Полный газ Хилл Джо

Стивен Кинг, Джо Хилл

Полный газ

Они мчались на запад по расцвеченной пустыне и не останавливались до тех пор, пока не отъехали от места бойни на добрую сотню миль. Наконец, чуть после полудня, они свернули к придорожному ресторанчику. Стены его покрывала штукатурка, а напротив, на бетонных островках, стояли бензоколонки. От хора надсадно ревущих моторов окна забегаловки дрожали. Подъехав к западной части строения, они остановились у припаркованных тут же фур, выдвинули подножки и заглушили двигатели.

Всю дорогу Лихач Адамсон ехал впереди на своем «харлее», иногда отрываясь от остальных на четверть мили. Такая вот была у него привычка, с тех пор как он вернулся к ним, отслужив два года в песках. Потому ли он ехал так далеко от всех, что хотел бросить им вызов, или ему просто хотелось от них отделаться? Останавливаться у забегаловки Лихачу не хотелось, но Винс заставил его. Как только та показалась на горизонте, Винс догнал Лихача, обогнал его, а затем выбросил левую руку в таком знакомом Племени жесте: съезжаем с трассы. И Племя послушалось, как слушалось всегда. Еще один повод для неприязни Лихача. У пацана их набралось уже предостаточно.

Припарковавшись первым, Лихач с мотоцикла слезать не спешил. Он лишь приподнялся на своем скакуне и начал медленно снимать кожаные перчатки, окидывая гневным взором остальных из-под темных очков с зеркальными стеклами.

— Поговорил бы ты со своим мальцом, — сказал Винсу Лемми Чапман, кивнув в сторону Лихача.

— Не здесь, — ответил тот. С разговором можно повременить до Вегаса. Винсу хотелось оставить дорогу позади. Хотелось полежать некоторое время в темноте, пока не рассосется тошнотворно-холодный комок, засевший у него в животе. А больше всего хотелось принять душ. Кровь на него не попала, но все равно он чувствовал себя зараженным. Не будет ему уютно в собственной шкуре, пока он не смоет с себя всю утреннюю мерзость и вонь.

Винс уже шагнул было к забегаловке, но тут Лемми поймал его за руку.

— Здесь.

Винс взглянул на ладонь у себя на предплечье, но Лемми не отпустил — в отличие от остальных, Лемми его не боялся — а затем посмотрел на мальца, который и мальцом-то не был уже многие годы. Лихач успел открыть ящик над задним колесом и что-то в нем искал.

— О чем нам говорить? Кларка уже нет. Денег тоже, поэтому делать нам нечего. Сегодня так точно.

— Узнай, согласен ли с тобой Лихач. Ты-то считаешь, что вы с ним на одной волне, хотя в последнее время две минуты из трех он видеть тебя не может. И вот еще что, босс: из этих парней нескольких привел именно Лихач, и он же их раззадорил своими россказнями о том, как они разбогатеют на его сделке с Кларком. Так что не только ему хочется узнать, что будет дальше. — Лемми бросил на остальных значительный взгляд. Только теперь Винс заметил, что к забегаловке не пошел никто, что все они трутся у своих байков, посматривая в его с Лихачом сторону и ожидая дальнейшего развития событий.

Говорить Винсу не хотелось. Сама мысль о разговоре с Лихачом вытягивала из него все силы. В последнее время каждая их беседа превращалась в утомительное перебрасывание тяжелым мячом. Винс чувствовал, что на еще одну его уже не хватит. Стоит только вспомнить, от чего они бегут.

И все-таки он пошел, ведь когда дело касалось сохранения Племени, Лемми никогда не ошибался. Лемми прикрывал ему спину еще в дельте Меконга, в те сумаседсие деньки, когда они прочесывали местность в поисках растяжек и мин. И теперь, сорок лет спустя, изменилось мало что.

Винс оставил мотоцикл и подошел к Лихачу, стоящему между своим «харлеем» и припаркованным рядом нефтевозом. Лихач уже успел найти в ящике то, что искал: фляжку, в которой плескалось нечто, по виду напоминающее чай, да не чай. Пить он начинал все раньше и раньше, и Винсу это тоже не нравилось. Лихач сделал глоток, вытер рот и протянул фляжку Винсу. Тот покачал головой.

— Ну, какие планы? — спросил Винс.

— Если двинем по 6-му шоссе, то доберемся до Шоу Лоу часа через три. Если, конечно, твой хилый рисоед выдержит.

— А что там, в Шоу Лоу?

— Кларкова сестра.

— Зачем нам к ней?

— За деньгами. Ты, кажется, не заметил, но нас недавно накололи на шестьдесят штук.

— И ты думаешь, деньги у нее.

— Надо ж где-то начинать.

— Давай подождем до Вегаса. Приедем и все хорошенько обговорим.

— Обговорим все сейчас, ясно? Ты видел, что когда мы вошли, Кларк вешал трубку? Так вот, через дверь я услышал обрывок разговора. Думаю, он пытался связаться с сестрой, а когда не получилось, оставил сообщение кому-то из ее знакомых. Как думаешь, с чего бы ему так приспичило позвонить этой дуре, как только он увидел, что мы подъезжаем?

«Чтобы попрощаться», подумал Винс, но вслух не сказал. — Да ну, вряд ли она в этом замешана. Чем она занимается? Тоже мет гонит, что ли?

— Нет. Шлюха она.

— Блин, ну и семейка.

— Кто бы говорил, — сказал Лихач.

— В смысле? — спросил Винс. Его беспокоила не столько сама фраза с ее оскорбительным подтекстом, сколько эти вот зеркальные очки Лихача, в которых отражался сам Винс, загорелый, с седой бородой, морщинистый и старый.

Лихач смотрел на уходящее вдаль раскаленное шоссе, а когда заговорил, ответа на свой вопрос Винс не услышал.

— Шестьдесят штук — как в топку, а тебе хоть бы хны.

— Не хоть бы хны. Но выходит, что именно в топку.

С Дином Кларком Лихач познакомился в Фаллудже. Или в Тикрите. Кларк служил санитаром и специализировался в управлении болью. Со своими обязанностями он справлялся с помощью первоклассной дури, щедро приправленной рэпом Вайклефа Жана. Лихач же водил «хаммеры», стараясь по возможности не попадать под пули. На гражданке связь они не потеряли, и полгода назад Кларк пришел к Лихачу с предложением устроить на озере Смита лабораторию по изготовлению метамфы. По его подсчетам, на все про все требовалось шестьдесят штук, а вскоре дело будет приносить каждый месяц еще большие суммы.

— Гнать будем настоящий лед, — вещал Кларк, — не какую-то зеленую дешевку. — Он поднял руку над головой, изображая огромную кучу денег. — До небес рукой достанем, йоу!

Йоу… Винс подумал, что после этого «йоу» ему стоило сразу же выйти из игры. В ту же секунду.

Но он не вышел. Несмотря на все сомнения, Винс добавил к деньгам Лихача двадцать штук из своих собственных сбережений. Кларк выглядел эдаким раздолбаем, а своими длинными, светлыми волосами и двухслойными рубашками немного напоминал Курта Кобейна. Он говорил «йоу», называл всех подряд братанами, рассуждал о том, как наркотики позволяют нам преодолеть давящую мощь надсознания. Что бы это ни значило. Он сначала удивил, а потом очаровал Лихача умными подарками: пьесами Сартра, кассетами, на которых под музыку регги читали поэзию.

Винс недолюбливал Кларка не из-за его беспрестанной яйцеголовой болтовни о духовной революции, которая велась на каком-то идиотском манерно-негритянском говоре. Волновало его другое: Кларк уже давно сидел на мете, судя по его рту с выпадающими гнилыми зубами и пятнистыми деснами. Винсу не претило делать бабки на этом дерьме, но он до дрожи в коленках не доверял употребляющим его отморозкам.

И все-таки бабки Винс выложил: ему хотелось, чтобы у Лихача хоть что-нибудь получилось, особенно после происшествия, из-за которого его вышвырнули из армии. В последующие дни, когда Лихач с Кларком обговаривали все детали, Винс почти уговорил себя поверить в успех предприятия. Лихач же напустил на себя нахально-самоуверенный вид и даже купил своей девушке подержанный «Мустанг», предвкушая те времена, когда его вложения начнут давать плоды.

Да только лаборатория-то сгорела, йоу! Сгорела дотла за десять минут в первый же день работы. Занятые в ней мексы успели выбраться и топтались неподалеку, все в саже и ожогах, пока не приехали пожарные. Теперь большинство из них сидело в окружной кутузке.

Лихач о пожаре узнал, но не от Кларка, а от Бобби Стоуна, еще одного дружка по Ираку, который поехал на озеро Смита, чтобы отовариться на десять штук сказочно чистой метамфой. Завидев дым и мигалки, Бобби развернулся и тихонько смылся. Лихач попытался дозвониться до Кларка, но ни днем, ни вечером у него ничего не вышло. К одиннадцати Племя уже мчалось на восток на его поиски.

Кларка они застали за сборами в его стоящей среди холмов хибаре. Тот сказал, что как раз намеревался отправиться к Лихачу, чтобы рассказать о случившемся и обговорить новый план. Пообещал вернуть все вложенные деньги. Сказал, что пока денег у него нет, но есть планы на такой вот непредвиденный случай, и что он блядски сожалеет о случившемся. Где-то Кларк соврал, где-то — нет (особенно начет того, что он дико сожалеет), но сюрпризом для Винса не стало ничего, даже его горестные рыдания.

А вот подруга Кларка застала Винса — да и всех их — врасплох. Она пряталась в ванной, одетая в трусики в цветочек и спортивную фуфайку с надписью «Команда Корманской Средней Школы». Лет семнадцати, накачанная под завязку метом, девушка сжимала в руке маленький пистолет 22-го калибра. Через дверь она услышала, как Рой Клоуз спросил Кларка, где его подруга и сказал, что если та им всем отсосет, они тут же сбросят с долга пару сотен баксов. Клоуз пошел поссать, вытаскивая на ходу член, но девчонка-то подумала, что идет он за кое-чем другим и открыла огонь. Первая пуля ушла в сторону, вторая угодила в потолок, потому что к тому времени Рой уже пустил в ход мачете, а вся ситуация начала сползать в черную дыру, переходя от реальности к кошмару.

— Часть денег Кларк, конечно, потерял — сказал Лихач, — может, даже половину из того, что мы ему дали. Но если ты думаешь, что он вложил в тот трейлер все шестьдесят штук, то это твои проблемы.

— Может, часть денег он и заначил. Я не говорю, что ты не прав, но я не понимаю, почему деньги будут именно у его сестры. А что если он их просто в банку положил и закопал на заднем дворе? Я не хочу наезжать на какую-то жалкую шлюшку ради прикола, но если мы узнаем, что у нее вдруг завелись деньги, то это, конечно, все изменит.

— Я полгода потратил на это дело. И не только я вложил свои средства и возлагал на него большие надежды.

— Ладно, давай доберемся до Вегаса и там уже все хорошенько обговорим.

— Болтовня ни к чему не приведет. Надо ехать. Сегодня его сестра еще в Шоу Лоу, но когда она узнает, что братца с подругой размазали по всему ранчо…-

— Говори тише, — сказал Винс.

Лемми стоял в нескольких футах слева от Винса. Стоял и наблюдал, сложив руки на груди. В любую секунду он готов был рвануть и встать между ними. Остальные, бородатые и покрытые дорожной пылью, стояли группками по двое и по трое. На их кожаных куртках и джинсовых жилетках красовались нашивки с эмблемой банды — черепом в индейском головном уборе из перьев. Над черепом вышита надпись: «Племя», под ним — девиз: «В пути живи, в пути умри». Племенем они были всегда, хотя индейцев среди них не водилось, за исключением Персика, который утверждал, что он наполовину чероки (кроме тех случаев, когда ему хотелось быть полуиспанцем или полуинкой). Док говорил, что будь тот хоть полуэскимосом-полувикингом — на выходе в любом случае получился полный идиот.

— Деньги ушли, — сказал сыну Винс, — те полгода тоже. Пойми ты.

Тот лишь стоял и молчал. На скулах вздулись желваки. Фляжку он сжал так, что побелели костяшки. Глядя на сына, Винс внезапно вспомнил, как когда-то шестилетний Лихач с таким же запыленным лицом гонял по двору на своем зеленом трехколесном велосипеде, подражая реву мотора. Винс и Мэри смеялись до упаду над комичным напряжением на личике ребенка, эдакого дорожного воина из детсада. Теперь, спустя два часа после того, как Лихач раскроил лопатой человеку голову, Винсу было не до смеха. Лихач всегда был прытким, и именно он первым догнал Кларка, когда тот попытался смыться в вызванной выстрелами суматохе. Может, Лихач и не хотел его убивать, ведь он ударил Кларка всего один раз.

Винс уж было открыл рот, чтобы сказать что-то еще, но подходящих слов не нашел. Он повернулся и направился к забегаловке. Не успев пройти и трех шагов, он услышал, как позади него разбили бутылку. Винс повернулся и понял, что это Лихач швырнул фляжку о борт нефтевоза, как раз в то место, где за пять секунд до этого стоял он сам. Наверное, метил в его тень.

Виски и осколки стекла падали с видавшей виды цистерны. Винс посмотрел на округлый борт и невольно вздрогнул: на мгновение ему показалось, что на нем написано «РЕЗНЯ». Но нет. На борту красовалась надпись «БЕРЕЗНЯК». Все познания Винса о Фрейде могли уложиться самое большее слов в двадцать — щеголеватая седая бородка, сигара, считал, что детки хотят трахнуть собственных родителей — но не надо быть гением психологии, чтобы узнать подсознательное чувство вины в действии. Винс бы даже посмеялся, но тут он увидел кое-что еще.

В кабине нефтевоза сидел водитель, свесив руку из окна. Промеж двух пальцев дымилась сигарета. На предплечье виднелась поблекшая от времени татуировка «ЛУЧШЕ СМЕРТЬ, ЧЕМ БЕСЧЕСТЬЕ», которая выдавала в нем ветерана. Последнее Винс отметил как-то мимоходом и тут же отбросил. Может, он к этому еще вернется, может, нет. Винс попробовал прикинуть, что тот мог услышать, оценить риск и решить, надо ли срочно вытаскивать Березняка из кабины на серьезный разговор.

Винс все еще размышлял, когда фура с грохотом и вонью пробудилась к жизни. Березняк выкинул сигарету на стоянку и отпустил воздушный тормоз. Из труб фуры повалил черный дизельный дым, и она тронулась с места, шурша шинами по гравию. Глядя на удаляющуюся цистерну, Винс почувствовал, как напряжение медленно отступает и облегченно вздохнул. Вряд ли мужик услышал хоть что-нибудь, а если даже и услышал, что с того? Кто в здравом уме захочет с ними связываться? Наверное, Березняк понял, что его застукали за подслушиванием и решил убраться подобру-поздорову.

К тому времени как восемнадцатиколесник выехал на двухполосное шоссе, Винс уже отвернулся и направился к забегаловке. До следующей встречи с фурой оставалось чуть меньше часа.

Первым делом Винс направился пописать — последние тридцать миль мочевой пузырь просто разрывался — а на обратном пути увидел, что остальные уже успели рассесться по двум ресторанным кабинкам. Все как-то притихли. Слышен только скрежет вилок по тарелкам и звон опускаемых на стол стаканов. Говорил лишь Персик, да и то сам с собой. Что-то там шептал, изредка подрагивая, словно ему докучали какие-то невидимые мошки. Такая вот жутковатая была у него привычка. Остальные ушли в себя, никого не видя вокруг, уставившись бог знает на что внутренним взором. Кто-то, наверное, видел перед собой ванную, в которой Рой Клоуз только что закончил рубить девушку в капусту. Другие вспоминали Кларка, лежащего ничком в пыли у черного хода, с выпяченной задницей, в засранных штанах и с лопатой в голове. А кто-то, быть может, размышлял, успеет ли он домой к началу «Американских гладиаторов» и окажется ли купленный вчера лотерейный билет выигрышным.

По дороге к Кларку все было по-другому. Лучше. На восходе Племя остановилось позавтракать в похожей на эту забегаловке, и хотя настроение было не таким уж праздничным, болтовня шла полным ходом. За пончиками с кофе парни не переставая обменивались старыми хохмами. В одной из кабинок Док разгадывал кроссворд. Остальные сгрудились вокруг него, заглядывая через плечо и подкалывая друг друга, мол, какая честь сидеть рядом с таким образованным человеком. Как и почти все они, Док успел отсидеть. Во рту его поблескивал золотой зуб, вставленный вместо выбитого полицейской дубинкой несколько лет назад. Но Док носил очки с бифокальными стеклами, а черты лица у него были аристократически тонкими. Знал он много всего: мог назвать столицу Кении или перечислить участников войны Алой и Белой роз. Рой Клоуз покосился на кроссворд и сказал:

— Лучше бы вопросы были про починку мотоциклов или про то, как девок окучивать. Например: слово из шести букв, которое обозначает то, что я делаю с твоей мамочкой. На такой вопрос я бы смог ответить.

Док нахмурился.

— Я бы сказал «раздражаю», но тут девять букв. Так что, думаю, правильно будет «гневлю».

— Гневлю? — спросил Рой, почесав в затылке. — Точно. Это значит, что от твоего вида ей плеваться хочется.

— А, вот это-то меня в ней и бесит. Я ее гневлю, а она потом, зараза, не сглатывает.

Все чуть со стульев не попадали от смеха. В соседней кабинке смеялись не меньше над рассказом Персика о том, почему он решил закупорить себе яйца:

— Меня убедило вот что: за вазэктомию платишь только один раз, чего нельзя сказать об абортах. За них-то можно платить снова и снова. До бесконечности. Получается, каждый перепихон может обернуться дырой в бюджете. Поначалу этому не придаешь значения, а потом заплатишь за пару абортов и подумаешь: а не нашел бы я этим деньгам лучшего применения? К тому же, спущенные в унитаз Джуниоры пагубно влияют на отношения, точно говорю. Прислушайтесь к гласу опыта, люди! — Персику даже шутки не нужны — ему надо было просто мыслить вслух, чтобы рассмешить слушателей до колик.

Теперь же Винс прошел по направлению к стойке мимо подавленных, с воспаленными глазами, товарищей и уселся рядом с Лемми.

— Как будем разруливать всю эту историю, когда приедем в Вегас? — спросил Винс.

— Да просто смоемся, не оглядываясь — ответил Лемми. — Даже не скажем никому.

Винс рассмеялся. Лемми — нет. Он поднял свой кофе, но на полпути остановился, пару секунд поглазел на него и вернул на место.

— Что-то не так с кофе? — спросил Винс.

— Не так, но не с кофе.

— Ты же не всерьез собираешься рвать когти, так ведь?

— Не один я такой, дружище, — ответил Лемми. — Что Рой сотворил с той девчонкой в ванной?

— Она ж его чуть не подстрелила, — сказал Винс тихим, чтобы больше никто не услышал, голосом.

— Ей было всего семнадцать.

Винс не ответил, да ответа от него и не ждали.

— Большинство из этих парней ничего подобного не видели, и я думаю, что некоторые — самые умные — разбегутся на все четыре стороны, как только им представится такая возможность. Будут искать новую цель в жизни. — Винс снова рассмеялся, но Лемми только покосился на него.

