Ветана. Дар исцеления Гончарова Галина

– Нет. Из-за чего?

Все причины я перечислять не стала, выбрала одну:

– Предпочитаю, чтобы мужчина, ухаживая за мной, не отвлекался на других.

Харни пришлепнул ладонью по подлокотнику:

– Говорил я ему, кретину! Тамка?

Я промолчала, глядя в угол. Харни вздохнул, голос его стал почти отеческим.

– Вета, милая, с каждым бывает. Мы ведь мужчины, а не служители. Оскоромился парень, а ты прости его!

Покачала головой. Мол, не могу, и говорить тут не о чем.

– Ты не думай, так бывает. Всех нас, что котов, тянет по весне на помойку. Побегаем, задрав хвост, поорем, да и домой, на мягкий диванчик. Жену на любовницу не меняют, будь та хоть из золота сделана.

Я вновь покачала головой. Может, жену на любовницу и не меняют, но я – не жена. И… брезгливо как-то. Мало ли кто Тамирой пользовался? Если и Берт не побрезговал, значит, я для него в одной цене с этой… девицей?

Харни посмотрел на мое лицо и вздохнул.

– Ладно, мы с тобой потом об этом поговорим. А пока я вас не буду ставить рядом, чтобы пересекались поменьше.

Харни имел в виду дежурства. Можно так их распределить, что мы с Бертеном не будем видеться два дня из четырех.

– Спасибо.

– Эх, глупые вы, бабы. И что тебе надо? Мужик – золото. Не пьет, не бьет, работает, все в дом тащит…

– Я могу идти?

– Иди, Вета. Иди. К храмовнику вон сходи, посоветуйся…

Меня передернуло.

– Харни, долго они тут будут отираться?

– Приближенный Фолкс очень настаивал. Думаю, около года, не меньше.

Темного крабом!

– Год совать нос во все дела лечебницы?

Чем дальше, тем больше хотелось принять предложение Моринаров.

Рамон Моринар разглядывал магически доставленное послание из Тиртана, словно диковинного слизняка у себя под сапогом. Посол бледнел, краснел и покрывался потом – попеременно. Репутация у Палача была – страшноватенькая.

– Значит, тир желает поторговаться?

– Ваша светлость, речь идет о разумном согласовании и урегулировании вопроса…

Бумага вновь вспыхнула в ладонях Палача.

– Урегулировании? Вы сегодня напишете письмо своему тиру, любезнейший. И напишете, что, если он в течение десяти дней не даст положительный ответ на все наши требования, я лично явлюсь в Тиртан. После чего у вас сменится тир.

На лице посла отразился ужас.

– В-ваша свет-тлость…

– Вы меня плохо поняли прошлый раз. – Рамон не улыбался. – Мы не торгуемся и не торгуем кровью раденорцев. Мы требуем ответа за разбой.

С точки зрения дипломатии – отвратительно.

С точки зрения силы…

Его величество точно знал: стоит показать слабость, и тебя начнут рвать со всех сторон. Тут кусочек, там кусочек… И никому ты потом ничего не докажешь. А если сразу прояснить ситуацию…

Находится мало желающих подергать гадюку за хвост – укусит. Вот и с Раденором должно быть именно так. Нарушил закон – ответь! А чтобы отдельные личности не забывались, надо устраивать показательные порки.

Тиртанцев не жаль – те еще мрази. Лучше на их примере напугать остальных, пусть трясутся… к-крысы.

Надо сходить отчитаться его величеству.

Впервые я шла на работу, как на каторгу. Было тоскливо и тошно. Вчерашняя сцена царапала по душе, словно вилкой по стеклу.

Вот что надо было Бертену? Зачем он с нами так? Чтобы серьезно добиваться меня, ему не хватило душевных сил, а чтобы не добиваться… чего? Не знаю. Разочарование горчило на вкус и отравляло теплый осенний денек.

Предчувствия оправдались, стоило подойти к лечебнице.

– Госпожа лекарка, не погубите!!!

Мужчина, кинувшийся в ноги, был мне решительно незнаком. Здоровущий, лет шестидесяти… Его поддержала такого же возраста женщина:

– Смилуйтесь, госпожа Ветана!

