По семейным обстоятельствам Красовская Марианна

4. Натка, терпение и пруд

Вот ведь феномен: десять золотых монет согревают ничуть не хуже, чем печка. Возможно, даже лучше. Во всяком случае, Натке было тепло и приятно осознавать, что она не нищенка, а в сумке еще несколько учебников. Главное, разумно распорядиться деньгами. А для начала – диспозиция.

Деревня с очаровательным названием Волковойня располагалась на не менее прекрасной реке Жабня – это она уже выяснила. Деревня не маленькая – почти на сто дворов. Сама Натка жила в гораздо меньшей. Местные жители особой религиозностью не отличались, церкви здесь не было, была маленькая часовенка на холме. С другой стороны холма была деревня Рачки, выше по реке – небольшой город Каменск. На всякий случай Натка уточнила о религии – не хватало еще на костер попасть, как ведьма. Стоит ли говорить местным, что земля круглая? А что руки нужно мыть перед едой? И овощи с фруктами тоже.

Оказалось, всё довольно просто: был Создатель и его жена Медуница. Все люди, цверги и альвы – их дети. На цвергах Натка сглотнула, на альвах нехорошо выругалась. Она в принципе как-то сразу поняла, что попала в другой мир. И даже не слишком расстроилась, потому что… ну, хуже уже, если честно, было некуда. Да и к чему расстраиваться из-за того, чего не изменить? Разве не интереснее всё тут исследовать? Близнецы же и вовсе пребывали в щенячьем восторге: в школу ходить не надо, детьми их тут никто не считает, нет занудного отца и его жены, и вообще – новый мир же! Будет что рассказать в школе! Натка деликатно им напомнила, что вернуться домой им удастся вряд ли. Они ответили, что это не их проблемы, а этого мира… Умненькие детки, а, главное, самокритичные.

Предстояло решить, что делать дальше. Прозябать в деревне Ната не собиралась, лучше уж город, а еще лучше – столица. Финоген, как умел, набросал карту: по всему выходило, что до столицы лучше всего добираться по реке: быстро, недорого, безопасно. Но река уже местами встала, поэтому выбор был невелик: или ждать весны, или как-то добираться лесами и трактами. Для одинокой женщины с двумя подростками – не самый лучший вариант.

Стало быть – зимовка. Или здесь, в Волковойне, или в Рачках. Можно и Каменск податься, но Финоген вдруг предложил Натке остаться жить у него. Работа в кабаке не требует навыков: полы да столы мыть, продукты покупать, с готовкой его жене помогать. Оказалось, что на зиму сын его уехал учиться в университет (ну как уехал – уплыл по реке), а вернется только в середине весны. Раньше у Финогена работала местная баба Авдотья, но недавно у нее внучка народилась, надо было нянчится. Словом, дела у Финогена шли сейчас неважно, а ведь трактир у него придорожный, единственный в деревне. Рядом торговый тракт проходит, гости заморские часто бывают. Жена его и дочка с ног сбиваются, а все равно рук не хватает. Словом, Натка для него – ангел божий.

Быть ангелом Натке не хотелось – они, как известно, существа неземные, эфиром питаются и деньги им не нужны. К тому же она не одна, а с двумя парнями, которые вон, дров нарубили, воды наносили, полкотелка жаркого смели, а теперь сидят с осоловелыми улыбками на лавке и клюют носом. С одной стороны – помощники. Их и пиво разносить можно припрячь, и работа тяжелая по плечу, двоим-то разом. Словом, платить им двоим следует как взрослому мужику, а то, что они едят, как три человека, так это возраст такой.

Хозяин возражал, что питание и проживание у него не бесплатное, Натка напирала на ненормированный рабочий день и требовала два выходных и отпуск. Сошлись на двадцати серебряниках в месяц – десять ей, десять Стаське и Владьке. И выходной один, как у всех людей. Словом, сговорились, причем Финоген к концу беседы пот вытирал и обещался Натку заместо себя посылать торговаться с мясником. Женщина ему объяснять не стала, что на самом деле она белая и пушистая, а зубы у нее прорезаются только тогда, когда дело касается детей.

Комнату им выделили, разумеется, не хозяйскую и не из тех, что приезжим сдают, да оно и понятно: прислуга же, причем черная. Но Натка не жаловалась, вспоминая общагу. Помещение ее располагалось в дальней части дома, за обеденным залом и кухней, и вход у него был отдельный, с заднего двора. Ну, или через кухню. Очень даже неплохой вариант – тепло, окно имеется, в туалет типа «сортир» бегать недалеко. Гостям предлагались ночные вазы, но для Наты подобное было немыслимо. Да и неловко – все же с мальчиками живет. Несмотря на то, что здесь есть ширма, все трое решили, что ведро – это не их вариант. Да и пахнуть будет…

Кой-какую одежду Натке отдала хозяйка «Волка и охотника», красавица Оксана. Была она женщиной крупной, величавой, с суровым нравом и нежным сердцем. Узнав, что Натку с детьми муж выгнал из дома, она разахалась, пустила скупую слезу и выделила ей материальную помощь в виде пары валенок размера этак сорок пятого и овчинной дохи. Да еще отрез мягкой шерсти от сердца оторвала, все равно он водой подпорчен был, ну да мальчикам на портки сгодится. Поскольку шила Натка последний раз еще в школе на уроках труда, пришлось ей расстаться с одной прекрасной, несравненной, великолепной золотой монеткой с отверстием посередине и заказать у местной швеи самое необходимое: нижнее белье, пару платьев, да парням штаны, рубашки и, о ужас, ботинки из козлиной кожи. А еще носки вязанные, шапки, шарфы и прочие мелочи, без которых жить было решительно невозможно.

Как горько Ната жалела, что никогда не была рукодельницей! Ни шить, ни вязать она не умела. Местная грамота давалась ей с трудом – слишком много лишних букв. Читать получалось, а писать совсем нет. В общем, от подростков было и то больше толку, чем от нее – они хоть топор в руках умели держать, хоть и интуитивно. Видимо, генетическая память предков дала о себе знать.

Не сказать, чтобы сама Ната пребывала от подобной жизни в восторге, но жилось ей однозначно лучше, чем раньше. Ну, завтрак подать, столы протереть, полы ночью помыть, ночные вазы за постояльцами вынести. Ничего сложного, низкоквалифицированный труд. Белье стирать ее не просили, и то счастье. Хотя один раз она попыталась, но едва простынь в пруду не утопила. А ткани были дорогие, все сплошь привозные. Поэтому на пруд ее больше не брали.

Стирать белье в деревне – целая эпопея. Сначала во дворе каждая хозяйка белье замачивала, потом на досках натирала со щелоком, а потом к полынье тазики тащили, полоскали и выжимали. Для стирки выделялся целый день. Оксана сама не стирала – берегла руки, да и некогда ей было. Она целый день на кухне торчала. Поэтому белье в стиральный день забирали соседки. Оксану считали здесь лентяйкой и балованной барыней, то же самое стали говорить и про Натку, но ей было плевать. Стирка со щелочью, разъедавшей до мяса непривычные к такой агрессивной среде руки и полоскание в ледяной воде в сферу ее интересов не входили.

Вообще, в отличие от местных баб, Натка ни капли не мучилась угрызениями совести за то, что могла прилечь днем вздремнуть или просто посидеть на лавочке и поглазеть в звездное небо. Она не собиралась здесь оставаться навсегда, ее не интересовали сплетни, скандалы и цены на свинину. Дожить бы до весны, а там – прощай, Волковойня и иди к черту. Потому что Натка не планировала всю жизнь обслуживать местных мужиков и выносить ночные вазы.

Это сначала ей показалось, что работа у нее не сложная. Утром завтрак всем желающим подай, пока они изволят кушать, нужно пробежаться по комнатам, вынести ночные горшки и застелить кровати, да заодно поглядеть, не пропало ли что из обстановки: занавеска там или полотенце, или стул (да-да, и стулья воровали – ну совсем как на родине). Потом посуду собрать, отнести в кухню, где дочка Финогена ее помоет, пока хозяйка готовит обед. Дальше самая приятная часть: дойти до зеленщика или пекаря, или до мясника – зависит от того, какие продукты на исходе. А то и к рыбаку за рыбой – это прогулка почти на час: пока дойдешь, пока лучшую рыбу выберешь, пока поболтаешь с Есением-рыбаком, веселым мужичком, который в первую же встречу Натке предложил за него замуж выйти и до сих пор попыток подкатить не оставлял – чем не развлечение? Дальше – обед подать, тарелки собрать, столы протереть, белье в комнатах, где нужно перестелить, полы в номерах помыть… Причем с бельем и полами ей помогали и мальчишки, и Финоген, когда был свободен. С одной стороны – это вам не по всему заводу бегать с корреспонденцией, а потом еще по ночам сидеть с переводами и статьями всякими. А с другой – Натка и так не была толстой, а теперь и вовсе исхудала, потому что поесть вечером сил часто просто не хватало. И не сказать, что работа тяжелая – просто она бесконечная. Могли и посередине ночи поднять, попросить еды или путник какой ночлега искал. А уж про выходные и говорить нечего, не было у нее этих выходных, в самом деле – Оксанка работала ничуть не меньше самой Натки, и заменить ее некому было.

Разве что хозяйка посреди зимы с жаром свалилась, пришлось Натке еще и постояльцев принимать, потому что Финоген сам готовил в те дни, хотя мог бы Натку заставить, и она бы поняла его правильно. Но нет, обещал, что на кухне работа ее не касается – и обещание сдержал. Настоящей отрадой для женщины стали сыновья. Пользы от них было куда больше, чем в городе: и по хозяйству помогут, и на рыбалку с мужиками сбегают, и соседям, когда попросят, воды принесут, а уж в «постирочный» день цены им не было: белье дотащат и развесят без возражений. Правда, периодически ныли, что лучше б они в школу ходили и в смартфонах сидели, чем дрова рубить. Безжалостная Натка напомнила им, что в школе есть каникулы, а в деревне нет – напротив, летом работы прибавится. Там огороды да лес, да приезжих больше будет. Стаська с Владькой взвыли и потребовали, чтобы мать обеспечила им право на образование. Клялись не лодырничать, а грызть гранит науки всеми имеющимися зубами. Но вот что странно – домой они не хотели. Здесь, говорили, веселее и воздух чище.

Натка бы еще добавила – и звезды ближе. До чего здесь красивые звезды! Выскочишь ночью в сортир в валенках на босу ногу и в зипуне на плечах, остановишься и забудешь обо всем. Созвездия незнакомые, конечно, но не менее красивые. И за это ночное небо Натка готова была порой все неудобства простить. Подумаешь, мыться в тазиках… подумаешь, туалет на улице… подумаешь… Нет, постирушки в речке и глобальные неудобства в критические дни уже не перекрывались никакими плюсами этого мира.

Минусов было гораздо больше. Начать хотя бы с того, что местные Натку не трогали, а вот из приезжих каждый второй, если не первый, распускал руки – то по заднице хлопнет, то ущипнет, то в коридоре зажмет и примется всякие мерзости предлагать. Нет, Ната к сексу относилась спокойно, чай не девочка, но пока ни с одним из гостей она бы даже в поле рядом не присела. Зубы господа не чистили, а то и не лечили, мылись плохо, одевались неряшливо, хоть и купцы всякие. Разумеется, Оксанка говорила, что есть и другие господа – графья всякие или маркизы, но им не по чину в деревне останавливаться. Ну и предупреждала, что срамные болезни и от графа подцепить можно, поэтому Натка не рисковала.

5. Натка и свекла

Если бы Натку не просили держаться от кухни подальше, она бы задала Оксане много вопросов. Например, какого черта она так издевается над свеклой? Здесь из свеклы делали только какую-то жижу с чесноком, даже орехов не добавляли, или просто ели ее вареную. Причем ее особо и не выращивали, хотя Оксана говорит, что ботва свекольная ценилась высоко. Ее летом и в ботвинью, и в щи, и в салаты пихали. А сам корнеплод, страшно сказать – предпочитали скармливать свиньям. В хозяйстве свекла имелась – но только как лекарство. От запоров, например, или для лечения лихорадки. Натка только диву давалась, почему тут не варили борщ и не делали винегрет. Зато с огромным удовольствием на ужин и обед употребляли репу – вареную или пареную, или брюкву. Женщина и то, и другое искренне ненавидела. Уж на что она себя кулинаром не считала, а порой ужасно хотелось встать за плиту и нажарить картошечки с луком или селедку под шубой смастрячить. Но она держалась изо всех сил: знала, что дашь палец – мигом откусят руку.

Но за свеклу все равно было обидно.

Именно свекла кардинально изменила теперь ее жизнь.

Началось всё очень скверно: на постоялом дворе остановился небольшой отряд солдат. Войны вроде бы в ближайшее время в княжестве Белогорском не намечалось, но армия имелась: на случай военных стычек с соседями, для охраны границ, для защиты дорог от разбойников, для сопровождения налоговых сборщиков и прочих ужасно важных государственных персон. Поэтому никто солдатам не удивился, но и рады им не были. Платить за постой вояки, разумеется, не собирались – на то закон был, что на два-три дня их должны были принять в свой дом любые граждане княжества. К тому же у них было оружие – мечи на спинами и топорики на поясах. А в деревне оружие было разве что у старосты – ржавая алебарда времен прошлой войны, да может быть, у кузнеца пара кривых мечей на перековку. Словом, всё как в России: попробуй господам офицерам возрази – и пропишут тебе тумаков за неуважение к властям. Посему Финоген был осторожен: дочери своей шестнадцатилетней велел с кухни даже носу не казать, жене сказал скалку при себе иметь, а Натку ему вроде бы и жаль было, но кто-то должен работать. Один он бы не справился.

Натка сначала и не поняла, что бояться надо. На первое же предложение (нет, далеко не руки и сердца) она звонко ответила, что ей работать надо, а не глупостями заниматься, на второе – послала матом, на третье – обещала слабительного подлить в похлебку. Солдаты быстро поняли, что прекрасную даму их потасканные прелести не интересуют, зато эль здесь вполне себе неплохой и, главное, для них – бесплатный, и они на время затихли. А потом женщина в своей каморке спряталась, и там уж ее не нашли – потому что дверь всем желающим открывали или Стасик, или Владик. Роста они были уже внушительного, в темноте поди разбери – подростки тут или парни крепкие, к тому же их было двое. Словом, мамины защитники. Наткина честь не пострадала.

А наутро ее разбудила сама Оксанка, причитающая так, что Ната подумала, что случилось самое страшное.

– Опозоримся мы, Ната, как есть опозоримся, – выла женщина. – Делать-то что? Представляешь, такой шанс раз в жизни бывает!

Путем нехитрых вопросов удалось выяснить, что среди ночи на постоялый двор прибыл самый настоящий альв – событие настолько же редкое, как и солнечное затмение. Альвы по землям людей путешествуют редко. В Волковойне, к примеру, их только на картинках видели. Цверги – эти да, останавливались, но не часто. А вот альв – это совсем другой уровень, это престижно! Настолько престижно, что впору вывеску сменить на «Альв и волк», или что-то в этом роде.

– И в чем проблема? – зевая, буркнула Ната. – Поселили же? Наверное, в лучшей комнате?

– Да. А проблема в том, что альвы мясо не едят! Чем его кормить-то?

– Да чем угодно, – удивилась Ната. – Омлет. Каша с фруктами. Сырники испеки. Блины, в конце концов!

– Да-да, – закивала воодушевлённо Оксана. – Блины! С медом и творогом! А на обед что? Салату бы, дак нету овощей-то свежих!

– Винегрет, – заявила Натка радостно. – Самое простое! А там – картошку с рыбой в чугунке запеки да супчик постный свари. Отдельно для господина вегана.

Оксанка только глаза таращила. Винегрет, сиречь салат с вареной свеклой, она готовить наотрез отказалась, не веря, что это съедобно. Пришлось Натке самой поставить вариться свеклу, морковку и картошку, резать соленые огурцы и моченое яблоко, да за кислой капустой в бочку лезть. Для соуса смешала дорогущее подсолнечное масло, не менее дорогую горчицу и практически бесплатный яблочный уксус. Ключевая фраза «это для альва» открыла для меня дверцы всех шкафчиков.

– Долго как, – бурчала Оксана, помешивая супчик. – И дорого.

– Зато, если альв оценит, потом на поток поставишь и будешь как «красный альвийский салат» выставлять. Точно говорю, это вкусно. Народу понравится.

Оксана сомневалась, но благоразумно молчала. Натка несколько дней назад рассказывала деткам про силу слов – дескать, еда, приготовленная без матюков, всегда вкуснее и здоровее. А если ласково с ней разговаривать, то еще и портится медленнее. Коровам же включали Моцарта для повышения надоев, и свиньям создавали позитивную атмосферу, чтобы мясо вкуснее было.

Славики не впечатлились, заявив, что в ее теории – кто веселее, того и доят, хорошо еще, если только доят, а не сразу под нож. А вот услышавшая ее слова Оксана задумалась и внезапно прекратила отчаянно ругаться в кухне.

Винегрет был потрясающе красивым. На фарфоровой тарелке, да украшенный помидорами, тонкими ломтиками соленых огурцов и свежей зеленью с окна, такой весь багрово-розово-желтый, яркий, ароматный.

– Выглядит крайне опасно, – заметила Оксана. – Ядовито.

Но попробовала, правда, уже после того, как Натка целую тарелку с причмокиваниями умяла. Глаза закатила, заахала и сама альву потащила новое лакомство. Вернулась на кухню, тяжело дыша.

– Вроде ест. Авось, не помрет.

– Я же не померла, – резонно возразила Ната.

– Ты привыкшая. А альвы – существа нежные, хрупкие, возвышенные!

После такого описания Натка никак не могла в зал не выйти. Очень уж захотелось на настоящего эльфа посмотреть. На вид представитель невиданной доселе расы человекообразных не показался прям уж сказочным. Мужчина, тут сомнений нет. Красивый, изящный мужчина, росту высокого, фигуры худощавой. Волосы длинные, белые, в хвост завязанные. Натка всегда по длинноволосым млела, даже на Егора, паразита этого, чтоб ему там в другом мире икалось, запала потому, что он патлатый был. Косил под металлиста, весь такой брутальный, в коже и высоких ботинках. Красивый был парень, ничего не скажешь.

Альв тоже был красивый и какой-то интеллигентный, что ли. Натка уже и забыла, что бывают такие мужчины, которые умеют пользоваться вилкой и салфеткой, не сморкаются на пол, не вытирают рот рукавом. И эти его манеры были даже привлекательнее, чем внешность. Зацепил ее парень, короче. Захотелось расспросить его, что за мир здесь такой, кто он сам по жизни. Но к такому так запросто не подойти, да и кто Натка, а кто он?

Паранька, Финогенова дочка, всё порывалась из кухни выпрыгнуть и лично отнести господину альву чай, кофе, компот, эль, самогон – без разницы, что. Но мать настрого запретила. Солдаты еще квартировались, не хватало только, чтобы они Параньку приметили. Два дня пряталась, не померла, вот пусть и дальше так будет. А чтобы девку занять, ее к блинам пристроили. Блины – дело нехитрое, их можно много напечь, уйдут все.

Альв явился в кухню сам, очаровательно краснея. Три женщины разный лет уставились на него с одинаковым восхищением: ну хорош же, стервец!

– Дамы, я не мог не выразить своей благодарности. Кто готовил это заморское блюдо?

– Она, – кивнула на Натку Оксана. Если бы альв сказал, что мерси, все было очень вкусно, Оксана бы и наврала про семейный рецепт, но лучше не рисковать.

– А рецептик можно? – неожиданно спросил альв. – Видите ли, я хочу свой ресторан открыть, собираю всякие необычные блюда. Борщ я уже умею…

Оксана заулыбалась, а Натка, наоборот, стойку сделала. Откуда он про борщ знает, а?

– Я писать не очень хорошо умею, – призналась Натка. – Могу, конечно. Но вряд ли вы поймете.

– Так вы мне продиктуйте, о прекрасная, а я сам запишу, – мгновенно предложил альв, окидывая ее каким-то откровенно мужским взглядом (или ей только хотелось, чтобы он так на нее смотрел?). – Так быстрее будет.

– Хорошо, – неуверенно согласилась Натка. – Только после рабочего дня, вечером. Вы ведь еще не уезжаете?

– Переночую, – коротко ответил альв.

Он вышел, а Параська Финогеновна вдруг вцепилась Натке в рукав и завыла:

– Меня, меня научи своему рецепту! Я ему продиктую!

– Детка моя, ты для этого дяденьки слишком молода, – укоризненно сказала Натка. – Педофилией попахивает. Отпусти и забудь, не для него твоя роза цвела.

– Парась, тебе делать нечего? – хищно прищурилась Оксана. – Ну так марш посуду мыть. Ната, собери!

Ната кивнула, подхватила большой жестяной поднос и побежала в зал. Собрала грязную посуду, нет-нет, да и поглядывая – куда альв подевался? Но альва в зале не было, только солдаты сидели за длинным столом, о чем-то болтали и ржали так громко, что стекла в окнах дребезжали.

Нагруженная как верблюд, Натка вернулась в кухню. Выглянула в окно – где, интересно, Славики болтаются? Впрочем, вода натаскана, дрова нарублены и аккуратно уложены, на дворе чисто. Чем бы детки не тешились, лишь бы в рот не тянули, да. Посмотрела и забыла. Поди на речку пошли или в лес.

А под вечер в кухню ворвался бледно-зеленый Владька и дрожащим ломким голосом пропищал:

– Мам, там Стасик… Мама!

6. Натка и нестандартные решения

У Натки внутренности свернулись комом. Она сразу поняла, что случилось нечто ужасное. Примерно такое лицо было у Стасика, когда Владик грохнулся со второго этажа заброшенной стройки и сломал себе ногу. Такое лицо было у Владьки, когда он вернулся с прогулки со шприцом, воткнутым в ногу. Короче, всё было очень плохо, и женщина, уронив на пол полотенце, которым вытирала посуду, помчалась в обеденный зал.

Стаська нашелся быстро. Он сидел за одним из столов в центре зала, а вокруг стояли солдаты и простые посетители. Судя по блаженно-задумчивому лицу, ее младший на сегодня сын был пьян в дрободан. На всякий случай Натка развернулась и двинула Владику по шее (выше не дотянулась) – для профилактики и еще потому, что кто-то должен быть виноват.

– Ты куда смотрел, дурака кусок, – испуганно прошипела она. – Почему сразу не пришел?

– Дык это… по делам ходил.

Натка его дела немного представляла, у этих дел была длинная темно-рыжая коса и веснушки на носу. К счастью, девочки братьям нравились разные, а еще здесь девушки были другие, они и не подозревали, что бывает такая штука, как добрачный секс. Впрочем, они также не подозревали, что где-то на свете есть такие отъявленные мерзавцы, как Влад и Стас Орловы, которые способны продать снег чукче.

– Что здесь происходит? – громко спросила Натка, прищурившись и обводя своим «мегеровским» взглядом притихшую толпу.

– Мама, – расплылся в дебильной улыбке Станислав. – А я… ик! – нам денег заработал! – он гордо обвел рукой небольшую кучку меди на столе. – И работу… ик! нашел.

– Какую? – если бы голосом можно было убивать, на голову Стасика сейчас бы свалилась ледяная глыба.

– Сборщиком налогов, во!

Стасик развалился на стуле, глядя на мать с превосходством, и до того он был в этот момент похож на отца (все знают, что дети похожи на отцов в самые ужасные моменты), что Натке немедленно захотелось его убить. Впрочем, такое желание у нее возникало не один и не два раза в неделю, гораздо, гораздо чаще.

– Мытарем, стало быть…

– Не, мыть ничего не буду. Деньги собирать буду.

– Дамочка, ваш сын подписал бумаги, – нагло заявил капрал с рыжими усами, которого Натка уже успела приложить еще вчера коленкой ниже пояса. – Он свою жизнь продал нам.

– Продал? – похолодела Натка.

– Продал, проиграл… не важно. Он подписал контракт на двадцать пять лет.

– Он несовершеннолетний, – выдавила из себя Натка.

– Четырнадцать есть?

– Нет! – заорала женщина.

– Да, – закивал болван Стаська. Ведь врал, но зачем, зачем? Тоже мне, герой партизанского движения нашелся!

– Четырнадцати ему нет, он пьян и не соображает, – твёрдо сказала Ната. – Влад, тебе сколько лет?

– Тринадцать, – с готовностью ответил временно старший сын.

– Вот, а они близнецы.

– А вы, дамочка, все равно ничего не докажете, – нагло ухмыльнулся усатый. – Но я могу рассмотреть ваши аргументы в приватной обстановке.

Натка похолодела. Не понять, на что намекает усатый, было невозможно. Продавать себя ради детей ей еще не приходилось, но, видимо, когда-то надо начинать. С одной стороны, ничего, она не девочка, потерпит, а с другой – а какие у нее гарантии?

– Я могу вашему слову верить? – с достоинством выпрямилась женщина, почему-то вцепившись в палец, где много лет назад носила обручальное кольцо.

– Как стараться будешь, – похабно ухмыльнулся капрал, а потом протянул руку и пощупал Натку за грудь.

Бам-м-м! Оплеуху нахалу Натка выписала чисто машинально, и только потом поняла, что наделала.

– Что ж, значит, не договоримся, – довольно спокойно сказал усатый. – Тогда я вашего мальчика герцогу Лотрейну перепродам. Будет отрабатывать свою стоимость. Герцогу всегда нужны свежие рабы.

– Еще раз повтори, что ты сказал, – неожиданно раздался ледяной голос со стороны стойки.

Все обернулись. У стойки стоял красивый и мертвенно бледный альв. Губы у него дрожали, но рука, лежащая на рукоятке меча, была тверда.

– Уважаемый, это не ваше дело, – недовольно поморщился капрал. – Идите куда шли.

– Почему это не мое, мое.

– Да ну? И каким местом вы относитесь к этой женщине?

– Она моя жена, – неожиданно ответил альв.

Все ахнули.

– И давно? – шевельнул усами капрал.

– Я немного не так выразился, – поправился бледный альв. – Она моя будущая жена. Мы поженимся завтра поутру.

– Альвы не женятся на людях, – неуверенно сказал усатый.

– А я нетипичный альв, – отрезал блондин. – Мы поженимся, и дети перейдут под мою опеку. Им нет четырнадцати, они не имеют права заключать никакие договора без разрешения опекуна.

– Но карточный долг…

– Садись и сыграй со мной. Я не ребенок, которого напоили. И у меня есть деньги.

Натка, затаив дыхание, смотрела, как странный альв спасает ее сына. Она не совсем понимала, что он делает, но мешать ему не собиралась. Что угодно, только бы Стаську, дурачка, вытащить! К ней шагнул Владик и обнял мать за плечи. Натка устало к нему прижалась, радуясь, что хоть на мгновение кто-то принял ответственность на себя.

– Я не буду с тобой играть, – буркнул бордовый, как свекла, капрал. – Ты лжец и выдумщик. Просто заберу парня. Ничего ты не женишься.

– Серьезно? – вскинул брови альв. – Эй, в этой деревушке есть священник?

– Есть, – ответил ему хор нестройных голосов. – Позвать?

– Зовите.

Альв сел на стул, картинно закинул ногу на ногу и, не моргая, уставился на солдат. Натка тоже замерла. Народ волновался, перешептывался, но не расходился, ждали, чем вся эта странная история. Натка была здесь чужачкой, за нее никто бы не вступился, да и спорить с солдатами – себе дороже.

Но священника привели быстро, ничего не скажешь. И седовласый благообразный мужчина притащил с собой книгу записей, а значит – все серьезно. Видимо, по дороге служителю объяснили, что происходит, потому что он не стал задавать лишних вопросов, а сразу плюхнул свой талмуд на стол, достал чернильницу и перо и спросил:

– Как записывать молодоженов?

– Валенуэль Сизокрылый, родился в Валь-Шааде.

– Наталья Орлова, родилась в деревне Березоньки.

– Запись сделана в деревне Волковойня в месяце Зимоборе. Отныне вы муж и жена. Обменяйтесь… хм… а колец у вас и нету.

– А кольца нам и не надо, – серьезно ответил альв. – У альвов серьгами обмениваются. Наталья, у вас есть лишние, я видел.

В край охреневшая от такого радикального поворота событий Натка позволила снять у себя из хрящика правого уха один из гвоздиков. Альв же вынул из своего длинного уха золотое колечко, вытер его рукавом и вдел Нате в ухо.

Охренеть, охренеть, охренеть!

На лице у вменяемого Владьки тоже буря эмоций. Он вроде и понимает, что к чему, но рот все равно открыл.

– Вставь мне серьгу в ухо, – просит Валенуэль свою теперь уже жену, садится снова на стул и убирает волосы.

Ната послушно вставляет гвоздик в дырочку. Сердце у нее пускается вскачь. Все это настолько глупо, настолько не с ней, что осязание прохладного упругого уха под пальцами вызывает волну странного жара. Ната понимает, что краснеет, что такое невинное прикосновение вызывает далеко не невинные мысли: а что, если он захочет?..

Она отдергивает пальцы и смятенно смотрит на альва. Тот же устало прикрывает глаза и командует – будто он имеет на это право:

– Мальчика отнесите в постель, пусть спит.

И правда, Стасик уже сопел, лежа лицом на столе.

– Наталья, утром мы уезжаем, собери свои вещи, – равнодушно сказал альв, холодно оглядев присутствующих.

Финоген, доселе молча наблюдавший за происходящим, попытался было возразить, но тут же увял под надменным взглядом альва.

– Куда! – неожиданно рявкнул альв, когда Стаса потащили через кухню в Наткину каморку. – Наверх несите, в мой номер. Теперь это мой сын, будет ночевать со мной. А ты за ним присмотришь, да, сынок? – Валенуэль перевел суровый взгляд на Владьку и тот истово закивал головой.

– Иди ужинай, – неожиданно мягко сказал альв Натке. – Ты, наверное, за весь день не присела.

Натка помотала головой, потом кивнула – горло словно сжало тисками. Она совершенно не представляла, что сказать. Возможно, этот эльф псих, возможно – этот глупый поступок еще отольется ей горькими слезами, но, положа руку на сердце, спать с эльфом ей было бы гораздо приятнее, чем с усатым. К тому же Валенуэль действительно ее спас.

Она поднялась вместе с Владькой в большой светлый номер, радуясь, что альв выбрал самые дорогие комнаты. Здесь, кроме кровати, были еще два кресла, в одно из которых сгрузили Стаса.

Сама Натка опустилась в другое кресло и тут же поняла, что это было крайне опрометчивое решение. Ноги и руки немедленно налились чугунной тяжестью, а глаза закрылись сами собой.

– Владь, вещи наши собери, – сонно приказала она сыну. – Я нашла вам нового папку, завтра уедем с ним.

– Мам, ты нормальная вообще? – заорал подросток. – Куда ты собралась с неизвестным мужиком? Я никуда не поеду!

– Ты, как я поняла, еще несовершеннолетний, – устало ответила Натка, не открывая глаз. – Поедешь, как миленький. Или ты думаешь, что нам солдаты это вот все спустят? Ага, щаз, мстить будут. Или ты не понял, каким образом усатый предложил мне расплатиться за Стаськину свободу?

– А ты с этим ушастым будешь другим местом расплачиваться, да?

– Если он на мальчика согласится, то я тобой расплачусь, паразит, – свирепо рыкнула женщина. – И вообще, как с матерью разговариваешь, щенок?

– Как хочу, так и разговариваю, – огрызнулся Стаська. – Я мужчина, не указывай мне, что думать и что делать! Ай!

Стаська взвизгнул дурным голосом. Натка приоткрыла один глаз: альв держал зарвавшегося подростка за ухо.

– Еще раз услышу, что ты с матерью таким тоном разговариваешь – выпорю, – буднично сообщил альв. – Я теперь ее муж, право имею. Впрочем, ты, отрок, считаешь себя взрослым? Могу выдать тебе бумагу, что ты самостоятельный. Покажешь ее солдатам внизу, а?

– Не надо, – быстро сказал Стаська. – Прости, мама, я переволновался. Я больше не буду. Я пойду собирать вещи.

Альв с красивым именем Валенуэль отпустил мальчишку и махнул рукой. Тот быстро сбежал.

– Ты чего не поела? – спросил альв Натку, присев рядом с ней. – Давай принесу?

– Не хочу, – вяло ответила она. – Сдохнуть хочу от всего этого.

– Ну нет, вдовцом мне рано становиться, – с улыбкой в голосе ответил альв. – Наталья, я тебя на кровать перенесу, поспи.

– Ната. Называй меня Ната.

– А я Валь. Можно Валик.

– Нет, Валик – глупо. Валь – гораздо красивее. Буду звать Валем.

7. Натка и собственный дом

Выезжали поутру, степенно, неторопливо, будто так и планировали. Нажравшиеся давеча солдаты еще спали. Финоген тоскливо вздыхал, утирал несуществующие слезы и порывался Натку облобызать и завыть «на кого ж ты меня покинула», но женщина сурово посмотрела на хозяина постоялого двора и спросила, куда же он смотрел, когда солдаты Владьку окучивали. Мужик как-то сразу сдулся, вспомнил о неотложном деле в кухне, да так и исчез там с концами. Зато Параська до самого отъезда прожигала Натку и ее семью взглядом, полным ненависти и безмерной скорби.

У альва очень кстати при себе оказался фургон, загруженный посудой.

– Ресторан, – коротко ответил он в ответ на изумленный Наткин взгляд и замолчал.

Стаська прикидывался умирающим лебедем, стонал и делал вид, что совершенно не помнит, что вчера произошло. Владька недобро косился на новоиспеченного отчима и что-то нашептывал брату. А Натка решила не обращать на сыновей внимания – все равно момент для разговора по душам был неподходящий – и просто села на облучок к альву, стало быть спиной к сыновьям.

Едва поместилась. Надо признать, рядом с утонченным альвом в длинном бархатном плаще с меховой опушкой и высокой шапкой-бояркой Натка в овечьем тулупе, валенках и шерстяном платке смотрелась уморительно. Как любая мать, она купила сыновьям приличные сапоги из козлиной кожи с меховыми стельками и неплохие, хоть и изрядно потертые дубленые куртки, а на себя махнула рукой – как, впрочем, и в прошлой жизни делала. Сказала, что ей и так сойдет, все равно женихов не предвидится, так что – не распугает. Действительно, не распугала. Как в воду глядела. Ей было неловко, она стеснялась своего вида, и красные озябшие руки прятала в рукава, но все равно сидела рядом с альвом на потеху честному народу. Хорошо, зимой светлеет поздно, никто их из Волковойни не увидел. И слава Всевышнему.

Натке было любопытно, что теперь Валенуэль собирается делать. Как она подозревала, Валенуэлю тоже.

– Ната, у меня к тебе предложение, – сказал, наконец, Валь, когда и деревня, и половина леса остались позади.

– Внемлю, – хмыкнула женщина.

– Я оставлю вас в Каменске до весны, а сам дальше – в Арахат. Там у меня знакомый есть, который обещал помочь с открытием своего дела. Все вопросы решу, и вернусь за вами. Не думай, не брошу. Просто я и сам не знаю, что там в Арахате, где жить, какие люди там, а в Каменске у меня почти что родня. Ну и в Холодный замок заехать нужно, письмо от Морозного передать. Так вот, я могу тебе в гостинице поселить, а могу дом какой присмотреть. Как тебе лучше?

– Настоящий дом?

– Ну да. Снимем. Или купим.

– Эх… Валь, ты ничего нам не должен, – тихо сказала Натка. – Спасибо, что помог нам, но дальше мы сами.

– Ясно, дом так дом, – кивнул альв.

Натка невольно улыбнулась.

Дети сидели на удивление тихо, не просились ни есть, ни в кустики. Натка надеялась, что они там не задумывают против Валя никакой гадости, но верила в это слабо. Наверное, даже хорошо, что альв их здесь оставит, потому что будет время привыкнуть к новому положению. Никаких иллюзий Ната не питала: альву она не пара и все тут. Почему-то она казалась самой себе рядом с ней стареющей теткой. Да, ей всего тридцать два, ну так Валю на вид чуть больше двадцати, а еще он останется таким на сотню-другую лет, а она будет стремительно стареть. Поэтому глупо даже предполагать, что у них что-то может получиться, это просто смешно. Ну, а раз не может – то не стоит и волноваться из-за внешности и пытаться казаться лучше, чем есть.

Каменск по местным меркам, наверное, считался едва ли не мегаполисом: тут были дома каменные, двухэтажные, улицы довольно широкие, мощёные камнем, а где не было камня – там была дощатая мостовая. Городок миленький, аккуратный, как с картинки из книги сказок: весь заснеженный-запорошенный. Их приземистые лохматые лошадки звонко цокали по доскам, а Валь вертел головой, а потом громко спросил у мужиков, которые о чем-то степенно беседовали возле лавки с вывеской в виде калача:

– Уважаемые, а не подскажете ли, где можно домик на пару месяцев снять?

Мужички прервались, внимательно оглядели и красивого элегантного Валя, и уставшую некрасивую Натку, подумали и сообщили: