх, упаковал все, что было необходимо, чтобы мы смогли отправиться в это долгое путешествие вместе – мое чувство стыда и я.

Через интернет заказал билет на поезд.

Суббота, 27 апреля 2002

В ту пятницу, то есть вчера, я бросил свою жизнь.

Вот уже три часа я бреду между деревьями, землей и облаками, не состоянии понять, когда же настанет конец этому путешествию. Мне кажется, что оно скоро должно закончиться, но я не уверен. Тропа, которая до сих пор легко убегала вверх, все больше и больше превращается в крутой подъем. Моя решительная походка тяжелеет с каждым шагом.

Я поднимаюсь в надежде, что отыщу наверху свое первое пристанище на этом пути без конца и края. И пока я медленно взбираюсь вверх, ночь следит за мной, окружая одиночеством незнакомых мест.

Как далеко остался теперь оглушительный шум большого города, дым, мечтавший стать утренним туманом, который окутывал нас каждое утро, движение машин, отодвигающее нас на второй план, скорость рутины, замаскированной под жизнь. Как далеко сейчас все это и в то же время как близко в моих воспоминаниях.

Я вспоминаю свою жизнь, как будто она уже давно стала историей, будто она уже давно осталась в прошлом. Я говорю о ней исключительно в прошедшем времени, пытаясь забыть, что все закончилось только вчера. Я пытаюсь обмануть свой разум, пытаюсь заставить себя поверить, что все это случилось давным-давно, что у меня не было другой жизни, кроме той, вслед за которой я иду сейчас, поднимаясь вверх между деревьями, землей и облаками.