Религер. Последний довод Бурмистров Денис
Удар наткнулся на неуверенный, но хорошо исполненный блок худого, который, в свою очередь, попытался достать Волкова. Блеснуло лезвие широкого армейского ножа.
Ого!
Острый клинок пропорол куртку и холодной, острой болью скользнул по ребрам. Волков чудом извернулся, чуть не упал, поскользнувшись. Возле самого лица просвистели кастеты крепыша, решившего внести и свою лепту. Но Ким вовремя оказался рядом, его фигура заслонила припавшего на колено Егора. Звонко стукнулось железо о железо, серебристой рыбкой мелькнула тонфа. На снег брызнуло красным.
Запоздало и совсем не к месту Егора накрыло прозрачным маревом. Это Ремезов зачем-то накинул на него защитный кокон.
Что он делает? Еще боя толком не было, а он расходует силы!
Волков спешно вскочил на ноги.
А сам-то хорош! Так подставиться! Но худой нож выхватил слишком неожиданно. Надо надеяться, что от испуга. И то ладно.
По левому боку разливалось тепло, одежда неприятно липла к телу. Да и черт с ним, царапина!
– Егор! – рявкнул кореец, на которого наседало двое.
«Радио» переместилась чуть ближе к Костику. Волков успел заметить это, прежде чем вновь ввязался в бой.
Вновь удар, блок, отскок. Они пытались рассеять защиту вельзы. Старались увести тощего от крепыша. Но момент был потерян, противники поняли намерения мистириан. Бой превращался в шахматный пат, когда ни одна из сторон не могла добиться результата.
Пора вводить новый фактор.
И словно все участники Поединка почувствовали этот момент. Картина резко изменила палитру.
Ордалианин, будто получив хороший заряд, яростно бросился на корейца. Его пудовые кулачища паровыми молотами обрушивались на хрупкую фигуру мистираинина. Вбивали, вколачивали, громили. Егор еле успел отскочить с дороги отступающего Кима, оказался нос к носу с худым. Тот походил на взъерошенную ворону, побитую и изрядно ощипанную. Изможденное лицо, круги под глазами, блестящие капли слюны на обвивающем шею шарфе. Бой давался ему тяжело, но рано было говорить о победе.
Из горла худого, выталкиваемые прыгающим кадыком, понеслись слова. Тягучий слог неизвестной молитвы задрожал, вибрируя, в морозном воздухе. На миг показалось, что за спиной вельзы поднимается алый рассвет.
Егор успел лишь сдавленно вскрикнуть, когда обжигающая волна пламени поглотила его фигуру.
Ремезов со своим коконом успел в последний момент. Жар опрокинул Волкова на спину, в клубы исходящего паром снега. Перед глазами плясали огненные протуберанцы, волосы и одежда буквально затрещали от температуры. Вызванный вельзы огонь чудом не испепелил его, весь удар принял на себя сотворенный Костиком щит.
И тут же воздух разорвал гортанный крик корейца. Егор почти поднялся, когда по земле словно ударили гигантским кулаком. Почва ушла из-под ног, в точке удара земля рваными комьями полетела в стороны, оставляя неглубокую воронку.
Крепыш и худой повалились на землю, отчаянно барахтаясь и силясь встать.
Волков и кореец почти одновременно рванули к ним, словно псы с цепи.
Добить! Надо успеть добить!
Навстречу бегущему Егору поднимался ощерившийся разбитым ртом худой, выставляя впереди себя нож. Он чуть-чуть не успевал, Егор видел это.
Слова, сорвавшиеся с языка стоящего на колене коренастого религера, были односложны и невыразительны. Древний язык, простые формы. Но для многих религеров именно эти звуки молитвы становились последними.
Сильнейшая боль взорвалась внутри головы. В глазах потемнело, ноги подкосились, желудок подкатил к горлу. Егора шатнуло в сторону. Плывущим сознанием он еще смог уследить, что кореец все же успел добежать и теперь дубинкой лупит по голове крепыша. Тонфа с металлическим звуком отлетает от черепа ордалианина, срывая кожу, но тот лишь улыбается, произнося и произнося молитву.
Запоздало возник защитный кокон, он чуть ослабил боль и позволил отбить атаку худого. Тот махал ножом неумело, тяжело. Было заметно, что работать тяжелым клинком для вельзы непривычно.
Чем ты тренировался, дружище? Картофелечисткой?
Волков изловчился, схватил худого за болтающийся конец длинного шарфа. Ну надо же, даже узел как на удавке!
Рванул, ударил носком ботинка в колено. Опять рванул, блокируя суетливую отмашку ножом. Потянул на себя, отступая назад. Дернул что есть мочи!
Боль в голове резко пропала. Значит, Киму удалось сладить со своим противником. Что ж, дело за малым.
Худой полетел вперед лицом, тщетно пытаясь освободиться. Шарф затянулся на тощей шее, врезался в бледную кожу. Лицо вельзы побагровело, он буквально на коленях полз за Егором, позабыв про оброненный нож.
Волков уже было нацелился победно вогнать каблук в нос задыхающемуся противнику, как вдруг краем глаза увидел в стороне что-то странное. Резко повернулся.
Крепыш лежал ничком, разбросав руки в стороны. Его голова представляла собой сплошное кровавое месиво. За ним виднелось то, что осталось от Ремезова, но большая часть тела оказалась разбросанной дымящимися ошметками по краю пустыря. Судя по всему, «радио» выплеснула на него всю свою накопившуюся энергию.
Рядом – Ким, добивал ногами корчащуюся на земле женщину. Из его плеча и бока торчали две длинные спицы. Лицо залито кровью, неестественно вывернутая правая рука беспомощно болталась вдоль тела.
В голове всплыли слова Сухнова: «Будьте жестче. Они должны видеть всю решимость мистириан».
Поединки только подросткам видятся романтичными и благородными. Про них красочно показывают в художественных фильмах про религеров, с упоением рассказывают друг другу мечтательные школьники. Но на самом деле, в поножовщине нет романтики. Настоящий бой никогда не бывает красивым и честным. Тем более, если нужно проявить жестокость.
Кореец обернулся, почувствовав взгляд Егора. Лицо Кима как обычно было беспристрастным и спокойным, но в глазах светилось такое животное безумие, от которого по спине Волкова пробежал холодок.
Тогда Егор повернулся к вцепившемуся в шарф противнику, наступил тому на грудь, припечатывая к земле. Щелчком извлек выкидное лезвие ножа, наклонился и, не думая, полоснул того по худой шее.
Пока вельзы булькал в собственной крови, зажимая рану руками, Волкова тошнило в стороне.
Поединок закончился. Судьи сдержанно поздравляли победителей. Ким произнес короткую речь, подготовленную заранее. После чего все участники разъехались, забрав павших.
А перед взглядом Егорова все маячила худая фигура, распахнутые в ужасе и мольбе глаза с длинными ресницами.
Каково же было удивление Егора, когда спустя месяцы он узнал, что худой вельзы выжил. Что, пройдя через клиническую смерть, пришел в сознание.
Удивляясь собственному порыву, Волков узнал адрес больницы, в которой лежал его первый врага. И в, один из дней, возник на пороге бывшего религера ныне не существующей секты вельзы.
Лишившегося Искры после тяжелого ранения.
Так Волков познакомился с Романом Ильиным…
Глава 5
«– Разнообразие путей и средств, ведущих к просвещению, всегда на пользу человеку. Но нельзя утверждать, что абсолютно любая религия ведет к просвещению».
Из письма ордалианских Старших в Министерство Образования, 2001 год
Звонок Иванова застал Егора на полпути домой. Исполняющий обязанности, в свойственной ему безапелляционной манере, приказал Волкову немедленно приехать в резиденцию. Егор досадливо поморщился, но не стал возражать. И уже через несколько минут, расплатившись с очередным таксистом, вошел в гостиную, осеняя себя ритуальным знамением.
В кресле, разложив на коленях ноутбук, сидела Таисия Соловьева, молодая Искра. Двадцать один год, обрела Дар в девятнадцать.
Соломенного цвета прямые волосы, чуть бледная кожа худого лица, не лишенного хрупкой, немного печальной, красоты. Прямой нос, крупные зеленые глаза, немного опущенные вниз уголки рта, что придавало образу вид утонченной грусти. Стройность фигуры подчеркивало приталенное платье цвета горького шоколада. Узкая ладонь поддерживает шелковый палантин, покрывающий острые плечи.
Недавно из Школы, Таисия номинально считалась религером, но обладала даром предвидения и потому не допускалась к Поединкам. Покойный Сухнов наставлял ее, помогал развивать способности. В перспективе, девушке отводилась роль Координатора одной из ячеек, но до тех пор она должна была набраться опыта. Ее Искра была еще очень слаба, способности нестабильны.
Говоря по чести, Соловьеву никто из матерых религеров не воспринимал всерьез. Не был исключением и Егор.
– Привет, Тая, – бросил он девушке, вешая на торчащий из стены крючок куртку.
Девушка, только сейчас заметившая появившегося мужчину, испуганно вздрогнула, поднимая большие глаза от экрана. Спешно отставила ноутбук на журнальный столик в порыве подняться для уважительного полупоклона.
– Здравствовать и тебе, брат…
– Сиди-сиди, – попытался остановить ее жестом Волков.
Но вбитые в Школе порядки и традиции взяли свое. Девушка все же поднялась, опустила в полупоклоне голову. Волосы соскользнули с плеч, легким занавесом закрывая лицо. Волков невольно залюбовался.
– Будь зрячей, – поспешно ответил он.
– Будь зрячим, – ответила девушка, и на этом традиционное приветствие закончилось.
Когда Таисия вновь заняла место в кресле, Егор спросил.
– Чего такая хмурая?
Девушка поправила паланкин, ее глаза влажно блеснули.
– Кирилл умер, вот я и…
– Тая…
– Я знаю, что смерть это лишь переход в иной мир, – поспешно закивала Соловьева, опережая слова Волкова. – И я знаю, что не должна впадать в скорбь и уныние. Но мне все равно тяжело, мне не хватает его доброго слова и мудрого совета.
Одноглазый вздохнул. Он давно уже забыл, как нужно успокаивать и сопереживать. Забыл и, говоря по чести, не очень хотел вспоминать. Поэтому он присел перед девушкой на корточки, накрыл своей, кажущейся огромной, ладонью ладоши девушки. Глядя в глаза, сказал:
– Тая, послушай. Кирилл был хорошим наставником и человеком, его уход огромная утрата для всех нас. Но он был религером, а значит, каждый миг был готов к подобному исходу. Как и каждый из нас. Когда-нибудь тебе предстоит стать Координатором, отправлять на Поединки своих братьев и сестер. И слабости человеческой души не должны одержать верх над задачами служения нашей вере. Это твоя плата за Дар, это твой тернистый путь к Истине. Поэтому отпусти тяжелые мысли, соберись и с новым упорством продолжай развивать и укреплять Искру. Мертвых не вернуть, а от силы твоего Дара будут зависеть живые.
Девушка поджала губы, но кивнула, соглашаясь со словами Волкова.
– Просто мне показалось, что все слишком быстро забыли его, – произнесла она полушепотом.
– Жизнь продолжается, – Егор поднялся. – Мой тебе совет – не привязывайся ни к кому. Будет легче терять. А терять придется, для всех нас смерть лишь дело времени.
– Егор! – раздался сверху голос Иванова. Он вышел из рабочего кабинета и стоял у перил второго этажа. – Я тебя жду.
– Иду, – откликнулся Волков. Повернулся к Таисии, сказал. – Если что – обращайся. Я всегда помогу, подскажу.
Девушка вновь кивнула, быстрым движением вытерла глаза тыльной стороной ладони.
– Спасибо.
Волков ободряюще улыбнулся ей, пересек зал и стал подниматься по лестнице, скользя рукой по перилам.
Николай терпеливо выждал, пока Волков окажется рядом, жестом пригласив следовать за собой.
Рабочий кабинет Координатора был просторен и светел. Скошенный в одну сторону потолок мансарды, бледно-зеленые обои, насыщенно-темный дубовый паркет. При входе в глаза бросалась небольшая картина, висящая над письменным столом – одинокий человек, бесстрашно шагающий навстречу поднимающейся над горизонтом волне цунами. Серые, черные и темно-зеленые тона разгневанной стихии резко контрастировали с золотистой фигурой человека, он ярким пятном выделялся на темном фоне.
Картину нарисовал Сухнов, на ней он изобразил известный сюжет из Книги Истин, главной книги мистириан.
Два больших смотровых окна, небольшой телескоп. Изящные книжные полки, под завязку забитые книгами, из большинства торчат разноцветные закладки. Камин из красного кирпича, пара глубоких кресел, столик с курительной трубкой в бронзовом держателе. Банкетка со спинкой, резными ножками и бархатным покрытием.
Сухнов умел создавать вокруг себя уют и спокойствие. Впрочем, в последние дни он заметно хандрил. Даже забросил свое любимое рисование.
Иванов выглядел чужеродным в этом кабинете, как чертополох среди ромашек.
Исполняющий обязанности Координатора жестом отослал сухую и деловитую женщину в платке, которая расставляла на столе чайник и чашки. В резиденции служило несколько человек из числа доверенный прихожан, они почитали такую работу за честь, наводили чистоту, готовили, выполняли мелкие поручения. Незаметные, тихие, бессловесные.
Когда за служкой закрылась дверь, Иванов сел за стол, привычно поправляя полы своего серого пиджака.
– Присаживайся, Егор, – сухой, без интонации голос. Насколько нужно быть спокойным и самоуверенным, чтобы иметь такой голос?
Волков прошел к банкетке, опустился на мягкие подушки. Пытливо уставился единственным глазом на собеседника, постукивая пальцем по теплому дереву подлокотника.
– Егор, – Иванов словно пытался поймать Волкова в фокус, но его взгляд то и дело соскальзывал в сторону, будто прятался. Этот взгляд невозможно было поймать, в глаза этого серого человека нельзя было заглянуть, прочитать. – Как твои дела… с проблемой?
– С какой? – нахмурил брови Егор.
– С твоей, которая мешала служить Истине. Знаю, ты поборол своего внутреннего врага, но насколько долго?
Волков откинулся на спинку, нехорошо хмыкнул. Ответил, сдерживая раздражение:
– Николай, свои проблемы я решаю сам, либо же обращаюсь к Отцу нашему с просьбой дать сил и мудрости. В крайнем случае, иду за поддержкой к тем, кто может меня поддержать. Ты к ним не относишься.
Егор внимательно следил за реакцией Иванова. Но на сером лице не дрогнул ни один мускул. Лишь легкая тень сожаления промелькнула, сорвалась с опущенных уголков рта. Когда Николай заговорил, в его голосе звучала неподдельная озабоченность:
– Извини меня, Егор, если вдруг тебя обидел. Право, вопрос мой не содержал скрытого подтекста, а лишь выказывал мою заботу о своем брате по вере, – Иванов развел руками, – Но меня действительно беспокоит состояние одного из лучших религеров нашей ячейки. В последнее время мы с тобой несколько разошлись…
– Года два как, – вставил Волков, криво улыбаясь, – Коля, что ты от меня хочешь?
– Я также заметил, что ты несколько неверно общаешься с нашим молодым пополнением, – невозмутимо продолжил свою линию Иванов. – Я стал невольным свидетелем твоей беседы с Таей. Похвально желание помочь и успокоить раненную душу нашей сестры, но, как мне кажется, ты мог бы для этого использовать цитаты из Книги, примеры из жития святых.
– Наверное, – пожал плечами Волков.
– Мне кажется, что ты не сделал это по причине того, что сам уже не веришь и не следуешь нашим догматам.
Голос Иванова звучал все также ровно и монотонно, но в конце фразы в нем проявилась сталь.
Волков шумно вздохнул, выдохнул носом, сжав зубы. Но ответил в тон собеседнику, спокойно и сдержано:
– Я в порядке, Коля. Спасибо за заботу. Зачем позвал?
И удостоился взгляда холодных, бесцветных глаз Иванова. Изучающих. Просчитывающих. Судящих.
– Рад, что у тебя все в порядке, – тонкие, сухие пальцы исполняющего обязанности пробежали по лацкану пиджака, привычно отвлекая внимание собеседника. – Просто, как старший товарищ, я обязан следить за тем, чтобы скорби и искушения светской жизни ни коим образом не влияли на моих братьев по оружию.
Он сделал паузу, после которой сказал, сменив тему:
– У меня небольшое, но важное дело для тебя, Егор. Как тебе известно, в городе сейчас ведется активная работа по пересмотру позиций некоторых конфессий по отношению друг к другу. Вынужденное сосуществование ведет к вынужденным союзам, не всегда понятным и приятным нам, религерам на местах. Но мы видим лишь верхушку айсберга, нам неведомы помыслы и стратегия Старших. Именно их решения приведут нас к победе, поэтому мы не должны сомневаться в них, как не может сомневаться в Истине, единственно верной, открывающей нам глаза, ибо зрячи мы.
– Зрячи, – эхом повторил Егор, не понимая к чему клонит Николай.
Тем временем Иванов запустил руку в один из ящиков письменного стола и достал небольшой конверт из плотной бумаги светло коричневого цвета. Положил перед собой на стол, автоматически выравнивая уголки по отношению к краю столешницы.
– Старшим потребовалось, чтобы мы доставили этот конверт в резиденцию бланцев. Я хочу, чтобы конверт доставил лично ты.
– Я похож на посыльного?
– Егор, это письмо слишком важно, чтобы доверять его технике или почтальону.
– Ты знаешь что там?
– Знаю.
– И что?
– Кое-какие взаимные соглашения. Остальное – это информация не твоего уровня, Егор. Тебе доверено лишь отнести письмо бланцам.
Одноглазый покачал головой:
– Отправь Влада, он с ними на короткой ноге. У меня с их бойцами старые счеты, можем сцепиться.
– Я не желаю обсуждать с тобой свои решения, – отрезал Иванов. – Письмо нужно доставить не позднее завтрашнего дня.
Он замолчал, показывая, что вопрос закрыт.
«Специально гнобит или проверяет? – подумал Волков, задумчиво переводя взгляд то с Николая на конверт, то обратно, – Мда, как не задалось у нас с тобой сразу, так и сейчас мало что изменилось. Хрен с тобой, посмотрим кто кого».
Одним движением Егор встал, в два шага оказался у стола и легко подхватил конверт. Демонстративно осмотрел.
Плотный, внутри – несколько сложенных листов. Без оттисков, печатей и подписей.
– Это все? – спросил Волков.
– Да, все, – ответил Иванов, не поднимая головы. – До свидания. Береги себя. Будь зрячим.
– Будь зрячим, – кинул через плечо одноглазый, выходя из кабинета.
Настроение у него испортилось окончательно.
Глава 6
«– Любая религия должна быть с кулаками.
– Вы пытаетесь сказать, что веру иной раз надо подтверждать силой?
– Нет, я говорю о том, что иной раз одной лишь веры бывает недостаточно».
Ток-шоу «Две стороны»,1998 год
Старенький трамвай загрохотал, преодолевая поворот, лязгнул колодками, затрясся. Выровнялся, пошел ровнее, набирая скорость.
Железная гусеница, натужно тянущая слабо светящееся тело по ночным окраинам.
В пустом вагоне с тусклым, мигающим на перекрестках освещением, чуть заметно пахло горелой проводкой и пылью. Время от времени по ржавым ступеням поднимались тихие люди, садились на холодный пластик сидений, ехали до своих остановок. Потом также тихо уходили, растворяясь в темноте.
Последний на сегодня трамвай шел в депо. Недалеко от депо жил Волков.
Егор сегодня не стал вызывать такси. Не стал ловить попутку, не поехал на маршрутке. В последнее время ему становилось все тоскливее и тоскливее возвращаться в пустую квартиру, поэтому нужен был самый долгий маршрут.
Наверное, это все осень.
Волков привалился лбом к холодному стеклу и, сквозь собственное призрачное отражение, провожал взглядом проплывающий мимо город.
Город вырывался из темноты бледными слайдами освещенных остановок, город превратился в декорации нищего театра.
Мимо проплывали улицы. Также неторопливо проплывали в голове мысли.
Трамвай прогремел мимо ордалианского храма с высокими белоснежными стенами, призванными олицетворять непорочность и духовную чистоту. Стрельчатые готические окна с разноцветными витражами, кованные лики святых на углах. Похожие на широкие острия копий маковки с чуть вытянутой по диагонали буквой Г – символом веры – на вершине.
Символом ордалиан была виселица.
Ордалиане являлись, пожалуй, самой влиятельной и многочисленной конфессией в Городе. Свыше десяти крупных храмов и часовен, величественная резиденция в деловом центре, три Собора. Единственная конфессия, имеющая монастырь в черте города. Тысячи верующих, три десятка религеров.
А также хорошие связи в политике и бизнесе.
Как ни странно, от соблазна тотального доминирования над всеми остальными религиями, ордалиан удерживали они сами. Именно противостояние делало их весомыми в глазах верующих, именно наличие врагов развязывало руки и оправдывало многие политические поступки, уходящие корнями в криминал.
Ордалианские Старшие очень хорошо знали, что все империи разваливались без внешней угрозы. Их попросту раздирали изнутри.
Серьезным противовесом ордалианам выступали исилиты, извечные противники и соперники. Один из их храмов как раз находился ниже по улице, в паре остановок.
В отличие от ордалиан, исилиты не строили высоких зданий. Приземистые, похожие на пузатые бочонки изумрудного цвета, с узкими вертикальными прорезями вместо окон, исилитские храмы отличались от оралианских как тяжелоатлет отличается от баскетболиста. Маковки с венчающим их золотым диском складывались из разноцветных элементов, напоминали лоскутное одеяло.
В Городе исилиты занимали второе место по численности после ордалиан. Несколько тысяч верующих, примерно равное с ордалианами количество религеров. Амбиции на постройку крупнейшего в регионе Собора.
Трамвай тряхнуло, Волков стукнулся лбом о стекло. Поежился, кутаясь в куртку, поправил повязку на глазу. Мельком бросил взгляд на часы. Еще минут пятнадцать ехать.
Помимо ордалиан и исилитов территорию Города делили еще несколько крупных игроков. Не таких крупных, но, тем не менее, довольно успешных. Эти конфессии, представляли «вторые силы», наиболее активно участвовавшие в переделе сфер влияния. Если ордалиан и исилитов, в целом, устраивало собственное положение, то для «вторых» всегда всего было мало. Желание войти в число «первых» служило нескончаемым поводом для противостояний и, как следствие, конфликтов и Поединков.
К числу «вторых» относились бантийцы, религия далекого юга. Исповедующие многобожие, сопряженное со своеобразной барабанной музыкой и курением легких наркотиков, бантийцы нашли свою нишу среди неформальной прослойки Города, в которую, в последнее время, стало скатываться все больше молодежи. Храмов они не строили, для своих нужд использовали обычные частные дома, в которых оборудовали молельные залы и курильни.
Полной противоположностью барабанно-наркотической конфессии бантийцев являлась религия бланцы. Бланцы были вегетарианцами, верили в единую созидательную сущность, в «ткань судеб» и «паутину перерождений». Жрецы в ярких, нарядных одеждах проводили молебны шумно, источая позитив и безудержное веселье. Впрочем, за ширмой радости и праздности скрывалась серьезная организация, которая держала за горло бизнес «домов терпимости».
Трамвай скрипнул тормозными колодками, остановился возле остановки. Громыхая ботинками, в вагон влезло несколько человек старшего студенческого возраста – пять парней и две девушки. Раскрасневшиеся лица, громкий смех, у троих открытые пивные банки в руках. Один, не скрываясь, курит.
Волков наблюдал за ними в отражение стекла. Одного взгляда хватило, чтобы досадливо вздохнуть.
Спокойной поездки не получилось. Может, выйти на следующей остановке?
Или поддаться настроению и положиться на удачу?
Егор профессиональным взглядом оценил незваных попутчиков. Все примерно одного возраста, одного социального положения. Ребята на вид крепкие, девушки – не застенчивые. Смотрят нагловато, ведут себя раскованно, движения широкие, размашистые, за приличиями в разговоре не следят.
Группа молодых недопесков, ворвавшаяся пошалить в курятник.
Хорошо еще, что кроме них и Волкова в вагоне больше никого нет. Не нужно будет думать за других в случае чего.
Егор отвел взгляд, вновь уставился за окно.
Ко «вторым силам» также относились амонарии, не так давно появившиеся в Городе. Поклоняющиеся богам со звериными головами, строящие храмы в виде пирамид, распространяющие дешевое золото с востока. С ними Егор встречался редко, по амонариям в основном работал Сухнов.
Были еще тифониты. Радикальное течение, вышедшее из ордалианской ереси. Очень спорная конфессия, сочетающая в себе поклонения так называемым «силам зла» и тягу к самосовершенствованию личности. Тут находили место и асоциальные типы и утонченные романтические натуры. Своим существованием тифониты стремились во всем быть противоположностью ордалианам – вместо белого цвета храмов у них был черный, вместо виселицы стрела с ярко выраженным наконечником. И очень колоритные религеры.
К слову, сами ордалиане не считали тифонитов своими главными соперниками, несмотря на смелые заявления последних. «Черные Стрельцы», как называли тифонитов в газетах, слишком мелко плавали, чтобы представлять серьезную опасность.
Мистириане, к которым относился Волков, также причислялись ко «вторым силам». Относительно молодая религия лишь набиралась сил, но довольно уверенно и твердо заявила о себе перед всеми остальными.
Вагон наполнился громким хохотом молодежи. Егор вновь перевел взгляд на их отражение, подмечая детали.
Раздухарились. Все чаще и чаще смотрят в его сторону, перебрасываясь остротами и шутками. Интересно, чьих будут? Ага, у одного из парней мелькнул крупный серебряный символ на шее – скрещенные кулаки, сжимающие лук. Значит, представитель боевого крыла конфессии свартов, мелкой языческой секты, популярной своими массовыми гуляниями с кострами и купанием голышом. Нынче пошла мода на седую древность и национальный колорит.
Также, у другого из парней одноглазый заметил на тыльной стороне ладони три шрама, словно оставленные когтями дикого животного. Еще одно новомодное веяние – ритуальное шрамирование. Это знак кого? Матери-рыси? Отца-медведя? Кто их разберет.
Сварты и еще множество других мелких сект-конфессий относились к «третьим силам». Каждую неделю приходили сводки о появившихся новых амбициозных течениях, но их догоняли известия о том, сколько таких исчезло за прошедший срок. Вспыхивали ярко, зачастую тут же и сгорали, иногда не насчитывали и двух десятков последователей. В основном являлись ублюдками от более сильных религий, иной раз отличаясь от них какой-нибудь принципиальной мелочью. Их обзывали ересью, сектами, но зачастую брали под крыло, лелеяли. Всегда лучше иметь контролируемого противника, чем неконтролируемого союзника.
Основателями подобных течений часто становились Искры, возомнившие себя новыми Мессиями. Иной раз, очень дерзкими и амбициозными. С такими разговор был короткий – их попросту давили непрекращающимися Поединками и другими санкциями, к примеру, запрещающими проповедовать в определенных районах Города. Потому те из сект, кто поумнее, предпочитали не орать о себе на всех углах сразу после образования, а ждали пока хотя бы двое-трое из прихожан не приобретут Дар. И вот тогда уже можно было искать себе место под солнцем. Тихо и не привлекая лишнего внимания.
А учитывая, что поток желающих организовать собственную веру и выдумать своего бога не иссякал, эти самые «третьи силы» становились разменной монетой в войне более крупных хищников.
Рядовые карты большой колоды, которые не считали за хорошую масть, но без них не сыграть удачной партии.
Как бы там ни было, яд религиозной войны давно выплеснулся на обычных людей. Прошли времена, когда горожане делились лишь на верующих и атеистов. Запутавшиеся в хитросплетениях обрядов и молитв, воспитанные телевизионными священниками, спорящие на досуге о преимуществах одной веры над другой, заваленные рекламными брошюрами и буклетами, обыватели уже не мыслили свою жизнь без подобной духовной жвачки, заполонившей все пространство словно нескончаемый популярный «мыльный» сериал.
В итоге, молодежь стала сколачиваться в банды по вере. Они по своему различали правду от лжи, кулаками решали вопросы богословия. Как когда-то ходили драться двор на двор, квартал на квартал, так теперь молодые ордалиане дрались с неверными исилитами, школьники-амонарии гоняли по двору мальчика-тифонита, а дети последователей бланца били стекла в квартирах сверстников-бантийцев.
Яростные, пылкие, не знающие сомнений и пощады. Ни разу не читавшие свои священные книги, путающиеся в деяниях святых и божественных заповедях.
Свое невежество они замазывали чужой кровью.
Представителей конфессий, несмотря на повсеместно декларируемое порицание подобных поступков, такое положение дел устраивало – подрастала достойная смена.
От группы подростков отделились двое. Держась за поручень раскачивающего вагона, они направились в сторону одноглазого.
Егор еще раз вздохнул, поднял воротник куртки и как бы невзначай сунул руки в карманы. Нащупал прохладные рукояти сложенных ножей.
Пахнуло дешевым пивом, когда двое парней остановились рядом. Один высокий, широкоплечий. Со сбитыми кулаками. Второй – жилистый, с узким лицом и брезгливо поднятой верхней губой. У обоих во взгляде неприкрытый вызов.
Пальцы с желтыми от никотина ногтями бестактно ткнули Волкова в плечо и он решил больше не притворятся безучастным.
– Вам чего, мальчики? – оскалился он, поворачиваясь к парням.
– Мальчики? – взвился жилистый, но его перебил голос крепкого.
– Ты в какого бога веруешь, дядя?
За стеклом водительской двери мелькнуло и отпрянуло испуганное лицо спрятавшейся кондукторши.
– Я, мальчики, в Азбуку верю.
– В кого? – вновь встрял жилистый, выглядывая из-за плеча товарища.
Оставшаяся в стороне группка замерла, развлекаясь представлением.
– В Азбуку, Теорию Эволюции и животворящую оглоблю, – Егор снизу вверх посмотрел в глаза парня. – Тебя Селезень не учил быть уважительным к старшим?
– Кто?
– Вы, мальчики, давно в свартах? Что ж, не знаете своего Старшего? Ай-ай, позабыли лицо Отца!
Волков деланно сокрушился. В его голове, как в картотеке, нашлась и раскрылась вся информация по неоязычникам Сварта-Солнце – кто руководить, основные каноны и характерные черты.
Работа обязывала знать подобные вещи.
– Ты чего такой борзый, м? – неуверенно выкрикнул из-за плеча здоровяка менее крепкий юноша. – За такие слова знаешь что бывает?
– Любите Отца своего, потому как свет он вам, – продекламировал Егор, поднимаясь с места. Кажется, даже вагон стал грохотать тише, внемля словам одноглазого. – И друзей любите, и будьте мирными между родами.
– Так ты чего, дядя, свой что ли? – опешил крепыш.
Буквально секунду Волков думал, разглядывая шайку свартов. Уважить ребят или не стоит?
К чему сантименты? Не оставлять же молодежь без ожидаемой драки!
– Нет, мальчики, – наконец ответил Егор. – Я все же за эволюцию. И, чего уж там, Отец ваш, этот Селезень, придурок тот еще.
– Сука! – взвизгнул жилистый.
Его друг резко, без замаха ударил одноглазого в лицо.
Точнее, попытался это сделать.
Не успел кулак крепыша проделать и половину пути, как растопыренная пятерня Егора уже врезалась ему в пах. Волков всем телом толкнул сгибающегося парня в сторону его товарища. Вдогонку пнул ногой.
На помощь неудачливым друзьям бросилась остальная мужская часть компании. Подбадриваемые хриплыми голосами девушек, они вступили в неравную схватку.
В узком проходе вагона разъяренной молодежи было негде развернуться, им никак не удавалось взять в клещи занявшего выгодную позицию Егора. А Волков короткими, точными, но не слишком сильными ударами, разил больно и обидно.
Читать бесплатно другие книги:
