Ветана. Дар исцеления Гончарова Галина
– А как…
– Этот? Не сдох!
– Мирий!
– И не собирается. Спит, что младенец в люльке. Ребята хотели и ему накапать, да я не дал…
– Правильно! Ему теперь ничего нельзя, только чистой водой поить.
– Напоим… Ты-то как?
И когда мы успели перейти на «ты»? А вот ведь… и неловкости никакой нет, словно дядюшка приехал, которого сто лет не знала, а все ж родня.
– Нормально. Скоро встану, у меня это быстро…
– А он?
– А вот у него теперь дня на три сна будет, кабы не больше, – прикинула я. – Я в него столько силы выплеснула, что самой не верится…
– Да уж! А нам знаешь как страшно было?! Стоишь на коленях, потом вся засветилась золотом изнутри, с рук словно лучи ударили, и в этого сопляка на полу. И все бьют, бьют… Он кричит, а потом так же засветился, а ты на него упала, и лежишь, словно дохлая. А там уж свечение стихло, мы подойти решились…
Я вздохнула.
Все, Веточка. С приплыздом вас, как говорит торговка рыбой с рынка. Надо завтра идти и сдаваться Моринарам… Или не идти, но тогда сдадут уже меня.
– А этого… А никак нельзя в себя пораньше привести?
Я покачала головой:
– Нельзя, Мирий. Никак. Или угробите парня.
– Обидно будет. Хоть и не стоит он того, а сколько труда вложено, – ухмыльнулся стражник. И совершенно по-родственному потрепал меня по волосам. – Ты выздоравливай, девочка. И думай. С ребятами я поговорил по-свойски, а все ж когда столько народу знает, что ты маг жизни…
Я понимала.
– Я все улажу. Правда.
– Когда?
– Лучше завтра же… то есть – сегодня? Сколько я была без сознания?
– Час-полтора, – прикинул Мирий.
– Значит, сегодня. Улажу.
Как пообещала, так и сбылось.
– Где эта идиотка?!
От начальственного рявканья подскочили и я и Мирий. Плеснула вода в кувшине, испуганно дернулась, пытаясь улететь, занавеска. Я ее понимала. Мне и самой от взгляда Рамона Моринара захотелось улететь. Жаль, что я не маг воздуха, меня бы только и видели.
Господин Мирий вскочил, вытянулся во фрунт, но Палач его и не заметил.
– Ты что творишь, дура сопливая?! Жить надоело?!
Я вытянулась на кровати, изображая дохлую селедку. А что я сейчас скажу? И услышат ли меня? Сил и так нет, а герцог в ярости, это видно. Волосы растрепанные, глаза злющие, застегнут не на те пуговицы… От любовницы, что ли, выдернули?
– Ты понимаешь, что теперь о тебе знает весь Алетар? И где было, и что было…
– Гм!
Господин Мирий кашлянул, рискуя навлечь на себя начальственный гнев.
Так и вышло: Рамон Моринар развернулся, прожег несчастного грозным взглядом. Мне, судя по вмиг выцветшему лицу стражника, и десятой части от ярости не досталось, но – столько лет в страже! Такое не пропьешь! Ночью встанешь начальству доложить…
Так и вышло.
– Ваша светлость, разрешите сообщить! Во время патрулирования моим десятком был обнаружен смертельно раненный виконт Леклер. К лекарке мы принесли его, чтобы выяснить, кто посмел…
– И как – выяснили?
Голос Палача стал обманчиво мягким, почти шелковым:
– Никак нет, ваша светлость. Выясним, как только виконт в себя придет…
– Когда?
– Дня через три…
Рамон Моринар сплюнул, выругался так, что захотелось зажать уши, а потом развернулся ко мне:
– Знаешь, Вета, меня бы устроило больше, если бы рассказал, кто его убил, и сдох. А ты что устроила? В благородство поиграть захотелось?!
Меня словно молнией ударило.
– Вон отсюда!
Моих сил хватило, чтобы приподняться на кровати, но тут взял свое чернокопытник. Закружилась голова, замелькали противные черные мошки…
– Дура…
Тонкие сильные пальцы легли мне на виски.
– На, бери…
Я и не знала, что Палач так умеет. Делиться силой.
Судя по всему, он себя вообще не контролировал, и сила лилась в меня мощным потоком огня. Ревела, бушевала, требовала ответа – откройся, прими… Огонь не признает компромиссов, он горит до конца.
А жизнь… Жизнь принимает все – и огонь, и воду, и даже смерть. На то и жизнь. И постепенно начал стихать поток, а я смогла выпрямиться на кровати. Не важно, что держалась я при этом за мужские запястья и мы с Палачом находились на неприятно близком расстоянии, чуть ли не нос к носу. Я смогла сесть! Почти сама.
– Спасибо.
Рамон Моринар посмотрел на меня, как на дуру:
– Вета, ты понимаешь, что здесь оставаться не можешь?
– Да…
– Сейчас ты соберешься и поедешь со мной. Пока поживешь в моем доме.
Я замотала головой, и в виски тут же упругим шариком толкнулась боль, напоминая, что сила-то не моя, заемная, и переваривать мне ее еще долго…
– Не могу…
– Почему?
– Неприлично…
– Тогда к дяде. Там тебе прилично?
Медленно опустила веки:
– Да. Спасибо…
– Словами ты не отделаешься. Ты понимаешь, что все, все маги Алетара теперь знают о тебе? И те, что в рясах, тоже?
– Да. И… Я соглашусь.
Рамон довольно кивнул:
– Ладно. Тогда я даже Леклера убивать не буду, пусть живет.
– Убивать?! – взвилась я. – Не смей! Он же…
– Что – он?
– Он ко мне шел. Предупредить о чем-то…
Рамон прищурился. Взгляд его стал острым, холодным, серьезным…
– Рассказывай?
Увы, рассказывать было особенно нечего. Я честно выложила и про мальчишек, не называя кличек, благо клялась я им примерно в этом, и про Кривого Фореля, и про то, как на пороге смерти Леклер просил меня уехать…
Не сказала только про его уже не последнее в этой жизни слово. Ну… могла и ослышаться. Бывает. Да и какая там любовь?
Рамон слушал внимательно. И так же внимательно слушал Мирий, про которого попросту забыли – есть у стражников такое умение, словно бы сливаться со стеной без всякой магии. Мужчины слышали, оценивали информацию, а потом Мирий кашлянул и шагнул вперед.
– Ваша светлость, мы бы сейчас по горячим-то следам… Только…
Рамон махнул рукой:
– Понимаю. Вета, где бумага? Есть?
– Там, – махнула я рукой в гостиную. – В буфете.
– Сейчас напишу приказ, с его величеством утрясу… Вета, точно нет возможности привести этого сопляка в себя?
– Можно. Только он умрет.
– Пусть…
– И может не успеть рассказать.
– Это хуже. Нет, ну как ты могла!
Я развела руками.
Маги жизни, простите, и не обязаны быть умными. У них, учено выражаясь, другая функция в этой жизни.
И почему моему самоуничижению никто не поверил?
Рамон отпустил мои руки, встряхнулся.
– Собраться сама сможешь?
– Попробую.
– Вот… пробуй. У тебя полчаса, потом поедем к дядюшке.
– А виконт?
– А виконт умер. Ясно?
Я медленно кивнула. Умер так умер, понятное дело. Не мог он выжить с такими ранами. Рамон посмотрел на Мирия:
– И если я узнаю, что кто-то разболтался, до того, как мальчишка придет в себя… мечтать о смерти будете.
– А вы не пугайте, ваша светлость, жизнь до вас успела, – огрызнулся вдруг Мирий. – Высокородные интриги плетут, а Ветке платить?
Рамон прищурился на стражника, оценивая, то ли его сразу убить, то ли помучить… Но потом выглядел нечто правильное. Благородное.
– Ничего с ней не случится. Мое слово.
Мужчины пару минут мерились взглядами, а потом Мирий кивнул:
– Светлый в помощь, ваша светлость. – И уже мне: – Вета, если что, я тебя всегда жду. И жена рада будет, и дети…
Я кивнула еще раз, напоминая себе куклу-марионетку. В горле першило. Наверное, все же вода была холодной. Ну не слезы же это, правда?
Сборы оказались неожиданно долгими. Обросла я добром за это время, обросла. Вещи поместились в один небольшой саквояж. Смена белья, туфли и теплый плащ. Ну и гребень с мылом. Что еще надо?
А вот лекарства, инструменты, травы, мази, настойки… Достань потом тот же чернокопытник или золотую лапчатку нужного качества! Семь пар туфель собьешь, пока найдешь! И бросить все? Ну уж нет! А когда понадобится?
Не «если», нет. Определенно – когда. Лекарь всегда нужен, судьба такая…
Зато успела подъехать карета с гербом Моринаров, и еще одна. И все видели, как в одну карету грузили меня с вещами, а в другую заносили длинный сверток из белой ткани, которая пропиталась кровью в местах ударов, на груди и животе.
Умер виконт. Умер – и точка.
В особняке Моринаров меня встретила Линетт. Подхватила под руку, поцеловала в щеку, защебетала и потащила принимать ванну. Лим пока еще не проснулся, а канцлер уже уехал на службу.
Рамон, по дороге еще раз расспросивший меня, кто говорил, что говорил и когда, тоже уехал к канцлеру. Они сейчас будут решать, что делать и как, а я хоть чуть отдохну. Хотя бы самую малость…
Горячая вода, ароматное масло и даже платье из запасов герцогини. Достаточно простенькое, белое, с голубыми незабудками, срочно перешитое на меня слугами. Зато белье новенькое, шелковое… Как же я от этого отвыкла!
И от легких туфелек из мягкой, словно крем, кожи, и от прически из тяжелых волос, и от шпилек и локонов, и от роскоши, и от ощущения защищенности… Да, клетка. Но ведь она и ко мне сейчас никого не пропустит, а это важно.
Страшно… Безумно страшно. Этой ночью я подставилась так, что больше некуда. Ох, дура…
Впрочем, когда я спускалась вниз, в столовую, на моем лице играла улыбка. И такой же улыбкой встретила меня Линетт.
– Вета!
– Ваша…
– Линетт! Мы же договорились!
– Да, Линетт, – согласилась я. – Просто… непривычно.
– А ты привыкай. Зная мужа да зная Рамона… Сказали – примут в семью, значит, так и сделают. Они мужчины серьезные.
Я ответила улыбкой на улыбку Линетт.
– Да, муж у тебя мужчина видный. Со всех сторон…
Ах, как давно я вот так не щебетала с подругами! Ни о чем…
– Я знаю. – Линетт смешно округлила глаза. – Слушай, а Рамон тебе как?
– Внушает, – призналась я.
– А то и с формальностями возиться бы не пришлось! Ты бы мне сразу кузиной стала!
Я вспомнила взгляд Палача и помотала головой что есть сил.
– Он мне не то внушает!
Линетт вздохнула:
– Да вот… И еще этот его взгляд голодной акулы… Его все боятся, представляешь! Я кого с ним только не знакомила, все напрасно! Один взгляд, две улыбки, три слова – и девушку уже не догнать!
Даже не сомневалась, что Рамон Моринар может перепугать кого угодно.
– Как я их понимаю!
Линетт затрясла головой:
– Вета, не надо! Ты не думай! Ни Алонсо, ни Рамон… Они никогда! Ты же понимаешь, я шучу больше, но никто тебя принуждать не станет! Честно-честно! А у тебя кто-то есть, да?
Я покачала головой. Есть ли? Казалось, что был Бертен. Вот, был… Ох!
– Линетт! А работа как? Я же…
– Хм-м…
Линетт Моринар подумала пару минут, а потом вдруг улыбнулась:
– Вета, а мы вот как сделаем. Я сейчас напишу твоему начальнику записку. Как его там?
– Растум. Харни Растум.
– Вот! Напишу, что у меня голова кружится и подташнивает и я себя не очень хорошо чувствую, а потому требую тебя в личные лекари дней на пять! А там уж мальчики что-нибудь придумают!
Я смотрела в ее зеленые глаза и понимала, что готова ей сейчас все простить. Вот за это понимание. За то, что не отмахнулась – да нужна тебе та работа? Не сказала, что у меня теперь будет другая жизнь, не предложила дождаться Алонсо Моринара, не… В носу защипало, и я махнула рукой, чтобы скрыть свое состояние.
– Линетт, может, не надо так на себя наговаривать?
– А я и не наговариваю. Меня и правда подташнивает, есть такое…
Я прищурилась. Подташнивает, говорите? А…
– Можно я тебя осмотрю?
– Можно. А что?..
Но я уже вела ладонями вдоль тела герцогини. Боль иголочкой скользнула по позвоночнику, но на то, чтобы увидеть, много силы не надо. Капелька…
– А то. Вы с мужем второго ребенка хотели?
Линетт медленно опустилась в кресло.
– Вета… правда?
И во взгляде – не радость, нет. Страх.
– Да, – удивилась я. – А что?
– Лим… Если как он?
Сначала я даже не поняла, о чем говорит герцогиня. Дошло только потом. Если второй ребенок унаследует ту же болезнь, что и Алемико Моринар… Вот где ужас-то для родителей. Ждать – и не знать. Или наоборот – знать, что твой ребенок родится больным, и нет возможности ему помочь, никакой нет…
Темный с ними, с иголочками. И с болью тоже. По пальцам побежали золотистые искорки.
– Не шевелись, ладно? А то мне тяжело…
Линетт замерла, даже боясь дышать, а я уже прощупывала своим даром искорку недавно зародившейся жизни.
И понимала – да. Могло быть такое. А мы вот сейчас…
Сейчас и лечить-то не надо, и сил почти не надо, просто работа ювелирно тонкая. Это вам не мечом рубить, тут словно вышивка бисером. Медленно-медленно. И очень осторожно…
Когда все закончилось, я могла только сидеть и дышать. Дышать и сидеть. Линетт тоже сидела в кресле и смотрела на меня с надеждой на чудо. А я даже сказать ничего не могла, казалось, виски разламываются от боли. И скажешь лишь слово, а голова просто треснет… Но у лекаря такая работа – себя превозмогать.
– Все будет хорошо…
Я еще успела увидеть яркие глаза Линетт. Искрящиеся, радостные, счастливые… А потом ковер как-то быстро понесся к лицу. Ей-ей, это входит в привычку – обниматься с коврами в доме Моринаров.
– Ваше величество, у канцлера в доме лежит раненый виконт Леклер.
Его величество отреагировал с должной невозмутимостью. Полюбовался на отполированные когти и уточнил:
– И кто его не добил?
Мысль о том, что Рамон Моринар отпустил живого виконта Леклера, ему даже в голову не пришла. Этот – не отпустил бы. Точно.
– Пока не знаю. Меня вообще подняли с кровати часа в три ночи…
– Сильным выплеском магии жизни?
– Именно!
Его величество понимающе кивнул. Он сам был разбужен этой вспышкой, и насмешливо подумал, любуясь на темный Алетар, что теперь о маге жизни не знают только тараканы. А остальные в курсе. Но сам спускаться в город не стал. Если король вынужден заниматься такими вещами, значит, это плохой король. У хорошего найдутся подручные.
– И?
– И я отправился к этой дурехе.
Его величество отметил формулировку: сам отправился, не послал слуг, не кликнул стражу, не… Вариантов было много. Если кто полагает, что герцог, командующий гвардией и один из ближайших доверенных короля, не знает, чем заняться, и может по городу бегать, это вы зря, очень зря. Послал бы слуг за девчонкой, ничего бы не случилось.
– Что там интересного?
– Виконт Леклер. Уже не вполне дохлый, но пока еще и не живой. И сама лекарка, которая на ногах не стояла. А еще человек пять стражников… Сила Ветаны попросту ввела молодого человека в нечто вроде летаргического сна, из которого он в скором времени выйдет, но сейчас будить его опасно и жестоко. Да и не получилось бы.
– Замечательно. Осталось объявления на столбах расклеить – у нас маг жизни появился.
Рамон только головой покачал:
– Я так и не могу понять – она это нарочно? Или просто такая дура?
Его величество печально вздохнул:
– Если бы ты не отворачивался от своего дара, а уделял ему больше внимания, то понял бы, что все не так. Маг жизни не может не лечить. Это как дыхание, как крик, как… да не важно. Она просто не может поступить иначе.
Рамон вздохнул:
– Понимаю я. Но…
– И сдержаться ни у кого из них не получается. Рядом с больным человеком маг жизни будет лечить. Будет дышать, двигаться, выплескивать свою силу, ставить человека на ноги, выкладываться до последнего предела… Они себя не контролируют в этот момент. Если рядом кто-то просит о помощи, они обязательно протянут руку. Думаю, маги жизни – это первая ступенька к Светлому. Те, кто даже в ущерб себе не сможет отказать в помощи другому. Нам в этом отношении проще, мы можем сбрасывать силу незаметно. Да хоть ты огонь в камине разведи, все уже легче будет. Мне тоже, сам знаешь…
Рамон знал. Сердце Алетара было напитано некромантией так, что это ощущал любой маг, приближающийся ко дворцу. Его величество не скупился на жертвы и на свою собственную кровь и силу, как и поколения его предков. И Алетар… В этом городе король был способен на многое.
Любое вражеское войско, дошедшее до Алетара, здесь и останется. На алтаре.
– Одним словом, они оба живы и находятся дома у моего дяди. Я решил их не разлучать, мало ли что…
– Правильно. Алонсо сможет их защитить.
– Надеюсь. Лекарка рассказала мне неприятные вещи…
Его величество внимательно выслушал пересказ герцога и кивнул.
– Значит, опять что-то задумали. Эх, недодавили…
– Зато сейчас у нас есть шанс покончить с этими тварями, – ухмыльнулся Рамон.
– То-то и оно. Думаешь, твари этого не понимают? Нет, у них что-то очень крупное в рукаве. Очень серьезный козырь. Но какой?
Рамон пожал плечами:
– Если они не пожалели одного из своих, можно догадываться, что это будет нечто весьма серьезное…
Его величество кивнул. Посмотрел на небо:
– Сегодня полнолуние. Я попробую узнать.
– Мой сын!!! – Маркиз Леклер ворвался в дом к Ришардам, пылая яростью и жаждой мести. – Мой сын!!!
Герцог Ришард встал из-за стола.
– Симон, я сейчас все объясню.
– Что именно?! Вы убили моего единственного сы…
Толлерт Ришард, который только что крепко стукнул маркиза рукоятью кинжала по голове, посмотрел на отца.
– Как он узнал?