Драгун, на Кавказ! Булычев Андрей
– Что, получил, Барин, по горбу? Намылся?! – хохотнул сидящий напротив Фрол. – Поделом тебе, чтобы в следующий раз не зевал.
Вскоре от поваров подошли четверо рекрутов с бачками.
– На кажную пятёрку предназначена сия посудина! – возвестил громко ефрейтор. – С завтрашнего утра и хлебный припас с сухарями вам будет полагаться, а пока и это ешьте. К молитве!
Все сидящие за столом встали и негромко зашептали молитву, полагающуюся перед вкушением пищи. Димка, вслушиваясь в речь товарищей, тоже шевелил губами, но её слов он наизусть не знал. «В этом времени так нельзя», – тукала в голове мысль. Нужно было как-то врастать в эту жизнь. Даже в, казалось бы, такой мелочи, как сейчас, нужны были особые знания, которых у него пока ещё не было. Ведь сколько уже раз он замечал во время пути, как шептали перед едой степенные мужики, казаки и парни. А сколько их ещё, таких вот мелочей, предстоит пропустить через себя, чтобы они стали для него привычными. А ведь для людей из XIX века всё это далеко не мелочь, они действительно искренне верующие люди, просто для них это всё естественно, в отличие от него.
– К трапезе! – крикнул Панкратов, закончив молитву, и замелькали деревянные ложки.
Ячневая каша из дроблёного ячменя была холодной и скользкой, но кто же это сейчас замечал. Слышались только лишь громкое чавканье и стук ложек о медные стенки бачков. Начальство сидело отдельно, за дальним широким столом. У каждого там помимо каши в свойской тарелке была ещё краюха ржаного хлеба и парящая горячим глиняная кружка.
– Заканчиваем ужин! – крикнул ефрейтор. – Бачковые моют свои посудины у кадок. Всем остальным оправиться и построиться. Ждите пока нас и чтобы тихо!
Стемнело. К ефрейтору с солдатами подсели повара, и все они, трапезничая, вели неспешную беседу.
Строй рекрутов стоял молча подле крайнего навеса. Слышались только сопение и негромкий шепот.
– Кашу-то они вон с хлебом жрут и не торопятся, а ещё и овсяным киселём ее, небось, запивают, – проворчал тоящий позади Димки Антип. – А мы вот свою в брюхо наскоком, словно воробьи, закинули, и теперяча даже не поймёшь, ели вообще али, может, и нет.
– Да ладно тебе, Антипушка, – сказал со вздохом Захар. – Хоть это дали, а то, слышал же, в самом начале вообще ведь не хотели ужином кормить.
От главного каменного здания донеслась барабанная дробь, и Панкратов нехотя встал со своего места.
– Пошли, ребятки, вон уже и вечернюю зарю отбивают, пора этих вон укладывать, да и самим идти опочивать.
Вернувшееся в казарму отделение рассыпалось по своим нарам, и сразу же с мест послышались негодующие возгласы. Димка увидел свой развязанный узелок и валяющийся внизу старый кафтан.
С верхнего яруса спрыгнул Лёнька и зашарил в потёмках по земляному полу.
– Тимох, ты мою суму случаем не видал? – спросил он огорчённо. – Сумы на месте нет, а там ведь и полотно, и рубаха с портками новыми была, да много ещё чего мне маменька с собой положила.
– Нет, Лёнь, – покачал головой Димка. – У меня и у самого узелок вон развязан, да там так-то кроме лаптей и тряпки и брать ведь совсем нечего было.
В дальнем конце казармы у выхода мелькнул неяркий свет и раздался грозный начальственный окрик:
– Кому это там неймётся?! Сигнал отходить ко сну когда ещё был?! Если ещё хоть один крик услышу, вся рота на плац шагать выйдет!
– Емельян Назарович, господин унтер-офицер, да это новенькие там у себя шебаршатся! – послышалось из расположения рекрутов-«старичков». – А мы-то уже спим все давно! Не извольте гневаться!
– Эй, лапотные, а ну заткнитесь там, не то потом вам тёмную устроим! – раздались возгласы со всех концов казармы.
Полоска света приблизилась, и в центральном проходе выросла мощная фигура дежурного унтера. В руке он держал такую же масляную лампу, которую Димка уже видел ранее в уездном правлении. Язычок пламени колыхался, и световое пятно дергалось, освещая ряд нар и замерших на них людей. За унтером следовало ещё двое солдат с палками.
– Господин хороший, у меня тут добро пропало, – встав с лежанки, жалобно протянул Антип. – Ну как же это так, ведь из дому на проводах всё наложили!
– Какое такое добро, дурак?! – в негодовании выкликнул унтер. – Не слыхал разве приказ – ко сну всем отходить?! А ну-ка, быстро на выход пошёл! Берите его и наружу волоките! – кивнул он солдатам. Те подхватили мужика и, шпыняя его, потащили по серединному проходу. – У кого тут ещё чего пропало?! – проговорил унтер с угрозой. – Всё своё нытьё и жалобы – это к отделенному командиру утром, а сейчас всем спать! Ещё раз кого услышу, точно всю роту на плац выгоню!
Унтер развернулся и потопал в ту сторону, куда только что утащили Антипа.
Казарма молчала. Димка повозился на жёстком ложе и накрылся кафтаном с головой. На душе было серо и тоскливо. Куда же он попал?!
Глава 5. Палки
– Подъём! Подъём, рота! – слышался громкий крик со стороны входа в казарму. – Бегом выходи строиться! Бегом! Бегом, я сказал!
Толпа в серых мундирах спешила по центральному проходу. В неё влилась и партия новичков в крестьянских кафтанах. Снаружи слышались звук барабана и громкие крики. Рекруты, выбежав из здания, тут же занимали свои места на плацу.
– Куда прёте?! – выкрикнул здоровенный унтер, отпихивая в сторону новичков. – Вон туда, в самый конец общего строя вставайте, там сейчас ваше место!
– Сюда, сюда, стерлитамакские! – махая руками, орал ефрейтор Панкратов. – Совсем, что ли, слепые? Не видите вовсе меня?!
Двое его заместителей быстро сортировали подбегающих по шеренгам.
– Стоять ровно, олухи! Чтобы начальству глазом не за что было зацепиться! – покрикивали солдаты, выравнивая строй.
На середину плаца вышел молодой паренёк, примерно такого же возраста, как и Димка, с тростью в руках. Одет он был в мундир тёмно-зелёного цвета, перехваченный у пояса широким ремнём, с нацепленной на него шпагой. Поверх ремня виднелся шарф с кистями, на голове чёрная шляпа.
– Равняйсь! Смирно! – рявкнул от середины строя немолодой усатый военный и, подойдя церемониальным шагом к парню, вскинул руку к головному убору. – Господин прапорщик, учебные роты для утреннего рапорта построены! Докладывает старший фельдфебель Игнатьев.
Молодой офицер оглядел строй и крикнул звонким мальчишечьим голосом:
– Здравствуйте, рекруты!
– Здравья желаем, вашблагородье, – громогласно рявкнул строй в ответ. Даже отделение Панкратова умудрилось как-то не разрушить идиллию утреннего приветствия.
Прапорщик довольно улыбнулся.
– Молодцы, видать, хорошо вас вчера повара кормили, – изволил он пошутить.
– Рады стараться, вашблагородие, – грохнули в ответ учебные роты.
– Фельдфебель, что у нас там по распорядку? – спросил стоящего подле себя старшего унтера господин офицер. – Ладно-ладно, – махнул он рукой, даже не дослушав доклад, – давай-ка ты, братец, сам тут на месте распоряжайся. Проверку, развод на все работы и всякое прочее, что там положено. Потом уже ближе к обеду мне доложишься, что тут у вас да как, а я пока у себя буду.
И развернувшись, помахивая тростью, пошёл неторопливо в сторону кирпичного здания.
– Слушаюсь, ваше благородие, – козырнул ему вслед фельдфебель и, развернувшись к строю, поправил свою плоскую двубортную шляпу. – Распорядок дня на сегодня у нас следующий…
Отделение новобранцев стояло перед боковым крыльцом того самого каменного здания, где находилось начальство всего рекрутского депо. Время от времени дверь распахивалась, и ефрейтор Панкратов выкрикивал фамилии новобранцев.
– Блохин! – и из строя выбежал Лёнька. – Шапку тут, вот прямо у крыльца сымай, а заходя в комнату, докладывай громким голосом, кто ты есть таков, – поучал парня командир отделения. – Пошёл, пошёл, – подтолкнул он его в спину.
– Полночи на плацу на вытяжку стоял, до сих пор ещё ноги в коленях дрожат, – стоя в шеренге за спиной Димки, жаловался своему другу Захару Антип. – А перед этим ещё и палками били, аж спину ломит. Ох и злые же они здесь.
– Терпи, Антипушка, Бог терпел и нам терпеть велел, – успокаивал его Захар. – Мне урядник, что нас сюда рекой доставлял, сказывал, что такое завсегда и везде на рекрутских депо бывает. В самом-то полку оно уже там гораздо легчевее, пережить просто рекрутчину надо, именно так он и говорил. Особенно хорошо, ежели мы потом с тобой в нестроевые сумеем выйти. А здесь да, во всех учебных рекрутских командах всё нижнее начальство завсегда шибко зверствует, а господам офицерам, им ведь и дела никакого ни до чего нет, лишь бы видный порядок вокруг был. Перетерпеть нам это надобно.
Димка, стоя в шеренге, задумался, и его привёл в себя тычок палкой в бок.
