Кара небесная, или Стикс-2 Андреева Наталья

День пятый

Утро – полдень

Пустой день. К Марусе можно было и не ехать. Но раз уж записалась…

– Сколько ты там пробудешь? – спросил Лешка.

– Минимум два часа. А если зайду на массаж…

– Зайди, солнышко. Тебе без массажа никак.

– Тогда три часа!

– Отлично!

«Что ты задумал?» Спросила:

– А ты что будешь делать?

– Поеду в лабораторию.

– В какую лабораторию? – вздрогнула она.

– Забыла? Мне надо договориться о сравнительном анализе ДНК. Не беспокойся: через три часа я буду у дверей салона красоты. Если что, ты всегда можешь мне позвонить на мобильный. И я потороплюсь. Тебе не придется ждать.

«Что ты задумал?» У дверей салона они расстались. Лешка стоял у джипа и смотрел, как она поднимается по ступенькам. Ольга вошла в салон, а он сел в машину. Самое время его кинуть. Посидеть в холле минут десять и сбежать. Но, во-первых, неизвестно, уехал он или нет. А вдруг все три часа просидит в машине за углом, не выпуская из поля зрения дверь, за которой она скрылась? Во-вторых, бежать некуда. Без денег, без документов. Он это прекрасно знает. В-третьих…

В общем, она спросила Марусю. Девушка на ресепшен просияла:

– Ольга? Тебя ждут.

Здесь ко всем обращались на «ты» и по именам. За чашечкой кофе можно было поболтать с секретаршей или просто помолчать. В вазочке на стойке, за которой сидела девушка с безупречной прической и с эксклюзивным маникюром, лежали карамельки в прозрачных фантиках. Зеленые, красные, желтые… Ольга невольно вздохнула. Рука сама потянулась к вазочке. Но к ней уже катился Маруся, расставив руки для дружеских объятий, ртутная улыбка перекатывалась с одной щеки на другую, он улыбался уголком рта:

– Маруся! Здравствуй, дорогая! – Обнялись, щечка к щечке. – Что с тобой случилось? Проходи ко мне, милая. Сейчас я все исправлю.

Она развернула-таки карамельку и положила за щеку. Яблоко. Зеленое яблоко. Улыбка Маруси перекатилась на правую щеку, заиграла ямочка:

– Сладкого захотелось? А как же фигура?

– К черту.

Через минуту она уже сидела в кресле и печально смотрела на себя в зеркало.

– А что с руками? – кудахтал Маруся. – А с лицом? Дай я положу на глаза ватные диски, смоченные противоотечным лосьоном. На травах, сам готовил, – похвастался он.

Она послушно откинулась на спинку кресла, опущенную насколько было возможно, закрыла глаза. И тут же почувствовала на веках холод.

– Полежи минут десять. Ай, что за руки! Наращивать надо, – жалобно сказал Маруся, рассматривая ее ногти.

– Не надо. Ничего не надо.

– Ну, как же так? Пожалей мой труд, Маруся! Сколько времени я на тебя потратил!

– Выходит, все напрасно, – грустно улыбнулась она и проглотила карамельку.

– Что случилось?

– Иван погиб. На пожаре.

– Да ты что?!

– Попала в историю твоя любимая клиентка.

У него все клиентки были любимыми, она это прекрасно знала. Тем не менее все они с увлечением играли в эту игру. И она принялась рассказывать ту часть правды, которая души не затрагивает и представляет собой вершину айсберга. Иван погиб, дом сгорел, а также машина, вещи, документы… А под конец сказала:

– Я хочу, чтобы ты меня состарил.

…В это время Ладошкин входил в приемную важного человека. Когда-то этот человек оказал ему протекцию. Порекомендовал Ивану Александровичу Саранскому, ввел в дело. Леша Ладошкин учился в институте, где преподавала его жена, Альбина Робертовна. Она-то и заметила способного студента. Какое-то время присматривалась, а потом взяла под свое покровительство. И вот он сидит сейчас в приемной ее мужа и ждет. «АРА» – это, конечно, мелочь. Хотя развернулся он по-крупному. Фантастическими прибылями фирма обязана ему, Алексею Ладошкину. А то, что народ мрет… Не надо пить! Тем более алкоголь сомнительного качества, дешевку. Происходит процесс естественного отбора. Слабые умирают, сильнейшие выживают. Если бы не чертов газ… Изобретение этого дьявола Саранского. Все бы сошло с рук. Но искушение! Без крови, по-тихому выключать курьеров, делать из людей зомби… Если человек ничего не помнит, ему можно внушить все, что угодно. А если размахнуться? Планета большая, все время где-то идет война…

– Заходите.

У него юная красивая секретарша. Это известно. С супругой негласный договор. Всем удобно. Девушка себе цену знает, холодна как лед. Чего не скажешь о человеке, поднявшемся ему навстречу из-за огромного, как айсберг, стола. Белоснежного. Мода, что ли, такая? Надо бы перенять.

– Леша! Давненько мы с тобой не виделись! Ну, проходи, садись. Как дела? Рассказывай!

– Павел Эмильевич, я никогда бы вас не побеспокоил, если бы не…

– Да брось! Друг моей жены – мой друг.

Его отношения с Альбиной Робертовной вряд ли можно назвать дружескими. Разница в возрасте лет двадцать – двадцать пять. Это скорее материнское покровительство. Как мужчина Алексей ее не интересует. У нее был роман с Саранским, это тоже всем известно. Но и то давно прошло.

– Что случилось, Леша?

– Как бы это сказать? – замялся он, усаживаясь в снежную глыбу-кресло.

– Да говори прямо.

– В общем, на меня наехали.

– Как так? Кто?

– Я не знаю. Приехали люди. Номер машины я запомнил, – поспешно сказал он.

– Да кто ж не наслышан о твоей феноменальной памяти, – усмехнулся Павел Эмильевич. Вот ведь подобралась же парочка! Она – Робертовна, он – Эмильевич. Говорят, у супругов Ахатовых прекрасные отношения. Дружеские.

– Угрожали оружием. – Ладошкин почувствовал, как губы задрожали. – Люди серьезные.

– А чего хотели?

– Говорят, он вел какие-то опыты…

– Иван? Да, я что-то слышал. Но в суть не вникал.

– Я тоже. Это не мое дело.

– А как Иван? Почему сам не приехал?

– Он погиб.

– Да что ты! – ахнул Ахатов. – Вот Аля расстроится! Они были друзьями.

– Да. Я слышал. То есть…

– Расстроится. Хороший был парень.

– Да.

– А как это случилось?

– Несчастный случай. Он проводил опыты в лаборатории. И… В общем, произошел взрыв, вспыхнул пожар, Ольга в это время была в ресторане со мной.

– Ольга?

– Его… в общем, женщина. Подруга.

– Ну да. А потом приехали эти люди?

– Да. Я понятия не имею, чего они от меня хотят! У меня ничего нет. Я не знал, что это за опыты. Я – генеральный директор торгово-закупочной фирмы. При чем здесь исследования Саранского?

– Ну да, ну да.

– С делом-то что будет?

– А что с делом?

– Активы-то Иван перевел на меня. – Ладошкин замялся. – Как оказалось, не все. Есть какие-то счета за границей. Но я об этом ничего не знаю. Клянусь!

– Значит, ты хочешь, чтобы тебя оставили в покое?

– Вы же принимаете какое-то участие в этом деле?

– Я? Участие? – Ахатов враз переменился в лице. – Не я, а моя жена. И ее участие ни на бизнес Саранского, ни на лабораторию не распространялось.

– Я не это имел в виду, – поспешно сказал он.

– Ни я, ни моя жена понятия не имеем, на что Иван тратил деньги. На какие такие исследования.

– Я не это имел в виду.

– Я недавно видел фильм. Документальный. В городе Р-ске нашли подпольный цех по производству «паленой» водки. Народ травится, многие попадают в больницу. Случается, что и умирают. Органы ведут расследование, дело на контроле у высокого начальства. Акцизные марки на бутылках были фальшивыми. Нехорошо это.

– Да, пьют всякую дрянь, – пробормотал Ладошкин.

– Ладно. Поможем, – сказал вдруг Ахатов. – Никто тебя не тронет.

– Но…

– Отдай им что просят, и все.

– Но у меня ничего нет!

– Нет так нет. На нет, как говорится, и суда нет. – При слове «суд» Алексей невольно вздрогнул. Что это? Намек? Ахатов, глядя в стену над его головой, сказал: – Упомянули, что хозяин особняка, в котором нашли «паленку», повесился. Он-то и был главный.

– Кто упомянул? Где?

– Да по телевизору. Я ж тебе говорю: фильм смотрел. Случайно. Криминальные новости.

– Выходит, Сидорчук повесился? Уф!

– Фамилию я не помню. Мне дела до этого нет.

– Значит… Уф!

– У тебя все?

– В общем… да.

– Я наслышан, Леша, о твоих талантах, – сказал Ахатов, поднимаясь.

– Талантах? Каких талантах? – пробормотал он.

– Говорят, у тебя в голове калькулятор. Считать ты умеешь хорошо. Одно дело разбавлять водой этиловый спирт, а другое – технический. И третье – спиртосодержащие жидкости. Это я к примеру. Арифметическая задачка. Но иногда это вредно. Иногда нужно считать неправильно. Понятно, что двести процентов прибыли лучше, чем двадцать. А разница куда уходит?

– Но ведь… Взятки…

– Я об этом не слышал. А ты ничего не говорил. Ты бы подумал о применении своих талантов, ну, скажем, в другой области.

– Я не понял… Мне что, сдать дела?

– Кому? И какие такие дела?

– Тогда я не понял.

– Это твои проблемы. – И Ахатов потянулся к телефону на столе, давая понять, что аудиенция окончена.

– Так я пошел?

– Иди.

«Надо все уничтожить. Всю «левую» продукцию. Закрыть склады. Сидорчук повесился. Это хорошо. Кто-то его заставил. А может, и не сам. Помогли. Кто-то там поработал. Знать бы, кто этот человек. Кому я обязан тем, что остался на свободе? Пока остался. Сколько у меня времени?»

Ладошкин машинально посмотрел на часы. И тут же стал рассчитывать дорогу. Правильно говорят: у него в голове калькулятор. Успеет.

…Она вышла из дверей салона и огляделась. Как он сказал? «Тебе не придется ждать»? Выходит, обманул. В этот момент показался джип Ладошкина. Резко затормозил перед ней, дверца открылась:

– Садись.

Едва опустилась Ольга на переднее сиденье, как он пожаловался:

– Три часа проторчал в пробках. В лабораторию так и не попал.

– Это где ж такие пробки? – усмехнулась она.

– Да повсюду! Стоит Москва! Так что в лабораторию поедем вместе. Сейчас.

«Где он был? Встреча? С кем?» Сообразила, что Лешка, не отрываясь, смотрит на ее сумочку. Они стояли на светофоре. Он перевел взгляд на ее волосы и пожал плечами:

– Я что-то не понял… Ты провела там три часа!

– И что?

– Я не вижу никаких изменений. Твои волосы…

– Это и есть великое искусство. Которым владеет Маруся.

– Взять пятьсот баксов за то, чтобы три часа ни фига не делать? Ловко! Чтоб я так жил!

– Разве ты не находишь, что я похорошела?

– Солнышко, ты всегда неотразима.

– Но мне надо купить пластырь, елочка. Я ногу натерла.

– Когда?

– Вчера, пока бродила по этой грязной Горетовке. И теперь у меня болит нога. Сумку не буду брать. Притормози у аптеки. Я заскочу на минутку.

Он тут же забыл о ее волосах. Ольга взяла кошелек и скрылась в аптеке. Пусть проверит содержимое ее сумочки. Да бога ради! А то весь день будет нервничать и злиться. И другим настроение портить.

Купила пластырь, задержалась, рассматривая витрину. Надо дать ему время. Пусть убедится, что у нее ничего нет. Когда вернулась, он заметно повеселел:

– Ну что, солнышко, в лабораторию?

– Ну, раз надо…

– Надо, солнышко, надо!

Она и так знала, что под обломками дома найден Саранский. А кто ж еще? Но им нужно официальное заключение. Что ж… В лабораторию!

В это же время

Когда Саша наконец уехал, Олеся тоже стала собираться. Хватит валяться на диване! Надо что-то предпринять. Пойти в парикмахерскую, забежать на маникюр, записаться к косметологу. Леся не понимала, что происходит, но ей вдруг захотелось это сделать. Словно кто-то подталкивал в спину, когда она шла, нет, летела по улице. Она чувствовала: что-то случилось. Не с ней, но это и ее касается. Механизм запущен. И надо спешить.

Летом в парикмахерских Р-ска мастера откровенно скучают. Клиентки разъехались, а те, кто остался в городе, предпочитали на стрижку и маникюр не тратиться. Солнце, ветер, дачи, грядки… Толку-то? Так что Лесе обрадовались. Ее бывшая одноклассница, которая работала администратором в салоне, сказала:

– Ну, наконец-то! Совсем забыла нас. Что, на Мукаеве свет клином сошелся? Нет его, так и стричься-краситься не надо?

– Ох, не наступай на больную мозоль!

– Не нашли его?

– Нет. Пропал.

– Может, у бабы?

– Может, и у бабы. Откуда мне знать?

– А что Зоя?

– Ты у меня спрашиваешь?

– Замуж тебе надо, – жалостливо посмотрела на нее бывшая одноклассница.

– Сама знаю.

– Ты ж на выпускном первая красавица была! Царица бала! Помнишь?

– Не хочу я об этом вспоминать, – махнула она рукой.

– Дура ты, дура, – ласково попеняла подруга. – Ну, ничего. Сейчас мы из тебя такую красотку сделаем! Закачаешься! Анжелика!

– Чего?

Из дверей выплыла Анжелика, самый известный в городе дамский мастер. Высокая дородная женщина, и такая флегма, что об ее мощную грудь, как о скалы, разбивались вопли обиженных клиенток даже в десятибалльный шторм. Говорили, что ее муж, у которого частенько случаются запои, распускает руки, и хотя он на полголовы ниже и весит в два раза меньше, Анжелика позволяет себя бить, а наутро замазывает синяки тональным кремом, на что сбегается смотреть весь коллектив. И все наперебой дают советы: «разведись», «вмажь ему», «возьми детей – и к маме», «сажать таких надо». По окончании «производственного совещания» все расходятся по местам и, орудуя ножницами, начинают разговор «за жизнь» между собой и с клиентами, а к вечеру появляется муж с потрепанным букетом в руке и бутылкой пива в кармане и, дыша перегаром, извиняется перед дамами: