Ты есть Кистяева Марина
А я что?
Я – ничего. Я бегом поднялась на второй этаж и рухнула на кровать. Эмоции переполнили через край. Вцепилась руками в покрывало и приказала себе успокоиться.
Я почти взрослая и почти самостоятельная девушка. И меня не должны волновать какие-то мелочи в виде подруги Максима.
Ну, и что он меня поцеловал? И не раз… Какое это имеет значение?
Ни-ка-кого.
Я перевернулась на спину и посмотрела в потолок.
В глазах противно щипало.
Только не это… Я не позволю себе расплакаться.
Я соскочила с кровати и ринулась в ванную, где ополоснула лицо холодной водой. Так-то лучше.
Из зеркала на меня смотрела взлохмаченная девица, которой я скорчила рожицу, а затем вернулась в спальню. Мама подниматься не спешила. Что ж, я за неё была рада…
Я подошла к окну и невидящим взглядом посмотрела на зимний пейзаж. Чувствовала себя героиней какого-то тургеневского романа. Нет, со всеми этими семейными поездками Орловы-Медведевы пора закругляться. Усмехнулась, и уже хотела отойти от окна, когда увидела, что из нашего коттеджа выходит Максим.
Моё сердце сначала замерло, а потом так яростно принялось стучать, что, казалось, его можно услышать и в коридоре.
Максим, приподняв воротник, направился к соседнему коттеджу, где его на крыльце в ярко-розовой куртке ждала девушка. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, кто именно это был.
Алиса.
Черт…
Черт!
Черт, черт, черт!!!
Ударила кулаком по подоконнику.
Я, кажется, крупно влипла.
Пожалуй, пришла пора признаться, что я, как последняя дура, влюбилась в Макса.
А дальше всё было, как в дурном сне.
Я конкретно распсиховалась и потребовала, чтобы меня немедленно отпустили в город.
Александра Михайловна смотрела на меня испуганными глазами и ничего не понимала.
– Юля, что происходит? Почему ты хочешь уехать?
– Хочу, и всё! – безапелляционно заявила я, скрестив руки на груди. Видок у меня был очень воинственный.
– Я не понимаю…
О, для меня это была не новость.
– А ничего и не надо понимать. Я вызываю такси и уезжаю домой. А ты остаешься тут.
– Но…
– Мама, мне плохо! – наконец, закричала я.
– Плохо?
– Да! Плохо!
И это была сущая правда.
– Ты заболела?
А что отличная отмазка. Не буду же я говорить матери, что болит у меня не тело, а душа.
– Да, заболела, – я театрально приложила руку ко лбу и закашляла.
– Может… Может, тогда вызвать врача? Скорую?
– Такси!
Она растерянно обвела взглядом комнату, а я закатила к небу глаза. В этом заключалась вся моя мама. Нет, она искренне переживала, что я начинаю заболевать, но ещё больше ей не хотелось покидать базу.
– Мама, ты остаешься здесь, отдыхаешь дальше, набираешься сил перед рабочими буднями, ближе знакомишься с Алексеем Максимовичем, а я еду домой одна. И не стоит за меня беспокоиться. По дороге заеду в аптеку, накуплю кучу лекарств, вызову в качестве подмоги Исламову. Если совсем худо будет, позвоню бабушке или крестному.
Упоминание о крестном послужило решающим аргументом, и мама сдалась.
А я быстренько ретировалась с базы, стараясь избежать встречи с Максимом.
Глава 9
Убью эту тварь.
Придушу собственными руками.
Каким макаром она узнала, что мы с батей выбрали именно эту базу? И именно сегодня?
Алиса объявила на меня охоту?
Ей не хватило объяснений в новогоднюю ночь? Что ж, придется объясниться более жестко.
Причем, не выбирая выражений.
Я позвонил Алисе и попросил её выйти.
Выбежала, дрянь этакая.
Она врала. При малолетке, когда говорила, что я за ней бегал и приударял.
Было пару моментов, когда я звонил, она, набивая себе цену, мурыжила меня, думая захомутать. Мимо, детка.
Я не любил игр. Мне больше нравилась открытость в отношениях. В глазах.
Как у Юли.
Её эмоции – чистый лист. Всё на лице и на словах. Краснеет ли, дерзит или смотрит на меня, думая, что я не замечаю. Стесняется в просьбах.
Не желала я его видеть. Ни сейчас, ни в будущем.
И думать о нем я тоже не собиралась.
Вот. Точка. Решено.
