Комплекс хорошей девочки Кеннеди Эль

Глава девятая

Не успеваю я моргнуть, как Маккензи стягивает с себя платье. Она реально раздевается. Не догола, конечно, поскольку на ней остается белье. Мое разочарование прерванным стрип-шоу омрачается еще и тем, что она невероятно сексуально выглядит в этом лифчике и трусиках. Но, когда она несется к воде и быстро погружается в нее по шею, рациональная часть моего мозга наконец-то включается.

– Мак! – кричу я. – Возвращайся, черт тебя дери!

Она уплывает. Класс. Эта девчонка утонет, пытаясь спасти паршивую бродяжку. Выплевывая проклятья, я снимаю джинсы и ботинки и кидаюсь в воду вслед за Маккензи, которая уже доплыла до скал и теперь взбирается на них, чтобы вытащить собаку. Я изо всех сил плыву против течения, а волны упорно пытаются убить меня. В конце концов, я хватаюсь за один из камней и выбираюсь из воды.

– Ты сумасшедшая, тебе говорили об этом? – рычу я.

Дрожащая собака лежит у Мак на коленях, пока та пытается ее успокоить.

– Мы должны ей помочь, – просит она меня.

Вот дерьмо.

Это грязное, жалкое создание просто щенок, но вряд ли Маккензи сможет доплыть с ним до берега. Мне пришлось побороться с волнами, но я вешу вдвое больше, чем Мак.

– Давай ее сюда, – говорю я, вздыхая.

Когда я тянусь к собаке, она тут же прячется за Маккензи и почти соскальзывает со скалы, пытаясь убежать от меня.

– Давай, черт возьми. Или я или ничего.

– Все в порядке, малышка, он не такой страшный, каким кажется, – воркует Мак.

Тем временем я стою на месте и пялюсь на них обеих.

Дворняга все еще медлит, поэтому Мак, наконец, берет ее и передает этот несчастный мокрый комок шерсти мне в руки. Почти мгновенно испуганное животное принимается царапаться, стараясь выбраться на свободу. Нам предстоит та еще ночка.

Маккензи поглаживает собаку в попытке ее успокоить.

– Ты уверен? – спрашивает она. – Я могу попробовать…

Без шансов. Волны выбьют чертову псину у нее из рук, и она утонет, пока я буду тащить Мак до берега. Ни за что.

– Плыви, – приказываю ей. – Я за тобой.

Кивнув, она ныряет в воду и направляется к берегу. А я стою на камнях и начинаю убалтывать бедную дворняжку:

– Я хочу тебе помочь, ладно? Не кусай меня за лицо. Давай побудем друзьями следующие пару минут, идет?

Животное скулит, и, вероятно, это лучшее, что я получу.

Настолько аккуратно, насколько могу, я спускаюсь в воду и, держа собаку, как футбольный мяч над волнами, гребу одной рукой к берегу. Все это время чертова псина дергается, думая, наверное, что я пытаюсь ее прикончить. Лает, царапается. Пытается вырваться. Каждый раз, когда она делает это, моей плоти становится все меньше. Как только мы достигаем берега, я отпускаю собаку, и она несется прямиком к Маккензи. Не за что, предательница.

– Ты в порядке? – беспокоится Мак.

– В полном.

Мы оба тяжело дышим после изнурительной борьбы с волнами. Теперь вокруг почти полная темнота, и единственный свет исходит от набережной, поэтому Маккензи для меня превращается в смутный силуэт.

Я выхожу из себя, приближаясь к ней.

– Что это, черт возьми, такое было?

Маккензи ставит руку на обнаженное бедро, а другой держит неблагодарную псину.

– Серьезно? – восклицает она. – Ты злишься из-за того, что я хотела, чтобы ты спас беспомощное животное? Она же могла умереть!

– Ты могла умереть! Видела течение, малышка? Это гребаное дерьмо могло утащить тебя в открытое море. По крайней мере, раз в год кто-нибудь здесь тонет, и это так по-идиотски.

– Я тебе не малышка, – ворчит она. – И ты что, назвал меня идиоткой?

– Если ведешь себя как идиотка, значит…

Я раздраженно встряхиваю головой, чтобы избавиться от влаги. От меня не ускользает, что собака делает то же самое. Что ж, похоже, мы оба – свободные животные.

Маккензи крепче прижимает к себе своего нового питомца.

– Я не стану извиняться за то, что у меня есть сердце. Поверить не могу, что ты был готов оставить этого щенка умирать. О боже. Я дружу с убийцей щенков.

У меня чуть челюсть не отваливается.

Господи, как же сложно с этой девчонкой. Я еще никогда так не старался, чтобы заполучить кого-то. И, даже несмотря на то, что меня чуть не искусали до смерти, да и к тому же обвинили в попытке убийства собаки, моя злость растворяется в приступе хохота. Я сгибаюсь пополам, капая морской водой на песок, и умираю от смеха.

– Почему ты смеешься? – требовательно спрашивает она.

– Ты назвала меня убийцей щенят, – продолжаю я хохотать. – Ты спятила.

Спустя секунду она тоже начинает смеяться. Взгляд собаки мечется между нами, пока мы, мокрые и полуголые, стоим и трясемся от смеха, как двое сумасшедших.

– Ладно, – смягчается она, когда, наконец, немного успокаивается. – Возможно, я немного перегнула палку. Знаю, ты просто волновался за мою безопасность. И спасибо тебе за то, что приплыл туда помочь. Я ценю это.

– Не за что.

Я поднимаю джинсы за пояс. Мои мокрые боксеры прилипли к промежности, из-за чего трудно застегнуть джинсы.

– Давай соберем наши вещи и поедем ко мне домой. Мне надо переодеться. Ты сможешь там обсохнуть, а потом я отвезу тебя.

Она молчит, уставившись на меня.

– Да, – вздыхаю я, – и захвати собаку.

Когда мы подъезжаем, я вижу, что в доме нет света. Ни мотоцикла Эвана, ни джипа, на котором мы ездим. Входная дверь закрыта. Мы с Мак подходим к порогу. Слава богу, внутри не такой ужасный беспорядок, как обычно. Наши друзья имеют скверную привычку использовать этот дом для вечеринок или для передышки между походами по барам, оставляя после себя его в плачевном состоянии. Мы с Эваном хоть и не следуем всеобщим правилам, однако стараемся содержать дом в чистоте. Все же мы не такие свиньи.

– Можешь воспользоваться моим душем, – предлагаю я Маккензи, указывая на дверь моей спальни на первом этаже после того, как включаю свет и беру себе пиво из холодильника. Я заслужил его, став спасителем этой дворняги. – Найду тебе одежду.

– Спасибо.

Маккензи носит сонного щенка на руках. В машине я разрешил ей оставить собаку здесь, а утром я отвезу ее в приют. Хотя меня уже начинают одолевать сомнения, что я смогу вырвать псину из ее рук.

Пока Мак в ванной, я достаю чистую футболку и джинсы, которые оставила у меня Хайди. Или, может, они принадлежат Стеф. Девчонки постоянно оставляют здесь свои вещи после вечеринок или пляжа, а я уже прекратил попытки их вернуть.

Я оставляю одежду, сложенную аккуратной стопкой на кровати, затем снимаю мокрые шмотки и надеваю футболку и спортивные штаны.

Пар, выходящий из-под двери ванной, невероятно соблазнителен. Я воображаю, как Маккензи отреагировала бы, если бы я вошел в душевую кабинку, встал напротив нее и сжал ее грудь в своих руках.

Стон застревает у меня в горле. Она бы наверняка схватила меня за яйца, но это того бы стоило – дотронуться до нее.

– Привет-привет! – кричит мой брат у входной двери.

– Я тут, – откликаюсь я и направляюсь на кухню.

Эван бросает ключи на разбитый деревянный кухонный островок, затем хватает пиво и прислоняется к холодильнику.

– Чем воняет?

– Мы с Маккензи спасли бродячего щенка на пристани.

Бедняга действительно воняет. Впрочем, я тоже. Просто замечательно.

– Она здесь? – По его лицу расползается злодейская ухмылка.

– В душе.

– Что ж, это оказалось легко. Я почти разочарован, что мне не удалось как следует этим насладиться.

– Это не то, что ты думаешь, – ворчу я. – Собака застряла между скал, и нам пришлось прыгать в воду и спасать ее. Я сказал Маккензи, что она может зайти к нам привести себя в порядок, а потом я отвезу ее домой.

– Отвезешь домой? Чувак, это твой шанс. Выиграй пари. – Эван нетерпеливо трясет головой. – Ты помог ей спасти щенка, ради всего святого. Она уже на крючке.

– Не будь мудаком.

Что-то в его словах задевает меня. План не то чтобы слишком праведный, но необязательно превращать его в нечто мерзкое.

– А в чем дело? – Эван не может притворяться, будто не рад тому, что план так отлично работает. – Это же просто совет.

– Ну. – Я делаю глоток пива, – держи его при себе.

– Привет, – слышу я нерешительный голос.

Маккензи входит в комнату, и от того, как она выглядит – в моей футболке, с влажными, темными, заколотыми назад волосами, – у меня в голове появляются только грешные мысли. Мак не надела джинсы: ее ноги голые, загорелые и невероятно длинные.

Черт.

Я хочу, чтобы они обвились вокруг моей талии.

– Эван, – приветствует она брата, кивая ему, словно знает, что он задумал.

Меня совсем не удивляет, что спящий щенок все еще у нее на руках.

– Что ж, – Эван улыбается ей на прощанье, затем хватает свое пиво и отталкивается от холодильника, – я вымотан. Развлекайтесь, детишки.

Моему брату плевать на манеры.

– Я что-то не так сказала? – сухо спрашивает она.

– Не обращай внимания. Он думает, что мы собираемся переспать.

Когда я поднимаю руку, чтобы пробежаться ладонью по влажным волосам, ее глаза тревожно расширяются. Я вскидываю брови.

– Что такое?

– Купер, ты ранен.

Я смотрю вниз, уже почти позабыв, что ее драгоценный маленький питомец чуть не прикончил меня некоторое время назад. Обе мои руки покрыты красными царапинами, а на ключице виднеется очень неприятный порез.

– Эм, со мной все в порядке, – уверяю я ее.

Мы с царапинами и порезами на короткой ноге, а те, которые я получил сегодня, уж точно не самые худшие.

– Нет, не в порядке. Нужно обработать рану.

Она ведет меня в ванную и, несмотря на мои протесты, заставляет меня сесть на закрытую крышку унитаза. Щенок быстро забирается в мою ванну, сворачивается там в клубок и засыпает, в то время как Маккензи ищет в моих шкафчиках аптечку.

– Да я и сам могу, – возмущаюсь я, когда она достает бутылку медицинского спирта и ватные тампоны.

– Будешь сопротивляться? – Она смотрит на меня, вскинув брови. Уверенность на ее лице кажется очень милой. Мак будто угрожает мне взглядом и говорит: «Заткнись и прими лекарства».

– Ладно, не буду.

– Вот и хорошо. А теперь снимай футболку.

Мои губы расплываются в улыбке.

– Так вот в чем состоял твой план. Раздеть меня.

– Да, Купер. Я вломилась в приют для животных, украла щенка, оставила его на пристани, а затем сама и спасла – чтобы не вызвать подозрений, – а потом, воспользовавшись телепатией, заставила собаку тебя поцарапать. И все это ради того, чтобы посмотреть на твои идеальные грудные мышцы, – заканчивает она, посмеиваясь.

– Рискованно, – соглашаюсь я. – Но я понимаю. Мои грудные мышцы действительно идеальные. Они не поддаются описанию.

– Как и твое эго.

Я нарочито медленно стягиваю с себя футболку. Несмотря на насмешки, вид моей голой груди вызывает у нее реакцию. Ее дыхание замирает, а затем она отводит взгляд, притворяясь, будто занята только открыванием бутылки. Я прячу улыбку и сижу сложа руки, когда Мак начинает промывать раны на моей руке.

– Вы живете вдвоем? – интересуется она.

– Да. Мы с Эваном выросли в этом доме. Наши прадедушка и прабабушка построили его, как только поженились. После них здесь жили все поколения моей семьи.

– Красивый дом.

Был красивым. Сейчас он разваливается на части. Крышу нужно заменить. Фундамент трескается от эрозии пляжа. Сайдинг пережил слишком много штормов, полы изношены и искривлены. На самом деле, здесь нет ничего, чего я не смог бы исправить, но нужны время и деньги, но разве так не всегда бывает? Весь чертов город полнится этими «если только». И внезапно я вспоминаю, почему сижу здесь и позволяю девушке какого-то клона прикасаться к моей обнаженной груди.

– Ну вот, – говорит она, дотрагиваясь до моей руки. – Уже лучше.

– Спасибо. – Мой голос звучит грубовато.

– Без проблем. – А ее немного хрипло.

Я оказываюсь в ловушке этих ярких зеленых глаз. Соблазненный вспышками образов ее почти обнаженного тела, когда подол моей футболки задирается у нее на бедрах. Ее теплая ладонь прижимается к моей коже. Пульсация на ее шее подсказывает, что Мак тоже не безразлична ко мне.

Я мог бы сделать это. Взять ее за бедра, прижать к себе. Засунуть руку в ее волосы и потянуть за них, а затем слиться с ней в страстном поцелуе. Я не должен спать с ней, если только она сама не сделает первый шаг, но, судя по химии, витающей между нами, я подозреваю, она не остановится на поцелуе. Это будет поцелуй, который непременно приведет к постели и к тому, что я окажусь глубоко в ней. Она бросит Кинкейда быстрее, чем я успею сказать: «Игра окончена». Я выиграю. Миссия будет завершена.

Но какое в этом веселье?

– А теперь, – говорю я, – перейдем к твоему милому дружку.

Маккензи моргает, будто выныривает из того же чувственного тумана, что и я.

Мы набираем теплую ванну для собаки и опускаем ее туда. Внезапно она становится совершенно другим животным. Тонущая крыса превращается в маленького золотого ретривера, бултыхающегося в воде и играющего с бутылкой шампуня, который свалился в ванну. Бедняга совсем тощая, потерявшая мать или брошенная ею. На ней не было ошейника, когда мы ее нашли. Работникам приюта придется выяснить, чипирована ли она.

После того, мы дочиста вымыли собаку и вытерли ее насухо, я ставлю на кухне ей миску с водой и кормлю нарезанным сэндвичем с индейкой. Не идеально, но это все, что у нас сейчас есть. Пока щенок принюхивается к еде, я оставляю дверь открытой и выхожу на задний двор. Стало холоднее, и с океана дует бриз. На горизонте мерцают крошечные огоньки лодки, пока та движется.

– Знаешь… – Мак подходит ко мне и становится рядом.

На самом деле я понял, что она подходит еще до того, как она это сделала – каждый мой нерв направлен в ее сторону. Эта девчонка едва глянет на меня, и я уже наполовину возбужден. Очень бесит.

– Я не должна здесь находиться, – заканчивает она предложение.

– И почему же?

– Думаю, ты знаешь почему, – вкрадчиво произносит она.

Маккензи испытывает меня, так же как и себя саму.

– Ты не похожа на девушку, которая станет делать то, что ей не нравится.

Я поворачиваюсь, чтобы встретиться с ней взглядом. По моим наблюдениям, Мак упряма. Не из тех, кем можно запросто управлять. Я не питаю иллюзий насчет того, почему она оказалась здесь. Уж явно не из-за того, что я чертовски умный.

– Ты удивишься. – Ее голос пронизан печалью.