Я потерла виски:

– Вы кто?

Ответ меня обескуражил. Господа были родителями мужа дочери Аликсы Ильви. Рины, конечно. Тот самый мужчина, который орал на старуху…

– Госпожа Ветана, ведь неправда это! Никак такое не может быть! Это все Ринка, она, стервь…

– Наш мальчик никогда бы!..

Я слушала и ушам не верила.

Господа Перрты просили меня заявить, что их сын всегда был уважителен и вежлив с Аликсой Ильви. Оказывается, по обвинению в убийстве схватили и Карину Перрт, вторую дочь Аликсы, и ее супруга, Акса Перрта. И принялись трясти, как кракен – лодку. Супруги нажима не выдержали и признались.

Душили. Оба.

За мзду их пропустили в лечебницу… кто? Тамира Амриант.

Вот ведь… Всегда знала, что не стоит таким доверять! Тварь продажная, хорошего человека погубила! Аликсу Ильви зять душил, дочь держала матери ноги-руки, чтобы та не вырвалась ненароком, мало ли…[3]

Меня затрясло.

– Так вы хотите…

Да. Предполагалось, что с моих показаний (да еще найдут, кого купить) окажется, что Акс – малым не невинная жертва.

Вы ж поймите, госпожа Ветана, там детушки малые (пятнадцать и двадцать два года), сироты бесприютные, голодные, холодные… Но на благое-то дело вернуть им хоть бы и отца, мы денег найдем!

Где искать будем? А наследство… Да-да, то самое, от Аликсы Ильви. Хотите десять процентов, госпожа Ветана? Хотя нет, знай нашу щедрость! Двадцать процентов!

Как же я разозлилась в тот момент! Окати водой – пар зашипел бы.

– Да как вы смеете? – Я не повышала голоса, но руки «просителей» разжались. – Надеюсь, ваш сын понесет достойную кару. А еще советую вернуть на место все, что вы своровали у покойной Аликсы. Я назначена ее душеприказчицей и лично прослежу, чтобы все досталось Тиссе Ильви и ее дочери. Если хоть тряпка с кухни, хоть щепочка с крыльца пропадет, я буду знать, кого в этом обвинить. Отправитесь вслед за своим сыном!

Как же они на меня смотрели! С такой ненавистью я даже у барона Артау не сталкивалась. Впрочем, барон-то меня как раз не ненавидел, он меня хотел. Да, в том самом смысле.

А эти…

Я залезла к ним в карман, отняла у них сына, отказалась от денег… И плевать им, что я тут ни при чем. Что их сынок поднял руку на тещу (да ладно, просто на больную старуху), что ему помогала дочь этой старухи, что никто их не подталкивал и не уговаривал. И деньги-то были, просто захотелось еще! Больше! Жирнее! Сытнее!

Когда я входила в лечебницу, меня трясло. Гадко было до ужаса, и улыбка Линды стала для меня спасательным канатом, за который я ухватилась.

– Что случилось?

– Светлый услышал наши молитвы!

– Это которые?

– Тамиру уволили! Харни с утра на нее так орал, что она вперед его визга из лечебницы вылетела!

Меня снова затрясло. Значит, так оно и было. Тамира впустила этих, потом пошла, соблазнила Бертена, чтобы он не помешал, и получала удовольствие, а за стеной убивали беспомощного человека…

Линда посмотрела на мое серое лицо, без церемоний схватила за руку и потащила в комнату.

– Сядь! Пей!

Горячий малиновый взвар обжег язык и горло, но тиски на моей шее тоже разжались, и я смогла говорить. Линда погладила меня по плечу.

– Твари они последние. И суки!

Абсолютно согласна с этим заявлением.

– И понесут наказание.

– А еще их дети останутся без родителей.

Я посмотрела на храмовника, стоящего в дверях.

– Бедные крошки скоро своих наделают.

Ант Оривс покачал головой:

– Нет, я не призываю помиловать их, Вета. Ты меня неправильно поняла.

– Да неужели? А как же милосердие ваше излюбленное? Прости ударившего тебя в душе своей и сердце своем, ибо не ведает он, что творит и обязательно раскается?

– Вета, если ты подставишь ударившему вторую щеку, то по ней и получишь. Это естественно. Непротивление злу порождает большее зло. Но я сейчас хотел тебе сказать, что в этой истории нет тьмы. Истинного зла ты не найдешь, просто люди несовершенны в основе своей.

– Неужели?

– Подумай сама. Ваша Тамира? Она виновата в том, что польстилась на деньги. Перрты-младшие хотели лучшего для своих детей и не понимали, почему должны что-то отдавать человеку, который не ухаживал за матерью, не помогал ей, не поддерживал…

– Они этим тоже не занимались.

– Но были рядом?

– Делай добро – бери за это деньги? Подловатенько звучит.

Ант пожал плечами:

– Добро тоже не бесконечно, но люди сами по себе неблагодарны. И в жизни не догадаются, что надо что-то отдавать, чтобы оно умножалось. Вот и получается… Тисса Ильви бросила мать, погнавшись за призраком лучшей жизни, а Перрты-старшие всего лишь выгораживают любимого сына. Это просто человеческие страсти, стоит ли так из-за этого мучиться?

Я подумала. Покачала головой:

– А матереубийство?

– Это оправдать нельзя. Но самое ужасное, что Карина Ильви всего лишь хотела защитить себя, свою семью, своих детей. Может быть, следовала за мужем… Мне трудно сказать. Полагаю, что и первое и второе.

– Убив родную мать?

– Это действительно ужасно. Но знаешь, Вета, иногда самые страшные поступки люди совершают не потому, что их душа черна, а потому, что она спит глубоким сном. Пробудись она – и Карина Перрт сама убила бы себя. А она слепа и глуха… Это не зло, это как у животных, которые могут загрызть ослабевшего товарища.

Почему-то меня его слова не утешали. Во рту по-прежнему стоял горький привкус желчи.

– Вы их понимаете и можете простить. Я вижу. Может, такое и делает вас истинно верующим человеком. А мы… мы живем на земле. И мне сейчас гадко. Словно я в навоз окунулась.

– Но навоз – отличное удобрение! И на нем может вырасти и что-то полезное! Не надо так себя терзать. Люди несовершенны, и если тебя это утешит, ты правильно отказала Перртам.

– Знаю.

– Ты бы умножила зло, а они ничему бы не научились…

И это я тоже знала. Только вот легче не было, и храмовник понял.

– Бывают такие ситуации, где нет ни плохих, ни хороших. Но такова жизнь.

– А мое отношение к ней?

Ант Оривс улыбнулся и вдруг чисто отеческим жестом погладил меня по голове.

– Ты взрослеешь, девочка. Ты просто взрослеешь.

Его величество кивнул канцлеру, подписывая смету.

– Да, давно пора.

Новая лечебница будет построена на границе Желтого и Зеленого городов. Будет удобной, чистенькой, новенькой, в самый раз для мага жизни. Да и надо, давно надо. Население растет, а лечебниц на всех не хватает, вот и бегают люди по частным лавочкам.

Алонсо довольно кивнул:

– Сегодня обрадую нашу лекарку.

Рамон Моринар постучал для приличия, но ввалился раньше, чем получил разрешение.

– Что случилось?

– Тиртанцы принялись торговаться.

Король покачал головой:

– Нет. Никакой торговли. Либо они делают все, как мы сказали, либо…

Моринары и его величество переглянулись. Конечно, торговля – вещь хорошая, и война сейчас не нужна, но уступить – означает потерять лицо. А еще его величество надеялся выловить тех, кто договаривался с треем Лантаром, обещая ему безопасность в Раденоре. Труп – это хорошо, его тоже можно допросить, но пока Лантара умертвят там, пока привезут сюда… подгниет. Да и душа может уйти… далеко. Возись с ним потом… Не говоря уж о том, что Тиртан продажен с хвоста до головы. Как та рыбина. Откуда ни чисть… Подсунут кого-нибудь вместо Лантара, а самого трея потом кракена с два найдешь.

Никакой торговли!

Этот кабинет был воистину королевским.

Позолота от пола до потолка, лепнина, в завитках которой поблескивают драгоценные камни (именно драгоценные, какое стекло, что вы?), паркет из черного дерева, мебель из розовой дальбергии[4], витражные стекла в тяжелых медных переплетах… На фоне всего этого добра глаз даже не сразу замечал громадный стол и сидящего за ним хозяина.

М-да, герцога Ришарда природа не баловала.

Ни роста богатырского, ни профиля точеного, ни даже гривы волос. Собственно, больше всего его светлость напоминал разбогатевшего лавочника: светлые реденькие волосы вокруг плешки, круглое лицо, объемистое пузико и короткие ноги. Но любого, кто вздумал бы посмеяться над этим, ждала медленная и мучительная смерть – злопамятности герцога хватило бы на шестерых скорпионов. А заодно – жестокости, безжалостности и подлости.

А внешность… Заходя в этот кабинет, человек видел прежде всего не герцога, а его власть. И проникался. Какая там потом внешность! Даже безделушки на столе были исключительно из золота. Тяжелая литая чернильница весила столько, что сам хозяин ее и передвигать не собирался – на то слуги есть. Зато богато! Это ведь важно – когда все видят, сколько добра у тебя есть, сколько богатства, сколько власти и силы… А оно – есть! И как тут не показать?

Все вопли о вульгарности, пошлости и бездарности оставим завистливым неудачникам. Им-то не то что на золотую чернильницу – на золотой браслетик не заработать. Вот и шипят, вот и истекают ядом. Иногда это даже забавно – глядеть в жадные и одновременно несчастные глаза и понимать, что у них такого не будет, а у тебя – вот! И за эти прелестные вещицы стоящий перед тобой украдет, убьет, предаст, ударит в спину…

Случалось.

Хозяин кабинета получал искреннее удовольствие от власти над людьми. А почему нет? Это же быдло! Тупая толпа, которая создана, чтобы ею управлял самый сильный, умный, ловкий… Да, и богатый тоже. И у него все это есть. Жаль только, что водятся в лесу хищники и пострашнее. Например, его величество.

При мысли о короле-некроманте хозяин кабинета поморщился, как и всегда. Вот бывает же… Сила должна принадлежать достойнейшему. Но как смириться с тем, что на троне какое-то быдло? Потомок законного короля? Ха, как бы не так! Недоброй памяти его величество Рудольф вместо того, чтобы сослать сестру в монастырь или отправить на костер как ведьму, даровал ей свободу. И как она его отблагодарила? Нагуляла невесть от кого ублюдка, который вырос и злодейски убил несчастного короля! Извел всю его семью, а потом стал править, словно так и надо. Да живи его светлость в те дни, сам бы отравил и гадючку, и ее выщенка! Но теперь уж…

Предки промахнулись, за что и поплатились, но герцог Ришард их ошибок не повторит. И сейчас в кабинете собралась теплая компания. Сам герцог Лоррен Ришард. Его сын – Толлерт. Старший сын, младший до сих пор здоровье поправляет после дурацких гонок. Да и кто этому сопляку такое доверит? Маркиз Леклер. Разумеется, с сыном. И еще двое человек.

Конечно, список заговорщиков не ограничивался этими людьми, но ведь какой заговор может увенчаться успехом? Только тот, в котором каждый знает свою роль и лишь один-два человека знают все. А посвящать всяких там графов и баронов в свои планы… Нет уж! Пусть будут благодарны уже за то, что им разрешили участвовать, что они не окажутся на обочине жизни или вовсе на плахе.

Первое слово предоставили хозяину кабинета, и несколько минут он держал паузу, наслаждаясь своей властью. Потом прокашлялся и солидно начал:

– Господа, наше предприятие раскрыто.

Люди были привычные, никто и звука не издал. А может, все просто уже все знали. Герцог помолчал еще пару секунд для пущей важности и продолжил:

– К счастью, никто пока не подозревает, что они столкнулись не просто с работорговлей, но с чем-то большим. Моринарский ублюдок арестовал наши корабли, и король требует от тира выдачи нашего союзника. Надеюсь, все понимают, что это невозможно?

На этот раз голос подал маркиз:

– Друг мой, вы предлагаете избавиться от союзника?

– Нет, что вы. – Хозяин кабинета улыбнулся. – Я предлагаю нанести удар. И хочу представить вам тех, кто поможет в этом.

Маркиз вежливо повернул голову к людям, которые сидели в дальнем углу и вежливо молчали, пока им не предоставят слова.

– Первый, кого я хочу представить, – приближенный Артен.

Мужчина сбросил капюшон плаща и поднялся на ноги. Улыбнулся, наслаждаясь оцепенением присутствующих.

– Здравствуйте, господа. – Голос у него был красивый, звучный, таким хорошо убеждать людей. – Доверенный ресолан[5] послал меня, чтобы помочь Раденору вернуться к истинной вере. И я рад помочь, чем смогу.

– Гхм… А приближенный Фолкс?

– Он ничего не знает о моем визите, – улыбнулся Артен. Улыбка у него тоже была замечательная. Да и вообще, мужчина производил впечатление. Лет сорока на вид, широкие плечи, гордая осанка, ястребиный профиль, темные волосы с проблесками седины на висках – очень благородно. Женщины млели… Ровно до тех пор, как узнавали, что приближенный предпочитает им мужчин. – Доверенный послал меня, чтобы разобраться в ситуации, и я нахожу, что Храм должен оказать всемерную поддержку наследнику несчастного короля Рудольфа.

Герцог Ришард склонил голову. Его наследник последовал папочкиному примеру. Не важно, что от короля Рудольфа там и капли крови не было, просто в те времена дочку Рудольфа выдали замуж за Ришарда, а так и бастардов в роду не бывало. Тут главное, что скажет Храм. А Храм одобрил, бросив на весы тяжелую гирьку. Поддержка такой силы – это серьезно, это четверть всего дела.

Ведь что такое Храм?

Это власть над разумами и душами людей. Сколько из них живут своим умом? Не так уж и много, поверьте. А вот в храм ходят… И советуются с холопами, служителями… Да с кем угодно, лишь бы эти люди имели отношение к Храму! Самим-то страшно, одиноко, тяжко… А так поговоришь с умным человеком, и уже вроде как не такой ты и дурак…

– Доверенный обещал нам помощь в том, что касается всего этого быдла, – произнес Ришард, все еще колеблясь.

Приближенный Артен поднял ладонь:

– Ваша светлость, мы не откажемся от своих слов. Но хочу заметить, что помочь мы сможем, только зная, что вы решите предпринять. До тех пор же…

Герцог помолчал еще пару минут, покусывая нижнюю губу. Зубы у него были мелкие и острые, но какие-то желтоватые и с пятнышками.

– Пожалуй, пришло время открыть карты.

Часть, только часть! Всех он и на смертном одре не откроет.

Присутствующие внимали с должным почтением.

– Наш друг, трей Лантар, собрал для нас неплохую армию. Пираты, работорговцы… На то, чтобы захватить весь Раденор, не хватит, но и не нужно. Главное – Алетар. Сердце Раденора. Сюда и должен быть нанесен удар. У нас хватит сил прорваться ко дворцу…

– Но в своей берлоге король практически неуязвим.

Маркиз знал, о чем говорил. Около двухсот лет назад его предки заплатили жизнью и большим куском земель за излишнюю уверенность в своих силах.

– Да. Но мы можем его отвлечь. – Герцог хитро улыбнулся. – Позвольте представить вам господина Тимоза.

Маркиз вскинул брови:

– Простите? Господина…

– Просто Тимоз. Для вас этого достаточно.

Мужчина поднялся из кресла и медленно сделал шаг вперед. Откинул капюшон, наслаждаясь произведенным эффектом.

И было чем.

Герцог не дрогнул, его сын тоже видел этого человека раньше, а вот маркиз выругался. Да и приближенный не остался равнодушным. Мертвенно-бледное лицо. Бритый череп со сложным рисунком шрамов от ожогов. Зажившие раны на месте ушей и носа, вырванные губы, оскал зубов, сделавший бы честь любому черепу, – и на этом обломке лица яростно сверкают почти безумные черные глаза. Ни зрачка, ни белка – ничего. Просто чернота, разлитая в глазнице.

– Светлый!

Приближенный схватился за знак Светлого у себя на груди, но тот не торопился отвечать. Зато рассмеялся мужчина.

