Князь Барятинский 4. Операция «Кронштадт» Бачурова Мила

Глава 5. Сам дьявол

Витман против такого обращения с «делом» возражать не стал. Молча подал мне карандаш.

Я открыл папку. Наверху лежал лист с текстом, отбитым на машинке. Текст был перечёркнут крест-накрест. «Объяснiтльныя записка», – прочитал я в середине. И дальше: «Я, нiж подписавшiйся, тртьаго марта саго года воспользовался прi задржанiи опаснаго прступнiка боевой магiяй сдьмаго уровня, въ рзульат чаго прi нвыясннныхъ обстоятльствахъ взорвался газовый баллонъ на близлжащемъ балкон…»

Дальше я читать не стал, про себя только посмеялся. Кто ж это, интересно, такой неуверенный? До последнего определиться не может, взорвался баллон при невыясненных обстоятельствах или же в результате применения магии. Потому, наверное, бумажку и списали в макулатуру.

Я перевернул лист и нарисовал на нём круг.

– Что это? – тут же спросил Витман.

– А какие у вас ассоциации? – буркнул я.

– Кружок, объединение, заговорщики…

– Вот видите. А белый маг сказал бы – «солнышко»… Не отвлекайте, пожалуйста. Художник из меня аховый, так хотя бы суть передать.

Я вписал в круг – треугольник, в треугольник – подобие извергающегося вулкана. Непонятные письмена набросал весьма условно. Парочку вроде помнил, остальные – хоть убей. Будь там латиница или кириллица – было бы, конечно, проще. Но, увы, неведомые хозяева завода мало позаботились о моём удобстве. Решили, что с меня вполне достаточно авиабомбы.

– Как вам? – Я перевернул листок и подвинул его к Витману.

Тот изучил рисунок внимательным взглядом и посмотрел на меня:

– Я не специалист, увы. Но специалисты по магическим кругам у нас есть.

– Хотите сказать, что это – магический круг?

– Предположительно, – кивнул Витман. – По крайней мере, очень похоже. Подобные круги используются для сверхвысокой концентрации магии. Что нужно, в свою очередь, для решения крайне специфических задач.

– Например?

– А где вы видели такой круг? – вопросом на вопрос ответил Витман.

– На «заброшенном» заводе, – язвительно сказал я. – Там от этих кругов места живого не было! И почему-то жители близлежащих окраин годами рассказывают друг другу легенды о том, что завод этот не такой уж и заброшенный. Что там люди пропадают. А из труб иногда дым идёт – хотя ни одного рабочего двадцать лет как нет. А наша тайная канцелярия об этом заводе – ни сном ни духом.

– Больно уж вы суровы, Константин Александрович, – сказал Витман. Улыбнулся – одними губами. Глаза продолжали внимательно меня изучать. – Видите ли. Наше ведомство занимается делами правительственного уровня. А тут – заброшенный завод в самой непрезентабельной части города…

– То есть, если бы заговор начинался не в Императорской академии, а в Чёрном городе – всё бы у ребят прошло как по маслу, да? – начал я злиться.

– Удивляете, Константин Александрович. В Императорской академии учится элита. Молодые люди, которые скоро будут ходить в Зимний дворец, как иные ходят на службу. Возможно, кстати, что именно на службу. А из Чёрного города государю – какая беда?

– А вы в курсе, что девятнадцатый век уже давно закончился? – сжал я кулаки. – Какая беда, спрашиваете?! Ну вот меня, к примеру, сегодня чуть не убили авиационной бомбой. То есть, убить пытался кто-то, кто имеет к таким бомбам доступ. И если у него есть доступ к бомбе – может, у него есть доступ и к самолёту? А если так – то что мешает этому кому-то разбомбить тот самый Зимний дворец?!

Больше всего меня бесило то, что Витман совершенно не выглядел обескураженным. Наоборот, он, казалось, смотрел на меня со всевозрастающим любопытством.

– Вот не ошибся я в вас, – неожиданно весело сказал он. – Нисколечко не ошибся! Правда ваша, Константин Александрович. Не всё мы успеваем. И нужны нам, откровенно признаюсь, свежие глаза и свежие головы, не забитые бюрократией. Я потому и дочь свою ангажировал, несмотря на её юный возраст. Коллеги меня поначалу, мягко говоря, не поняли, но теперь помалкивают… А вам покойный Белозеров дал весьма лестную характеристику.

– Вот как? – Я не сумел сдержать удивление.

– Истинно так. Он утверждал, что вы, милейший Константин Александрович, уж простите за точность цитаты – сам дьявол. Белозеров в буквальном смысле слова бился в истерике. Не понимал, каким образом вы – мальчишка! – сумели мало того, что противостоять магу четырнадцатого уровня, да ещё и раскрыть его, как руководителя кружка. Меня, признаться, также весьма заинтересовали ваши способности. С профессиональной, так сказать, точки зрения…

Вот оно что. Сейчас мы, похоже, перейдём наконец к сути дела.

– Польщен, – кивнул я. – Но меня интересует один вопрос. И хотелось бы, чтобы вы на него ответили.

– Весь – внимание, – улыбнулся Витман.

– Скажите. Вот, Белозеров – белый маг довольно высокого уровня. Взрослый, неглупый человек. Он видел, что его жемчужина темнеет. И, в отличие от бестолкового мальчишки Рабиндраната, прекрасно понимал, чем ему это грозит. Иллюзий относительно того, что в жемчужине таким образом возникнет баланс чёрного и белого, у него не было. Всё, к чему он в итоге придёт – жемчужина потемнеет полностью. Но, тем не менее – Белозеров не останавливался. Продолжал свою… гхм, деятельность. Почему?

Витман в задумчивости почесал подбородок.

– Признаться, не ожидал такого вопроса от человека вашего возраста. Могу узнать, почему вы задаёте его мне?

– А кому мне ещё его задать, если не вам? Человеку, который в силу своей профессии ежедневно сталкивается с подлостью и обманом?

– Что ж, резонно… Честно говоря, я и сам много об этом думал. И пришел к очень простому выводу. Поддаваться черноте – приятно. – Витман уставился мне в глаза. – Признайтесь, Константин Александрович. Ведь так?

– Так.

– Что и требовалось доказать… Видите ли. Подавляющее большинство белых магов – это люди, подобные вашему уважаемому дедушке. Они органически не способны обмануть, предать, поступить против чести. Истинное удовольствие они получают от созидания – будь то открытие сельской школы или защита осажденной крепости, неважно. Однако время от времени среди белых магов встречаются люди… скажем так, не идеальные. Условно говоря, если бы вашему дедушке предложили покрыть долги вашего отца в обмен на жизнь шестнадцатилетнего мальчишки, от предлагающего мокрого места не осталось бы. И, заметьте, жемчужина вашего дедушки от такого поступка стала бы только светлее. А Белозеров – человек, в душе которого тьма уже жила. Образно говоря, то, что случилось, всего лишь подтолкнуло камень, который уже лежал на краю обрыва… Я ответил на ваш вопрос?

– Пожалуй, – задумчиво кивнул я.

– В таком случае, позвольте, теперь спрошу я.

– Спрашивайте.

– Скажите, Константин Александрович. – Витман подался вперёд, наклонился над столом. – Вы вот недавно осудили действия моих людей. То, что в результате их действий погиб Белозеров. Скажите – а сами вы сумели бы обойти магическую блокировку? Задать подследственному вопросы так, чтобы они не спровоцировали его гибель?

– Я? – Я подумал, барабаня пальцами по столу. – Ну… Не знаю. По крайней мере, в лоб я бы точно действовать не стал. Попробовал бы по-другому…

– Так отчего же не попробовать? – Витман встал и улыбнулся широчайшей улыбкой. – Пойдёмте, Константин Александрович, тут недалеко. Прокатимся.

***

Мы опять ехали в машине с магической тонировкой, только теперь шинели мне никто не дал. Да я и не просил – уж от здания до машины как-нибудь не замёрзну.

– Куда едем-то? – спросил я.

– В тюрьму, – отозвался Витман.

– Магическую?

– Неужто я бы позволил себе такую низость – привезти князя Барятинского в тюрьму для простолюдинов? – даже обиделся Витман. – Разумеется, в магическую.

– Обвинения-то предъявите?

Тут хрюкнул и откашлялся Ашот, который также увязался с нами.

– Так мы же вас не наказывать везём, господин Барятинский, – осторожно сказал он. – Только попробовать ваши способности-с.

– Об этом я уже догадался, – сухо ответил я; не нравился мне этот Ашот. – Потому и спрашиваю: какие обвинения вы мне предъявите?

Витман и Ашот переглянулись.

– Госизмена? – предположил Витман.

– Неплохо, – кивнул я.

Бетонный забор, колючая проволока, дозорные вышки, КПП – всё выглядело по-взрослому. В безликое серое здание я вошёл первым – Ашот услужливо открыл передо мной дверь. Потом мы поднялись на второй этаж, Витман постучал в дверь кабинета, и из-за двери послышался женский голос:

– Кого там в такую рань чёрт несёт?

Да, пока суд да дело – уже наступила рань. Судя по ощущениям, в академии курсанты выстроились для проведения утренней гимнастики. А меня на построении нет. Весело… Впрочем, наставникам явно не до смеха. Им предстоит докладывать деду, что с подведомственной территории пропал его любимый внук. Если я не найдусь – боюсь, одной разрушенной башней дело не ограничится.

Витман открыл дверь, просунул голову внутрь.

– Марина Аркадьевна? Доброго утра! А мы к вам с интересным предложением.

Марина Аркадьевна оказалась женщиной лет тридцати в строгой отутюженной форме. Форма, правда, едва не лопалась под напором внушительного бюста. Вьющиеся каштановые волосы облаком окутывали её голову. Хорошенькое личико с едва заметными веснушками вытянулось, когда в кабинет вошёл я.

Поначалу я решил, что женщина удивилась моему виду – медицинскому халату, надетому прямо на голое тело. Но оказалось, что причина её изумления в другом.

– В-ваше сиятельство? – пробормотала Марина Аркадьевна, встала и залилась краской. – Господин Барятинский? А… Простите, а что здесь происходит? Я не знала…

Ашот неуверенно хихикнул. Зато Витман чувствовал себя как рыба в воде.

– Да вспомнил вот, как вы намедни восхищались его сиятельством Константином Александровичем, – весело проговорил он. – А тут – оказия! Дай, думаю, познакомлю вас с восходящей светской звездой. Прошу: Константин Александрович Барятинский – Марина Аркадьевна Бутурлина. Кто такой Константин Александрович я уж, с вашего позволения, докладывать не буду. А Марина Аркадьевна уже почти год как управляет этим славным заведением.

Марина Аркадьевна сбивчиво что-то забормотала про великую честь, я тоже чувствовал себя неуютно в качестве экспоната. Впрочем, Витман долго рассусоливать не стал.

– Но вообще, мы по делу, Мариночка Аркадьевна. Министр-то наш – как? Не сбежал ещё, грешным делом?

Как только речь зашла о работе, Марина Аркадьевна прекратила краснеть и заговорила по-деловому, короткими уверенными фразами.

– В одиночке, пищу принимать отказывается, – доложила она. – Ничего не говорит, разумеется.

– Вот и хорошо. – Витман потёр ладони. – Это мы сейчас и постараемся изменить.

– Опять? – Марина скептически подняла бровь. – Проходили ведь уже, Эрнест Михайлович. Вы чуть поднажмёте – а он прикажет долго жить.

– Теперь мы попробуем иной подход. – Витман посмотрел на меня. – Найдётся у вас лишняя тюремная роба, Мариночка Аркадьевна?

– Ещё бы не нашлась, – недоумевала Марина. – А что за подход такой?

– Прежде всего, Мариночка Аркадьевна, нам понадобится ваш талант, – улыбнулся Витман. – Сделайте так, чтобы господин министр ни в коем случае не признал в нашем общем друге знаменитого Константина Барятинского.

Спустя пять минут я застегнул последнюю пуговицу на ярко-оранжевой робе. Спустя ещё пять Марина, стоявшая напротив меня, с облегчением опустила руки и выдохнула:

– Готово, ваше сиятельство!

Я посмотрел в зеркало, висящее на стене рядом с вешалкой. На меня уставился какой-то совершенно не знакомый парень. И лет ему было – двадцать пять, не меньше. Изменилась и причёска, теперь у меня на голове была обычная стрижка, без всяких кос и выбритых висков.

– Ну что, готовы? – с нетерпением спросил Витман.

– Готов, – пожал я плечами.

– Волнуетесь?

– Ещё как. Беспокоюсь, что сотворит с академией мой дед, когда узнает, что я пропал.

Витман всплеснул руками.

– Ох, простите! Забыл вам сказать. Об этом даже не вздумайте волноваться. В академию я отзвонился лично. Сообщил, что вы отсутствуете по крайне важной надобности.

– Ну, тогда всё в порядке, – пожал я плечами. – Ведите.

Наручники на меня надели по пути к камере.

– Обычные, – предупредил Витман, – не магические. А у господина министра – наручники, блокирующие магию. Вам ведь, если не ошибаюсь, уже доводилось сталкиваться с подобными?

Я кивнул. Вспомнил, как магические наручники с негромким шипением плавились на запястьях Белозерова. Будем надеяться, что эти – более надежные.

– Господин министр будет думать, что у вас такие же, – продолжил Витман. – А вы сможете применять магию, если потребуется – не беспокоясь, что будете разоблачены. В случае, если вам будет грозить опасность, или что-то ещё пойдет не так, бросайтесь к двери, стучите в неё и требуйте открыть. Вас немедленно выпустят. А ровно через час вам и вашему сокамернику принесут завтрак. Если к этому моменту вы уже закончите – скажите надзирателю: «Отведите меня к начальству!»

Сопровождавший нас надзиратель – пожилой мужчина с пшеничного цвета усами на широком лице – кивнул и достал ключи.

– Принято, – сказал я, когда мы остановились перед глухой тяжёлой дверью. – Один вопрос.

– Сколько угодно, – кивнул Витман.

Ашот маячил рядом. Оглядывался по сторонам с таким видом, будто опасался, что его самого вот-вот затолкают в одну из камер.

– Почему вы называете заключенного министром? – спросил я.

Ответил мне внезапно Ашот. Он хохотнул и сказал:

– Потому что он в министерстве иностранных дел служил-с, ваше сиятельство. Только и всего.

***

Дверь открылась, и меня втолкнули внутрь. Втолкнули без дураков, по-настоящему. Я это чувство узнал безошибочно: я теперь – заключённый, у которого нет никаких прав и никакой надежды. Ну, кроме одной: сдать всех и вся и уповать на милость победителя.

Отвратительно. Аж мороз по коже.

Дверь захлопнулась за спиной, и я огляделся. Каменный мешок размером в две моих комнаты. Две металлических кровати, привинченных к полу. Одна с матрасом, застеленная, другая – пуста. На застеленной сидел лысый мужчина лет пятидесяти в такой же робе, как у меня, и исподлобья на меня смотрел.

Свет проникал сквозь высокое зарешеченное окно. Холод стоял собачий. А при взгляде на металлические прутья основания кровати становилось ещё холоднее.

– Ну что ж, доброго утра, господин, – произнёс министр – сиплостью голоса напомнив мне Федота. – Мы, к сожалению, не представлены, придётся обойтись как-нибудь самостоятельно. Меня зовут…

– Знаю я, как тебя зовут, – буркнул я. – Не хуже тебя самого знаю.

Министр поперхнулся словами и моментально перестал чувствовать себя хозяином ситуации. Заморгал, растерялся. А я вразвалочку подошёл к его кровати и сделал жест – мол, пошёл вон отсюда, дай батьке посидеть.

И этот дядька, который был, может, раза в три старше Кости Барятинского и раза в два – моего нынешнего воплощения, подчинился.

Я сел на матрас, застеленный сверху плотным шерстяным одеялом. Расправил плечи, похрустел шейными позвонками. Похлопал скованными руками по карманам.

– Сигареты есть?

У министра отчего-то начали подрагивать руки. Он подошёл к своей тумбочке, открыл её и достал коробку с сигарами.

– Вот, пожалуйте-с…

– Сигары… – Я взял одну, покрутил в руках и прикурил от поднесённой спички. – И как вы их курите? Ни тебе затянуться, ни толку какого. И во рту – будто кошки нассали.

Я говорил медленно, глухо, не глядя на министра. Знал, какое впечатление у него выстраивается. И, судя по тому, что руки у него начали дрожать ещё сильнее, не прогадал. Тем более что я начал потихоньку подключать магическую технику убеждения.

Глава 6. Иной подход

Техника убеждения существовала в двух вариациях: чёрная и белая. Чёрная воздействовала на оппонента напрямую, а белая, если можно так выразиться, усиливала собственную харизму. Ну, если совсем просто: добиться от девушки расположения при помощи «чёрного убеждения» – это примерно такой же подвиг, как накачать её клофелином, а затащить в постель при помощи «белого убеждения» – вполне себе нормальная стратегия, можно даже этого особенно не скрывать.

Я использовал белое. Воздействовать на человека, у которого в голове стоит магическая блокировка, не рисковал – мало ли, чего там коротнёт случайно. Эти, вон, интеллектуалы, уже наработали себе на персональное кладбище. А мне интересно результат получить.

Убедившись, что министр вошёл в нужную кондицию, я добродушно кивнул, показав подбородком перед собой:

– Садись. В ногах правды нет.

Министр дёрнулся было к соседней кровати, но под моим тяжёлым взглядом замешкался и опустился на пол. Сел, скрестив ноги, и уставился на меня. Я попыхтел сигарой. Вот уж действительно – гадость.

– Как сидится? – спросил, глядя на министра сверху вниз.

– Н-неплохо, б-благодарю, – начал он заикаться.

Я покивал, удовлетворённый.

– Неплохо, значит… Сигары свои куришь. Небось, особое меню.

По мёртвому молчанию я понял, что угадал.

– И вот какой вопрос возник там, – показал я большим пальцем себе через левое плечо и чуть вверх, для чего пришлось поднять обе руки, в одной из которых была сигара. – Отчего это тебе такие привилегии?

– П-простите? – вытаращился на меня министр.

– А вот этот вопрос как раз и решается, – усмехнулся я. – Если прощать нечего – так и прощать не надо. А если есть что прощать – так и прощать такого не стоит.

Я ещё чуть-чуть усилил свои слова убеждением, и с несчастного министра этого хватило. Его прорвало, и наружу хлынул мутный поток:

– Я ничего не сказал! Ни единого слова! – заверещал он, колотя себя в грудь кулаками. – Клянусь честью!

– Да брось, какая честь, – поморщился я и стряхнул пепел на пол. – Ты жизнью поклянись. Здоровьем. Семьёй…

Министр побледнел.

– Н-не могу…

– Отчего же?

– В-в-вот! – Он поднял руки и показал «браслеты». – М-магия заблокирована. Не примет клятвы…

– Да это не страшно, – милостиво сказал я. – На слово поверю. Значит, молчишь?

– Молчу, – закивал министр, опустив руки. – Жизнью клянусь! А в-вы, п-простите, кто будете? – перешёл он на шёпот.

– Прощаю, – кивнул я и встал. Вопрос демонстративно проигнорировал. Подошёл к стене с окошком, посмотрел, щурясь, вверх. – Значит, слушай сюда, мой друг. Отсюда тебя скоро выпустят, ты нам ещё сгодишься.

– Когда? – тут же зацепился за надежду министр.

– Когда понадобишься, – отрезал я. – Будешь перебивать?

– П-простите, молчу.

– Продолжать молчать – это всё, что от тебя пока требуется. Белозеров вот даже с блокировкой многого не намолчал…

– Как они его раскололи? – прошептал министр. – Я ума не приложу. Но если не через него – откуда могли обо мне-то узнать?

Вот оно! Я затаил дыхание. Не донесённая до рта сигара тихо дымила вонючим дымом.

О предательстве министра узнали не от Белозерова. О нём знали с самого начала – с тех пор как перехватили документы иностранной разведки. И взяли его сейчас только потому, что полагали, от министра попробуют избавиться те, кто его купил – как только поймут, что заговор в Императорской Академии раскрыт. В общем, наша контрразведка успела переиграть иностранных коллег. Или, вернее, конкурентов. Но министр об этом, по понятным причинам – ни сном ни духом.

И, к слову, для него это ничего хорошего не значит. Если этого дядьку и выпустят, то на воле он долго не проживёт. А не выпустят – так сюда придёт кто-то вроде того, на кого я сейчас пытаюсь быть похожим. Только придёт не с разговорами, а с заточкой.

– Потому что они научились ломать блокировку, – тихо и внушительно сказал я. – Ты говоришь со следователем, а рядом маячит второй, вроде бы без толку. Но на самом деле это – не следователь, а белый маг, который шаг за шагом ослабляет твою блокировку. Прилаживается, как взломщик – к замку. Ты один раз не заметил – проболтался немного. И, вроде, ничего с тобой не случилось. Потом второй раз проболтаешься, уже побольше скажешь. А через недельку – вовсе соловьём запоёшь. Вот почему о тебе волнуются. И передают через меня привет.

– Да что вы… – прошептал министр. – Я ведь прекрасно понимаю, с кем работаю…

– Хорошо. Можешь сесть. – Я кивнул в сторону кровати.

Подождал, пока за спиной стихнет шорох. Машинально затянулся сигарой, как сигаретой – и, едва не закашлявшись, выпустил дым через ноздри. Господи… Нет, хватит с меня этого представления. Я затушил сигару о стену.

– Назрел вопрос. У тебя все исполнители такие же талантливые, как Белозеров? – Я повернулся и холодным взглядом посмотрел на министра.

Тот яростно замотал головой:

– Нет! Клянусь – нет! Белозеров… Он… Поймите, там был этот чёртов Барятинский! Этот мальчишка… Вам ведь наверняка докладывали, что он творит! Он уже всем поперёк горла. Я… Простите, если я не в своё дело, но… Но этого щенка просто необходимо устранить. Он очень опасен!

– Щенка? – скривился я. – Зачем ты мне рассказываешь о детях? Я что, похож на работника Попечительского совета?

– Никак нет, – пробормотал обалдевший министр, – не похожи…

– Я пришёл сюда для того, чтобы услышать твои заверения относительно остальных пунктов, – резко сказал я. – Мне нужно знать, что всё пройдёт гладко и в означенные сроки! А плакаться на то, что какой-то молокосос помешал твоему исполнителю выполнять работу, будешь своей жене.

Министр вдруг как-то нехорошо оскалился, глазёнки сверкнули.

– О, не извольте переживать! – прошипел он. – Всё, что мне поручено, будет исполнено в лучшем виде.

– Когда? – резко спросил я.

Министр, казалось, удивился.

– Как условились…

– Мы насчёт академии тоже условились! – Я повысил голос и поднажал убеждением. – Однако вместо работы я вижу полный провал! Поэтому изволь-ка отвечать на поставленные вопросы!

– В-весной! – залопотал министр. – Точной даты назвать сейчас невозможно… Когда императорское семейство будут переезжать в летний дворец, они, вероятно, по погоде станут ориентироваться. Великой княжной Анной займутся очень надёжные люди.

– Настолько надёжные, что её потом придётся собирать по кускам по всему Петербургу? – фыркнул я.

– Что вы, нет! – Министр даже побледнел. – Великую княжну передадут в целости и сохранности, клянусь!

Мысленно я повесил себе на грудь орден. Как я и думал, магическая блокировка работала не настолько хорошо, как нейронная, которыми пользовались в моём мире. В нейроны зашивалась информация о людях, с которыми можно говорить, – и всё. Конечно, ломались и такие блокировки – ведь технологии изменения внешности были и у нас. Тут же всё зависело от степени доверия пациента.

Разумеется, доверять следователям министр не мог, они по определению были по другую сторону баррикады. Если бы он попытался что-то им рассказать – тут же бы и умер. Но пришёл я и просто убедил его, что я – свой. И вот на меня изливается благословенный поток.

Чёрный маг не смог бы такого провернуть чисто технически. Он бы попытался воздействовать «чёрным убеждением», на которое сто процентов триггернула бы блокировка. А белый маг… Ну, белый маг, который наденет тюремную робу и станет лгать сокамернику, чтобы получить интересующие его сведения – это в принципе существо мифологическое и в реальной жизни не существующее.

Зато в реальной жизни существую я, со своей биполярной жемчужиной. И могу делать всё, что угодно. Вот и сейчас жемчужина под робой остаётся нейтральной. Ведь пусть я и лгу, пусть запугиваю – но делаю это с намерением защитить Отечество. Я же не для собственного удовольствия здесь. И чёрное с белым таким образом вполне себе уравновешиваются.

– Надеюсь на тебя, – сухо сказал я. – А теперь нам нужно вспомнить уроки Мишеля.

– К-кого, простите? – захлопал глазами министр.

– Не важно. – Я впился в него взглядом и врубил на всю катушку «чёрное убеждение» -теперь уже не боясь сорвать блокировку, поскольку не собирался обращаться к засекреченным сведениям. – Закрой глаза. Ты медленно погружаешься в глубокий сон. Твоё дыхание становится ровным и спокойным. Представь себе, что ты находишься в месте, в котором тебе было хорошо… Когда я досчитаю до трёх, ты уснёшь и забудешь обо мне. Проснувшись, ты ничего не вспомнишь.

Гипнотизёр из меня был, конечно, аховый, но и министра я деморализовал достаточно. К тому же он, лишённый магических сил, легко поддался на убеждение. В транс погрузился мгновенно, и стоило мне договорить – буквально упал на кровать. Лицо его тут же расслабилось, губы приоткрылись, он начал даже похрапывать.

В этот момент открылось окошечко на двери, и внутрь всунулся поднос.

– Завтрак, – побасил надзиратель.

– К начальству меня проводи! – потребовал я.

– Как пожелаете-с, – прозвучал ответ, и в замке звякнули ключи.

***

– Вот такие, господа, у нас с вами пироги с дерьмом, – сказал я, глядя в зеркало на то, как фальшивая личина постепенно сползает, уступая место моему настоящему облику. – Дальше я давить, само собой, не стал, это уже было бы подозрительно.

Марину Аркадьевну куда-то спровадили из её собственного кабинета под благовидным предлогом – оно и понятно, дело государственной важности. Остались только мы втроём: я, Витман и Ашот. Последний стоял с раскрытым ртом, бледный и пребывал в полнейшей прострации. Витман же, хоть и очевидно обалдел от известий, быстро взял себя в руки и превратился в профессионала.

– Похищение великой княжны, – повторил он. – Н-да, высоко замахнулись.

– Да не так, чтобы очень, – пожал я плечами. – Если ниточки ведут к МИДу, то для них императорская дочка – не бог весть какая сумасшедшая высота. Вполне себе на расстоянии умеренно дерзкой фантазии. Вопрос только, зачем. Шантаж? Я, конечно, не слишком близко знаком с императором, но, чисто моё впечатление, на шантаж его величество не поведётся.

– Эх, Константин Александрович, – вздохнул Витман. – Боюсь, тут всё гораздо страшнее.