Французские каникулы Стил Даниэла

– О, господи, Энн! Ты должна жить, должна! – шептал он, не чувствуя слез, которые катились по его лицу. – Ну пожалуйста!.. – добавил он, беря ее за руку. – Не умирай! Не оставляй меня одного!

В конце концов сердце Энн, словно откликнувшись на его молитвы, все же заработало, и парамедики надели ей кислородную маску. Ее лицо слегка порозовело, однако даже Роберту было очевидно, что Энн все еще угрожает серьезная опасность. Пожалуй, еще никогда в жизни он не чувствовал себя таким беспомощным и несчастным. Ведь только недавно они ужинали с друзьями, строили планы на лето, собирались идти в кино, а теперь?.. И как он только мог ничего не почувствовать, не предугадать?.. Он бы сделал все возможное и невозможное, только бы Энн была здорова.

Парамедики были слишком заняты, чтобы разговаривать с ним, но они не выглядели встревоженными, и у Роберта немного отлегло от сердца. Пока они переговаривались по рации с ближайшей больницей, он достал сотовый телефон и дрожащими руками набрал номер Эрика. Времени было половина пятого утра, но Эрик взял трубку уже на втором звонке. Он привык к неожиданным ночным звонкам, и поэтому ему можно было звонить в любой, даже самый поздний час. Впрочем, сейчас Роберту было не до церемоний.

– Роберт, я везу Энн в больницу, – проговорил он дрожащим голосом. – У нее сердечный приступ. Она едва не умерла – сердце остановилось, и врачи только недавно сумели… – «…Сумели ее оживить», – хотел сказать он, но так и не сумел выговорить это последнее слово. – Боже мой, Эрик, если бы ты ее только видел!.. У нее совсем серое лицо, а губы синие-синие, как у… утопленницы.

Он всхлипнул и не смог продолжать. Эрик в своей спальне встал с кровати, включил лампу и, не отрывая трубку от уха, попытался свободной рукой нашарить на стуле джинсы и рубашку. Он старался действовать очень осторожно, чтобы не побеспокоить спящую Диану, но она все же пошевелилась. Как и Эрик, Диана привыкла к ночным вызовам в больницу и часто даже не просыпалась, но сегодня тревожное предчувствие заставило ее открыть глаза. Прищурившись от яркого света, она посмотрела на мужа.

– Ты говоришь – Энн все еще без сознания? – негромко переспросил Эрик.

– Да… С тех пор как я нашел ее на полу в ванной, она так ни разу и не пришла в себя. Я подумал – может быть, она ударилась головой… Не знаю, Эрик, у нее такой вид, словно она… словно ее… – Он с трудом подбирал слова, боясь высказать вслух то, что страшило его больше всего.

– Куда ты ее везешь? – спросил Эрик.

– Я… Я вызвал «Скорую помощь». Кажется, мы едем в больницу на Ленокс-Хилл.

Эрик знал эту больницу, она располагалась всего в нескольких кварталах от его дома.

– Я буду там через пять… нет, через семь минут, – пообещал он. – Встречу вас в реанимации или в интенсивной терапии кардиологического отделения. Не волнуйся, Робби, с Энн все будет в порядке! Только держи себя в руках, договорились? Не теряй голову!

Ему очнь хотелось подбодрить друга, к тому же он верил, что все действительно обойдется. Ведь шестьдесят один год в наше время – не такой уж солидный возраст, рассуждал Эрик. Уж конечно, у Энн впереди еще полтора-два десятка лет!

– Спасибо, – сдавленным голосом ответил Роберт и дал отбой. Парамедики держали дефибриллятор наготове, но сердце Энн билось хотя и слабо, но ровно. Минут через пять машина уже въехала на территорию больницы и остановилась у дверей приемного покоя, где уже ждала бригада врачей. Они укрыли Энн мягким одеялом, прежде чем Роберт успел что-либо сказать, быстро покатили носилки по коридору. Боясь потерять Энн из вида, Роберт бросился вдогонку.

Энн отвезли в палату интенсивной терапии кардиологического отделения, а Роберт остался в коридоре. Здесь он сразу почувствовал себя ненужным. Только сейчас Роберт заметил, что на нем – пижамные брюки, которые нелепо торчали из-под теплой куртки, однако его это не смутило. Единственное, чего ему сейчас хотелось, это быть рядом со своей Энн. Роберт доверял врачам, но ему не хотелось, чтобы Энн оставалась с чужими людьми.