Я приехала домой ближе к ночи. Поднялась в квартиру, чувствуя слабость и усталость, ноги едва передвигались. Н-да, что-то ты сдаешь, мать.
Пока стаскивала куртку, вспотела.
И какого же было моё удивление, когда я провела по лбу рукой и почувствовала, что лоб горячий.
Кажется, я сама себя сглазила. Побежала за градусником. Так и есть! У меня температура 37.2. Самая гадкая температура. Вот тебе и прокатилась с ветерком на снегоходе…
Но вообще я понимала, что так быстро заболеть не могла. Скорее всего, простудиться я умудрилась до сегодняшней прогулки. Вот незадача! Но выбора у меня особого не было. За два дня мне необходимо встать на ноги, ведь на работе начинаются трудовые будни.
Откопала нашу аптечку и поморщилась от разочарования. Не густо. Сегодня поздно идти в аптечку, проглотила таблетку парацетамола и завалилась спать.
Утром меня разбудил звонок матери.
– Как ты, моя хорошая?
– Жить буду.
– Как себя чувствуешь?
Я решила не говорить матери, что у меня температура, всё равно от её заботы проку не будет, только больше хлопот. Допустим, примчится она в город и что дальше? В аптеке обязательно перепутает и купит не те лекарства, а дома разведет пустую суету. Знаю, проходили. Пусть лучше ещё денек или хотя бы до вечера побудет на базе. Спокойнее будет всем.
– Уже лучше, – соврала я, хотя на самом деле всё было с точностью наоборот. Голова раскалывалась, грудь жгло, дышать было тяжело. Но для любимой родительницы я изобразила голос полный оптимизма.
– Точно?
– Конечно, мама, не волнуйся.
– Я вечером приеду…
– Да-да, давай, отдыхай и ни о чем не волнуйся.
Я нажала на отбой и пошла ставить чайник.
Мой взгляд мимолетом упал на часы. Ого, а время-то было уже около одиннадцати. Вот я спать. Но ничего, как известно, сон – лучшее лекарство! Я включила ноут и полистала страницы в соцсетях. Ничего интересного. Для себя лишь отметила, что намечаются курсы по маникюру у мастера, к которому я давно хотела попасть.
Вопрос в деньгах. Курсы стоили не хило.
Шмыгнула носом и поплелась на кухню.
Я как раз шла по коридору, когда в дверь позвонили. И кого могло принести? Мамка так быстро приехать не могла, да и мы вроде бы с ней договорились, что я в её заботе особо не нуждаюсь. А вот бабушка…
Мама могла позвонить Екатерине Юрьевне, и вот та как раз могла приехать. А это означало одно – катастрофа. Я хорошо знала мою бабушку: если она возьмется лечить внучку, то будет жить у нас до моего выздоровления. Я, конечно, люблю свою бабушку, но предпочитаю, чтобы она жила подальше…
Тяжко вздохнула и поплелась открывать дверь.
Не знаю, чем именно была занята моя голова, наверное, мыслями о себе-мученице, но дверь я открыла, даже не спросив, кто там.
И… вытаращила глаза.
Потому что на лестничной площадке, опираясь плечом о дверной косяк, стоял, усмехаясь, Максим.
– Привет больным!
– Привет…
Я старалась не думать, что с утра не удосужилась даже причесаться. Я гостей не ждала… И всё же занервничала. Про сердце, которое бухнуло и скатилось к ребрам – говорить и вовсе не стоило.
– Ты почему уехала?
– Так я ж это… заболела… – на меня нашёл какой-то ступор, и я не могла связно выражать свою мысль.
– Я виноват в твоей простуде?
Почему у меня возникло чувство, что вопрос с подковыркой?
– Конечно, нет.
Орлов хмыкнул.
– В квартиру-то пригласишь? – спросил и кивнул куда-то мне за плечо.
Я как-то неправильно отреагировала на его вопрос. Вместо того, чтобы уступить дорогу и отойти в сторону, наоборот, встала на проходе и скрестила руки на груди.
– Зачем? – задала самый глупый вопрос, который можно было только услышать, и приготовилась к колкости.
Но вместо этого увидела, как Максим расправил плечи, точно ему было неловко, и со смущенной улыбкой сказал:
– Малолетка, раз твоя мать осталась с моим батей на базе, я подумал, что… В общем, я подумал, что ты нуждаешься в лекарствах. Мало ли что… – и он указал на небольшой пакет, который держал в руках.
Я быстро-быстро заморгала ресницами.
