Эйсид-хаус Уэлш Ирвин
«Том», — думала Дженни, убаюкивая его.
Эй, что здесь, блядь, творится, чуваки?
В течение последующих нескольких дней семья Колина Брайса стала смиряться с тем фактом, что их сын, похоже, впадает попеременно то в растительное, то в бессвязное лунатическое состояние после того несчастного случая. Друзья признались, что Коко принял на кишку не одну, а две таблетки кислоты, Супермарио, и пресса ухватилась за это. Молодой человек в госпитале стал местной знаменитостью. Газеты напыщенно задавали один и тот же риторический вопрос:
Спалил ли Колин Брайс свои мозги ЛСД или стал жертвой удара молнии?
Колин Брайс — жертва странного несчастного случая или очередная потеря нашей молодежи, уничтожаемой наркотической угрозой?
Тогда как пресса, казалось, знала абсолютно все, врачи были сбиты с толку природой состояния молодого человека, если оставить в стороне возможные причины этого. Тем не менее, они могли видеть признаки улучшения. За несколько недель у него стремительно улучшился глазной контакт, появились определенные признаки интеллекта. Они рекомендовали друзьям и семье посещать юношу, полагая, что он сможет извлечь пользу от как можно более сильного, насколько только возможно, стимулирования.
Ребенка назвали Томом.
Коко, вы психи и козлы! Коко Брайс! Брайси! СиСиэС! Парни Хибз сметут любого чертова противника. И глазом не моргнут.
Дайте Becks, мудачье.
Дженни кормила грудью ребенка.
Хоэ, ты, скотина! Это достало меня, черт возьми. Коко Брайс, кто он? Меня зовут Том, да, Том!
Ребенок жадно питался, всасываясь в сосок Дженни так, что и не оторвать. Рори, ушедший на некоторое время в отпуск по причине своего отцовства, наблюдал эту сцену с интересом.
— Он, похоже, получает удовольствие. Посмотри на него, это почти непотребно, — засмеялся Рори, скрывая растущее чувство неловкости, охватившее его. Оно появилось из-за того, как ребенок иногда на него смотрел. Малыш время от времени сосредотачивал на нем свой взгляд и глядел, ну, скажем, презрительно и агрессивно. Это было неописуемо. Маленький ребенок. Его ребенок.
Он посчитал, что это была важная тема, и ее надо разделить с некоторыми другими Представителями Мужского Пола в его группе. Это, как он рассуждал, наверное естественная реакция на неизбежное недопущение партнера-мужчины к связующему процессу между женщиной-партнером и ребенком.
Хоэ, ты, пизда! Даешь какие-то чертовы сливки!
Дженни почувствовала, как что-то маленькое и острое уперлось ей в живот.
— Ой, посмотри, у него твердый маленький член! — воскликнула она, держа голенького младенца. — Кто у нас тут гадкий маленький мальчик? — она поцеловала его пухлый животик, и издала крякающие звуки.
Ниже, ты, большая ебаная хуесоска! Сомкни вокруг него свои губы!
— Да, интересно... — сказал неловко Рори.
Лицо ребенка; он выглядел как злобный, развратный старик. Он должен был заметить эту ужасную зависть, проговорить ее с другими мужчинами, разделявшими подобную проблему. Мысль о том, чтобы разделить свои искренние чувства с остальными членами группы, вызывала у него возбуждение.
В ту ночь Рори и Дженни впервые занимались любовью с тех пор, как она вернулась домой с новорожденным. Они начали осторожно, осмотрительно пробуя ее чувствительность, затем стали все более страстными. И вдруг Рори во время его выступления отвлекли звуки, которые, насколько он слышал, исходили из детской кроватки, стоявшей рядом с их кроватью. Он огляделся и, разумеется, содрогнулся. Он заметил силуэт ребенка, и этот ребенок только двух недель от роду стоял в кроватке и наблюдал за ними!
Развратные гады! Собачьий стиль и все дела! Хоэ...
Рори прекратил свои рывки.
— Что такое, Рори? Какого черта? — заорала Дженни, разозленная тем, что он прервался, когда она почти достигла первого оргазма после родов.
Они услышали мягкий глухой стук в кроватке.
— Ребенок... он поднялся, смотрел на нас, — слабо сказал Рори.
— Не будь глупым, черт возьми! — прошипела Дженни. — Давай, Рори, трахай меня! Трахай меня!
У Рори, несмотря на этот призыв, все опустилось, и он вышел из нее.
— Но... оно стояло...
— Заткнись, бога ради! — она потянулась, со злостью натягивая на них пуховое одеяло. — Это не Оно, Он это Он. Твой собственный сын, черт побери! — и она отвернулась от него.
— Джен, — он положил ей руку на плечо, но она оттолкнула ее; от его вялого расслабленного поглаживания ее тошнило.
После этого они решили, что пришло время поместить ребенка в комнату, которую они превратили в детскую. Дженни нашла всю эту ситуацию жалкой, но если Рори был так сильно этим удручен, ну, значит, так тому и быть.
На следующую ночь ребенок тихо лежал, бодрствуя в новом для себя месте. Рори пришлось признать, что его поведение идеально -он никогда, казалось, не плакал.
— Ты, похоже, никогда не плачешь, да, Том? — задумчиво спросил он, стоя над младенцем в кроватке.
Дженни, которую ночью охватила паника из-за молчания ребенка, послала в детскую Рори проведать его.
Я никого не боюсь. Помню как меня приперли к стенке те недоношенные лохи из Кесснока, когда мы разнесли их в пух и прах на Айброксе. Я просто закричал: «Давайте, подходите, ебаные придурки». Я сейчас лопну от злости, потому что эта очкастая свинья уже на пять минут опаздывает меня кормить, вот сука. Проклятая дыра.
Мог бы и угостить чертовым Becks.
В состоянии молодого человека в госпитале по-прежнему не было изменений, хотя теперь доктор Кэллахэн был уверен, что он использует свое поведение для привлечения внимания, чтобы удовлетворять свои основные потребности в еде, изменениях и регуляции температуры тела. Двое молодых людей в спортивных куртках с капюшоном пришли повидать его.
Их звали Энди и Стиви.
— Какой, блядь, стыд и позор, — выдохнул Энди. — Коко накрылся. Просто лежит здесь, мотая головой, как ребенок. Во дела.
Стиви печально кивнул головой.
— Кто бы мне сказал, что чертов Коко Брайс будет вот так лежать.
К ним подошла сестра. Приятная, с открытым лицом, средних лет женщина.
— Попытайтесь поговорить с ним о каких-нибудь вещах, которые вы делали вместе, о том, что ему было интересно.
Стиви уставился на нее, озадаченно открыв рот; Энди выдавил из себя смешок, насмешливо качая головой.
— Ну вы знаете, типа диско и поп, такого рода вещи, — охотно предложила она. Энди и Стиви поглядели друг на друга и пожали плечами.
Слишком тепло.
— Уаааа!
— Так, — сказал Энди. — Да, ты многое пропустил, валяясь здесь, Коко. Полуфинал, понимаешь? Мы ждали этих козлов из Абердина на Хэймаркет. Отпиздили их по полной программе, чувак, преследовали их до станции, загнали в поезд, чуть по путям не размазали, всю кодлу! Полиция просто стояла там, не втыкая, что на хуй делать. Во как! Клево все прошло, а, Стиви?
— Охуенно, чувак. Пару ребят забрали; Гари и Митци из той компании.
— Уаааа!
Они поглядели на их вопящего, ни на что не реагирующего друга и на некоторое время погрузились в молчание. Затем Стиви начал:
— И ты пропустил тусу в Rezurrection, Коко. Там было настоящее безумие. Как нам вставило с того сноуболла, Энди!
— Башню сорвало. Я танцевать не мог, но вот он отрывался всю ночь. Я просто хотел болтать с каждым встречным чуваком. Чистый расколбас на всю ночь, кореш. Тут сейчас появились какие-то чертовски хорошие Экстази, Коко. Можно офигенно закинуться, оттянуться, рвануть по клубам и клубиться до озверения...
— Бесполезно, твою мать, — промычал Стиви. — Он нас не слышит.
— Это слишком безумно, блядь, кореш, — признался Энди. — Не могу вынести все это дерьмо.
Кормежка.
— Уаааа! УАААА!
— Это не Коко Брайс, — сказал Стиви. — Не тот Коко Брайс, которого я по любому знал.
Они вышли, когда пришла сестра с едой. Все, что Коко съел, был холодный, жидковатый суп.
Рори с неохотой снова вышел на работу. У него росло беспокойство насчет Дженни. Он был озабочен тем, как она обращалась с ребенком. Для него было очевидно, что она страдает от некой формы пост-натальной депрессии. Из холодильника исчезли две бутылки вина. Он ей ничего не сказал, ожидая, что она сама поднимет этот вопрос. Он должен приглядывать за ней. Мужчины в его группе поддержат его; они восхищались им не просто из-за того, что он был в ладах со своими чувствами, но также из-за его бескорыстной отзывчивости к нуждам его партнера. Он помнил мантру: осведомленность — семьдесят процентов решения проблемы.
Дженни была до смерти напугана в первый же день возвращения Рори на работу. Ребенку в кроватке было очень плохо. От него исходил странный запах. Это был... алкоголь.
Мы не носим с собой топоры, и не носим цепи, мы только носим с собой соломинки, чтобы сосать наш лимонад.
Ох, ты, пизда... Моя голова на части разрывается из-за этого вина. Не могу так много пить, как раньше, не как настоящий питух...
Ужасная правда осенила Дженни: Рори пытался отравить их ребенка! Она нашла пустые винные бутылки под кроватью. Этот больной извращенец, бесхарактерный дурак... она заберет ребенка к своей матери. Хотя, наверное, это был не Рори. В доме была пара рабочих, молодые парни, шкурили и морили двери и плинтуса. Разумеется, они не могли попытаться дать младенцу алкоголь. Они не могли быть такими безответственными... она пойдет на их фирму и пожалуется начальству. Возможно, даже свяжется с полицией. Хотя это все-таки мог быть Рори. Как бы там ни было, безопасность Тома превыше всего. Этот неадекватный дурак может жалобно блеять о своих тошнотворных маленьких проблемах таким же, как он, тупым мужикам в своей жалкой группе. Она уходит.
— Кто сделал это, Том? Плохой папочка? Да! Ручаюсь, что это так! Плохой папочка пытался навредить маленькому Тому. Ну, мы уезжаем, Том, мы отправимся к моей мамочке в Чидл.
Что? Чего?
— Это рядом с Манчестером, да, Том-Том? Конечно, да! Да, это так! И она будет так рада видеть маленького Том-Тома, да? Будет?! Да, будет! Будет, Будет, Будет, Будет! — она покрыла одутловатую щеку ребенка слюнявыми поцелуями.
Отъебись, глупая пизда! Я не могу ехать в долбанный Манчестер! Надо поставить эту проклятую свиноматку по факту. Я не ее чертов ребенок. Меня зовут Коко Брайс.
— Послушай, ну, Дженни...
Она застыла, когда услышала голос, исходящий из этого маленького рта, неестественно дергавшегося, выдавая слова. Это был уродливый, пронзительный, кудахтающий голос. Ее ребенок, ее маленький Том; он выглядел как злобный гном.
Твою мать. Теперь я это сделал. Спокойствие, Коко, не напугай до смерти эту глупую шлюху.
— Ты говоришь, Том. Ты говоришь... — Дженни едва не задохнулась, не веря своим ушам.
— Послушай, — сказал ребенок, поднимаясь в своей кроватке, тогда как Дженни шатало из стороны в сторону, — сядь, да сядь же, — потребовал он.
Дженни повиновалась, потеряв дар речи от шока.
— Ты бы лучше никому об этом не рассказывала, — продолжал ребенок, внимательно вглядываясь в свою мать, ища на ее лице признаки понимания. Дженни просто сидела с вытаращенными глазами в полном изумлении. — Да, я имею в виду, мать, что они не поймут. Они тут же меня заберут. Со мной будут обращаться, как с уродцем, резать на лабораторном столе, тестировать все эти очкастые чуваки... ну, люди в белых халатах. Я типа, ну, типа феномен, во мне есть особый интеллект и все такое. Понятно?
Коко Брайс был доволен собой. Он вспомнил видео Звездных Войн, которые не отрываясь смотрел ребенком. Он должен держаться и дальше в этом космическом духе, чтобы лафа продолжалась. Сейчас он выступил неплохо.
— Они захотят забрать меня...
— Никогда! Я никогда не позволю им забрать моего Тома! — завопила Дженни. Перспектива потерять своего ребенка гальванизировала в ней своеобразные проблески разума. — Это невероятно! Мой маленький Том! Особенный ребенок! Но как, Том? Почему? Почему ты? Почему мы?
— Ну, так уж получилось. Никто не поймет, я имею в виду, просто таким уж я родился, мать, это моя судьба и все такое.
— О, Том! — Дженни схватила ребенка на руки.
— Эй, полегче! — воскликнул ребенок в раздражении. — Ну, послушай, мам, ну, Дженни, одна-две маленьких просьбы. Эта жрачка, ну, еда. Она плохая. Я хочу то, что едят взрослые. И не ту вегетарианскую пищу, которую вы едите. Мясо, Дженни. Немного бифштекса, понимаешь?
— Но Рори и я не...
— Мне плевать, что там вы с Рори... я имею в виду, ну, у вас нет права отказать мне в моей свободе выбора.
Это правда, признала Дженни.
— Да, ты прав, Том. Ты, несомненно, достаточно умен, чтобы ясно формулировать свои просьбы. Это потрясающе! Мой ребенок! Гений! Хотя как ты узнал о таких вещах, как бифштекс?
Ох, пизда. Хватит здесь выебываться. Надо тебе прогнать какое-нибудь фуфло.
— Ну, я почерпнул многое из того, что говорилось по телевизору. И слышал, как два этих парня, плотника, которых ты нанимала, болтали всякие разные вещи. Я много взял от них.
— Это очень хорошо, Том, но ты не должен говорить, как те рабочие. Эти люди, ну, немного вульгарны, наверное немного сексисты в своем разговоре. Ты должен иметь более позитивные примеры для обучения.
— Чего?
— Пытаться быть как кто-то другой.
— Как Рори, — хихикнул ребенок.
Дженни пришлось об этом подумать.
— Ну, может быть нет, но, ох... мы посмотрим. Господи, да он будет просто шокирован, когда все узнает.
— Не говори ему, это наш секрет, понятно?
— Я должна сказать Рори. Он мой партнер. Он твой отец! Он имеет право знать.
— Мать, ну, Дженни, именно в этом случае я бы ни слова не говорил этому психу. Он завидует мне. Он сдаст меня, и они заберут меня.
Дженни была вынуждена признать, что Рори был достаточно нестабильным в своем поведении по отношению к ребенку, и предположить, что он не будет эмоционально готовым, чтобы вынести этот шок. Ей придется скрыть все. Это будет их секретом. Том будет просто таким же нормальным младенцем, как и все остальные вокруг, но когда они будут наедине, он будет особенным ребенком. Управляя его развитием, она вырастит его не сексистом и восприимчивым, но одновременно сильным и по-настоящему экспрессивным, не каким-нибудь скучным клоуном, который цепляется за определенный тип поведения по извращенным идеологическим причинам. Он будет совершенным новым человеком.
Юноша, которого звали Коко Брайс, научился говорить. Сначала было думали, что он повторяет слова в манере попугая, но тут Коко начал идентифицировать себя, других людей и предметы. Он особенно реагировал на свою мать и подружку, приходивших навещать его регулярно. Его отец не пришел ни разу.
Его подружка Кирсти обрезала по бокам свои короткие волосы. Она давно хотела сделать это, но Коко отговаривал ее. Теперь он был не в состоянии ей воспрепятствовать. Кирсти жевала резинку, глядя на него сверху вниз.
— Все в порядке, Коко? — спросила она.
— Коко, — указал он на себя. — Ко-лин.
— Да, Коко Брайс, — сказала она, выплевывая слова, жуя жвачку.
Его голова абсолютно спалена. Все эта кислота, эти Супермарио. Я предупреждала его, но это же Коко, живущий ради выходных; рейвов и футбола. Рабочая неделя для него это что-то, что надо вытерпеть, и он принимал слишком много этой проклятой кислоты, чтобы убить время. Ну, я не собираюсь слоняться здесь, ожидая, что этот овощ придет в себя и возьмется за старое.
— Сканко и Линни решили обручиться, — сказала она, — во всяком случае именно так я слышала.
Это заявление, хотя и не вызвало никакого ответа от Коко, все же высветило интересное направление для хода ее мыслей. Если он ничего не может вспомнить, то и не помнит статус их отношений. Он не может помнить, какой болью в заднице становился, когда заходила речь об их будущем.
Туалет.
— Номр два! Номр два! — завопил молодой человек.
Появилась сестра с судном.
После того, как ее бойфрэнд заткнулся, Кирсти села на край его кровати и склонилась над ним.
— Сканко и Линни. Обручены, — повторила она.
Он поднес свой рот к ее грудям и начал сосать и кусать их через майку и лифчик.
— Мммммм.... Мммммм...
— Отстань от меня! — заорала она, отталкивая его. — Не здесь! Не сейчас!
Резкость в ее голосе заставила его расплакаться.
— Уааааа!
Кирсти с презрением покачала головой, выплюнула свою резинку и ушла.
Впрочем, Кирсти осознала, что если, как предполагали врачи, он был чистым листом бумаги, то она сможет раскрасить его по своему вкусу. Когда он выпишется, она будет держать его подальше от дружков. Он станет другим Коко. Она изменит его.
Весь материал по пост-натальному уходу, изученный Дженни, не вполне подготовил ее к форме взаимоотношений, которые развивались у нее с ребенком.
— Послушай, Дженни, я хотел бы, чтобы ты сводила меня на футбол в субботу. Хибз против Хертс на Истер Роуд. Понятно?
— Не свожу, пока ты не перестанешь говорить, как рабочий, и не начнешь говорить правильно, — ответила она. Содержание его разговора и тон его голоса сильно озаботили ее.
— Да, извини. Я думал, что хотел бы увидеть немного спорта.
— Хм, я не знаю слишком много о футболе, Том. Я хотела видеть, чтобы ты выражал себя и развивал свои интересы, но футбол... это одна из тех ужасных мачо вещей, и я не думаю, что хотела бы, чтобы ты увлекся этим...
— Ну да, я полагаю, что таким образом я должен вырасти как этот мудак! Ну, как мой отец? Давай, мам, прочисти мозги! Он же чертов слюнтяй!
— Том! Хватит! — воскликнула Дженни, но она не могла сдержать улыбку. Малыш определенно в чем-то разбирался.
Дженни согласилась взять ребенка на Восточную Трибуну на Истер Роуд. Он заставил ее стоять у внушительного полицейского заграждения, разделявшего соперничающие группировки фанатов. Она заметила, что Том, похоже, проводил больше времени, наблюдая за молодежью в толпе, чем за футболом. Их прогнали выведенные из себя полицейские, сделавшие Дженни замечание за ее безответственное поведение. Ей пришлось признать жестокую правду; великий каприз природы, и гений, которым мог стать ее ребенок, оказался простым хулиганом.
Несмотря на это, в течение следующих недель Коко Брайс счастливо рос в своем новом теле. Он еще всем покажет. Позволив им думать, что старое тело в госпитале было настоящим Коко Брайсом. Он прекрасно здесь себя чувствовал, у него был ряд новых возможностей. Сначала он думал, что ему будет не хватать ебли и выпивки, но обнаружил, что его сексуальный драйв был довольно низким, а алкоголь делал его детское тело слишком больным. Даже его любимая еда не казалась больше вкусной; теперь он предпочитал более легкую, жидкую, просто усваиваемую пищу. Больше всего он чувствовал себя все время усталым. Все, что он хотел, это спать. Когда он просыпался, он ведь столь многому учился. Его новое знание, похоже, начало вытеснять большую часть его старых воспоминаний.
Экстенсивная программа терапии по восстановлению памяти не имела успеха в случае с молодым человеком в госпитале. Педагоги психологи решили, что чем пытаться заставить его вспомнить хоть что-то, ему лучше научиться всему с самого начала. Эта программа принесла мгновенные дивиденты, и вскоре молодому человеку позволили отправиться домой. Посещение окрестностей, которые он видел на фотографиях, дало ему осознание того, кем он был, даже если это было больше выученное, нежели воскрешенное в памяти представление. К шоку своей матери он даже захотел посетить своего отца в тюрьме. Кирсти постоянно была рядом с ним. Они же, помимо прочего, фактически обручены, — сказала она ему. Он заново научился заниматься любовью. Кирсти была им довольна. Он, казалось, страстно стремился научиться. Коко никогда раньше не годился для любовной игры. Теперь, под ее руководством, он открыл для себя, как использовать язык и пальцы, став искусным и отзывчивым любовником. Они вскоре официально обручились и стали жить вместе.
Газеты периодически проявляли интерес к восстановлению Коко Брайса. Молодой человек отказался от наркотиков, поэтому Районный Муниципалитет решил, что было бы неплохим паблисити предложить ему работу. Они наняли его как курьера, хотя молодой человек, продолжая с невероятной скоростью прогрессировать в своем обучении, мечтал заняться работой клерка. Его друзья думали, что Коко стал рохлей после того несчастного случая, но большинство связывали это с его обручением. Он перестал появляться среди фанатов. Это была идея Кирсти. Эта тусовка могла ввергнуть его в неприятности, а они должны были думать о будущем. Мать Коко считала, что это великолепно. Кирсти оказала на него хорошее влияние.
Однажды вечером, восемнадцать месяцев спустя, молодой человек, известный как Колин Брайс, ехал на автобусе со своей женой Кирсти. Они навестили ее мать и теперь направлялись обратно в свою квартиру в Долри.
Напротив них сидели молодая женщина и ее круглолицый малыш. Ребенок повернулся и уставился на Колина и Кирсти. Он показался им обоим очаровательным. Кирсти шутливо начал играть с малышом, слегка касаясь его носа.
— Том, — засмеялась мать ребенка, — перестань беспокоить людей. Сядь спокойно.
— Нет, все в порядке, — улыбнулась Кирсти. Она поглядела на Коко, пытаясь оценить его реакцию на малыша. Она хотела ребенка. Скоро.
Ребенок, казалось, был загипнотизирован Коко. Он вытянул вперед пухлую ручонку и начал водить ей по лицу молодого человека, нащупывая его контуры. Кирсти едва сдерживала смех, в то время как ее муж отдернул назад голову и выглядел смущенным.
— Том! — засмеялась мать ребенка с наигранным раздражением. — Ах ты несносный малыш! Наша остановка!
— КОКОРБАЙ! КОКОРБАЙ! — пронзительно завопил ребенок, когда она подняла его и понесла к выходу из автобуса. Он указывал на юношу, ревя во все горло. — КОКОРБАЙ!
— Это не Кокирбай! — объяснила она, обращаясь к неведомому демону, упорно мучившему ее сына Тома. — Это просто молодой человек.
Оставшуюся часть поездки Кирсти болтала о детях, целиком поглощенная этой темой, совершенно не замечая страха и смятения на лице ее мужа.
УМНИК
(Новелла)
Кевину Уильямсону
бунтарю по ряду причин
1
ПРОВЕРЯЮЩИЙ В ПАРКЕ
Теперь я живу и работаю в парке уже месяц, слишком безумный месяц. Жилье подходящее и бесплатное. Зарплата дерьмовая, но удавалось довольно неплохо зашибать на чаевых, если была возможность принимать ставки у играющих в гольф, что я, как правило, и делал пару раз в неделю. Если я смогу так протянуть еще столько же, прежде чем чуваки из инспекции наступят мне на хвост, у меня скопится отличная сумма для отъезда в Лондон.
Инверлейф — нормальный парк, типа прямо в центре. Я не смог бы так отрываться в парке за городской чертой — вот уж где действительно настоящая скучища. Я бы тогда лучше зависал в квартире своего старика. В дежурке, где я жил, было просторно и комфортабельно. В ней уже стояли маленькая электроплитка для готовки и тостер, так что нужно было прятать только мой матрас, который я впихивал за бойлер, спальный мешок и черно-белый переносный телевизор. Его я мог держать в предоставленном запирающемся шкафчике. У меня имелась специально сделанная запасная связка ключей, так что после того, как парковые проверяющие забирали ключи в конце смены, я мог уйти пропустить пинту, затем вернуться и спокойно открыть дверь.
В павильоне, где находились раздевалки для футболистов и моя комната, был более чем пристойный туалет и оборудованы душевые. Мои уходы были связаны чисто с выпивкой и наркотиками. Последние, хоть и играли существенную роль в моей жизни, по сравнению с наркодилерством, подделкой страховок и кредитных карточек, воспринимались довольно спокойно, пока позволяли мне выживать. Клево ли это?
И все же, жизнь не была такая уж хорошая. Небольшая проблема заключалась в том, чтобы действительно делать вид, что ты работаешь. Величайшей убийцей Парки (или Сезонного Паркового Служащего, как мы каким-то образом высокопарно назывались) была скука. Люди имеют тенденцию приспосабливаться к окружающей обстановке и, соответственно, в парках ты становишься столь пассивным, что даже мысль о том, чтобы что-то делать, выглядит пугающей. Такое происходило во время исполнения основных обязанностей по работе, отнимавших лишь полчаса из восьмичасовой смены, также как и в любой из сверхурочных. Я бы лучше сидел весь день, читая биографии (я кроме них ничего не читаю), и периодически дрочил, чем ходить и драить до блеска раздевалки, которые через несколько часов будут опять такими же грязными, когда придет очередная орава футболистов. Даже перспектива короткого путешествия к стенному шкафу в нескольких футах от меня для того, чтобы включить термостат, становилась чреватой напрягом и отвращением. Казалось проще настроить свой мозг на такую волну, чтобы решительно сказать шести мерзким командам футболистов, что душ сломан или нет горячей воды, чем просто пойти туда и включить его этим уродам. А это также способ проверить, как иерархия Службы Охраны Парка реагирует на подобные происшествия. Полученные уроки всегда могут использоваться в будущем.
Игроки, со своей стороны, реагировали довольно предсказуемо:
— НЕТ ГРЕБАННОГО ДУША! ЧТО ЗА ХУЙНЯ! КАКОГО ЧЕРТА!
— МЫ ПЛАТИМ НАШИ ЧЕРТОВЫ ДЕНЬГИ ЗА УДОБСТВА....
— МЫ ДОЛЖНЫ ПОЛУЧИТЬ КОМПЕНСАЦИЮ! НАМ НУЖЕН ДУШ, ТВОЮ МАТЬ!
Я оказывался окруженным семьюдесятью с лишними потными игроками и суетливыми, краснорожими судьями. И тут, да, мне уже хотелось дотащить свою задницу до пульта и включить душ. Моя стратегия в таких случаях заключалась в том, чтобы выйти из этой перепалки с гордо поднятой головой и поступить с проблемой душа даже более отвратительно, чем она была в действительности. Перехватить у футболистов инициативу и облечься в их же одежды справедливого негодования.
— Послушай, приятель, — говорил я, сердито качая головой, — я уже, черт возьми, говорил чувакам на прошлой неделе, что с подачей воды не все в порядке. Я просто заколебался говорить им. Проблема в подаче этой чертовой воды. Иногда все работает прекрасно, а иногда от душа никакого толка.
— Да, но он работал нормально на прошлой неделе, когда тут дежурил другой парень...
— Вот в чем собака зарыта: просто потому, что душ работает два или три раза без простоя, эти козлы в управлении думают, что им не о чем беспокоиться, и им трудно оторвать от стула свои задницы, чтобы прийти сюда и взглянуть на него! Я говорил им, чтобы из муниципалитета прислали сюда инженера. Капитальный ремонт, вашу мать, вот, что здесь нужно. Футболистам необходим надежный душ во время такой погоды, сказал я тем парням. И пошевелили ли они проклятыми задницами?
— Да, только не эти козлы, им наплевать.
— Да, но дело в том, что вы, ребята, приходите сюда после матча и требуете ваш чертов душ. И достается в результате не тем; все шишки валятся на таких простаков, как я, — я недовольно поджимал губы и тыкал себя пальцем в грудь.
— Да ладно тебе, парень, — заявлял один из капитанов команд, — мы ничего против тебя не имеем.
— Ах нет, нет, никто не обвиняет чувака, — говорил капитану другой игрок.
Они все кивали в молчаливом согласии, за исключением нескольких долбоебов сзади, продолжавших жаловаться. Затем один капитан вставал на скамью и кричал:
— Нам не удастся получить сегодня работающий душ, парни. Я понимаю, что это досадно, но ничего не поделаешь. Этот мальчик тут сделал все, что мог.
Громкий свист, шипение и проклятия переполнили воздух.
— Ладно, здесь ничего не попишешь. Это не его ошибка. Он сообщил в муниципалитет, — добавил, поддерживая капитана, еще один игрок.
Ворча, они одевались, глупые уроды. Вот так был обосран их вечер. Им придется отправиться домой принять душ, а не поломиться немедленно в паб, обсуждая матч, и с важным видом разглагольствовать о футболе, музыке, телевидении, ебле и обременности друзей долгами в современном мире. Наступательный порыв вечера был потерян. На долю паба, в который они пойдут после душа дома, с его дерьмовым пивным садом, достанется даже меньше обычных разговоров. Полный облом, характерный для этих времен общего экономического спада. Подружки и жены будут встречать их с кислыми минами, чувствуя себя лишенными вечерней гулянки с друзьями. Мужчины будут с недовольным видом направляться в ванную принимать душ, чувствуя себя подавленными и одураченными. Победа, которую они не могли отметить и посмаковать, или поражение, от которого они не смогли отойти и промассировать горечь лагером. Членов муниципального совета и чиновников, отвечающих за отдых и развлечения, будут доставать визгливые, с багровыми рожами, сексуально неадекватные и озабоченные обрюзгшие говнюки, управляющие этой прекрасной игрой на всех уровнях Шотландии.
И все это бедствие только потому, что Парки не удосужился нажать на переключатель. В твоих руках настоящая пиздатая сила! Слопайте, вы, козлы! Как же я безумен...
Когда последние из игроков вышли друг за другом из павильона, я прошел в котельную, позади моей комнаты, и включил нагревание воды. Мне нужна горячая вода для моего душа до вечернего выхода в свет. Я толкну немного наркоты и сделаю несколько набегов на сквоты, прежде чем засяду за чтение очередной главы в книге, которую я читаю — биографии Питера Сатклиффа.
Я читаю только биографии. Не знаю почему, дело вовсе не в том, будто я получаю от них особенное удовольствие. Я просто, похоже, не могу заинтересоваться чем-нибудь другим. Джим Моррисон, Брайан Уилсон, Джеральд Форд, Ноэль Гордон, Джойс Гренфелл. Вера Линн, Эрнест Хемингуэй, Элвис Пресли (две разные), Деннис Нильсен, Чарльз Крэй (брат Рэга и Рона), Кирк Дуглас, Пол Хегарти, Ли Чэпмэн и Барри МакКвиган — все эти биографии были поглощены мной с тех пор, как я начал работать в парке. Я не могу на самом деле сказать, что получил удовольствие от какой-нибудь из них, за исключением, наверное, Кирка Дугласа.
Иногда я задавал себе вопрос, было ли решение взяться за такую работу хорошим карьерным ходом. Мне она нравилась, потому что я наслаждался обществом самого себя и становился немного раздражительным после перебора социального контакта. Мне она не нравилась, потому что я не мог перемещаться, а я не выносил долгого сидения на одном месте. Я полагал, что смог бы научиться водить машину, затем смог бы получить работу, сочетавшей бы две важные особенности — одиночество и мобильность. Но машина остепенит меня, удержит от приема наркотиков. А этого никогда не произойдет.
Мистер Гарланд, босс парка, был добродушным человеком, достаточно либеральным по стандартам этой работы. Он хорошо понимал состояние Парки. Гарланд прошел через достаточное количество дисциплинарных взысканий своих сотрудников, чтобы въезжать в проблему.
— Это скучная работа, — сказал он мне при моем вступлении в должность, — и только дьявол может заставить вкалывать весь этот персонал. Дело в том, Брайан, что только очень немногие Парковые Служащие показывают инициативу. Небрежный Парковый Служащий делает лишь обязательный минимум, затем просто удирает, тогда как более добросовестный работник всегда найдет, чтобы такое сделать. Поверь мне, мы знаем, кто здесь в нашем саду червивые яблоки, и я могу сказать тебе следующее: их дни сочтены. Так что если ты произведешь впечатление, Брайан, мы вполне сможем предложить тебе постоянный пост в Департаменте Управления Парками.
— Да, понятно...
— Разумеется, ты пока еще даже не начинал исполнять свои обязанности, — улыбнулся он, осознав, что мчался впереди паровоза своей собственной мысли, — но хотя это и не самая потрясающая работа в мире, многие служащие делают ее гораздо хуже, чем должны были бы. Ты понимаешь, Брайан, — его глаза округлились и стали как у евангелистского проповедника, — в парке всегда есть, чем заняться. Эта работа требует хождения, Брайан. Детей, болтающихся в парке, надо обезопасить от разбитого стекла. Подростки, собирающиеся у павильона; я находил там шприцы, Брайан, ты понимаешь...
— Ужасно, — я покачал головой.
— Им надо воспрепятствовать. Есть формы, которые мы должны заполнять, по причинению ущерба и вандализма по отношению к собственности парка. Всегда найдется мусор, который надо убрать, прополка вокруг павильона, и, разумеется, постоянное мытье раздевалок. Инициативный Парковый Служащий всегда найдет что-то такое, что можно сделать.
— Я думаю, что лучше хорошо повкалывать днем; заставляешь время идти быстрее, — солгал я.
— Совершенно верно. Я допускаю, что иногда, особенно если погода ненастная, проблемой может стать скука. Ты любишь книги, Брайан?
— Да. Я довольно одержимый читатель.
— Это хорошо, Брайан. Тому, кто читает книги, никогда не скучно. Какого рода вещи ты читаешь?
— В основном биографии.
— Отлично. Некоторые люди забивают себе головы политическими и социальными теориями: это может только вызвать возмущение и недовольство своей долей, — задумчиво проговорил он. — В любом случае, это к делу не относится. Я допускаю, что эта работа может быть лучше. Но обслуживание ухудшается. Мы даже не можем заменить старые автофургоны и оборудование внутренней телефонной связи. Разумеется, я обвиняю в этом наших политических хозяев в Комитете по Отдыху и Развлечениям. Гранты для коллективов матерей-одиночек, черных, лесбиянок, устраивающих экспериментальные театральные постановки, у них всегда находятся.
— Я не могу с вами не согласиться, мистер Гарланд. Это преступно, это своего рода злоупотребление деньгами налогоплательщиков.
Я помню этот глубокомысленный, благодарный кивок Гарланда. Он, казалось, говорил: «Парень, я вижу у тебя все необходимые задатки, чтобы стать образцовым Парковым Служащим». Самое оно для старого козла.
Перед тем, как появился мобиль, я принял быстрый душ. Я едва успел вовремя; только насухо вытерся и оделся, как услышал, что у дежурки останавливается фургон Паркового Проверяющего, одетого в форму чувака. Эти ублюдки находятся на той же ступени, что и мы, только они мобильные. Технически им вменялось в обязанность проверять более маленькие парки, не находившиеся под наблюдением Парковых Служащих. Неофициально, это уже совсем другое дело. Что они делали в действительности, так это осуществляли над нами своего рода мобильный полицейский надзор; а мы, в свою очередь, как я полагаю, должны противоположным образом называться неподвижными Парковыми Служащими. Они были обязаны убедиться, что мы на работе, на наших официальных рабочих участках, а не сидим в каких-нибудь пабах. Они застукали одного парня, Пита Уоллса, буквально на рабочем месте в Гилмертоне на прошлой неделе. Он трахал в дежурке школьницу. Они временно отстранили его, с вычетом зарплаты, в ожидании расследования. В муниципалитете действительно знают, как повредить тебе; дают проверяющим официальное разрешение делать то, что любой парки старается делать неофициально: не находиться на месте, но получать за это плату.
Я вытряхнул несколько окурков из пепельницы в мусорное ведро, наблюдая, как мобильный Парковый Проверяющий Алек Бойл выходит из машины. Бойл носил кепку, надвигая ее на свои темные очки с зеркальными стеклами. Рукава его рубашки были закатаны, и он обычно высовывался из окна машины, когда она стояла на светофорах. И еще он, должно быть, истратил целое состояние на жевательную резинку. Все, чего ему не хватало, так это Бруклинского акцента. Какого рода дерьмо царило в голове этого мудака можно было только догадываться. Маленького роста, на несколько дюймов ниже среднего, и с клетками мозга еще меньшими, чем даже у полицейского. Каким же уебищем он был!
— Что там насчет долбанного душа? — спросил он.
— Только не говори мне снова об этих уродах, Алек. Я целый день возился с этим ублюдочным душем. Вроде того, что контрольная лампочка продолжала гаснуть, понимаешь? Сейчас я все уже наладил; но вода была недостаточно горячей для этих футболистов, понимаешь? Они совсем обезумели, качая права.
— Я это понимаю. Только что этот долбоеб Акула говорил со мной по радио. Он чертовски рассвирепел.
Акула. Дивизионный Парковый Суперинтендант Берт Рутерфорд. Он сегодня дежурит. Вот все, чего нам так охуенно не хватало.
— Ну, мы должны вызвать сюда инженера.
— Он уже был здесь, твою мать, но не смог найти никаких неполадок.
— Как так всегда получается, что все это происходит в мою смену? — блеял я в жалостливой к самому себе манере, как всегда делали чуваки с нашей работы. — Я думаю, меня сглазили, черт побери.
Парковый Проверяющий Бойл сочувственно мне кивнул. Затем его черты исказила рептилеобразная улыбка.
— Твой дружок, Пит Уоллс, он оказался каким-то развратником, что, не так?
Я бы на самом деле не классифицировал Уоллси как дружка, а просто как нормального парня, с которым я часто принимал ставки на гольфе, зашибая чаевые. Я считал его хорошим приятелем, каким только можно обзавестись, работая в парках. Вот, где в парках делаются настоящие деньги; на гольфе. И каждый козел хочет поучаствовать в этом действии.
— Да, Уоллси поймали со спущенными штанами, я слышал, — кивнул я.
— Взяли прямо за яйца, — поморщился Бойл, лениво протирая свои очки носовым платком. Этот глупый мудак не въезжал, что он размазывал по стеклам сопли, а когда врубился, то на мгновение замер, застыв в нерешительности.
Я вывел его из оцепенения.
— Я слышал, что девушке было шестнадцать, и она его подружка. Помолвлены, типа, и все такое. Он просто зашла к нему с какими-то бутербродами и, скажем так, немного распоясалась.
— Я слышал все это дерьмо. Это ни черта ничего не значит. Чувака выставят. Немедленно вытурят с работы, мать ее.
Читать бесплатно другие книги:
