Итальянец по требованию Сойфер Дарья
© Кулыгина Д., 2019
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2019
Глава 1
– Как idonei?! – пробормотала Яна и для верности пальцем провела по свежему списку студентов. – Да нет же, не может быть…
Ошибка была исключена. Ее фамилия шла первой после поступивших. И статус idonei, дающий льготы при попытке перейти в любой другой итальянский университет, был теперь совершенно бесполезен. А ведь она так рассчитывала! Нет-нет, должен быть способ все исправить! Ведь даже тот профессор… Как там его… Смешная фамилия… Да, Сальтаформаджо, точно. Синьор Прыгающий Сыр… Так вот, даже он, изучив ее внушительное портфолио, сказал, что шансы высоки. А он считался здесь корифеем, маэстро…
– Простите, можно? – от волнения Яне пришлось напрячься, чтобы вытащить из памяти самые элементарные итальянские слова, хотя она уже пять лет без устали учила язык и получила диплом переводчика. Пять лет иняза, курсы дизайна, курсы пошива, выкройки, рисунка… Ночи без сна, портфолио весом с ребенка, которого она бы могла давным-давно родить и вырастить… И это все? Просто idonei? Мир высокой моды захлопнул двери прямо перед носом?
– Добрый день, – улыбнулась низкорослая женщина со стрижкой, как у придворного пажа.
Уж чем точно могли гордиться жители Южной Италии, так это феноменальным дружелюбием.
– Я хотела уточнить насчет списков абитуриентов… То есть студентов…
– Да-да, синьорина, они уже вывешены на доске в коридоре. Пойдемте, я провожу! – И работница канцелярии с неизменной улыбкой взяла Яну под локоть.
– Нет, я уже видела список.
– Мои поздравления! Все остальное будет известно в начале учебного года.
– Нет! Я не поступила! – в отчаянии воскликнула Яна, чем вызвала недоумение и даже обиду приветливой синьоры. – Простите. Я хотела уточнить, может, тут какая-то ошибка… Проверьте: Яна Томилина. Ведь я хорошо сдала экзамены, баллы были высокие, даже выше, чем у тех, кто в списке, и я… Профессор Сальтаформаджо лично сказал, что у меня есть потенциал…
– А, вы та самая русская абитуриентка… – с пониманием протянула женщина, и лицо ее печально вытянулось. – Садитесь.
«Та самая русская абитуриентка». Пожалуй, за последние четыре месяца Яна сделала все, чтобы именно так ее запомнили в канцелярии Высшего института дизайна в Неаполе. По переписке, по крайней мере. Яна прошла все круги бюрократического ада, чтобы получить необходимые бумажки, справки, копии и переводы. Что в Москве ее пинали мячиком из одного ведомства в другое, что неспешные итальянцы выдумывали новые и новые требования. Впрочем, Яна изучила вопрос заранее и была готова ко всему. Считала, что самое главное – попасть в список абитуриентов, дойти до экзаменов, а дальше… Дальше все было просчитано наверняка.
Во-первых, она выбрала не Рим, не Милан и даже не Флоренцию. Неаполь – солнечный, уютный и, что самое главное, сравнительно недорогой для студентов город. Во-вторых, этот институт… Не самый престижный, но и не самый сложный для поступления. С низким конкурсом, с хорошими шансами получить стипендию… Международный. Так они себя называли. На табличке у входа была гордая приписка на английском: «International School». Хотя по факту на английском местные изъяснялись даже хуже, чем горничные из захолустного отеля.
– Вы должны понимать… – извиняющимся тоном начала синьора и сочувственно развела руками. – Наши стипендии, конечно, предоставляются всем талантливым кандидатам, но преференции – для граждан Италии. Такова политика института, такова политика нашей страны. К сожалению, я ничего не могу поделать.
– Даже если у меня выше квалификация?
– Дело не только в этом. Знание языка тоже важно, и поскольку обучение идет на итальянском, а времени на адаптацию слишком мало…
– У меня диплом переводчика.
– Мне очень жаль! – женщина поджала нижнюю губу, будто собиралась вот-вот расплакаться. – Но статус idonei позволяет вам перейти на отделение ландшафтного дизайна, там немного ниже конкурс и выше оплата. В таком случае…
– Простите, мне не подходит ландшафтный дизайн. – Яна вцепилась в сумочку.
Оплата ей подходила еще меньше, но гордость не позволяла произнести это вслух.
– Тогда даже не знаю, чем вам помочь. С вашими данными, конечно, очень обидно… Вот если бы вы пришли через год с этим статусом и конкурс был бы ниже, мы могли бы рассмотреть ваше поступление без повторных экзаменов… Но гарантий, разумеется, нет.
– А если бы у меня было гражданство? – с горькой усмешкой спросила Яна.
– Если бы у вас было гражданство Италии, вы бы поступили и в этом году. Хотя бы вид на жительство на долгий срок… Уверена, руководство пошло бы навстречу. Но сейчас, к сожалению, вариантов нет.
Машинально пробормотав что-то вежливое, Яна вышла из канцелярии. Ноги сами несли девушку вон из института. И хорошо, что в состоянии шока сработала мышечная память и Яна благополучно спустилась по широким ступеням кампуса, а не шагнула через подоконник третьего этажа.
Все было кончено. Сколько раз, лежа в постели перед сном, она представляла себе тот день, когда вернется домой и помашет у своих перед носом студенческим удостоверением из Неаполя. Мечтала с тех самых пор, когда впервые оказалась на итальянской земле, выйдя из экскурсионного автобуса.
– Господи, мама! – бормотала она тогда, вернувшись из поездки. – Ты бы только видела! Какие люди! Какое солнце! Какие улочки… Хочу туда! Какой смысл в дипломе переводчика, если я не смогу жить в Италии?!
– Какой смысл быть переводчиком и уехать туда? – словно ведром ледяной воды окатила в тот день Алла Романовна. – Они и без тебя прекрасно управляются с языком. Не выдумывай и ищи престижную работу в Москве.
Так заканчивались любые попытки завести разговор об Италии. Еще бы! Это первую дочку, Соню, родители завели для большого будущего. Для сольных концертов, для гастрольных туров. Это на ее репетиторов тратили всю зарплату. Ради ее занятий ругались с соседями, обустраивали звукоизоляцию, а вместо семейного отпуска купили немецкое пианино. Дочка-музыкант. Дочка-талантище. Семейная гордость. А Яна что? Яна – последыш. Да, умная и старательная, но без искорки. Поступила в иняз – молодец, а теперь возьми, детка, свои мечты, засунь поглубже и зарабатывай. Курсы пошива одежды? Замечательное хобби. Чем бы, как говорится, дитя ни тешилось, лишь бы за собственные деньги.
Не то чтобы Яна завидовала старшей сестре, скорее злилась на мать. Досадно ведь, когда твои мечты ровняют с землей и советуют смотреть под ноги, а не в светлое будущее. И очень обидно, когда родная мама не верит в твои таланты. А ужаснее всего, когда ты и правда не в силах доказать их наличие.
Яна никого не посвящала в свои планы. Решила так: тихонько попробует провернуть фокус с поступлением, разведает, просчитает и подготовится. Потом возьмет в конторе отпуск на недельку, когда все будет готово, сдаст экзамены – и вернется победителем. А теперь… Теперь она поедет домой, нацепив будничную мину, и будет делать вид, что не горят от боли опаленные крылья.
Неаполь, который особым южным шармом полюбился Яне сильнее других городов Италии, теперь отталкивал. В улыбках прохожих чудилась снисходительность, лихие мотоциклисты будто нарочно целились в нее и хотели сбить с ног. Уютные, стена к стене, дома с распахнутыми ставнями, были так близко и одновременно дразнили своей семейностью. Иди домой, русская абитуриентка, тебя здесь не ждали…
– In culo alla balena! – раздался за спиной громкий возглас, и от неожиданности Яна вздрогнула.
Типичная фразочка итальянских студентов. Вроде русского «ни пуха ни пера», только куда фантазийнее. «В китовую задницу», – если дословно. Сложно было придумать что-то более подходящее к ситуации Яны, чем гигантский задний проход морского животного, но парень обращался к другу.
– Speriamo che non caghi![1] – хохотнул кудрявый товарищ и, махнув на прощание, побежал к лестнице.
Кому-то еще предстояли вступительные испытания… Интересно, как пройдет? Пожалуй, успешно, уже хотя бы потому, что абитуриент был итальянцем в сотом поколении и явно заслужил преференции.
Тем временем первый друг заметил одинокую девушку, и его огромные черные глаза загорелись от предвкушения.
– Ciao bella![2] – игриво, чуть не мурлыкая, произнес он.
Яна очнулась от задумчивости, помотала головой и поспешила прочь, но и это не помешало парню присвистнуть ей вслед.
Небольшой опыт проживания в Италии не дал Яне приписать бурную реакцию на счет своей необыкновенной красоты. В сущности, никакой красоты и не было. В России ее бы никто и не запомнил с первого раза, а здесь, в Неаполе, она выделялась только бледной кожей и зашуганным выражением лица. Ни улыбки, ни широких жестов, только по-московски поджатые губы и напряженная походка. Наверное, чтобы пропитаться итальянской расслабленностью, нужно чуть больше времени.
Скорее, она просто привлекла внимание ярким видом. Широкую юбку-колокольчик мятного цвета с желтым пояском и желтой каймой Яна сшила сама. Отправлялась в Италию, готовая к новой жизни, сменила надоевший хвостик мышиного цвета на дерзкое каштановое каре в память о Коко Шанель, воплотила несколько эскизов и смело включила их в гардероб… Хотела произвести впечатление на комиссию, но, как оказалось, все ее дизайнерские находки годились лишь для того, чтобы цеплять любвеобильных мальчишек. Новому образу, как и старому, предстояло пылиться в московской конторе переводчиков.
Яна не хотела тратить время на долгую прощальную прогулку. И не потому, что ей больше не нравилось дышать неаполитанским воздухом или сидеть на набережной, наслаждаясь фруктовым мороженым. Просто сейчас было слишком тяжело смотреть на город, который, скорее всего, так и останется просто мечтой.
Дойдя до собора Успения Пресвятой Девы Марии, этой воздушной, кружевной часовни, втиснутой между красными домами, Яна присела на ступени. Вокруг фотографировались туристы, что-то каркал немецкий экскурсовод, голуби суетливо топтались в вечной борьбе за крошки. Как теперь возвращаться в Москву? Как сделать вид, что ничего и не было? Как выйти в понедельник на работу? Говорить на этом музыкальном, эмоциональном языке и знать, что Неаполя она больше не увидит?
Конечно, Яна могла бы остаться хоть сейчас. Найти работу – не без труда, потому что итальянцы еще больше любят нанимать родственников, чем русские, – но все же найти. Официанткой, разносчицей рекламы, сиделкой, няней… Но двадцать пять – не тот возраст, когда верят в сказки. Зачем Италия, если жить в ней на птичьих правах? Яна так и слышала голос матери: «Ты для этого оканчивала институт? Чтобы за кем-то выносить судно?» Нет. Уж если переезжать, то ради большого будущего. В противном случае это будет обыкновенное бегство.