– Спасибо… – немного заторможено сказала я в ответ. Но в руках Макса было два пакета. В одном отчетливо просматривались маленькие пузырьки и пластинки с таблетками, причем в большом количестве. Создавалось такое впечатление, что он скупил половину аптеки. А вот во втором пакете… – А это что?
И я кивком головы указала на заинтересовавший меня предмет.
– А это… Это малиновое варенье. Лечиться так лечиться! Я едва его нашёл… Никогда бы не подумал, что у нас дефицит малинового варенья…
Ей Богу, у меня в этот момент подогнулись ноги, и я тихо бросила:
– Орлов, ты…
– Несносный наглец?
– Что-то в этом роде.
– Ну, так пустишь в квартиру-то, малолетка?
– Пущу…
Я отошла в сторону. А что мне ещё оставалось делать?
Максим прошел, всучил мне разом оба пакета, разулся, снял короткое серое пальто. Выпрямился и лишь тогда снова заговорил:
– Шикарные носочки.
Я вспыхнула. Щеки заалели, и пальчики на ногах поджались.
– Нравится? Могу дать поносить.
– Какой у тебя размер? Тридцать шестой? У меня сорок два, боюсь, порву, пока натягивать буду. И, кстати, какого ты в одном платье, без колготок? Быстро на кухню, ставить чайник.
После чего развернул меня к себе спиной и звонко шлепнул по заднице, при этом умудрившись забраться под подол. Я подскочила и едва не выронила пакеты. Вот же ж… Ничего, я тоже найду способ отыграться на нем. Пока же… Промолчу. Как-никак человек старался, аптеку вон штурмом брал.
А про мои носочки его замечание было актуальным. Это мне бабушка в прошлом году на Новый год как раз подарила. Высокие шерстяные гольфы с известной бело-черно-красной расцветкой, только вместо оленей, у меня были изображены забавные песики. Гольфы я очень любила и даже в некоторой степени берегла. Одевала, когда болела или хотела погреться. А ещё, когда на меня нападала меланхолия.
Мы прошли на кухню, и я налила воду в электрический чайник. Щелкнула. И лишь потом обернулась к Максу.
Его присутствие в нашей кухне было очень… интимно. Я никогда не приглашала молодых людей к себе.
Он сел за стол и положил подбородок в сложенные лодочкой руки.
– Скажи честно, малолетка, ты под предлогом болезни сбежала с базы? Чего ты испугалась? Меня? Или того, что между нами происходит?
Я напряглась.
– Могу показать градусник.
– А вдруг ты его к батарее прикладывала?
– Макс!
Меня позабавила его фраза. По телу прошла теплая волна. Он у нас на кухне. Такой широкоплечий, с легкой щетиной. В глазах ирония, но какая-то светлая, добрая.
– Что Макс? Ты же сбежала, признайся.
Я прислонилась бедрами к столешнице кухонного гарнитура. Сама кухня у нас была небольшой, восемь квадратов, и взрослый мужчина сразу брал акцент на себя.
Но как же мне пришлось по душе, что он приехал.
Приехал и всё тут.
Закусила губу и тотчас услышала:
– Малолетка, нарываешься…
Я поняла его без лишних пояснений.
Меня спас щелчок чайника.
– Ты… чай? Или кофе? Могу кофе сварить. Маме на работе подарили кофемашину, но мы её ещё не пробовали.
– Нет, давай чай. Как и себе. Черный, с лимоном. Лимоны, кстати, тоже есть в пакете.
Я в изумлении покачала головой. Он продумал всё.
– Тебе чертовски идет быть домашней, Юля.
Моя поднятая рука, что потянулась за кружками, замерла в воздухе. Его интонация резко изменилась. Пробирала до дрожи.
Вечер закончится не так, как я планировала. Определенно.
– И как понимать твои слова? – мне хотелось их услышать.
– Домашнее платье, носочки, волосы в «хвосте»… Очаровательно. Редко встретишь девушку, которая без косметики да ещё с красным носом вызывает настолько сильное желание посадить её на стол и проверить какие трусики на ней.
– Орлов!
– Заваривай чай, малолетка.
– Я тебя когда-нибудь…
– Отымеешь на стуле? Так я не против.
– Скажи, у тебя кроме секса о чем-то ещё есть мысли?
– Были. Но увидел тебя, и всё, испарились. К тому же, знаешь, как хорошо быть в отпуске и дурачиться? Общаться без протоколов. Наслаждаться обществом понравившейся девушки.
Я со звоном поставила одну кружку рядом со второй.
– Долго ты ещё… в отпуске будешь?
– Две недели. У нас есть… Черт.
Он не договорил – раздался незнакомый рингтон. Максим полез в задний карман брюк, давая мне возможность спокойно заварить чай. Правда, его слова про понравившуюся девушку и так подрезали моё и без того расшатавшееся спокойствие.
Нет, я не была настолько наивна и понимала, что, раз молодой человек приходит к тебе с пакетом лекарств, это что-то значит. Но догадываться и слышать – разные вещи.
– Орлов слушает. Да… Что? ЧТОООО? Повторите!
Я резко напряглась. Даже отложила в сторону сахарницу, за которую взялась. Повернулась.
И у меня подкосились ноги.
Потому что Макса я ни разу не видела таким.
Он вскочил на ноги, лицо побледнело, в глазах появился дикий огонь и ещё нечто, с чем я ни разу не сталкивалась.
– Когда?.. Вы мне можете дать конкретные данные? Адрес больницы какой? Да, знаю! Сейчас буду!
Что-то случилось…
А потом…
– Кто был за рулем уже известно? – и голос ледяной, замораживающий.
Как и взгляд, которым он в меня впился.
Словно я в чем-то виновата.
И моя вина неисчислима. Неисправима.
– Она со мной. Да. Уже еду.
Он нажал на отбой и аккуратно, чрезмерно аккуратно положил айфон на кухонный столик.
Я молчала. Не могла ничего сказать.
Смотрела на него.
Он на меня.
– Значит так, малолетка, – он говорил коротко, рвано, словно каждое слово, каждый вздох давался ему с трудом. А у меня мир сдвинулся. Чувство надвигающейся беды подкралось, притаилось. – Твоя мать под воздействием наркотических средств села за руль. Отец пытался её остановить. Не получилось. Вернее… В общем, я пока – слышишь! – пока не знаю подробностей. Но! Сука!!! – он ударил кулаком о стену. – Мой отец с переломами доставлен в больницу. Твоя мать… тоже, но, скорее, в наркологическое отделение.
– Что?..
У меня подкосились ноги.
– Моя мама и наркотики… Макс, это…
– Молчи, малолетка. Я сейчас пытаюсь не сорваться на тебе. Не наговорить то, о чем я пожалею в последствии. НО! – он посмотрел на меня так, словно уже вынес приговор. – Но, если окажется, что твоя мать всё же причастна… Я лично выступлю её обвинителем. И посажу, не сомневайся.
Глава 10
– Макс, что ты такое говоришь…
– Ты едешь? Если да, у тебя три минуты.
Я, глотая слезы, полностью дезориентированная, ни капли не веря в услышанное, понеслась в ванную. Умылась холодной водой. Дальше в комнату. Как одевалась, не помню. Волосы расчесывала, одной ногой запрыгивая в джинсы.
В голове лишь одна мысль – мама не могла…
Только не моя мама! Не моя!
Что-то не так. Вот не так и всё тут!
Я вылетела из ванной, на ходу застегивая джинсы.
Максим с лицом, на котором не отражалась ни одна эмоция, ждал меня у двери. И я подумала: вот он, другой, такой, каким я его не видела ни разу. Не знала. Младший помощник прокурора.
– Я готова.
– В гольфах поедешь?
Чееерт!
Я, прыгая то на одной, то на другой ноге, кое-как их стащила по очереди, благо под ними находились обычные носки. Дальше – зимние кроссовки.
– Всё.
Максим молча кивнул.
Мы вышли, я заперла дверь.
Пока спускались по лифту вниз, молчали.
– Максим…
– Пока ничего не говори, Юля. Дай мне остыть.
Мне ничего не оставалось делать, как подчиниться.
Потом были звонки. Не один и не два. Он звонил, ему звонили. Он ругался, извинялся, давал указания. Поднял народ.
Я сидела, притихшая. Съежилась на сиденье, меня била мелкая дрожь. Температура, видимо, снова поднялась.
На очередном светофоре, Макс, бросив на меня недовольный взгляд, перегнулся через сиденье и откуда-то выудил перевязанный тонкой лентой плед.
– Ты замерзла. Укройся.
Меня пробило на слезу. Вот, скажите, разве так можно обращаться с людьми? Сначала приходить с вареньем в гости, явно давая понять, что зашел, не пробегая мимо. Потом сыпать угрозами в адрес родительницы. А теперь снова проявлять заботу, от которой у меня ком в горле вставал.