Футарк. Первый атт Измайлова Кира

Глава 2

УРУЗ[3]

Немного о бычьей силе, художниках и могуществе рекламы

• Зубр огромен и дик,
• На рога поднимает врагов.
• Великий воин равнин —
• Свиреп он и храбр.

Англо-саксонская хроника

Утро выдалось удивительно солнечным, что в наших краях является несомненным подарком судьбы. Я был особенно рад: сегодня мои крошки смогут обойтись естественным освещением, и это замечательно, поскольку никакие, даже самые современные электрические лампы не могут заменить настоящего солнечного света. Конечно, солнце здесь не столь горячо, как на родине моих малюток, но достаточно яркое. А уж согреть воздух вовсе не сложно! Кроме того, кое-какие мои питомцы и вовсе не нуждаются в тропической жаре. Она им может попросту навредить! Помню, я вдоволь намучился, разделяя оранжерею на несколько отсеков: в каждом требовалось поддерживать нужную температуру. И если зимой с этим серьезных проблем не возникало, то вот остудить кое-какие из них летом было куда сложнее. Приходилось уносить бедняжек внутрь дома, где толстые каменные стены не пропускали губительной для них жары. К счастью, далеко не всякое лето баловало нас подобной погодой, а с временными неудобствами легко было смириться…

Расположившись в любимом кресле, я лениво просматривал утренние газеты. В стране и в мире не происходило решительно ничего интересного, и это меня вполне устраивало. Хватит с меня разных… интересностей! Городские сплетни меня мало занимали, новости тоже, вот разве что биржевые сводки следовало просмотреть повнимательнее, каковому занятию я и отдался со всем тщанием и так увлекся, что не сразу услышал осторожное покашливание.

– Что такое, Ларример? – удивился я.

Дворецкий очень редко позволял себе нарушать мое уединение, и только по веским поводам, однако сейчас он всего лишь принес еще одну газету, причем держал ее кончиками пальцев, на отлете, как дохлую мышь. На лице Ларримера было написано крайнее неодобрение.

– Сэр, – сказал он, – если мне будет позволено заметить…

По опыту я знал, что, даже если ему не будет позволено, Ларример все равно найдет способ донести до хозяина свое мнение. Проще было выслушать его сразу.

– Да-да?

– Сэр, по моему глубочайшему убеждению, такому почтенному джентльмену, как вы, следовало бы отказаться от подписки на этот… листок. – Он брезгливо покосился на газету.

– Ларример, вы не могли бы объяснить поподробнее, чем вас так расстроило несчастное «Зеркало»? – Мне стало любопытно.

– Видите ли, сэр, – сказал дворецкий, – мне потребовалась газета, и я позволил себе взять один из старых номеров, чтобы…

– Ларример, мне совершенно неинтересно, зачем вам нужна была газета! – поморщился я. – Тем более если это… да, номер недельной давности. Ближе к делу, прошу вас!

– Так вот, сэр, – невозмутимо продолжал он, – развернув ее, я случайно ознакомился с содержанием рекламных объявлений. Должен вам сказать, сэр, что во времена старого хозяина подобное было бы решительно невозможно! А поскольку вы – достойный наследник семьи, то…

– Да-да, я должен вести себя подобающе, – кивнул я, листая сегодняшний номер «Зеркала» в поисках страницы с объявлениями. – Хм… Продается дом… Некое семейство ищет гувернантку для мальчика пяти лет, непременно миловидную француженку не старше двадцати пяти… уж не папаша ли давал объявление?

– Сэр!

– Я шучу, Ларример! Так, предлагается выездная коляска и пара прекрасных лошадей… да на их содержании разориться можно! Опытная домработница ищет место, рекомендации в наличии… Автомобили компании «Трагар» – лучшие в мире… как же, знаю я их колымаги. Полчаса едут, три – чинятся… Патентованное средство для роста волос для мужчин и женщин… угу, от такого, пожалуй, и облысеть недолго! Ларример, я никак не возьму в толк, что вас так возмутило?

– Взгляните на обороте, сэр, – нахмурился он. – Это еще не всё!

Я перевернул страницу.

– А-а…

Ну, теперь мне было доподлинно ясно, что так взволновало старого дворецкого. Прямо посредине газетного листа красовалось большое объявление (а рекламное место нынче недешево!). Стилизованный рисунок изображал дамский корсет во всех подробностях, вокруг роились ангелочки с садовыми лейками в руках и зачем-то оный корсет старательно поливали. Ах вон оно что! «Нержавеющие корсеты «Риофрю» – лучший выбор для современной дамы!» Надо же, чего только не придумают… Они что, полагают, дама отправится купаться прямо в этом сооружении? Хотя она ведь может попасть под дождь… Или они имели в виду материал? Ну, тогда это уже «железная дева» какая-то! Может, он еще и пуленепробиваемый? Хотя зрелище, наверно…

Отогнав излишне фривольные мысли, я обратился к Ларримеру:

– По-моему, очень забавная картинка. Не вижу в ней ничего предосудительного. Смотрите, на ангелочках даже фиговые листики есть…

– Сэр, вы снова изволите шутить! – с горечью сказал дворецкий. – В прежние времена никто и помыслить бы не посмел выставить… выставить… это на всеобщее обозрение!

– Бросьте, Ларример, – засмеялся я. – Все течет, все меняется… Смотрите, вон еще реклама парижских шелковых чулок, которые не рвутся ни при каких обстоятельствах!

– Сэр!

– И замечательных кальсон со штрипками, для настоящих джентльменов, – добил я. – Ну право, вас же никто не заставляет разглядывать все эти картинки?

– Нет, сэр, но вы, как достойный…

– Будьте спокойны, Ларример, я вообще не заглядываю на страницы с объявлениями, – сказал я. – Что я там потерял?

Кажется, мои слова немного его успокоили, но только немного.

– Но, может быть, все-таки вы откажетесь от подписки, сэр? – жалобно спросил он.

– Ну уж нет! В «Зеркале» печатают самые полные биржевые сводки, – отрезал я. – И еще дают объявления о конкурсах общества цветоводов и…

Тут я понял, что конспиратор из меня никудышный…

– Но это же на первой странице, – поспешил я добавить, – а там нет никаких… хм… безобразий. Успокойтесь, Ларример, все в порядке!

– Да, сэр, – произнес он голосом полным скорби и удалился, по-прежнему держа злосчастную газету за уголок.

Правда, минут через пять он вернулся.

– Сэр…

– Что такое, Ларример?

– Письмо, сэр. Ума не приложу, как я мог пропустить его… Должно быть, выронил: оно лежало у самой двери…

– А, бросьте казниться, – сказал я и взял плотный конверт коричневой бумаги. Ну да, все верно, Виктору Кину, эсквайру, лично в руки. Интересно, что там?

В конверте оказалась некая брошюра. Обычно я выбрасываю рекламные проспекты не читая, но на этот раз почему-то решил взглянуть. Наверно, на меня подействовала беседа с Ларримером. Итак…

Через полминуты я понял, что моя привычка избавляться от таких брошюрок немедленно очень верна. Кто только сочиняет подобную чушь?! «Всего лишь короткий курс лечения нашим препаратом, и ваша мужская мощь возрастет стократно!» Дальше было несколько скабрезных абзацев, восхваляющих чудодейственное средство, делающее мужчину неотразимым, и кратенькое примечание: дескать, препарат еще и избавляет от любых нежелательных последствий, коим чреваты случайные связи… И да, рисунки там тоже наличествовали.

Фу ты, ну и пакость! Теперь понятно, почему «лично в руки»: не приведи боже, подобное попадется на глаза какой-нибудь даме… Но откуда у этих мошенников мой адрес? А впрочем, они, должно быть, рассылают свои брошюрки по списку из адресной книги…

Как нарочно, камин не горел: сегодня было слишком тепло. И как прикажете избавляться от этой гадости? Если Ларример ее увидит, боюсь, я попросту лишусь дворецкого!

Пришлось спрятать конверт со всем содержимым между книгами. Главное, не забыть потом сжечь его!

Следующие несколько дней не были примечательны совершенно ничем, если не считать радостного события – на моей прекрасной Neolloydia conoidea наконец-то раскрылся восхитительный цветок! Признаться, я уже и не надеялся, что она когда-нибудь расцветет, и это стало для меня приятной неожиданностью.

Ну а в субботу меня ждало интереснейшее мероприятие: цветоводческая выставка в нашем ботаническом саду. Конечно, сам я участвовать не собирался: во-первых, я старался не афишировать свое увлечение (у меня и без того репутация немного эксцентричного джентльмена), во-вторых, пришлось бы вынести наружу моих нежных питомцев, а весна хоть и выдалась теплой, но только для местных уроженцев. Боюсь, даже недолгое пребывание на открытом воздухе могло бы стать губительным для многих моих подопечных.

Итак, я мало рассчитывал увидеть новые экспонаты – кактусами в наших краях, по-моему, занимаются всего несколько человек (с ними я состою в переписке), и у них нет ничего такого, чего не оказалось бы в моей коллекции. (По правде сказать, я стараюсь поменьше упоминать об имеющихся у меня редкостях, чтобы не вызывать профессиональной зависти, а лишь поддерживаю беседы о тонкостях ухода за нашими колючими любимцами и делюсь небольшими секретами – все для-ради питомцев!) Но вдруг?.. Кроме того, я ничего не имею против других растений и всегда рад полюбоваться роскошной геранью или благоуханными гиацинтами.

Тщательно одевшись (и не забыв проверить, все ли у меня в порядке с глазами), я собрался отправляться.

– Ну и времена пошли, – ворчал Ларример, подавая мне легкое элегантное пальто. – Вот при старом хозяине в этакое место только господ пускали, да и то с разбором… А теперь – глядите-ка! Набежит толпа не пойми кого, чего доброго, какую-нибудь леди толкнут или вовсе своруют что-нибудь…

– Боже мой, Ларример! – вздохнул я. Мой дворецкий неисправим, но я к нему давно привык. – Не беспокойтесь, у входа дежурят констебли, вовсе уж скверно одетую публику они не пропустят. Я уж молчу о подозрительных личностях! Более того, вход платный, средства, кажется, пойдут на благотворительные цели… Не переживайте так.

– Как прикажете, сэр, – сказал он, открывая дверь, и его седые бакенбарды встопорщились от сдерживаемого негодования. – Сэр! Возьмите трость!

– Ларример, ну зачем она мне? – взмолился я, но он уже протягивал мне отцовскую трость с серебряным набалдашником в виде львиной головы.

– У вас с нею исключительно элегантный вид, сэр, – довольно сказал дворецкий.

«Ладно, я всегда могу забыть ее в машине», – подумал я и отбыл.

У входа в ботанический сад уже было многолюдно, мне пришлось оставить автомобиль неподалеку и немного прогуляться. И да, я все же захватил трость: во-первых, кто-нибудь может польститься на дорогую вещь, а это все-таки память об отце, а во-вторых, зачем мне выбитое стекло в машине? Судя по тому, как посматривали на меня дамы, вид у меня и впрямь был солидный и весьма привлекательный… Впрочем, они и так частенько на меня посматривают.

Уплатив за вход, я направился по аллее, раскланиваясь со знакомыми и время от времени перебрасываясь с кем-нибудь парой слов о погоде. Вступать в длительные беседы у меня не было никакого желания.

Я миновал первый павильон, где глаз ласкали буйные переливы пышных соцветий гераней, затем окунулся в кружащий голову аромат павильона весенних цветов: острый запах гиацинтов пастельных расцветок; почти незаметный среди остальных, горьковатый – нарциссов. Здесь же красовались великолепные тюльпаны (особенно гордо выглядел владелец нескольких черных махровых цветков), еще какие-то неведомые растения… Каюсь, я скверно разбираюсь в первоцветах, но этот запах спутать не мог ни с чем! Здесь собралась небольшая толпа, но природа наделила меня изрядным ростом, и я сумел заглянуть поверх голов. Ландыши! Вот это сюрприз! Впечатленный, я отправился дальше.

Вот павильон с розами – их оказалось немного, пока ведь не сезон, а мало кто содержит теплицы, но там нашлись премилые миниатюрные создания. Розы я люблю, они напоминают мне моих питомцев наличием шипов… Тут же разместились дивные в своей холодной красоте гардении с их будто восковыми листьями, азалии…

Наконец я добрался до павильона с экзотическими растениями. Попадались мне уже виденные когда-то и вовсе не ведомые – это было любопытно. Но, конечно, ни одного кактуса, если не считать огромного молочая, выдаваемого за оный кактус. Увы! Выглядят они и впрямь похоже, но уж я-то не спутаю! Разумеется, я промолчал: большинству это безразлично, а чего ради портить настроение публике и владельцу?

На одной из площадок царило сущее столпотворение: дамы восторженно ахали, господа вздыхали. Снова меня выручил рост: я увидел под стеклянными колпаками замечательные орхидеи. Рядом стоял бдительный хозяин. Не представляю, каких трудов стоило ему доставить эти капризные растения в ботанический сад по нынешней-то погоде! Насколько я помню, далеко не все они хорошо переносят прохладу…

Тут я заметил знакомую фигуру и попытался было ретироваться, но было поздно. Ко мне приближалась миссис Таусенд, волоча на буксире несчастного супруга.

– Миссис Таусенд, – приподнял я шляпу. – Инспектор…

– Мистер Кин! Рада видеть вас! – воскликнула она, дама дородная, рослая и, судя по всему, сильная. – Я знала, что непременно увижу вас сегодня, вы ведь не пропускаете ни одной выставки!

– Равно как и вы, миссис Таусенд, – улыбнулся я. О да, супруга инспектора была без ума от гераней, и ее растения неизменно брали призовые места. – Позвольте поинтересоваться, как нынче ваши успехи?

– Две розетки, мистер Кин, – рассмеялась она. – Еще бы одну, и я побила бы собственный рекорд, но, увы, я не могла захватить малютку Рози – места в машине не хватило…

Я подавил смешок: миссис Таусенд тоже давала имена своим растениям. В этом мы с ней были совершенно одинаковы!

Инспектор испустил мучительный вздох. Он был абсолютно равнодушен к цветам, но вынужденно сопровождал супругу и, более того, грузил ее ненаглядные герани в автомобиль и выгружал их лично – прислуге это не доверялось.

– А как ваши дела, инспектор? – учтиво спросил я, но в этот момент миссис Таусенд тихонько взвизгнула.

– Что случилось, дорогая? – встревожился он.

– Джордж… – прошептала она, наклоняясь к самому его уху, но я расслышал. – Джордж, мне показалось, что меня кто-то… потрогал…

Инспектор резко развернулся, но позади все та же толпа восхищалась орхидеями.

– Тебе показалось, милая, – сказал он уверенно. – Просто кто-то был не слишком осторожен. Давай отойдем в сторону… – И продолжил без перехода: – А дела мои, мистер Кин, из рук вон плохи!

– Даже так? – поразился я. Обычно инспектор не жаловал меня откровениями. Да он вообще меня не жаловал!

– Увы, – мрачно ответил он. – Дорогая, а почему бы тебе не взглянуть на вон ту замечательную пальму поближе? Кажется, я вижу на ней цветок!

Понятливая миссис Таусенд (все-таки супруга полицейского!) немедленно отошла. Я насторожился: похоже, инспектор намерен был затронуть щекотливую тему, каковые не принято обсуждать при дамах.

– Что-то стряслось на службе? – спросил я.

– Да… – махнул он рукой. – Участились случаи нападения на женщин. Хуже того, мистер Кин, есть и убитые, причем перед смертью их… хм…

– Я понял, – поспешно сказал я. Да уж, если это не неприятности, то не знаю, что ими и назвать! – И никаких идей, кто бы мог это делать? Быть может, маньяк?

– Мистер Кин, ну вы-то уж не лезли бы! – нахмурился инспектор. – Без вас как-нибудь разберемся, все управление на ушах стоит… – Тут он сменил гнев на милость. – Не похоже на маньяка. Modus operandi разный в большинстве случаев. Может, он, конечно, маскируется, но от этого не легче – такую хитрую тварь поди поймай! Вон в Лондоне так и не изловили…

– Да, я читал об этом, – кивнул я. – Что ж, могу только пожелать вам успехов, инспектор, в вашем нелегком деле!

– И на том спасибо, – буркнул он. – Только попрошу не распространяться об этом! Паники еще не хватало!

– Инспектор, я ведь даже из дома редко выхожу, – развел я руками. – Какое там…

И тут раздался возмущенный крик. Инспектор снова резко развернулся, я от неожиданности налетел на него, и глазам нашим открылось престранное зрелище: некий прилично одетый джентльмен, отчего-то страшно раскрасневшийся, самым непристойным образом обнимал расфранченного юношу и, стыдно вымолвить, оглаживал его в таких местах, какие и упоминать не принято! Симпатичный юноша в модной шляпе и шикарном вишневом пальто отбивался, как мог, но силы были неравны. Мужчина зарычал и усилил напор.

Публика отвлеклась от орхидей…

– Эй, прекратите безобразие! – грозно рявкнул инспектор, направляясь к хулигану. – Мистер, вы что, пьяны?!

Собственно, а что еще можно было предположить?

Инспектор схватил мужчину за плечо и попытался оторвать от перепуганного юноши. Не тут-то было! Думаю, воспоследовала бы свалка, но тут незнакомец вдруг отпустил жертву и развернулся к инспектору. Физиономия его сделалась багровой, он выпучил налившиеся кровью глаза, а из ноздрей, по-моему, шел пар, как у разъяренного быка…

И не успел никто опомниться, как этот странный тип набросился на Таусенда, но, по-моему, с несколько иными намерениями, чем на помятого юношу, отступавшего бочком под защиту толпы. Инспектору силы не занимать, но дебошир был силен… ну да, как бык, и ревел так же. Ничего другого мне в голову не пришло.

Завязалась безобразная потасовка, в которую никто не рисковал вмешаться, и вот уже незнакомец принялся душить инспектора! Кажется, кто-то побежал за констеблями, но пока еще они явятся!

Я увидел, как от пальмы в дальнем конце павильона спешит миссис Таусенд с ридикюлем наперевес, и в этот момент вдруг вспомнил, что сжимаю в руке отличную трость. Зайти к незнакомцу со спины было проще простого, он ничего не видел по сторонам. Я коротко размахнулся… и тяжелый набалдашник моей трости обрушился на голову мерзавца одновременно с ридикюлем миссис Таусенд. Честное слово, не знаю, кто из нас его уложил…

Поверженный драчун оказался на земле. Побагровевший инспектор, потирая горло, повернулся ко мне и хрипло выговорил:

– С-спасибо, Кин…

Ну и разумеется, миссис Таусенд не нашла лучшего момента, чтобы свалиться в обморок!

Невдалеке заливались свистки опоздавших к веселью констеблей…

Происшествие это отравило мне все удовольствие от цветочной выставки и погожего субботнего дня.

Инспектор Таусенд, отправив дебошира в участок под конвоем констеблей, остался успокаивать супругу. Мне же пришлось поехать в полицейское управление, дабы изложить и подписать свои свидетельские показания.

Сам инспектор сделать этого не мог, и не только потому, что с точки зрения закона считался лицом пристрастным, а еще из-за того, что миссис Таусенд никак не могла пропустить церемонию награждения. Признаться, мне не понять такого тщеславия. Какая разница, оценил ли кто-то мои достижения? Главное, что они есть!

В полиции меня встретили с распростертыми объятиями: к моим услугам было кресло, больше напоминающее пыточное приспособление, чашка слабенького, еле теплого чая и приятнейшее общество инспектора Деверелла. Этот милейший господин руководствовался принципом «Если вы не подозреваемый – это не ваша заслуга, а наше упущение» и держался так, будто подозревал меня в преступном сговоре с драчуном, посмевшим напасть на инспектора Таусенда. Впрочем, до применения физических аргументов он не опускался, а риторикой меня не пронять. Я же упорно смотрел на Деверелла одним глазом, чем, кажется, довел его до белого каления.

– Смотрите мне в глаза, будьте любезны! – не выдержал он наконец.

– Простите, это невозможно, – улыбнулся я в ответ.

– Это почему же еще?! – возмутился инспектор.

Вместо ответа я вздохнул и вынул искусственный глаз. Знаю, на неподготовленных людей это производит сильное впечатление.

– Сложно смотреть одним в два, – счел я необходимым заметить, видя, что Деверелл онемел.

– Ну что ж… – выдавил он. – Продолжим…

В конце концов инспектору пришлось меня отпустить (видимо, за недостаточностью улик). Сверившись с часами, я выяснил, что визит в полицию отнял у меня порядочно времени, так что к обеду я опоздал. Ларример наверняка будет в ярости!

Молоденький констебль, которому было велено проводить меня на выход, весьма рьяно отнесся к этому поручению. Он зачем-то повел меня к черному ходу (видимо опасаясь, что у главного входа может притаиться засада).

Обстановка в полицейском управлении, надо признать, навевала самые унылые мысли: серые панели на стенах (трудно сказать, какими они были прежде, но теперь вытерлись до такого вот мышиного оттенка), немаркие темно-зеленые ковры и чахлый Neolloydia conoidea у зарешеченного окна, выходящего на соседний дом.

Разумеется, мимо такого издевательства над несчастным растением я пройти не мог!

– Констебль, будьте так любезны, переставьте горшок с этим милым растением в более солнечное место! – попросил я, останавливаясь, чтобы погладить бедный кактус. Клянусь, он почти мурлыкал под моими пальцами!

– Сэр, попрошу не останавливаться! – ломким баском возмутился он неожиданной остановке, чуть ли не подталкивая меня в спину.

– Только при условии, что вы сегодня же переставите цветок! – потребовал я сурово. Как ни жаль, от идеи умыкнуть бедолагу на глазах у блюстителя порядка пришлось отказаться…

– Как скажете, сэр! – Кажется, несчастный готов был пообещать мне все, включая свою бессмертную душу.

Довольно кивнув, я направился к лестнице. Нужно не забыть в следующий раз осведомиться о дальнейшей судьбе бедняжки Neolloydia conoidea. А я не сомневался, что следующий раз таки воспоследует…

Домой я добрался уже затемно. На стук дверного молотка (кстати, надо бы заменить его на современный электрический звонок, но Ларример наверняка воспротивится такому нововведению) долго никто не отзывался.

Наконец Ларример со скорбным видом распахнул дверь.

– Вы вернулись, сэр? – спросил он так, словно мне лучше было бы не возвращаться вовсе.

Хм, почему я чувствую настоятельную потребность извиниться?

– Дела, Ларример! – ответил я как мог более небрежно. – Представляете, на инспектора Таусенда напали прямо на выставке!

– А ведь я говорил вам, сэр! – тут же приосанился дворецкий. – На такие мероприятия нельзя пускать всяких уличных оборванцев! Простите, сэр.

– Полно вам, Ларример, – отмахнулся я. – Тот господин был вполне прилично одет и даже, кажется, надушен.

В памяти всплыл навязчивый запах, исходящий от хулигана. Это был пот, явно свежий, и еще какой-то странно знакомый аромат.

Впрочем, Ларример был не расположен рассуждать о парфюмерии.

– Сэр! – начал он сурово, помогая мне снять пальто. – Вынужден заметить, что обед остыл!

Судя по его тону, это событие по трагичности приравнивалось к гибели Помпеи.

– Ничего, сделайте мне несколько сандвичей и горячего чаю! – попросил я. – На улице сегодня свежо.

– Как прикажете, сэр! – ответствовал Ларример и с тем и отбыл.

Если бы я обладал чуть менее крепкими нервами, мне наверняка кусок бы не лез в горло. Ларример взирал на остывшую курицу, возлежащую на серебряном блюде в центре стола, так, словно она была его убиенной племянницей. Или даже дщерью.

После трапезы я перебрался в оранжерею – в обществе моих милых питомцев мне куда лучше думается. Пожалуй, нужно позаботиться о новом доме для малышки Анны: Astrophytum следует пересаживать каждые пять-шесть лет. Да и роскошный Джеймс, мой любимец Coryphantha, что-то загрустил…

Эта история никак не давала мне покоя. Вертелась в голове какая-то мысль, но я не мог ее уловить, и это ввергало меня в беспокойное расположение духа. А в таком состоянии я склонен к спонтанным поступкам, о которых порой сам потом сожалею.

Вот и сейчас, не выдержав, я быстро собрался и отправился… разумеется, в полицейское управление. На мою удачу, инспектор Таусенд оказался на месте и согласился меня принять.

– Мистер Кин, – сказал он, когда мы обменялись приветствиями, – и что же привело вас сюда вновь? Мой коллега сказал, после беседы с ним вы вылетели прочь пулей!

– Скорее, меня вытолкали взашей, инспектор, – печально сказал я. – А вообще-то я к вам по делу.

– Да ну? – поразился он, внимательно приглядываясь ко мне. Интересно, Деверелл рассказал ему о моем фокусе или нет? Таусенд-то знает лишь о том, что я слеп на левый глаз, а вот о прочем не осведомлен. – И что же стряслось? Вас обокрали? Или, может, машину угнали? Или что-то снова случилось с вашим кузеном?

– Боже упаси! Я, инспектор, явился к вам, чтобы выручить одного несчастного узника…

– Какого еще узника? – вытаращился на меня Таусенд.

– Невинно страдающего, – скорбно сказал я. – Находящегося на грани гибели…

– Мистер Кин, вам голову не напекло, часом? – заботливо поинтересовался инспектор, потом посмотрел в окно: сегодня было пасмурно. – Или, может, жар у вас?

– Ничего подобного, – заверил я, сдерживая улыбку. – Просто когда я был здесь в прошлый раз, то увидел совершенно заморенный экземпляр Neolloydia conoidеa…

– Какая еще конно-идея?! – возопил замученный Таусенд. – Вы издеваетесь, что ли?

– В мыслях не было! Простите за профессиональный жаргон… Видите ли, там у вас на одном подоконнике стоит кактус, почти уже погибший. А я, между нами, большой их любитель. Вот зашел спросить, нельзя ли мне его… хм… спасти? Нет, разумеется, если он проходит по инвентарным спискам…

– Вы меня уморите, мистер Кин, – расслабился инспектор.

– Я готов возместить ущерб или, скажем, приобрести для украшения коридора какое-либо тенелюбивое неприхотливое растение…

– Да заберите так! – махнул он рукой. – Я сам не знаю, откуда здесь эта колючка. Может, от предшественников осталась… И надо было такого наболтать, а?! Узник, понимаешь…

– Благодарю, инспектор! – воскликнул я. – А как поживает другой узник?

– Еще кактус? – нахмурился он.

– Да нет же, тот сумасшедший, который вас едва не придушил. Он кто? Беглый каторжник?

– Бросьте, – сказал Таусенд. – Самый обыкновенный бакалейщик. Как в себя пришел, штраф уплатил, так и выпустили.

– Но он ведь на вас напал! – заметил я.

– Я же не при исполнении был, – вздохнул инспектор. – А ловко вы его! Надо себе тоже трость завести…

– Благодарю, – скромно ответил я. – Надо же… бакалейщик! А может, он сумасшедший?

– Нормальнее нас с вами, – сделал мне сомнительный комплимент Таусенд. – Доктор его осматривал. И раньше, этот Питерсон говорит, никогда с ним такого не было. Наверно, припадок случился – там в павильоне духота-то какая!

– Да, это верно. Ну, хорошо, что все обошлось, – улыбнулся я и поднялся, прощаясь. – Благодарю за кактус, инспектор!

Он только фыркнул в ответ, а я забрал с памятного подоконника (давешний констебль выполнять свое обещание не спешил!) колючего страдальца и преспокойно вышел из здания. Констебль у входа (другой, постарше) даже внимания на меня не обратил, будто у джентльменов нынче в моде прогуливаться с кактусами наперевес!

Итак, узнал я не очень много, но достаточно. Много ли в городе бакалейщиков? Думаю, достаточно. А по фамилии Питерсон? Вряд ли! Можно спросить в первой же бакалейной лавке, конкурентов все знают, да и в лицо я его помню…

– Ну что, Конно-идея? – весело спросил я у кактуса, пристроив его на заднем сиденье. – Поедем искать нашего бакалейщика!

Я решил проехаться по лавочкам и порасспрашивать местных обитателей. Надо сказать, мой сверкающий автомобиль, медленно ползущий по узким улочкам не самых респектабельных кварталов, производил неизгладимое впечатление на здешних жителей. Кактус на сиденье – тоже. Мальчишек за мной неслось десятка два, никак не меньше! Кстати, а это мысль!

– Эй, – окликнул я ближайшего пацана и показал ему монетку. – Знаешь, где живет бакалейщик Питерсон?

Тот огорченно помотал головой.

– Я! Я знаю! – вперед протолкался оборванный, но очень бойкий рыжий мальчуган. – Через улицу от нас!

– Дорогу показать сможешь? – Вряд ли бы я понял его путаные объяснения, а плутать не хотелось.

– Конечно, мистер!

– Тогда беги вперед и показывай, – кинул я ему монету. – Приведешь, получишь еще!

Наверно, он рассчитывал, что я впущу его в автомобиль, но нет уж, потом сиденья не отчистишь…

Мой маленький проводник не подвел, вскоре я уже затормозил возле небольшого домика. Кажется, лавка уже не работала, во всяком случае, покупателей я что-то не приметил.

– Там он, там! – запрыгал мальчишка, сунув нос внутрь. – Он допоздна торгует! Давайте монету, мистер!

– Лови, – сказал я, выбираясь из машины. Потом подумал и прибавил еще одну. – Присмотри, чтобы до автомобиля никто не дотрагивался.

– Непременно, мистер! – обрадовался очередному заработку парнишка, а я, осторожно придерживая полы светлого пальто, подошел к двери лавочки.

Обычно в бакалейных лавках стоит приятный аромат кофе, шоколада, мука и та придает воздуху своеобразный, чуть пыльный запах, но здесь все было иначе.

«Похоже, хозяину пора проверить срок годности консервов», – подумал я, смерив взглядом пирамиды банок и склянок и сдерживаясь, чтобы не поднести руку к лицу. А лучше – вульгарно зажать нос!

Хотя нет, это не был запах испорченного паштета (не то чтобы я был специалистом по этому запаху, но все же…). Мне уже приходилось обонять нечто подобное, но где и когда?

Хозяин скучал за прилавком. На лице его была написана вселенская тоска, и немудрено: ни единого покупателя! Впрочем, я не удивлен…

– Сэр? – встрепенулся он, когда звякнул колокольчик над дверью. – Что вам угодно?

– Это вы – Питерсон? – спросил я, чтобы исключить любую возможность ошибки. В лицо-то я его узнал, но бывают же похожие люди! Я ведь его тогда не слишком пристально разглядывал, не до того было.

– Да, сэр, – нахмурился он.

– О! Вы-то мне и нужны, – сказал я. Запах сделался сильнее, и я решил не подходить ближе. – Это ведь вы были на цветоводческой выставке недавно? И напали на человека?

– Вы из полиции, сэр? – мрачно спросил он. – Или это я на вас напал? Так я ведь все уже рассказал, штраф заплатил… Говорю ж, ничегошеньки не помню! Помрачение какое-то нашло, и вас я тоже не помню, уж простите!

– Да что вы, Питерсон, – махнул я рукой. – Это я должен перед вами извиниться!

– Сэр?! – Глаза у него полезли на лоб, а буйные нечесаные волосы чуть не встали дыбом.

– Да-да. Видите ли, это я вас ударил, чтобы остановить! – О миссис Таусенд я благоразумно умолчал. – Надеюсь, не слишком сильно?

– Что вы, сэр… – пробормотал он и взъерошил шевелюру волосатой ручищей. – Ну, шишка вскочила, подумаешь… Хорошо, что стукнули, не то неизвестно, до чего бы дело дошло! Грех бы на душу взял!

– Ну там уж полисмены бежали, оттащили бы, а я лишь немного поторопил события. И, поверите ли, места себе не находил – рука-то у меня тяжелая! В полиции сказали, что вас отпустили, вот я и разыскал вас, чтобы удостовериться – вы в полном здравии.

– Да вроде того… – вздохнул он.

– Но что же это с вами такое приключилось? – не отставал я. – Не от духоты ли?

– Да что ж он, сэр, барышня какая, чтоб от духоты сомлеть? – раздался въедливый женский голос, и в лавке появилась крепкая женщина средних лет, наверное, супруга Питерсона. Довольно привлекательная, должен отметить, но, видно, держит муженька под каблуком. – Он давно уже на людей бросается!

– Да-а? – заинтересовался я, а бакалейщик начал ковырять прилавок крепким ногтем. – А мне сказали, доктор никакой болезни не нашел…

– Так он здоровей быка! – высказалась миссис Питерсон. – Ясное дело, нету у него никаких болезней! Разве что… – Тут она замялась.

– Что такое? – мягко спросил я.

– Мать! – Наверно, Питерсон хотел рявкнуть, но вышло почему-то жалобно.

– Немощь на него напала, – сообщила словоохотливая женщина. – Так это уже прошло! Лекарство выпил – и прошло. Лучше б не пил, ведь покоя не дает!

Да, в приличном обществе миссис Питерсон делать нечего… В ином случае я развернулся бы и ушел, но сейчас я должен был докопаться до сути!

– Лекарство? Что же это за волшебное средство? – старательно удивился я.

– А порошочек, – охотно ответила она, решив видимо, что на меня тоже «напала немощь». – Несколько раз принял – и все! Я уж сперва обрадовалась, прямо молодость вспомнила, а потом аж взвыла! Днем по хозяйству крутишься, ночью тоже покоя не дает, где мне сил-то взять? Это он, бугай здоровый, за прилавком стоит, а я?.. А поди откажи – прям звереет! Пару раз чуть не прибил, окаянный!

У меня начало светлеть в мыслях.

– Мать!.. – прохрипел багровый бакалейщик.

– Еще и нести от него стало, как от душного козла, – припечатала миссис Питерсон. – Не настираешься! И всех покупателей распугал!

И тут я вспомнил этот запах. Тот самый, что обонял в цветочном павильоне! Значит, так пахло от Питерсона… Интересно, почему?

– А раньше ваш муж проявлял агрессию? – спросил я, увидел в глазах женщины непонимание и поправился: – Поднимал на вас руку?

– Да попробовал бы только! – подбоченилась она. – Я б ему сковородкой сразу!.. А под подушку-то ее не положишь! Да и… побоялась бы я. Он какой-то чумной делается, ничего не соображает, слов не слышит, прет дурниной…