Пару минут спустя из палаты вышел врач-ординатор; он задал Роберту несколько вопросов и вернулся назад. А еще минут через десять в больничном коридоре появились Эрик и Диана. По вопросам, которые задавал Роберту Эрик, она сразу догадалась, что с Энн что-то неладно, и настояла на том, чтобы ехать в больницу вместе. Впрочем, выглядели они относительно спокойными, так как ни один из них не верил, что с Энн может произойти что-то действительно серьезное.

Диана осталась с Робертом, а Эрик, сбросив плащ, прошел в палату интенсивной терапии. Он сам был врачом и единственный из близких друзей мог задать грамотные вопросы и разобраться с полученными ответами. Но когда Эрик вернулся, по его лицу было видно, что новости у него неутешительные, хотя он и старался держать себя в руках.

– Сердце снова остановилось, – сказал Эрик в ответ на вопросительные взгляды жены и друга. – Бедная Энн!

На самом деле, с тех пор, как Энн доставили в больницу, сердце ее останавливалось уже дважды. В первый раз врачам удалось справиться с фибрилляцией сравнительно быстро, но вскоре оно снова отказалось работать. Кроме того, дежурный кардиолог сказал, что ему внушают опасения основные показатели состояния организма Энн – нитевидный пульс, поверхностное дыхание, пониженная температура, скачущее давление. Судя по этим признакам – и не только по ним, – Энн балансировала на грани жизни и смерти, и чем все закончится – не мог сказать никто.

– Когда это случилось? – спросил Эрик у Роберта, которого Диана крепко держала за руку. Не сдержав слез, Роберт начал рассказывать, и Эрик обнял его за плечи.

– Я… Я не знаю, – дрожащим голосом говорил Роберт. – Я проснулся в четыре оттого, что Энн кашляла в ванной…

– Кашляла? – удивился Эрик.

– Ну да! Ее буквально наизнанку выворачивало, и я подумал, что она съела слишком много жирного. Несколько минут я ждал, но потом все стихло, и я пошел посмотреть, что происходит. Когда я заглянул в ванную, она лежала на полу и была без сознания.

– А вчера вечером, когда вы вернулись домой, Энн не жаловалась на боли в груди? – спросил Эрик озабоченно. Он расспрашивал друга только затем, чтобы отвлечь от пугающих мыслей. На самом деле, когда и как начался у Энн сердечный приступ, уже не имело значения. Важно было только то, что он оказался очень сильным, и дежурный кардиолог сомневался, сумеет ли Энн выжить. Все это были очень тревожные признаки, но Эрик все еще надеялся на лучшее.

Роберт отрицательно покачал головой.

– Нет, Энн не жаловалась. Правда, она выглядела очень усталой, но когда я спросил, что с ней, она ответила, что чувствует себя хорошо. Мы говорили об отпуске – о том, как хорошо нам будет в доме, который нашла Паскаль. А сегодня мы собирались пойти в кино… – Роберт всхлипнул и не смог продолжать. Голова у него кружилась, и, глядя на Диану, которая продолжала держать его за руку, он видел перед собой лишь ее расплывчатый, неясный силуэт. Потрясение, которое он пережил, было таким сильным, что Роберту самому было впору оказывать медицинскую помощь.

– Как вы думаете, может быть, нужно позвонить детям? – спросил Роберт после долгой паузы. – Мне кажется, я должен им сообщить, но мне не хотелось бы их пугать.

– Я сама позвоню, – негромко ответила Диана. – Ты помнишь номера?

Роберт продиктовал ей номера, и Диана, записав их на вырванном из блокнота листке, отправилась в вестибюль, оставив Роберта с Эриком. Она хорошо знала их детей и готова была взять на себя эту тяжелую обязанность.

– Боже мой! – проговорил Роберт, которого Эрик заставил сесть. – Что, если Энн…

– Потерпи немного, – перебил его друг. – И постарайся успокоиться. Бывало, люди выживали и в более серьезных случаях. А если ты сейчас расклеишься, этим ты ей не поможешь. Возьми себя в руки, Робби. Ради Энн ты должен быть сильным!