– Ты чего это, глухая тетеря, на ногах, словно цапля, спишь?! – рявкнул подручный ефрейтора Фёдор. – Фамилия твоя как?!
– Калинин, – опешив, пробормотал Димка.
– Чегоо?! – протянул непонимающе солдат. – Какой такой Калинин? Ты чего же тут дурака из себя строишь?! Это тебя Гончаровым Тимофеем ведь звать?
– Ну да, так точно, он самый и есть, Гончаров я, – встряхнув головой, пробормотал опешивший Димка.
– А чего же ты, балда, Калининым-то тогда сейчас назвался? – проговорил солдат, выхватывая Димку из строя. – А ну-ка двигай быстро к господину ефрейтору, потом разберёмся!
– Гончаров Тимофей?! – крикнул из коридора Панкратов. – Почему так долго?! Бегом сюда, господин врач уже заждался!
Димка, подталкиваемый в спину солдатом, влетел в коридор и, перехваченный там ефрейтором, заскочил в приоткрытую дверь большой комнаты. За столом, спиной к окну сидел седой дядечка, а рядом с пером в руках, чернильницей и ворохом бумаг примостился, как видно, писец.
– Чего застыл, представься доктору, дурак! – зашипел Панкратов, тыча Димку в бок.
– Рекрут Гончаров Тимофей! – выкрикнул тот, глядя на медика.
– Ага, Гончаров, значится, – пробубнил тот. – Записывай, Егор, слух и голос у рекрута отменный, немоты нет. Сколько видишь пальцев? – И подняв руку, раскрыл полностью кисть.
– Так все пять, – пожал Димка плечами.
– Пиши, умом здрав, зрение хорошее, – кивнул писцу доктор. – А ну-ка теперь рубаху снимай, потом присядь пару раз, ну и повернись вокруг себя. После того подойдёшь вон к той стеночке, где выведены сажей отметки, и спиной к ним прислонись.
Димка выполнил всё то, что от него потребовали, и потом снова встал перед столом.
– А теперь рот пошире открой, – попросил его доктор. – Ну что, по росту он два аршина и около шести али даже семи вершков будет. С этим всё хорошо, горба у рекрута нет, руки и ноги у него целые, не чахоточный, водянки тоже не наблюдаю, передние зубы на месте. По всем требованиям нашего «Наставления врачам при наборе рекрутов находящимся» сей молодой человек для службы подходит, только уж больно он какой-то у вас худой.
– Откормим, Даниил Михайлович, – подобострастно глядя на врача, рявкнул Панкратов. – Не извольте беспокоиться, на казённых харчах и в непрестанных солдатских трудах, да ещё и на воздухе, он быстро у нас положенный вес наберёт.
– Ну-ну, – хмыкнул тот и махнул рукой писарю, – прописывай напротив евойной фамилии, Егорка, что он полностью годен к строевой службе безо всяких ограничений. А вот как же с Бородавкиным быть, тут я даже и не знаю. У него ведь трёх зубов спереди нет, как же он патрон скусывать будет. Ладно, это мы с господином капитаном решим, давай следующего заводите.
Ефрейтор толкнул Димку в коридор, и тот уже дальше сам выскочил на крыльцо.
– В строй встал! – рявкнул Фёдор, а из коридора уже выкрикивали новую фамилию: – Дрёмова Игната к врачу!
После врачебной проверки, где годными к службе признали всех, новобранцев погнали в ближайшую к депо общественную баню. В длинном бревенчатом здании было три помещения: предбанник с лавками, чтобы скинуть одежду, помывочная с широкими скамьями и небольшая парилка. Внутри бани было темно, душно и влажно.
– На всю помывку два десятка минут вам всем! – объявил Панкратов. – Так что особенно тут пара вы не ищите. Шайки в руки взяли, воду горячую из кадок налили в них, холодной разбавили, щёлока в кулак цапнули и быстрее грязь с себя снимать. Кто в парной долго сидеть будет, тот потом пот не успеет смыть. Небось, уж знаю, что сейчас говорю, не первый раз сюда команды гоняю.
Рекруты, скинув с себя одежду и расхватав деревянные тазики, забежали в большую помывочную комнату. Две масляные лампы, установленные в нишах стены, освещали мокрые тела мужиков, сидящих на длинных широких скамьях. Они плескались, натирали себя мочалкой с мыльным щёлоком (водным настоем из древесной золы) и ополаскивались сверху тёплой водой. Из парной выскочили несколько красных, распаренных парней и, похватав ковшики, с хохотом и криками окатили себя холодной водой. Димка натирал тело старой лыковой мочалкой и аж постанывал от наслаждения. Скажи ему кто раньше, что он будет вот так балдеть от обычной горячей воды и вообще от непонятно какого мыла, он бы ни в жизни тому не поверил.