Клад тверских бунтарей Тамоников Александр

Глава 2

Более чем два века спустя. Июль 1550 года

В марте закончился поход русского войска под командованием Ивана Грозного на Казань, который носил характер разведки. Многие бояре и прочие вельможи, как на Москве, так и в ханстве, были убеждены в том, что царь попытается взять город. Нет, он пока и не думал этого делать.

Иван Васильевич посмотрел на столицу ханства, определил, как вести осаду, на каких направлениях выводить рать на штурм, как использовать наряд, то есть артиллерию. Но главным результатом похода явилось решение царя о строительстве мощной крепости на крутой горе, при впадении Свияги в Волгу, у Щучьего озера, всего в двадцати с небольшим верстах от Казани.

Ратники особой дружины после похода в земли Казанского ханства получили от молодого царя земельные участки и средства для постройки подворий. Они ставили их на берегу Москвы-реки, недалеко от кремля, рядом друг с другом.

Их воевода Дмитрий Владимирович Савельев после смерти отца стал князем. Он восстановил родовой дом, уничтоженный страшным пожаром, бушевавшим три года назад, и проживал отдельно от своих подчиненных. Дмитрий женился на княжне Ульяне Островой, и теперь она носила первенца.

Ранним утром пятнадцатого июля князь Савельев вышел из дома.

К нему тут же подбежал служка Владимир. Дмитрий подобрал этого сироту в торговых рядах, где тот попрошайничал.

– Я здесь, князь. Какие будут указания?

Владимиру исполнилось одиннадцать лет, возраст для тех годов почти взрослый.

– Да какие там указания. Коней поил, кормил?

– А как же, князь, само собой. Это я в первую голову сделал.

Князь улыбнулся и спросил:

– А что же ты сделал во вторую голову?

– В торговые ряды сбегал, купил разных припасов для поварихи тетки Марфы.

– И то дело.

В это время к воротам подъехал всадник.

– Похоже, гости к нам, – сказал князь.

Служка пожал плечами и спросил:

– Узнать, кто пришел?

– Узнай!

Во двор вышла и Ульяна.

– Погулять решила? – поинтересовался Савельев.

– Да, хотела к реке сходить. Ты же знаешь, Дмитрий, как я люблю смотреть на воду.

– А где служанка твоя, Надежда?

– Сейчас выйдет. Ты позволишь нам пройти к реке?

– Конечно. Если хочешь, ступай, только ради бога будь осторожна. Перед рекой спуск обрывистый да скользкий, не упади.

– Мы пойдем к причалу. А уж от него по песку.

– И не разувайся, застудишь ноги, захвораешь, а ведь ты дитя носишь.

– Какой ты у меня заботливый.

Служка от ворот крикнул:

– Дмитрий Владимирович, ратник от князя Крылова. С тобой желает говорить. Выйдешь?

– Впусти его.

Малец недовольно пробормотал, что теперь ему ворота открывать придется, снял довольно тяжелый брус, который запирал створки, приоткрыл одну.

Всадник въехал во двор и тут же спешился. Не по чину ему было говорить со знатным человеком свысока, с коня.

– Приветствую тебя, князь Дмитрий Владимирович, и жену твою!

– И тебе здравия, воин. Говоришь, от князя Крылова прислан? Что велел передать Юрий Петрович?

– Он просит тебя срочно приехать к нему.

– Хорошо! Передай, скоро буду.

– Извини, но мне приказано сопроводить тебя.

– Мы поедем не на подворье Крылова?

– Нет.

– Ладно. Минуту. – Савельев подошел к жене. – Я отъеду, Ульяна, будь, пожалуйста, поосторожней.

– Конечно, Дмитрий.

Он поцеловал супругу и вскочил на коня.

Служка распахнул обе створки ворот. Князь и гонец выехали с подворья. Они двигались вдоль реки, выбрались на посад. Там всадники свернули в какой-то проулок, остановились у небольшой усадьбы, спешились, вошли в неказистую избу, явно принадлежащую простолюдину.

В единственной комнате за столом сидел князь Крылов. Ни в доме, ни во дворе больше никого не было, не считая ратника, принявшего коней.

Крылов при виде Савельева поднялся и заявил:

– Рад видеть тебя, Дмитрий Владимирович, в добром здравии.

– И я также, князь.

– Да ты проходи, присаживайся. Здесь, конечно, далеко не хоромы, но для нашего разговора место более чем удобное.

– Я почему-то думаю, что моему отряду придется сегодня же покинуть Москву.

– Присаживайся, все узнаешь.

Дмитрий сел на лавку, простую, ничем не покрытую.

Гонец вышел и закрыл за собой скрипящую дверь. Вельможи остались одни.

– Не будем терять время, Дмитрий Владимирович.

– Да, князь.

– Значит, так. Ты что-нибудь слышал о замятне в Твери, гибели там ордынского вельможи Чолхана и всех его людей.

– Немного, – ответил Савельев.

– Тогда я напомню, что там происходило двести двадцать три года назад. Да, ровно без одного месяца. В августе в Тверь приехал из орды посол царя Узбека Чолхан со свитою, а проще говоря, с мурзой и нукерами личной охраны. Он потребовал немедленно уплатить дань. Князю Александру Михайловичу пришлось собирать ее. Все это происходило с большими, как ты понимаешь, трудностями. Ордынцы безобразничали в городе. Они насиловали и убивали женщин, не щадили стариков. Кончилось тем, что тверичи восстали и перебили все ордынское посольство. Ясно, что Узбек просто взбесился. Он поручил московскому князю Ивану Калите проучить жителей Твери, дал ему рать из татар. Тверское княжество было разорено, Александр Михайлович бежал в Псков, потом сидел в Новгороде. Узбек вроде бы простил его, а когда тот с сыном Дмитрием приехал в орду, приказал убить их. Это предыстория. Главное не в той вражде двухвековой давности. В мае сего года из Твери от воеводы князя Дмитрия Ивановича Микулинского пришло очень важное и неожиданное сообщение. Оказывается, у Александра Михайловича был верный слуга Степан Коланов. Он с семьей остался в Твери, когда князь бежал оттуда. Досталось им лиха, угнали ордынцы в полон, там они все и загинули. После разорения Тверь, понятное дело, поднялась, но уже не играла прежней роли. Надо признать, что к этому умалению города приложили руку московские князья. Но давай к главному. Так вот, Дмитрий Иванович сообщил тайно, что некий купец в Твери на посаде решил ставить новый дом. На этом самом месте когда-то жил Степан Коланов. Купец нашел там клад.

Савельев взглянул на Крылова и заявил:

– Эка новость-то. Нынче много кладов люди находят. Ордынцы закапывали в русских землях то добро, которое по каким-то причинам не могли вывезти отсюда. Наши вельможи да торговцы тоже прятали ценности, чтобы те не достались татарам.

– Все это так, Дмитрий Владимирович. Да вот только клад оказался необычным.

– И чем же он необычен?

– Тем, что в тайнике, устроенном на том месте, где прежде стояла клеть Степана Коланова, найдено не только большое количество золота, драгоценных камней, украшений, но и икона Божьей Матери, давным-давно похищенная в Афоне.

– Икона? Это та, которую до сих пор упоминают в молитвах?

– Да. Более двух веков она находилась в тверских землях. Как попала к слуге вместе с золотом и камнями, сказать трудно. Возможно, Степан знал о сокровищах Чолхана и украл их во время бунта. Не исключено, что икона была у Александра Михайловича. Он прятал ее у Коланова. Ценности же были отправлены в тайник позже. Все может быть. Важно, что икона Божьей Матери найдена. Теперь государь может передать ее афонским старцам. Разумеется, при условии, что клад с иконой сначала благополучно доберутся до Москвы.

– Что-то или кто-то мешает перевезти клад из Твери на Москву? – спросил Савельев.

