Елизавета Йоркская. Последняя Белая роза Уэйр Элисон

– Как он добр, – сказала мать, явно тронутая. – Похоже, я все-таки не осталась без друзей. Никогда я не смогу отблагодарить вас достойно за вашу помощь нам.

– Благословляю вас, дочь моя. – Аббат улыбнулся. – Будем надеяться, что ваши несчастья вскоре закончатся.

Колокола аббатства пробили полночь накануне Дня Всех Святых, когда Елизавету разбудила мистресс Джейкс, которая стала переносить их с Марией соломенные тюфяки в комнату бабушки, где в простой деревянной колыбели, изготовленной монахами, спала Сесилия.

– Что случилось? – нервно прошептала Елизавета. – Уорик идет? – Он стал демоном ее снов.

– Нет, принцесса. Вашу матушку уложили в постель. Даст Бог, к утру у вас будет братик или сестричка.

Это была хорошая новость. Однако ночь близилась к концу, и «уложили в постель», что бы это ни значило, оказалось делом весьма болезненным. Сквозь закрытые двери Елизавета слышала стоны матери. Позже жалобные причитания превратились в непрерывные крики. Девочка в ужасе закрыла уши руками.

В какой-то момент дверь отворилась, вошла леди Скроуп и успокаивающе заговорила с нею. Елизавета помнила изумление матери, когда три дня назад той сообщили, что Совет Генриха Ланкастера назначил эту женщину служить ей, а также прислал повитуху, матушку Кобб, которая принимала Сесилию, и личного врача королевы доктора Сирего.

Мать удивило, что новые правители раскошелились и оплатили их услуги.

– И это притом, что ребенок может оказаться мальчиком, который когда-нибудь бросит вызов Генриху.

– Может быть, они хотят подружиться, – робко предположила Елизавета, но мать покачала головой:

– Даже если так, я не стану иметь дело с узурпаторами.

Елизавета про себя решила, что это неправильно. Одно доброе слово от матери, и этот кошмар мог бы закончиться.

Позже леди Скроуп заглянула снова:

– Вы все еще не спите, моя маленькая леди? Беспокоиться не о чем. Все хорошо.

– Но мама кричит. – Елизавета едва не плакала.

– Это нормально. Роды – тяжелый труд. Но осталось недолго. Попытайтесь уснуть. – Она удалилась, шурша юбками.

С рассветом послышался плач ребенка. Елизавета выскочила из постели, как ядро из пушки, и ворвалась в комнату матери прежде, чем ее успели остановить. Однако мать сидела, откинувшись на подушки, и улыбалась, ее серебристо-золотистые волосы веером рассыпались по плечам.

– Бесси, у вас теперь есть братик, – гордо сказала она. – Принц для Англии.

Елизавета склонилась над колыбелью. В ней, туго спеленутый, лежал и глядел на нее крошечный младенец с губками, как бутончик розы, и широко раскрытыми синими глазками.

– Какой красивый! – выдохнула девочка. – Можно мне взять его на руки?

– Пока нет, – сказала королева. – Ему сейчас нужно поспать.

– Как его зовут?

– Эдуард. Очень уместно назвать его в честь короля.

Елизавета смутилась, увидев, что мать вдруг залилась слезами. Ну конечно, она скучает по отцу. Как он обрадуется, узнав, что у него родился сын, наследник престола!

Сидевшая у кровати бабушка взяла мать за руку:

– Не расстраивайте себя, Бет.

– Какая жестокая несправедливость, что этому принцу, которого мы так ждали, суждено было родиться, когда его отец в изгнании. – Мать всхлипнула.

Бабушка погладила ее по щеке:

– Его рождение может оказаться благом, если наши друзья, найдя в этом надежду и утешение, останутся верны Эдуарду.

– Молюсь, чтобы так и было! – горячо ответила мать. – Но вдруг Уорик увидит в мальчике угрозу?

– Угрожает ему не мальчик, а его отец, и они правильно делают, что боятся Эдуарда. А что до этого малыша, он слишком мал и беспомощен, чтобы иметь хоть какое-то значение. У них и без того проблем хватает – шутка ли, попытаться снова усадить Генриха Ланкастера на трон, который ему не принадлежит.

Похоже, это успокоило мать. Она попросила бабушку взять принца из колыбели и дать его Елизавете, предупредив дочь:

– Осторожнее.

Девочка вновь взглянула на пухлое личико младенца, и сердце ее растаяло.

Крещение маленького принца, в отличие от торжеств, устроенных по такому же поводу для его сестер, прошло очень скромно и без особых церемоний, словно это был сын бедняка. Обряд совершил в доме аббата приор Истни. Крестными матерями стали бабушка и леди Скроуп, а отцами – аббат Миллинг и высокий представительный Истни. Елизавета гордо несла крестильную сорочку, которую надели на ее брата, после того как вынули из купели, в знак очищения от греха. Маленький Нэд – так они называли его, чтобы отличать от отца, – тихонько хныкал, когда из него изгоняли дьявола.

Церемонии воцерковления для матери не устроили, она быстро оправилась и встала с постели, аббат тихо благословил ее в присутствии немногочисленного двора. К тому моменту жизнь как-то наладилась. Стало ясно, что Уорик не намерен предпринимать каких-либо действий против них, и тем не менее королева посчитала мудрым решение остаться в святилище.

– Наш отъезд отсюда могут расценить как провокацию, возникнут подозрения, не намереваемся ли мы собрать вокруг себя врагов Уорика и Кларенса, – сказала она, сидя у камина, потом взяла младенца у леди Скроуп и стала качать его на руках. – Нет, наша безопасность покоится лишь на огромной привилегии находиться в этом святом месте. Мы должны терпеливо переносить наши испытания.

Однако, по мере того, как зимние дни укорачивались, королева все чаще предавалась печали, впадала в уныние и проявляла все, что угодно, кроме терпения: возмущалась тем, что ей приходится сидеть взаперти, жаловалась на потерю супруга и королевской жизни, которую вела.

– Когда это закончится?! – горестно восклицала она. – Когда же приедет Эдуард?

Елизавете невыносимо было слышать и видеть, в каком состоянии находится ее прежде безмятежная мать, напуганная до того, что вздрагивает от каждого шороха. Но рядом всегда была бабушка, она утешала и ободряла. Надежда, что их невзгоды скоро закончатся, никогда не покидала ее, и Елизавету это успокаивало.

Время тянулось медленно. Взрослые часто предоставляли детей самим себе. Елизавета и Мария с удовольствием поиграли бы с Нэдом, но малыш много спал. Немногочисленные игрушки наскучили им, придумывать новые забавы они устали. Вот бы оказаться в Тауэре или Вестминстере, где осталось столько прекрасных вещей, с которыми можно играть. Рождество прошло без особых торжеств, хотя женщины ради детей как могли старались веселиться, мастер Гулд доставил отличного гуся к столу королевы, а аббат принес сливовый пудинг. В феврале Елизавете исполнилось пять лет, и монахи испекли для нее пирог. Это были яркие интерлюдии в монотонном существовании. Наконец вечера стали не такими долгими, наступила весна.

Аббат Миллинг регулярно сообщал им новости о событиях в окружающем мире. Имея множество друзей в высоких кругах, он был хорошо информирован и слышал, что герцог Бургундский, женившийся на тете Маргарите, помогал королю Эдуарду собирать флот. Но насколько достоверна эта информация, никто сказать не мог.

И вот однажды в апреле аббат явился в Иерусалимскую палату с широкой улыбкой на лице:

– Ваша милость, у меня прекрасные новости. Король совершил вторжение, и Англия предается ему, графство за графством. Глостер и граф Риверс идут вместе с ним, и люди собираются под их знамя!

Лицо матери преобразилось, засияло.

– Хвала Господу! Я молилась об этом.

– Он совершил великое дело, – сказал аббат.

– Папа возвращается домой! – воскликнула Елизавета; они с Марией взялись за руки и вместе заскакали по комнате.

– Я никогда не теряла веры в то, что он это сделает, – ввернула свое слово бабушка. – И меня радует, что мой сын Риверс с королем.

– Мы должны молиться о благополучном и мирном завершении этого конфликта, однажды и навсегда, – сказал аббат. – Но мне кажется, эта новость – повод для торжества. Я пришлю вам кувшин моего лучшего рейнского.

На следующий день аббат Миллинг пришел снова:

– Дела обернулись еще лучше, мадам. Милорд Кларенс покинул Уорика и примирился с королем. Кроме того, я получил от его милости весьма утешительную весть. Он просит вас ободриться, так как намерен одолеть своих врагов.

Лицо матери вновь просветлело, и она обняла дочерей:

– Бог даст, скоро мы опять будем вместе с вашим отцом. И снимем обузу с ваших плеч, отец настоятель.

Миллинг покачал головой:

– Вы никогда не были мне обузой. Для меня честь – дать вам приют в это трудное время.

Когда он ушел, улыбка исчезла с лица матери.

– Я никогда не прощу Кларенсу того, что он сделал с нами. Эдуард, может, и примирился с ним, и ради него я буду проявлять дружелюбие, но не перестану смотреть на его брата как на врага.

Елизавета тоже не думала, что сможет простить дядю.

Два дня спустя отец вступил в Лондон во главе большой армии, и никто его не остановил. Елизавета вместе со всей семьей с восторгом слушала в Иерусалимской палате рассказ аббата о том, как король вошел в собор Святого Павла и потребовал обратно свой трон.

– Люди вокруг него ликовали. Все покорились ему. Воистину в этом видна рука Господа.

– А где Уорик? – спросила мать.

– Сбежал! А бедный Генрих Ланкастер опять в Тауэре. Похоже, король Эдуард намерен проявить снисхождение. Генриха нужно пожалеть, так как сам он безобиден, его использовали в собственных целях люди без чести и совести.

– Я буду молиться за него, – сказала бабушка. – Он всегда был невинной душой, еще и до того, как на него нашло безумие.

– Король будет здесь завтра, – сообщил аббат. – Сперва он возблагодарит Господа за возвращение власти, а затем пришлет за вашими милостями. Полагаю, вам нужно собирать вещи.

Утром в дом аббата прибыл лорд-камергер с несколькими придворными дамами. У них были полные руки роскошных одеяний для королевы и ее детей. Елизавета запрыгала от радости, когда ей сказали, что их скоро проводят во дворец Вестминстер. Как же здорово вернуться домой!

Огромная толпа, собравшаяся у аббатства, разразилась громкими приветственными криками, когда королева, неся на руках принца, появилась из ворот и повела своих дочерей к дворцу. Елизавета была в своем любимом алом бархатном платье, хотя оно стало ей маловато, так как она выросла с тех пор, как надевала его в последний раз. Девочка махала рукой и улыбалась людям, чувствуя себя так, будто идет по воздуху, а они в ответ посылали ей благословения.

Когда они вступили во дворец и подошли к Белому залу, зазвучали трубы. И там был отец – разодетый в золотую парчу, он сидел на троне с широкой улыбкой триумфатора на прекрасном лице. Жена и дети двинулись к нему сквозь ряды склоняющих голову лордов и леди, а король встал, чтобы приветствовать их. Мать начала делать реверанс, однако он шагнул вперед и поднял ее, удивленно глядя на младенца, которого она держала на руках.

– Мой сын! – благоговейно произнес король. – Дорогая, вы не могли сделать мне лучшего подарка по случаю возвращения домой. Огромная радость – видеть вас и наших принцесс. Я сильно скучал по всем вам.

– А я по вам, милорд. – Голос королевы дрогнул, и слезы потекли по ее лицу.

Эдуард привлек супругу к себе:

– Все закончилось, Бет. У нас впереди славное будущее. И есть прекрасный сын для утешения сердца и радости. Он – драгоценный дар Господа и мое самое желанное сокровище.

Отец отпустил мать, потом наклонился и нежно поцеловал Елизавету и Марию, а после них – Сесилию, которая радостно лепетала на руках у бабушки.

– Как же вы все выросли! – воскликнул он. – Скоро мне придется подыскивать вам всем мужей, да?

Елизавета взглянула на него, едва в силах поверить, что ее отец – этот высокий прекрасный мужчина с блестящими рыжевато-коричневыми волосами и ослепительной улыбкой – действительно здесь. Отец поймал ее взгляд и сказал:

– Моя Бесси, вы мне теперь еще дороже.

Погладив дочь по голове, он повернулся к королеве и взял у нее ребенка.

– Милорды и леди, представляю вам Эдуарда, принца Уэльского, вашего будущего короля! – под оглушительный гром оваций провозгласил король.

Затрепетав при этих звуках, Елизавета огляделась. Вот стоит и широко улыбается ее дядя, стройный темноволосый герцог Глостер; пережив вместе с королем изгнание, он теперь был в большом фаворе. Вот и дядя Энтони Риверс, жизнерадостный брат матери, сияет и бьет в ладоши. А вот и дядя Кларенс с застывшей улыбкой, будто с трудом натянул ее на лицо. Елизавета надеялась, что ему стыдно за свои поступки и он выучил свой урок, так как отец проявил по отношению к нему настоящую милость. Но сейчас она не станет думать о его предательстве. Они все снова вместе, мир пришел в порядок, и будущее манит к себе.

Позднее в тот же день Елизавета и Мария играли на полу в кабинете короля, игрушки они с восторгом извлекли из своих сундуков, а их родители сидели и разговаривали, держась за руки и время от времени обмениваясь поцелуями. Они несказанно радовались воссоединению, и мать выглядела очень счастливой.

– Я намерен наградить аббата Миллинга за проявленную к вам доброту, – сказал отец.

– Он этого заслуживает, – отозвалась мать. – Не знаю, как я перенесла бы эти месяцы без него. Люди были так добры к нам. Мясник, господин Гулд, пять месяцев кормил нас за свой счет.

– Его тоже ждет награда, как и тех, кто помогал вам при родах, любовь моя.

Мать наклонилась и поцеловала его:

– А я, милорд, с вашего разрешения, устрою часовню в Вестминстерском аббатстве и посвящу ее святому Эразму, защитнику рожениц, в благодарность за благополучное рождение нашего сына.

– Обязательно. – Отец заулыбался. – А теперь нам пора отправляться в Сити и замок Байнардс. Моей матери не терпится увидеть нас.

– Кошмар закончился, и теперь она вздохнет спокойно.

Отец помолчал, лицо его вдруг посерьезнело.

– Еще не конец испытаниям. Уорик сбежал, и с ним предстоит разобраться. Я получил известие, что Маргарита с армией направляется сюда из Франции, ее тоже нужно остановить. Только после этого мой трон будет в безопасности.

Елизавета оторвалась от игры в кегли и смутилась, увидев выражение тревоги на лице матери. Неужели снова начнутся сражения? Страшно было подумать о том, что случится с ними, если отец проиграет.

Сделав реверанс королю, Сесилия Невилл, герцогиня Йоркская, тепло обняла его.

– Вы благополучно вернулись ко мне, сын мой, – сказала она, сопровождая свои слова поцелуем, и не смогла удержать слез. Затем она протянула руки, воскликнув с улыбкой: – Мои дорогие дети!

Елизавета и Мария кинулись к ней. Она была более представительной дамой, чем бабушка Риверс, очень величавой и чопорно-вежливой, тем не менее при виде внучек всегда отбрасывала сдержанность.

– А теперь идите и загляните вон в тот ларец, вы там найдете кое-что приятное, – сказала герцогиня.

Обычно у нее были припасены для детей какие-нибудь сюрпризы – монеты, конфеты, безделушки. На этот раз в ларце оказались золотые подвески, для Елизаветы с янтарем, а для Марии с бериллом. Девочки радостно поблагодарили бабушку.

Герцогиня придирчиво осмотрела малыша Нэда, который неуверенно глазел на ее голову под черной вуалью.

– Только посмотрите, какой крепыш! – заметила она. – Прекрасный будет король.

После этого герцогиня отослала Елизавету и Марию играть, и девочки впервые за долгое время вкусили радость свободы – они носились из комнаты в комнату по лабиринтам замка Байнардс, играли в пятнашки, потом смотрели на Темзу с зубчатой стены под присмотром одного лишь дюжего грума.

На следующий день была Страстная пятница, принцессам с трудом удалось высидеть во время торжественной службы в церкви, хотя бабушка и следила за ними ястребиным взором. Сама она была очень набожна и ожидала от внучек того же. Елизавета гадала: что думает бабушка Йорк о Кларенсе, который примкнул к Уорику? Простила ли она его от всего сердца, как отец? Ей, должно быть, горько видеть столь жестокую вражду сыновей.

Днем король созвал своих лордов на совет в замке Байнардс. После этого мать прервала игру дочерей в куклы:

– Поторопитесь, девочки. Ваш отец велел нам перебраться в лондонский Тауэр. Он хочет, чтобы мы были в безопасности, пока сам на севере разбирается с Уориком.

Елизавете ненавистна была сама мысль, что отец вновь отправится воевать. Помогая мистресс Джейкс паковать вещи в дорожные сундуки, она от всей души желала, чтобы отец остался с ними. Они провели вместе так мало времени. Когда настал момент прощаться с королем на причале, Елизавета собралась с духом, как подобает принцессе, и старалась не плакать. Но не смогла сдержаться.

Видя, как она расстроена, отец поднял дочь на руки и поцелуем смахнул с ее щек слезы.

– Присматривайте за своим маленьким братиком, – сказал он. – Я скоро вернусь, не сомневайтесь.

Мать подвела Елизавету к ожидавшей короля барке. Девочка запрокинула голову и махала рукой, стараясь запечатлеть в сердце улыбающееся лицо отца.

Обе бабушки сопровождали их в Тауэр вместе с почтенным кардиналом Томасом Буршье, архиепископом Кентерберийским, которому поручили следить за благополучием королевы и детей. И там, в покоях королевы, их дожидалась леди Бернерс, которую мать вызвала, как только они покинули святилище. Елизавета раскинула руки и обняла свою любимую наставницу, которая, сколько девочка себя помнила, всегда была при ней. Если бы леди Бернерс осталась с ними в аббатстве, то не было бы так страшно, в этом Елизавета не сомневалась.

Королевские покои в Тауэре, более старые и не такие просторные, как в Вестминстере, однако, были украшены яркими картинами, а под окнами раскинулся сад. Пока все с нетерпением ждали новостей, Елизавета и Мария резвились на весеннем солнышке. Сесилия топала за ними, тщетно пытаясь догнать, а Элис Уэллес, кормилица Нэда, сидя на скамье, кормила малыша и приглядывала за его сестрами.

Жить в трепетном ожидании им пришлось недолго. В воскресенье на Пасху Елизавета разволновалась, увидев запыхавшегося, забрызганного грязью гонца, который привез королеве новости о большом сражении при Барнете, к северу от Лондона.

– Король одержал победу! – сказал вестник столпившимся вокруг него женщинам и детям. – Уорик убит!

Мать перекрестилась:

– Значит, великий Делатель королей, наш злейший враг, повержен.

– Король направляется на запад, мадам, так как королева Маргарита и ее сын вторглись в страну. Ходят слухи о ее намерении перейти реку Северн, чтобы попасть в Уэльс и соединиться с силами Джаспера Тюдора.

– Бунтовщика! – воскликнула мать. – От этих Тюдоров вечно одни проблемы. Уэльские выскочки! Молюсь, чтобы милорд перехватил Маргариту до того, как она достигнет Северна. Да хранит его Господь.

Елизавета повторила про себя эту молитву. Королева Маргарита, гневливая супруга Генриха Ланкастера, часто являлась к ней во сне пугающим призраком, который хотел уничтожить отца и весь дом Йорков. А ее сын, Эдуард Ланкастер, был весьма неприятным молодым человеком, судя по обрывкам разговоров, которые случайно доносились до девочки. «Интересно, – подумала она, – приехала ли с ним в Англию его жена, младшая дочь Уорика Анна?» Елизавета невольно осуждала ее, так как та согласилась выйти за него, хотя и знала, что мужей для своих дочерей выбирают отцы и матери. По крайней мере, на этот раз дядя Кларенс сражался на стороне отца вместе с дядей Глостером.

Прошли три напряженные недели тревог и волнений, прежде чем они узнали о триумфальной победе короля при Тьюксбери.

– Битва была жестокой, ваша милость, – сообщил гонец, – однако Эдуард Ланкастер пал на поле брани, а Маргарита взята в плен. Король возвращается в Лондон.

Елизавете стало жаль Маргариту, которая потеряла все. Она увидела, как мать выхватила из колыбели Нэда, будто представила себе весь ужас потери бесценного ребенка, потом поборола волнение и повернулась к ним, глаза ее сияли.

– Хвала Господу! – выдохнула королева, бабушка Риверс обняла ее, а бабушка Йорк перекрестилась и склонила голову в молитве.

Елизавета обратилась к Марии:

– Какая прекрасная новость, правда? Папа возвращается домой! – Она приплясывала от радости.

Однако радость длилась недолго. На следующий день, услышав шум за окном, мать оторвалась от шитья.

– Что там такое? – Она встала, выглянула в окно своего главного покоя, выходившее на Темзу, и воскликнула: – Спаси нас, Боже!

Елизавета, которая устраивала пир для кукол, подскочила и присоединилась к бабушкам, побросавшим вышивание и спешившим к окнам. Выше по реке, перед Лондонским мостом, собрались бесчисленные суда, битком набитые людьми.

– Это флаг Бастарда Фоконберга, – сдавленным голосом проговорила мать. – Он один из самых ревностных сторонников Маргариты. Боже милостивый, что он затеял?

Королева мигом вызвала лейтенанта Тауэра[7], и тот спешно явился.

– Мадам, я сознаю, как велика опасность. При появлении первого корабля я послал лазутчиков разведать, что происходит. Они слышали, как Фоконберг хвалился, что пришел свергнуть с трона короля Эдуарда и восстановить Генриха Ланкастера.

– Как он смеет! – вскричала мать. – Разве он не знает, что дело Ланкастеров проиграно?

– Мы выстоим, мадам, – заверил ее лейтенант, – но на судах тысячи солдат. Наши военачальники полагают, что среди них есть наемники и пираты – обычные смутьяны. Боюсь, ярости этих злодеев нелегко будет противостоять, но на нашей стороне время, так как они, кажется, сперва намерены атаковать Лондон, а уж потом возьмутся за Тауэр.

Елизавета заплакала от страха. Леди Бернерс положила руку ей на плечо и сказала:

– Мы здесь в безопасности, дитя.

– Не бойтесь, миледи принцесса, – успокоил ее лейтенант. – Горожане заперли ворота и строят баррикады. Лорд-мэр прислал сказать, что он отправил самых быстрых гонцов к королю, чтобы те поторопили его поскорее прийти на защиту Сити и ваших милостей.

– А до тех пор мы будем находиться в величайшей опасности, – запинаясь, проговорила мать. – Бастард Фоконберг наверняка попытается захватить Тауэр, ведь здесь находится король Генрих.

Елизавета обмерла. Леди Бернерс сказала, что они в безопасности! А теперь мать говорит, что им грозит беда. Кому же верить?

Ей стало легче от спокойствия лейтенанта.

– Во-первых, мадам, Фоконбергу сперва придется как-то взломать защиту Лондона, ведь кто завладеет столицей, тот получит королевство. Мне нужно идти и организовать отпор. У нас здесь много войска, и мы хорошо обеспечены боеприпасами. Не беспокойтесь.

Несмотря на храбрые заявления лейтенанта, женщины ожидали новостей, трепеща от напряжения, как натянутые тетивы на луках.

– Женская доля – всегда сидеть дома и ждать, – с досадой проговорила мать. – Хотелось бы мне быть мужчиной, чтобы находиться там и делать что-нибудь.

– Это внушило бы страх нашим врагам, – с улыбкой произнесла бабушка Риверс.

– Мы должны полагаться на Господа, – сказала бабушка Йорк. – Пойду в церковь и помолюсь там.

– А я собираюсь поговорить с Генрихом Ланкастером, – заявила мать.

– Что? – хором удивились обе пожилые дамы.

– Я попытаюсь объяснить ему, что к чему, пусть он во избежание кровопролития прикажет Бастарду отступить.

– Надеюсь, у него хватит на это ума, – сказала бабушка Йорк, – но, боюсь, вы потратите время впустую.

– Стоит попытаться, – ответила мать и вновь вызвала лейтенанта. Тот явно смутился и попробовал отговорить ее, но королева упорствовала: – Прошу вас, приведите его сюда.

Вскоре появились четверо стражников, которые сопровождали шаркающую ногами фигуру в каком-то пыльном черном балахоне. Елизавета наблюдала за происходящим. Так вот он, Генрих Ланкастер, заклятый враг и соперник ее отца. Ну и жалкий же у него вид – всклокоченные седые волосы, осунувшееся лицо, глаза, на удивление пустые, нервно бегают. Узник неуверенно улыбнулся королеве, и в этой улыбке было не больше коварства, чем в беззубых веселых гримасах малыша Нэда. Елизавета поняла, что этот человек совершенно безобиден.

Очевидно, мать подумала так же и заговорила с Генрихом мягким голосом:

– Сэр Генрих Ланкастер, ваши сторонники намерены атаковать Лондон, и мы находимся в большой опасности. Вы поможете нам прогнать их? Одно ваше слово может стать решающим.

Генрих озирался по сторонам:

– Где Маргарита?

– Она идет сюда, – ответила мать.

– Она с Уориком?

– Нет, сэр Генрих. Уорик мертв.

– Я тоже мертв, – ответил ей дрожащий голос. – Ты – ангел?

Елизавета вытаращилась на бедного узника. Как он может быть мертвым?

Королева вздохнула:

– Сэр Генрих, вы понимаете меня? За стенами города собрались толпы людей, которые готовы взять Лондон от вашего имени. Вы попросите их остановиться?

Генрих смотрел на нее без всякого выражения. Королева покачала головой, поняв, что ничего не добьется.

– Уведите его, – приказала она страже.

Елизавета следила, как согбенная фигура покорно удаляется в окружении тюремщиков.

Мать не могла отойти от окон. Остальные женщины все время пытались отогнать от них девочек, но сами были так увлечены происходящим снаружи, что вскоре сдались. Елизавета много часов провела, прижимаясь носом к ромбикам стекол.

– Что там? – Голубые глаза Марии расширились от страха. – Мне не видно. – Она была еще слишком мала и не дотягивалась до окон.

– На стороне Суррея устанавливают пушки, – ответила ей Елизавета, силясь побороть панику. – Матушка, зачем они это делают?

– Пушки не направлены на Тауэр, – ответила мать. – Кажется, они собрались обстреливать Сити.

А когда захватят его, обратят свои взоры на Тауэр! Елизавета замерла от страха. Что будет с ними? Достаточно ли крепки стены крепости, чтобы защитить их?

Вскоре показались клубы стремящегося вверх дыма.

– Они подожгли мост! – воскликнула бабушка Риверс.

Елизавета увидела, как языки пламени охватили Лондонский мост, связующий берега Темзы. Зрелище было ужасное, но оглушительная пальба пушек пугала еще сильнее.

– Они целятся в Старые ворота и в Епископские! – крикнула мать и прижала к себе дочерей; грохот канонады заглушал ее голос.

Елизавета заткнула руками уши, Мария завыла. Вскоре Сесилия и Нэд присоединились к ней, и женщинам пришлось полностью переключиться на детей, чтобы их успокоить.

Елизавету было не оттащить от окна. Она в ужасе наблюдала за яростными атаками осаждающих. Однако Господь даровал лондонцам храбрые сердца, и принцесса, ликуя в сердце, следила за тем, как отважно они обороняют свой мост.

Бастард действовал умно. Он отвел корабли вниз по Темзе, и из них на пристань Тауэра, прямо под окном, в которое смотрела Елизавета, стало высаживаться его многочисленное войско. Девочка с визгом кинулась к матери, пытавшейся унять младенца-сына. Онемев от страха, Елизавета могла лишь цепляться за юбку матери и безмолвно тыкать пальцем в сторону окна. Вдруг раздался еще более громкий взрыв – это пушки Тауэра грянули ответным залпом. От грохота заложило уши.

Сунув Нэда в руки леди Бернерс, королева подбежала к окну:

– Матерь Божья, они здесь! И я вижу пламя. Должно быть, горят соседние здания.

Елизавета глядела снизу вверх на взрослых. Великий страх отображался на их лицах. Бабушка Йорк читала молитвы, перебирая четки. Потом раздался грохот со стороны Старых ворот. Лондонцы давали отпор, стреляя из своих пушек! Прошло совсем немного времени, и, ко всеобщему удивлению и радости, многие из людей Фоконберга попрыгали в свои лодки и уплыли прочь.

Елизавета прильнула к матери. Никогда ей не забыть этот ужасный день. Даже сейчас под стенами Тауэра шла битва, и в ушах у нее звенели визги и крики.

– Смотрите! Энтони идет на подмогу! – воскликнула бабушка Риверс.

Все снова бросились к окнам и увидели внизу дядю Риверса и лейтенанта Тауэра. Сидя на прекрасных боевых конях, военачальники вели большое войско через наружный сторожевой пояс замка.

– Они идут на защиту Сити, – выдохнула бабушка.

Дядя в своих серебристых доспехах выглядел великолепно. Мать всегда говорила, что он – идеальный рыцарь и воплощает в себе все добродетели рыцарства. Если кто-то и мог спасти Лондон, так это он. Вскоре звуки битвы усилились и стали более яростными, но постепенно они удалялись и стихали.

Женщины переглядывались.

– Неужели все закончилось? – прошептала мать.

Елизавета едва смела надеяться на это. Она все бы отдала, лишь бы узнать, что происходит снаружи. По звукам уже ничего было не понять, так как воцарилась тишина.

Казалось, прошло много часов, и под стук копыт в замок вернулись дядя Риверс, лейтенант Тауэра и их люди. Вскоре они пришли в покои королевы, все были возбуждены, громко переговаривались и шутили.

– Бастард бежал, – сообщил дядя. – Мы преследовали бунтовщиков до Степни. – Он усмехнулся. – Думаю, у нас есть повод для торжества, дорогая сестрица, – добавил он и повернулся к лейтенанту. – Вина для всех! Нам многое нужно отпраздновать, и я искренне рад, что его милость, вернувшись домой, найдет свою семью целой и невредимой.

Риверс наклонился к Елизавете:

– Вы вели себя очень храбро, моя дорогая девочка!

Как же красив он был и как галантен! Она обязана ему жизнью. Сердце принцессы преисполнилось радостью и благодарностью.

Отец вернулся! После шести дней томительного ожидания Елизавета стояла в нише большого эркерного окна дома на Чипсайде[8], откуда королева и ее дамы наблюдали за процессией. Принцесса подскакивала от нетерпения. Колокола лондонских церквей радостно звонили, улица внизу была заполнена ликующей толпой; изо всех окон соседних домов, украшенных свисающими вниз гобеленами и расписными тканями, выглядывали люди. Когда гул толпы перешел в рев, девочка вытянула шею и увидела приближающегося короля – он выглядел как бог на своем белом скакуне, нагрудник его блестел, а надетая поверх шлема корона сверкала на солнце. Широко улыбаясь, он поднимал руку и отвечал на приветствия толпы, а увидев в окне королеву и своих детей, поклонился им, сидя в седле. Король проехал мимо очень быстро, но следом за ним двигалась колонна солдат, так что людям было кого встречать радостными криками.

Вдруг внимание Елизаветы привлекла одетая в черное женщина, которая сидела в окруженной стражей колеснице. Лицо у нее было напряженное и горестное, она смотрела прямо перед собой, будто не замечала торжествующего народа вокруг.

– Маргарита, – мрачно проговорила мать.

Так вот она, злая королева, осмелившаяся поднять оружие против отца. Как, наверное, унизительно для нее быть пленницей, которую с позором везут на глазах у толпы через весь Лондон.

– Что с нею будет? – спросила Елизавета.

– Ваш отец проявил милосердие, – ответила мать. – Ее отправят домой, во Францию, и это больше, чем она заслуживает. Скатертью дорога!

Елизавете, несмотря ни на что, вдруг стало жаль Маргариту, ведь та только что потеряла в битве сына и едва ли еще когда-нибудь увидит своего супруга.

– А где Анна Невилл? – спросила она.

– Понятия не имею, – ответила королева.

Когда процессия закончилась, они поехали в Вестминстер, где король устроил пир, чтобы отпраздновать победу. Было чудесно вернуться в старый дворец, высившийся над северным берегом Темзы. Елизавета пришла в неописуемый восторг, снова увидев огромный главный холл, возносящиеся в небо шпили церкви Святого Стефана, величавые башни и новые пристройки, где располагались королевские апартаменты, – все это было знакомо и дорого ей.

Принцессе позволили не ложиться спать и присутствовать на пиру. Она надела платье из золотистого дамаста с высокой талией и узкими рукавами. Девочка сидела за главным столом и наслаждалась роскошными яствами, которые ей предлагали и которые были гораздо вкуснее того, чем ее кормили в детской. Рядом с нею, дальше от короля, сидели тетя Саффолк, сестра отца, так на него похожая, и лорд Стэнли, очень богатый барон с севера. Он был человеком сердечным, разговорчивым и проявлял большое терпение в общении с маленькой девочкой, которая как могла старалась принимать участие в беседе взрослых. Тетя Саффолк тоже, как обычно, источала доброту и подбадривала Елизавету. А вот отец выглядел озабоченным. При каждом взгляде на него девочка видела, что он напряженно обсуждает что-то с дядей Глостером и камергером, краснощеким добродушным лордом Гастингсом, своим большим другом и советником. Трапеза еще не окончилась, а они трое встали, поклонились королеве и ушли. Мать выглядела расстроенной, но продолжила вспоминать события дня вместе с бабушкой Йорк.

Елизавета подавила зевок. Когда леди Бернерс пришла, чтобы отвести принцессу в постель, та сделала реверанс перед матерью и охотно согласилась, чтобы ее увели. Проходя мимо королевы, она услышала ее слова, обращенные к бабушке:

– Это к лучшему. У него нет выбора.