– Я… я не могу без нее, – сдавленным голосом отозвался Роберт. – Не могу без нее жить, понимаешь?!

Про себя Эрик все время молился, чтобы все кончилось хорошо, но, как врач, он сомневался в благополучном исходе. Каково придется Роберту, если Энн умрет, он старался не думать. Он знал, как преданы друг другу были Энн и Роберт, как счастливы были вместе на протяжении без малого четырех десятков лет. Сам Эрик давно воспринимал их как одно целое, и в этом не было ничего удивительного. Недаром же было сказано: «да будут двое одна плоть», и в полном соответствии с этим библейским изречением, супруги, которые прожили вместе много лет, часто становились похожи друг на друга как две половинки одного и того же яблока.

– Ты должен держаться, – повторил Эрик, похлопав друга по плечу. Он хотел сказать что-то еще, но в это время вернулась Диана. Она сумела дозвониться всем троим детям Энн и Роберта, и они сказали, что приедут в самое ближайшее время. Оба их сына жили в Верхнем Ист-Сайде, а дочь Аманда – в Сохо, на Манхэттене, однако в столь ранние утренние часы (недавно пробило пять) найти свободное такси было довольно легко.

– Мне разрешат ее увидеть? – со страхом и робкой надеждой в голосе спросил Роберт. Еще никогда он не чувствовал себя таким слабым и беспомощными, неспособным даже на самое простое дело. Это было тем более странно, что Роберт всегда считал себя сильным человеком, да и Энн так считала. Но теперь вся его жизнь рухнула, и он оказался в чужом и равнодушном мире совершенно один, без помощи, без поддержки. Единственное, что Роберт беспрестанно видел перед собой, это чужое, почти мертвое лицо Энн, когда она лежала на кафельном полу их ванной комнаты. И ужас охватывал его с новой силой.

– Я думаю, тебя к ней пустят, как только ей станет получше, – сказал Эрик с уверенностью, которой не чувствовал. – Сейчас врачи стараются, гм-м… привести ее в сознание, и это далеко не все. Им нужно сделать еще очень многое, а твое присутствие в палате может им помешать.

Роберт кивнул и закрыл глаза, и Диана, опустившись рядом с ним на диванчик, снова взяла его за руку. Она тоже молилась про себя, чтобы Энн осталась жива, но ничего не стала говорить Роберту. Ему и так было тяжело.

В томительной неизвестности прошло еще несколько минут, потом Роберт неожиданно открыл глаза.

– Я должен ее видеть! – воскликнул он громко. У него был безумный вид, и Эрик поспешил успокоить его, сказав, что сейчас он сходит и посмотрит. Он действительно вошел в палату интенсивной терапии, однако открывшаяся ему картина не внушала оптимизма. Энн подключили к аппарату искусственного дыхания, и половину ее лица скрывала устрашающего вида маска-респиратор, от которой в стороны отходили шланги подачи кислородной смеси. С полдюжины мониторов на столе у стены мигали красными и зелеными огоньками, попискивали, чертили на экранах сложные кривые, а в вены на обеих руках Энн были введены капельницы. Вокруг суетились врачи. Дежурный кардиолог отдавал резкие, четкие команды, а остальные выполняли их, как матросы беспрекословно выполняют команду капитана идущего ко дну корабля.

Эрику хватило одного взгляда, чтобы понять: Роберта нельзя сюда пускать, в противном случае он окончательно падет духом. Впрочем, судя по всему, ему бы все равно не разрешили войти в палату: врачи были очень заняты, и посторонний человек только путался бы у них под ногами.

Когда Эрик снова вышел в коридор, там уже нервно ходили оба сына Роберта и Энн. Спустя несколько минут подъехала и дочь Аманда. Джефф и Майкл виделись с Энн только позавчера, а Аманда разговаривала с матерью по телефону буквально за полчаса до ее поездки к Донелли, и теперь все трое были потрясены, растерянны, сражены ужасной вестью. Ведь только позавчера мама выглядела как обычно, ни на что не жаловалась и казалась совершенно здоровой, полной сил и энергии. И вот теперь она лежит в больничной палате, цепляясь из последних сил за жизнь, и никто из ее близких не в силах ей помочь!

Аманда – все звали ее Мэнди – плакала, обняв Майкла; Джефф присел рядом с отцом и шептал ему на ухо слова утешения. Диана сидела с другой стороны и держала Роберта за руку, но он, похоже, ничего не слышал, никого не замечал. Все его внимание было приковано к двери палаты, за матовым стеклом которой, как в странном, сюрреалистическом действе, двигались тени врачей.

Было уже начало восьмого утра, когда из палаты вышел дежурный кардиолог. Он сказал, что у Энн только что случился еще один сильнейший приступ. Объяснять, насколько серьезно ее положение, не было никакой необходимости – все, кто собрался в коридоре, поняли это. Выслушав новости, Роберт закрыл лицо руками и заплакал. Глядя на него, Эрик невольно подумал, что, если бы его любовь способна была помочь Энн, она бы уже давно пришла в себя.

Для всех это была долгая и тяжелая ночь, которая сменилась столь же тягостным утром. Диана отправилась искать больничный кафетерий, чтобы принести всем что-нибудь перекусить. Возвращаясь в комнату ожидания, куда они перебрались из коридора, она столкнулась в дверях с дежурным кардиологом. Выражение его лица было официально-отрешенным, и Диана сразу догадалась, что это значит. Машинально она сделала движение, чтобы помешать ему войти, но было поздно – Роберт поднял голову и повернулся к двери. Ему хватило одного взгляда, чтобы понять: случилось самое худшее.

Прежде чем врач успел заговорить, Роберт резко вскочил и вытянул перед собой руки ладонями вперед.

– Нет! – выдохнул он и покачал головой, словно заранее отказываясь верить тому, что еще не было произнесено вслух. – Нет! – повторил он. – Не желаю ничего слушать!

Роберт все еще казался испуганным и потерянным, но в его взгляде отразилась какая-то непонятная решимость. Никто из собравшихся в комнате ожидания не видел его таким. Перед ними был незнакомец – чужой и страшный человек, от которого можно было ожидать любых непредсказуемых поступков.

– Мне очень жаль, мистер Смит, – негромко сказал врач. – Ваша жена не перенесла очередного сердечного приступа. Мы сделали все, что было в наших силах, но она так и не пришла в себя. Миссис Смит скончалась несколько минут назад. Мне очень жаль… – повторил он. – Примите наши соболезнования.

Роберт стоял, глядя на него невидящими глазами. Внезапно он покачнулся, и Аманда с рыданием бросилась отцу на грудь. Ни она, ни Роберт никак не могли поверить, что они потеряли Энн. Это казалось невероятным! Всего несколько часов назад Энн была жива и здорова и ужинала в компании старых друзей, и вот теперь она умерла… Роберт никак не мог этого постичь и неловко прижимал к себе дочь непослушными руками. Диана и Эрик тоже плакали, а Джефф и Майкл стояли, крепко обняв друг друга, и не пытались скрыть своих слез.

Врач заговорил о необходимых приготовлениях. Он объяснил, что тело останется в больнице, пока кто-нибудь из родственников… Слушая его, Роберт неожиданно разрыдался.

– Ка-какие приготовления? – спросил он хриплым, прерывистым голосом.

– Вам необходимо обратиться в похоронное бюро, мистер Смит, – пояснил врач. – Они сами сделают все необходимое. Еще раз – примите мои соболезнования.

С этими словами он вернулся в отделение интенсивной терапии, чтобы переговорить с сиделками и заполнить необходимые документы, а Роберт, его дети и друзья остались в комнате ожидания и молча стояли в самой середине, мешая другим посетителям, которые пришли навестить своих родственников. На часах было почти девять утра субботы, а этот день всегда бывал в больнице самым оживленным.

– Знаете что, пойдемте пока к нам, – негромко предложил Эрик и, вытерев глаза платком, крепко взял Роберта под локоть. – Выпьем кофе и поговорим, так? – Он бросил взгляд на Диану, и она кивнула в ответ.

– Действительно, пойдемте к нам, – сказала она, беря за руку Аманду и направляясь с ней к двери. Роберт, которого поддерживали под руки сыновья, последовал за ней, последним шел Эрик.

Пройдя по коридорам больницы, они спустились на лифте на первый этаж и вышли на улицу. Стояло морозное зимнее утро. Дождь наконец прекратился, и лужи на асфальте подернулись тонким ледком, который хрустел под ногами, точно битое стекло. На горизонте громоздились темные кучевые облака, грозившие новым проливным дождем или – если принять во внимание резкое похолодание – снежным бураном, но Роберт ничего не видел, не замечал. Он словно ослеп, оглох и онемел – он не чувствовал, как его сажали в такси, как везли по знакомым улицам Нью-Йорка, как помогали подняться по лестнице и войти в лифт.

Через пять минут они были уже в квартире Моррисонов. Там Диана усадила всех в гостиной, а сама отправилась на кухню, чтобы приготовить кофе и тосты.

– Я не понимаю… – проговорил Роберт, когда она поставила перед ним кружку крепкого кофе, куда, по совету Эрика, добавила хорошую порцию бренди. – Просто не понимаю!.. Еще вчера вечером Энн чувствовала себя отлично! Мы прекрасно провели время у Джона и Паскаль, и последнее, о чем мы говорили, перед тем как лечь спать, это о том, как хорошо нам будет летом в этом новом доме в Сен-Тропе…

– В каком новом доме? – машинально спросил Джефф, старший сын Роберта.

– В будущем августе мы собирались отдыхать во Франции с Донелли и твоими родителями, – объяснил Эрик. – И сняли там роскошную виллу. Как раз вчера мы все вместе рассматривали рекламный проспект и фотографии, и твоя мама чувствовала себя отлично. Впрочем, теперь я припоминаю, что она показалась мне усталой и бледной, но в этом не было ничего странного. Мы все знали, как много она работает, к тому же зимой большинство ньюйоркцев выглядят не лучше… Я, во всяком случае, не придал этому особенного значения.

Теперь Эрик казнил себя за это. Ладно – остальные, но ведь он врач, он должен был насторожиться!..

– Когда мы возвращались домой, – медленно сказал Роберт, – я спросил, как она себя чувствует. Мне тоже показалось, что Энн выглядит измотанной, но она сказала, что все в порядке. Она собиралась поспать сегодня подольше!..

…И уснула навсегда. Он не сказал этих слов, но фраза повисла в воздухе, и Роберт почувствовал, как в груди нарастает тупая ноющая боль. Он вдруг вспомнил, что не попросил у врачей разрешения взглянуть на Энн, но тут же подумал, что еще увидит ее. Наверное, увидит…

Он был просто неспособен думать о чем-либо, кроме своей потери. Роберту казалось, что, если бы он мог каким-то чудом вернуться во вчерашний вечер, события бы развивались совершенно иначе. Он бы заметил, непременно заметил, что Энн не просто устала; он бы вызвал к ней врача и сумел ее спасти. В глубине души Роберт понимал, что поправить уже ничего нельзя и что, думая об этом, он только напрасно себя мучает, но справиться с собой не мог. Это было сильнее его.

Он сделал только несколько глотков кофе, не прикоснувшись к приготовленным Дианой тостам. Кусок буквально не лез ему в горло, да и голода Роберт никакого не чувствовал. Единственное, чего ему хотелось сейчас, это снова увидеть Энн, обнять ее, прижать к себе…

– Что мы теперь будем делать? – спросила Аманда и прикрыла глаза рукой. Дочери Роберта уже исполнилось двадцать пять лет, но она еще никогда не теряла родных, никогда не сталкивалась со смертью лицом к лицу. Ее бабушки и оба деда умерли, когда она была совсем маленькой, и она их почти не помнила. За всю жизнь Аманда не похоронила даже канарейки – и вот теперь лишилась матери! Для нее этот удар оказался особенно жестоким и несправедливым.

– Я думаю, что смогу помочь вам с похоронами, – мягко сказал Эрик. – Сегодня же позвоню в фирму Фрэнка Кэмпбелла и попрошу его взять все приготовления на себя.

Фирма Кэмпбелла была солидной, уважаемой фирмой, широко известной в Нью-Йорке. Среди ее клиентов было немало знаменитостей.

– У тебя есть какие-нибудь идеи, пожелания? – повернулся он к Роберту. – Может быть… ты предпочел бы кремацию?

Этот вопрос нанес Роберту новый сильный удар. Нет, он не хотел никакой кремации. Он и думать об этом не мог. Он хотел, чтобы Энн, его Энн снова была жива, чтобы она сейчас же, сию минуту вошла в гостиную и спросила, смеясь, почему у них всех такие скорбные лица. Но, увы, этого никогда не случится. Никогда больше он не увидит своей Энн. Для Роберта это была настоящая трагедия, отнявшая у него счастье и грозившая окончательно и бесповоротно изменить всю его жизнь. Даже дети, у которых была своя жизнь, переживали это горе не так остро.

– Что я могу сделать, па? – негромко спросил Джефф. Майкл – младший сын Роберта – ничего не сказал, но повернулся к отцу, давая понять, что на него тоже можно рассчитывать. Оба уже сообщили страшную новость женам, а еще несколько минут спустя Диана вышла из комнаты, чтобы позвонить Джону и Паскаль.

Донелли были потрясены, когда она сказала им, что Энн умерла сегодня утром. Сначала они даже не поверили, что это не какой-то идиотский розыгрыш, а самая настоящая правда.

– Энн?.. – переспросила Паскаль. – Не может быть! Вчера вечером она была в полном порядке! Нет, я не верю, не могу поверить!.. Что же случилось?

Диана рассказала все, что знала, и Паскаль, не сдержавшись, заплакала. Через полчаса она и Джон тоже приехали к Моррисонам и привезли с собой огромную корзину бархатисто-черных роз.

Только в час дня Роберт вернулся наконец в свою квартиру. Он предпочел бы остаться с друзьями, но ему нужно было переодеться. В квартире все еще горел свет. Некоторое время Роберт как сомнамбула бродил по комнатам, машинально щелкая выключателями. В конце концов он забрел в ванную. Полотенца, которыми он укрывал Энн, пытаясь согреть ее, в беспорядке валялись на полу, и, глядя на них, Роберт снова почувствовал, как спазм перехватывает горло. То, что случилось, было так нелепо, несправедливо и страшно, что он никак не мог постичь ужасную истину: он потерял свою жену.

Он долго не мог справиться с собой и отдышаться. Наконец Роберт оторвался от косяка и, по привычке направившись в спальню, опустился на все еще разобранную постель, но почувствовал запах духов Энн и вскочил точно ужаленный.

Вечером они с Эриком вместе отправились к Кэмпбеллу и вместе прошли через новые мучения, связанные с необходимостью заказывать цветы, выбирать гроб, обсуждать детали предстоящей церемонии. Роберт выбрал для Энн очень красивый гроб – полированный, красного дерева, с блестящими латунными рукоятками, обитый внутри белым бархатом. Странным образом эти заботы немного отвлекли его – во всяком случае, он как-то держался. Служащий похоронного бюро сказал, что Энн привезут из больницы ближе к вечеру, и он ждал этого почти с нетерпением. Но когда Роберт увидел Энн в гробу, он не выдержал. С душераздирающим криком он упал возле него на колени и прижался лицом к неподвижному и холодному телу жены. Диана, которая была с ним в траурном зале, тоже плакала, и только Эрик держал себя в руках. Именно он вывел Роберта на свежий воздух и поручил его заботам детей.

Вечером Роберт поехал ночевать к Джеффу. Для него это было большим облегчением – Роберту было страшно даже подумать о том, чтобы возвращаться в пустую квартиру, где все напоминало ему об Энн. Аманда тоже поехала не к себе, а отправилась домой к Майклу и его жене Сьюзен. Ей, как и отцу, не по силам было оставаться в одиночестве в этот страшный день.

Донелли и Моррисоны в этот вечер тоже были вместе. Ужинали они подавленные и удрученные, в полном молчании. Невозможно было представить, что они потеряли Энн. Ведь только вчера она сидела с ними за одним столом, улыбалась, шутила, а сегодня ее не стало. А Роберт словно стал другим человеком – так тяжело он переживал смерть жены. Казалось, в нем тоже что-то умерло и никогда не воскреснет.

– Мне не хотелось бы показаться бестактной, – осторожно начала Диана, когда все четверо уже пили кофе, – но нам нужно решить один вопрос…

– Что делать со всей этой едой? – невесело пошутил Джон. Они заказали еду в одном из ближайших ресторанов, но никто из них так и не притронулся ни к пицце, ни к цыпленку, ни к ветчине. Ни у кого из четверки не было аппетита.

