Сновидец. Призови сокола Стивотер Мэгги

– Скажи что-нибудь на латыни.

Ронан подумал.

– Inuisus natalis adest, qui rure molesto et sine Adam tristis agendus erit.

Стихи древнего поэта, жаловавшегося, что ему придется провести день рождения без любимого человека, казались вполне уместными.

Адам задумался, а потом рассмеялся.

– Propertius? Нет. Sulpicia?

– Sulpicia. Ты уверен, что тебя не надо подвезти?

Восемь часов до Гарварда, в темноте, на мотоцикле. Ронан еще не до конца пришел в себя от ночной грязи и долгого недосыпа, но он знал, что не заснет, будучи рядом с Адамом.

– Мэтью хочет видеть тебя на дне рождения, и ты не можешь его подвести. Я не засну. Обещаю. Мне не хочется спать. Мне о многом надо подумать.

Им обоим.

Выдохнув, Ронан покатил мотоцикл к жуткой системе безопасности. Адам дважды похлопал по бензобаку – «удачи» – и зашагал к зарослям.

Ронан собрался с силами, как делал перед сном. Он напомнил себе, где именно в настоящем находилось его физическое тело. Он напомнил себе, что все, предстоявшее ему, уже случилось в прошлом.

А потом он шагнул в тонкую ткань сна.

Появились воспоминания. Ронан ожидал кошмара, как часто бывало. Кишки и кровь. Кости и волосы. Похороны и закрытый гроб. Вопль.

Но вместо этого Ронан вспомнил все те разы, когда оставался один.

Никакой крови. Никакой дрожи от ужаса.

Только тишина, которая наступала потом. Только тишина, которая наступает, когда ты – единственный, кто остался. Только тишина, которая наступает, когда ты – нечто достаточно жуткое, чтобы пережить то, что убило или прогнало всех, кого ты любил.

А затем Ронан прошел на ту сторону и смахнул слезы, прежде чем за его плечом возник Адам, вышедший из темноты с ярким сонным огоньком в ладонях.

– Каникулы всего через несколько дней, – сказал он. И легонько поцеловал Ронана в щеку, потом в губы. – Тогда я приеду. Жди меня.

– Tamquam… – начал Ронан.

– …alter idem.

Они обнялись. Адам надел шлем.

Ронан стоял в темноте, пока не исчез свет фар. Один.

А потом вернулся в дом, чтобы увидеть во сне Брайда.

42

Было время, когда Джордан представляла себе самостоятельную жизнь. Когда ей исполнилось восемнадцать, эта идея была сродни любви, помешательству, чему-то, что тупо ныло днем и доводило до бессонницы ночью. Однажды она даже поехала смотреть квартиру, сказав остальным, что идет рисовать в Национальную художественную галерею, а вместо этого втайне отправившись на условленную встречу.

Менеджер показала ей домик, где воняло хлоркой и собачьей мочой, комнатки были размером с лифт, и места на площадке хватило бы только для одной машины. Вдобавок жилье находилось в обескураживающих четырнадцати милях от города.

– Я очень заинтересована, – сказала она.

Джордан думала, как передаст линию глаз этого менеджера, с тяжелыми веками, не поднимавшимися до конца (на эту тяжесть намекала кожа между бровей, оттянутая долгим бременем бодрствования). Ее художественный ум отметил перепад цвета между аккуратно окрашенными концами волос и более светлыми корнями. Пальцы у Джордан подергивались, уже намечая негативный фон для профиля этой женщины…

Менеджер сказала:

– Если хотите остаться в списке, пришлите заявку и взнос как можно быстрее. Как можно. Быстрее.

Джордан не хотелось думать о заявках, потому что ей не хотелось думать о тюрьме. Она совершенно не рвалась в тюрьму. Возможно, выглядело это иначе, учитывая, что большую часть времени она во всем разнообразии вариантов делала то, что противоречило закону, но, тем не менее, Джордан не жалела усилий, придумывая способы избежать тюрьмы. Например, она подделывала далеко не все подряд. Произведения искусства, а не чеки. Литографии, а не деньги. Картины, а не сертификаты подлинности. Закон всегда был добрее к тем, кто подделывает краску, а не чернила для ручки.

Менеджер посмотрела на Джордан. Она стояла рядом с пятном на бежевом ковре, даже не стараясь как-то его прикрыть. Квартира была не из тех, что требовала от нее усилий.

– Будете жить только вы?

– Да, – солгала Джордан.

– У меня есть квартиры с одной спальней, подешевле, дорогая.

– Мне нужна дополнительная комната для студии, – сказала Джордан. – Я работаю на дому, с девяти до пяти.

Менеджер постучала по столу.

– Хотите еще посмотреть? Можете заполнить предварительную заявку здесь, дорогая, и оставить ее в офисе на обратном пути.

Листочек был налеплен поверх страницы в блокноте, где неумолимо значились время и имя: Джордан Хеннесси. Как будто Джордан в равной мере принадлежали оба эти имени. Джордан смотрела на заявку тридцать секунд, раздумывая, как бы она воссоздала тень под завернувшимся краем листка, как выразила бы ощущение удаленности от бумаги внизу, что понадобилось бы, чтобы передать полупрозрачную желтизну записки.

Затем она прошлась по дому, пытаясь представить, каково было бы жить здесь. Маленькие спальни, неуклюжие дверцы кладовок, дешевые лампы над головой… ей пришлось достать мобильник, чтобы сфотографировать мертвых мух, попавших в плафон, потому что было нечто ангеличное и эфемерное в том, как свет окружал их тела мягким нимбом. Джордан представила «Супру», припаркованную перед домом, возможность не беспокоиться о том, что кто-либо из девушек возьмет ее и сломает. Она представила, как рисует здесь. Рисует собственные картины, не подделки.

Она стояла в крошечной ванной и смотрела в зеркало. На нее смотрело лицо Хеннесси.

Она просто притворялась. С какой бы отчетливостью Джордан ни нарисовала картину у себя в голове, она ни за что не смогла бы воссоздать ее в реальной жизни.

Она знала цифры. Триста восемьдесят. Количество квадратных метров. Тысяча триста девяносто пять. Долларов в месяц – арендная плата. Две тысячи семьсот девяносто – плата за первый месяц плюс депозит.

Но это были нормальные числа.

Проклятое число было – шесть (тогда еще не успел появиться четвертый двойник, Фарра). Число девушек, с которыми она жила: шесть. Число девушек, с которыми она делила внешность: шесть. Число девушек, с которыми у нее был общий номер страховки: шесть.

Число девушек, с которыми она делила всю жизнь: шесть.

Остальные так и не узнали, куда она ездила – узнала Хеннесси, когда через неделю позвонила менеджер. Джордан не стала объясняться. Хеннесси сказала:

– Я бы тоже от меня ушла.

– Профессиональная красота, – сказала Хеннесси, выпуская колечко дыма. Она выглядела катастрофически. Черные ручейки текли у нее из глаз. Из ушей. Из ноздрей. Чернота покрывала зубы. Она могла сойти за нормального человека, когда Джордан нашла ее в гавани, в обществе «Темной леди». Теперь не удалось бы.

Теперь она истекала черным ужасом перед оригиналом картины.

Джордан без удовольствия обнаружила, что они каким-то образом ошиблись, когда сделали копию. Некоторая вариативность была понятна, учитывая неидеальные обстоятельства, в которых они работали – приблизительные фотографии и беглые взгляды на предыдущих аукционах. Но проблема заключалась не в том, что они промахнулись с цветами или техникой. Дело было в атмосфере. Оригинальная «Темная леди» обладала живостью и магнетизмом, которых абсолютно недоставало копии. Оригинал источал желание.

Хеннесси сказала: потому что это – сон.

Джордан ничего не знала о снах, не считая себя и других девочек. Она не понимала, как можно ощущать связь с ними. Похоже, в руках какого-то человека находилась огромная власть.

Хеннесси сигаретой указала на продырявленную пулей «Мадам Икс», которая стояла рядом с «Темной леди» («сучкам нужна компания», – заметила она).

– Так называют цыпочек вроде нее. Профессиональные красавицы. Всё в розах, пока личико в порядке. Она покрыла себя лавандовой пудрой, что ли, чтобы добиться такого цвета? Кто-нибудь из нас может сделать то же самое? Приготовиться к выходу в свет, убедиться, что ты полностью готова к восхищению толпы?

Хеннесси выбрала одну из ванных в особняке, чтобы испытать «Темную леди». Как и другие помещения в доме, ванная была шикарна: шестьдесят квадратных метров, мраморные полы, мягкие кресла, два туалета, четырнадцать душей, биде. Все, что могло быть черным, было черным. Остальное было золотым. Массивная ванна с гидромассажем напоминала бассейн, и в ней полулежала Хеннесси – в кружевах, коже и черной жиже. Джордан не могла этого понять. Хеннесси жила в состоянии вечного недосыпа, постоянно ютилась в неудобных местах, с будильником, аккуратно отмеряющим отрезки в восемнадцать-двадцать минут; все было устроено так, чтобы не дать ей грезить. Окажись Джордан в такой же ситуации, она использовала бы эту возможность, чтобы хоть раз насладиться роскошью сна. Сделать все правильно. Ванна. Пижама. Лучший матрас, заваленный подушками и мягкими одеялами. Да, с другой стороны, если бы она приснила копию, это был бы ад. Но, по крайней мере, она бы хоть раз восхитительно выспалась. Ситуация с лимоном и лимонадом.

Но Джордан всегда, казалось, была более склонна к лимонаду, а Хеннесси к лимонам.

– Джордан, Джордан, Джо-о-орда-а-ан.

– Я слушаю, – сказала Джордан.

Она села на край ванны, свесив ноги в пустоту. Она вообразила, что воздух – это вода. Ей так хотелось, чтобы это была вода. Один из ее странных приступов начался по пути из гавани обратно, и теперь какая-то часть души Джордан вновь смотрела на воду, бьющуюся о скалы, на беспокойные облака дыма, клубящиеся над асфальтом, на поросшие мхом скалы, на туман над синими горами. Ей так этого хотелось. Джордан подумала: если бы она пошла в горы, то не чувствовала бы себя так, как сейчас. Ее не мучил бы голод. Удушье. Отсутствие чего-то необходимого для жизни.

– Прочитай последнюю фразу, которую я продиктовала.

Джордан показала ей средний палец.

– Тебе понравилось свидание с месье Дикланом Линчем? – спросила Хеннесси. – Ты, наверное, самая классная девчонка из тех, кто попадался этому щенку в жизни. Он десятилетиями будет вспоминать о тебе на приеме у психолога.

– Он подарил мне пузырек с тирским пурпуром.

– То есть сколько получается за ночь?

Джордан не стала прикидывать, и Хеннесси продолжала:

– Его папаша был сновидец. Ну или поставил свое имя под чужим сном. Мы ведь об этом думаем? Диклан Линч – сновидец? Он приснил для тебя этих моллюсков? Если да, они стали настоящими? Что вообще настоящее, если хорошенько подумать? Или какой-то ненормальный бог судорожно населяет нами свой кошмар, молясь собственному безымянному богу, чтобы проснуться? Или…

– Хеннесси.

Она тормозила.

– Джордан.

Хеннесси это знала.

Джордан скользнула в ванну рядом с ней, резко втянув воздух, когда холодный фаянс коснулся обнаженной кожи. Днище оказалось неровным. Ванну уже много лет не использовали по назначению. Может быть, никогда. Выяснить историю этого особняка не удалось; вселиться сюда оказалось возможным только потому, что владельцы и история полностью отсутствовали. Было трудно представить, что когда-то этот дом полнился светом, что его пылесосили, любили, жили в нем. Он совершенно не ассоциировался с чем-то интимным.

Хеннесси опустила голову на плечо Джордан. Та легонько погладила ее виски. Широко открытые карие глаза Хеннесси смотрели в потолок. В уголках сочилась чернота. Если присмотреться получше, становилось заметно, как она проникает в зрачки, всасываясь с краев, как чернила в промокашку. Джордан подумала: это неправильно. Просто неправильно. Не то чтобы несправедливо. Джордан не сомневалась, что они вдвоем натворили достаточно, чтобы заслужить любую судьбу. Но это было неправильно. Плохо. Извращенно.

– Элоиза, – сказала она, – если ты не отдашь, он сам заберет.

Горло у Хеннесси задвигалось, словно она сглотнула. От этого движения три крошечных черных ручейка скатились из ушей по шее. Ей было страшно. Хеннесси молчала, но Джордан знала и так. Хеннесси боялась не смерти, а того, что видела во сне каждый раз, когда позволяла себе заснуть дольше чем на двадцать минут. Многими бессонными ночами Хеннесси пыталась представить, что такое могла бы увидеть сама – настолько ужасное, чтобы не выдержать и минуты. Она ничего не сумела придумать; но что она знала? Сны не видят снов.

Джордан накрыла рукой глаза Хеннесси. Наконец легкое прикосновение ресниц к ладони дало ей понять, что Хеннесси наконец смежила веки.

Темная леди наблюдала за ними обеими своим недоверчивым, пессимистичным взглядом.

– Все получится, – сказала Джордан. Она сама не знала, обращается ли к картине или к Хеннесси. – Подумай о море. Обо всем, что там есть хорошего. О том, что можно унести. Ракушки. Песок… зонтики…

– Акулы… медузы…

Голова Хеннесси была тяжелой, но Джордан не хотела двигаться – на тот случай, если только она и помогала ей заснуть. Она опустила подбородок на голову Хеннесси. В зеркале они выглядели совершенно одинаково, с той разницей, что Хеннесси гибла и истекала чернотой, а Джордан была безупречной и ненастоящей.

Краем глаза она увидела мелькание картинок. Водопад. Горы. Гаснущий огонь.

– Я задолбалась, – сказала Хеннесси. – Как же я задолбалась.

– Знаю, – шепнула Джордан. – Знаю.

Они заснули.

43

Ронан спал.

Во сне он был прозрачным, полным электричества, прекрасно сознающим свои формы там и здесь. Ну разумеется. Его физическое тело находилось неподалеку от силовой линии и от гор. Бензопила, психопомп Ронана, его сонный проводник, сидела на подоконнике спальни. Он знал, чего хотел.

В этих условиях он был королем.

– Брайд, – сказал он вслух.

Во сне Ронан стоял в Линденмере, прекрасном Линденмере. Своем лесу. Это был его защитник и его подопечный. Там высились огромные косматые деревья, с северной стороны поросшие зеленым и оранжевым лишайником. Между ними громоздились друг на друга булыжники. Их углы сглаживал густой мох. За стволами мрачно двигался туман – серое косматое дыхание слов, произнесенных в пустоту. Повсюду слышался шум воды – бежали реки, журчали водопады, стучал дождь. Грибы и цветы пробивались среди пней и упавших деревьев. Одни места казались прекрасными и обычными. Другие – прекрасными и необычными.

Возможно, это было воплощенное воображение Ронана.

– Брайд, где ты? – позвал Ронан.

Он пробирался через лес. И чувствовал напряжение в икрах ног, как если бы шел в реальности.

Он не знал, есть ли у других сновидцев леса и что такое Линденмер. Линденмер был вот каким: Ронан мог закрыть глаза и попасть туда во сне. Или вот таким: Ронан мог сесть в машину, проехать полчаса на запад, в горы, остановиться у пожарного въезда и идти пешком еще двадцать минут, чтобы добраться до места, где этот лес существовал на самом деле. Он мог встать меж знакомых деревьев и обнаружить, что они узнают его, беспокоятся о нем и воплощают мысли Ронана в реальном мире почти с такой же легкостью, как во сне. Реальный Линденмер был местом, где можно грезить, не закрывая глаза.

Ронан приснил этот лес. Некогда там не было ничего, кроме обычных деревьев высоко в синих горах. А потом Ронан проснулся – и среди них оказался Линденмер.

Возможно, до сих пор он не сотворил ничего лучше.

– Думаю, ты бы сказал, что оба варианта Линденмера одинаково реальны, – сказал Ронан деревьям. Он вытянул руку, и вокруг нее обвился туман. – Я чувствую, что ты здесь, Брайд.

«Грейуорен», – пробормотал Линденмер – этот звук исходил от деревьев, от воды, отовсюду. Так называл его Линденмер. Он знал и настоящее имя Ронана, и иногда называл его так, но тот не понимал, по какой причине лес выбирал то или другое. «Грейуорен здесь».

Ронан знал, что Линденмер – не вполне лес. Он, очевидно, где-то существовал раньше как… нечто иное. А потом Ронан во сне придумал ему форму. Он не то чтобы создал его – так, как создавал другие вещи. Он просто открыл для Линденмера дверь и выбрал для него костюм в форме леса.

– Ты велел мне гнаться, – сказал Ронан. – И я здесь.

Он понял, что видит перед собой глубокий ручей. Над ним парил мостик. На мостике стоял мотоцикл. Совсем как в Гарварде.

Но теперь Ронан был в своем лесу, рядом со своей силовой линией. Его мысли не путались и не рассыпались. Здесь он царил. Линденмер сделал бы все, что велел Ронан.

– Больше никаких игр, – нетерпеливо сказал он.

Ронан поднял руку. Щелкнул пальцами. Мотоцикл исчез. Мостик исчез. Ручей исчез. Сон становился в точности таким, как ему хотелось.

Он старательно учился контролировать свои сны, но было несложно забыть о достигнутых успехах, когда Ронан находился в Вашингтоне, или еще дальше, в Кембридже, или умирал от ночной грязи. Было несложно забыть, как он любил Линденмер.

«Всё начинает засыпать. Воробьи падают с неба. Олени скачут и падают на колени. Деревья перестают расти. Дети впадают в легкую кому. Столько созданий, которые некогда бродили, теперь спят – воображение, впавшее в состояние покоя. Под землей спят драконы, которые никогда больше не пошевелятся…»

– Мне не нужен монолог, – предупредил Ронан.

«Мир вокруг засыпает, но никто больше не в состоянии это заметить. Сновидцы умирают. Сновидцев убивают. Мы не бессмертны. А то, что мы видим во сне… Что такое сон без сновидца? Животное в помещении без воздуха. Человек на мертвой планете. Религия без бога. Без нас они засыпают, потому что не могут иначе».

Ронан спросил:

– Зачем ты спас меня?

Брайд ответил:

– А разве я должен что-то за это получить?

Его голос

звучал

по-другому.

Ронан завертелся, ища в лесу кого-то еще. Этот звук не был аморфным, идущим неизвестно откуда. Он имел вес и тембр. Он двигался сквозь пространство, чтобы достичь Ронана. Он принадлежал телу.

– Я не намерен показываться, – сказал Брайд, и его голос прозвучал отчетливей, то ли в реальности, то ли нет.

– Я мог бы заставить тебя, – заметил Ронан, зная, что это правда.

Когда он чувствовал себя так – когда спал на силовой линии и видел во сне свой лес – он мог сделать почти что угодно.

– Я верю тебе, – ответил Брайд.

Ронан повернулся как раз вовремя, чтобы заметить краешек тени, движение тумана. Секунду назад что-то там было.

– Но ты хочешь, чтобы мы видели друг друга или чтобы верили друг другу?

Ронан не знал, чего хочет.

Наверху каркнула Бензопила. Он знал, что это не вполне его Бензопила, а ее сонный двойник. Не важно. Ему нравилось слышать ее, и, когда Ронан спал вот так, то мог без опаски озвучить всё, чего ему не хотелось.

– А ты спас бы умирающего сновидца? – спросил Брайд. – Даже если бы не был с ним знаком?

– Да, – немедленно отозвался Ронан.

– Есть факторы, влияющие на это «да». У всего своя цена, сам знаешь. Эмоциональные затраты. Филантропия – хобби для эмоционально богатых.

Дождь стучал по листьям вокруг, по плечам Ронана. Он чувствовал его влажность, но одежда оставалась сухой: правила сна.

– Следующая клеточка, – сказал Брайд. – Следующая клеточка. Брось камушек. Прыгай. Скачи. Ближе к центру. Есть сновидец – и он умирает. Или умрет. Ты спасешь его?

Еще один сновидец.

– Да.

– Не надо просто говорить «да». Подумай. Подумай, что это значит.

Какие глупости. Ронан не был героем, но, блин, он мог отличить хорошее от дурного. Не важно, сновидец это был или нет. Он бы все равно согласился. Даже ребенок знал бы, как ответить на этот вопрос.

– Да.

– Это не так легко, как ты думаешь, – продолжал Брайд. – Не надейся просто потянуть за рукоятку и получить приз. Есть много способов умереть.

Ронан начинал терять терпение.

– Ты хочешь, чтобы я доверял тебе? – спросил Брайд. – Спаси ее. Спаси ее на самом деле. Для этого придется сказать ей, кто ты такой. Не пожалеть эмоциональных сил.

– А для тебя тоже было затратно, когда ты спас меня?

Надолго повисло молчание. Туман мрачно мерцал среди деревьев. Дождь вздыхал.

Наконец Брайд ответил:

– Ты – самое дорогое, что я когда-либо спасал.

В сознании Ронана появился адрес. Вот так. Маклин, Вирджиния. Он увидел схему маршрута. Дом по указанному адресу. Красную «Супру» на подъездной дорожке. Сад, созданный слетевшим с катушек любителем шахмат. Заднюю дверь – незапертую. Черную лестницу, длинный коридор, комнату с черно-золотым интерьером.

– Она там, да? – спросил Ронан.

Брайд шепнул:

– Лети, как ветер, парень.

44

Воздуха в ванной не было.

Джордан не знала, как давно. Достаточно, чтобы она стала тонуть. Она начала умирать в какой-то момент, до того как открыла глаза, и теперь процесс изрядно продвинулся.

Легкие буквально выли.

Вода была везде. Она наполняла комнату, от кафельного пола до потолка – сплошная вода. Полотенца колыхались, как морские слизняки, туалетная бумага билась, захваченная приливом. Джордан была всего лишь еще одной плавучей вещью. И Хеннесси.

Хеннесси казалась мертвой.

На ее лице застыло отсутствующее выражение, руки и ноги вяло мотались, как у трупа.

Но она не умерла – иначе Джордан бы заснула. Хеннесси парализовало. Очевидно, она принесла с собой двойника.

«Сосредоточься», – велела себе Джордан.

Тело требовало воздуха, но приоритетной задачей было дать воздуху Хеннесси. Если Хеннесси умрет, игра закончится для них обеих.

Джордан подплыла к Хеннесси, сбросив по пути обувь и оттолкнувшись от края душевой перегородки, чтобы придать себе инерции. Она ухватила Хеннесси за запястье; пульс у той бился медленно и сильно, ощутимо даже в нынешней ситуации. Создание очередного двойника оказывало свой мерзкий эффект на Хеннесси, пусть даже паралич пока мешал ей отреагировать.

Она казалась мертвым грузом. Джордан уже миновала огни, сверкающие в ее сонной версии предсмертия, и устремилась прямо в темноту, заволакивающую мозг. Она попыталась оттолкнуться от потолка, но все выглядело странно и незнакомо. Трудно, невозможно было припомнить, где тут потолок.

Вдруг Хеннесси дернулась, чуть не вырвавшись из хватки Джордан. Та крепче сжала пальцы, и ее потащило. Вперед. Вниз.

Парализованные ноги Хеннесси по-прежнему болтались в воде.

Но, тем не менее, она рывками двигалась вперед, сквозь жесткую воду.

Тогда Джордан поняла, что такое ее тащит: еще одна девушка с лицом Хеннесси, одетая, как были одеты они все, когда появлялись на свет – в белую футболку и красивые джинсы с цветочками на задних карманах.

Новый двойник.

Она родилась в этом аду, и ее первым сознательным поступком было сделать именно то, что делала Джордан – спасти своего создателя.

Вместе они подтащили Хеннесси к двери. Ванная казалась огромной.

Дверь не поддавалась.

Она была заперта, и поэтому ее не удавалось открыть? «Нет, думай, Джордан». Дверь отворялась внутрь, и вес тысяч литров воды удерживал ее.

Казалось невероятным, что помещение до сих пор полно воды. Она ведь должна была утекать под дверь, через вентиляционные отверстия и сточные трубы.

Но недостаточно быстро.

Идеи у Джордан закончились.

Ее легкие напоминали мечущегося зверя. Умирающее животное.

Осталась только одна мысль: «Никто не знал о моем существовании». Всю жизнь она провела как Джордан Хеннесси – и эта жизнь в любой заданный момент была разделена с шестью (или десятью) другими существами. То же лицо, та же улыбка, те же водительские права, та же карьера, те же парни, те же девушки. Схема, где единственными доступными опциями были те, к которым она могла подключить других. «Почему ты рисуешь только то, что уже кем-то нарисовано?» – спросил Диклан Линч. Потому что кисть досталась ей в краске с чужой палитры.

Хеннесси с удивительным блеском написала сотни картин, и никто никогда не узнает, что она существовала.

Она всегда жила чужой жизнью.

«Никто не знал, что я есть на свете».

Новая девушка выпустила Хеннесси и немного отплыла. Ее глаза смотрели в никуда.

Стук.

Стук.

Она его слышала или чувствовала? Казалось, дрожит вода – ну или это Джордан трясло.

До сих пор она думала, что в конце концов погрузится в вечный сон. Она не думала, что может просто умереть.

Стук.

И внезапно вода начала вытекать. Джордан показалось, что с нее сдирают кожу, от макушки до пят.

Она набрала полные легкие воздуха, и еще раз, и еще. Она никак не могла отдышаться. Хеннесси, рядом с ней, кашляла и булькала, но, не считая этого, не двигалась. Джордан волокла ее безжизненное тело кверху, пока та не перестала пускать пузыри. Теперь обе сидели по пояс в воде, но это было не важно, потому что они дышали, дышали, дышали.

А. Двойник, двойник… Джордан зашлепала к новой девушке. Та была мертва. Джордан попыталась оживить ее, но ничего не вышло. Двойник успел пожить только в кошмаре.

– Блин, – сказала Джордан.

Дверь распахнулась. Она была неровно расколота посередине, и щепки торчали внутрь.

На пороге стоял молодой человек, освещенный слабым утренним светом. В руке он держал монтировку. У него были светлая кожа, бритая голова, резко очерченные брови, резкие губы, резкое выражение лица. Оно казалось незнакомым, но глаза имели очень, очень знакомый оттенок синего.

Джордан спросила:

– Ты кто, мать твою?

– Я знаю, ты сновидец, – сказал он.

И весь воздух, который она успела вобрать в легкие, как будто испарился.

Молодой человек помолчал. Его губы раздвинулись, словно он хотел сказать что-то еще. Но удержался. Слова были рядом, они выстраивались в очередь, однако он не выпускал их на волю.

Наконец он произнес:

– И я тоже.

45

Джордан всегда знала, что где-то есть и другие сновидцы. В конце концов, сновидцем была Дж. Х. Хеннесси; а где один, там и десять, как говорят про мышей. Другие сновидцы должны были существовать. Возможно, в изрядном количестве. Ну… наверное, все-таки их было не очень много. Джордан подумала: мир бы выглядел иначе, если бы в нем жило множество людей, способных воплощать свое воображение в реальность. Даже будь они все ограничены, как Хеннесси.

Она сомневалась, что однажды встретит другого сновидца.

И, пожалуй, это было к лучшему. Она думала, что сновидцы похожи на мошенников. Людей, подделывающих произведения искусства по самым разным причинам. Ради денег, ради риска, по приколу. Они подделывали картины и ткани, рисунки и скульптуры. То, что пробуждало фантазию одного фальсификатора, могло оставить другого абсолютно равнодушным. Казалось, у них было не больше общего друг с другом, чем с прочими людьми. А еще они представляли собой довольно проблемную компанию. Фальсификаторы жили за границей мира искусства, или даже общества в целом. Ситуация и свойства характера не позволяли им смешиваться с остальными.

Не художники и не преступники.

Джордан не понимала, отчего сновидцы должны как-то отличаться от фальсификаторов. Разве что ставки у них были еще выше.

Страницы: «« ... 1011121314151617 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Этот текст – сокращенная версия книги Ли Куан Ю «Сингапурская история. Из «третьего» мира в «первый»...
Новых владельцев фермы, затерянной среди белорусских болот, ожидает чудовищная находка: фрагменты те...
Впервые на русском три повести Э.-Э. Шмитта из знаменитого цикла Незримого, посвященного мировым рел...
Однокомнатная квартира на отшибе, любимая работа, вредный кот и суровый начальник – то, что ЕСТЬ у К...
Лапин – это длинноухий любопытный кролик. Он подружился с крокодилом и чуть не поймал дракона. У нег...
1674 год, Средиземное море, Магриб. Разведчик донских казаков Иван Платов, засланный в Османскую имп...