Вершители. Книга 4. Меч Тамерлана Кретова Евгения
Катя насторожилась, взгляд стал растерянным:
– Ни к чему эти твои аллегории. Я в них ничего не понимаю.
– Да уж какие аллегории… – он взял пульт от телевизора, включил его.
Ведущий на новостном канале рассказывал о росте заболевших во время пандемии.
– Власти готовы ввести очередной локдаун, если ситуация не улучшится. Первыми будут закрыты предприятия общественного питания, торговые центры и развлекательные учреждения. За ними…
Данияр переключил канал. Мутные бушующие воды, крик женщины за кадром – грязевой поток, ударившись об угол дома, потянул его за собой. Беленная известью стена подалась вперед, выбивая опору красной черепичной крыши. Дом повело, а в следующее мгновение, под оглушительные крики ужаса за кадром, он обрушился и поплыл вдоль обрыва, увлекаемый потоком.
Поводырь снова переключил канал. По проселочной дороге живым ковром передвигалась саранча. Среди паузы, взятой корреспондентом, поскрипывали миллионы крыльев, шелестели цепкие лапки.
– Ну? Ты все еще считаешь, что война идет где-то там? – он посмотрел на девушку, ожидая ответа.
Та устало прикрыла глаза, отмахнулась:
– Данияр, какая война? Это природные бедствия, пандемия… Ну что ты как маленький. У нас довольно беспокойная планета. Вам, как ее создателям, это должно быть известно.
Но он не ответил, не сводя с нее пристального взгляда.
– Бедствия. Это правильное слово, – прошептал Данияр наконец.
Катя в шоке распахнула глаза.
– Ты ведь не хочешь сказать, что… – Она подняла на него взгляд. – Ты думаешь, Флавий сказал правду:
Гореслава находится в его руках и теперь все болезни и несчастья мира обрушились на наши головы?
Данияр решительно выключил телевизор, пробормотал:
– Я ничего не хочу сказать. Но меня удивляет, что ты не замечаешь очевидного.
Катя закусила губу, нахмурилась. За окном шумел проспект, громко выла сирена скорой.
– Если Флавий уже поймал ее в свои сети, то что я могу сделать?
Поводырь пожал плечами:
– Поймал, не поймал… Можно сто лет гадать и наблюдать, как появляются новые надгробия на кладбищах, а можно сделать то, о чем просит Велес, и спасти тысячи жизней. Ты все-таки не простая девушка, ты царевна и богиня Доля. И, – он строго посмотрел на Катю, – обязанности свои выполняешь спустя рукава.
Он кивнул на выключенный телевизор.
Катя вспыхнула.
– Я не просила будить во мне силу. Я не хотела быть Долей.
Данияр пожал плечами:
– Выбор при рождении есть только у Хаоса… Если говорить нелюбимыми тобой аллегориями. Но ты не он…
Катя долго молчала. Данияр не торопил ее – отойдя к окну, смотрел на крыши домов. В медленно темнеющем отражении были видны небольшая уютная кухня, стол и ссутулившаяся за ним девушка. Она сильно изменилась за годы, что Поводырь провел рядом с ней. Из растерянной девчонки превратилась в ершистого подростка. Из ершистого подростка – в юную девушку с затаенной обидой на отца и мать.
Он много раз говорил ей, что обида – плохой советчик. Но всякий раз Катя замыкалась, даже отталкивала его, не желая обсуждать очевидное. Тогда он уходил, продолжая жить между мирами, балансируя на тонкой грани, где живое превращается в мертвое, а мертвое – в вечное. Уходил, чтобы наблюдать за ней вот так же, как сейчас – через синее полотно темнеющего окна. Уходил, чтобы снова вернуться – он дал слово защищать ее здесь. Скрывать от посторонних, путать следы. Его подопечная и представить не могла, каким плотным коконом она окружена.
Увидела бы, если бы захотела… Но она не хотела.
– Я правда ее не чувствую, – неожиданно заговорила Катя, но совсем иным тоном, без раздражения и досады в голосе. – Совсем… Я думала об этом. Но решила, что так и должно быть.
Данияр продолжал рассматривать ее в отражении.
– Так не может быть. Она была внутри тебя столько лет. У вас одна кровь…
Катя упрямо мотнула головой:
– Но ведь отец тоже ее не чувствует, как он сказал. А он Велес! Если даже он ее не видит, то что могу я? Ты же знаешь, во мне почти не осталось силы…
Данияр словно ждал этого вопроса.
– А это уже совсем другой разговор… – Развернувшись к девушке, он скрестил руки на груди, подался чуть вперед и бросил на нее лукавый взгляд. – Слушай… Ты ведь хорошо помнишь тот день, когда вы столкнулись с Темновитом?
Катя неохотно кивнула, глядя на Поводыря с опаской. Тот говорил негромко, задумчиво, проговаривая то, что считал важным:
– Когда мы с Берендеем появились в коридоре времен, он держал острие своего меча у твоего горла. Берендей, уколов тебя, отравился черным мороком, которым оказалась пропитана твоя рана…
Он замолчал. Катя решила, что он ждет от нее каких-то выводов, качнула головой:
– Я все равно не понимаю.
– Гореслава, исчезая, забрала этот меч с собой, помнишь? – прошептал Поводырь.
Катя с усилием кивнула:
– Помню. Только при чем тут это?
– Я думаю, не попробовать ли нам найти Гореславу по этому мечу. Вернее, даже не по нему самому, а по твоей крови, которая осталась на его клинке. Это была последняя кровь, которая его коснулась, понимаешь?
Девушка округлила глаза, призналась:
– Не очень…
Данияр, казалось, не услышал ее ответа и заговорил увереннее:
– Это отличная идея! Ты сможешь почувствовать свою кровь, это несложно. Она приведет тебя к мечу. А меч – к Гореславе.
– А с чего ты взял, что он все еще с ней? Может, она его бросила где-нибудь… Или он вернулся к Чернобогу.
Данияр пожал плечами:
– Ну, пока не проверим, не узнаем. Это во-первых. Во-вторых, я уверен, что он с ней… Или она к нему периодически возвращается. Совершенным с ней обрядом освобождения Гореслава застряла между мирами, она не жива и не мертва, не дух и не морок. Меч для нее – что-то вроде краеугольного камня: с помощью него ее освободили из твоего тела, он – единственное, что она ассоциирует с жизнью… и с тобой. Она ведь тоже чувствует твою кровь на нем.
– Почувствовать кровь? Я не упырь какой-нибудь. Как я это сделаю?
Данияр поморщился:
– Это что-то вроде субъективного ощущения существования конечности после ее ампутации, фантомная конечность, если слыхала такой термин когда-нибудь. – Теперь настала очередь Кати поморщиться будто от зубной боли. Поводырь мрачно усмехнулся: – В человеческой медицине этот синдром изучен не до конца, но это потому, что обычные врачи не знают о мороке. И силе крови.
– Бог мой, это звучит так по-идиотски, что почти наверняка окажется правдой, – Катя картинно закатила глаза, положила голову на скрещенные руки. – И как ты думаешь это сделать? У нас нет ни волшебной карты, ни поворотных камней, которые бы привели нас к мечу. Ничего, кроме просьбы отца и его намерения развязать нам руки.
Данияр усмехнулся:
– Этого достаточно. Но нам нужно, чтобы ты могла одновременно видеть все три мира: людей, богов и усопших.
Катя насторожилась:
– Да это невозможно. Три мира – это как стеганое одеяло, соединенное поворотными точками. Я помню. И как это увидеть одновременно?
Данияр задумчиво потер лоб, посмотрел на Катю с ухмылкой:
– Есть одна вещица, которая нам поможет.
Искусанные, потрескавшиеся губы кровоточили. Здесь было больно – как всегда в мире людей, – но тепло. Чуть теплее, чем там, в призрачной тени скал. И это тепло тянуло ее к себе, словно она была голодна.
– Эй, есть здесь кто-нибудь? – позвала, подслеповато вглядываясь в полумрак.
Усталость накатывала с новой силой – она приходила вместе с болью, стоило ей приблизиться к человеческому жилью, чтобы согреться.
Гореслава остановилась, чтобы перевести дыхание, тяжело оперлась на забор.
Где-то вдалеке залаяла собака. Она боялась этих хвостатых и лохматых – от их лая становилось неспокойно где-то внутри, будто там закипало что-то неживое, тоскливое. Поэтому сейчас, услышав призывное «гав» с подвыванием, она оглянулась и не сразу заметила, как к ограде подошла девочка. Скорее всего, она уже давно стояла здесь и наблюдала за ней.
Гореслава постаралась улыбнуться, прошептала приветливо:
– Сейчас лето?
Странно, но девочка вздрогнула, отшатнулась. В глазах мелькнули презрение и страх. Она едва не выронила блестящую коробочку. У Гореславы такой никогда не было.
Но, кажется, такая была у Кати, ее сестры. Недоля прильнула к забору, обхватила худыми пальцами перекладину, чтобы рассмотреть диковинную вещицу получше. Это окончательно испугало девочку за забором. Она с трудом сглотнула, перевела дыхание и сделала шаг назад, к дому – Гореслава видела теперь его отчетливо: он проступал в непроглядной тьме, будто освещенный сверху.
– Д-да, лето, – проговорила девочка, а у самой дрожали руки.
Гореслава хотела ее успокоить. Обрадовавшись тому, что с ней заговорили, ей ответили, она улыбнулась еще шире и протянула к ней руку:
– А как тебя зовут? Давай дружить?
– М-милана, – девочка сделала еще один шаг назад.
Гореслава теперь видела не только ее и ее дом, но и лужайку, поблескивающую округлыми боками машину. Но взгляд снова вернулся к блестящей коробочке в руках Миланы:
– Что это? Можно посмотреть? – она протянула руку через забор, не заметив сперва, как из-под пальцев посыпалась угольно-черная беда.
А Милана сразу увидела: ахнув, она стремглав бросилась к дому.
Гореслава отдернула руку, спрятала за спиной. Поздно: черная пыль въедалась в землю у ворот, с чавканьем прорастала по периметру забора и тянулась к человеческому жилью. Недоля, присев на колени, изловчилась, просунула пальцы сквозь щели в ограде, сковырнула и зажала в кулак отравленную бедой почву. Но та уже пустила ростки.
Совсем рядом Гореслава услышала шелест. Подхватив юбки, нырнула в холодный сумрак, уже из укрытия наблюдая, как собака, подбежав к тому месту, где она стояла, зло зарычала.
– Брысь, брысь! – с крыльца прогнала ее пожилая женщина, уже обнимавшая перепуганную Милану. – Собаку испугалась? Так она за забором, к нам во двор и не переберется. Чего ее бояться?
Девочка всматривалась в темноту – в какое-то мгновение Гореславе показалось, что та видит ее, но девочка, что-то ответив бабушке, отвернулась и открыла дверь.
Старушка, будто встревожившись от сказанного внучкой, спустилась с крыльца, пересекла двор и остановилась у калитки.
Гореслава закусила губу, уставившись на землю, по которой черными змеями ползла беда. Заметив приблизившегося человека, потянулась к ней.
«Уходи, уходи в дом», – исступленно шептала хозяйке Гореслава.
Но женщина, запахнув шаль на груди, вглядывалась в темноту, рассеянно прислушиваясь к голосу внучки.
– Взгляд не фокусируется и губы черные… – донеслось до Недоли.
Бабушка оглянулась на внучку, уточнила с удивлением:
– Черные?
– Ну да, будто сажей измазанные! Говорю ж, странная какая-то.
«Уходи!» – молила старушку Гореслава из своего укрытия.
Пожилая женщина пожала плечами и повернулась к дому. Подол юбки коснулся травы, сбив с длинных листьев пыль.
Гореслава застонала.
Обернувшись в холодную темноту, побрела прочь от человеческого жилья. Всякий раз, когда она пыталась выйти к людям, согреться и хоть немного поговорить, происходило одно и то же: из-под ее пальцев сыпалась черная пыль. Она ничем не пахла, не ощущалась на губах. Но оживала, стоило ей коснуться земли, прорастала мгновенно и приносила им горе и боль. Не стоило много ума, чтобы понять: то, что сыпется из-под ее пальцев, – беда.
Она старалась обходить жилье и обитаемые земли, когда выбиралась погреться. Потому что постоянно находиться в тени и холодном мраке не было никаких сил. Она околевала до состояния, когда голова переставала работать, а сознание – сопротивляться неистовому желанию выйти к людям и утолить голод, что сопровождал ее с тех пор, как она рассталась с Катей.
Глава 4
Первый шаг
Белый мрамор, нежно-голубая бирюза с золотыми прожилками и ряды стройных белоснежных колонн – Катя, затаив дыхание, шла по галерее, ведущей к отцовскому кабинету в Раграде. Впереди уверенно шагал Данияр, Катя же передвигалась опасливо озираясь, как нашкодившая школьница.
– Когда ты говорил о вещице, я думала, ты имеешь в виду что-то иное, – прошептала девушка со стоном в голосе.
Поводырь обернулся через плечо, подмигнул:
– И ни капли не соврал, заметь.
Рассеянно слушая, Катя с ужасом представляла, что их поймают как наистрашнейших воров и они с Данияром с позором предстанут пред отцовы очи. Можно представить его удивленный взгляд: он дал им полный карт-бланш, а они по резиденции тайком шастают.
– Зачем мы сюда притащились, а?
– Нужная нам вещица именно здесь.
– Но это отцовская половина! Сейчас стража набежит! Уверена, отец не это имел в виду, когда говорил, что развязывает нам руки.
Данияр кивнул.
– Угу. Но именно здесь находится самый точный и самый верный глобус – Земное яблоко[4], – он снисходительно усмехнулся. – Надеюсь, тебе о нем уже рассказывали.
Катя опустила глаза – даже если и рассказывали, она пропустила это мимо ушей. Потому что зачем ей эта магия в Красноярске, где обычные люди живут обычной жизнью?
– Зачем он нам вообще? Ты что, глобуса не видел?
Поводырь покосился на нее через плечо, еще раз усмехнулся:
– Сейчас сама все поймешь.
В центре галереи в воздухе медленно вращался уже знакомый Кате гигантский бело-голубой хрустальный шар – точная копия Земли. Молочно-белые колонны, покрытые тонким кружевом серебристого узора, отражались в его глубине, преломлялись причудливо и загадочно. И от этого казалось, будто поверхность глобуса расслаивается, будто под ней – другая земля.
А от самог шара исходил низкий утробный гул.
Данияр замер рядом с ним, упер руки в бока и запрокинул голову.
– Видишь? – спросил, указывая куда-то вверх.
Катя прищурилась:
– Что я должна видеть?! Ну, глобус хрустальный, красивый, тонкая работа, наверняка какие-то магические свойства, раз он здесь… и что?
– Ты карту не видишь, что ли?!
Катя хотела съязвить, что карта – это изображение на плоскости, но пригляделась: поверхность глобуса действительно была покрыта тонкой сетью кривых линий. Она икнула.
– Это границы стран, да?
Данияр кивнул:
– Знаешь, почему я вспомнил об этом глобусе? – Катя закатила глаза – именно об этом она спрашивала его уже битый час, пока они собирались и Данияр делал точку перехода – точно в тесное пространство между флигелем, в котором обитала Катя, пока жила в Раграде, и половиной родителей. Катя помнила эти две двери, одну из стекла и вторую – из плотного тумана. Не дожидаясь ее ответа, Данияр проговорил: – Это хрустальный глобус. Как и любой хрусталь, он находится сразу во всех мирах.
– Так вот почему предсказательницы гадают на хрустальных шарах?! Погоди, а как же стеганое одеяло…
Поводырь снова кивнул:
– Ну ты же в самом деле не думала, что Земля плоская?
В его руках мелькнула сфера – уже знакомый Кате Глаз всевидящий, – темное облако между ладоней юноши искрилось молниями.
– Иди сюда, – он позвал Катю, кивнул на образовавшееся между ладонями облако. – Смотри внимательно.
Катя, затаив дыхание, приблизилась и принялась разглядывать клубящийся мрак. Иссиня-черный, как сама тень Чернобога. Девушка с удивлением подняла взгляд и посмотрела на Поводыря – что за волшба такая, не черная ли? – но тот покачал головой, велел:
– Не отвлекайся!
В глубине облака сформировалась точка. Яркая, слепящая, будто полуденное солнце. Она разрасталась, вращаясь и медленно заполняя собой пространство между ладонями, пока не стала размером с очень крупное яблоко. Тогда ее вращение замедлилось, а свет чуть померк. Катя поняла, что в руках Данияра оказалась уменьшенная копия глобуса Земное яблоко, под которым они сейчас стояли.
– Ого, – выдохнула девушка.
– Смотри! Что ты видишь?
Катя не видела ничего, кроме хрустального шара. Линии границ государств мира богов наслаивались на границы государств в мире людей, словно выкройки на полупрозрачной кальке, реки казались трудно различимыми черточками, озера выглядели как дефекты на поверхности. Девушка хотела признаться, что ничего особенного не замечает, когда увидела тонкую черную нить, повисшую внутри шара. Будто застывший в хрустале волосок. Склонившись ниже, Катя вгляделась в него. Он формировался в глубине шара, петлял вдоль экватора, теряясь где-то за Северным полярным кругом.
– Ты что-то видишь? Рассказывай.
– Нить… Смотри, в глубине шара. Будто застыла в нем. Ты видишь?
Она подняла глаза на юношу. Тот покачал головой:
– Нет, это видишь только ты. Гореслава не моя сестра. В ней нет ни капли моей крови.
Катя зацепилась за фразу:
– Слушай, но ведь тогда отец должен видеть. Глобус у него под рукой. Почему он не воспользовался этим или другим способом? Я не понимаю.
Данияр понимал, что у Кати оставались сомнения – в прошлый раз ей дали задание, отослав из дворца, чтобы иметь возможность закрыть двери перед ее носом. И сейчас она опасалась, что происходит нечто подобное. И не верила.
– Он не может видеть, он прямо сказал тебе об этом. Я думаю, что причина в том, что он отрекся от нее, когда скрыл факт ее рождения и подселил ее силу к тебе… Поэтому так важно, что видишь ты.
Катя опустила глаза, снова стала изучать хрустальную сферу в облаке Всевидящего глаза.
– Да я, собственно, ничего и не вижу… Может, и нить эта – просто преломление вот этого черного… что это – субстанция, туман, морок?..
Данияр нетерпеливо прервал ее, напомнив:
– Я не знаю, я не вижу. Продолжай описывать, что за нить.
Катя пожала плечами:
– Просто нить, Данияр. Ничего больше. – Она с раздражением посмотрела в глубь хрусталя и осеклась: глобус в руках Данияра чуть развернулся, изменился угол обзора, и перед глазами девушки оказалась уже не нить, а полотно. Живое, колышущееся, будто шелк в толще озерной воды. – Ой.
– Что «ой»? Катя, не буди во мне зверя.
Усмехнувшись, Катя описала, что видит.
– Но это, наверное, просто свет преломляется? – она с надеждой посмотрела на Данияра. Тот отрицательно мотнул головой. – И что теперь?
– Разгляди это полотно получше. Запомни в мелочах… Атеперь медленно поднимай глаза и смотри на настоящий глобус.
– Это вроде переноса. Да? – Катя таращилась изо всех сил.
– Вроде… Что ты видишь?
Катя послушно выполнила все, что требовал Данияр, посмотрела на огромный глобус. Внутри него плескалась тьма. Переливалась тончайшим покрывалом. Как дым над горящим лесом. Как настоящая беда.
– Черное полотно, разделяющее шар… Это след Недоли? – догадалась Катя.
– Скорее всего, это ее сила, которая расплескалась.
Катя с трудом представляла, как это все умещалось внутри нее.
– Так много? – пробормотала рассеянно.
Данияр кивнул:
– А будет еще больше. Вас потому и двое, что вы должны сдерживать друг друга, как два полюса, как плюс и минус… – Он дотронулся до плеча девушки, выводя из оцепенения. – Думай о мече Темновита, вспоминай его, как он выглядел. Представляй в своих руках. Задавай вопрос: «Где ты?» И ищи на глобусе место, где при этом полотно окажется ближе всего к поверхности. Там должен быть сейчас меч.
– А если их будет больше одной, этих точек? Или окажется непонятно?
– Значит, Недоля с ним перемещается. Или мы вообще ошиблись. Но ты смотри, смотри, – поторопил он, оглядевшись: в самом деле, дворец будто просыпался, стали слышны шорохи, отдаленные голоса. Что-то грохнуло, и прокричала птица. – Внимательно смотри.
Катя смотрела изо всех сил, так внимательно, что начали болеть глаза. Чем пристальнее она разглядывала глобус, тем больше рассыпалось полотно внутри хрустального шара, будто издеваясь над ней. Тонкие волоски, из которых оно состояло, тянулись к поверхности глобуса и обрывались, не доходя до нее, а само полотно колыхалось, рвалось на мелкие лоскутки и собиралось вновь. Шар вращался.
«Где же ты?» – позвала Катя, уже думая о сестре.
Одно из волокон метнулось к поверхности, проросло через нее, оставив на гладком хрустале черное пятно-кляксу./p>
– Вот она, – она подняла руку.
Данияр подсунул ей под нос созданную между ладоней копию сферы:
– Здесь покажешь?
Катя ткнула пальцем в возвышенность посреди Евразии:
– Здесь.
– Катя, точнее покажи. Нам это место потом в реальности найти нужно… – Он помрачнел и добавил: – В горах, что ли? Это похлеще, чем иголку в стоге сена искать.
Девушка прищурилась, еще раз посмотрела на хрустальный глобус, сверилась с прорисованным на нем рельефом местности.
– Вот здесь. Излучина реки, от нее выше и до вот этого плато… Точнее не скажу… Данияр, то есть меч находится где-то в мире людей?
Данияр направился назад, к выходу из галереи.
– Это объясняет, почему меч не видит Чернобог: он стал материальным, скорее всего, слился со своей реальной сущностью.
Катя помедлила всего пару мгновений, еще раз взглянув на хрустальный глобус – черное полотно внутри медленно таяло. Догнав Данияра, девушка спросила:
– Меч Чернобога существует на Земле, в реальности?
Юноша неохотно кивнул:
– Оказавшись в мире людей, он, вернее всего, соединился с каким-то другим оружием. Нам осталось его только найти… Только сперва в одно место загляну… Тебя могу домой отправить.
Он вопросительно посмотрел на спутницу. Девушка хмуро отмахнулась:
– Пошли уж.
«Одно место» Катя прекрасно знала – бывала в нем. И воспоминания сохранила самые тревожные.
Если бы Данияр был обычным человеком, то это место можно было бы назвать местом его службы. Но Данияр был магом времени, стражником мира усопших и Поводырем душ. И сейчас прямиком из резиденции Белеса вытянул Катю к Огненной реке, от которой поднимался тяжелый смрадный запах, и мосту, раскаленному до красноты. Мифическая река Смородина и Калинов мост.
Катя поморщилась и с опаской поглядела на реку: над ней поднималось алое марево, длинными языками касаясь темнеющего неба.
– Здесь всегда так?
Данияр повернулся к ней, хмыкнул неопределенно:
– «Так» – это как?
– Мрачно, жарко и воняет…
– А тут не курорт, тут врата Преисподней, в некотором роде… Тебе, если помнишь, вообще предложено было отправиться домой… Налила бы ванну с солевыми бомбочками, блаженствовала бы…
Данияр безмятежно шагал, поглядывая то себе под ноги, то на Катю.
Услышав про бомбочки, девушка насторожилась:
– Откуда ты знаешь про солевые бомбочки? – Она в самом деле пристрастилась к ним в последние месяцы, когда стала наконец жить одна. Добиралась до дома, набирала ванну, ставила на край огромную «новогоднюю» кружку с чаем – смешную, с текстильным принтом и мишкой на ручке. Бросала в воду ароматный шарик и наблюдала, как он, пенясь, растворяется, окрашивая воду то в бледно-голубой, то в розовый цвет.
Сейчас девушка с подозрением разглядывала прямую спину Поводыря. Фантазия уже рисовала картины, в которых тот подглядывает за ней через морок или еще как-нибудь – пойди разберись, что он умеет, это порождение Хаоса?
Данияр покосился на нее и самодовольно рассмеялся, догадавшись, о чем девушка подумала:
– Про бомбочки? Я, пока ждал завершения твоего разговора с Белесом, нашел целую коробку в шкафчике. Предполагаю, это не игрушки на ёлку и не конфеты.
Катя покраснела, пробормотала:
– Приличные люди по шкафчикам в ванной не лазят…
– Так то приличные… А я неуч и порождение Хаоса, – Поводырь рассмеялся.
Катя покраснела еще ярче – Данияр словно подслушал ее мысли. Поежившись от того, что так до сих пор до конца и не знает всё, на что способен Поводырь, она зашагала дальше.
Посерьезнев, Данияр признался:
– Не дуйся. Я наткнулся на самом деле случайно, когда прятался в ванной во время вашего разговора с Белесом. Ванная – единственное место, откуда было по-честному не слышно. И я шумел шкафчиками, чтобы не прислушиваться… Открывал и закрывал, хлопал дверцами. Твои запасы и вывалились. Так что можно сказать, что я почти не виноват.
Катя посмотрела на него: светлые глаза улыбались, на губах играла снисходительная усмешка. Его манера смеясь, как бы промежду прочим говорить о важном выводила ее из себя. Она молчала. Под ногами хрустели сухие ветки, бурый от старости мох шелестел под подошвами кроссовок, поглощал все звуки, из-за чего казалось, что они идут по совершенно мертвому лесу.