– Нет. – Диана покачала головой. – Что нам делать с этой виллой в Сен-Тропе? Может быть, все-таки съездим туда отдохнуть? До августа еще далеко…

– Раз уж ты рискнула быть бестактной, – заявил Джон, – я тоже хочу сказать свое слово. Если придется делить расходы не на три, а на две части, арендная плата будет слишком высока. Пожалуй, стоит отказаться от этого варианта, если, конечно, вы не собираетесь швырять деньги на ветер. Я бы лично на такие расходы не пошел…

Паскаль поерзала на стуле и, виновато покосившись на мужа, слегка пожала плечами.

– Боюсь, мы уже не сможем отказаться от дома… – сказала она почти жалобно.

– Это почему?! – возмутился Джон. – Ведь мы еще даже не дали своего согласия!

Накануне вечером они договорились, что пошлют факс во Францию в понедельник из офиса Энн.

– В том-то и дело, что мы, э-э-э… согласились. Более или менее…

– Вот тебе и раз! – Джон сердито взглянул на жену. – Что это значит – «более или менее согласились»?! Я не понимаю!

– Как бы вам объяснить… – Паскаль обращалась теперь не столько к нему, сколько к Моррисонам, словно ища у них поддержки. – Ведь мы все признали, что дом очень хороший, правда? Я ужасно боялась, что кто-то его перехватит, поэтому позвонила маме и попросила ее поехать в риелторское агентство и внести аванс. Я была уверена, что вы не будете против, ведь вилла вам так понравилась!

– Превосходно… – процедил Джон сквозь стиснутые зубы. – Насколько я знаю твою мать, с тех пор как мы поженились, она не купила тебе и тюбика зубной пасты без того, чтобы ты не вернула ей деньги. С чего бы это ей вздумалось выложить денежки за дом, да еще авансом, фактически до того, как мы приняли окончательное решение?

И он смерил Паскаль суровым взглядом.

– Я сказала, что мы вернем ей деньги, – ответила Паскаль, виновато глядя на мужа. Впрочем, особой вины она за собой не чувствовала – не могла же она предвидеть того, что случилось с Энн!

– Позвони своей матери, пусть расторгнет договор и заберет деньги назад, – твердо сказал Джон.

– Боюсь, это невозможно, ведь это был не просто аванс, а… В агентстве мне сказали: если мы хотим, чтобы они придержали виллу, пока мы не дадим окончательного ответа, придется внести некоторую сумму. Если бы мы согласились, она бы пошла в счет аренды, а если отказались – деньги остались бы агентству… Таковы правила. Я же не знала, что Энн… что мы…

– Но почему, Паскаль?! Почему ты так поступила?! Кто тебя просил? – вскричал Джон. Казалось, он был вне себя от злости, но на самом деле Джон почти не сердился. Внезапная смерть Энн потрясла его, и теперь он давал выход своим эмоциям. – Боюсь, – добавил он ледяным тоном, – теперь тебе придется отдыхать в Сен-Тропе одной и за свой счет. Вряд ли кто из нас захочет составить тебе компанию. Роберт вряд ли поедет туда без Энн, а нам без него тоже будет… не слишком уютно. Так что о вилле придется забыть.

– Ну почему же? – негромко возразила Диана. – Впереди полгода, а точнее – шесть с половиной месяцев. Я надеюсь, что к этому времени Роберт немного придет в себя. Не исключено, что это путешествие пойдет ему на пользу. Он немного отвлечется, развеется… Смена обстановки всегда благоприятно действует в… в подобных случаях, к тому же если с ним будем мы, это его утешит. Я считаю, не стоит отказываться от дома. Раз уж решили – нужно ехать!

Эрик посмотрел на нее и согласно кивнул.

– Думаю, моя жена права, – сказал он. – Сначала я тоже подумал, что наш отпуск накрылся, но… В том, что говорит Диана, есть смысл.

– А что, если Роберт откажется? Не захочет – и не поедет? – возразил Джон. – Мы же не можем его заставить! В этом случае нам придется платить и его долю, а это немалые деньги! Нет, никуда я не поеду! И платить я тоже не собираюсь!

– В таком случае за этого жмота заплачу я! – с горячностью воскликнула Паскаль. – Какой же ты все-таки тип, Джон Донелли! Рад любому предлогу, лишь бы сэкономить! Ну, если ты такой, я заплачу за тебя из своих денег, а ты можешь оставаться дома, или лучше отправляйся-ка ты к своей мамочке в Чикаго! Ведь вы с ней – два сапога пара!

– С каких это пор ты стала такой щедрой? – сварливо огрызнулся Джон, и Паскаль грустно покачала головой. Ей не нравилось, как держал себя ее муж в этой непростой ситуации, но она понимала: все они слишком расстроены их общей потерей.

– Сейчас нам нужно особенно поддерживать друг друга, – сказала Паскаль с несвойственным ей смирением. – К тому же именно сейчас бедняжка Роберт нуждается в нас больше, чем когда бы то ни было, – добавила она, и Моррисоны дружно кивнули в знак согласия. Джон, таким образом, остался в меньшинстве, но он был слишком упрям, чтобы так легко сдаться.

– Я никуда не еду! – отчеканил он зло.

– Ну и не езди! А мы поедем, – спокойно сказала Паскаль и с грустью улыбнулась Эрику и Диане. – И пришлем тебе несколько открыток с видами Ривьеры, чтобы ты понял, чт ты потерял.

– Возьми с собой свою мамашу, – едко посоветовал Джон. – Она будет чертовски рада!

– Возможно, я так и поступлю, – парировала Паскаль и повернулась к Моррисонам. – Итак, решено. В августе едем в Сен-Тропе.

На данном этапе это была самая простая из стоявших перед ними проблем, однако всем хотелось отвлечься от тяжелых мыслей и подумать о чем-нибудь приятном. И все же смерть подруги и состояние Роберта, который был буквально раздавлен свалившимся на него несчастьем, оставалось для них главным. Что они могли сделать для него – только быть рядом. Решение отправиться в Сен-Тропе без любимой подруги казалось им предательством, но Паскаль, чутко уловив общее настроение, в конце концов заявила, что Энн наверняка сама бы хотела, чтобы они не только отправились туда, но и взяли Роберта с собой.

– Боюсь, уговорить его будет нелегко, – заметила Диана. – Но время у нас, к счастью, есть. Давайте пошлем во Францию факс с официальным согласием, а с Робертом поговорим потом.

Она надеялась, что к тому времени и Джон тоже немного успокоится и не станет упорствовать. Но и ее не радовала перспектива отдыха теперь – когда Энн не стало и их будет уже не шестеро, а пятеро. А может быть, даже четверо.

Донелли отправились домой довольно поздно, но тем не менее они позвонили Джеффу, чтобы поговорить с Робертом – сказать, что любят его, и приободрить, но он все еще не пришел в себя и не мог говорить с ними долго. По его голосу Паскаль поняла, что Роберт с трудом сдерживает слезы, и сама едва не заплакала. Ей было непонятно, как он до сих пор держится – ведь Роберт был на ногах с четырех часов утра и, насколько Паскаль знала, не съел за это время ни кусочка. Она очень хотела сделать для него что-то, чтобы помочь ему, но не знала – что, да и вряд ли во всем мире существовало что-то такое, что могло утешить Роберта сейчас.

В конце концов Паскаль пообещала, что пойдет с ним завтра в траурный зал – проверить, все ли в порядке, и попрощаться. Похороны были назначены на вторник, и Джефф уже позвонил партнерам Энн по ее юридической фирме. Жены Джеффа и Майкла обзвонили всех знакомых и подруг Энн, чтобы известить их о несчастье, хотя некролог в газетах должен был появиться уже завтра. Роберт набросал текст еще днем, а Майкл отредактировал и отвез в редакцию «Нью-Йорк таймс».

Роберт лег спать в гостевой спальне в доме Джеффа и Элизабет, но долго не мог уснуть, хотя ему и казалось – у него не осталось никаких сил. От горя и голода (он так и не поел – просто не смог себя заставить, хотя под ложечкой давно точил голодный червячок) голова кружилась, а все окружающее виделось как в тумане. Лежа на кровати при свете ночника, Роберт думал об Энн, о том, как невероятно, несправедливо и жестоко происшедшее с ней. Еще никогда в своей жизни он не чувствовал себя таким одиноким и несчастным. Они прожили вместе тридцать восемь счастливых лет, и вот теперь все кончилось – кончилось в один миг, когда в палате интенсивной терапии остановилось ее нежное, любящее сердце.

И Роберт был абсолютно уверен, что и его собственная жизнь закончилась.