Сновидец. Призови сокола Стивотер Мэгги
– Я не стану отвечать за нее, – сказал мужчина. – Она этого заслуживает. И точка.
Диклан слегка прищурился, оценивая то, что услышал, а потом чуть заметно кивнул и не стал больше спрашивать.
– Вот, он понимает, – сказал мужчина, с заметным облегчением. – Это человек, который умеет выживать. Сомневаюсь, что сам Ронан в состоянии себя сберечь. Он швыряет свое сердце вдаль и бежит за ним вдогонку.
Джордан знала и другого такого человека.
– Значит, точка, – проговорил Диклан.
Мужчина поколебался, а затем протянул руку.
– Можно мне… Не знаю, увидимся ли мы еще.
Диклан не отстранился; мужчина подошел ближе и обвил руками его шею. Он обнял Диклана – запросто, как отец обнимает сына, одну руку положив ему на затылок и прижавшись к голове щекой.
Диклан стоял неподвижно, как школьник, которого обнимают в присутствии одноклассников, но Джордан увидела, что ноздри у него раздулись, а глаза стали ужасно яркими. Он моргал, моргал, моргал – но, когда мужчина отступил, на лице Диклана было обычное бесстрастное выражение.
– Я горжусь тобой, – сказал незнакомец Диклану.
Своему неустрашимому Диклану.
– Спасибо, что встретились с нами, – сказала Джордан, потому что кто-то должен был это сказать.
Мужчина нагнулся и поднял сумку.
– Живите.
65
Хеннесси так давно не видела сна, в котором не было бы Кружева, что она уже забыла, как это.
Линденмер был сном.
Он находился очень далеко от кафе, в котором она встретилась с Ронаном утром – далеко в физическом смысле и в духовном. Двухчасовая поездка привела их к подножию Блу-Ридж; дальше Ронан пробирался все более узкими тропами, пока не доехал до немощеной пожарной дороги. Там он сказал, что придется идти пешком.
Они пошли.
В общем, оба мало походили на любителей пеших прогулок – Хеннесси в коже и кружеве, Ронан в черных армейских ботинках и с лохматым вороном на плече. Хеннесси подумала, что в нелепости происходящего есть свои плюсы.
Потому что она снова начинала бояться.
«Линденмер – пространство сна, – сказал ей Ронан в машине. – Поэтому контролируй свои мысли».
Контроль никогда не был сильной чертой Хеннесси.
Она проверила таймер, только что установленный заново. Вряд ли она рисковала упасть и вырубиться прямо на ходу, но Хеннесси не могла жить без приятного сознания того, что он отсчитывает секунды и разбудит ее, прежде чем она увидит сон.
Ронан кому-то писал. Хеннесси увидела только название контакта, обозначенного как «управление делами».
– Это кто?
– Адам, – ответил Ронан. – Я предупредил его, куда пошел. Он будет знать, где меня искать, если мы пропадем на несколько дней.
ДНЕЙ?
– Мы на месте, – сказал Ронан.
Хеннесси думала, что не увидит разницы – но она увидела. Здесь, высоко в горах, деревья были тоньше, они росли под уклоном, цеплялись за клочки земли среди гранитных глыб и тянулись к солнцу. Но сверхъестественные деревья Линденмера повиновались иным законам. Они были высокими и толстыми, бдительными и прекрасными, и скудость ресурсов на них не влияла. Зеленый лишайник густо рос на северной стороне стволов, а во мху на тонких стебельках трепетали маленькие цветы.
Небо тоже было другим. Серым. Это был не тусклый цвет осенних облаков, а беспокойный жидкий серый, который на самом деле вообще-то синий, фиолетовый, халцедоновый. Небо двигалось, менялось и переливалось, как змеиная кожа. У него не было глаз, сердца и тела, но, тем не менее, возникало ощущение, что небо само по себе разумное, даже если оно не замечало тех, кто внизу.
– Стой, – сказала Хеннесси. – Я передумала.
Ронан повернулся и посмотрел на нее.
– Линденмер не причинит тебе вреда, если ты сама не захочешь. Со мной ты в безопасности. Он просто защищается и выдает то, чего ты просишь.
– Но… – начала Хеннесси.
«Я не доверяю себе».
Она сдерживала дрожь. Десять лет она крепилась, а теперь сломалась.
Ей была невыносима мысль о том, что она, возможно, вновь – и так скоро – увидит Кружево.
Ронан посмотрел на нее.
А потом приложил руки рупором ко рту и крикнул:
– Опал!
Он подождал, прислушиваясь.
– Ты где, малявка?
Хеннесси спросила:
– Опал – это что?
Невидимая птица где-то наверху издала встревоженный крик. Хеннесси повернулась как раз вовремя, чтобы заметить – или, скорее, ощутить – как что-то темное мелькнуло среди ветвей.
– Я же сказал, держи мысли под контролем, – сказал Ронан. – Линденмер даст тебе то, что ты, по его мнению, хочешь.
– Похоже на камень…
Нет, не похоже.
– Бензопила, слетай, найди Опал, – велел Ронан ворону. – Нам нужна Опал.
Хеннесси не то чтобы на сто процентов понимала птичий язык тела, но ей показалось, что ворониха умудрилась принять обиженный вид. Бензопила опустила голову и переступила с лапки на лапку на плече у Ронана. Перья у нее на шее встали дыбом.
Ронан порылся в кармане и достал пакетик орехового печенья. Он развернул одну штучку, и Бензопила внезапно стала воплощенное внимание.
– Печенька, – сказал Ронан.
– Крек, – ответила Бензопила.
– Печенька, – повторил Ронан.
– Крек.
– Печенька.
– Крек.
Он дал ей печенье.
– Получишь еще, если найдешь Опал.
Птица взлетела, шумно хлопая крыльями. Хеннесси изумленно наблюдала за происходящим. Они с Ронаном выглядели странно, пока шли пешком, да, но здесь он перестал быть странным. Он принадлежал этому странному роскошному лесу, вместе со своей странной черной птицей.
– Ты приснил это место, – сказала Хеннесси.
– Типа того.
– Типа того?
– Я увидел сон, а потом здесь оказался Линденмер, – объяснил Ронан. – Мне кажется, до тех пор он находился где-то в другом месте, а мой сон просто открыл дверь. Это лес, потому что таким его представляет мое воображение. Он ограничен моими мыслями. Поэтому… деревья. Типа того.
Хеннесси вздрогнула, потому что здесь, в горах, было холодно, а еще – потому что слова Ронана напомнили ей о Кружеве и о том, что оно хотело от нее.
– Тебя это не смущает?
По лицу Ронана было видно, что нет. Он обожал Линденмер.
Из зарослей послышался еще один тревожный вскрик, а потом что-то зарычало – то ли животное, то ли мотор.
– Спокойно, – сказал Ронан.
Хеннесси не поняла, к кому он обращается, – к ней или к себе.
– Если ты создал это место, – сказала она, – почему ты не сделал его безопасней?
Он провел пальцами по низко нависшей ветке.
– До Линденмера у меня был другой лес, – у Ронана стал такой вид, словно он собирался сделать какое-то признание, но в конце концов он просто произнес: – С ним случилась беда. Я сделал его слишком безопасным, потому что струсил. Слишком обычным. В том, что касалось безопасности, он был вынужден полагаться на меня, и… – Ронан не договорил, но Хеннесси и так поняла. Девочки тоже полагались на нее, и она знала, каково подвести их. – Я позволил Линденмеру оставаться собой – чем бы он ни был в том другом месте.
– И, чем бы он ни был там, он опасен.
– То, что опасно, может защитить себя, – заметил Ронан.
Она понимала, что он не винил Линденмер за это. Ронан Линч тоже бывал опасен.
– Он не только пугает, – сказал Ронан. – Смотри.
Он вытянул руки и произнес несколько слов на каком-то старинном языке – очень уместном тут. Над ним, среди осенней листвы, замигали маленькие огоньки. Они дождем посыпались вокруг. Ронан медленно отступил, любуясь огоньками и держа руки поднятыми.
Хеннесси вздрогнула, когда один огонек упал на нее, оставив секундное ощущение тепла. Они не все растворялись, коснувшись тела. Некоторые цеплялись за одежду, за волосы. Один зацепился за ресницы, и она заморгала, глядя прямо на него. Смотреть на этот огонек было не больно, совсем не то что на обычный свет; вместо внешней яркости Хеннесси ощущала свет внутри себя. Нечто вроде счастья или надежды. Как если бы она смотрела на солнце подлинного блаженства.
Ронан сказал – уважительно, а не как обычно:
– Gratias tibi ago.
– Что ты говоришь? – спросила Хеннесси, к которой вернулся дар речи, только когда маленький огонек на ресницах наконец растаял.
– «Спасибо» на латыни, – ответил Ронан. – Вежливость, знаешь ли, требует это сказать, если тебе что-то нравится. Опал!!! Иди сюда немедленно.
Это напоминало сделку с дьяволом или волшебный танец. Ронан Линч стоял в лесу, сплошь в черном, только его глаза переливались цветом, и протягивал Хеннесси руку, а вокруг кружились сверкающие огни. «Уходи». Он ничего не говорил, но Линденмер запомнил эти слова и передал ей, как если бы Ронан их сказал.
– Не думай, Хеннесси, – предупредил Ронан. – Просто будь.
И она позволила вести себя.
Они шли по жестокому полю, где росли только мечи – лезвиями вниз, рукояткой вверх. Они миновали вход в пещеру, который охранял огромный белый олень – концы рогов у него были окрашены кровью. Они прошли мимо луга, который вообще-то был озером, и мимо озера, который на самом деле был цветочной поляной.
Линденмер был прекрасен и сложен – в отличие от обычного мира. Воздух и музыка в обычном мире были двумя разными вещами, а в Линденмере – не всегда. Сходным образом здесь соединялись вода и цветы. Хеннесси чувствовала суть этого леса, пока они шли. Здесь обитали существа, с которыми она не хотела бы встретиться, не будь рядом Ронана Линча. Были места, где она могла застрять навечно, не будь рядом Ронана Линча. Лес казался запутанным и мрачным, но, в конце концов, он следовал одному правилу: Ронан Линч. Его безопасность, его желания, его мысли. Единственный ориентир Линденмера.
Хеннесси чувствовала это: Линденмер любил Ронана.
– Керау!
– Опал, ну наконец-то, мелкая поганка, – сказал Ронан.
Какое-то создание поскакало к ним из-за деревьев – щуплая большеглазая девочка. На ней были огромный свитер грубой вязки и шапочка, низко натянутая на коротко стриженные светлые волосы. Хеннесси приняла бы ее за обыкновенного ребенка, если бы не ножки, покрытые густым мехом и заканчивавшиеся копытцами.
– Я же сказал тебе, не повторяй за Бензопилой. У тебя есть губы. Зови меня Ронан, – велел он.
Маленькое существо обвило его колени руками, а потом бурно запрыгало вокруг, оставляя копытцами выбоины в земле. Ронан выругался.
– Это была моя нога! Хватит.
Хеннесси с размаху села. Она смотрела на мохнатые ножки Опал и на мерцающие огоньки, которые продолжали сыпаться вокруг. Всю ее напускную храбрость как ветром сдуло.
Это сразу привлекло внимание Опал, и она в страхе спряталась за спину Ронана.
– Спокойно, дурочка, – сказал Ронан и большим пальцем стер с щеки девочки грязь. – Это Хеннесси.
– Крак? – переспросила Опал.
– Я же сказал тебе, перестань говорить как Бензопила. Ты знаешь английский. Хеннесси сновидец, как и я.
Нет, подумала Хеннесси, чувствуя себя как пьяная. Не как ты. Вовсе нет.
Девочка осторожно подошла к Хеннесси, которая сидела неподвижно. Она опустилась рядом с ней на колени, совершенно не в человеческой позе, поскольку ее козьи ножки гнулись в обратную сторону. От Опал пахло зверем. Она забормотала на каком-то неизвестном языке.
Ронан заметил:
– Могла бы и поздороваться.
Опал спросила:
– Ты ешь мясо?
Ронан явно терял терпение.
– Она не собирается тебя есть. Не бойся.
– Я не боюсь, – сказала Опал, но угрюмо – очевидно, боялась.
Хеннесси, которой тоже было страшно, щелкнула зубами. Опал шарахнулась, упав на руки, и села обратно, когда Хеннесси улыбнулась ей.
– Хорошо, – почему-то решила Опал, с хитрым видом придвинулась ближе и попыталась поковырять одну из татуировок. Она так и напрашивалась на неприятности.
– Шлепни ее, – посоветовал Ронан.
Хеннесси не стала, но Опал ускакала прочь, как будто чувствовала, что ей может влететь.
– Она психопомп, как и Бензопила. Помогает сосредоточиться, не позволяет сну пойти наперекосяк.
– Это как?
– Ну, обычная сонная хрень, – ответил Ронан, словно это было нечто самоочевидное. – Опал, у нас сегодня важное дело – ты поможешь, или мне придется просить Бензопилу?
Опал бросила подозрительный взгляд на него и торопливо затрясла головой.
– Нет-нет-нет!
– Ладно, – сказал Ронан. – Хеннесси, ты готова?
Та моргнула. Она была ошеломлена так, что не хватало никаких слов.
– К чему?
Ронан ответил:
– Ко сну.
66
Рамси приехал.
Фарух-Лейн не спала всю ночь, она только что затащила в машину один труп и добавила к нему один полутруп – и вот приехал Рамси. Именно Рамси.
Фарух-Лейн испытывала к Дж. Дж. Рамси сложные чувства. Она его ненавидела. Ей казалось, что он вел себя как студент-переросток. У всех Модераторов были свои непростые причины сотрудничать с Локом, но Рамси абсолютно не ассоциировался с чем-либо непростым. Фарух-Лейн изрядно смутилась, узнав, что у него есть настоящая престижная работа. Когда Рамси не возился с дронами и мертвыми телами, он консультировал финансовые корпорации, которые влезли в неприятности. Если верить LinkedIn, он вел себя как студент-переросток на пяти языках, самых распространенных на мировом рынке. Фарух-Лейн тоже умела говорить на пяти языках, самых распространенных на мировом рынке, но подозревала, что у нее и у Рамси это звучало очень по-разному.
– Слу-ушай, ну, типа, не я это придумал, – сказал в трубку Рамси – типичный Рамси. Даже Лилиана, новообретенный Провидец, слегка нахмурилась. Придурки – это универсальная проблема. Фарух-Лейн уже начала жалеть, что предпочла телефон блютусу. – Решает Лок.
Он сообщил Фарух-Лейн, что приземлился и она должна его встретить. Приказ Лока. «Сейчас? – спросила Фарух-Лейн, так крепко сжимая руль, что пальцы у нее онемели. – У меня тут новый Провидец». Она не добавила: «И я не спала всю ночь, и видела, как умирает человек, и проехала через весь немаленький округ Колумбия, гонясь за тем, кто мог перескочить в другой возраст и убить меня в мгновение ока».
Но она об этом подумала.
– Время – деньги, – заметил Рамси. – Короче, приезжай. И я слышал, у тебя там тело, от которого надо избавиться, так что я тебе в любом случае понадоблюсь.
Он положил трубку.
Пока они ехали на юг, в сторону Спрингфилда, Фарух-Лейн потратила некоторое время на то, чтобы восстановить образ Кармен Фарух-Лейн, которая некогда присоединилась к Модераторам. Эта молодая женщина никогда не теряла спокойствия. Она стояла живописной статуей в аэропорту, в то время как вокруг клокотал хаос. На совещаниях она изящно сидела в дальнем конце стола, прислушиваясь к чужим возгласам и наблюдая, как другие заламывали руки, – а потом тихо изрекала свое взвешенное суждение.
В детстве она видела перышко, которое упало на поверхность пруда. Оно не утонуло, даже не заставило воду дрогнуть. Оно приземлилось легко, как бабочка, и лежало, слегка дрожа и медленно поворачиваясь от ветерка. В подростковом возрасте Фарух-Лейн вновь и вновь вспоминала эту картинку. Она сама была таким перышком.
Она была перышком.
Была. Перышком.
А потом Фарух-Лейн попыталась все объяснить бесплотной старой Провидице на пассажирском сиденье.
– Мы – оперативная группа. Он – член оперативной группы. Мы…
– Я кое-что помню, – сказала Лилиана.
Она во многом была противоположностью Парцифаля, и не только из-за возраста, хотя и поэтому тоже. Когда она выбралась из холодильника, Фарух-Лейн поняла, что Лилиана даже старше, чем казалась. У нее как будто вообще не было возраста. Длинные волосы, теперь заплетенные в две косы, молодили Лилиану, но глубокие морщины вокруг глаз и рта свидетельствовали о многих прожитых годах. Она сидела с каким-то отстраненным видом, как будто за машинами и домами могла разглядеть нечто гораздо более важное. Фарух-Лейн немедленно купила ей жареную курицу с рисом и чай. Лилиана вполголоса поблагодарила мясо за то, что оно насыщает ее, а потом тихо и аккуратно съела все, без единого комментария. Совсем не как Парцифаль.
«Я – перышко», – сказала себе Фарух-Лейн.
– Помните – что? – уточнила она. – Видение?
– Нет, просто воспоминание, – ответила Лилиана. – Это было давно, поэтому помню плохо. Вы охотитесь на сновидцев?
– На Зетов. Да.
– Верно, – сказала Лилиана. – Вы – Маркеры. Нет. Модераторы. Так? Видите, память возвращается. Вы хотите остановить огонь.
Фарух-Лейн ощутила прилив адреналина, услышав это. Да, огонь. Огонь, который поглотит мир. Она мельком взглянула на Лилиану.
– Как это вообще работает? Сколько вам сейчас на самом деле лет?
Лилиана откинула голову назад и рассеянно погладила кончик косы.
– В своем нынешнем возрасте я знаю, что это бессмысленный вопрос. Мне очень нравится мой возраст, он такой мирный.
Она догадалась, что Фарух-Лейн не удовлетворена, и добавила:
– Наверное, мне нужно стать помладше, потому что теперь воспоминания у меня смутные. Но я хорошо помню, как мы встретились. Я знала, что вы придете.
Она ласково положила руку поверх руки Фарух-Лейн, и их пальцы сплелись с таким знакомым ощущением, что та вздрогнула.
– Я забыла, – сказала Лилиана и снова принялась теребить косы. – Вы еще очень молоды. Я благодарна вам за то, что вы меня спасли.
Это выходило за рамки представлений Фарух-Лейн о времени и не укладывалось в голове. Несколько миль она следила за дорогой и думала, а потом проговорила:
– То есть сейчас вы знаете будущее.
– Можно и так сказать. Я помню прошлое, которое включает часть вашего будущего. Впрочем, сейчас я, кажется, очень стара, так что этим воспоминаниям десятки лет.
– Если им столько лет, – сказала Фарух-Лейн, – то, очевидно, мы справились. Предотвратили конец света. Разве нет? Если вы видите сегодняшний день глазами человека, который стал старше на несколько десятков лет, значит, вы остались живы.
Лилиана нахмурилась, и впервые на ее лице мелькнуло нечто вроде тревоги.
– Пожалуй, меня убить труднее, чем обычного человека.
В машине воцарилось молчание. До знакомства с Парцифалем Фарух-Лейн не удивилась бы, услышав это. Она была совершенно согласна с тем, что Провидцы имеют человеческий облик, но сами по себе не вполне люди. Их способности, в конце концов, перечеркивали представление о жизни в том виде, как ее понимали все остальные; слово «люди» казалось для них таким же неподходящим определением, как и для Зетов. Но потом она встретилась с Парцифалем, неудобным, ныне покойным Парцифалем, и он походил на обычного мальчишку, который родился под несчастливой звездой. Фарух-Лейн начала думать, что Модераторы ставили под сомнение человечность Провидцев, чтобы меньше мучиться угрызениями совести, когда те умирали.
Но слова Лилианы все перевернули вверх дном.
Лилиана негромко произнесла:
– И меня по-прежнему беспокоит, какие вы хрупкие.
– Тадам, папам, – сказал Дж. Дж. Рамси, застегнув футляр дрона; он говорил громко, чтобы перекрыть ревущую музыку, грохочущие первобытные ритмы. – Молодец, малыш.
Фарух-Лейн должна была спросить адрес, но она подозревала, что во время последнего визита добиралась совершенно иным маршрутом. Рамси и Фарух-Лейн стояли в знакомом домике в Спрингфилде, в окружении цветных чайников и ковриков.
– Ты не стал дожидаться остальных, – сказала Фарух-Лейн.
Между ними лежало тело старушки, угостившей Парцифаля печеньем, которое ему внезапно понравилось. Рамси застрелил ее до прибытия Фарух-Лейн. Тело лежало самым непафосным образом – на животе, руки сбоку, голова повернута, словно женщина решила вздремнуть прямо на полу. Единственным признаком того, что она сделала это недобровольно, была слетевшая балетка. Ну и отсутствие половины черепа.
– Ждать остальных? – переспросил он. – Ты и есть остальные.
Фарух-Лейн пересекла комнату, чтобы выключить дешевый динамик. Он тоже был ярко раскрашен, как будто хозяйка брызгала краской на все, что видела.
– Ты сделал это еще до того, как я доехала. Зачем ты вообще мне звонил?
Рамси не услышал досады в ее голосе. Обычно он не улавливал тонкостей жизни.
– Хотел получить подтверждение. Чтобы Лок ко мне не цеплялся.
– Ты даже не убедился, что она Зет? – поинтересовалась Фарух-Лейн.
ЭТО он услышал. Зацепив большие пальцы за ремень брюк, Рамси развернулся к ней, сначала – тазом.
– Зря ты мне не доверяешь, Кармен…
– Мисс Фарух-Лейн.
Он ухмыльнулся.
– …не доверяешь, Кармен. Мы с моим другом дроном застали ее, когда она спала, ну а потом я зашел. Ты мне нужна, чтоб занести это в каталог и всякое такое. Лок сказал, ты нашла другого Провидца? Блин, вовремя. Где он?
– Она в машине.
– Не боишься, что сбежит?
– Она заинтересована в нашей миссии, – сказала Фарух-Лейн, хотя она еще даже не пыталась завербовать Лилиану. – В спасении мира.
Она хотела напомнить Рамси, что их миссия – спасение мира, а не радостный отстрел людей.
– Спасем прекра-а-асный мир! – пропел Рамси на мотив, который она, очевидно, должна была знать. – Кармен, ты супер.
Больше всего Фарух-Лейн бесило в Рамси то, что он знал, как ее раздражали его манеры, но не удосуживался что-то с этим сделать. Казалось бы, для человека, который ведет себя как тупой студент-переросток, обожающий доставлять людям проблемы, должны наступить какие-то последствия, но, тем не менее, они не наступали. Несколько секунд Рамси и Фарух-Лейн смотрели друг на друга поверх безжизненного тела, а потом Фарух-Лейн сказала себе: «Просто делай свое дело – найди для Лилианы какое-нибудь безопасное место».
Она молча переписала все сонные предметы в доме Зета. Они напоминали поделки в гостиной и ту цветную штуку, которую она в прошлый раз видела сквозь кухонную дверь. Ослепительно-яркие, непонятные, текучие. Их было немного. Они стояли на крышке унитаза, на подоконнике рядом с кактусом, на тумбочке у кровати – так, как ставят слепленные в кружке керамические изделия, которыми гордятся.
Парцифаль был прав. Этот сновидец вряд ли устроил бы конец света.
«Я перышко», – подумала Фарух-Лейн.
Когда она вернулась в гостиную, Рамси сидел задом наперед на стуле рядом с убитой и разговаривал с Лилианой, которая стояла в дверях. Вид у нее был кроткий и полный сожаления. Он поднял палец, как будто Фарух-Лейн перебила его, и договорил:
– Все они, падлы, между собой знакомы – это точно – и нужно накрывать их быстро, иначе они успеют предупредить друг друга.
– Я думала, вы ждете в машине, – сказала Фарух-Лейн.
– Я хотела убедиться, что с вами все в порядке, – ответила Лилиана.
– Дорогуша, – сказал Рамси, – если хотите помочь нам, посмотрите следующее видение. Чтобы спасти мир и все такое.
«Я перышко», – подумала Фарух-Лейн.
Нет.
Она врезала Дж. Дж. Рамси с такой силой, что он полетел кувырком и стул за ним. Рамси упал на спину, и его ноги перепутались с ножками стула.
Стояла полная тишина. Рамси, очевидно, лишился дара речи. Губы у него двигались, словно он подбирал очередные идиотские слова, которые собирался сказать, как только отдышится.
Кулак у Фарух-Лейн болел, как будто она только что дала по морде придурку, потому что она ДЕЙСТВИТЕЛЬНО дала по морде придурку. Прикусив губу, она взглянула на нового Провидца, ибо высокие принципы Модераторов требовали привлечь ее на сторону благородного правого дела.
Лилиана перевела взгляд с Рамси на Фарух-Лейн и сказала:
– Я пойду за тобой куда угодно.