– Светлый. Да, во имя его со мной это и сделали. Добрые люди изуродовали меня, переломали пальцы, подвесили за ноги на дереве, чтобы я умирал долго и мучительно. И не их заслуга, что мне удалось спастись. Светлый… х-ха!

Приближенный промолчал. Он уже понял, с чем имеет дело.

В отличие от Раденора, где к магии привыкли и считали ее, в общем-то, обычным делом, в Миеллене и Теварре, да и во многих других странах ее полагали либо порождением Светлого Святого (это когда она на службе у Храма со всеми вытекающими), либо отрыжкой Темного Искушающего. И во втором случае пощады изобличенным магам ждать не приходилось.

– Некромант? – обыденным тоном поинтересовался приближенный.

Глаза мужчины блеснули, словно обсидиановый нож, вонзающийся кому-то в сердце.

– Угадал, молельщик.

– Позвольте уж угадать и дальше… Теварр?

– Самый север, – согласился мужчина. – Догадался?

– Слова вы выговариваете, как теваррец. Там упирают на «о» и тянут «я».

Мужчина медленно опустил ресницы:

– Да, добрые люди сделали это со мной.

– А почему вы решили помогать нам?

Приближенный решил быть дотошным. Все же дело такое…

Некромант хрипло расхохотался:

– Деньги, разумеется. У меня есть семья, и они должны жить безбедно. Все же не побоялись, вытащили меня…

– Пути уважаемого господина Тимоза пересеклись с путями моих людей в Теварре, – вежливо пояснил герцог. – Разумеется, я помог человеку в трудной ситуации, а он поможет нам.

– Чем же? Если кто-то не знает, то король Раденора некромант еще более сильный, чем вы.

Приближенный был само спокойствие, оно и понятно. Рядом с гадюкой не подергаешься.

Глаза некроманта полыхнули искрами безумия. Но тут же он опустил их в пол, словно… извиняясь? Нет, скорее боясь не сдержаться.

– Все знают. Но есть одно заклятие, силу которого не перебить даже вашему королю.

– На смерти, – прошептал приближенный.

– Да. Я добровольно отдам свою жизнь и гарантирую, что король не сможет справиться с моим заклинанием. Город останется беззащитен.

– И что же это за заклинание? – не удержал любопытства приближенный.

– Вы еще не поняли? Черная смерть…

О, власть. На сколь многие низости и гнусности толкаешь ты людей, кои возложили свои жизни к ногам твоим и положили сердца свои в твою жертвенную чашу. Неостановимы их стремления, как горный поток, и так же грязны и опасны для оказавшихся рядом[6].

Мысли приближенного были вполне себе возвышенными и отстраненными, они текли ровно и спокойно, не мешая мужчине интересоваться деталями.

– Когда же вы совершите сей акт?

– Через три дня новолуние.

– И как быстро распространится болезнь?

– К сожалению, не сразу, – вздохнул герцог. – Любое заклинание имеет свои ограничения. Надежность оборачивается медлительностью, а неостановимость – тем, что заболеют не все. Это будет обычная болезнь, если такое слово применимо к черной смерти. Дальше же – на все воля Светлого. Кто-то умрет, кто-то выживет…

– И вы останетесь в Алетаре, когда здесь будет свирепствовать болезнь?

– У меня есть амулет, который проверил уважаемый господин Тимоз. Для меня эта болезнь не более опасна, чем обычный насморк. А вот сыновей я отошлю. И вам, маркиз, советую уехать.

Маркиз Леклер опустил голову:

– Благодарю вас, господин герцог. Мы последуем вашему совету.

Его сын молчал. Ну и правильно, нечего соплякам открывать рот там, где все решают умные и взрослые люди. Пусть поблагодарят, что разрешили наблюдать за полетом мысли гения.

– Болезнь вспыхнет через три дня, разгорится еще через четыре-пять, начнутся первые смерти, будет объявлен карантин и выставлены заслоны. Король останется во дворце, для него эта зараза не слишком страшна, как и для любого мага.

– Возможно ли ее вылечить, ваша светлость?

Герцог подумал, что рано, рано он похвалил сына маркиза. Дурак все же. Но соизволил ответить: