Раздразнить дракона. Интервью для Мэри Сью Мамаева Надежда

За каких-то четверть часа ящер наломал две здоровенных охапки лапника и начал готовить себе лежанку, причем исключительно на одну персону. Впрочем, и мне дракон милостиво оставил своей зеленой колючей добычи, чтобы хватило на лежанку. А затем Брок демонстративно завалился спать.

Я же сидела, задумчиво глядя на огонь. Глаза буквально слипались. Но я все же пересилила себя: надо было просушить вещи, что вторые сутки прокисали у меня в поклаже. Не сказать что время оказалось совсем уж не властно над ними: водолазка успела не только высохнуть в форме сморщенного финика, но и основательно задубеть. Пришлось аккуратно ее распрямлять. От джинсов шел характерный душок.

Развесила свои вещи на нижних ветках и поняла: хоть режь, а третью ночь на дереве я не проведу. Потому по примеру дракона соорудила из остатков лапника некое подобие ложа в паре метров от Брока.

– Хватит копошиться. Ложись давай, если сегодня у тебя нет желания изображать белку, – недовольным голосом отозвался дракон.

А я-то думала, он уже десятый сон видит, а оказалось – бдит. Легла на лапник: неудобным оказался каждый сантиметр. В тело что-то впивалось, мешало, кололо. Повернулась на бок. Потом на второй. На спину. И тут до слуха донесся вой.

Одинокая и полная отчаяния песнь зверя. Звучала она у черта на куличках, но страх имеет свойство сокращать расстояния. Зато бок Брока вдруг показался мне далеким.

Придвинула свою лежанку на полметра. Это нехитрое действо отчего-то успокоило мои нервы. Правда, ненадолго. Мне начали мерещиться шорохи в темноте, взгляды из кружева листвы… Моя постель приблизилась еще на полметра к спящему дракону.

Я улеглась, на этот раз в твердой уверенности: все. Мне больше ничего не угрожает. Но вдруг откуда-то донесся скрип, словно несмазанные дверные петли приветствовал сквозняк, и я настороженно замерла… Не выдержал Брок.

Он поднялся, подошел ко мне, все еще лежавшей на лапнике, и рывком подтянул его к себе:

– Так будет быстрее, и я смогу хотя бы выспаться, – пояснил он свои действия.

Между мною и драконом было расстояние в несколько ладоней, когда я, все еще изображавшая замороженного суслика, услышала ровное неглубокое дыхание Брока. Он спал.

Вместе с этим знанием и на меня снизошел сон. Измученный разум решил, что сверхурочная работа, да еще и в ночную смену – это уже слишком. Потому сновидений у меня не было.

Посреди ночи я проснулась то ли от стона, то ли от крика. Брок метался в кошмаре. Не знаю, что ему пригрезилось, но у меня при взгляде на дракона, который бился, словно в силках, и никак не мог проснуться, в глубине души родился безотчетный страх, из тех, что подкатывают к горлу тошнотой и бросают в панику. На спине выступил холодный пот, а сердце забилось настолько бешено и гулко, что пульс отдавался в ушах.

Я никогда до этого не видела, чтобы человека так скручивало, будто пронзало насквозь, заставляя тело выгибаться дугой от кошмара. Что же должен был пережить Брок, чтобы его прошлое, просочившееся сквозь пелену сна, выворачивало наизнанку и не отпускало, не давало проснуться?

Потрясла его за плечи, силясь разбудить. Не вышло. Зато сильные руки сжали меня настолько крепко, что еще немного – и затрещали бы ребра.

Я решила оказать первую помощь. Себе. Потому саданула дракона ногой. Метила в колено, но то ли у меня с анатомией не лады, то ли мишень попалась дюже верткая… Хотя эффекта я достигла – Брок ослабил хватку.

Вот только не могу поручиться, что после своей самоспасательной операции я не нанесла невосполнимый урон будущему поголовью драконов. Зато с точностью могу утверждать: нынешнюю популяцию попаданок отстояла с честью.

Брок охнул, распахнул глаза, и я увидела, как его зрачок из змеиного перетекает в человеческий.

– Твою ж… за что? – только и выдохнул он сквозь зубы.

– Зато я защитила тебя. – Дракон все еще лежал подо мной, правда, уже перестал крутиться и изображать угря, нашпигованного хреном и перцем.

– Защитила… – подозрительно начал Брок.

– Да. От твоих кошмаров. Ты вопил почище нашей верстальщицы Айзы Ооржак, которой принесли статью за час до сдачи номера в печать. А она, скажу тебе, сущая гарпия с луженой глоткой! – ляпнула я, вспомнив журналистскую бытность.

– Как орут гарпии-верстальщицы, я не слышал, но вот чарующую песнь могильной гарпии как-то довелось. – Шипение в голосе Брока неохотно уступало место досаде. – Знаешь, сначала она заманивала доверчивых путников на погост, а там нападала со спины, вгрызаясь в шею… Оттого не пойму, о каких ты воплях? Кстати, а что такое статья и зачем ее совать в печень?

– Сдавать в печать. – Я машинально поправила дракона и спохватилась: – Не увиливай! Ты так орал и метался, что мне жутко стало.

– Поэтому, чтобы тебе не было страшно, ты улеглась на меня сверху? – поддел ящер.

– Ни на кого я не… – начала и осеклась. Да эта рептилия форменно издевается!

Теперь я основательно разозлилась. А если учесть, что даже кровь во мне отрицательная, чего уж говорить о характере… В общем, дракон попал.

– Конечно. А еще решила воспользоваться случаем и твоей беспомощностью, чтобы над тобой надругаться.

Лицо Брока вытянулось от изумления, но меня уже понесло.

– Да, может, я, разузнав, что рядом со мной цельный ящеристый энг, сразу решила родить от него бастарда и заиметь обеспеченную жизнь на этой твоей твердыне. Надо-то всего ничего – забеременеть. И не важно, что через штаны и юбку. Ведь на каждом твоем головастике наверняка стоит знак качества, и по этой причине отцовство тебя подстерегает чуть ли не на любом углу. Так что да, на твою грудь я улеглась с единственной целью.

Всю эту тираду я выпалила оторопевшему Броку, у которого желание поддеть меня явно упало и закатилось за плинтус. Вообще заметила, что едва мужику напоминаешь о возможных последствиях его действий, которые через девять месяцев облачаются в памперсы, как даже у самых сильных и брутальных мачо сразу все падает.

– Пожалуй, все-таки прав был мой наставник, говоря, что для собственного душевного равновесия с девой стоит быть тактичным всегда, – нашелся через минуту Брок.

– Тактичным – в смысле вовремя прикинувшимся слепым, глухим и вообще дураком? – невинно уточнила я. В душе все еще бушевала злость, находившая выход в ерничестве.

– Наставник выражался иначе, более многословно. Но общий смысл ты передала верно, – парировал дракон и, дрыгнув ногой, чуть сварливо предложил: – Может, ты с меня уже слезешь? А то, знаешь ли… – Он многозначительно замолчал.

Зато его выразительный взгляд сказал о многом.

Я тут же скатилась с Брока, а, оказавшись на земле, еще и отодвинулась подальше. Тоже мне, блюститель нравов. Интересно, он вообще не мерзнет там, на заснеженной вершине своих моральных устоев?

– Да нужен мне твой конец любви и два мешка воспоминаний! – буркнула себе под нос, но, как оказалось, у драконов отменный слух.

Уже севший на своей лежанке Брок упер руки в землю и, ничтоже сумняшеся, вернул мне издевку:

– А кто-то недавно как раз заверял, что нужен, даже о бастардах заикался. Вы непоследовательны, госпожа Лекса.

– Учусь у вас, господин дракон, – ответила в тон.

Брок, видимо, хотел мне на это что-то возразить, но лишь покачал головой и задумчиво посмотрел на угли прогоревшего костра.

Я тоже сидела, изображая тишину. Правда, недолго. Глаза сами собой начали закрываться. Плюнула на все и легла на свое место. Уже засыпая, услышала:

– Спасибо, что разбудила.

Да уж, долго же до него доходило. Или это затянулся бой между собственной совестью и ненавистью к людям?

– Не за что. Только в следующий раз не пытайся меня убить, бултыхаясь в своем кошмаре.

– То же самое могу сказать и о тебе. Пожалуйста, больше не буди меня столь оригинальным способом.

– Договорились. – Я пребывала сейчас в таком состоянии, что проще было согласиться с чем угодно, чтобы от тебя отстали, и наконец-таки заснуть. И заснула бы. Вот только женское любопытство, будь оно неладно, подняло голову с подушки в последний момент.

Я всегда люто ненавидела эту свою черту. Моя пытливость порой была настолько же невыносима, как хлебные крошки в постели: сколько ни ворочайся, а не уснешь, пока не разберешься с ними решительно и до конца.

– А что тебе снилось? – Я посмотрела снизу вверх.

Брок сидел, все так же глядя на уголья. Четко очерченный профиль, короткая косица, острый нос.

– Война. – Всего одно слово, в котором смешались в гремучий коктейль и злость, и боль, и отчаяние. – Но не думай. Я еще не путаю реальность и воспоминания. Хотя порой во сне я заново переживаю то, чего уже не изменить. А просыпаюсь, лишь прожив очередной кошмар «от» и «до».

Брок замолчал, но потом сорвал травинку и, повертев ее в руках, произнес на выдохе:

– Сегодня первая ночь, когда кто-то смог меня разбудить. Я так и не досмотрел до конца свой сон-кошмар.

Дракон говорил тихо, спокойно, размеренно. Сейчас его плечи расслабились, спина выпрямилась. Будто мой провожатый скинул тяжкий груз. Он чуть склонил голову набок, словно аристократ на великосветском приеме, и последние отблески дышащих жаром красных углей, как дотошные дознаватели, высветили седую выбившуюся прядь, что днем пряталась в волосах дракона.

– Спасибо…

Благодарность была столь неожиданной, что я даже растерялась. А когда я теряюсь, сразу откуда-то возникает сарказм.

– Знаешь, я всегда считала, что помогать людям надо так, чтобы они в благодарность хотя бы не вредили, поэтому лучшим вариантом твоего «спасибо» будет дать мне выспаться. – И гордо повернулась на другой бок.

Я уплывала в сон. Звуки леса уже не казались такими страшными и пугающими, наоборот, нашептывали, будто колыбельную пели. Хотя, может, все оттого, что я знала – рядом сидит и не дремлет, бдит, думая о чем-то своем, дракон?

Вот только когда я, казалось бы, уже совсем ушла в страну грез, послышалось шуршание, а потом чья-то сильная рука чуть подтащила меня к большому теплому боку. Меня словно спеленало коконом теплоты, уюта и заботы. И это – посреди дикого чуждого леса.

Мысль, что я все же сошла с ума, была на сегодня последней внятной. А потом… мне пригрезилась пятилетняя сестренка. Она объясняла, что гулять – это значит отталкиваться ногами от земли и рассекать личиком воздух. Я чувствовала себя счастливой в этом своем простом сне, который был родом из детства.

Утро встретило меня сонным колючим мужчиной, у которого явно прогрессировал собственнический инстинкт. Иначе как еще объяснить, что Брок не только притянул меня к своей груди, но еще и закинул для верности ногу на мое бедро, а его дыхание щекотало мне макушку.

Из этого двойного захвата я выползала ужом, чувствуя себя сапером на минном поле. Аккуратно, по миллиметру, отодвинула его руку от своей груди, медленно отвела драконову ходилку и уже было обрадованно поползла, как наглая ящерова лапа опять притиснула меня к себе.

Брок, к счастью, от моих маневров так и не проснулся.

Плюнула на тихушничество и во второй раз, скинув хваталку драконистого собственника, резко откатилась. Ящер недовольно заворочался, но вроде бы не проснулся.

– Этого не было. Ничего не было… – начала я сеанс самовнушения.

Брок недовольно заворочался. Я посмотрела на мирно спящего наглеца: ну чисто ребенок, у которого отобрали любимого плюшевого мишку.

Ранний рассветный час покрыл все окрест легкой дымкой тумана. Вокруг разлилась тишина. Но не такая, от которой звенит в ушах, вовсе нет. Она была объемной, наполненной едва уловимыми звуками, которые к полудню уже и не различишь за дневной суетой. Где-то трубили гордые лебеди, крякал хлопотливый утиный выводок…

Вчера усталость и пряный, сотканный из недавних переживаний воздух утаили от меня лесной секрет: наверняка совсем недалеко есть протока или озерцо. Иначе откуда взяться песням этих лапчатых?