Генрих Шестой глазами Шекспира Маринина Александра

Сцена 1

Лондон. Парламент

Трубы.

Входят король ГенрихVI, Эксетер, Глостер, Уорик, Сомерсет, Сеффолк, епископ Винчестерский, Ричард Плантагенет и другие. Глостер пытается подать бумагу; епископ Винчестерский хватает ее и разрывает.

К этому моменту всем вам, наверное, уже понятно, что соотносить действие пьесы с реальной жизнью – занятие пустое и бессмысленное. Если король Генрих Шестой явился на заседание парламента, то он уж точно не младенец. Значит, прошло много лет. События в Орлеане, как помните, имели место в 1428–1429 годах, когда королю было 6–7 лет. Стало быть, миновало с тех пор еще лет 10, никак не меньше. С другой стороны, Эдмунд Мортимер скончался в 1425 году, а тот парламент, на котором разбирался конфликт герцога Глостера и епископа Винчестерского, созывался в 1426 году. Одним словом, Шекспир с реальностью разошелся окончательно и бесповоротно, и мы больше не будем даже пытаться что-то уточнять и в чем-то разбираться. Короче, король уже достаточно взрослый, чтобы присутствовать в парламенте. На этом все.

Итак, Хамфри Глостер, дядя короля, пытается подать какую-то бумагу, Генри Бофор, епископ Винчестерский, этому препятствует и бумагу рвет.

– Что, донос на меня притащил? – злобно вопрошает епископ. – Долго сочинял, наверное, готовился? Если хочешь меня в чем-то обвинить, делай это вслух и без подготовки, и я тебе сразу отвечу при всех, мне подготовка не нужна.

– Кичливый поп! – восклицает Глостер. – Если бы не уважение к этим стенам, ты бы увидел, каков я в гневе! Если я подаю бумагу, то совсем не потому, что в ней ложь и я боюсь открыто ее огласить. О твоих подлых и гнусных делах даже дети знают. Ты самый злостный ростовщик на свете, ты враг мирной жизни, ты распутник, несмотря на сан священника. Ты, прелат, пытался меня убить! Куда ж больше-то. Уверен, что ты и королю желаешь зла.

– Глостер! Тебя я презираю! – негодует епископ. – Лорды, я готов ответить на обвинения. Если я такой порочный, алчный и спесивый, как здесь сказали, то почему же я так беден? Где мои деньги? Почему я верен духовному призванию и не лезу делать карьеру? Нет, милорды, корень зла не в том, что я порочен, а в том, что герцог хочет убрать меня с дороги и править страной единолично «и никого не подпускать к монарху». Я докажу ему, что равен…

– Кто равен? – возмущенно спрашивает Глостер. – Ты – мне? Ты, побочный сын моего деда?

– Ах, боже мой! А ты сам-то кто? Ты тиран, севший на чужой трон.

– Поп наглый! Я – лорд-протектор!

Стоп. Пауза и новая попытка разобраться. Если Хамфри Глостер до сих пор лорд-протектор, значит, король все еще не правит самостоятельно. Официально Глостер был протектором до 1429 года, то есть королю Генриху Шестому исполнилось к тому времени 7–8 лет. Сессия парламента, как уже говорилось, состоялась в 1426 году. Королю 4–5 лет? Возможно. Ну, поглядим, что будет дальше. Может, он действительно просто сидит, изображая монарха и болтая ножками в высоком кресле.

– Ты протектор, а я – прелат божьей церкви, – ответствует епископ.

– Ага, ты такой же прелат, как разбойник, который грабит людей, прикрывшись маской рыцаря.

– О нечестивый Глостер!

– Ой, можно подумать, ты сам очень благочестив.

– Меня защищает Рим!

– Вот и беги в свой Рим за защитой.

В ссору вмешивается граф Сомерсет:

– Милорд, не наносите оскорблений.

Судя по тому, что Сомерсет обращается к Хамфри Глостеру, он собирается защитить епископа Винчестерского, то есть встает на его сторону и готов признать его правоту. Что ж, все естественно, ведь мы помним, что епископ, Генри Бофор, приходится родным дядей и Эдмунду Бофору, и Джону Бофору-младшему, хотя до сих пор так и не ясно, кого из них имел в виду Шекспир под именем «граф Сомерсет». Точно известно одно: оба они – сыновья Джона Бофора-старшего, родного брата Генри Бофора. Сомерсету отвечает уже не протектор, а граф Уорик:

– А пусть ваш епископ не заносится!

Стало быть, граф Уорик примыкает к сторонникам Глостера. Расстановка сил постепенно принимает более ясные очертания. Сомерсет, однако, не обращает внимания на Уорика и продолжает говорить с Глостером:

– Вам следует быть более благочестивым и все-таки проявить уважение к духовному сану.

Глостер по-прежнему игнорирует Сомерсета, и за него вновь вступается Уорик:

– Как по мне, так это епископу следует быть более смиренным. «Прелату эти распри не к лицу».

– Но когда оскорбляют священный сан… – пытается возразить Сомерсет.

Однако Уорик перебивает его, не давая закончить мысль:

– Священный, не священный – все равно. Герцог Глостер – протектор короля, это неоспоримо, и это означает, что он главный.

Ричард Плантагенет, наблюдая парламентскую свару, думает: «Надо сидеть тихо и молчать. Если я скажу хоть слово, меня тут же осекут, дескать, помолчи, любезный, не вмешивайся, когда лорды разговаривают. Эх! Как бы я хотел сейчас высказать Винчестеру все, что я думаю!»

Слово берет король Генрих. Ну наконец-то! Сейчас мы, бог даст, хоть что-нибудь поймем про этот персонаж.

– Дяди Винчестер и Глостер, вы верховные правители страны. Прошу вас, пожалуйста, помиритесь, соедините «сердца в любви и дружбе». Для репутации нашего трона нехорошо, что два таких знатных лорда ссорятся. Я, конечно, еще совсем маленький, но поверьте мне, гражданская война – это очень плохо для государства.

Юн годами, значит. Сам это признает. Так все-таки сколько Генриху лет?

За сценой крики: «Бей бурые кафтаны!»

Бурые кафтаны, как вы помните из сцены перед Тауэром, – это слуги епископа. Значит, в данный момент кто-то призывает восстать против Винчестера. Кто? Нам уже заявили его непримиримого врага, герцога Глостера.

– Что там за шум? – спрашивает король.

– Я уверен, что смуту затеяли люди прелата, – тут же отзывается граф Уорик.

Снова крики: «Камней! Камней!» Входит лорд-мэр Лондона.

– Ваше величество! Уважаемые лорды! Пожалейте наш город и его жителей, велите протектору и епископу отозвать своих людей. Мы издали запрет на ношение оружия – так они набили карманы камнями и «молотят друг друга по башкам, на улице все окна перебили». Торговцы даже вынуждены были закрыть лавки.

Входят, продолжая драться, слуги Глостера и епископа Винчестерского с окровавленными головами.

– Повелеваю вам прекратить! – царственно произносит король. – Дядя Глостер, уймите эту драку.

– Ну уж нет! – отзывается один из дерущихся, обозначенный как Первый слуга. – Даже если вы запретите нам использовать камни в качестве оружия, мы им зубами в глотку вцепимся.

– Только попробуй! – отвечает ему Второй слуга, противник по драке. – Мы вам не уступим!

Снова дерутся.

Глостер пытается остановить драку, уговаривает слуг прекратить «беззаконный бой», однако Третий слуга выступает с длинной речью:

– Ваша светлость, мы знаем, что вы человек прямой и справедливый и происхождением уступаете только королю. Мы не допустим, чтобы «чернильная душонка», этот епископ, оскорблял такого человека, как вы, родного отца всей нашей Англии. И мы сами, и наши жены и дети готовы погибнуть за вас.

Первый слуга подтверждает готовность пасть смертью храбрых за илорда Глостера, мол, если мы умрем, то подметки наших башмаков будут сражаться вместо нас.

Снова дерутся.

– Стойте! – кричит Глостер. – Если вы действительно преданы мне, «послушайтесь меня и бросьте драку».

Король Генрих заводит слезливую песню о том, как он любит мир и не любит ссоры.

– О, как раздор мне угнетает душу! Милорд Винчестер, разве вас не трогают мои слезы и стоны? Неужели вы не смягчитесь? «Кому быть милосердным, как не вам?» Если вы, слуга церкви, так любите ссориться, то как вообще можно уговорить людей жить в мире?

Нытье юного короля, судя по всему, никого не трогает, и дело берет в свои руки граф Уорик:

– Прелат и герцог, уступите друг другу и помиритесь. Ваш отказ прекратить ссору может пагубно сказаться на судьбах страны и нашего государя. Смотрите, сколько бед и смертей уже породила ваша несчастная распря! Помиритесь, если не хотите, чтобы кровопролитие продолжалось.

Епископ упирается:

– Пусть Глостер смирится, а я не уступлю.

Глостер, как человек законопослушный (к тому же автор явно ему симпатизирует), говорит:

– Мне очень жаль короля, поэтому я уступлю, конечно. Но если бы не король, я бы своими руками вырвал сердце у Винчестера.

– Смотрите, епископ, герцог Глостер «из сердца ярость лютую изгнал» и успокоился. Вам тоже пора перестать злиться, – продолжает уговаривать Уорик.

Глостер протягивает епископу руку.

– Винчестер, вот тебе моя рука.

Епископ никак не реагирует, и вынужден подключиться сам король Генрих:

– Стыдитесь, дядя Бофор. Вы же сами меня учили, что злоба – великий грех. Неужели вы хотите взять такой грех на душу?

– Не стыдно вам, епископ? – поддакивает Уорик. – Король вам преподал урок. Уступите. Неужели вас не коробит, что малое дитя вынуждено учить вас добру?

Епископ Винчестерский, наконец, протягивает руку Глостеру:

Ну, так и быть. Любовью на любовь

Отвечу я, пожатьем на пожатье.

Глостер, разумеется, замечает отсутствие искренности в этом вынужденном перемирии, поэтому бормочет себе под нос: «Подозреваю, что никакой любви и примирения у него в сердце нет». Но вслух произносит:

– Смотрите, друзья, мы пожали руки, и это означает, что отныне между нами мир. И бог мне свидетель: я говорю искренне, без лицемерия.

Епископ тоже говорит сам себе: «Мало ли что я пообещал, выполнять все равно не собираюсь». Иными словами, автор подчеркивает характеристики своих героев: Глостер предвидит обман, но он благородный дворянин и готов следовать слову чести, епископ же Винчестерский изначально не собирается держать данное слово, то есть он подлый и коварный.

Король от всей души радуется, что дядюшки помирились (один-то и вправду дядя, но другой – дед, хотя в английской традиции принято не вникать в тонкости родственных связей – у них все, кто не родители и не родные братья-сестры, именуются дядями-тетями и кузенами). Генрих просит слуг последовать примеру их хозяев, помириться и разойтись.

Первый слуга отвечает:

– Я готов. Раз все закончилось – пойду к лекарю.

– Я тоже, – подхватывает Второй.

– А я лекарства поищу в трактире, – весело сообщает Третий. Вероятно, квалифицированная медицинская помощь ему не нужна, хватит и чего-нибудь крепкого для восстановления сил.

Лорд-мэр, слуги и другие уходят.

Граф Уорик подает королю прошение Плантагенета о восстановлении в правах. Герцог Глостер поддерживает просьбу:

– Я уверен, ваше величество, что вы все взвесите и найдете основания для возвращения титула Ричарду Плантагенету.

Генрих не возражает.

– Да, эти основания имеют силу, – говорит он. – Мы возвращаем Плантагенету все кровные права.

– Я тоже согласен, я как все, – тут же заявляет епископ Винчестерский.

– Если Ричард Плантагенет будет нам верен, – продолжает король, – он получит не только права Мортимеров, но и права доблестных Йорков, которым он приходится родственником и наследником.

– Клянусь быть вашим покорным слугой до конца дней, – торжественно обещает Плантагенет.

Король церемонно провозглашает Ричарда «истинным Плантагенетом» и «вновь пожалованным герцогом Йоркским». Ричард в ответ произносит все положенные по протоколу слова о долге и грозится убить всех, кто замыслит зло на государя.

Все хором произносят:

– Привет тебе, могучий герцог Йорк!

Однако ж граф Сомерсет общего восторга не разделяет, и пока все поздравляют новоиспеченного герцога, он бурчит: «Погибни ты, презренный герцог Йорк».

Глостер напоминает королю, что пришло время плыть во Францию и короноваться, как было прописано в договоре, заключенном между Генрихом Пятым и французским королем Карлом Шестым Безумным. Учитывая, что коронация Генриха в Париже состоялась в 1431 году, можно полагать, что «юному годами» королю в данной сцене около 9 лет. Но на расчеты Шекспира полагаться, конечно же, нельзя: он датами и сроками вообще не заморачивался.

Король публично подчеркивает главенствующую роль своего дяди Хамфри Глостера:

Глостер сообщает, что корабли готовы к отплытию.

Трубы. Уходят все, кроме Эксетера.

А вы, поди, уже и забыли, кто такой Эксетер? Не мудрено: автор бросил этого персонажа еще в первой сцене первого акта. Похоже, он и сам забыл, что такой человек есть в его пьесе, он ведь после Сцены 1 даже не упоминается в репликах других действующих лиц. Герцог Эксетер – это Томас Бофор, родной брат Генри Бофора, епископа Винчестерского, лорд-адмирал Англии, член регентского совета при малолетнем короле. Вспомнили? Настоящий Томас Бофор, герцог Эксетер, вообще-то давно уже умер, в 1426 году, то есть при том парламенте он еще был жив, а вот события вокруг Орлеана и все последующие случились уже после его смерти. Но это ничего, мы привыкли и внимания не обращаем.

Ничего важного для сюжета в монологе герцога Эксетера нет, в нем звучат только тревожные предсказания, дескать, неизвестно, что теперь нас ожидает в связи с враждой Глостера и епископа, и похоже, что все будет очень плохо.

Сцена 2

Франция. Перед Руаном

Входят переодетая Жанна д’Арк и четыре солдата, одетые крестьянами, с мешками на плечах.

Скажу сразу: в этой сцене не будет никаких комментариев по поводу соответствия фактам Столетней войны, ибо они смысла не имеют. Эпизод выдуман Шекспиром от начала до конца, поэтому комментировать тут абсолютно нечего. Жанна д’Арк никогда не брала Руан с французскими войсками, этот город оставался под властью Англии еще много лет после ее смерти.

Итак, Жанна привела солдат, переодетых крестьянами, к воротам Руана. Перед ними стоит задача проникнуть в город под видом торговцев зерном, обследовать территорию, найти самое уязвимое для атаки место и подать сигнал дофину Карлу, что он может идти на приступ.

Они стучат в ворота, представляются бедными французскими крестьянами, которые пришли продать зерно, их впускают. Жанна твердо уверена, что уж теперь-то Руан падет!

Входят Карл, Бастард Орлеанский, Алансон, Рене и войско.

– Если Жанна найдет безопасный путь для вторжения, как она даст нам знать? – спрашивает Бастард.

– Она зажжет факел на башне. Это будет означать, что тот путь, которым она сама вошла в город, защищен слабее всего, – объясняет Алансон.

А тут как раз и Жанна поднимается на стену с пылающим факелом в руках. Военачальники воодушевленно собираются на штурм города. Затем на сцене появляется сражающийся Толбот, из слов которого становится понятно, что французы победили, англичане сдали Руан, и виновата во всем «проклятая колдунья, злая ведьма». Слышится шум битвы, на сцене происходят стычки.

Далее из города выносят в кресле герцога Бедфорда. Входят с ним Толбот и герцог Бургундский. Затем на стену всходят Жанна д’Арк, Карл, Бастард, Алансон и Рене.

Жанна с факелом

Жанна ведет себя вызывающе и грубо, открыто глумится над побежденными англичанами, Толбот не остается в долгу, называя ее «мерзостной ведьмой», и предлагает французам сразиться на поле боя, потому что взятие города хитростью и коварным предательством не может считаться достойной победой. Французские военачальники отказываются, чем вызывают презрение великого полководца Толбота:

Жанна уводит французов со словами:

Жанна д’Арк и другие уходят со стены.

Комментарии, как говорится, излишни. Можно исписать целую страницу, издеваясь над наивностью автора пьесы, который думает, что такими дешевыми трюками он может укрепить военную славу Англии и «лично товарища Толбота», а заодно и «опустить» французов. Фальсификация – повод для смеха, что правда, но в таких масштабах это уже не смешно. Поэтому лучше я промолчу. Вы сами все видите.

Джон Толбот клянется сделать все возможное, чтобы вернуть Руан под власть Англии. Герцог Бургундский с ним солидарен. Они предлагают герцогу Бедфорду перебраться в безопасное место:

– Так требуют недуг и возраст ваш.

Но Бедфорд категорически отказывается:

– Я буду здесь сидеть, пусть солдаты меня видят, это поднимет их боевой дух.

– Довольно слов, – решительно говорит Толбот. – «Сберем свою рассеянную рать и по врагу хвастливому ударим».

Уходят все, кроме Бедфорда и его слуг.

Шум битвы. Стычки. Входят сэр Джон Фастолф и офицер.

– Куда вы так спешите, сэр Фастолф? – спрашивает офицер.

– Куда я так спешу? Спасаюсь бегством. Мне кажется, опять нас разобьют, – отвечает Фастолф.

Офицер ушам своим не верит.

– Вы что, бросаете Толбота?

– Да я готов всех Толботов на свете бросить. Жизнь дороже.

Фастолф уходит, офицер бросает ему вслед презрительные обвинения в трусости и пожелания погибнуть.

Фу-у, какая пакость… Ну вот зачем возводить клевету на человека? Зачем порочить его репутацию? Да, я понимаю, во времена Шекспира принято было думать, что Джон Фастолф проявил трусость при Орлеане. Ну ладно, про Орлеан автор все сказал, все нам показал, Фастолфа детально обсудил, но для чего же придумывать еще и то, чего не было? Подбросить дров в топку ненависти, чтобы оттенить смелость и мужество Толбота? Может, и так. Но все равно противно.

Звучит сигнал отбоя. Стычки. Из города выбегают Жанна д’Арк, Алансон, Карл и другие.

Бедфорд с удовлетворением смотрит, как бежит поверженный враг, и произносит предсмертную речь, мол, я увидел разгром французов – теперь можно помирать с чистой совестью. Он умирает, его уносят в кресле.

Шум битвы. Входят Толбот, герцог Бургундский и другие.

– Надо же! Потеряли город и в тот же день вернули! – шумно радуется Толбот. – Это не просто победа, это двойная победа и двойная слава!

Бургундец отвечает высоким комплиментом военным талантам и доблестям Толбота.

– А где же Дева? – язвительно спрашивает Толбот. – Где хвастливый Бастард? Где дерзкий Карл? Никого нет. Ничего, мы восстановим в городе порядок, поставим опытных офицеров, а сами поедем в Париж. Туда прибыл юный Генрих, наш король, для коронации. Только сначала нужно организовать достойные похороны Бедфорда. Он был храбрым воином и очень добрым человеком.

Правда здесь только в том, что герцог Бедфорд действительно похоронен в Руане. Все прочее – плод авторской фантазии.

Сцена 3

Равнина близ Руана

Входят Карл, Бастард, Алансон, Жанна д’Арк и войско.

Жанна старается подбодрить своих полководцев:

– Случайное поражение – не повод для отчаяния, – говорит она. – Если ничего невозможно исправить, то уныние все равно не поможет. Если вы пойдете за мной, я приведу вас к победе.

Дофин Карл ей верит.

– До сих пор ты руководила нами, и мы не сомневались в твоем воинском искусстве. Одно поражение ничего не значит.

Почему же одно-то? Совсем недавно нам показали, как французы во главе с Жанной бежали из Орлеана в одном белье, когда город отбили англичане. Шекспир уже забыл об этом? Или Карл и Жанна забыли? Второе – маловероятно, так что скорее первое. Когда наспех переделываешь чужое, косяки неизбежны.

– Давай, Жанна, придумай еще какую-нибудь хитрость, – просит Бастард Орлеанский.

– Да уж, придумай, – вторит ему Алансон, – позаботься о нас.

– У меня есть план, – говорит девушка. – Мы перевербуем герцога Бургундского. Пусть бросит Толбота и идет с нами.

– Ох, милая, если у нас это получится, мы будем в полном шоколаде. Тогда мы уж наверняка прогоним англичан из Франции, – мечтает дофин Карл.

– Точно, прогоним навсегда, – поддакивает Алансон. – У них даже самого крохотного графства здесь не останется.

– Вот увидите, у меня все получится, – самоуверенно обещает Жанна.

В отдалении слышны барабаны.

– О! Слышите? Английские войска направляются в Париж, – говорит она.

Английский марш. Входит и проходит в отдалении Толбот со своим войском. Затем звучит французский марш. Входит герцог Бургундский со своим войском.

– Нам повезло, – говорит Жанна, – герцог в арьергарде, он отстал от своих. Вот сейчас мы его и отловим для разговора.

Трубят к переговорам. Дофин Карл громко объявляет:

– Переговоры с герцогом Бургундским!

– Что ты мне скажешь, Карл? – недовольно спрашивает герцог. – Говори быстрее, я тороплюсь.

Карл шепчет Жанне:

– Давай, постарайся, уболтай его.

Бургундский герцог, Франции надежда,

Помедли, выслушай твою служанку, – велеречиво начинает Жанна.

– Что ж, говори, но только покороче.

И Жанна начинает льстивую вкрадчивую песню о том, как прекрасна Франция, как она страдает от войны и как будет хорошо, если славный воин герцог Бургундский направит свой меч в другую сторону и начнет воевать против англичан. Тогда Франция перестанет истекать кровью и сможет залечить свои раны.

Герцог начинает колебаться, слова Жанны производят на него впечатление. А Жанна меж тем продолжает излагать свои аргументы:

– Сейчас англичане тебя облизывают и всячески превозносят, потому что ты им нужен. Как только они победят и утвердятся во Франции, они об тебя ноги вытрут, ведь ты для них перебежчик, изменник, а изменников никто не любит, им не доверяют. Предал один раз – предаст и во второй. До поры до времени они об этом не говорят, пока пользуются твоими деньгами и твоими солдатами, но когда все закончится – сразу вспомнят. Веры тебе не будет, и карьеру ты у них не сделаешь. С тобой быстро расправятся. Ты воюешь против своей родины плечом к плечу со своими будущими палачами, не забывай об этом. Лучше вернись к дофину Карлу, он и его соратники с радостью примут тебя.

Вообще-то во всей этой ситуации нет ни капли смысла. Ну да, герцог Бургундский Филипп Добрый действительно воевал вместе с англичанами и потом разорвал отношения с ними, да только Жанна к тому моменту давно уже была казнена путем сожжения на костре. Вы ведь не забыли, что король Карл Шестой Безумный лишил своего сына, дофина Карла, права наследовать престол за то, что кто-то из близких приятелей дофина по недоразумению убил батюшку нынешнего герцога Бургундского? Тем самым и без того непростые отношения Франции и Бургундии были испорчены окончательно. А сынок убиенного, нынешний герцог Бургундский, просто хотел поквитаться за смерть отца и сделать пакость дофину, потому и примкнул к англичанам. Какой же смысл ему переходить на сторону Карла? Ровно никакого. Более того, Жанна абсолютно права насчет отношения к изменникам и перебежчикам, а это означает, что после победы французов несчастного бургундца, вернись он к Карлу, ожидает точно такая же участь, какую ему только что напророчила Дева на случай победы англичан.

Однако шекспировский герцог далек от всех этих резонов, он наслушался патриотических речей и «поплыл».

Видите, как все просто. Даже Жанна, слушая герцога, не может удержаться от ухмылки:

– Вот истинный француз: то их, то наш.

Это уж совсем как-то не политкорректно, господа. Понятно, что перед автором стояла задача максимально возвысить англичан и столь же максимально унизить французов, но все-таки рамочки-то надо знать…

Карл, Бастард и Алансон наперебой приветствуют перевербованного герцога Бургундского, высоко оценивают мастерство Жанны в переговорах и готовятся составлять новый план военной кампании.

Сцена 4

Париж. Дворец

Входят король ГенрихVI, Глостер, епископ Винчестерский, Йорк, Сеффолк, Сомерсет, Уорик, Эксетер, Вернон, Бассет и другие. Навстречу им Толбот со своими офицерами.

Джон Толбот обращается к королю Генриху:

– Я узнал про ваш приезд во Францию и приостановил военные действия, чтобы иметь возможность прибыть к вам и засвидетельствовать свое почтение. Слава всех моих побед – заслуга Господа и лично ваша, мой повелитель.

В общем, «дорогой товарищ Леонид Ильич Брежнев». Мы это тоже проходили.

Король спрашивает у Глостера:

– Дядя Глостер, это тот самый Толбот, который так давно воюет во Франции?

– Да, государь, тот самый.

Очень хорошо. Помнит, значит, он, как отец говорил. Когда Генрих Шестой родился? 6 декабря 1421 года. А папа его, Генрих Пятый, умер 31 августа 1422 года. Младенцу было чуть меньше девяти месяцев. И он, конечно же, отлично помнит папины рассказы о войне. Опять Шекспир забыл, о чем написал в Сцене 1 первого акта. Или начало пьесы все-таки написано не им? Ох ты боже ж ты мой…

– Мы прежде ни разу не встречались, – продолжает король, – и так вышло, что вы не получили от меня ни наград, ни благодарностей. Сейчас мы это исправим. Я жалую вам титул графа Шрусбери. Займите достойное вас место на церемонии коронации.

Трубы.

Уходят все, кроме Вернона и Бассета.

Вернон, как мы помним, сторонник Ричарда Плантагенета, нового герцога Йоркского. В последующем диалоге нам показывают, что Бассет – сторонник алой розы, то есть графа Сомерсета. Дворяне начинают словесную перепалку, которая переходит в драку: Вернон наносит Бассету удар.

Бассет возмущен до глубины души.

– Мерзавец! Ты же знаешь закон военного времени: тому, кто обнажил меч вне поля боя, положена смертная казнь. Если бы не этот закон, я бы сейчас достал оружие и убил тебя. Но я пойду к королю и попрошу у него разрешения расквитаться с тобой.

– Подлец! – отвечает Вернон. – Я тоже пойду к королю и тоже попрошу разрешения. Потом встретимся и посмотрим, чья возьмет.