Стальная Крыса идет в армию Гаррисон Гарри

Глава 1

Когда я приблизился к главному входу Главного банка Райского Уголка, автоматика уловила мое присутствие и двери гостеприимно разъехались в стороны. Я вошел, но тут же остановился. Створки поехали навстречу друг другу, сейчас они сойдутся, а потом разойдутся снова – я же не вышел из поля сенсоров, – а в закрытом состоянии пробудут секунду шестьдесят семь сотых. Это я уже проверил во время предыдущего посещения банка. Ничего, управлюсь.

Створки сошлись, мой разрядник зажужжал, выбросил пламя и намертво сварил половинки двери друг с другом. В автоматике что-то защелкало, двери попытались снова разойтись, но не тут-то было, они напряглись, крякнули, начали искрить и отрубились навсегда.

– Вы арестованы за нанесение ущерба имуществу банка! – Ко мне, протягивая лапищи, уже несся робот-охранник.

– В другой раз, рухлядь ржавая, – счел необходимым ответить я и приставил к его груди стрекало для свинобразов.

Два контактика на конце стрекала выдавали вольт триста с довольно приличным амперажем. Вполне достаточно, чтобы прошибить свинобраза весом с тонну, что уж говорить об этом роботе. Естественно, изо всех его дыр повалил дым, и чучело рухнуло на пол, грохоча, как мусорный бак.

Но уже у меня за спиной. Я рванул вперед и успел даже отодвинуть от окошка кассы какую-то подвернувшуюся леди. Достав из сумки самый большой пистолет, я навел его на кассиршу и приказал ей не вполне деликатно:

– А ну-ка, киска, сыпани мне в эту сумку шуршунчиков.

Ну, вышло почти ничего, разве что в конце фразы голос немного дрогнул и съехал на визг. Тут кассирша усмехнулась и заявила:

– Иди лучше домой, мальчик. Это тебе не…

Дальше она не успела досказать, потому что я спустил курок и мой безоткатный шарахнул у нее над ухом. Впрочем, ее не задело, хотя и могло. Ее глаза закатились, и она медленно сползла куда-то под кассу. Подумаешь, Джимми ди Гриза бабскими обмороками не проймешь! Я перемахнул через барьерчик и навел пушку на остальных, уже вполне струхнувших клерков.

– Все на шаг назад! Быстро! И не нажимать кнопок! А теперь ты, толстяк. – Я поманил толстого кассира, всегда относившегося ко мне не вполне доброжелательно, зато теперь весьма внимательного. – Набей-ка емкость бумажками, да покрупней.

Тот повиновался, работая с большим энтузиазмом и обильно потея. Кругом, застыв от ужаса, торчали остальные служащие и клиенты.

Дверь управляющего была закрыта; похоже, его на месте не было. Толстяк набил сумку всей имевшейся наличностью и протянул ее мне. Полиция не появлялась, и шансы смотаться еще оставались. Я смачно выругался, надеясь, что это прозвучало достаточно круто, и указал на мешочек с монетами.

– И мелочь тоже сыпь туда, – одновременно грозно и высокомерно потребовал я у толстяка.

Тот незамедлительно исполнил приказание, а полиция так и не ехала. Что ж такое, неужто ни один из служащих так и не нажал на кнопку тревоги? С них станется, что же делать?!

Я протянул руку и схватил еще один мешочек с мелочью.

– Загрузи тоже, – приказал я толстяку, швыряя ему мешок.

Проделывая это, я исхитрился нажать локтем на кнопку. Что за дела, ни на кого нельзя положиться!

Слава богу, кнопка сработала. Когда толстяк ссыпал третий мешок и я, взяв сумку, тащился к двери, шатаясь от тяжести, полиция наконец объявилась. Но как?! Две патрульные машины умудрились столкнуться прямо у входа в банк (впрочем, в наше время вызов полиции – дело редкое, практики у ребят маловато). Постепенно все же копы разобрались и взяли оружие на изготовку.

– Не стреляйте! – провизжал я. Это вышло вполне естественно, поскольку вид полицейских нельзя было назвать дружелюбным. Сквозь стекло услышать меня они не могли, но видеть-то видели.

– Это пугач! – крикнул я. – Смотрите!

Приставив дуло к виску, я нажал курок. Дымогенератор окутал меня облаком дыма, а от звука зазвенело в ушах. Тьфу, зато хоть стрелять не будут. Ругаясь и корча рожи, полицейские начали выламывать двери.

Если вам все это странновато – я вас понимаю. Гоп-стоп – одно дело, а подстроить так, чтобы вас непременно взяли, – совсем другое. Но зачем же такие глупости? – спросите, наверное, вы. Извольте, я вам объясню.

Но сначала мне придется рассказать вам, как мы живем на этой планете. Ну, по крайней мере, как тут живу я.

Райский Уголок обжили несколько тысяч лет тому назад последователи какого-то экзотического культа, памяти о котором не осталось. Они прибыли сюда с другой планеты, называемой то ли Землей, то ли Грязью. Некоторые утверждают, что это и была мифическая прародина всего человечества. Ну, не знаю. По мне, вряд ли. Во всяком случае, из этой затеи ничего хорошего не вышло. Непосильные труды истощили предков совершенно – в те времена житуха в Райском Уголке была не сахар. В школах о тех временах учителя толкуют всякий раз, когда хотят урезонить испорченную современную молодежь. Мы в общем им не возражаем, то есть не говорим им в ответ, что они, верно, испорчены не меньше нашего – если учесть, что за последнюю тысячу лет на нашей планете ничегошеньки не изменилось.

Ну да, вначале было тяжело. Вся растительность тут была для человека сплошной отравой, так что сначала пришлось всю ее уничтожить, чтобы на ее месте выращивать съедобные злаки. Фауна тоже в пищу не годилась, да еще у нее были сплошные когти и клыки. Да, вначале было тяжело, настолько даже, что средняя продолжительность жизни овец и коров оказалась тут удручающе короткой. Проблему решили генетически, выведя свинобраза. Представьте себе – тут, правда, требуется воображение – матерого хряка весом этак в тонну, с острыми клыками и отвратительным нравом. Уже ничего, а если учесть, что он еще и покрыт длинными, как у дикобраза, иглами? Зато его мясо съедобно, с тех пор наши фермеры разводят только свинобразов, копченые окорока которых известны уже на всю Галактику.

Что, увы, не означает, что наша поросячья планетка приобрела галактическую популярность. Я тут родился и вырос, так что можете мне поверить. Тут не то что мухи – свинобразы мрут со скуки.

И самое смешное, что я, пожалуй, единственный на планете, кого это не устраивает. Окружающие считали меня чудаком, матушка в свое время решила, что это возрастное, и прибегла к испытанному народному средству от всех напастей, окурив мою комнату дымом тлеющих игл свинобраза. Папенька, тот вообще решил, что я не в себе, и регулярно таскал меня к психиатру. Но тот никак не мог найти у меня отклонений и заключил, что мое поведение есть проявление атавистических черт характера первопоселенцев, этакий генетический нонсенс, как в опытах Менделя. Впрочем, все это было жутко давно.

Когда мне было пятнадцать лет, отец выгнал меня из дома, так что с тех пор родительская опека мне не досаждает. А выгнал он меня после того, как, обшарив мои карманы, обнаружил там денег больше, чем сам зарабатывает за месяц. Мать против не была и даже сама открыла передо мной дверь. Думаю, теперь они счастливы. Слишком уж я мешал их спокойствию.

Что, как я себя чувствую? Да, я знаю, что париям бывает иногда слишком одиноко, а что поделаешь? По-другому я жить не могу. Проблемы у меня бывают, так ведь на то и проблема, чтобы нашлось и решение.

Вот, например, была такая: меня регулярно лупили старшие. Началось это с первых дней в школе. Я допустил ошибку – дал им понять, что умнее их всех, вместе взятых. И немедленно получил по физиономии. Так и пошло. Хулиганью это так понравилось, что они даже установили на битье меня предварительную запись. Что было делать? Пришлось пойти учиться драться к университетскому тренеру. Попотел немало, прежде чем почувствовал, что готов к схватке. И одного за другим отделал трех самых отъявленных хулиганов. Смею вас заверить, после этого остальные оказались моими вернейшими друзьями, постоянно твердившими мне, что более упоительного зрелища, чем то, когда я гнал драчунов до конца квартала, им видеть не доводилось. Я уже сказал, что проблема порождает решение, но не только – еще и удовольствие.

Откуда я добыл деньги на тренера? Да уж не у папочки одолжил. Мне там полагалось только три доллара в неделю, которых хватало лишь на мелкие радости да на леденцы. Первый урок бизнеса преподала мне нужда, а не жадность. Дешево купи, дорого продай, а выручка – твоя.

Понятно, без начального капитала купить я не мог ничего, так что решил за товар не платить вовсе. Но в магазинах тащат все подростки. Потом их хватают и выбивают дурь из головы. Всю эту механику я видел и решил сначала хорошенько изучить поле деятельности и лишь затем взяться за дело. Могу дать совет.

Не суйтесь в мелкие лавочки. Тамошние продавцы знают свой товар наизусть и берегут как зеницу ока. Идите в большие магазины. А там надо сначала выяснить, как устроена сигнализация, и запомнить в лицо дежурных детективов. И изучить их поведение.

Самое первое мое изобретение было жутко примитивным. Даже теперь как о нем вспомню, так краснею – книга-коробка. Просто-напросто я сделал коробку, которая выглядела как книжка, а ее корешок был откидным, на пружине. Этой вещицей я пользовался довольно долго и уже было решил использовать более серьезную модель, как подвернулся замечательный случай. Можно было разделаться с Вонючкой.

Вообще-то, его звали Бедфордом Смиллингэмом, но мы нарекли его Смелли, Вонючка. Знаете, бывают прирожденные танцоры или, скажем, художники. Вот так и Вонючка. Он родился стукачом. Самым большим наслаждением для него была слежка за одноклассниками. Подсматривал, вынюхивал – и стучал. Доносил даже о самых невинных шалостях. За то учителя его и любили – можете представить, что за педагоги у нас были. Поколотить его поэтому было невозможно. Его словам верили на сто процентов, и любой борец за справедливость был бы неминуемо наказан.

Вонючка однажды подстроил мне какую-то пакость. В чем там было дело, я уже и не помню, главное – я задумал месть. И придумал. Всякий подросток любит прихвастнуть, вот так и я – взял да и рассказал о своей книжонке одноклассникам, что лишний раз укрепило мой авторитет. Особенно после того, как еще и угостил их своей добычей. Но авторитет – ладно, главное, я подстроил так, что все это подслушал Вонючка. Ей-богу, сколько лет прошло, а словно все было вчера – это воспоминание до сих пор греет душу.

– Здорово работает! – сказал я. – Слушайте, давайте я вам покажу как! Пошли в универмаг Минга!

– В самом деле, Джимми?!

– Конечно. Только не толпой. Заходите по одному и становитесь так, чтобы видеть прилавок с конфетами. Ровно в пятнадцать ноль-ноль.

Но дела должны были развернуться интереснее, чем они могли себе представить. Я понимал, что Вонючка отправится сообщить новость директору, и, когда он ушел, я забрался к нему в ранец.

Все прошло как по маслу. Это был мой первый криминальный сценарий, в котором действовали другие, и я до сих пор этим горжусь. В назначенное время я был в универмаге возле прилавка с леденцами, старательно делая вид, что не замечаю шпиков, которые, в свою очередь, делали вид, что не обращают внимания на меня. Небрежным движением я положил книгу возле леденцов и нагнулся, чтобы завязать шнурок на ботинке.

– Попался! – заорал самый дюжий из детективов, ухватив меня за шиворот.

– Что, доигрался?! – ухмыльнулся второй, забирая книгу.

– Эй! – прохрипел я, поскольку воротник сильно сдавил мне горло. – Ты что?! Отдай «Историю», знаешь, сколько моя матушка сплела ковриков из иголок свинобраза, чтобы наскрести семь долларов на книгу!

– Учебник? – осклабился бугай. – Знаем мы, что это за учебник.

И рывком раскрыл книжку. До сих пор приятно вспомнить выражение его лица, когда он увидел там нормальные страницы.

– Меня подставили! – заверещал я и вырвался на свободу. – Я знаю кто! Это тот воришка, что тырит конфеты! Это Вонючка, вон он, держите его, пока не смылся!

У Вонючки челюсть так и отвисла, когда детективы кинулись к нему. Из его сумки вытряхнули содержимое, и лжекнижка раскрылась, вывалив на пол леденцы.

Прелесть, а не картинка. Крики, угрозы, слезы. Замечательная рабочая обстановка. Да, именно так, поскольку в тот же день я проводил и испытания устройства «Тип-2». Основу механизма составлял бесшумный вакуумный насос, к которому была подведена заборная труба, конец которой был пропущен сквозь рукав. Стоило поднести руку к пачке леденцов, как – фьюить! – она исчезала. Другой конец трубы уходил в брюки. Они висели на мне мешком и выше колена были перехвачены эластичной лентой. Леденцы исправно, пачка за пачкой, падали туда, но вот беда – я никак не мог выключить эту штуковину. Слава богу, Вонючка продолжал орать и брыкаться, все глазели на него, а я лихорадочно щелкал выключателем. Наконец с ним удалось сладить. Но если бы хоть кто-то взглянул на меня и на пустой прилавок, то, думаю, справедливые подозрения неминуемо посетили бы его голову. Но никто так и не взглянул, и бодрой, хотя и тяжелой походкой я вышел из магазина.

Конечно, все это еще никак не объясняет, почему я решил ограбить банк, да еще в день своего рождения, да еще и подстроил так, чтобы меня схватили.

Тут полицейские наконец сломали дверь и ворвались внутрь. Я поднял руки и встретил их теплой улыбкой.

Так вот, главная причина – именно день рождения. Мое семнадцатилетие. У нас, в Райском Уголке, семнадцать лет – очень важная дата в жизни любого человека.

Глава 2

Судья подался вперед и взглянул на меня без всякой враждебности.

– А ну-ка, Джимми, поведай, зачем ты затеял весь этот балаган?

Вилла судьи Никсона стояла у реки, неподалеку от нашей фермы, я часто бывал у его младшего сына, и меня там хорошо знали.

– Меня зовут Джеймс ди Гриз, господин начальник. Давайте обойдемся без фамильярностей.

И вы знаете, эти слова сильно улучшили цвет его лица. А его здоровенный, а теперь красный нос с раздувающимися ноздрями выпирал из лица, как лыжный трамплин.

– Не сомневайся, парнишка, к тебе отнесутся со всей серьезностью. Обвинения, выдвинутые против тебя, это вполне позволяют. Так что лучше будет, если ты не станешь распускать язык. Твоим адвокатом я назначаю судебного юрисконсульта Арнольда Фортескью.

– Мне адвокат не нужен. Тем более старина Фортескью. Кстати, вы не скажете, сколько лет назад в последний раз видели его трезвым?

Смешок, пробежавший по рядам в зале, привел судью в ярость.

– Тишина! – взревел он и так сильно стукнул молоточком, что у того сломалась ручка. Он отшвырнул обломок и свирепо уставился на меня.

– Вы испытываете терпение суда. Юрист Фортескью был назначен…

– Да не нужен он мне. Назначьте его лучше в Муки-бар. Свою вину по всем пунктам обвинения я признаю и отдаю себя на милость справедливого суда.

Он втянул в себя воздух с таким свистом, что я решил немного притормозить, а то его еще хватит удар, суд сегодня не закончится и я потеряю много времени.

– Извините, господин судья! – Я наклонил голову, чтобы скрыть улыбку. – Я поступил дурно и знаю, что должен понести наказание.

– Вот так-то будет лучше, Джимми. Ты парень умный, и мне всегда было больно видеть, как ты разбазариваешь свои способности. Тебя поместят в исправительный дом для малолетних правонарушителей сроком не менее чем…

– Извините, ваша честь, – перебил я, – но это невозможно. Если бы я совершил эту глупость месяц назад или хотя бы на прошлой неделе! Закон суров, и я обречен. Но я совершил преступление в мой день рождения. В семнадцать лет.

Судья замешкался. Охранники позевывали, ожидая, пока он вытрясет информацию из своего компьютера. Репортер из «Бьюгл» не менее энергично стучал по клавиатуре своего портативного терминальчика. Что ж, ему досталась неплохая история. Судья разузнал все довольно быстро.

– Все так, – вздохнул он. – Семнадцать тебе исполнилось. Ты достиг совершеннолетия, и судить тебя придется как взрослого. Значит, тебе светит срок в тюрьме – если не принять во внимание смягчающие обстоятельства. А они таковы: первое преступление, молодость обвиняемого и его чистосердечное раскаяние. В нашей власти отсрочить исполнение приговора, поставив осужденного на учет. Вот мой приговор.

Этот приговор мне решительно не пришелся по вкусу. Надо было что-то предпринять. И я предпринял. Мой вопль заглушил последние слова судьи, я перепрыгнул через барьерчик, свалился на пол, лихо перекувырнулся вперед и кинулся через весь зал в сторону репортера.

– Ты не будешь писать обо мне всякую чушь, щелкопер! – заорал я и грохнул об пол его терминал.

Тот раскололся, для пущего эффекта я потоптался на обломках и ринулся в сторону двери. Мне наперерез устремился коп, но, получив ногой в живот, согнулся и следом не побежал.

Удрать я мог в два счета, но бежать было еще рано. Пришлось повозиться с ручкой, чтобы наконец меня удосужились схватить и после недолгого сопротивления с моей стороны нацепить наручники.

Теперь я восседал на скамье подсудимых в наручниках, а судья со мной уже не миндальничал. Ему доставили новый молоток, и он размахивал им так, будто хотел вышибить из меня мозги. Я скорчил ему рожу и зарычал.

– Джеймс Боливар ди Гриз! – провозгласил судья. – Приговариваю вас к максимальному наказанию, возможному в данном случае, – каторжным работам с содержанием в городской тюрьме до прибытия корабля Лиги, после чего вас отправят в ближайший исправительный центр, где вам придется пройти курс противокриминальной терапии.

Молоток обрушился на стол.

– Увести.

Вот так-то оно лучше. Я грозно потряс на прощание наручниками, осыпал судью бранью – чтобы он вдруг не дал слабины. Двое здоровенных копов подхватили меня под локотки, выволокли из зала суда и засунули в машину. И только после того, как дверь за мной закрылась, я позволил себе откинуться на спинку и расслабиться – можно было порадоваться победе.

Да, именно победе. Цель всей операции в том и состояла, чтобы попасть в тюрьму. Я испытывал необходимость в профессиональном росте.

В моем безумии была четкая логика. С младых ногтей, с мелких краж всех этих леденцов я всерьез задумывался о карьере преступника. Побудительных мотивов у меня было несколько, но главный – мне нравилось быть преступником. А что? Заработки приличные, работенка не особо пыльная, и, если честно, мне нравилось чувствовать свое превосходство, оставляя остальных в дураках. Нехорошо? Возможно, но это приятное ощущение.

Тут я столкнулся с весьма серьезной проблемой. Как подготовить себя к будущему? Преступность – нечто большее, чем кража леденцов. Кое-что я уже понимал. Мне хотелось иметь деньги. Чужие деньги. А деньги хранятся под замками, так что чем больше я узнаю про замки, тем проще окажется добраться до денег. И я засел за учебу. Мои оценки так стремительно взлетели вверх, что учителям показалось, будто я не так уж и потерян. И особенно горячо они одобрили мой выбор, когда я заявил, что собираюсь выучиться на слесаря. Курс был рассчитан на три года; я, впрочем, управился за три месяца. Тут я попросил, чтобы у меня приняли экзамен. Но мне отказали.

Так дела не делаются – объяснили мне. Надо продвигаться вперед вместе со всеми, так что всего через два года и девять месяцев я получу диплом, закончу школу и отправлюсь вкалывать.

Однако. Я попытался им втолковать, что уже выучился, а мне объяснили, что это невозможно. Видно, у меня на лбу уже было написано «слесарь». Так, по крайней мере, полагали они.

Я стал пропускать занятия, не ходил в школу по нескольку дней. Им приходилось ограничиваться устными выговорами, поскольку на экзаменах я получал высшие баллы. И по праву получал, между прочим, – потому что много практиковался. Свои личные делишки я обделывал так аккуратно, что никто ничего не подозревал. Однажды ночью несколько долларов принес мне торговый автомат, потом настала очередь кассы автостоянки. Такая практика не только шлифовала мое мастерство, но и давала средства на обучение. Разумеется, не на школьное – там я и так должен был тянуть лямку до семнадцати, – а на внеклассное.

Никаких руководств по преступлениям не существовало, так что учиться приходилось как придется. Однажды в словаре я отыскал слово «подделка», и это послужило толчком к изучению фотографии и печатного дела. Искусство рукопашного боя в жизни мне очень помогало, так что я продолжал совершенствоваться в нем, пока не получил «черный пояс». Техническими сторонами моей будущей профессии я также не пренебрегал: к шестнадцати годам я знал о компьютерах все, что можно, – к тому же приобрел квалификацию микроэлектронщика.

Все это было славно, но – что мне все это даст? Пока я не знал. Поэтому и решил сделать себе на совершеннолетие подарок. Сесть в тюрьму.

Глупо? А что делать?! Надо же отыскать преступников, а где их искать, как не в тюрьме? Согласитесь, смысл есть. Ведь тюрьма – мой дом родной, раз там мои близкие. Я буду их слушать, глядеть на них и, когда почувствую себя готовым к трудовой деятельности, достану из башмака отмычку и уйду на волю.

Но все оказалось не так, как я ожидал.

Прежде всего меня остригли, обработали антисептиком, выдали тюремные одежду и обувь. Правда, сделано все это было настолько непрофессионально, что у меня оказалось достаточно времени, чтобы перепрятать отмычку и деньги. Затем сняли отпечатки пальцев, записали цвет глаз и отвели в камеру. Ну, слава богу, хоть сокамерник у меня был. Вот-вот начнется учеба. Это был первый день моей настоящей преступной жизни.

– Добрый день, сэр, – вежливо поздоровался я. – Меня зовут Джеймс ди Гриз.

– Повязали лопуха, – пробормотал он, едва взглянув на меня, и продолжил ковырять под ногтями.

Итак, вот и первый урок. Здесь не в чести вежливые формы общения. Что же, крутая жизнь – крутое общество. Я изобразил на лице улыбку и заговорил снова. На этот раз порезче:

– Тебя и самого повязали, чистюля. Меня зовут Джим. А тебя?

По правде говоря, насчет сленга я был не слишком уверен, поскольку изучал его исключительно по видикам…

Он медленно поднял голову – взгляд его был полон ненависти.

– С Вилли Пером еще никто – заруби себе на носу, – никто таким тоном не разговаривал. Сейчас ты у меня станешь красавчиком. Сейчас я тебя слегка разукрашу – напишу на твоей роже свои инициалы. Сначала букву В – Вилли.

– Букву У, – поправил я его. – Уильям – это как-то солидней.

Это окончательно вывело его из себя:

– Ты, козел! Я сам знаю, что мне писать!

Кипя от злости, он довольно долго шарил под матрацем. Наконец извлек оттуда остро заточенную ножовку. Неприятная штучка. Он подбросил ее, поймал, осклабился и кинулся на меня.

Господа, вы же понимаете, что таким манером к «черным поясам» приближаться не следует. Дело нехитрое – я отступил в сторону, рубанул ладонью по запястью и ударил по коленке сзади. Парень въехал башкой в стену. И отключился. Придя в себя, он обнаружил, что я сижу на его койке и чищу его ножичком ногти.

– Меня зовут Джим, – процедил я сквозь зубы. – Повтори-ка: «Джим».

Он взглянул на меня, его лицо вдруг исказилось, и он – заплакал! Я так и обалдел. Что ж такое творится, а?

– Все меня достают. И ты тоже. Ржут надо мной. А ты вот нож отнял. Я его целый месяц делал, десять долларов, кстати, за лезвие заплатил…

И расстроился вконец. Я заметил, что он старше меня всего года на два, да и гораздо слабее. Вот и пришлось утешать моего первого знакомца из уголовного мира, вытирать ему мокрым полотенцем сопли и даже всучить пятидолларовую бумажку – лишь бы он только не хлюпал. М-да, что-то преступный мир оказывался не вполне таким, каким я его себе представлял.

И пошло-поехало. Я сидел на кровати и слушал его унылые воспоминания о тяжелом детстве. Двоечник, вечная мишень для чужих насмешек, слабак, нюня. И однажды, совершенно случайно схватившись в очередной потасовке за горлышко разбитой бутылки, понял, что тоже может стать хулиганом. А что? Для этого нужно только оружие. Тут к нему пришло признание – чему, понятно, способствовали нелепые угрозы и беспардонное хвастовство, подкрепленные публичным расчленением птичек и прочих безобидных тварей. Далее – падение: арест за нанесение ножевых царапин мальчику. Отправлен в центр для несовершеннолетних, выпущен, снова неприятности, опять посажен. Наконец очутился здесь, вооруженный ножичком, схлопотавший срок за очередное вымогательство с угрозой применения насилия. Вымогал, естественно, у детей. Ну и карьерка, прости господи!

Я слушал его вполуха и думал. Что такое «не везет» и как с ним бороться? А может, меня специально засунули к нему в камеру, чтобы оградить от крутых ребят, находящихся в этой тюрьме?

Тут отключили свет, и я улегся на койку. Утро вечера мудренее. Выйду на прогулку, присмотрюсь к остальным, соображу, кто тут чего стоит, и начну настоящую карьеру. Все будет как надо.

И я спокойно уснул, убаюкиваемый нескончаемым хныканьем соседа. Ну, ничего. Просто не повезло, что подсадили к Вилли. Вот такой он неудачник. Завтра все будет по-другому.

Глава 3

Завтрак оказался не лучше и не хуже тех, которые я стряпал себе сам. Ел я чисто механически, прихлебывал кактусовый чай, лениво жевал кашу, приглядываясь к сидевшим по соседству. Тут их было человек тридцать, все жевали крайне старательно и увлеченно, а я перебирал их взглядом, чувствуя, как во мне растет отчаяние.

Во-первых, все они казались безнадежно тупыми, совсем как мой сосед. Я, конечно, понимаю, что преступный мир должен включать в себя и людей не шибко умных, да и просто идиотов, но ведь не только же их! Должны же, черт возьми, тут быть и другие?

Во-вторых, все они были не старше двадцати лет. Где же матерые мужики? Или преступность – это что-то вроде грехов молодости, которые легко устраняются специальной корректировкой? Нет, что-то тут не так. Они, похоже, все как один – неудачники. Неудачники и неумехи. Да знай они свое дело, не сидели бы! Не вписались в жизнь и только нагадили себе же.

Придется мне использовать их, это ясно как дважды два. Если мне у них учиться нечему, то, по крайней мере, они могут навести меня на тех, у кого поучиться можно. Через них я выйду на тех, кто на свободе, на неуловимых профессионалов. А мне именно это и надо. Вычислить нужного мне среди этой толпы унылых болванов не составило труда. Небольшая группка собралась вокруг крепкого парня с перебитым носом и шрамами на лице. Казалось, даже надзиратели стараются держаться от него подальше. Так и на прогулке – никто не подходил к нему близко, все держались поодаль.

– А кто это? – спросил я Вилли, который, сгорбившись, сидел рядом со мной на лавке, интенсивно ковыряя в носу.

Он долго и энергично моргал, пока наконец не уловил суть вопроса. А сообразив, в отчаянии всплеснул руками.

– Осторожней с ним! Держись подальше, это же Стинджер-убийца. Так мне сказали, и я в это верю. Первый по гасилову. Лучше не связывайся.

Хм, уже хоть что-то. Про гасилово я, конечно, слыхивал, но сам не видел ни разу, поскольку жил недалеко от города. В нашей округе было слишком много полиции, и этим у нас не занимались. Гасилово – это противозаконная забава, довольно крутая, популярная в глухих фермерских поселках. Зимой, когда свинобразы стоят в стойлах и урожай в амбарах, аграрии маются от безделья. Руки у них, понятное дело, чешутся, тут гасилово и происходит. Это так. В поселок приходит чужак и бросает вызов местному силачу. Поединки обыкновенно происходят в амбаре на отшибе, женщины не допускаются, зато допускается изрядная выпивка, делаются ставки – и пошло-поехало. Схватка кончается только тогда, когда один из двоих уже не в состоянии подняться. Развлеченьице не для чистоплюев-слюнтяев. Славное мужское дело. Так, значит, Стинджер тут специалист? Что ж, любопытно, надо сойтись с ним поближе.

Это оказалось несложно. Думаю, я мог бы просто подойти к нему и заговорить, но мое сознание все еще было отравлено скверными видиками, которые я смотрел запоем. Большинство из них было о нравах преступного мира, и оттуда, собственно, я и содрал свою эскападу. Тем не менее идея была вовсе не так плоха. Собственно, об этом можно судить и по результату.

Итак, насвистывая, я прогуливался по дворику. Потом как бы невзначай оказался рядом со Стинджером и его подручными. Один из шестерых взглянул на меня хмуро, и я как бы поспешно отошел. Чтобы вернуться, когда шестерка отойдет.

– Ты Стинджер? – громко прошептал я, оказавшись рядом с ним и глядя в сторону.

Судя по дальнейшему, он в своей жизни смотрел те же видики, что и я.

– Да. А кому это интересно?

– Мне. Я только что сюда попал. Меня просили передать тебе кой-чего.

– Валяй.

– Не здесь. Тут могут услышать. Лучше наедине.

Он подозрительно взглянул на меня, нахмурив густые брови. Но я, видать, его заинтриговал. Он что-то буркнул своим парням и отошел в сторону. Они остались на месте, но глядели мне в спину, когда я пошел за ним. Мы пересекли двор и подошли к лавочке – двух мужиков с нее как ветром сдуло. Я сел рядом с ним, и он еще раз смерил меня презрительным взглядом.

– Ну валяй, малый, сообщи-ка мне что-нибудь приятное.

– Это – тебе, – сказал я, толкнув по скамейке в его сторону двадцатидолларовую монету. – Это от меня. Мне нужна твоя помощь, и я за нее заплачу. У меня еще есть чем.

Он фыркнул, но быстренько схватил монетку и сунул в карман.

– Я благотворительностью не занимаюсь, – сообщил он. – И помогаю только одному человеку. Себе. Понял? Можешь проваливать.

– Погоди. Мне нужен человек для побега. Примерно через неделю.

На этот раз он слушал внимательнее. Повернулся и прямо взглянул мне в глаза. Холодно и уверенно.

– Я шуток не люблю, – произнес он и схватил меня за запястье.

Вывернул руку. Это было больно. Высвободиться-то я мог легко, но не стал.

– Это не шутка. Через восемь дней мне нужно быть на воле. И я там буду. И ты – тоже, если захочешь. Решай.

Он помедлил, изучая меня, и отпустил руку. Я принялся массировать запястье, дожидаясь ответа. Было видно, что он обдумывает мои слова, приходя к решению.

– Ты знаешь, за что я сел? – спросил он наконец.

– Кой-чего слышал.

– Если тебе сказали, что я кокнул одного типа, то это так. Знаешь, совсем случайно. Головка у него была слабенькой. Треснула. Это уже оформили было как несчастный случай, да только другой тип проиграл на этой ставке кучу денег. Должен был заплатить мне на следующий день, а вместо этого пошел в участок, потому что так выходило намного дешевле. А теперь меня собираются запихнуть в госпиталь Лиги и вправить мне там мозги. Тут мне сказали, что потом мне уже никогда не захочется драться. Не нравится мне это.

Пока он говорил, его кулаки сжимались и разжимались. И я понял, что драка для него – это жизнь, единственное, что он умеет и любит делать. Отнимут у него это – как ему потом жить? Я ощутил острый приступ жалости, но ничем ее не выказал.

– Ты действительно можешь отсюда выбраться? – спросил он совершенно серьезно.

– Могу.

– Я с тобой. Понимаю, ты хочешь мне помочь не просто так, за так в этом мире никто ничего не сделает. Я сделаю для тебя все, малыш. В конце концов они меня опять схватят: если ищут всерьез – спрятаться невозможно. Но я хочу успеть. Хочу потолковать с тем пареньком, что засунул меня сюда. Он мне жизнь притушил, так я его загашу.

Тут я невольно поежился – говорил он всерьез. Это было ясно как божий день.

– Я вытащу тебя отсюда, – пообещал я.

Но поклялся про себя, что прослежу, чтобы он не встретился с объектом своей мести. Этого мне только не хватало – начать карьеру преступника с соучастия в убийстве.

Стинджер немедленно взял меня под свое покровительство. Пожал мне руку, едва не сломав пальцы своей железной хваткой, и повел к своим парням.

– Это Джим, – сообщил он им. – Прошу любить и жаловать. Если кто его тронет – будет иметь дело со мной.

На их физиономиях появились угодливые улыбки, посыпались вполне лицемерные заверения в вечной дружбе, но, по крайней мере, меня они не тронут. Теперь я был под защитой могучих кулачищ Стинджера, один из которых покоился на моем плече, когда мы возвращались с прогулки.

– Как ты это провернешь? – спросил мой новый друг.

– Утром расскажу. Тут надо еще кой-чего обмозговать, – соврал я. – До встречи.

Из этой дыры мне хотелось выбраться не меньше, чем ему. Только по совершенно другой причине. Его вела месть, а меня – разочарование. Потому что здесь отсиживали неудачники, сплошные неудачники, а я привык считать себя победителем. И что из этого следует? То, что надо быстренько провести рекогносцировку.

Следующие двадцать четыре часа я разрабатывал варианты побега. Механические замки внутри всей тюрьмы я бы открыл без особых усилий; во всяком случае, моя отмычка не знала проблем с дверью камеры. Но как быть с воротами во дворе – те запирались с помощью электроники. Было бы время да подходящий инструмент, я бы справился и с ними. Но там сидит охрана, прямо над воротами, в сторожевой будке. Этот маршрут, выходит, не годится, впрочем – как и любой прямой путь. Делать нечего, надо в подробностях выяснить планировку тюрьмы.

За полночь я вылез из-под одеяла и стал собираться на разведку. Нет, никаких ботинок – надо быть совершенно бесшумным, так что лучше всего сгодятся три пары носков, надетых друг на друга. Я запихнул в постель под одеяло лишнюю одежду – чтобы койка не выглядела пустой, если вдруг кому придет охота взглянуть в камеру через глазок. Вилли знай себе беззаботно посапывал. Аж похрапывал, так что я спокойненько отомкнул замок и выскользнул в коридор.

В коридоре тускло горело ночное освещение, отовсюду доносился храп. Я вышел на лестничную площадку и осторожно глянул вниз. Этажом ниже охранник приводил в порядок свою экипировку для верховой езды. Что же, надеюсь, завтра он не сплохует.

Беззвучно, словно тень, я пробрался на следующий этаж. Никакого разнообразия – те же камеры. Точно так же и следующий, а он был уже последним. Выше некуда. Оставалось возвратиться назад. И тут я увидел что-то металлическое в дальнем углу коридора. Ну, риск – дело благородное, и я быстренько направился туда.

Этот металл, тускло блестевший в полутемном коридоре, оказался ступеньками железной лестницы, которая вела куда-то наверх. Понятное дело, я немедленно взобрался по ней и обнаружил сверху люк. И слишком уж надежно запертый – это я понял не сразу. Замка не было! Должен ведь быть и замок, но в темноте обнаружить его мне никак не удавалось – поверхность люка была абсолютно гладкой.

Спокойно, парень. Если что-то закрыто, то должен быть и замок. Паника вещь хорошая, только мешает вспомнить, что головой не только едят. Так. Замок быть должен. Или задвижка. На самом люке нет ничего похожего. Что из этого следует? То, что замок должен быть на раме люка. Правильно – я провел рукой по холодному железу и немедленно его отыскал.

Что значит корректно поставить вопрос! Я достал отмычку, вставил в замок, и через несколько секунд то, что должно было щелкнуть, – щелкнуло. Я откинул люк, выбрался наверх и закрыл его за собой.

Я был на воле! Ну, правда, стоял на крыше, зато, по крайней мере, меня обдувал прохладный ветерок. Звезды светили так ярко, что можно было разглядеть поверхность крыши. Ничего особенного. Широкая и ровная крыша, кое-где – вентиляционные люки и печные трубы. Невысокий парапетик-перила. Какая-то большая тень заслоняла небо. Что за штука? Подойдя поближе, я услышал звук падающей воды. Цистерна. Так. А что внизу? Тоже ничего особенного: залитый светом и тщательно охраняемый тюремный двор. А с другой стороны?

А вот с другой стороны все было куда интереснее. Там тоже был двор, только освещенный светом единственной лампы. Там валялись какие-то пустые ведра, бочки и прочая тара, а в тюремной стене виднелись тяжелые ворота. Понятное дело, что закрытые. Но раз человек что-то закрыл, то он может это открыть – пусть даже это будет другой человек. А именно – я.

Да, приходилось мириться с тем прискорбным фактом, что крыша располагалась на высоте пяти этажей, но и тут можно будет что-нибудь придумать. По крайней мере – найти другую дорогу на задний двор. У меня есть еще шесть дней, и другие варианты попасть туда найдутся. Начинало холодать, я зевнул и поежился. На сегодня достаточно, пора и баиньки.

Тихонько я отправился назад. Аккуратно закрыл за собой люк, убедился, что замок сработал, спустился по лесенке вниз, добрел до своего этажа…

А там – вовсю орали. Громко и разборчиво. И тон задавал мой чудный соседушка. Осторожно приблизившись к родной камере и заглянув в нее, я обнаружил там охранников и немедленно ретировался на лестницу. А Вилли вопил:

– Я проснулся, а его нет! Я остался один, совсем один! Призраки, его сожрали призраки! Спасите меня, умоляю! Они просочились сквозь стены, они сожрут и меня, спасите!!!

Глава 4

От ярости я задохнулся, но взял себя в руки. Ну пропишешь ему по первое число, а что дальше? Схватят, и все. Нет, надо сматываться. И я кинулся вверх по лестнице: пролет, следующий…

Тут вспыхнул свет и взвыли сирены. Заключенные переполошились, спросонья переругивались, сейчас они кинутся к дверям, обнаружат меня в коридоре, и заявится охрана. Выхода не было. Оставалось одно – бежать на последний этаж, подальше от камер.

Уже в полном отчаянии я заглянул в первую попавшуюся камеру на этом этаже и остолбенел – она была пуста! И все остальные на этаже – тоже! Это давало мне шанс. Птичкой я взлетел по металлическим ступенькам, в два счета обработал замок и собирался уже выскочить на крышу, как заслышал внизу шаги двух охранников, поднимавшихся на этаж. Едва они сюда доберутся – все кончено. Замок щелкнул, я навалился на люк и, распластавшись на крыше, опустил крышку на место. При этом успел увидеть, что охранники направляются прямиком в мою сторону.

Заметили? Сердце билось как бешеное, я пытался перевести дыхание и ждал дальнейшего развития событий.

Но никаких криков пока не было. Очевидно, они меня не заметили. Я пока свободен.

Хорошенькая свобода! Валяюсь на дурацкой крыше, стучу зубами от холода, а минуты через три меня сцапают.

Еще минуту я бессильно дрожал, испытывая острую жалость к себе. Но встал, встряхнулся, как собака, и ощутил ярость.

«Да что ж это такое?! – сплюнул я. – Гениальный преступник, преступная жизнь… и влипнуть в первой же серьезной заварухе из-за олигофрена с ножичком. Учись, Джим, учись. В будущем пригодится. Запомни – всегда прикрывайся с тыла и флангов. Продумывай абсолютно все и помни, что кретины на то и кретины, что просыпаются именно тогда, когда тебе это меньше всего нужно. Если хочешь, чтобы он спал крепко, – сделай так, чтобы он спал крепко. Да, конечно, сейчас эта премудрость тебе что рыбе зонтик, но на будущее пригодится. А пока – соображай, как выкрутиться».

А чего тут было особенно соображать? Когда охранники откроют люк и вылезут на крышу, то меня обнаружат. Где тут спрячешься? На верху цистерны? Ну и что? Если они вылезут на крышу, то уж проверят все, нечего сомневаться. А что делать? Вниз не сиганешь, а так хоть остается слабенькая надежда. Вперед.

Легко сказать. Стенки цистерны были совершенно гладкими, а до верха было не достать. Я отошел, разбежался, прыгнул и уцепился за какую-то штуковину наверху. Попытался было ухватиться лучше, но пальцы разжались, и я рухнул вниз. Если этот грохот услышали внизу – я не удивлюсь. Надеюсь, что шмякнулся я над пустой камерой, а не над коридором.

«Что-то ты, парень, много думаешь и мало делаешь, – усовестил я себя. – Черт возьми, мне же надо туда залезть!»

Отошел к самому краю, несколько раз глубоко вздохнул и бросился вперед.

Разбег, толчок, прыжок и…