Яна умела признавать поражение. У нее была масса поводов попрактиковаться. Конечно, потом она возьмет себя в руки, возможно, подумает над планом Б, но сейчас пора было смириться и сделать паузу. Вздохнув, она встала, взглянула в последний раз на пики собора и направилась в отель. Уже на следующий день, побросав немногочисленные вещи в дорожную сумку и захватив увесистое портфолио, Яна вызвала такси в аэропорт.
Регистрация была долгой, а шумная очередь – изматывающей. Час пришлось слушать, как выясняют отношения супруги-итальянцы. Человеку, не знающему языка и буйных южных нравов, со стороны могло бы показаться, что они вот-вот подерутся или устроят поножовщину. Но Яна понимала: они всего лишь обсуждают летний лагерь для старшей дочери.
Наспех купив первые попавшиеся сувениры, чтобы не было потом обвинений в эгоизме, Яна услышала долгожданный призыв к посадке. В ее программе до вылета остался только один пункт: уборная. День выдался жаркий, минералки было выпито много, а на борт хотелось подняться налегке.
Однако женский туалет от мужского отличает не картинка с девочкой, а тот ажиотаж, который царит внутри. Толчея, дети и сразу несколько очередей: к кабинкам, к раковине, к зеркалу, к сушилке для рук… Словом, стоило Яне заметить маленький феминистский пикет под дверью, она поняла: до посадки ей с этим мероприятием не закончить.
Времени для стыда и маневра не осталось. Соблазнительной свободой манил значок джентльмена. Что ей скажут, в конце-то концов? Косо посмотрят? Плевать. Да и кто станет тратить время на осуждение в Европе, в зоне повышенной толерантности? Может, она в процессе гендерного самоопределения? Говорят ведь, что итальянцы любят женщин, вот пусть и докажут делом.
Поправив лямку портфолио, – его Яна не готова была сдать даже в багаж, слишком много бессонных ночей, – она решительно толкнула дверь. Все оказалось даже проще, чем предполагалось. Туалет пустовал. Довольная житейской хитростью, Яна воспользовалась всеми преимуществами для синьоров и даже успела подкраситься в полной тишине. На все сто готовая к посадке, она двинулась к выходу и чуть не рухнула, сбитая кем-то сильно нетерпеливым.
Крепкие руки подхватили ее под локоть, когда скользкий кафель вырвался из-под ног. И не надо было поднимать глаза на своего обидчика-спасителя, чтобы понять: это итальянец. Роскошный парфюм с цитрусовыми нотками, отглаженная футболка поло розового цвета… И самодовольный гортанный голос:
– Ciao bella… – теплое дыхание щекотало ухо, и Яна поспешила высвободиться.
Сверху вниз на нее смотрели лукавые кофейные глаза. Незнакомец успел оценить ситуацию: он, она, пустая уборная… Бровь его игриво изогнулась, губы растянулись в улыбке заправского соблазнителя. В любом другом случае Яне не составило бы труда поставить наглеца на место, но этот был настолько обаятелен, что она даже растерялась. Стоит запретить мужчинам с модельной внешностью ходить среди обычных людей!
И зря она надела эту алую блузку. Пусть даже со строгим воротничком. Вдруг он вычитал где-то, что женщины носят красное, когда ищут секса? Насильники ведь всегда обвиняют жертв в провокационной одежде.
– No parlo italiano![3] – с чудовищным акцентом выпалила она и выскочила вон.
И не столько потому, что испугалась его. Скорее, себя. А ведь только маленькой туалетной интрижки ей сейчас и не хватало! Идеальный последний штрих к портрету неудачницы.
Рефлексировать было некогда, и Яна, вооружившись посадочным талоном, пошла к нужному выходу. Впрочем, итальянец, кажется, сдаваться не собирался.
– Эй, синьорина! – донесся до нее знакомый голос, и она ускорила шаг.
До чего же назойливыми бывают эти напичканные тестостероном самцы!
– Стойте! – крикнул он уже по-английски. – Стойте! О, Мадонна, что за женщина…
Последняя итальянская реплика меньше всего напоминала комплимент, скорее ругательство, и от удивления Яна остановилась.
– Если вы немедленно не оставите меня в покое, я позову службу безопасности! – отчеканила она с той же чопорной надменностью, что и полагается языку королевы Елизаветы и мистера Дарси.
– Багаж! – сообщил он, переводя дыхание, и Яна увидела свое портфолио в его руках.
Забыла?! Но… Чем она только думала? Неужели так и улетела бы налегке только потому, что встреча с любвеобильным синьором выбила ее из колеи?
– Спасибо, – виновато буркнула она.
– Тяжелый! – знание английского, судя по всему, не относилось к числу его достоинств. – Помогать? Я могу помогать?
– Нет! – слово вырвалось слишком резко, и, чувствуя вину за поведение старой девы, которой везде мерещатся маньяки, Яна повторила уже мягче: – Нет. Простите, я опаздываю на посадку.
Итальянец поднял руки, демонстрируя невинность своих намерений, и этим окончательно устыдил Яну. Она только открыла рот, чтобы сказать что-то любезное и не выглядеть истеричкой, как объявление по громкой связи избавило ее от этой необходимости.
– Пассажиров рейса F914 просим пройти к выходу 9…
– Извините, – она коротко кивнула и устремилась к стойке, радуясь, что инцидент исчерпан.
По крайней мере, так ей казалось. Однако пройдя полпути по металлической кишке трапа, она зацепилась каблуком о стык и споткнулась. Машинально вцепилась в портфолио, а вот пакет из дьюти-фри вывалился из рук. Яна нагнулась, чтобы поднять его, и с громким стуком одна за другой посыпались из сумочки леденцы. Барбариски, которые она таскала с собой всегда – и от укачивания, и от боли в ушах при взлете… И не так уж жалко было бы их растерять, но она никогда не позволяла себе мусорить. Особенно за границей, где русские туристы уже умудрились подмочить национальную репутацию выходками, достойными дня воздушно-десантных войск. Пусть и мелочами, но Яна всегда старалась реабилитироваться. А тут – трап, самая что ни на есть международная зона, а из сумки валятся леденцы, как золотые дукаты из сказочного осла.
– Господи, да что же это такое! – прокряхтела она, собирая конфеты кверху задом.
Барбариски неумолимо катились вниз по наклонной, и Яне пришлось двигаться следом в унизительной позе.
– Теперь помочь? – раздался у нее над головой голос, в поле зрения появились идеально чистые, будто только из бутика, замшевые мокасины.
Похоже, этот человек по какой-то причине решил собрать всю коллекцию ее мытарств. Будь в его руках камера, на встрече одноклассников Яны он стал бы гостем номер один. Казалось бы: зачем итальянцу идти в ее старую школу? Но ведь летит же он зачем-то в Москву, так отчего бы не добить ее окончательно?
– Нет, спасибо, – пробормотала она.
– Ваше лекарство? – Невзирая на протест, он опустился на корточки и протянул ей несколько барбарисок.
– Русский деликатес, – она выпрямилась, чувствуя, что кровь прилила к щекам от долгого пребывания в наклонной позе.
Волосы растрепались, блузка сбилась, но Яна из последних сил пыталась сохранить достоинство.
– Buon appetito[4], – зачем-то добавила она, пихнув ему горсть оставшихся в сумочке конфет. Ведь не с пола же угощать! А потом, обхватив свои вещи, как пакистанский беженец, зашагала в самолет.
Итальянец не издал ни звука. Наверное, стоял, машинально сжимая несчастные конфеты, и жалел о том, что вообще собрался в Россию.
Глава 2
Судя по всему, провидение вдоволь натешилось с самолюбием Яны, потому что в салоне самолета итальянца она уже не встретила. И очень жаль: за весь полет умудрилась больше ничем себя не дискредитировать. Не пошла даже в туалет, чтобы не искушать судьбу. Бывают дни, когда лучше потерпеть до дома.
Четырех часов Яне сполна хватило, чтобы прокрутить в голове свое поведение и неадекватную реакцию. Закончив с самобичеванием, она пришла к выводу, что тот синьор либо вовсе раздумал лететь этим рейсом, либо путешествует бизнес-классом. Любопытство подстегивало ее заглянуть за шторку, где начинается мир комфорта, но Яна сдержалась. Итальянские каникулы завершились феерично, и стоило позволить им перейти в разряд тех историй, которые обычно рассказывают на девичьих посиделках после третьего коктейля.
Москва окатила непривычной для июня жарой, и, несмотря на номинальное наличие в такси кондиционера, до дома Яна добралась липкой от пота и совершенно обессиленной. От бани ее путешествие отличало только отсутствие купели с прохладной водой и возможности прилечь.
Лифт в очередной раз сломался, и, ввалившись в прихожую, как навьюченный ишак, вместо домашнего радушия Яна получила порцию материнской любви.
– Это ты? – крикнула Алла Романовна из кухни и тут же материализовалась с полотенцем в руках. – Отлично. Я как раз хотела разобрать антресоль.
– Вот именно сейчас?
– А сколько можно откладывать? Невыносимо жить в таком бардаке. Банки на холодильнике уже ставить некуда. Я хотела выбросить кое-что из старого, расставить там все…
– Не проще выбросить банки?
– Ну, конечно. – Мама перекинула полотенце через плечо и скрестила руки на груди с видом «Ну-ка, послушаем, что скажет наш эксперт». – Давай вообще все выбросим. Давай нам некуда будет закатывать варенье, давай и ягоды выбрасывать…
Яна скинула туфли, которые последние пару часов больше напоминали испанский сапожок, чем писк итальянской моды. Пошевелила онемевшими пальцами и устало присела на тумбу. Ей всегда было плевать и на банки, и на сбор урожая, и на варенье. Тем более что смородину она люто ненавидела с детства в любом проявлении. Однако же именно Яне приходилось выполнять роль маминого оруженосца. Соня берегла пальцы для музыки, отец умело задерживался на работе, оставалась младшенькая. Единственное, что, по мнению Аллы Романовны, должно было уставать у переводчика, это язык. Прочие органы откосить от семейной повинности не могли.
Долгий и мучительный жизненный опыт не позволял Яне начать дискуссию. Все споры с матерью проходили по одному сценарию: отрицание, гнев, показательное смирение. То есть сначала Алла Романовна буйно отстаивала свою точку зрения, потом поджимала губы, возводила глаза к небу, как заправский великомученик с католических фресок, и, театрально хватаясь за поясницу, бралась за дело в одиночку. После чего кто-нибудь обязательно не выдерживал и бросался на помощь.
Сейчас у Яны не было желания проходить все стадии.
– Можно хотя бы через пару часов? – спросила она со слабой надеждой в голосе. – Дай немного отдохнуть…
– А чем ты занималась всю последнюю неделю? – мама всплеснула руками. – Не все в нашей семье могут позволить себе европейские курорты. Я понимаю, теперь тебе не до бытовых хлопот, мы же тут не итальянцы… Но не могла бы ты потерпеть пять минут?
Пять минут растянулись до бесконечности, как резинка от старых трусов. Только к вечеру, пыльная и потная, Яна слезла со стремянки и была амнистирована. Операция «банки» живо указала ей на свое место в жизни. Постояла на холодильнике, посмотрела мир? Заползай в тесный короб и пылись там, пока кому-нибудь не захочется налить в тебя отвратительного варенья. Ты же банка, а не какая-нибудь ваза, пусть вы и сделаны из одного стекла.
Пока мамина фантазия не пошла по новому циклу, Яна забаррикадировалась у себя в комнате и вытянула ноги на любимом диване. Однако закемарить не удалось и теперь: телефон зазвонил, мигая фотографией начальницы. Это был явно плохой знак, потому что Ирина Васильевна как никто любила отдыхать в выходные.
– Да, – напряженно ответила Яна.
– Слава богу, ты уже вернулась, – выдохнула Ирина Васильевна. – Выручай, у нас форс-мажор.
– В чем дело?
– Можешь завтра выйти? – В голосе начальницы слышалась мольба, и это по-настоящему пугало. Когда просит человек, который привык отчитывать, стоит бояться самого страшного.
– Во сколько надо подъехать в офис? – мрачно осведомилась Яна.
– В том-то и дело, что не в офис. В ресторан. – Ирина Васильевна сделала паузу, видно, до сих пор не решила до конца, стоит ли доверять Яне эту работу. – Лиза сломала ключицу.
– Да вы что?! Как?! – Яна в ужасе вскочила.
Лиза Смеликова была ее подругой, и не только потому, что тоже переводила с итальянского. Яна в основном работала синхронисткой на разовых мероприятиях вроде конференций или переговоров и делала письменные переводы. Лиза, девушка эффектная и, что называется, статусная, была персональным переводчиком для важных персон. Подобные обязанности требовали сверхурочных, потому и оплачивались лучше. Яна в свое время настаивала на нормированном рабочем дне из-за дизайнерских и швейных курсов, а Лиза искала красивой жизни. Пусть даже в качестве переводчика. У нее был соответствующий деловой гардероб, она летала на частном самолете, видела знаменитостей, посещала лучшие спектакли, концерты и выставки. Яна к такому не стремилась, но любила послушать многочисленные истории Лизы о клиентах. И вдруг… Ключица?
– Верховая прогулка… – протянула Ирина Васильевна. – В общем, теперь она надолго на больничном. А я планировала прикрепить ее к новому шеф-повару, которого наняли в «Палаццо Д’Оро». Я знаю, ты не берешь сверхурочные, а там двенадцатичасовой рабочий день. То есть сначала ресторан, потом – по желанию клиента. Если ему нужно будет сходить в клуб, еще куда-то… Проблема в том, что он не только по-русски почти не говорит, но и по-английски.
– На итальянцев очень похоже, – вздохнула Яна. – Но я даже не знаю…
– Тебя график смущает? Премия тоже будет нормальная. Надо только переводить плюс кое-какие обязанности секретаря.
– И надолго?
– Пока руководство ресторана договорилось с нами на месяц. А дальше будет видно: приживется новый шеф, нет ли. Если понадобится, Лиза тебя сменит, если ты справишься и все пройдет гладко, можешь работать с ним и дальше.
Яна прикрыла глаза. С одной стороны, деньги бы сейчас не помешали. Отложить на обучение в Италии или на аренду жилья… С другой, вкалывать на какого-то шефа… Раз он маститый повар, да еще и горячих кровей, наверняка целыми днями орет на подчиненных, а вечерами ищет амурных развлечений. И Яне придется хвостиком таскаться за ним, переводя то оскорбления, то комплименты. Как бы Лиза ни нахваливала свою работу, уж слишком эта должность напоминала прислугу. Что-то вроде няньки для иностранцев.
И все же Яна отлично понимала, что выбор, который ей предлагают сделать, мнимый. В стране безработица, дипломированные переводчики штабелями валяются на улице. Итальянский – не китайский, в конце концов, и большой востребованностью не отличается. И тем, кто крутит носом в ответ на просьбы начальства, быстро найдется замена. Яне достаточно было того, что она еще на год отложила мечту о профессии модельера, лишиться хлебной работы стало бы последним венком на ее карьерной могиле.
– Куда подъехать и во сколько? – обреченно спросила она.
– Другой разговор! – оживилась Ирина Васильевна. – Твой клиент должен подъехать к двенадцати, приходи пораньше. Завтра состоится только знакомство. Руководство ресторана поприветствует гостя, обсудит кое-какие детали… Так, формальности. Дальше тебя уже введут в курс дела. Скину тебе сейчас визитку их директора по персоналу и ассистентки.
– А адрес?
– Яна! – Ирина Васильевна раздраженно цокнула. – Это же «Палаццо Д’Оро»! Сразу видно, ты не Лиза… Погугли, он такой в Москве один.
Яна терпеливо промолчала. Интересно, хоть один человек слышал в своей жизни фразу: «Ты не Яна»?
– И оденься, пожалуйста, соответствующе, – продолжала начальница, как будто разговаривала с неразумным ребенком.
– Я, вообще-то, проводила переговоры, – не стерпела Яна.
– Прекрасно. Только учти: работать надо будет на кухне, поэтому заколи волосы и поменьше этих твоих… Побрякушек. Руководство ресторана уже затребовало твою медицинскую книжку. Продумай внешний вид.
Если бы этот разговор прослушивали не спецслужбы, а человек, который никогда не видел Яну, он решил бы, что девушка воспитывалась в таборе. Что она передвигается по городу в резиновых шлепках, разноперых тряпках, увешивается с ног до головы бусами, а длинные нечесаные волосы служат одновременно и шалью, и фермой для вшей.
Да, она любила яркие и чистые цвета. И эскизы в ее портфолио кричали об этом. Оттенки серого Яна оставила канцелярским крысам и поклонницам Кристиана Грея с его арсеналом БДСМ, подозревая, что это одни и те же люди. Она никогда не считала, что работа в офисе – это повод слиться с бетонными стенами. С энтузиазмом посещала все ярмарки мастеров-самородков, где кропотливо выискивала необычные украшения ручной работы. Прямо сейчас, к примеру, в ее ушах покачивались серьги, один в один похожие на шоколадные конфеты, причем левая словно была надкусана кем-то очень прожорливым. И подобных вещиц в Янином сундучке было море: браслет из серебряных крабиков, брошка-витраж, раритетное кольцо с камеей или колье-галстук в древнегреческом стиле.
Говорят ведь, что нет женщины, которая не любит бриллианты. Ложь. Так говорят только те, кто незнаком с Яной. Она всегда считала классические украшения из золота и маленькие прозрачные камушки скучными и банальными. Зачем? Когда есть масса талантливых художников, которые умеют создавать уникальные, единичные вещи из войлока, тканей, кожи, стекла или самоцветов? Столько техник, столько идей и новшеств, чтобы носить обыкновенные колечки и гвоздики…
Мама часто называла младшую дочь сорокой. Еще ребенком Яна бережно складировала всевозможные бусы и могла часами сидеть, собирая из бисера новое украшение. В классе над ней посмеивались, в старшей школе называли Хиппушкой. И все же она не до такой степени увлекалась яркими вещицами, чтобы ее стыдно было выпускать в люди.
Воскресным утром Яна убила час на укладку новой стрижки. Волосы, которые столько лет стягивали на затылке резинкой, ни в какую не хотели снова выглядеть строго. Шапочка дерзких локонов подходила для Высшего института дизайна в Неаполе, но для работы персональным переводчиком, да еще и в ресторане, была сущей катастрофой. Знала бы Яна, что ей понадобится денно и нощно торчать на кухне, где ни один волосок не должен выбиться из прически, ни за что бы не подстриглась. Теперь у нее было два варианта: вылить на себя пол-литра геля и стать женской версией Гитлера или купить ободок и вернуться в образ первоклашки.
С трудом создав более или менее строгую прическу, Яна распахнула двери шкафа. Он ломился от одежды, но это был как раз тот случай, когда положено хвататься за голову, отчаянно завывая: «Мне нечего надеть!» Цветастые платья, юбки, шарфики были прямой противоположностью тому, что попросила Ирина Васильевна. Яна не умела быть английской гувернанткой или безупречным секретарем. Да, в углу висел деловой черный костюм, предназначенный для конференций, но на улице грело лето, то время, когда можно устроить огромный костер из штанов и колготок и скакать через него, наслаждаясь тем, как ветерок щекочет голые ноги. И снова брюки?..
Обреченно вздохнув, Яна влезла в доспехи офисного планктона и глянула на себя в зеркало. Вид удручал. Чтобы добавить в унылую картину хоть каплю праздника, Яна вытащила из коробки красные лодочки. Каблуки после вчерашнего путешествия ее все равно бы убили, а туфли и ремень земляничного цвета отвлекали от мыслей о предстоящем рабстве.
Всю дорогу до ресторана в полупустом вагоне метро Яна повторяла новую лексику. Специально выписала себе в блокнот слова, связанные с кулинарией и поварским искусством. Признаться, к готовке она относилась прохладно. Сосуществовать на кухне с мамой было сомнительным удовольствием, поэтому от идеи овладеть мастерством венчика и лопатки Яна давно отказалась. И теперь даже по-русски плохо понимала, чем обвалка отличается от отбивки, а ланспик от миронтона. Приходилось составить двойной словарь: итальянско-поварской и поварско-русский. Интересно, сделала бы так Лиза? Или понадеялась бы на природное обаяние? Может, Яна и не умела быть бежево-элегантной, но, по крайней мере, подходила к работе щепетильно.
«Палаццо Д’Оро», этот золотой дворец итальянской кухни, соответствовал своему названию даже внешне. Если его создатели хотели показать публике, что такое «дорого-богато», им это вполне удалось. От особнячка на Тверском бульваре так и несло респектабельностью. И двери, слепящие золотистыми отблесками, были только началом.
Изнутри ресторан выглядел как плевок в лицо среднему классу. Лепнина, чудовищно громоздкие люстры, картины в тяжелых рамах, отвлекающих от изображения. Каждое из бордовых кресел, обитых бархатом, тянуло на полноценный трон. И золото, золото, золото. На стенах, шторах, посуде… Если так украшала свое обиталище Мария-Антуанетта, то становилось понятно, почему ей отрубили голову.
Неприятие этого места зародилось в Яне моментально, и чем дальше она ступала по лакированному паркету, тем сильнее становилось желание вымыть глаза с мылом. Да, минимализм она считала скучным, но это… Как торт, в который навалили пару лишних килограммов сахара, да еще и заботливо украсили розочками масляного крема. Окажись она сейчас в магазине шведской мебели, бросилась бы целовать табуретки.
– Добрый день, – хостес отделился от стойки бесшумно, и Яна вздрогнула, потому что раньше его не заметила: пиджак сливался со шторами.
Натянутая улыбка на его лице говорила, что он прекрасно видит ее нулевой клиентский потенциал, но слишком хорошо вышколен, чтобы это озвучить. «Ильдар» – подмигнул золотистый бейджик.
– Добрый день, Ильдар. Я ищу… – она вытащила из сумочки визитку. – Самохина Михаила.
– Если вы по поводу работы, сегодня не приемный день. – Приветливое выражение исчезло, как кролик в шляпе фокусника.
– Я переводчик нового шефа.
– Справа от главной лестницы вход для персонала. – Он прошествовал перед ней потомком итальянской аристократии. – Я открою, но не забудьте заказать в отделе кадров личный пропуск и форменный пиджак.
– Пиджак? – выдохнула Яна и с отвращением покосилась на наряд Ильдара.
В такую жару таскать чудовищно неудобный скафандр, сшитый из театрального занавеса? А дальше что? Золотой бронелифчик, чтобы радовать глаз маэстро во время готовки?
Ильдар не удостоил ее ответом и молча пропустил в спасительную прохладу коридора. Белые стены… После парада помпезности они выглядели совершенством.
Михаилом Самохиным оказался человек, к которому хочется обращаться по имени-отчеству. И не только потому, что он давно перешагнул шестидесятилетний рубеж, но и потому, что в кресле он восседал с мучительным раздражением работника паспортного стола. Выход на работу в воскресный день явно не доставил ему удовольствия. Он кривил верхнюю губу, промокал лоб платочком, хотя кондиционер жужжал и повизгивал на предельной мощности. Скорее всего, деньги владелец ресторана бухнул в интерьер, сэкономив на комфорте сотрудников. Тем не менее Самохин стойко терпел рубашку, застегнутую на все пуговицы, и тугой бордовый галстук. Шея над воротничком гармонировала с фирменной расцветкой отеля, но ожидание итальянского гостя не позволяло менеджеру портить свой внешний вид.
– Елизавета? – Михаил Игоревич предпринял неудачную попытку улыбнуться и обнажил зубы до того ровные и белые, что издалека они походили на боксерскую капу.
– Нет, Яна. Томилина Яна. Буду работать вместо Елизаветы. Ирина Васильевна сказала…
– Да-да, хорошо, – нетерпеливо перебил Самохин. – Все в порядке, главное, что вы вовремя.
Он повертел головой, безуспешно высвобождая шею из ярма, потом сдался и откинулся на спинку кресла.
– Хочу предупредить сразу, – продолжил он. – Марко Бурджарини – наше… Наш капитал. Не знаю, как объяснить еще доступнее… Но руководство возлагает на него большие надежды. Ваша задача – сделать его пребывание здесь и адаптацию максимально комфортными.
– Я понимаю.
– Хорошо, если так. От первого месяца зависит очень многое. Надеюсь, вы сделаете все, что в ваших силах. И даже больше.
Яна не успела уточнить, что значит это загадочное «даже больше», и оговорить рамки своих услуг, как яростная музыка огласила кабинет.
– Да! – Михаил Игоревич взялся за смартфон. – Готовы, ждем. Проводи его.
На этом Самохин взволнованно вскочил, затянул галстук еще туже и промокнул пот, выступивший на лбу лягушачьей икрой.
– Приехал раньше… – пробормотал он. – Черт… Я потом вам объясню детали, а сейчас включите обаяние, сделайте одолжение.
– Но я…
Дверь распахнулась, и Яна машинально расправила плечи. Волнение Самохина, как вирус эболы, передалось ей, хотя до этого момента она и не собиралась нервничать. Ну, повар и повар. Итальянец и итальянец. Мало ли она встречала в Неаполе таких Марко! А тут вдруг ноги ослабли, похолодели кончики пальцев, несмотря на жару… Впрочем, как выяснилось, это было только начало.
– Buongiorno! – в кабинет шагнул высокий брюнет, и, встретив взгляд знакомых кофейных глаз, Яна ощутила острое желание рассыпаться на атомы.
Перед ней стоял тот самый синьор, в чьи руки она позорно рухнула в мужском туалете, тот самый обладатель безупречных манер и парфюма, который помогал ей собирать леденцы, пока она корячилась кверху задом. И судя по выражению его лица, новая встреча шефа Бурджарини не обрадовала. Бодрая улыбка превратилась в оскомину. Видно, синьор не до конца распробовал ту горсть барбарисок, которые Яна пихнула ему на прощание. И ведь надо было! Как бабулька, которая носит в сумке килограмм слипшихся карамелек со времен торжества коммунизма и пытает ими каждого ребенка, ненароком оказавшегося поблизости.
От стыда и досады Яна не знала, куда себя деть, но подозрительный взгляд Самохина заставил взять себя в руки.
– Добро пожаловать в Москву и в наш ресторан! – затарахтел Михаил Игоревич, протягивая гостю ладонь.
Яна перевела и даже умудрилась сделать это так, чтобы голос не дрожал. Синьор Бурджарини кивнул и собрался пожать руку ей. А она до того перенервничала, что не сразу поняла, почему все стоят и смотрят на нее. Потом вспомнила, что держит в правой руке сумочку, переложила в левую, но ремешок скользнул во влажных пальцах, и сумка шмякнулась на пол. К счастью, сегодня замок сработал, и леденцы от укачивания не разлетелись по всему кабинету.
– Извините, – пробормотала она, пытаясь сообразить, лучше пожать руку сразу или сначала поднять сумочку. И если пожать, то как перед этим незаметно вытереть ладонь, чтобы он не понял, как она взмокла.
Марко тяжело вздохнул, но все же наклонился за сумочкой, пока Самохин, гневно округлив глаза, атаковал Яну взглядами-упреками. Решив исправить ситуацию, она резко нагнулась, чтобы в последний момент поднять вещь самой, и с размаху столкнулась лоб в лоб с синьором Бурджарини.
– Извините, – только и смогла сказать Яна, в ужасе глядя, как он поднимается и потирает ушибленное место.
Растерявшись окончательно, приветственно потрясла его протянутую руку с сумочкой обеими руками.
Самохин, честь ему и хвала, сообразил, что надо бы держать иностранца подальше от сумасшедшей девчонки, и жестом предложил гостю присесть в кресло. Теперь, когда синьор Бурджарини не нависал над ней, Яна смогла выдохнуть и устроилась на стуле у стены.
Синхронный перевод был ее стихией. К тому же мужчины говорили между собой и на нее не обращали почти никакого внимания. На понедельник назначили знакомство с персоналом, ревизию кухни и продуктов. Через час с небольшим, когда встреча подошла к концу, Яна почувствовала себя спокойнее и даже решила, что ее неуклюжесть прощена и забыта.
Однако, распрощавшись с Марко, Самохин попросил ее задержаться с видом, который не сулил ничего хорошего.
– Что это было? – процедил он, плотно прикрывая дверь и сдирая с шеи ненавистный галстук.
– Извините, я… Такого больше не повторится.
– Вы что, знакомы?
– Нет! Случайно пересекались в Неаполе…
– Имейте в виду, – Самохин встал к ней вплотную, так что его зубы-капы оказались прямо перед ее носом. – Мне не нужны интрижки и осложнения на рабочем месте.
– Да нет же! – Яна торопливо шагнула назад и чуть не опрокинула вешалку. Хвала жаркому июню, пустую. – Мы просто виделись в аэропорту, он помог мне с багажом…
– Мне глубоко неинтересны детали. Но я сегодня же поговорю с вашей начальницей и попрошу предоставить другого переводчика. Потому что, если вы будете валить все вокруг себя при каждой встрече с синьором Бурджарини, мы лишимся кухни. Нам нужен расторопный человек, профессионал! А не этот цирк…
– Я понимаю, – Яна сглотнула. – Но в нашей конторе нет переводчиков с итальянского кроме меня и Елизаветы, и если…
– И если это действительно так, я найду другую контору, – жестко перебил ее Самохин. – Всего доброго, Яна, мы отказываемся от ваших услуг. И, пожалуй, обойдемся без рукопожатий.
Глава 3
Звонок раздался в тот момент, когда Яна пыталась спрятаться в ванной от назойливого внимания мамы и не менее назойливого концерта Рахманинова. Сестра готовилась к гастролям, и все соседи в радиусе двадцати метров были вынуждены раз за разом слушать один и тот же трудный пассаж. Для Яны это было чересчур, хоть она и чувствовала себя достойной самого страшного наказания. Поэтому, щелкнув задвижкой, включила горячую воду и легла в надежде, что растворится быстрее, чем получит выговор от начальницы.
Надежда не оправдалась. Телефон заверещал, соревнуясь с пианисткой Соней. Пришлось, промокнув руки полотенцем, принять удар.
– Томилина, какого черта ты творишь? – обрушилась на Яну Ирина Васильевна, обесценив функцию громкой связи.
– Это вышло случайно…
– Нет, я замечала, конечно, что ты периодически не лучшим образом вписываешься в интерьер… Фотография моей дочери, кружка Сан Саныча… Но такое?! Яна, либо бросай пить, либо проверься на Альцгеймера!
– Ирина Васильевна, я всего лишь уронила сумочку, – как можно тише произнесла Яна, чтобы не привлекать внимание домочадцев.
– А Самохин мне расписал встречу нового шефа так, будто ты была обдолбамшись!
Яна молчала. Оправдываться было глупо, пересказывать события заново – неприятно. Оставалось только ждать, пока Ирина Васильевна наорется всласть.
– Ты хоть представляешь, каких трудов мне стоило его угомонить? – не унималась начальница. – Я в жизни так не унижалась! Такой крупный клиент! В их ресторане и переговоры проходят, и… А что я тебе объясняю? Один этот Бурдарини чего стоит! Потерять такого клиента…
– Бурджарини, – автоматически поправила Яна и запоздало осознала свою ошибку.
– А, это ты, значит, запомнила! Если бы не Лизина ключица… Глаза б мои тебя не видели, ясно?
– Да.
– Господи, двадцать лет работаю, и чтобы вот так… Только попробуй теперь все испортить! Если провалишь испытательный срок…
– Какой?
– Тот, что я выбила для тебя у Самохина! А что мне, по-твоему, было делать? Терять «Палаццо Д’Оро»? Сказать «не хотите – не надо»? Так, ты думаешь, делается бизнес, Томилина? Пойдешь завтра к ним, будешь извиняться. Будешь вести себя как мышка. Сделаешь все, чтобы остаться. Ясно тебе?
– Да, – Яна стиснула челюсти от досады на саму себя.
– И радуйся, что я тебя ближайшую неделю не увижу. Если тебя, конечно, завтра не выведет оттуда охрана. И учти, что твое будущее зависит от синьора Бурджарини. И если ты и дальше будешь колошматить его почем зря…
– Я поняла.
Если бы она и правда понимала! Нет, указания дошли до Яны отчетливо, вопрос был только в том, откуда такая оторопь. Ловкость и грациозность никогда не входили в число ее достоинств. Фоторамка и кружка Сан Саныча находились на верхушке айсберга из побитых Яной вещей. Для миниатюрной девушки у нее была чересчур широкая амплитуда движений. И если бы у Ирины Васильевны был шанс пообщаться с Яниной мамой, то историй про ущерб человечеству вскрылось бы гораздо больше. И все-таки раньше Яна умела пожимать людям руки без происшествий.
Само присутствие Марко Бурджарини действовало как световая граната. Яна терялась в пространстве, забывала, как управляться с конечностями, и молола чушь. Один его взгляд – и она будто снова оказывалась в мужском туалете, застигнутая врасплох. Казалось бы, какая ерунда! Но отчего-то Яна чувствовала себя дико неловко.
Всю ночь ей снилось, что она в «Палаццо Д’Оро», Марко разговаривает с ней по-русски, ругается и заставляет разносить заказы. Она выходит в зал с огромным тяжелым подносом, на котором опасно позвякивают полные хрустальные бокалы с вином. И Яна изо всех сил сохраняет равновесие, но посетители вдруг начинают хохотать, указывая на нее пальцами, и она понимает, что все это время была голая.