Сады пяти стремлений Панов Вадим

– По тому, что я наблюдаю, здесь скорее будут оазисы, а не реки, – вставил своё слово Дорофеев. – Эта сковородка чересчур раскалена.

– Надеюсь, Помпилио не пришлось её преодолевать, – прошептала Кира.

Прошептала едва слышно, однако Базза услышал, дёрнул щекой, посмотрел рыжей в глаза и кивнул.

– Пустыня кажется большой, – произнёс Крачин, продолжая разглядывать землю в бинокль. – Пойдём вдоль берега или над континентом?

– Над континентом, – уверенно ответил Дорофеев. – Пустыни рано или поздно заканчиваются.

– А вдруг она занимает весь континент?

– Это будет означать, что мы ошиблись континентом, адира, – мягко сказал Базза. – Проблемы с водой не позволили бы переселенцам построить здесь развитую цивилизацию.

– Люди упорны и умеют удивлять, – не согласился Аксель. – У переселенцев должны были быть с собой инструменты и припасы, чтобы обустроиться.

– Даже в пустыне? – удивилась Кира.

– Люди упорны, – повторил Крачин, и Дорофеев кивнул, поддерживая помощника. – Это наше самое главное качество.

– Не всякие обстоятельства можно победить упорством.

– Всякие, адира.

– Позвольте согласиться с Акселем, адира, – вернулся в разговор капитан. – Во время путешествий мне доводилось видеть поразительные примеры мужества и умения людей приспосабливаться к самым неблагоприятным обстоятельствам. На Сельере, спасаясь от частых ураганных ветров, люди строят города в котлованах как естественных, так и искусственных. На очень холодной Хееде жители видят воду только в виде льда и растапливают его для своих нужд.

– Не проще ли им переселиться?

– Хееда необходима в качестве перевалочного пункта к большому скоплению планет, к тому же на ней добывают уникальный молочный жемчуг – создающие его моллюски живут во льдах.

– Герметикон велик…

– Да, адира, Герметикон велик. Мы с мессером побывали во многих его уголках и много видели, и я думаю, что если мессер оказался здесь, то шансы на выживание у него хорошие.

– Вы пытаетесь меня утешить?

– Ни в коем случае, адира, – качнул головой Дорофеев. – Мессер прекрасно подготовлен и знает особенности пустынь. Поверьте: ему не составит труда отыскать воду.

– Если она здесь есть.

– Я ещё не видел пустынь, в которых не было бы хоть капли воды. А если она – эта капля – есть, мессер её найдёт.

– Спасибо, Базза.

– К вашим услугам, адира. – Капитан помолчал. – Или в пустыне, или за её пределами мы обязательно встретим людей и с их помощью организуем масштабные поиски мессера и наших товарищей. – Пауза. – Если, конечно, мессер ещё не возглавил местные племена.

Шутка вызвала смех и у Киры, и у Акселя.

Однако следующие часы заставили их засомневаться в словах Дорофеева.

Цеппель неспешно, поскольку находился в поиске, шёл над пустыней, всё дальше и дальше удаляясь от берега, а пейзаж не менялся, словно она, мёртвая, решила посмеяться над цепарями, отчаянно надеющимися отыскать своих друзей. Песок, камни, скалы… Скалы, камни, песок… И всё это время Кира не покидала мостик. Молчала, то разглядывая пустыню через окна, то погружённая в задумчивость, держалась очень хорошо, однако Дорофеев видел, что рыжая на грани. Таинственное исчезновение Помпилио ударило по ней очень сильно, и с каждым часом его отсутствия Кире становилось всё труднее оставаться спокойной. И чем дольше летел «Пытливый амуш», тем лучше рыжая осознавала грандиозность стоящей перед ними задачи. Чужая, оторванная от Герметикона планета, о происходящем на которой им ничего не известно. И не только о происходящем: они не представляют себе географию этого мира и то, где искать Помпилио. Он может оказаться в лиге к северу, умирать от жажды, прячась в тени скалы, а они просто пройдут мимо… И ещё он мог утонуть, оказаться в воде в бессознательном состоянии и не суметь себя спасти. Он мог повстречаться с диким животным и погибнуть. Он… Переживания рвали душу Киры, заставляли кусать губы и сжимать кулачки… А потом она переводила взгляд на внешне спокойного и собранного Дорофеева и понимала, что должна учиться у капитана сохранять хладнокровие.

И училась.

И лишь однажды не сдержалась.

Нет, не закричала, не устроила истерику – высказалась. Они сидели в креслах: Базза – в своём, Кира – в кресле мужа. Других кресел на мостике не было. Выпили кофе, который принёс Валентин, а когда он ушёл, рыжая очень тихо сказала:

– Вы очень спокойны для наших обстоятельств, Базза.

И так упрекнула Дорофеева.

Капитан помолчал, едва заметно улыбнулся, поняв, что там, где иная женщина зашлась бы в истерике, адира дер Даген Тур сумела ограничиться коротким замечанием, и, не собираясь ни обижать Киру, ни обижаться на неё, ответил:

– Вы ведь знаете, что мы с мессером воевали друг против друга на Бреннане?

– Да, капитан.

– И вы знаете, что мессер спас меня от смерти?

– Помпилио вас очень уважает, Базза.

– Мессер сказал, что история межзвёздных перелётов обеднела бы без меня.

– Помпилио не умеет льстить.

– Я знаю. – Он выдержал паузу. – Мессер считает меня своим другом, адира. Он никогда об этом не говорил, но я это знаю. И это знание для меня очень важно. Мы не уйдём с планеты без моего друга и вашего мужа, адира.

– Спасибо, Базза, и… – Она тихо вздохнула. – Извините меня.

Он кивнул:

– Всё будет хорошо, адира. Мы справимся.

И, словно подтверждая слова капитана, на весь мостик прогремел голос вперёдсмотрящего:

– Вижу цель!

– Люди? – Дорофеев вскочил с кресла.

– Строение.

– Взять курс на него.

«Пытливый амуш» медленно повернулся и направился к приземистому зданию, выстроенному из обработанных коричневых камней и представляющему собой довольно большой купол с круглым отверстием на самом верху. Точнее, о том, что там есть отверстие, Кира узнала чуть позже. А сначала она обратила внимание на венчающую купол башенку, которая изрядно пострадала от ветра:

– Как интересно: зачем они сделали чёрную башню?

И услышала в ответ:

– Имя этой башни – Печать Прощения, – очень серьёзным тоном произнёс Дорофеев. – Она четырёхугольная, и на каждой её стороне написано «Боль». И ещё она чёрная, обязательно чёрная, чтобы подчеркнуть горечь тех, кто её ставил. Купол может быть любого цвета и из любого материала, который окажется под руками, но Печать – всегда чёрная. Печать Прощения символизирует нашу горечь и нашу веру в то, что больше этому не бывать. Она такая, потому что только чёрное может закрыть ему дорогу. – Капитан выдержал короткую паузу, но изумлённая Кира не стала его перебивать. – Люди, которые здесь живут, знают правила, и они очень постарались, чтобы притащить сюда чёрный камень. Но они это сделали, и я надеюсь, у них всё получилось.

– Кому закрыть дорогу? Кому ему? – Рыжая кивнула на строение. – Что это?

– Вы ещё не догадались, адира? – Капитан грустно улыбнулся. – Это могильник для умерших от Белого Мора. И он выстроен по всем канонам Герметикона. – Дорофеев помолчал и закончил: – Приземляться не будем.

– А вот матушку мою поминать, пожалуйста… э-эээ… не надо, – скромно попросил Мерса, скосив глаз на Помпилио.

– Это ещё почему? – поинтересовался сериф, слегка удивлённый проявлением смелости от того пришельца, которого он успел записать в «рохли».

– Вы её совсем… э-эээ… не знали, – объяснил Энди. – Извините.

– Ну и что?

– Вот и не надо её… э-эээ… поминать.

Несколько мгновений плечистый сериф таращился на отнюдь не похожего на атлета алхимика – робкого, хилого сложения очкарика, большой нос которого был единственной его значимой приметой, после чего выдал классический для всех миров Герметикона вопрос, выдающий человека, может, и хорошего, но не то чтобы образованного:

– Ты очень умный, что ли?

– Ну… – Мерса поразмыслил и выдал ответ правильный по смыслу, но совершенно неверный по ситуации: – Да. Я… э-эээ… имею честь быть доктором алхимии.

– Какого университета? – неожиданно спросил сериф.

– Гинденбергского, – машинально ответил Мерса.

– Это где такой?

– Э-эээ… – Алхимик вновь посмотрел на Помпилио, но тот продолжил хранить высокомерное молчание.

Собственно, поэтому серифы и набросились с расспросами на несчастного и совершенно неприспособленного к допросам Энди.

После того как шхуна пришвартовалась к причалу Вонючего рынка, название которого, как ни печально, полностью соответствовало действительности – рыбой здесь не пахло, а именно воняло, один из рыбаков немедленно бросился за стражниками, а капитан быстро и не торгуясь продал подошедшим оптовикам мизерный улов. И даже успел разгрузиться к приходу серифов – трёх высоченных, бритых наголо здоровяков, облачённых в некое подобие летней формы полицейских со Шпарсы. Мерса там никогда не бывал, но Бедокур, шифбетрибсмейстер «Пытливого амуша», рассказывал, что форма у них дрянь: «И выглядит отвратительно, и рвётся, едва дёрнешь». А поскольку бедовый Бедокур «вступал в противоречие» едва ли не со всеми блюстителями порядка Герметикона, не доверять его словам у алхимика не было никаких оснований. Что же касается Помпилио, то его тонкий вкус в принципе не принимал никакой моды, кроме классической адигенской, и никакой униформы, кроме принятой на Линге. И потому одежда местных стражей вызвала у него отвращение, которое он даже не попытался скрыть.

К счастью, блюстители порядка не заметили выражения его лица, поглощённые рассказом капитана.

Капитан, в свою очередь, почти не запинаясь доложил, что обнаружил чужаков в открытом океане и сразу же, будучи примерным и законопослушным гражданином, доставил их властям. Примите, так сказать, и запишите мои показания, если положено – выдайте награду… К сожалению, насчёт награды получилось невнятно, поскольку именно в этот момент возникла первая суматоха – неожиданно выяснилось, что треть чужаков таинственным образом исчезла с борта шхуны, что вызвало естественную и агрессивную реакцию серифов: чужаки были объявлены шпионами, закованы в наручники и препровождены на патрульный катер, где и состоялся предварительный допрос. К сожалению, главарь серифов не был достаточно внимателен и не обратил внимания на то, что Мерса то и дело поглядывает на Помпилио, не понял, кто в паре чужаков главный, и сосредоточился на том, который хоть и не очень понятно, но всё-таки отвечал на вопросы. А капитан, получивший невнятное, но грубое обещание – «С тобой разберёмся позже!» – не стал объяснять блюстителям порядка тонкости взаимоотношений внутри парочки, за что дер Даген Тур мысленно решил удвоить его вознаграждение.

Собственно, в самый разгар допроса, когда недовольные ответами серифы были уже готовы применить силу, и прозвучала возмутившая Мерсу фраза о маме.

– Где третий шпион?

– Мы… э-эээ… не шпионы.

– Где третий шпион?

– Понятия не имею.

– Куда ты приказал ему идти?

– Я не приказывал, я был… э-эээ… на баке… и не видел…

– Почему он сбежал?

– Мы испугались.

– Ты испугался? – переспросил сериф.

Переспросил не просто так. Стражник видел, что перед ним отнюдь не воин, в отличие от второго пришельца, с допросом которого было решено повременить; но при этом чутьё подсказывало, что, несмотря на обстоятельства и проявляемую в разговоре робость, доктор алхимии его не боится. И его постоянные «э-эээ…» были вызваны не страхом, а привычной манерой вести разговор.

– Ты испугался?

– Конечно испугался, – с готовностью подтвердил Мерса, который знал, что таким здоровякам очень нравится чувствовать свою власть. – Вы ведь… э-эээ… власть, а я без оружия.

– Я тебя и без оружия уделаю.

Стражник почти решился применить силу, поднял увесистый кулак и… И кто знает, чем бы всё закончилось, если бы не его заместитель. Такой же здоровый и лысый, но, как оказалось, умнее.

– Синьор специальный сериф, можно вас на два слова?

Они отошли к другому борту, но, поскольку катер не отличался большими размерами, пленники слышали каждое слово разговора:

– Синьор специальный сериф, я не думаю, что их нужно бить, – произнёс помощник и тем предложил отказаться от привычной, давным-давно разработанной методики ведения допроса с неразговорчивыми задержанными.

– Это ещё почему?

– Потому что мы не знаем, кто они.

– Шпионы Фага.

– Почему вы так думаете?

– А кто ещё? – На взгляд специального серифа дело было предельно ясным. – Это наверняка они устроили погром, поэтому, когда мы вышибем из них признание, обязательно получим награду.

Помощник развёл руками:

– Как они могли устроить погром, если их вытащили из воды в пяти часах хода к юго-западу?

– Они специально плыли вокруг, но катер затонул, – мгновенно нашёлся специальный сериф. – Поэтому они не успели на погром, зато попались.

– Море спокойно третью неделю.