– Нет. Этому вряд ли кто сможет помешать. Но ведь икону потом надо будет доставить на Афон. Вот этим и предстоит заняться твоему отряду.

Дмитрий погладил бороду и проговорил:

– Погоди, князь. Давай по порядку. Икона и клад сейчас в Твери у тысяцкого, князя Дмитрия Ивановича Микулинского, так?

– Да.

– Первый вопрос таков. Кто повезет ее на Москву?

– Дружина воеводы Ивана Кузнеца.

Савельев кивнул.

– Понятно. Вопрос второй. Дружина Кузнеца уже ушла в Тверь?

– Сегодня на рассвете.

– Ратники должны загрузить клад в обоз и вернуться с ним на Москву, так?

– Да.

– Это сто семьдесят верст в одну сторону. Надо учитывать, что отряд идет с обозом. Значит, в день он будет проходить до тридцати верст и прибудет в Тверь двадцатого числа. Далее отдых, загрузка и обратный путь. Ожидать Ивана Кузнеца на Москве можно двадцать восьмого июля или на день позже. Когда моей дружине надо быть готовой к длительному походу?

– Вы отправитесь на Афон четвертого августа. Однако государь наказал, чтобы ты держал своих людей в полной готовности к выходу уже с завтрашнего дня.

– Почему?

– Так решил Иван Васильевич.

– Добро. Завтра отряд будет готов к походу. Все сказанное тобой надо, естественно, держать в тайне?

– Само собой.

– А соблюдают ли ее люди воеводы Кузнеца и ближайшее окружение князя Микулинского?

– Вот это, Дмитрий Владимирович, извиняй, уже не твоя забота.

Савельев кивнул.

– Ну и ладно. Не моя так не моя.

– Тогда все, князь. Не смею задерживать.

– Слишком многим людям уже сегодня известна эта тайна, – проговорил Савельев.

– Почему многим, Дмитрий Владимирович? Князю Дмитрию Ивановичу Микулинскому, его ближним людям, весьма немногим, воеводе Кузнецу, тебе и мне. Ну и конечно, государю.

– Юрий Петрович, что знают двое, то знают все.

– Но не в нашем случае.

– Дай бог, чтобы так оно и было. До свидания.

– Счастливо.

Князь Савельев поехал к усадьбам своих ратников. Первым на его пути стояло подворье Гордея Бессонова.

Тот встретил князя радушно, обнял и сказал:

– Великого здравия тебе, князь Дмитрий Владимирович.

– И тебе того же, Гордей. Как вы тут обживаетесь?

– Понемногу. Отошли мои родные от полона татарского, побелели душой, а все благодаря тебе, князь.

– Полно, Гордей. Весь наш отряд спасал твою семью.

– Но ведь именно ты решил идти за Волгу и охотиться на мурзу.

– Ладно, хорошо то, что хорошо кончается.

– Пройдем в дом. Анфиса стол накроет, перекусим, чем бог послал.

– Нет, Гордей, спасибо. Тут дело такое… – Дмитрий передал своему ближнему помощнику суть разговора с князем Крыловым.

Бессонов погладил окладистую бороду и сказал:

– Да, дорожка нам предстоит шибко длинная, коли икону придется на Афон везти.

– До того надо еще заполучить ее. Государь не напрасно повелел держать дружину в полной готовности. Значит, есть какая-то опасность. Только князь почему-то не стал говорить мне о ней.

Гордей чуть помолчал и произнес:

– Мыслю, оттого не поведал, что сам сомневается, есть ли опасность или нет, а коли есть, справится ли с ней отряд Ивана Кузнеца. Я знаю многих ратников из того отряда. Воины достойные, с татарами бились не раз. Однако князь, как видно, все же сомневается.

– А коли сомневается, почему отправил в Тверь Кузнеца, а не нас? Уж мы-то точно привезли бы сокровища.

Бессонов развел руками и проговорил:

– Решение принимал не князь Крылов, а наверняка сам царь Иван Васильевич. Ему виднее, кого куда посылать. Возможно, он решил, что для нас это слишком простая работа.

– Поглядим. Значит, дома все в порядке?

– В порядке, князь. А у тебя?

– И у меня, слава богу.

– Как Ульяна? Дитя носит?

– Нормально все, Гордей.

– Я хотел кое о чем попросить тебя, Дмитрий Владимирович.

Князь посмотрел на воина.

– О чем, Гордей?

– Власу, сыну моему, уже семнадцать годов скоро. После полона окреп телом, душой и верой. Басурман ненавидит лютой ненавистью. Саблей владеет неплохо. Конечно, до наших воинов ему еще далеко, но сверстников своих побеждает.

– Ты к чему клонишь, Гордей?

– А нельзя ли его в нашу дружину пристроить, Дмитрий Владимирович? Поначалу на побегушках, испытание пройти. А потом вместе со всеми. Я с ним займусь, всему обучу, что могу сам. Хороший воин из него выйдет.

– Что ж, Гордей, я не против. В следующий раз, как встречусь с князем Крыловым, похлопочу за Власа. Парень он действительно стоящий, в тебя пошел.

– Благодарю, князь.

– Не за что пока. Поеду, посмотрю остальных, поговорю, с кем увижусь, а приказ о готовности ты уж сам передай, добро?

– Добро, князь.

– Радости дому твоему, Гордей.

– И твоему, Дмитрий Владимирович.

Князь Савельев поехал по соседним подворьям. Он спешил. Ему не терпелось увидеть Ульяну, узнать, как прошла прогулка. Дмитрий волновался за свою жену, а еще больше – за будущее дитя.

В это же время на подворье боярина Никиты Демьяновича Толгарова, стоящем на Варварке, было необычайно пустынно. Только два работника постоянно торчали у ворот, через калитку посматривали на всадников, проезжавших мимо. Это были доверенные холопы боярина Ефим и Тарас.

Неподалеку от них от нечего делать играл в тычку служка, десятилетний сирота, которого по малолетству все называли просто Николкой. Фамилию его никто не помнил. Много чести.

На крыльцо вышел боярин и спросил у холопа:

– Ну что, Ефим?

– Пока никого, боярин.

– Должен уже подъехать. Не заплутал ли на Москве?

– Так язык-то при нем. Спросит, ему каждый прохожий подскажет, где подворье боярина Толгарова.

– Ну да, – буркнул вельможа и ушел в дом.

Наконец у ворот остановился всадник, явно измученный, весь в пыли.

– Доброго вам здравия, люди. Это подворье боярина Толгарова?

– Да, – ответил Ефим и спросил: – А ты кто будешь?

– А я гонец от тверского боярина Всеволода Михайловича Воронова.

– Чем докажешь?

– Это я сделаю пред боярином. Доложите, что прибыл.

Ефим позвал служку:

– Николка!

– Я! – ответил малец.

– Бегом к боярину! Скажи, что из Твери человек прибыл, от боярина Воронова.

– Угу.

– Быстро!

Николка побежал к крыльцу, поднялся по ступенькам.

Через минуту из дома вышел Толгаров и повелел:

– Пропустите всадника!

Холопы открыли ворота.

Гонец въехал во двор, кое-как сполз с коня и сказал мальчишке:

– Коня оботри, напои, накорми, да лишку не давай.

– Знаю, как с конями обращаться.

Гонец подошел к хозяину подворья и спросил:

– Боярин Толгаров?

– Я-то боярин Толгаров, а ты кто?

– Лавр Кубарь, холоп боярина Воронова. Вот его грамота. – Он достал из-за пазухи свиток.

Толгаров взял бумагу, развернул, прочитал, вернул и заявил:

– Добро, проходи в дом.

– Устал я, боярин, нет мочи. Но и дело срочное.

– Передашь мне сообщение твоего боярина, потом мои люди тебя накормят, напоят и спать уложат. Если хочешь, они и баньку истопят.

– Банька – дело доброе. Не откажусь.

– Так и будет. Тарас!