Инноваторы. Как несколько гениев, хакеров и гиков совершили цифровую революцию Айзексон Уолтер

Алан Кей

Алан Кей, учившийся в Юте, не мог пропустить «Мать всех презентаций» Энгельбарта, поэтому сел на самолет до Калифорнии, несмотря на ангину и высокую температуру: «Я был очень болен и едва мог ходить, меня сильно знобило, но я не мог это пропустить»^[610]. Он уже был знаком с идеями Энгельбарта и восхищался ими, но желание посмотреть презентацию было слишком велико, ведь шоу обещало быть фантастическим. Кей видел в Энгельбарте Моисея, который ведет людей через Красное море: «Он показал нам нашу цель — землю обетованную — и указал, какие моря и реки нам придется пересечь, чтобы туда добраться»^[611].

Как и Моисей, Энгельбарт не попадет на эти желанные берега. Зато Кей и его развеселые товарищи из исследовательского центра компании Xerox встанут под знамена Ликлайдера и Энгельбарта и начнут строить райский мир, где персональные компьютеры — реальность.

Кей родился в 1940 году в штате Массачусетс. С самого детства он интересовался как техническими, так и гуманитарными дисциплинами. Его отец был врачом, разрабатывал протезы конечностей, и Кей заразился любовью к науке во время долгих прогулок с отцом. При этом ему была не чужда музыка, ведь его мать была человеком искусства, музыкантом, как и ее отец Клифтон Джонсон, известный иллюстратор и писатель, который к тому же играл на органе в местной церкви. Так что детство Кея прошло в доме, где всегда витало множество новых идей и все искали способы их выразить или реализовать. «Я не проводил границу между искусством и наукой ни тогда, ни сейчас»^[612], — признается Кей.

Он играл на гитаре и в семнадцать лет ездил на музыкальный фестиваль в составе джаз-группы. Как и дед, он любил органы и как-то помог одному мастеру собрать орган в испанском барочном стиле для одной лютеранской семинарии. Смекалки и эрудиции Кею было не занимать, но и проблем в школе хватало. Однажды его чуть не выгнали за постоянное нарушение разных правил (своенравие можно даже назвать отличительной чертой инноваторов), но он был звездой радиошоу Quiz Kids, «Юные знатоки», и его оставили.

Кей поступил в колледж Бетани в Западной Вирджинии, где изучал математику и биологию, но его исключили со второго семестра первого курса из-за «многочисленных прогулов без уважительной причины». Некоторое время он провел в Денвере, где один друг ему рассказал, что у авиакомпании United Airlines очень неэффективная компьютерная система бронирования билетов. Кея поразило, что компьютеры только замедляли и усложняли работу людей.

Получив повестку из военкомата, Кей пошел служить в ВВС. Он хорошо показал себя на распределительных тестах и был зачислен на курсы по программированию. Он работал на созданном для малого бизнеса компьютере IBM 1401. Это была первая ЭВМ, которая пошла в массы. «В то время разрабатывать программное обеспечение не считалось престижным, и в этой профессии было много женщин, — говорит Кей. — И они отлично справлялись. Моим начальником была женщина»^[613]. После службы Кей поступил в Университет Колорадо, где с энтузиазмом изучал все, что так занимало его: биологию, математику, музыку и театр, а попутно писал программы для суперкомпьютеров в Национальном центре атмосферных исследований.

Осенью 1966 года Кей пошел в магистратуру Университета Юты, и позднее он признался, что так ему в жизни больше не везло. В то время там работал Дэвид Эванс, один из праотцов компьютерных технологий, который разрабатывал лучшую графическую программу своего времени. Не успел Кей начать учебу, как Эванс посадил его читать докторскую диссертацию Айвана Сазерленда из Массачусетского технологического института, тогда преподававшего в Гарварде, но собиравшегося переводиться в Юту. Научным руководителем диссертации был компьютерный теоретик Клод Шеннон, а называлась она «Sketchpad: графическая программа для работы на компьютере»^[614].

Sketchpad была одной из первых программ с графическим интерфейсом пользователя, который позволял взаимодействовать с компьютером посредством графических элементов, отображаемых на экране. Без этого трудно себе представить современные компьютеры. Управлять объектами нужно было при помощи светового пера. Это был новый увлекательный способ коммуникации между человеком и машиной. «Sketchpad позволяла людям общаться с компьютерами при помощи рисунков», — писал Сазерленд. Интерфейс пользователя, созданный на границе искусства и техники, завораживал Кея, ведь он по-настоящему горел желанием сделать наше будущее увлекательным и даже захватывающим. Он признается, что идеи Сазерленда стали для него «истинным откровением» и вдохновили на создание персональных компьютеров, которые были бы просты и понятны^[615].

Кей уже несколько месяцев находился под впечатлением от идей Сазерленда и программы Sketchpad, когда впервые лично встретился с Энгельбартом. В начале 1967 года тот читал лекции в ряде университетов и рассказывал о своих разработках, которые впоследствии представит миру в «Матери всех презентаций». Также Энгельбарт показывал фильм о своей oNLine System на проекторе Bell & Howell, который везде возил с собой. «Он останавливал пленку на каком-нибудь кадре и проматывал ее вперед и назад с разной скоростью, — вспоминает Кей. — Он говорил: „Вот курсор. Смотрите, что сейчас произойдет!“»^[616]

Разработка компьютерной графики и интерфейса пользователя стала крайне актуальной, и Кей старался следить за всеми исследованиями в этой области. Он посетил лекцию Марвина Мински из МТИ, который рассказывал об искусственном интеллекте. Вдобавок Мински выдал мощную обличительную тираду против традиционных методов обучения^[617], сетовал, что студентов в университетах учат шаблонно решать сложные задачи и тем самым убивают в них способность нестандартно мыслить. Кей также посетил лекцию одного из коллег Мински — Сеймура Паперта, который создал язык программирования LOGO, доступный даже школьнику. Язык позволял решать массу задач, в частности, при помощи простых команд можно было управлять игрушечной черепашкой, ползавшей по аудитории. После лекции Паперта Кей попробовал сделать наброски детского компьютера.

На конференции в Университете Иллинойса Кей увидел экспериментальную модель дисплея с плоским экраном из тонких стеклянных пластин и газом неоном между ними. Он подумал, что было бы здорово совместить такой монитор с oNLine System Энгельбарта, вспомнил закон Мура и подсчитал, что в ближайшие десять лет станет возможным встраивать в небольшие компьютеры графические дисплеи с окнами, иконками, гипертекстом и курсором, управляемым мышью. «Можно сказать, я испугался такого прогноза, — говорит Кей не без доли присущего ему драматизма. — Мир менялся у меня на глазах, и наверное, это было похоже на то, как после прочтения работ Коперника люди впервые смотрели с другой Земли на другое небо».

Кей сгорал от нетерпения — он хотел приблизить будущее, которое вдруг так четко и ясно себе представил. Он видел мир, где миллионы людей свободно пользуются компьютерами, которые принадлежат им, а не властям и корпорациям. Он понимал, что необходимо будет создать небольшие машины с графическим экраном, недорогие и понятные даже детям. «Все кусочки мозаики сложились в единую картину — я видел готовый персональный компьютер».

Описывая будущее устройство в своей докторской диссертации, Кей отмечал важность таких характеристик, как простота («Можно своими силами научиться пользоваться») и «приветливость» («Ничто не должно пугать и отталкивать»). Он мечтал создать технически совершенную систему, которая при этом была бы понятной простым пользователям. Его, в частности, вдохновляла история итальянского типографа Альдуса Мануция, который начал печатать книги привычного нам формата, потому что осознал, что они должны умещаться в сумку на седле. Точно так же Кей понял, что идеальный компьютер должен быть размером с записную книжку. «Легко работать, когда знаешь направление, — говорит Кей. — Я вырезал образец такого компьютера из картона, чтобы посмотреть, как он ложится в руку, как выглядит»^[618].

Алан Кей восхищался Энгельбартом и проектами его Исследовательского центра аугментации, однако работать устроился в Стэнфордскую лабораторию искусственного интеллекта (SAIL) с профессором Джоном Маккарти во главе. Правда, там ему было не место. Маккарти занимался именно искусственным разумом, а не компьютерами, тем более персональными, и скорее верил в мейнфреймы и режим разделения времени.

В 1970 году, сразу после прихода Кея в SAIL, Маккарти опубликовал статью об эффективной системе разделения времени. Она должна была работать за счет терминалов с невысокой производительностью и небольшой памятью: «По телефонной сети терминал должен соединяться с компьютером, в котором хранятся файлы с книгами, журналами, газетами, каталогами и расписаниями авиакомпаний. То есть при помощи терминала пользователь может получать доступ к любой информации, заниматься куплей-продажей и с кем угодно общаться»^[619].

Маккарти предвидел появление новых информационных ресурсов, которые будут конкурировать с традиционными СМИ. Однако он ошибочно полагал, что финансироваться такие медиа будут не за счет рекламы, а из кошельков потребителей. По его мнению, хранить документ на компьютере и публиковать его в сети будет недорого, поэтому любой студент сможет соревноваться с журналом New Yorker, если будет хорошо писать и сможет привлечь к себе внимание критиков и общественности. Он также предсказал, что пользователи будут вместе создавать контент: каждый сможет занести в систему комментарий, например, о новом препарате от облысения, а также прочитать отзывы о лекарстве, которое он собирается попробовать. Маккарти мечтал и об общественных дискуссиях в сети, но не мог и предположить, что в реальности мы получим сумбурную и неугомонную блогосферу. Он видел это так: «Если я прочитал что-то спорное, то могу посмотреть в системе, не поделился ли кто-то об этом мнением. У каждого автора будет шанс пересмотреть свою точку зрения, и так мы сможем быстрее приходить к консенсусу».

Маккарти можно считать ясновидящим, однако в одном его «предсказания» сильно отличались от представлений Алана Кея и от нашей реальности, опутанной всемирной паутиной. В будущем Маккарти не было места персональным компьютерам с собственными микропроцессорами и памятью. Он предполагал, что люди будут подключаться к производительным мейнфреймам через простенькие и дешевые терминалы. Даже когда стали появляться клубы любителей персональных компьютеров, Маккарти все еще пытался продвигать «Клуб пользователей терминалов», участники которого могли арендовать примитивные устройства вроде телетайпов за 75 долларов в месяц и с их помощью удаленно подключаться к мощным ЭВМ^[620].

Алан Кей, напротив, считал, что будущее за небольшими компьютерами с микропроцессорами и большой памятью, которые помогут людям реализовать свой творческий потенциал. В своих мечтах он видел, как дети гуляют с ними по лесу, как будто с карандашами и блокнотом, и рисуют на них, сидя под деревьями. Кей продержался среди поклонников мейнфреймов два года, а в 1971-м ушел работать в один исследовательский центр всего в трех километрах от SAIL. Центр принадлежал компании Xerox, которая как раз искала молодые светлые головы для создания персонального компьютера, заточенного под нужды простого пользователя. Позднее Маккарти назовет эти разработки «ересью от Xerox»^[621], однако это «мракобесие» задаст вектор развития всей индустрии персональных компьютеров.

Xerox PARC

В 1970 году компания Xerox последовала примеру Bell System и открыла отдельную лабораторию для проведения научных исследований. Чтобы бюрократические заморочки не отравляли творческую атмосферу, а корпоративная рутина не отвлекала инженеров от работы, лабораторию разместили в Стэнфордском индустриальном парке, то есть почти в 5 тысячах километров от головного офиса компании в Рочестере, штат Нью-Йорк^[622].

Одним из руководителей нового исследовательского центра Xerox в Пало-Альто, известного как Xerox PARC (Xerox Palo Alto Research Center), стал Боб Тейлор. Он недавно покинул Отдел методов обработки данных при ARPA, где участвовал в создании ARPANET. Тейлор развил нюх на талант, поскольку часто посещал исследовательские центры, финансируемые ARPA, и проводил конференции для самых способных студентов — магистров и аспирантов. По словам Чака Текера, также нанятого на работу Тейлором, в то время Боб сотрудничал с лучшими исследовательскими группами в области компьютерных технологий и часть из них финансировал, поэтому у него был доступ к лучшим кадрам^[623].

У Тейлора было еще одно лидерское качество, которое он долго оттачивал на встречах с исследователями ARPA и студентами: он умел запускать «творческие дебаты» для полировки идей. Участники должны были бомбить друг друга вопросами, в пух и прах разносить аргументы коллег и в итоге находить лучшее решение. Тейлор устраивал такие диспуты на «дилерских» собраниях, названные так по ассоциации с блэк-джеком, где игроки должны победить раздающего карты — дилера. На таких встречах кто-то выносил на всеобщий суд свое предложение, а остальные его критиковали, как правило, конструктивно. Сам Тейлор не был техногуру, но он знал, как простимулировать умников и заставить их скрестить шпаги в дружеской дуэли^[624]. Он охотно исполнял роль распорядителя бала, которая давала ему право раззадоривать, подстегивать, умасливать и поддразнивать темпераментных гениев, тем самым подталкивая их к сотрудничеству. У него лучше получалось апеллировать к эго своих подчиненных, чем угождать боссам, и это было частью его обаяния, но только не в глазах боссов.

В числе первых Тейлор нанял Алана Кея, которого знал по конференциям ARPA. «Я встретил Алана, когда он был аспирантом в Университете Юты, и он мне очень понравился»^[625], — вспоминает Тейлор. Однако к себе в отдел он Кея не взял, а порекомендовал его в другую рабочую группу PARC. Так он равномерно распределял ценные кадры по лаборатории.

Когда на первом официальном собеседовании Кея спросили, что он мечтает создать в PARC, он ответил: «Персональный компьютер». После просьбы пояснить он взял в руки папку размером с записную книжку, открыл обложку и сказал: «Здесь будет плоский экран, а вот тут внизу будет клавиатура. И у него будет достаточно памяти для хранения писем, файлов, музыки, изображений и книг. Размером он будет ненамного больше этой папки, а весить будет около килограмма — вот что я хочу создать». Интервьюер почесал затылок и буркнул себе под нос: «Ну да, конечно»^[626]. Но Кея все же взяли на работу.

Горящие глаза и озорные усы придавали ему вид сорванца, каковым он по сути и являлся. Ему нравилось шкодливо уговаривать начальство крупной копировальной компании сделать компактный компьютер для детей. Глава отдела внутреннего планирования Дон Пендери, суровый уроженец Новой Англии, столкнулся с «дилеммой инноватора» (термин гарвардского профессора Клея Кристенсена). Пендери видел будущее, в котором мрачные тени окружают Xerox и грозят подорвать успех компании. Он неустанно просил Кея и других разработчиков предсказать направление развития сферы IT, чтобы попытаться предугадать судьбу компании. Во время одного из таких утомительных разговоров Алан Кей, который нередко так выражал свои мысли, что можно сразу в «Викицитатник» добавлять, вдруг выдал: «Лучший способ предсказать будущее — изобрести его». Впоследствии это станет лозунгом PARC.

В 1972 году Стюарт Бранд посетил лабораторию Xerox PARC, чтобы написать статью для журнала Rolling Stones о развитии IT в Силиконовой долине. Публикация поставила на уши руководство компании, поскольку Бранд искусно упражнялся в красноречии, описывая, как Xerox PARC «вместо большого и глобального занимается чем-то маленьким и частным, планируя передать все возможности компьютера каждому желающему». Во время визита в PARC Стюарт брал интервью в том числе и у Алана Кея, который сказал: «Нам здесь не привыкать метать молнии двумя руками[627]». Разработчики вроде Кея поддерживали в PARC веселую и беззаботную атмосферу, которую они принесли с собой из «Клуба любителей моделирования железных дорог» МТИ. «Здесь вы все еще можете свободно творить»^[628], — сказал Кей Бранду.

Алан Кей понимал, что его малышу-компьютеру нужно запоминающееся имя, и он назвал его Dynabook. Языку, на котором программировали его операционную систему, тоже досталось симпатичное имя — Smalltalk. Такие названия должны были расположить к себе пользователей и особо не обнадеживать опытных программистов. Кей решил, что Smalltalk звучит настолько нейтрально, что все приятно удивятся, если на этом языке будет написано что-то путное.

Кей не хотел поднимать цену на Dynabook выше пятисот долларов, чтобы школы могли себе его позволить. Также компьютер планировалось сделать компактным, чтобы ребенок мог спрятать его где угодно, а язык программирования — доступным. Кей верил, что «простые вещи должны оставаться простыми, а сложные должны быть выполнимыми»^[629].

Кей составил описание Dynabook под названием «Персональный компьютер для детей всех возрастов», которое больше походило на рекламный буклет, а скорее даже на манифест. Он начал с известной цитаты Ады Лавлейс о том, что компьютеры могут помогать людям творить: «Аналитическая машина Бэббиджа может ткать алгебраические задачи точно так же, как ткацкий станок Жаккарда ткет цветы и листья на ткани». Кей описывал Dynabook в таком ключе, что было очевидно: он считает персональный компьютер прежде всего инструментом для творчества, а не терминалом для коллективной работы в сети. Несомненно, предполагалось, что Dynabook пригодится детям (как мы помним, всех возрастов) и для общения в будущих «образовательных сетях», например в школьной «библиотеке». Однако по задумке Кея, люди будут использовать компьютеры по большей части для самоанализа и рефлексии — то есть для того, что мы обычно доверяем бумаге или дневнику.

Далее в описании значилось, что Dynabook будет не больше записной книжки, а его вес не превысит двух килограммов. «Владелец сможет редактировать тексты и писать программы, когда и где захочет. Даже в лесу (стоит ли это пояснять?)». Другими словами, Кей не собирался создавать беспомощный терминал для удаленного подключения к мейнфрейму. При этом он предугадал, что персональные компьютеры и сетевые технологии будут объединены. «Если такой мобильный компьютер подключить к глобальной информационной сети, например к ARPA или к системе кабельного телевидения с двунаправленной передачей данных, можно будет посещать библиотеки и школы, не выходя из дома, не говоря уже о магазинах»^[630]. Подобные картинки будущего были очень заманчивы, но воплотить это люди смогут только через двадцать лет.

Кей набрал себе небольшую команду помощников, и задача перед ними стояла довольно неопределенная, романтическая и амбициозная. «Я брал только тех, у кого глаза загорались при словах о компьютере размером с блокнот. Мы много времени проводили за стенами PARC: играли в теннис, катались на великах, пили пиво, ели в китайских забегаловках и постоянно говорили о том, как Dynabook может здорово расширить возможности человека и предложить увядающему миру новый образ мышления, в котором он так нуждается»^[631].

Для начала было необходимо собрать прототип Dynabook. Модель решили сделать размером с небольшой чемодан и снабдить маленьким дисплеем. В мае 1972 года Кей презентовал проект Dynabook руководителям технических отделов. Он предлагал собрать тридцать таких машин, чтобы протестировать их в школах и посмотреть, смогут ли дети писать несложные программы. «Очевидно, что на нем можно работать и в школе, и дома, можно читать книги, редактировать тексты — делать что угодно, — рассказывал Кей инженерам и менеджерам, сидевшим на креслах-мешках. — Давайте создадим тридцать прототипов, чтобы мы могли двигаться дальше».

Свою романтическую концепцию Кей презентовал уверенно, как с ним обычно и бывало, но его идеи не очень впечатлили Джерри Элкинда, менеджера из отдела компьютерных технологий. Позднее Майкл Хилтзик напишет в своей книге о Xerox PARC: «Джерри Элкинд и Алан Кей как будто прилетели с разных планет: один — суровый и правильный инженер-зануда, другой — импульсивный флибустьер-философ». У Элкинда как раз не загорались глаза при мысли о том, что компьютеры Xerox станут пультами управления для игрушечных черепашек. «Позвольте побыть адвокатом дьявола», — начал он. Инженеры заерзали, предчувствуя беспощадный разнос. Элкинд говорил о том, что центр Xerox PARC должен заниматься офисной техникой будущего и вообще не совсем понятно, что Xerox забыла на рынке детских игрушек. И раз уж крупные компании предпочитают покупать корпоративные компьютеры, чтобы сотрудники по очереди на них работали, то не следует ли PARC развивать это направление? Кей не устоял под шквальным огнем из таких вопросов и сдался. После встречи он плакал. Его запрос на сборку прототипов Dynabook отклонили^[632].

В то время в Xerox PARC работал Билл Инглиш, который до этого разрабатывал мышь вместе с Энгельбартом. После презентации Инглиш отвел Кея в сторону, приободрил и посоветовал перестать быть мечтателем-одиночкой, подготовить подробный проект и посчитать бюджет. «Что такое бюджет?»^[633] — спросил Кей.

Он поумерил свой пыл и согласился на «предпрототип» Dynabook. Кей был готов потратить 230 тысяч долларов из бюджета на то, чтобы смоделировать Dynabook на Nova, мини-компьютере размером с небольшой чемодан, выпущенном компанией Data General. Хотя не то чтобы такая перспектива его радовала.

Именно в тот момент в офисе Кея появились две звезды из команды Боба Тейлора, Батлер Лэмпсон и Чак Текер, и предложили другое решение.

— У тебя деньги есть? — спросили они.

— Да, примерно 230 тысяч долларов на компьютеры Nova, — ответил Кей. — А что?

— А что, если мы тебе соберем тот маленький компьютер? — спросили они, имея в виду прототип Dynabook, непринятый Элкиндом.

— Я только за^[634], — согласился Кей.

Текер мечтал создать свой персональный компьютер и в какой-то момент понял, что Лэмпсон и Кей хотят примерно того же. Они решили вместе реализовать свою идею, не дожидаясь никаких разрешений.

— А что делать с Джерри? — Кей вспомнил о своем заклятом враге Элкинде.

— Джерри в командировке на несколько месяцев, — ответил Лэмпсон. — Возможно, нам удастся все провернуть до его возвращения^[635].

Боб Тейлор помог проработать детали проекта, потому что не хотел, чтобы его команда тратила время на корпоративные компьютеры. Куда интереснее было разработать несколько компактных устройств с дисплеями и объединить их в сеть^[636]. Он был в восторге, что три его любимых инженера: Лэмпсон, Текер и Кей — будут работать вместе. Лэмпсон и Текер знали границы возможного, а Кей взял курс на компьютер своей мечты и подначивал остальных стремиться к невозможному.

Новый компьютер назвали Xerox Alto (хотя Кей настойчиво продолжал называть его прототипом Dynabook). Он поддерживал растровую графику, то есть каждый пиксель экрана мог загораться или гаснуть, чтобы четче отображать графические элементы. «Мы выбрали хорошее качество отображения: каждому пикселю соответствовал один бит в основной памяти компьютера», — объясняет Текер. Это довольно сильно нагружало память, но закон Мура еще никто не отменял, следовательно, память должна была стремительно дешеветь. Пользователь манипулировал объектами на экране при помощи клавиатуры и мыши, как было задумано еще Энгельбартом. К марту 1973 года все было готово. Среди прочих изображений в системе был и нарисованный Кеем Куки-монстр из «Улицы Сезам».

Кей и его коллеги помнили, что все-таки работают над устройством для детей (притом всех возрастов), поэтому интерфейс Alto должен был быть очень простым и интуитивно понятным — что называется, дружественным. Для этого им пришлось переработать часть концепций Энгельбарта, который воспринял это без энтузиазма. Он, наоборот, старался выжать максимум из своей oNLine System, и компактные персональные компьютеры его никогда не занимали. «Мои идеи лежат совсем в другой плоскости, — говорил Энгельбарт своим коллегам. — Если мы ограничим себя такими маленькими размерами, то придется от многого отказаться»^[637]. Энгельбарт был проницательным теоретиком, однако его сложно назвать успешным инноватором: он продолжал добавлять в свою систему новые функции, команды, кнопочки и прочие радости. Кей же старался все упростить, полагая, что в основе технологий, которые сделают компьютер персональным, должна лежать простота — в частности, простота и удобство использования.

Xerox разослала компьютеры Alto в исследовательские центры по всей стране, поэтому о разработках Xerox PARC вскоре стало известно всем. Инженеры PARC внесли свой вклад в создание протоколов сети Интернет, разработав PARC Universal Packet, набор межсетевых протоколов, которые позволяли объединять между собой различные сети с коммутацией пакетов. Позднее Тейлор будет утверждать, что Интернет стал возможен благодаря технологиям, изобретенным в Xerox PARC в 1970-е годы^[638].

Хотя разработчики Xerox PARC и указали всем путь к персональному компьютеру, настоящую революцию в этой области возглавят не они. Было выпущено две тысячи Alto, большая часть которых оказалась в офисах Xerox и ее партнеров. Компьютер Alto так и не стал доступен частному потребителю[639]. По мнению Кея, компания не была готова к таким переменам. Чтобы выпустить ПК на рынок, нужно было разрабатывать новую упаковку, писать руководства пользователя, заниматься обновлениями, проводить тренинги для персонала, наконец, локализировать продукт для других стран^[640].

Тейлор наталкивался на стену непонимания каждый раз, когда пытался поговорить с господами в костюмах из головного офиса. Начальник Исследовательского центра Xerox в Вебстере, штат Нью-Йорк, заявил ему, что компьютеры никогда не станут важнее копировальной техники^[641].

Боевое крещение Alto состоялось на роскошной корпоративной конференции Xerox в Бока-Ратоне во Флориде, куда основным докладчиком пригласили самого Генри Киссинджера, за дополнительную плату конечно же. Сначала возможности Alto продемонстрировали на сцене в стиле «Матери всех презентаций» Энгельбарта, а после обеда тридцать компьютеров выставили в шоуруме на суд общественности. Разные руководители Xerox (одни мужчины, что примечательно) не очень интересовались Alto, зато их жены мгновенно стали печатать на клавиатуре и водить мышкой. По словам Боба Тейлора, мужчины считали зазорным уметь печатать, обычно этим занимались секретарши. Тейлор, пришедший на конференцию без приглашения, заметил, что мужчины не воспринимали Alto всерьез, поскольку такие машины предназначались женщинам. Тогда он осознал, что Xerox никогда не создаст персональный компьютер^[642].

И действительно сложилось так, что покорять рынок ПК будут более предприимчивые и находчивые новаторы. Некоторые из них даже возьмут идеи у Xerox PARC, кто-то законно, а кто-то не очень. Однако первые персональные компьютеры были довольно загадочными устройствами, которыми интересовались только радиолюбители.

Общественные деятели

За некоторое время до создания персональных компьютеров в Сан-Франциско и его окрестностях появилось немало общественных активистов, которые видели в компьютерах инструмент для передачи власти людям. Они приветствовали небольшие научно-технологические проекты, почитали Бакминстера Фуллера и его «Руководство по управлению космическим кораблем „Земля“», а также уважали идеи и ценности «Каталога всей Земли». При этом они обходились без психоделиков и музыки The Grateful Dead.

Одним из таких активистов был Фред Мур. Его отец был полковником и служил в Пентагоне. Фред же мечтал стать инженером, поэтому уехал на запад страны и в 1959 году поступил в Беркли. Хотя тогда США еще не начали перебрасывать свои войска во Вьетнам, Мур присоединился к антивоенному движению. Он нацепил значок против курсов вневойсковой подготовки офицеров запаса и поселился в палаточном городке на Спраул-плаза, которая вскоре стала эпицентром студенческих демонстраций. Мур пробунтовал всего два дня — отец увез его домой. Однако в 1962 году он заново поступил в Беркли и присоединился к протестующим, а впоследствии два года провел в тюрьме за уклонение от военной службы. В 1968 году Мур поехал в Пало-Альто на своем фургончике «фольксваген» вместе с маленькой дочкой — ее мать их бросила^[643].

Мур собирался организовывать антивоенные выступления в Пало-Альто, но в Стэнфордском медицинском центре ему на глаза попались компьютеры, и он был сражен. Поскольку его никто не выгонял, Мур сутками сидел перед одним из компьютеров, пока его дочь гуляла по коридорам или играла в «фольксвагене». Он осознал, что при помощи таких машин люди могли бы сами распоряжаться своими жизнями, объединяться в группы, учиться новому, повышать свою компетентность и в конечном счете обретать независимость от корпораций и военных. «Фред был убежденным пацифистом, носил жидкую бороду и обладал магнетическим взглядом. Он мог внезапно взять и отправиться обливать кровью подлодки[644], испугать его было нелегко»^[645], — таким Мура помнит Ли Фельзенштейн, общественный активист и идеолог IT.

Учитывая антивоенный настрой Мура и его интерес к технике, неудивительно, что он попал в зону притяжения Стюарта Бранда и стал общаться с почитателями «Каталога всей Земли». Популярность к Муру пришла в 1971 году, когда он стал звездой одного из самых неоднозначных мероприятий эпохи — вечеринки по поводу выхода последнего выпуска «Каталога всей Земли». Каким-то чудесным образом публикация «Каталога» принесла Бранду 20 тысяч долларов, и он снял Дворец искусств, построенный в древнегреческом стиле, в районе Марина в Сан-Франциско. Он пригласил тысячу близких ему по духу людей, чтобы вместе с ними решить, как лучше потратить заработанное. Он принес пачку стодолларовых купюр, надеясь, что подогретые рок-музыкой и наркотиками люди смогут придумать достойное применение деньгам. «Как мы можем просить других принимать решения, если нам самим слабо?»^[646] — спрашивал толпу Бранд.

Обсуждение длилось десять часов. Бранд в черной монашеской рясе с капюшоном ходил между людьми, давал каждому подержать пачку банкнот и выслушивал предложения, которые записывал на доску. Пол Красснер, один из «веселых проказников» Кена Кизи, произнес взволнованную речь о тяжелой судьбе североамериканских индейцев и предложил отдать все средства им: «Мы обокрали их, когда пришли на эти земли». Лоис, жена Бранда, у которой были индейские корни, заявила от лица своего народа, что в деньгах они не нуждаются. Человек по имени Майкл Кей предложил потратить все самим и начал раздавать купюры стоящим рядом людям, однако Бранд эту идею отверг. Он настаивал, что средства необходимо потратить на какое-то хорошее дело, и призвал всех вернуть банкноты. Часть людей это сделала под аплодисменты. На доску были записаны десятки предложений, от эксцентричных до откровенно безумных. Спустите всё в унитаз! Купите «веселящего газа» для вечеринки! Сделайте огромный пластиковый фаллос и воткните в землю! Наконец, один из участников группы Golden Toad не выдержал: «Соберите свои долбаные мозги в кучу! У вас миллион идей, выберите уже одну! А то будем торчать тут целый год, а я вообще-то музыку пришел играть!» Дело от этого быстрее не пошло, зато всем дали передохнуть — послушать живую музыку и посмотреть танец живота, в конце которого исполнительница упала на пол и забилась в судорогах.

После этого Фред Мур, как обычно, с всклокоченными кудрями и бородой, встал, представился и сказал, что его профессия — человек. Он осудил всех собравшихся за привязанность к деньгам, показательно достал из кармана два доллара и сжег их. Кто-то предложил проголосовать, но Мур раскритиковал и эту идею, потому что это разобщило бы людей, а не сплотило. К тому времени уже было три часа утра. Люди все больше уставали от происходящего. Мур записал имена всех гостей вечеринки, чтобы решить этот вопрос потом. «Очень важно, что мы сегодня здесь все вместе, давайте не позволим пачке долларов поссорить нас»^[647], — увещевал он. Наконец, Мур убедил последних двадцать скептиков. Вся сумма была отдана ему на хранение до тех пор, пока у кого-либо не появится идея получше^[648].

Из 20 тысяч долларов осталось 14 905. Мур закопал их во дворе своего дома, потому что счета в банке у него не было. Некоторые приходили выпрашивать деньги, не обошлось и без разборок, но в конце концов Мур раздал всю сумму в качестве кредитов и грантов учреждениям, которые предоставляли людям доступ к компьютерам и учили на них работать. Эти организации были частью техно-хипповой экосистемы, которая образовалась в Пало-Альто и Менло-Парке вокруг Стюарта Бранда и поклонников его «Каталога всей Земли».

В частности, средства получил фонд Portola Institute, который издавал каталог. Эта некоммерческая организация предоставляла «компьютерное образование для школьников всех возрастов». Руководителем их довольно бессистемной программы был Боб Альбрехт, инженер, который отказался работать на корпорации. Вместо этого он преподавал программирование детям и греческие танцы всем желающим, включая Дага Энгельбарта. Альбрехт помнит, как жил в конце самой извилистой улицы Сан-Франциско Ломбард-стрит и постоянно проводил вечеринки, посвященные то программированию, то винам, то греческим танцам^[649]. Вместе с друзьями он открыл компьютерный центр, где каждый мог научиться пользоваться PDP-8, а своих лучших учеников он возил на экскурсии — самой запоминающейся была поездка в Центр аугментации Энгельбарта. На последней странице одного из первых выпусков «Каталога всей Земли» была напечатана фотография Альбрехта с щегольской стрижкой «дикобраз». Он учил детей пользоваться калькулятором.

Альбрехт написал несколько самоучителей, включая «Мой компьютер любит, когда я пишу на BASIC», и начал публиковать вестник People’s Computer Company — «Народной компьютерной компании», которая, строго говоря, компанией не была. Организацию так назвали в честь группы Дженис Джоплин Big Brother and the Holding Company. Девизом нового самодеятельного издания стал лозунг: «Возможности компьютеров — людям». На обложке первого выпуска (октябрь 1972 года) была изображена яхта, уплывающая на закат, а также было небрежно написано от руки: «Компьютеры используются против людей и для контроля людей, а должны служить нам на благо и дарить свободу. Пришло время это изменить — нам нужна настоящая НАРОДНАЯ КОМПЬЮТЕРНАЯ КОМПАНИЯ»^[650]. В большинстве выпусков вестника были рисунки с драконами, поскольку Альбрехт любил драконов с тринадцати лет, а основное содержание составляли статьи о компьютерных курсах, образовательных ярмарках, программировании на BASIC и фестивалях для поклонников принципа «сделай сам»^[651]. Благодаря этому вестнику пересеклись судьбы многих общественных активистов, радиолюбителей и умельцев, собирающих технику своими руками.

Другим ярким представителем того времени был Ли Фельзенштейн, убежденный пацифист со степенью инженера-электрика Беркли, который был героем книги Стивена Леви «Хакеры». Фельзенштейн был далек от «Веселых проказников» и даже в разгар студенческих волнений воздерживался от секса и наркотиков. В нем удачно сочетались политическое чутье, задатки общественного активиста и нездоровая склонность к созданию сетей и систем связи. Он был преданным читателем «Каталога всей Земли» и с уважением относился к движению «сделай сам». Он также верил, что открытый доступ к средствам связи сделал бы людей менее зависимыми от корпораций и властей^[652].

Ли Фельзенштейн родился в 1945 году в Филадельфии и уже с детства проявлял лидерские задатки и любовь к технике. Его мать была фотографом, а отец — машинистом на железной дороге, но затем он время от времени подрабатывал художником по рекламе. Оба родителя секретно состояли в Коммунистической партии. «Они считали, что СМИ в основном пустозвонят, это было одно из любимых словечек отца», — вспоминает Фельзенштейн. Даже когда родители ушли из партии, они продолжали поддерживать левых. В детстве Ли участвовал в пикетах, которые устраивались во время приездов военачальников, и помогал организовывать протесты перед универмагом «Вулворт» в поддержку проходивших на Юге сидячих демонстраций против расовой дискриминации. «В детстве я всегда носил с собой лист бумаги для рисования — родители поддерживали во мне творческое начало. Обычно это была какая-нибудь листовка отца с чистой обратной стороной»^[653].

Техникой он заинтересовался во многом благодаря матери, которая постоянно рассказывала, что его покойный дедушка изобретал небольшие дизельные двигатели для грузовиков и поездов. «Я понял намек — она хотела, чтобы я стал изобретателем. И однажды, когда учитель отчитал меня за витание в облаках на уроке, я ответил, что нигде не витаю, а изобретаю»^[654].

Фельзенштейн любил уединяться в подвале и играть с электротехникой, так он избегал общения с задирой — старшим братом и сводной сестрой, удочеренной его родителями. С тех самых пор он верил, что электронные устройства способны дать человеку больше свободы: «Инновации в сфере электроники могли подарить нам общение вне семьи с ее иерархией, о чем я так мечтал»^[655]. Он поступил на заочные курсы — записавшимся высылали учебные материалы и оборудование для экспериментов, а также купил руководства по сборке и ремонту радио и транзисторы за 99 центов, чтобы научиться делать разводку компонентов по нарисованным схемам. Фельзенштейн был из тех программистов, кто вырос, собирая электронные устройства из наборов Heathkit, на радиоконструкторах, и потому беспокоился, что новые устройства продаются полностью запаянными и подростки не могут заглянуть внутрь[656]. «Я понял азы электроники, копаясь в старых радиоприемниках. Они легко открывались, так как подразумевалось, что каждый сам может их ремонтировать»^[657].

Политическая жилка и интерес к технике дали о себе знать — Фельзенштейн полюбил научную фантастику, особенно книги Роберта Хайнлайна. Его вдохновлял популярный в этом жанре сюжет, который нравился многим геймерам и компьютерным фанатам, также повлиявшим на становление киберкультуры. Это была история о герое-хакере, который использует свою IT-магию, чтобы свергнуть зловещее правительство.

В 1963 году, в разгар протестов против войны во Вьетнаме, Фельзенштейн поступил в Беркли, чтобы выучиться на инженера-электротехника. В Калифорнии он первым делом присоединился к демонстрации против приезда высокопоставленных гостей из Южного Вьетнама. Мероприятие затянулось, и ему пришлось брать такси, чтобы успеть на занятия по химии.

Обучение в Беркли стоило недешево, и Фельзенштейн устроился на программу «Учись и работай», откуда попал в проект НАСА и уехал на авиабазу ВВС США «Эдвардс». Однако руководству стало известно о коммунистических взглядах его родителей, и ему пришлось уволиться. Он позвонил отцу, чтобы узнать правду, но тот отказался обсуждать это по телефону^[658].

«Не встревай куда не следует, сынок, и без проблем получишь свою работу обратно», — советовал ему один офицер ВВС, однако чего Фельзенштейн не умел, так это подчиняться. Инцидент с увольнением усложнил его отношения с властями. Вернувшись обратно в кампус в октябре 1964 года, он застал зарождение Движения за свободу слова и, подобно тому герою из научной фантастики, решил применить свои знания на благо революции. «Мы искали „мирное оружие“, и меня вдруг осенило, что лучший ненасильственный метод борьбы — свободное общение и обмен информацией»^[659].

Однажды пошел слух, что полиция окружила кампус, и кто-то крикнул Фельзенштейну: «Скорее! Собери нам радио на полицейской волне!» По щелчку такое не сделаешь, но после этого случая он осознал, что пора использовать технологии ради общественного блага^[660].

Главное, что он усвоил: кратчайший путь к свободе от крупных организаций — это создание новых способов и сетей связи. Фельзенштейн также понял, что именно это лежало в основе Движения за свободу слова, которое выступало за прямое общение между людьми, без посредников и контроля сверху, без ниспосланных указаний, в какие группы и сообщества людям объединяться. Эта идея легла в основу протеста против корпораций и властей, которые диктовали людям, как им жить^[661].

Фельзенштейн начал искать способ структурирования информации, который бы упростил общение между людьми. Сначала он печатал информационные письма своего студенческого кооператива, а затем стал писать для еженедельной неофициальной газеты Berkeley Barb. В редакции его не без иронии прозвали «военным корреспондентом», поскольку он подготовил материал о десантном корабле-доке (по-английски — landing ship dock, сокращенно LSD) и саркастично прошелся по аббревиатуре LSD. Фельзенштейн надеялся, что пресса станет тем новым средством коммуникации, которое объединит людей, но он увидел, как СМИ «постепенно превращаются в коммерческие развлекательные проекты»^[662], и охладел к этой идее. Он также изобрел громкоговоритель с многосвязной сетью входов, чтобы аудитория могла общаться с оратором или преподавателем. Ему нравилось, что у такой системы не было центрального узла или контроллера, это напоминало структуру интернета и позволяло каждому высказать свое мнение^[663].

Фельзенштейн считал, что будущее будет зависеть от различий между вещательными СМИ, например телевидением, которые «предлагают одну версию происходящего и не особо интересуются мнением аудитории», и невещательными, где «каждый человек может слушать других и высказываться сам». Он верил, что компьютерные сети позволят людям взять бразды правления в свои руки и самим распоряжаться своими жизнями^[664].

До появления интернета и сервисов вроде Craigslist и Facebook люди общались и искали информацию через некоммерческие организации switchboards, своеобразные «общественные коммутаторы», которые стали одним из этапов на пути к появлению социальных сетей. Как правило, в таких местах техническое оснащение было на нуле, вокруг стола с парой телефонов сидело несколько консультантов, стены были завешаны объявлениями и рекламой. Фельзенштейн помнит, что «такие службы были практически в каждом районе». «Я как-то зашел к ним, чтобы посмотреть, можно ли ускорить их работу при помощи какого-либо технического решения», — рассказывает он. Однажды он столкнулся на улице с другом, который поделился с ним прекрасной новостью: одна такая организация надавила на совесть какому-то богатому либералу из Сан-Франциско и получила от него мейнфрейм. Так появился некоммерческий центр Resource One, где суперкомпьютер должны были перенастроить и передать в совместное пользование нескольким таким «социальным коммутаторам». Фельзенштейн считал, что их компьютер поможет развитию контркультуры^[665].

Примерно в это же время он разместил в Berkeley Barb объявление: «Мастер на все руки, инженер и революционер ищет общения»^[666]. Так он познакомился с одной из первых девушек-хакеров Джуд Милхон, писавшей в стиле киберпанк под псевдонимом «Святой Иуда». Она представила его своему другу Ефрему Липкину, системному программисту. Проект Resource One не мог найти желающих пользоваться их мейнфреймом, и Липкин предложил запустить на нем общественную электронную доску объявлений, которую приятели назвали Community Memory, «Память сообщества». В августе 1973 года в Leopold’s Records, музыкальном магазинчике одного из студентов Беркли, установили терминал, который по телефонным проводам подключался к мейнфрейму^[667].

Фельзенштейна посетила революционная идея: если людям дать доступ к компьютерным сетям, они сами объединятся в сообщества по интересам, следуя принципу «сделай сам». Рекламная листовка проекта, она же его манифест, утверждала, что общение вне иерархических структур — это основа возрождения и активизации социальной жизни, и неважно, общаются ли люди при помощи компьютера и модема, ручки и чернил, по телефону или лично^[668].

Фельзенштейн и его коллеги не стали предопределять ключевые слова в системе (например, «нужна помощь», «машины» или «ищу няню»), и это было очень мудро. Пользователи сами задавали ключевые слова к своим сообщениям, так что каждая улица могла найти собственное применение этой системе. В Community Memory публиковали поэзию, искали попутчиков для поездки на машине, писали отзывы о ресторанах, искали партнеров для учебы, игры в шахматы, секса, медитации — в общем, для чего угодно. «Святой Иуда» подал всем пример, и люди начали создавать себе виртуальную личность — настоящее раздолье для литературных талантов пользователей. На стендах и настенных досках объявлений такое было просто невозможно^[669]. Community Memory предвосхитила появление электронных досок объявлений и онлайн-сервисов вроде The WELL. «Мы открыли двери киберпространства и увидели, что это благоприятная для нас среда», — говорит Фельзенштейн^[670].

Между друзьями возникло несогласие на популярную в цифровую эпоху тему. Липкин хотел буквально заковать терминал в железо, чтобы его никто не сломал. Фельзенштейн же верил, что компьютеры никак не помогут людям, если человек не будет уметь их разбирать, чинить и так далее. «Ефрем говорил, что стоит подпустить людей к компьютеру, и они его сломают. А мне нравился подход, который станет философией „Википедии“: дай людям доступ ко всему, и они научатся сами предотвращать и устранять неисправности системы». Фельзенштейн считал, что компьютеры должны быть нашими игрушками: «Если подстегнуть людей экспериментировать с техникой, то компьютеры и социум смогут образовать симбиоз»^[671].

Жизненная философия Фельзенштейна основана на ряде убеждений и ощущений. Окончательно она оформилась, когда отец прислал сыну книгу Ивана Иллича «Инструменты для общения» (в тот момент друзья как раз установили терминал в музыкальном магазинчике). Философ Иллич родился в Австрии, жил в Америке, служил священником и критиковал общество, в котором доминирует технократическая элита. Одним из решений этой проблемы было создание простых и понятных, «дружественных» технологий. Иллич писал, что необходимо разработать инструменты, которые позволят людям работать эффективно и ни от кого не зависеть^[672]. Философ вторил Энгельбарту и Ликлайдеру, подчеркивая важность симбиоза человека и техники.

Фельзенштейн взял на вооружение идею Иллича о том, что компьютеры необходимо проектировать таким образом, чтобы людям хотелось заглянуть внутрь, покопаться в компьютерной начинке. Позднее он признается, что книги философа вдохновили его знакомить людей с новыми технологиями и техникой. Через десяток лет два пророка встретятся и Иллич спросит Фельзенштейна, почему тот хочет объединить людей, но при этом ставит между ними компьютеры. Ответ был таков: «Я хочу, чтобы компьютеры объединяли людей и существовали в гармонии с ними»^[673].

Фельзенштейн очень по-американски объединил идеалы мейкеров, то есть любителей делать вещи своими руками, которые получают удовольствие, обмениваясь опытом с единомышленниками, любовь хакеров к передовым технологиям и успешную общественную деятельность «новых левых»[674]. В 2013 году Фельзенштейн выступал перед заядлыми радиолюбителями на Выставке-ярмарке энтузиастов движения «Сделай сам» Сан-Франциско и окрестностей (Bay Area Maker Faire). Сначала он отметил тот «забавный, но вполне обоснованный факт», что их основным докладчиком является революционер из 1960-х. Затем он заявил, что концепция персонального компьютера выросла из идей Движения за свободу слова, существовавшего в Беркли в 1964 году, и «Каталога всей Земли», который привил ценности радиолюбителей будущим создателям персональных компьютеров^[675].

Осенью 1974 года Фельзенштейн разработал спецификации для Терминала Тома Свифта[676], который задумывался как «Дружественное кибернетическое устройство», названное в честь кумира американской молодежи, который только и делал, что возился с техникой^[677]. Через этот отказоустойчивый терминал можно было подключиться к мейнфрейму или сети. Фельзенштейну так и не удалось его собрать, но он размножил копии спецификаций и раздавал их всем желающим. В результате любители Community Memory и «Каталога всей Земли» заинтересовались его идеей о простых и понятных персональных компьютерах. Такой машиной мог бы пользоваться каждый человек без исключения, а не только «избранные». В стихотворении Ричарда Бротигана компьютеры названы «автоматами благодати и любви», поэтому свою консалтинговую фирму Фельзенштейн назвал Loving Grace Cybernetics, буквально «Кибернетика благодати и любви»).

Фельзенштейн отлично умел организовывать людей, поэтому он решил собрать вокруг себя единомышленников. Следуя логике Иллича, он вывел правило: «Чтобы выжить, компьютеру необходимо окружить себя другими компьютерами». Вместе с Фредом Муром и Бобом Альбрехтом он стал наведываться на социальные ужины[678], которые по средам проводил Общественный компьютерный центр. Там нередко появлялся долговязый инженер Гордон Френч, любитель паять собственные компьютеры, с которым приятели в том числе обсуждали, какими будут персональные ЭВМ, когда они появятся. К началу 1975 года социальные ужины себя изжили, и тогда Мур, Френч и Фельзенштейн решили основать новый клуб. Их первая листовка гласила: «Собираете собственный компьютер? Или терминал? Или TV Typewriter[679]? Устройство ввода/вывода данных? Или еще какое-нибудь магическое устройство? Приходите пообщаться с людьми, у которых те же интересы»^[680].

Так появился «Домашний компьютерный клуб», где пересекались представители самых разных культурных течений Сан-Франциско и его окрестностей. «Приходили кислотные революционеры (хотя и нечасто), добропорядочные радиолюбители, будущие короли зарождающейся индустрии, разные чудаковатые технари и инженеры и прочие нонконформисты, включая жеманную даму, которая всегда сидела в первом ряду. Потом мне рассказали, что она была личным пилотом президента Эйзенхауэра, когда была мужчиной, — вспоминает Фельзенштейн. — И все они ждали появления персональных компьютеров, все они хотели избавиться от контроля Большого Брата, будь то правительство, корпорация IBM или ее сотрудники. Люди просто хотели заполучить компьютеры в свои руки, чтобы и поработать, и поразвлекаться»^[681].

Первая встреча «Домашнего компьютерного клуба» состоялась в дождливую среду 5 марта 1975 года, в гараже Гордона Френча в Менло-Парке. В это же время на свет появился первый персональный компьютер, но только не в Силиконовой долине, а в заросшем полынью торговом центре в кремниевой пустыне.

Эд Робертс и Altair

Персональный компьютер появился на свет благодаря еще одному человеку: он был серийным предпринимателем, то есть человеком, который постоянно запускал новые стартапы. В конечном итоге хозяйничать в Силиконовой долине будут именно такие пьющие слишком много кофе мастера стартапов, которые существовали бок о бок с хиппи, почитателями «Каталога всей Земли», общественными активистами и мастерами программирования. Однако первый персональный компьютер, отвечающий всем требованиям рынка, был выпущен далеко и от Силиконовой долины, и от исследовательских центров на Восточном побережье.

Эд Робертс владел собственной фирмой в Альбукерке в Нью-Мексико. Микропроцессор Intel 8080 должен был выйти в апреле 1974 года, но Робертсу удалось заранее взглянуть на его написанные от руки спецификации. В голову ему пришла простая и блестящая мысль: из этого однокристального процессора можно было сделать полноценный компьютер^[682].

Сам Робертс не разбирался ни в информатике, ни в программировании. У него не было великих идей об усилении интеллекта или симбиозе человека и компьютера, который бы держался на графическом интерфейсе пользователя. Он никогда не слышал о Вэниваре Буше и Даге Энгельбарте. Зато он был радиолюбителем. В нем сочетались любопытство и большой интерес к технике, и один коллега даже назвал его «величайшим в мире радиолюбителем»^[683]. Он был не из тех, кто стал бы патетично распинаться о своем хобби, а скорее из тех, кто благоволит прыщавым мальчишкам (а заодно является взрослой версией оных), которые любят запускать модели самолетов и ракет в своем дворе. Робертс задал вектор развития IT-индустрии в тот момент, когда над персональными компьютерами работали не вундеркинды из Стэнфорда и МТИ, а фанаты наборов Heathkit, любившие сладковатый запах плавящегося припоя.

Робертс родился в Майами в 1941 году, его отец ремонтировал бытовую технику. Робертс служил в ВВС, откуда его направили в Оклахому для получения высшего инженерного образования, а затем дали место в лаборатории по исследованию лазерного оружия в Альбукерке. Параллельно он открывал небольшие стартапы, например, обеспечивал работу рождественского вертепа с движущимися фигурками в местном торговом центре. В 1969 году Робертс и его сослуживец Форрест Мимз основали фирму, которая производила наборы «Сделай сам» для небольшой, но преданной аудитории — фанатов авиамоделирования. Эти наборы позволяли юным любителям космоса собирать навигационные огни и радиопередатчики для своих игрушечных ракет, чтобы отслеживать их полет.

Энергии у заядлого стартапщика Робертса было не занимать. По словам Мимза, Робертс «был абсолютно уверен, что его коммерческая жилка поможет ему реализовать свои амбиции и заработать миллион долларов, научиться управлять самолетами и купить свой собственный, поселиться на ферме и получить медицинское образование»^[684]. Свою компанию компаньоны назвали MITS, хотели ассоциироваться у клиентов с МТИ, а впоследствии подобрали под аббревиатуру название Micro Instrumentation and Telemetry Systems — «Микрооборудование и телеметрические системы». Аренда офиса обходилась им всего в сто долларов в месяц. Это была бывшая закусочная в старом торговом центре, которая ютилась между массажным кабинетом и прачечной самообслуживания. Над дверью MITS все еще висела вывеска «Волшебный магазин сэндвичей» (Enchanted Sandwich Shop), что вполне соответствовало реальности.

Робертс последовал примеру Джека Килби из Texas Instruments и стал продавать электронные калькуляторы. Он хорошо понимал радиолюбителей и поэтому торговал наборами для самостоятельной сборки, хотя в собранном виде его калькуляторы стоили бы несильно дороже. Ему повезло встретиться с Лесом Соломоном, техническим редактором журнала Popular Electronics, который заехал в Альбукерке в поисках материала для следующего номера. По просьбе Соломона Робертс написал статью «Настольный электронный калькулятор, который вы можете собрать сами», и название этой заметки было вынесено на обложку ноябрьского выпуска журнала за 1971 год. К 1973 году в MITS работало сто десять человек, а объем продаж составлял около миллиона долларов. Однако цены на микрокалькуляторы падали, большой прибыли ждать не приходилось. По словам Робертса, в какой-то момент доставка его калькулятора стоила 39 долларов, а в магазине можно было купить такой же готовый за 29 долларов^[685]. К концу 1974 года долги MITS составили 350 тысяч долларов.

Робертс не боялся рисковать и решил преодолеть кризис, открыв новый бизнес. Его всегда завораживала идея компьютера, и он предположил, что в этом он не одинок. Он с восторгом рассказывал одному другу о своей мечте — создать компьютер для широкого круга потребителей, который бы раз и навсегда покончил с разделением на простых смертных и компьютерную элиту. Изучив инструкции к Intel 8080, Робертс решил, что MITS будет продавать наборы для сборки простейшего компьютера. Стоимость его не должна была превышать 400 долларов, чтобы каждый радиолюбитель мог его купить. Позднее его коллега признается, что считал решение Робертса необдуманным и рискованным^[686].

Компания Intel продавала свои 8080 по 360 долларов за штуку, но Робертс заставил их снизить цену до 75 долларов, пообещав купить сразу тысячу процессоров. Кредит в банке он получил только благодаря своей настойчивости — он клялся, что продаст всю партию, хотя в глубине души боялся, что не наберет и двухсот заказов. Пустяки. Ему никогда не был чужд азарт: либо у него все получится и он изменит мир, либо обанкротится раньше, чем предполагалось.

Компьютер Робертса и его разношерстной команды не впечатлил бы ни Энгельбарта, ни Кея, ни других инженеров из лабораторий вокруг Стэнфорда. У него было всего 256 байт памяти. Клавиатура или другое устройство ввода информации не предусматривалось, вводить данные или команды нужно было при помощи тумблеров. Для отображения информации на экране кудесники из Xerox PARC придумали графический интерфейс пользователя, а агрегат из «Волшебного магазина сэндвичей» мог выдавать ответы только в двоичной форме, для чего мигал лампочками на передней панели. Возможно, в данном случае мир не увидел триумфа технологий, зато радиолюбители получили столь желанную ими машину, ведь втайне каждый хотел сам собрать свой компьютер и пользоваться им дома, как если бы речь шла о простом радио[687].

Любая инновация нуждается в рекламе. В подвале какого-нибудь дома, скажем, в Айове умельцы могли собрать компьютер, но если о нем никто не знает, то его значение для истории — как от дерева, упавшего в безлюдном лесу. Это сравнение — отсылка к высказыванию епископа Беркли: раз никто не слышал звук падающего дерева, то, возможно, дерево и не падало. Например, о своих революционных разработках Энгельбарт поведал при помощи «Матери всех презентаций». К вопросу о важности презентации продукта. Компьютеры MITS пылились бы на складе в Альбукерке вместе с нераспроданными калькуляторами, если бы Робертс не знал Леса Соломона из журнала Popular Electronics. Радиолюбители считали это издание своей библией, так же как рокеры молились на журнал Rolling Stone.

Соломон родился в Бруклине и уже в молодости ввязывался в авантюры, например, воевал в Палестине на стороне Менахема Бегина и сионистов. Он мечтал поместить на обложку своего журнала персональный компьютер. Его конкурент уже осветил выход Mark-8 несмотря на то, что машина еле работала — слабый процессор Intel 8008 ни с чем не справлялся. Соломон знал, что ему нужно быстро обставить конкурента. Робертс послал ему единственный работающий прототип своего компьютера через почтовую службу Railway Express Agency, и его потеряли (а через несколько месяцев эта почтенная компания и вовсе закрылась). В итоге на обложке январского выпуска Popular Electronics за 1975 год красовалась подделка. Робертс никак не мог выбрать имя для новой машины, а Соломон торопился с публикацией. По словам Соломона, его дочь, ярая поклонница телесериала «Звездный путь», предложила дать компьютеру имя звезды, на которую в последней серии летал корабль Enterprise, — Альтаир. Так и получилось, что первый действительно работающий персональный компьютер назывался Altair 8800113[688]^.

«Настало время, когда компьютер появился в каждом доме, — главная мечта писателей-фантастов стала реальностью», — так начиналась главная статья номера Popular Electronics 114. Впервые в истории компьютер стал доступен широкому кругу потребителей. Позднее Билл Гейтс скажет: «Думаю, что Altair — первая ЭВМ, которая по праву может называться персональным компьютером»^[689].

В день, когда Popular Electronics появился на прилавках магазинов, MITS засыпали заказами. Робертсу даже пришлось нанять дополнительный персонал в офис в Альбукерке, так много было звонков. В первый же день поступило 400 заказов, а за последующие несколько месяцев было продано 5 тысяч компьютеров (правда, дальше оплаты дело пока не шло, в MITS просто не успевали собирать машины). Люди слали банковские чеки компании, о которой никогда не слышали, в город, название которого не могли правильно написать, и надеялись, что получат коробку с запчастями, из которых можно будет спаять устройство, мигающее лампочками в ответ на команды, которые приходилось кропотливо вводить при помощи тумблеров (и это еще если все пойдет удачно). Так радиолюбители заполучили компьютер своей мечты. Его не надо было ни с кем делить или куда-то подключать, теперь каждый мог сам решать, где и как его использовать.

В конечном счете радиолюбители, хиппи и программисты-фанатики положат начало новой отрасли. Персональные компьютеры поднимут экономику и перевернут жизнь каждого из нас. Идея «Власть — людям» станет претворяться в жизнь. Корпорации и военные потеряют монополию на компьютеры, и каждый человек с их помощью сможет развивать свои умения и творческие способности, повышать продуктивность. Историки Майкл Риордан и Лилиан Ходсон написали, что Джордж Оруэлл ошибся. После Второй мировой войны мир не погрузился в антиутопический мрак, в том числе из-за изобретения транзисторов. А электронные устройства с транзисторами оказывали на творческих людей и находчивых предпринимателей намного больше влияния, чем Большой Брат^[690].

Первые домашние компьютеры

На первом собрании «Домашнего компьютерного клуба» в марте 1975 года Altair стал гвоздем программы. MITS послала одну свою машину в People’s Computer Company для ознакомления, оттуда Altair попал в руки Фельзенштейна, Липкина и их коллег, а затем — в гараж на собрание нового клуба, где его выставили на суд радиолюбителей, хиппи и программистов. Многих он не впечатлил. Фельзенштейн тоже не увидел ничего особенного, просто переключатели да лампочки. Однако у всех появилось ощущение, что Altair предвозвещает наступление новой эры. Тридцать человек обступили компьютер, все делились своими мыслями. «Возможно, именно в тот момент в персональном компьютере увидели инструмент для объединения людей»^[691], — комментирует Фельзенштейн.

Матерый программист Стив Домпьер рассказывал, как поехал, чтобы получить свой компьютер, в Альбукерке, потому что MITS не успевала собирать предоплаченные машины. В апреле 1975 года, перед третьим собранием «Домашнего компьютерного клуба», он сделал невероятное открытие. Он написал для Altair программу, которая сортировала массив чисел, запустил ее, а параллельно слушал прогноз погоды по радио с низкочастотными транзисторами. И вдруг радио стало свистеть — виу-вииуу-ВИУВИИИ, причем звуки были разной тональности. «Ну надо же, чего только не бывает. Мое первое внешнее устройство, — подумал Домпьер и начал экспериментировать. — Я запустил и другие программы, чтобы послушать, как они „звучат“, и где-то через восемь часов подбора нот и тестирования у меня была написана программа, которая могла заставить радио издавать разные звуки, то есть играть музыку»^[692]. Он составил таблицу звуков, которые получались от разных циклов его программы, и в конце концов при помощи тумблеров смог ввести необходимые команды в Altair — его маленькое радио заиграло песню The Beatles «The Fool on the Hill».[693] Не то чтобы песня звучала хорошо, но участники «Домашнего компьютерного клуба» слушали ее в благоговейной тишине, а затем устроили овацию и потребовали исполнения на бис. В репертуар Altair Домпьер также добавил Daisy Bell (Bicycle Built for Two), которая считалась первой песней, когда-либо исполненной компьютером. В 1961 году именно ее играл IBM 704 в Bell Labs, а в 1968-м она стала лебединой песней компьютера HAL из фильма Стэнли Кубрика «2001 год: Космическая одиссея» — в конце фильма компьютер отключали. Домпьер говорил, что эта песня была «генетически заложена» в Altair. В результате радиолюбители из «Домашнего компьютерного клуба» получили компьютер, который они могли взять домой и на котором можно было творить — в том числе создавать музыку, как и предсказывала Ада Лавлейс.

Программа Домпьера была опубликована в следующем номере вестника People's Computer Company, а в ответ таинственный читатель написал письмо, вошедшее в историю. «В People's Computer Company напечатана статья Стивена Домпьера о его музыкальной программе для Altair', — писал некто Билл Гейтс, студент из Гарварда, который находился в академическом отпуске и коротал время, разрабатывая программное обеспечение для MITS в Альбукерке. Его письмо включили в новостную рассылку Altair: „В статье приводится исходный код программы и данные для проигрывания The Fool on the Hill и Daisy, но нет ни слова о том, как это работает, а я не понимаю, как. Может быть, кто-нибудь знает?“»^[694] Ответ был прост. Когда на компьютере работает программа, его излучение вызывает радиопомехи, которые может воспроизвести стоящий рядом AM-радиоприемник, и следовательно, используя различные циклы программы, можно было добиться звуков разной тональности.

Его вопрос только опубликовали, а Гейтс уже ввязался в принципиальный спор с «Домашним компьютерным клубом». Их разногласия заложили основу будущего противостояния: Гейтс олицетворял собой коммерческий подход, требующий патентования, а участники «Клуба» выступали за свободу информации.