Князь Барятинский 3. Чёрный город Бачурова Мила
– То есть, это всё? Я могу идти?
– Подождите. – Белозеров поморщился – дым защипал ему глаза – и вонзил сигару в пепельницу. – Ещё кое-что… Как уже сказал, о сегодняшнем инциденте от меня никто не узнает. Но я хотел бы вас попросить о встречном… одолжении, если угодно. Видите ли… Есть подозрения, что несколько курсантов собираются по ночам где-то на территории Царского Села. – Белозеров пытливо заглянул мне в глаза. – По сути, ничего страшного. Однако мы всё же находимся в непосредственной близости от императорского дворца, и хотелось бы видеть от наших курсантов больше дисциплинированности. Скажем так, было бы крайне неприятно, если бы Его величество, решив прогуляться ночью, наткнулся на стайку курсантов. Возможно, нетрезвых. Это… Полагаю, что такой позор не в их интересах.
– Да уж, пожалуй, – усмехнулся я.
– Если вам что-то известно о… такого рода сборах – прошу рассказать мне, – закончил Белозеров. – Я, разумеется, никому не скажу, что получил информацию от вас. И не предприму никаких жёстких мер в отношении нарушителей. Курсантами мы не разбрасываемся – как вы, вероятно, уже поняли. Я просто хочу поговорить с этими молодыми людьми, не вынося разговор на всеобщее обсуждение. Гласность в данном случае – лишнее, как мне кажется.
Несколько секунд я размышлял. Сказать Белозерову, что у него под носом зреет заговор против императора? Сказать – и обрести союзника, который здесь, на территории академии, может, прямо скажем, немало…
Однако желание это было мимолётным и исключительно Костиным. Капитан Чейн решительно вытеснил Костю и сказал: «Тебе не давали полномочий вербовать союзников, Капитан. Приказ был – наблюдать, и ничего больше. Тем более, велика вероятность, что Белозерова действительно беспокоит всего лишь нарушение курсантами дисциплины. По сути Всеволод Аркадьевич – просто немолодой и не самый смелый дядька, который симпатизирует тебе лично и переживает за то, чтобы другие курсанты не влипли в неприятности. Вот пусть так пока и остаётся».
– Ничего об этом не знаю, – пожал плечами я. – Кроме того случая, когда из корпуса ночью выходила госпожа Алмазова. Но она была одна.
– О той её вылазке мы с вами уже имели беседу, – улыбнулся Белозеров. – Ну что ж, на нет и суда нет. Однако если узнаете…
– Непременно расскажу вам, – кивнул я. – Разрешите идти?
– Идите. – Белозеров встал и протянул мне руку. – Приятно было с вами побеседовать.
***
У большинства курсантов к середине семестра уже голова шла кругом от академической нагрузки. Мне тоже было немного не по себе от такого разнообразия, но приходилось справляться.
Первым слоем шли общеобразовательные предметы. Математика, физика, французский и английский языки, латынь, русская словесность, классическая литература, история, география. Потом – специальные магические предметы. На первом курсе эти сферы ограничивались магической теорией и энергетической практикой.
Даже этого было бы достаточно, чтобы занять двадцать четыре часа в сутках. А у нас, помимо перечисленного, были ещё танцы, фехтование, общая физическая подготовка и верховая езда.
При этом нужно было выделять время на домашнюю работу. Вот на этом-то многие и ломались. Сделать внятную домашку, у которой есть начало и конец, это одно. А медитация на энергетические потоки и чакры – совсем другое. Занятие не подразумевало получение ежедневного результата и имело скорее накопительный эффект. Вот многие этим и манкировали, бесконечно откладывая на завтра.
Я же не мог себе позволить уступать хоть кому-либо, поэтому уделял своему энергетическому развитию каждую свободную минуту. Во время прогулки в парке, если мне удавалось отделаться от Полли, я скрывался в каком-нибудь укромном уголке, закрывал глаза и представлял, как энергия течёт по каналам, которые я видел на схеме, концентрируясь в чакрах.
Белозеров предупреждал, что поначалу никаких подтверждающих верный путь ощущений не будет. Работать приходилось с одним лишь воображением. И от дела постоянно отвлекали мысли вроде «а если я представляю неправильно?!» Самое сложное было – отделаться от этих мыслей и продолжать работу. Да, именно работу. Пусть даже со стороны это выглядело так, будто я сижу и ничего не делаю – может, вообще сплю.
«Со временем, – говорилось в методичке, – вы научитесь ощущать своё энергетическое тело и пронизывающие его потоки. Потом, постепенно, вы сможете ощущать его даже без специального сосредоточения, в каждую секунду своей жизни. Что в итоге даст вам возможность ощущать приблизительно свой магический уровень».
Что ж, это было бы неплохо, потому что в академии общее сканирование магических уровней проводили только два раза в семестр – в начале и в конце, чтобы отмечать прогресс курсантов. И, глядя на то, как весело и беззаботно стараются мои однокашники проводить свободное время в императорском парке, я понимал, что особого прогресса у них не будет. Первый и второй курсы одолеет большинство. А вот после третьего пойдёт уже серьёзный отсев.
Были и исключения. К примеру, Андрей в усердии практически не уступал мне. Мишель тоже старался. Уж он-то как никто другой понимал риски. У него не было за плечами богатого рода, не было подушки безопасности, на которую можно было бы упасть в случае чего. Да, он получил невероятный шанс – его взяли в самую лучшую академию Российской Империи. Но если он вылетит отсюда, другие элитные заведения не выстроятся в очередь за перспективным учеником. Не самое паршивое реальное училище – это, пожалуй, всё, на что Мишель сможет рассчитывать.
Активно занимался саморазвитием и Рабиндранат. Собственно, у него было лишь два вида досуга – медитация и пухлый блокнот в кожаном переплёте с застёжкой, куда он постоянно что-то остервенело записывал.
– Что ты там пишешь? – спросил однажды я, застав его в парке за этим занятием.
Я предполагал вызвать Рабиндраната на беседу. Раз уж мы с ним проводили время вместе до моего знаменитого падения с моста, значит, были хорошими знакомыми. А за всё время обучения даже словом не перемолвились.
После того как Платон рассказал мне про амулет «Обмани судьбу», я частично снял с Рабиндраната подозрения в покушении, но он всё ещё оставался заговорщиком. Так что демонстративно избегать его было бы слишком подозрительно.
– Стихи, – коротко отозвался Рабиндранат, захлопнув блокнот.
Щёлкнула застёжка. Рабиндранат встал со скамьи и вызывающе уставился мне в глаза. Я изобразил дружескую улыбку и протянул руку:
– Я тебя вспомнил.
– Неужели? – Поколебавшись, Рабиндранат пожал мне руку.
– Ага. Тогда, на мосту, ты ведь был с нами.
– Был. А ты этого до сих пор не помнил? Потеря памяти?
– Она самая, – кивнул я. – Впрочем, ничего удивительного. Некоторое время я был считай что мёртв. Хорошо ещё, что в мозгу повредились только участки, отвечающие за память. Большая удача.
– Ну да, – подхватил Рабиндранат. – Ты запросто мог бы остаться «овощем» на всю жизнь. – Сочувствием в его словах и не пахло.
После недолгого неловкого молчания я указал взглядом на блокнот:
– Дашь почитать?
– Что? – удивился Рабиндранат.
– Стихи. Люблю хорошую поэзию.
Тут я ступил на скользкую почву. Потому что если вдруг Рабиндранат поймает меня на слове и затеет разговор о поэзии, то процитировать я смогу только Алкея, которого мы недавно начали изучать на занятиях по античной литературе. Есть ещё, конечно, матерные частушки про Концерны, но что-то мне подсказывает – к обсуждению такой «поэзии» Рабиндранат не готов.
– Сожалею, но – нет, – Рабиндранат хлопнул себя блокнотом по бедру. – Личное.
И, поклонившись, удалился.
Ясно, к беседе не расположен. Ну и ладно, я же не с целью набиться в друзья с ним заговорил.
Хотя, по правде говоря, пребывал в некоторой растерянности. Как продолжать разрабатывать этот кружок заговорщиков? Тупо следить за ними каждую ночь? Рано или поздно попадусь, не им – так наставникам. А мне нужны имена, нужно понимание того, что реально происходит на собраниях. Я, конечно, не буду на полном серьёзе сравнивать подростков-аристократов со своими собратьями-мятежниками, но мы-то уж точно умели вслух говорить одно – для возможной прослушки, – а жестами передавать совсем другое.
Мне нужен был свой человек в этом кружке. Либо нужно было войти туда самому. А для этого – завести дружеские отношения хоть с кем-нибудь из участников.
Поэтому я на всякий случай старался дружелюбно держаться со всеми. Кроме Жоржа Юсупова, само собой. С этим парнем мы уже явно не станем друзьями. Не поубивать бы друг друга до конца семестра – и то хлеб.
Перед сном я, как обычно, уселся на стул, выпрямил спину и сосредоточился на своей энергетике. От постоянных упражнений ум сделался более покладистым и теперь послушно представлял, как два энергетических потока струятся через моё тело: один вверх, другой – вниз. По капиллярам энергия текла к чакрам и наполняла их. Семь очагов энергии, каждый из которых можно будет в перспективе раздувать, если возникнет такая необходимость.
Пока что я лишь воображал эти чакры, но уже не мог с уверенностью говорить, что дело ограничивается одним лишь воображением. В методичке этот момент был как-то невнятно описан. Как отличить воображаемые чакры от настоящих?..
– Костя! – вдруг послышался шёпот.
Глава 4. Подарок
Я открыл глаза, мгновенно выдернув себя из транса, и поднял голову. Увидел Мишеля. Его всклокоченная голова торчала над перегородкой. Было темно, но благодаря своему особенному зрению я сразу заметил, что физиономия у Мишеля – несчастнее не придумаешь.
– Что случилось? – резко спросил я.
– Что ты делаешь? – одновременно спросил Мишель.
– Вообще-то есть правила приличия, – сказал я, не в силах скрыть раздражения. – То, что между нами нет глухой стены, ещё не значит, что нужно заглядывать, когда тебе заблагорассудится. Я тренирую энергетические каналы.
– Ох, извини, – ещё больше сник Мишель. – Я… Я не подумал.
– Проехали, – смягчился я. – Ты чего такой кислый?
Мишель оглянулся, будто опасаясь, не подслушивает ли сосед, так же высунувшись над перегородкой, но всё было чисто.
– Костя, завтра у Аполлинарии Андреевны именины!
– А, да, – вспомнил я.
– Ты что – забыл?! – вытаращил глаза Мишель.
Подумаешь, забыл про именины своей «невесты». Большое дело! Ну ладно, хорошо, стыдно, стыдно. И так голова вечно забита, как помойный бак. А тут ещё праздники какие-то…
– Не забыл, а запамятовал, – буркнул я.
– У меня беда! – Мишель чуть не плакал. – Я раздобыл для неё подарок, но после того, что она сказала сегодня за завтраком…
– А что она сказала за завтраком?
Мишель вытаращился на меня, как на внеземную форму жизни. Господи, да вот ещё я не забивал себе голову всем тем, о чём трещит, не умолкая, Полли! Это ж всё равно что учить наизусть радиопередачи. Кстати, не самое глупое сравнение – учитывая, что Полли тоже время от времени проигрывает музыку, встречаясь со мной.
– Она ведь собиралась отказаться даже от кофе со сливками!
– Ну, сегодня – да, – согласился я. – А завтра решит, что ей необходимо в день выпивать четыре литра молока альпийских коз.
Но Мишель меня не слушал. У него голова была забита переживаниями.
– Я уже купил Аполлинарии Андреевне подарок, – с убитым видом продолжил он, – а теперь вижу, что этот подарок будет просто издевательством, глумлением, плевком в лицо…
– Тихо-тихо! – Я встал и потянулся, разминая кости. – Что же ты ей купил такое? Жёлтый билет?
Мишель побледнел:
– Да как ты можешь?..
– Да я-то много чего могу, – буркнул я. – Мне не понятно, как подарок, сделанный от души, может быть плевком в лицо. Показывай, что там у тебя.
Мишель показал. Я хмыкнул, держа в руках коробку шоколадных конфет. Судя по золотым вензелям, качеству упаковки и надписи «ручныя работа» – весьма недешёвых.
– И что не так? – спросил я.
– Ну как же ты не понимаешь! – Мишель за перегородкой аж подпрыгнул. – Аполлинария Андреевна ведь решила… следить за весом!
Я буквально за язык себя поймал, чтобы не сказать, что вес в Аполлинарии Андреевне сосредоточен строго в тех местах, где он более всего уместен, и, как по мне, ничего в этих местах корректировать не нужно. Хорошо, что поймал. А то дело бы закончилось дуэлью. Самой идиотской дуэлью за всю историю этой славной традиции.
– Беда, – согласился я. – И что думаешь делать?
– Я не знаю! Думал, может быть, ты посоветуешь.
Н-да, ситуация – за гранью маразма. У меня спрашивают совета, как ловчее охмурить мою невесту. Ну, сам затеял, самому и расхлёбывать. Чего с них со всех взять…
– Ладно, – сказал я, – давай меняться.
– В смысле?
– Ты мне – конфеты, а я тебе… Погоди!
Пусть я и запамятовал о том, что именины у Полли завтра, но подарок выбрал заранее, ещё в прошлый свой визит в город. Посоветовавшись с Надей, купил изящную золотую брошку. Некоторые курсантки позволяли себе неброские украшения, и на это наставники и преподаватели смотрели сквозь пальцы.
– Но это же целое состояние! – ахнул Мишель, открыв коричневую бархатную коробочку. На атласной подкладке лежала брошь в виде стрекозы, с телом из янтаря.
– Да ну, какое там, – поморщился я. – Не забивай голову.
– Но…
– Слушай, Мишель! – не сдержался я. – Дают – бери! Бьют – уби… эм… Беги! Не усложняй ситуацию, в общем.
«…она и без того идиотская», – закончил мысленно.
– Но я не могу… Это ведь не мой подарок…
– Господи, ну напиши ещё стихи!
– Стихи? – совсем обалдел Мишель.
– Угу. Вся ночь впереди. Только рифмы сам ищи, ладно? Уж в этом обойдись как-нибудь без моего участия. И, пожалуйста, не вслух. Я – спать.
И я демонстративно принялся расстилать постель. Когда повернулся вновь, головы Мишеля над перегородкой не было. Зато на потолке над его комнатой виднелось пятно света от какой-то простенькой бытовой магии. Вскоре послышалось шуршание карандаша по бумаге. Я только головой покачал. И где мои шестнадцать лет… А, да. Вот же они.
***
Беспокойство о лишнем весе не помешало Полли навернуть кусок торта со взбитыми сливками, украшенного фигурками из шоколада и марципана, который появился в нашей столовой неизвестными путями. Я сильно сомневался, что местных поваров озадачили такой сложной выпечкой. Скорее уж произведение кондитерского искусства доставили по приказу госпожи Нарышкиной-старшей.
Как ко всему этому относятся наставники и преподаватели, выяснить тоже не получилось. Они подозрительно быстро исчезли из столовой.
– Слабости, – сказал Андрей, понуро тыкая ложечкой доставшийся ему кусок.
Разрезала торт лично именинница, и куски получились очень разного размера. Тем, что выпал на долю сурового аскета Андрея, можно было спасти от голодной смерти пару африканских деревенек.
– Да ладно, иногда можно, – сказал я. – Главное, чтобы правило и исключение не менялись местами.
– Я говорю не о себе, а о тех, кто по долгу службы должен блюсти строгие порядки в Академии, – возразил Андрей. – Официально никаких празднеств, кроме академических, тут проводиться не должно. Однако когда среди курсантов – отпрыски самых знатных родов, приходится на многое закрывать глаза. Не поощряют, но и открыто не возражают… Послушай, я, наверное, ускользну тихонько. Мне здесь не место.
– Полли расстроится.
– Ты полагаешь? – скривился Андрей. – Действительно думаешь, что она заметит?
С его стороны тут не было никакого «интересничанья», он правда хотел слинять, но при этом не испортить отношений с именинницей. Как-никак, мы все работали в одной команде на Игре, и это нас некоторым образом связывало.
– Не знаю, – честно признался я. – Но возможно.
Андрей вздохнул, однако тут же взял себя в руки. Изобразил улыбку, чтобы не было похоже, будто он присутствует на похоронах.
Я же на самом деле не мог сказать, как отреагирует Полли на его отсутствие. Могла не заметить, могла тут же удариться в слёзы. Её импульсивная натура была в должной степени непредсказуемой.
Моё внимание привлекал мучающийся Мишель. Полли как-то незаметно устроила из небольшого торжественного ужина, проходящего в полусекретной обстановке, полноценный приём в свою честь. «Гости» рассредоточились по столовой, а виновница торжества вдохновенно порхала от группки к группке, поддерживая светскую беседу.
Мишель ни в какую группку не вошёл, а кроме того, судьба постоянно располагала его так, чтобы в поле зрения своей возлюбленной он не попадал. Хотя очень старался. Эта гонка без правил продолжалась уже минут пять.
– Ты ведь не собираешься на ней жениться, – сказал вдруг Андрей.
Я непроизвольно вздрогнул, огляделся. Поблизости не было лишних ушей, но всё же я незаметно поставил завесу от подслушивания.
– Скажу тебе по секрету: я вообще пока не собираюсь жениться.
– В таком случае, с твоей стороны было бы благороднее прямо сказать об этом Полли, а не пытаться свести её с Мишелем. На мой взгляд, разумеется. Извини за то, что вторгаюсь в приватность.
– Я не давал Полли никаких обещаний.
– И, тем не менее…
– Андрей! – вздохнул я. – Не капай на мозги, а? Может, я её таким образом испытываю. Когда мы закончим академию, мне действительно понадобится создать семью. И я бы хотел, чтобы моей избранницей была женщина, на которую я смогу положиться, как на самого себя.
Сказав это, я понял, что сказал правду. Не было у меня никакого предубеждения против Полли. Ну, кроме, разве что, того крохотного нюанса, что я был больше, чем в два раза, старше её. А так – на Игре она себя проявила просто великолепно, в качестве боевого товарища вполне себе работала. Внешностью её бог уж точно не обидел, ровно как и положением в обществе. Так что через пять лет – как знать?..
Но не сейчас. Уж точно – не сей-час.
– Мысль разумная, – признал Андрей. – Хотя воплощение, на мой взгляд – не очень. Ты не будешь возражать, если я приглашу Полли на танец?
– С чего бы мне возражать, – проворчал я. И опомнился. – Погоди. Ты думаешь, будут ещё и танцы?!
– Ставлю двести отжиманий на то, что будут.
– Двести отжиманий для тебя – не проигрыш.
– Твоя правда, – подумав, согласился Андрей. – Тогда так: если танцев не будет – я таки съем этот кусок торта.
– Принято, – кивнул я и убрал магическую завесу.
Сам со своим куском торта уже разделался. Это истинным отпрыскам аристократических родов нужно было себя ограничивать. А я в душе всё ещё был Капитаном Чейном, командиром повстанцев. И для меня калории были не врагами, а друзьями. Есть возможность перекусить – используй её. Чёрт знает, когда в следующий раз доведётся.
Кроме того, обмен веществ в моём молодом теле происходил с головокружительной быстротой, и за фигуру уж точно переживать не приходилось. Скорее наоборот – обильное питание помогало набирать мышечную массу.
Я подошёл к столу поставить тарелку, как вдруг с якобы пустого стула донёсся знакомый низковатый голос:
– Не очень-то вы любезны, господин Барятинский.
Я дёрнулся и уставился на стул.
Нет, это была не невидимость. Скорее что-то вроде отвода глаз. Я просто до сих пор упорно не замечал сидящую на стуле Кристину с подарочной коробкой на коленях – а это совсем на меня не похоже.
– Используете магию на территории академии, госпожа Алмазова? – буркнул я. – Разве это не против правил?
– Это – родовая защитная магия, – очаровательно улыбнулась Кристина. – Кого-то она защищает от падения с высоты, кому-то помогает быть незаметным. Занятно, господин Барятинский: от вас куда проще укрыться в людном месте, чем в ночном саду.
– У вас прекрасно получается и то, и другое, – холодно сказал я и бросил на стол звякнувшую тарелку. – Что вы тут делаете, госпожа Алмазова?
Кристина вскинула брови:
– Не знала, что для посещения общей столовой нужно сначала получить приглашение госпожи Нарышкиной или её жениха.
– Вы не ответили на вопрос.
Глаза Кристины нехорошо сверкнули:
– Да с чего ты взял, что я собираюсь отвечать на твои вопросы? – прошипела она. – Кто ты такой?
В этот момент меня тоже немного перемкнуло, и я, наклонившись к ней, в тон ответил:
– Я – тот, кто через несколько лет будет решать судьбы чёрных магов. Рассчитывать, сколько из них нужно держать на цепи, чтобы соблюсти баланс, а сколько можно спокойно списать по статье «утилизация». Цепь у меня, к слову, уже есть. И ты с ней знакома более чем близко.
Кристина побледнела. Пожалуй, в первый миг она даже испугалась, но тут же взяла себя в руки и покраснела от ярости. Ещё секунда – и, возможно, вцепилась бы мне в лицо зубами и ногтями, а то и шарахнула чем-нибудь магическим. Но тут раздался радостный крик Полли:
– Подарки! Пришло время дарить подарки, господа!
Взяв себя в руки, Кристина потянулась куда-то назад и вдруг сунула мне коробку конфет, полученную от Мишеля.
– Не забудьте свой подарок, господин Барятинский, – сказала она голосом, пропитанным ядом. – Полагаю, это – максимум, на который рассчитано воображение белых магов, чтобы получить расположение девушки?
– Белым магам нет нужды покупать расположение девушек, – парировал я. – Девушки падают в наши объятия, подчиняясь своим собственным желаниям. Вам ли не знать, – и отвернулся.
Шагал к Полли, погружённый в грустные мысли. Ну вот… Собирался же всем улыбаться, наводить мосты! А Кристина, между прочим, с гарантией состоит в кружке заговорщиков. «Манифест», найденный у неё в комнате – материальное тому подтверждение.
То, что на собрании, за которым я наблюдал, своё присутствие Кристина никак не обнаружила, не означает, что её там не было. Я ведь, строго говоря, никого из заговорщиков не видел в лицо, только слышал их голоса. А Кристина могла сидеть, не подавая голоса. Она и вообще-то не слишком разговорчива. А могла на собрании вовсе не присутствовать. Если Кристина – и есть тот самый внедренный агент, если это никакой не преподаватель и не наставник, то в таком поведении нет ничего удивительного. Подпольную деятельность она ведёт по всем правилам – скрытно, лишний раз не высовываясь.
Эх-х. А вот сам-то я только что дал маху. И то, что Капитан Чейн – не разведчик, а боец, – слабое оправдание. Задача поставлена, время на подготовку было. Но Кристина застала меня врасплох, и пожалуйста – Костя Барятинский, с его подростковым гонором, взял верх над Капитаном Чейном. Прав был дед: это работа не для обычных курсантов. Надо взять себя под контроль, причём – жёстко.
Полли между тем окружили подруги – как белые, так и чёрные маги. Несмотря на дух соперничества, друг друга маги разных цветов совсем не чурались. Однако придерживались принципа «дружба дружбой, а служба службой».
Дарили, в основном, книги. Не так уж много было разрешённых вещей в Академии, и никому из друзей не хотелось подставлять именинницу. Полли добросовестно ахала и говорила пару добрых слов по поводу каждого подарка. Я ею в этот момент восхищался. У меня бы кроме «спасибо» других слов не нашлось. Надеюсь, тут не обязательно устраивать пирушку в честь своих именин. Я бы, во всяком случае, предпочёл это избежать. Может быть, попаду в карцер накануне – было бы крайне удачно. И, кстати, при моём активном образе жизни – вполне реализуемо.
Я держался позади Полли, так что она меня не видела. Зато я прекрасно видел Мишеля, пошедшего в лобовую атаку. Лицо у него при этом было таким, словно он действительно нёсся один, размахивая саблей, на сомкнутые ряды противника. На месте Полли я бы, наверное, испугался и выставил Щит.
И-и-и – вот он, торжественный момент. Полли взяла коробочку с брошью и ахнула, как полагалось по этикету. Потом – развернула сложенный листок почтовой бумаги (у Мишеля элементарно не осталось времени на то, чтобы купить открытку) и пробежала написанный текст глазами.
Прижав листок к груди, Полли что-то сказала, от чего Мишель весь зарделся. Потом листок переместился в карман форменного платья, а Мишелю дозволили поцеловать руку. Ну, вроде бы неплохо прошло…
Полли поставила коробочку с брошью на стол, к остальным подарками, и повернулась ко мне.
– Поздравляю, Полли, – сказал я, небрежно протянув конфеты. – Желаю тебе всегда быть такой же краси…
Полли не дала мне договорить. Она взвизгнула, подпрыгнула и захлопала в ладоши.
– Костя! Это же мои самые любимые конфеты! Как ты узнал?!
…
На Мишеля я старался не смотреть. И без того чувствовал исходящие от него волны чернейшей и мрачнейшей безысходности. Эти волны, казалось, могли аннигилировать всю Академию, а может быть, и императорский летний дворец в придачу.
В добавок ко всему, зазвучала музыка. Тот самый невидимый оркестр, что сопровождал госпожу Нарышкину в моём присутствии. Благо, уже не каждый раз, а лишь в моменты сильных душевных переживаний. Вот как сейчас.
– Я знала, что вы любите музыку, Аполлинария Андреевна, – раздался вдруг совсем близко голос Кристины. – Думаю, мой подарок тоже придётся вам по сердцу.
С этими словами она поставила на стол коробку, перевязанную алой лентой. Полли с удивлением посмотрела на Кристину (музыка стихла), потом – на коробку.
– Благодарю вас, эм… Госпожа Алмазова. Прошу прощения, не знаю вашего отчества.
– О, вы можете называть меня просто по имени, – любезно улыбнулась Кристина. – К чему церемонии? Мы ведь все здесь в одинаковом положении и все должны быть друзьями.
Полли озадаченно переминалась с ноги на ногу. Кристина кивнула на коробку:
– Не хотите открыть?
– О, разумеется…
Сбитая с толку Полли развязала ленту, подняла крышку и ахнула. Я только хмыкнул. Внутри коробки находился портативный проигрыватель, на котором уже стояла пластинка.
– Но ведь… Это же… Нельзя? – полувопросительно сказала Полли.
– Помилосердствуйте, госпожа Нарышкина, – снова улыбнулась Кристина. – Неужели хоть кто-то, услышав музыку из вашей комнаты, заподозрит вас в нарушении? Особенности вашей родовой магии слишком хорошо известны.
Полли покраснела, а я отметил для себя тот факт, что Полли, оказывается, «музицирует», даже когда меня нет рядом. Интересный момент. И ещё более интересно, чем она при этом занимается?.. То есть… Нет, я ничего такого не имею в виду. Мне правда интересно, от чего зависит срабатывание магии. А ещё очень интересно, для чего на самом деле в столовой появилась Кристина. Неужели и правда захотела поздравить Полли – которую вполне явственно терпеть не может? Что-то я сомневаюсь…
Полли же интересовал совершенно другой вопрос.
– А что за запись на пластинке? – спросила она, разглядывая виниловый диск.
– Это джаз, – улыбнулась Кристина. – Очень модное музыкальное направление. Вы, вероятно, слышали…
– Конечно! – взвизгнул кто-то из девчонок. – Давайте, давайте же скорее поставим пластинку!
А меня тронули меня за локоть. Я обернулся и увидел Андрея. Он с торжественным видом продемонстрировал мне тарелку с нетронутым тортом.
– Правда! – воскликнула Полли. – Давайте послушаем музыку, господа! И начнем, наконец, танцевать!
Глава 5. Аделаида
За тридцать шесть лет предыдущей жизни я успел идеально выдрессировать свой организм. Капитан Чейн засыпал и просыпался тогда, когда было нужно ему. Соответственно, таких слов, как «бессонница», попросту не знал. Сейчас, в новом мире, мозг и тело Кости Барятинского я старался приучить к тому же.
Дело шло со скрипом – всё же организм мне достался довольно изнеженный. Мозг Кости активно пытался перед сном заново прокрутить какие-то моменты прожитого дня, предаться мечтам и воспоминаниям – но, тем не менее, потихоньку шло.
Я успел приучить себя засыпать не позже, чем через двадцать минут после объявления отбоя. Хотя привычку Капитана Чейна просыпаться от любого подозрительного шороха «отключать» не стал. И сегодня эта привычка сработала. Я проснулся едва ли через час после того, как заснул.
«Пудреница», изъятая у Кристины, лежала в кармане моего кителя. А проснулся я оттого, что китель, висящий на стуле, издал негромкий, странный звук. Что-то внутри него как будто звякнуло.
Я сел на кровати. Отчего-то не удивился – видимо, подспудно ждал от «пудреницы» необычного поведения. И не ошибся.
Вынув коробочку из кармана и открыв, я увидел, что «клавиатура» подсвечивается, а зеркальце помутнело и на нём появились буквы.
Короткое, в одну строчку, сообщение:
«Доложит обстановку, лйтнантъ».
Самому требованию доложить обстановку я, после странного поведения пудреницы, почти не удивился. А вот обращение «лейтенант» – адресованное шестнадцатилетней девушке! Это меня удивило.
Хотя, казалось бы. Я ведь сам принял командование отрядом в пятнадцать лет. Воинских званий в Сопротивлении не присваивали, но, если судить по количеству людей, которые мне подчинялись – звание лейтенанта я, возможно, даже перешагнул. Сейчас, кстати, вдруг понял, что первой моей реакцией было возмущение – какой я, к чертям, лейтенант? Что за обращение к капитану?!
Усмехнулся про себя – реакция принадлежала не мне, а Косте Барятинскому. Забавный он всё-таки паренёк… Ладно, пока чёрт с ним, с Костей. На повестке дня у нас лейтенант – хотелось бы, кстати, знать, какого рода войск, – Кристина Алмазова.
Неожиданно, прямо скажем. Справедливости ради, вникать в устройство государственной системы этого мира я начал не так давно. Мне ещё многое предстояло изучить. Но отчего-то грызли смутные сомнения по поводу того, что несовершеннолетние девушки в звании лейтенантов в этой стране – в порядке вещей…
Хотя, нет. Соп. Спрашивается, а с чего я взял, что Кристина работает на свою страну? С того, что мы с ней вместе учимся в Академии?
О внешних врагах Российской Империи мне пока известно лишь то, что таковые существуют. Рассказывая о документе, обнаруженном разведкой, дед даже не сказал мне, где именно эта разведка работала. Но, тем не менее. Если враг существует – логично, что существуют и его разведчики во враждебном лагере. И если бы речь шла о взрослом человеке, я не удивился бы ни на секунду.
Но – шестнадцатилетняя девочка?..
Спокойно, Капитан Чейн, – приказал я себе. – То, что Кристине шестнадцать, и то, что она тебе нравится – ну да, нравится, уж наедине-то с самим собой можно быть откровенным, – логическим рассуждениям мешать не должно. Она мне и нравится-то, кстати, больше всего потому, что напоминает меня самого. Чувствую я с этой девушкой некое родство душ. Какая-то она… на фоне того, что меня здесь окружает, слишком решительная, что ли. Упрямая. И почему-то кажется, что не с золотой ложкой во рту родилась.
Это во-первых. А во-вторых, кто сказал, что если мой дед сумел призвать в свой мир представителя другого мира, то этого не смог сделать кто-нибудь другой? Что мой случай был единственным? Вполне допустимо, что Кристина может оказаться таким же «лейтенантом», как я – капитаном Чейном.
О Кристине я, к слову, почти ничего не знаю. Даже её биографией не удосуживался пока озаботиться всерьёз. Надо будет заняться этим вопросом. Позже. А сейчас – время решить вопрос насущный.
«Доложит обстановку, лйтнантъ».
Человек, написавший сообщение, вряд ли будет долго ждать – чёрт знает, какие у него инструкции. Реагировать надо быстро.
«Бзъ измннiй, – отбил я самый нейтральный ответ из всех возможных. – Продолжаю всти наблюднiя».
Пальцы не сразу удалось приспособить к крошечной клавиатуре, у Кристины это наверняка получалось не в пример лучше. Ну да, лиха беда начало. Ждём, что будет дальше. Либо объявят «конец связи» – а весь мой опыт говорил о том, что при такого рода общении его непременно должны обозначить, – либо…
Либо.
«С КБ проблма ршена?» – новый вопрос.
Ого. Да я, Константин Барятинский, оказывается – серьёзного уровня проблема. По крайней мере, других идей, что может означать «КБ», у меня нет.