— Слушай сюда, Кэп. В восемнадцать лет я убил своего брата, сев вусмерть пьяным за руль, а когда очухался, то мне в нос ударил запах его крови, которой я был перепачкан с ног до головы. Я записался в морскую пехоту, надеялся, что там я быстренько загнусь, и что моя смерть станет искуплением. Да только парни в черных пижамах мне не помогли. С той войны я помню в основном то, как воняли мои гниющие в джунглях ноги. Словно в каждом ботинке было по нужнику. Я сидел в тюрьме, как и ты, и худшим там было не то, что делал я или другие. Самым худшим оказался запах. Запах чужих подмышек и задниц. Тяжело было, да. Но это не идет ни в какое сравнение с той чарлимэнсовской хренью, от которой мы теперь сматываемся. Я до сих пор не могу избавиться от той вони, которая нахлынула после того, как все закончилось. Меня словно заперли в шкафу, в котором кто-то посрал: воздуха не хватает, а тем, что есть, дышать невозможно. — Тут он замолчал, повернулся на стуле и искоса поглядел на Винса. — Знаешь, о чем я думаю с тех пор, как мы смылись? Лон Рифус переехал в Денвер и открыл там гараж. Прислал мне открытку с Утюгами. И я тут подумал, что, может быть, ему пригодится старик, умеющий обращаться с гаечным ключом. Думаю, к запаху сосен я бы привык.

Лемми замолчал. Посмотрел на рассевшихся по кабинкам остальных парней.

— Те, кто не свалят, будут стремиться так или иначе вернуть свое, и тебе явно не понравятся их методы. Ведь эта шизанутая бодяга с метамфой далеко не закончилась. Все только начинается. Пока они только въехали на скоростную трассу. Слишком уж много бабок крутится в этом бизнесе, чтобы просто взять и выйти из игры. Те, кто мет продают, сами же им балуются, а потом творят хер знает что. Девчонка, которая чуть не подстрелила Роя, была под кайфом, вот она и попыталась его прикончить. Рой тоже успел вмазать, вот он и рубанул ее сорок раз своим долбанным мачете. Да и кто вообще носит с собой мачете?! Только тот, кому от метамфы крышу снесло.

— Давай не будем о Рое, ладно? Я б ему с радостью засунул в жопу Малыша и посмотрел, как из глаз искры посыпятся, — сказал Винс, и на этот раз засмеялся Лемми. Придумывание всяких безумных применений для Малыша было одной из их старых хохм. — Давай, заканчивай речь. Ты ж весь последний час только о ней и думал.

— С чего ты взял?

— А то я не знаю, что это значит, когда ты сидишь на байке так, словно жердь проглотил.

Лемми крякнул.

— Рано или поздно копы повяжут Роя или кого-нибудь из остальных нариков, а те уже потянут за собой всех, потому что Рою и ему подобным не хватает мозгов, чтобы слить дерьмо, которое они крадут с места преступления. На замке рот они держать не способны и обо всем рассказывают своим подружкам. Блин, да у половины из них сейчас с собой наркота. Я все сказал.

Винс поскреб бородатую щеку.

— Ты тут говорил, что, мол, одна половина свалит, а другая останется. Можешь сказать, к какой из них относится Лихач?

Лемми повернулся и невесело улыбнулся, обнажив щербатый зуб.

— Ты что, серьезно?

Цистерна с надписью «БЕРЕЗНЯК» на борту медленно тащилась в гору, когда они нагнали ее где-то в три пополудни.

Шоссе лениво взбиралась по длинному подъему и изобиловало крутыми, извилистыми поворотами, которые мешали обгону. Колонну снова возглавлял Лихач. После того, как Племя покинуло забегаловку, он сразу же умчался вперед, иногда настолько отрываясь от остальных, что Винс терял его из виду. Когда они догнали фуру, его сын сидел у той на хвосте.

Один за другим, все десять членов банды взбирались по склону за нефтевозом. От жара и дыма глаза у Винса слезились.

— Блядская фура, — крикнул он Лемми. Тот кивнул. От выхлопных газов Винс едва мог дышать, и он почти ничего перед собой не видел.

— Да убери ты с дороги свою долбаную цистерну! — проорал Винс.

Вообще-то, странно, что они так быстро ее догнали, ведь от забегаловки они успели отъехать не так уж и далеко… миль на двадцать, не больше. Наверное, БЕРЕЗНЯК останавливался где-то еще, да только останавливаться было особо негде. Может, притормозил вздремнуть под каким-нибудь рекламным щитом. Или спустило колесо, и ему пришлось его заменить. Да какая разница? Никакой. Винс даже не понимал, почему он над всем этим размышляет, но что-то не давало ему покоя. Сразу после очередного поворота, Лихач наклонил свой «Софтейл Дьюс», выехал на встречную полосу и, пригнувшись, ускорился с тридцати миль в час до семидесяти. Мотоцикл сначала присел, потом подпрыгнул. Обогнав фуру, Лихач тут же вернулся на правую полосу, едва разминувшись со светло-желтым «лексусом», который несся ему навстречу. Водитель «лексуса» яростно посигналила, но ее жалкий «бип-бип» почти сразу потонул в бешеном вое гудка нефтевоза.

Винс тоже увидел «лексус» и успел подумать, что его сын непременно с ним столкнется: вот вам Лихач, а вот вам безжизненный кусок мяса на дороге. Когда все обошлось, его сердцу понадобилось несколько мгновений, чтобы хоть немного успокоиться.

— Чертов псих! — заорал Винс Лемми.

— Ты про фуру?! — прокричал в ответ тот, когда вой наконец-то стих. — Или про Лихача?!

— Про обоих!

Обогнув следующий поворот, Березняк, казалось, одумался. Или просто удосужился посмотреть в зеркало заднего вида и увидеть ревущее сзади Племя. Он высунул руку из окна — загорелую, со вздутыми венами, большими костяшками и широкими пальцами руку — и взмахом показал, что можно идти на обгон.

Рой с двумя другими тут же выехали на встречную и с грохотом унеслись вперед. Остальные поехали парами. При пустой встречной полосе, обогнать фуру было плевым делом: та еле плелась на своих тридцати милях в час. Винс с Лемми пошли на обгон последними, успев завершить маневр до следующего поворота. По пути Винс взглянул на водителя, но кроме свисающей из окна загорелой руки ничего не увидел. Пять минут спустя они вырвались вперед настолько, что даже гул нефтевоза остался позади.

Они выехали на отрезок пустынного плоскогорья, поросшего шалфеем и сагуаро. Вдалеке по правую руку виднелись полосатые красно-желтые утесы. Ехали они теперь по направлению к солнцу, а их все удлиняющиеся тени неотступно следовали за ними. Мимо пронеслось некое жалкое подобие городка, состоящее из нескольких домов и трейлеров. Колонна, замыкали которую Винс и Лемми, растянулась почти на полмили. Не успели они далеко отъехать от городка, как впереди Винс увидел, что Племя сгрудилось на обочине, прямо перед перекрестком с поворотом на 6-е шоссе.

К западу от перекрестка, трасса, по которой они ехали до этого, превращалась в грунтовку. На оранжевом ромбовидном знаке было написано: «СЛЕДУЮЩИЕ 20 МИЛЬ ВЕДУТСЯ ДОРОЖНЫЕ РАБОТЫ. ГОТОВЬТЕСЬ К ОСТАНОВКЕ». Вдалеке виднелись самосвалы и грейдеры. В тучах красной глиняной пыли трудились ремонтники.

О работах Винс понятия не имел, потому что утром они ехали не этим путем. Возвращаться окольными дорогами предложил Лихач, а Винс и не возражал. Когда вы сматываетесь после двойного убийства, такая вот осторожность вам явно на руку. Да только Лихач-то руководствовался совсем другим.

— В чем дело? — спросил Винс, остановив мотоцикл и опустив ногу на землю. Как будто он не знал!

Лихач указал в сторону 6-ой трассы.

— Поедем по шестой, а дальше свернем на сороковую федералку.

— На Шоу Лоу, — сказал Винс. — И почему это меня не удивляет?

Тут в разговор вклинился Рой Клоуз, указав большим пальцем на самосвалы.

— По-любому лучше, чем тащиться на пяти милях в час следующие двадцать. Нет уж, спасибо. Я лучше поеду с ветерком, а по дороге, может быть, прихвачу шестьдесят штук. Так я думаю.

— Было больно? — спросил Лемми Роя. — Я слышал, что думать по первому разу больно. Как девчонке, когда ей целку срывают.

— Пошел ты, Лемми, — ответил тот.

— Рой, когда мне будет нужно, чтобы ты подумал, — сказал Винс, — я тебя попрошу. Но не слишком-то на это рассчитывай.

Лихач заговорил снова тихим, рассудительным голосом:

— Когда доберемся до Шоу Лоу, с нами можешь не оставаться. Да и другие тоже. Никто слова не скажет, если ты просто решишь ехать дальше.

Понятно.

Винс переводил взгляд с одного лица на другое. Молодые глаз не отвели. Мужики постарше, которые рассекали с ним десятилетиями, смотрели кто куда.

— Рад слышать, что никто слова против меня не скажет, — сказал Винс. — А то я уже заволновался.

В голове мелькнуло воспоминание: они с сыном ночью едут в машине, в винсовом «GTO», в те времена, когда он еще не оставил попыток зажить по-человечески и стать примерным семьянином. Ради Мэри. Подробности той поездки уже стерлись из памяти: Винс не мог вспомнить, куда или откуда они ехали. Помнил только, как смотрел в зеркало заднего вида на запыленное, угрюмое лицо десятилетнего сына. Они остановились у киоска с гамбургерами, но ребенок обедать не захотел, сказал, что не голоден. Ему хотелось фруктового мороженого на палочке, но когда он увидел, что Винс принес лаймовое вместо виноградного, то надулся еще больше. Есть мороженое он отказался, и оно так и растаяло на кожаном сидении. Уже потом, когда они отъехали от киоска миль на двадцать, Лихач сообщил, что в животе у него урчит.

Винс посмотрел в зеркало на сына и сказал:

— Знаешь, хоть я и твой отец, но любить тебя я не обязан. — Ребенок глядел на него, едва сдерживая слезы, на подбородке от усилий появилась ямочка. Но взгляд отводить он отказывался. Смотрел на отца ясными, ненавидящими глазами. И зачем Винс тогда это сказал? В голове промелькнула мысль, что если бы он умел разговаривать с сыном по-другому, то не было бы ни Фаллуджи, ни позорного увольнения из армии за то, что тот бросил свой отряд и смылся на «хаммере», пока вокруг падали минометные снаряды; не было бы ни Дина Кларка, ни метлаборатории, и парень не чувствовал бы постоянной потребности вырываться вперед на своей понтовой лошадке, делая семьдесят миль в час, тогда как остальные — только шестьдесят. Именно его, Винса, сын пытался оставить позади. Как пытался всю свою жизнь.

Прищурившись, Винс посмотрел назад, туда, откуда они приехали… и снова увидел чертов нефтевоз. Он разглядел его сквозь дорожное марево, отчего фура казалась эдаким полумиражом со своими вздымающимися над кабиной трубами и серебристой решеткой. БЕРЕЗНЯК. Или РЕЗНЯ, если вам захотелось пофрейдствовать. Винс нахмурился, отвлекшись от своих мыслей, и снова подумал о том, каким образом им удалось догнать и обогнать мужика, который выехал из забегаловки почти за час до них.

Когда заговорил Док, голос его казался на редкость смущенным.

— А, может, так и сделаем, босс? Всяко лучше, чем тащиться двадцать миль по этой грязище.

— Что ж, я не хочу, чтобы кто-нибудь из вас запачкался, — ответил Винс, выехал на дорогу, завел мотор и повернул на 6-е шоссе в сторону Шоу Лоу.

Далеко позади он слышал, как фура меняет передачи, как ее двигатель рычит все громче и громче, изредка подвывая, пока та неслась через равнину.

Местность вокруг покрывал красно-желтый камень, а узкое двухполосное шоссе пустовало. Обочин не было. Племя взобралось на подъем, а затем начало спускаться в каньонное ущелье по пологому склону. Слева проносилось обветшалое ограждение, справа — почти отвесный скальный массив.

Некоторое время Винс ехал впереди рядом с Лемми, но потом Лемми отстал, а его место занял Лихач. Теперь отец с сыном ехали бок о бок. Черные и длинные, как у кинозвезды, волосы Лихача развевались на ветру. В его зеркальных очках пылало заходящее солнце.

Винс изредка посматривал на него уголком глаза. Худой и жилистый, Лихач казался агрессивным даже когда просто сидел в седле. Не говоря уже о поворотах, когда он наклонял байк на сорок пять градусов, едва не касаясь асфальта. Винс завидовал его природной спортивной грации, но в то же время Лихач умудрялся водить мотоцикл так, что казалось, будто он выполняет какую-то тяжелую работу. Сам-то Винс полюбил это дело как раз за то, что от работы оно отстояло на световые годы. Винс лениво раздумывал, бывает ли Лихачу когда-нибудь комфортно с самим собой и с тем, чем он занимается.

Услышав оглушительный рев огромного двигателя, Винс обернулся и посмотрел назад, чтобы увидеть, как фура несется на них во весь опор, словно тигр, вырвавшийся из своего укрытия у водопоя и кинувшийся на нерасторопных газелей. Как и всегда, Племя ехало группами по нескольку человек, вписываясь в кривые на сорока пяти милях в час. Нефтевоз же развил никак не меньше шестидесяти. «Он не снижает скорости», успел подумать Винс, и тут БЕРЕЗНЯК врезался в группу из трех мотоциклов в конце колонны с разрывающим барабанные перепонки лязгом стали о сталь.

Мотоциклы разлетелись. Один из «харлеев» отбросило на скальную стену, а его владелец — Джон Киддер, известный также как Крошка Джон — вылетел из седла и ударился о камни, от которых он отскочил и исчез под металлокордными шинами фуры. Другого байкера (о, нет, только не Дока) вынесло на встречную полосу. Винс мельком успел увидеть его бледное и ошарашенное лицо. Во рту блеснул золотой зуб, которым Док так гордился. Бешено виляя, Док врезался в ограждение и перелетел через руль. «Харлей» полетел вслед за ним. Ящик над задним колесом разлетелся вдребезги, разметая повсюду одежду. Фура сжевала упавшие мотоциклы. Огромная передняя решетка, казалось, ухмылялась.

Тут Винс с Лихачом обогнули очередной поворот, и страшная картина осталась позади.

К сердцу прилила кровь, и на мгновение Винс почувствовал в груди опасное покалывание. Ему пришлось побороться за следующий вдох. Как только побоище скрылось из виду, стало трудно поверить, что оно действительно случилось. Трудно поверить, что попавшие под колеса нефтевоза мотоциклы не смели его с трассы. Трудно или нет, но едва они успели обогнуть поворот, как прямо перед ними на дорогу шлепнулся Док. Сверху на него с оглушительным лязгом обрушился его мотоцикл. Следом полетела одежда. Джинсовая безрукавка Дока спустилась последней, раскрывшись парашютом в восходящих потоках воздуха. Над вышитым золоченой нитью контуром Вьетнама виднелась надпись: КОГДА Я ПОПАДУ НА НЕБЕСА, МЕНЯ СРАЗУ ВПУСТЯТ, ПОТОМУ ЧТО В АДУ Я УЖЕ ПОБЫВАЛ. ЖЕЛЕЗНЫЙ ТРЕУГОЛЬНИК 1968. Так получилось, что одежда, ее хозяин и байк хозяина свалились с верхней скальной террасы, и, пролетев семьдесят футов, упали на проходящую под ней дорогу.

Винс резко крутанул руль, огибая место крушения и пройдясь каблуком ботинка по залатанному асфальту. Док Реджис, его друг последние тридцать лет, превратился в слово из шести букв, обозначающее лубрикант: смазку. Док упал лицом вниз, но в лужице крове у левого уха блестели его зубы. Среди них был и золотой. Кости голеней проткнули ему ноги и теперь торчали из штанин кровавыми штырями. Все это Винс увидел в считанные мгновения и тут же пожелал разувидеть. В горле начались рвотные позывы, а когда Винс сглотнул, то почувствовал кислотный привкус желчи.

Лихач объехал с другой стороны груду мяса и обломков, в которую превратился Док с его мотоциклом. Он посмотрел на Винса, и хотя тот не видел его скрытых за зеркальными стеклами очков глаз, на лице Лихача застыло выражение шока… как у маленького ребенка, которому уже давно пора бы спать, но который застал родителей за просмотром кровавого ужастика.

Винс оглянулся и увидел, как остатки Племени появляются из-за поворота. Теперь их всего лишь семеро. За ними с воем показалась фура. Поворот она преодолела так быстро, что цистерну резко занесло в сторону и казалось, что она вот-вот опрокинется. Из-под тершихся об асфальт шин валил дым. Наконец, нефтевоз выровнялся и понесся еще быстрее, сбив Эллиса Харбисона. Эллиса подбросило высоко в воздух, словно с трамплина для ныряния. Он казался чуть ли не смешным, бешено мотая руками на фоне синего неба, по крайней мере, до тех пор, пока не упал и не исчез под колесами нефтевоза. Байк Эллиса несколько раз перевернулся, а потом восемнадцатиколесник просто смел его с дороги.

Краем глаза Винс увидел Дина Кэру в то мгновение, когда фура добралась и до него, вмазавшись в заднее колесо его мотоцикла. Байк встал не переднее колесо. Дин свалился с него и закувыркался по шоссе на скорости в пятьдесят миль в час, сдирая кожу об асфальт. Голова его снова и снова билась о дорогу, оставляя на покрытии кровавые знаки препинания.

Секундой позже фура сожрала мотоцикл — послышались лязг, стук, скрежет — и лоурайдер, за который Дин все еще вносил платежи, взорвался, раскрывшись куполом огня под днищем нефтевоза. В спину Винсу ударила волна жара и толкнула его вперед, угрожая выбить из седла. Он уж было подумал, что за мотоциклом взорвется сам нефтевоз, что его сметет с дороги ударом вспыхнувшей цистерны. Но тот не взорвался. Фура прогремела сквозь языки пламени, лишь закоптив бока в вырывающемся из-под днища черном дыму, но больше никаких повреждений она не претерпела — наоборот, она помчалась еще быстрее. Винс знал, что «Маки» быстрые — у новых моделей под капотом бесновались 485 лошадок, но этот монстр…

Разогнанный он, что ли? Можно ли вообще поставить турбонаддув на хренов семитрейлер?

Винс ехал слишком быстро, чувствовал, что переднее колесо уже начинает повиливать. Спуск заканчивался, дальше шла ровная дорога. Лихач ехал немного впереди него. В зеркале заднего вида Винс видел остальных выживших: Лемми, Персика и Роя. А тем временем нефтевоз снова пошел на сближение.

На подъеме они бы оторвались от него без проблем, да только подъемов не было, и если память Винсу не изменяла, не будет еще миль двадцать. Следующим под колеса попадет Персик, Персик, который по-настоящему смешил именно тогда, когда старался быть серьезным.

Персик в панике оглянулся назад через плечо, и Винс знал, что он увидел: хромированный утес, который неумолимо приближался.

«Блядь, да придумай же что-нибудь. Выведи их из этой передряги».

Вывести остальных мог только он, Винс. Лихач ехал нормально, но делал он это явно на автопилоте, лицо застыло, взгляд устремлен строго вперед, словно он вывихнул шею и ему надели фиксатор. В голове мелькнула мысль — жуткая, но вместе с тем вполне логичная — что именно так выглядел Лихач в Фаллудже, когда сбежал, оставив свой отряд на милость минометных снарядов.

Персик добавил скорости и немного оторвался от фуры. Та словно бы возмущенно загудела. А, может, засмеялась? Как бы то ни было, старый добрый джорджийский Персик лишь ненадолго отсрочил свою казнь. Винс слышал, как водитель фуры — то ли Березняк, то ли сам дьявол из Ада — меняет передачи. Черт, да сколько ж их у него? Сотня? Нефтевоз пошел на сближение, и Винс не думал, что на этот раз Персику удастся оторваться. Его старенький «бизер» сделал все, что мог. Либо его догонит фура, либо сначала у него полетит головной сальник, и уже тогда фура его догонит.

БРОНК! БРОНК! БРОНК-БРОНК-БРОНК!

…прорезало день, который итак уже испоганили дальше некуда… но Винсу в голову пришла идея. Зависела она от того, где они сейчас находились. Эту дорогу Винс знал, как, впрочем, и все остальные дороги в здешних окрестностях, но он не ездил этим путем уже много лет, и поэтому не смог сходу определить, в какой именно точке они сейчас проезжали.

Рой бросил назад через плечо какой-то сверкнувший на солнце предмет. Предмет ударился о лобовое стекло БЕРЕЗНЯКА и отлетел в сторону. Мачете, мать его. Нефтевоз как ни в чем не бывало мчался вперед, выпуская два потока черного дыма. Водитель снова приложился к гудку:

БРОНК-БРОНК! БРОНК! БРОНК-БРОНК-БРОНК!

Серии гудков странно походили на азбуку Морзе.

Только бы… Боже, только бы…

И да: впереди показался дорожный знак, такой грязный, что надпись на нем едва читалась. КУМБА 2.

Кумба! Кумба, так ее растак! Умирающий шахтерский поселок на склоне холма. Пять игральных автоматов да старикан, который торгует одеялами навахо, сделанными в Лаосе.

Две мили — кот наплакал, если вы уже мчитесь на восьмидесяти. Действовать надо быстро и четко, потому что второго шанса не предоставится.

Парни все время посмеивались над скакуном Винса, но лишь в насмешках Лихача чувствовалась некая злоба. Мотоцикл — переделанный «Кавасаки Вулкан 800» с трубами от «Кобры» и сделанным на заказ сиденьем, которое Дин Кэру как-то назвал стариковским креслицем.

«Да имел я его», — возмущенно ответил на это Винс, а когда Персик с торжественно-серьезной, как у священника, миной сказал «не сомневаюсь», все дружно загоготали.

Конечно же, все в Племени называли его мотоцикл рисоедом. А еще винсовым Тохо Мохо Эль Рохо. Док — Док, которого успел размазать по всей дороге нефтевоз — любил называть его мисс Фудзиямой. Винс только посмеивался, словно ему было известно нечто, остальным неведомое. Может, так оно и было. Он разгонял свой «Вулкан» до ста двадцати миль в час, но дальше не пошел. Зассал. Лихач бы на этом не остановился, но Лихач еще молод, а молодежь все любит проверять на прочность. Винс же удовлетворился и ста двадцатью, но знал, что его байк способен на большее. Теперь ему предстояло проверить это на практике.

Он схватил ручку газа и выжал до упора.

«Вулкан» отозвался не ревом, а каким-то криком и почти что вырвался из-под него. Винс едва заметил, как мимо промелькнуло побелевшее лицо сына, и вот он уже впереди, несется на ракете, а в нос ему бьют запахи пустыни. Впереди показалась грязная полоса асфальта, сворачивающая влево. Дорога на Кумбу. Шестое шоссе в этом месте лениво отклонялось вправо. На Шоу Лоу.

Посмотрев в правое зеркало, Винс увидел сбившихся в группу остальных. Персик все еще держался в седле. Винс думал, что фура могла достать Персика, может, и всех остальных тоже, но тот все же слегка притормозил, зная не хуже Винса, что следующие двадцать миль подъемов не будет. После съезда на Кумбу шоссе приподнималось над обочинами, и по обоим его краям бежали ограждения; Винс невесело представил себе коров в расколе. Следующие двадцать миль дорога принадлежала БЕРЕЗНЯКУ.

«Господи, пусть это сработает».

Винс отпустил газ и начал ритмично нажимать на тормоз. Остальные (если, конечно, они на него смотрели) видели вот что: длинная вспышка… короткая… снова длинная. Пауза. Затем повтор: длинная… короткая… длинная. Идею эту ему подал гудок нефтевоза. Но те лишь напоминали азбуку Морзе, тогда как то, что выделывал тормозами Винс, как раз Морзе и являлось.

То была буква «П».

Рой с Персиком, скорее всего, поймут, Лемми так точно. А Лихач? Обучают ли еще молодежь азбуке Морзе? Выучил ли ее Лихач на войне, где у каждого командира отделения был теперь с собой GPS, а бомбы наводились через полмира с помощью спутников?

Левый съезд на Кумбу приближался. Винс успел высветить букву «П» еще один раз. Теперь он уже почти поравнялся с остальными. Винс выбросил левую руку в прекрасно знакомом Племени жесте: съезжаем с трассы. Березняк это увидел — как и ожидал Винс — и рванулся вперед. Одновременно с ним Винс снова выкрутил до упора ручку газа. «Вулкан» взрыкнул и прыгнул вперед. Винс сдал вправо, оставшись таким образом на главной дороге. Остальные последовали за ним. Но не фура. Березняк вошел в поворот на Кумбу. Попытайся водитель изменить курс — нефтевоз бы попросту перевернулся.

Винс почувствовал прилив чистого возбуждения и невольно сложил левую руку в победный кулак. У нас получилось! Получилось, мать вашу! К тому времени как тот развернет свою толстозадую цистерну, мы уже будем дале…

Мысль обломалась, словно ветка, когда он посмотрел в зеркало заднего вида. За ним ехало только трое, а не четверо: Лемми, Персик и Рой.

Винс повернулся влево, слыша, как в спине захрустели кости, и уже зная, что он увидит. И он увидел. Фура мчалась по пустыне, таща за собой петушиный хвост из красной пыли, цистерна испачкалась так, что даже на солнце блестеть она не могла. Но где-то в пятидесяти ярдах впереди нее кое-что блестело: хромированные трубы и двигатель «Софтейл Дьюс». Лихач то ли не понял азбуки Морзе, то ли не поверил своим глазам, то ли вообще ничего не увидел. Винс вспомнил бледное, застывшее лицо сына и подумал, что последнее ближе всего к истине. Лихач перестал их замечать — перестал видеть — как только понял, что БЕРЕЗНЯК — не просто вышедший из-под контроля нефтевоз, но настроенное на уничтожение Племени чудовище. Лихача хватило на то, чтобы увидеть жест Винса, а вот все остальное ему помешали заметить надетые им шоры.

Что это было? Паника? Или какой-то животный эгоизм? А может, если на то пошло, это одно и то же?

«Харлей» Лихача скрылся за невысоким холмом. За ним исчезла и фура, оставив за собой только клубы пыли. Винс попытался обуздать свои мысли и привести их в некое подобие порядка. Если память снова его не подводила (Винс знал, что требует от нее слишком многого, ведь он не ездил по этой дороге уже пару лет), то ответвление на Кумбу проходило через поселок, а затем снова вливалось в 6-ое шоссе милях в девяти отсюда. Если Лихач продержится…

Только вот…

Только вот, если ничего не изменилось, за Кумбой дорога переходила в грунтовку, которую в это время года вполне могло замести песком. Фура то проедет без проблем, а вот мотоцикл…

Шансы пережить последние четыре мили этого девятимильного пробега у Лихача были небольшие. А вот шансы перевернуться на своем «Дьюсе» и попасть под колеса нефтевозу были, напротив, отличными.

Голову заполонили воспоминания. Маленький Лихач на велосипеде, детсадовский воин дорог. Лихач, глядящий на него с заднего сидения «GTO», пока рядом тает мороженое. Глаза горят ненавистью, нижняя губа дрожит. Восемнадцатилетний Лихач в военной форме и с играющей «идите все на…» улыбкой на лице. Все, мол, схвачено, все под контролем.

И, наконец, лежащий мертвым на грунтовке Лихач, раздавленная кукла, которая не распадается только благодаря косухе и кожаным штанам.

Винс отмахнулся от образов — пользы от них никакой. На полицейских тоже надеяться нечего. Не было в Кумбе полицейских. Может, если кто-нибудь увидит, как за мотоциклом гонится нефтевоз, то позвонит в полицию штата. Да только ближайший коп сидит, наверное, в Шоу Лоу, попивает кофеек, ест пирог и флиртует с официанткой под музыку Трэвиса Тритта из музыкального автомата.

Так что рассчитывать приходилось только на себя. Ничего нового.

Он выкинул руку вправо, сложил ее в кулак и побил им по воздуху. Остальные трое тут же поравнялись с ним. Двигатели бешено ревут, над выхлопными трубами рябит жаркий воздух.

Лемми пристроился рядом. Лицо у него было измученное и желтушное.

— Он не увидел твоих сигналов, — прокричал он.

— Не увидел или не понял! — проорал в ответ Винс. Он дрожал. Может, это из-за трясущегося под ним мотоцикла. — Теперь без разницы! Пришло время для Малыша!

Поначалу Лемми не понял, о чем речь. Затем наклонился и дернул за лямки правой седельной сумки. Модные пластиковые ящики — это не для Лемми. Олдскулен до мозга костей.

Лемми все еще копался в сумке, когда раздался оглушительный рев. Рой. У Роя окончательно сдали нервы. Он развернулся и понесся обратно на восток, его тень, эдакий человек-худышка, бежала теперь впереди него. На спине его кожаной жилетки виднелась невеселая шутка: НЕ ОТСТУПАТЬ И НЕ СДАВАТЬСЯ.

— Вернись, падла! — заорал Персик, рука его соскользнула со сцепления. «Бизер», все еще на передаче, рванул вперед, едва не проехавшись Винсу по ноге, плюнул высокооктаном и заглох. Персика чуть не выбросило из седла, но он, казалось, этого не заметил. Он все еще смотрел назад, потрясая кулаком, его жидкие седые волосы развевались вокруг узкой, продолговатой головы. — Вернись, падла ссыкливаяяяя!!!

Но Рой не вернулся. Он даже не оглянулся.

Персик повернулся к Винсу. По его избитым бесконечным солнцем и пивом щекам текли слезы. В эту минуту он выглядел старше самой пустыни.

— Ты сильнее меня, Винс, но дырка в заднице у меня побольше. Ты оторвешь ему голову, а я уж в него насру.

— Быстрее! — крикнул Лемми Винс. — Быстрее, чтоб тебя!

И когда он уже думал, что Лемми ничего не найдет, его приятель выпрямился, держа Малыша в одетой в перчатку руке.

Племя не рассекало по дорогам с оружием. Такие байкеры-незаконники, как они, с оружием не ездят. У всех были судимости, и любой невадский коп с радостью засадит кого-нибудь из них на тридцать лет за незаконное ношение оружия. Или всех сразу. Ножи они носили, но в их теперешнем положении от ножей проку не было: вспомните, что случилось с роевым мачете, который оказался таким же бесполезным, как и сам Рой. Он годился лишь для убийства маленьких обдолбанных девочек в школьных свитерах.

Малыш же хоть и не был полностью легальным, оружием как таковым не являлся. И когда однажды его увидел коп (легавых хлебом не корми — дай «поискать наркотики»), то оставил Лемми в покое, когда тот объяснил, что в случае ночной аварии Малыш будет понадежнее аварийной вспышки. Может, коп понял, что перед ним, может, нет, но он явно узнал в Лемми ветерана. Не по ветеранскому номерному знаку (тот всегда можно украсть), но потому, что он и сам был ветераном. «Долина А-Шау, где дерьмо пахнет слаще», — сказал коп, и они оба рассмеялись, а напоследок даже ударились кулаками.

Малыш представлял собой светошумовую гранату модели М84, более известной под именем световуха. Лемми носил ее в седельной сумке уже лет пять, неизменно говоря, что однажды она пригодится, когда парни (включая Винса) подкалывали его.

И вот этот день настал.

— Думаешь, старая хреновина сработает? — прокричал Винс, повесив Малыша на руль. На гранату тот совсем не походил. Больше напоминал гибрид термоса с аэрозольным баллончиком. Гранату в нем выдавала только чека, привязанная к боку изолентой.