«Профессор накрылся!» и прочие фантастические неприятности Каттнер Генри
– В общем-то, у меня всего один вопрос, – сказал мужчина и поднес карандаш к раскрытой записной книжке. – Как вы себя чувствуете?
– Отлично, – улыбнулся я, польщенный заботой. – С вашей стороны очень любезно поинтересоваться самочувствием ближнего. Надеюсь, что и вы чувствуете себя неплохо.
Он с недоумением кивнул головой.
– В этом-то вся штука! – воскликнул он. – Ничего не понимаю! Я действительно чувствую себя хорошо!
– Что в этом странного? – поинтересовался я. – Такой тихий солнечный день!
– И не только я, – продолжал он, словно не услышал моих слов. – Все остальные тоже. Но минут через пять, по моим расчетам…
И тут что-то обрушилось мне на голову, подобно раскаленному молоту.
Вы сами понимаете, что любому Хогбену нельзя причинить боль, ударив его по голове. Только дурак может рассчитывать на такое. Я почувствовал, как у меня подогнулись колени, но через пару секунд оправился и оглянулся по сторонам, чтобы узнать, кто ударил меня. Вокруг не было ни души. Но зато как стонала и корчилась вся толпа! Люди хватались за головы, шатались из стороны в сторону, расталкивая друг друга, чтобы побыстрее добраться до грузовика, с которого мужчина быстро раздавал бутылки с лекарством и не менее быстро рассовывал по карманам доллары.
Щупленький мужчина рядом со мной пошатнулся, и его глаза закатились, как у утки при ударе грома.
– О, моя голова! – простонал он. – Ну, что я вам говорил? О, моя голова! – И с этими словами он двинулся к грузовику, нащупывая деньги в кармане.
В семье всегда считали меня придурком, но нужно быть совсем уж кретином, чтобы не понять, что вокруг происходит что-то необычное. А я отнюдь не считаю себя недоумком, что бы ни говорила обо мне мамуля, поэтому повернулся и взглянул на младшего Пью.
Он стоял, этот толстомордый хорек, красный, как индюк, надувшийся от важности, и смотрел на толпу злобными крохотными глазками.
– Колдовство, – подумал я совершенно спокойно. – Я никогда в это не верил, но это колдовство, не более и не менее. Каким образом…
Затем я вспомнил Лили Лу Мутц и то, о чем думал про себя дядя Лем. И многое стало мне понятным.
Толпа обезумела. Люди дрались между собой, прорываясь к грузовику за лекарством. Меня едва не смяли, но я все же пробился к месту, где стоял дядя Лем. Мне стало ясно, что придется взять дело в свои руки, потому что у него не только мягкое сердце, но и не иначе как размягчение мозга.
– Нет, сэр, – упрямо твердил он. – Я не сделаю этого. Ни в коем случае.
– Дядя Лем, – позвал я.
Он подпрыгнул в воздух на добрый ярд.
– Сонк! – взвизгнул он, покраснел, смутился, попытался рассердиться, но я-то видел, какое облегчение он испытывает при виде меня.
– Сонк, – повторил он, – я ведь запретил тебе следить за мной.
– Мамуля приказала мне не спускать с тебя глаз, дядя Лем, – напомнил я. – Я дал слово, а мы, Хогбены, никогда не нарушаем обещания. Что здесь происходит, дядя Лем?
– О, Сонк, все пропало! – застонал он. – У меня доброе сердце, я желаю всем людям счастья, а теперь я натворил такое, что лучше бы мне умереть! Познакомься с мистером Эдом Пью, Сонк. Это он пытается погубить меня.
– Ну что ты говоришь, Лем, – упрекнул Пью-старший. – Ты ведь знаешь, что это неправда. Я просто хочу, чтобы ты поступил по справедливости. Привет, юноша. Насколько я понимаю, это еще один Хогбен. Может быть, тебе удастся уговорить дядюшку…
– Извините меня, мистер Пью, – прервал я его тираду. – Но сначала объясните, в чем дело. Пока я ничего не понимаю.
Он откашлялся и надулся, важно выпятив грудь. Мне стало ясно, что Пью-старший любит говорить на эту тему. По-видимому, это возвышало его в собственных глазах.
– Я не знаю, молодой человек, был ли ты знаком с моей покойной женой, добрейшей Лили Лу Мутц, – начал он. – Это наш ребенок, наш мальчуган. Воплощение прелести и доброты. Очень жаль, что у нас не родились еще восемь или десять таких малышей. – Пью тяжело вздохнул. – Такова жизнь. Я мечтал жениться еще молодым парнем и стать отцом большого семейства, потому что сам я последний в древнем и славном роду. Но это не значит, что я примирился с тем, что род вымрет.
Тут он бросил угрожающий взгляд на дядю Лема, и тот застонал.
– Я все равно не соглашусь, – вымолвил он. – Ты не заставишь меня.
– Посмотрим, – с расстановкой произнес Пью, не скрывая угрозы. – Может быть, твой юный племянник окажется благоразумнее. Хочу предупредить, что у меня в этом штате большое влияние и мое слово имеет немалый вес.
– Папочка, – вмешался Пью-младший, и от его визга у меня зазвенело в ушах. – Папочка, смотри, они уже не так торопятся. Может быть, на этот раз выдать им посильнее, а? Двойной силы, можно, папочка? Уверен, если постараюсь, то ухлопаю парочку. Понимаешь, папочка…
Эд Пью размахнулся, собираясь как следует врезать своему отпрыску, но в последний момент передумал.
– Не перебивай старших, сынок, – заметил он. – Видишь, папочка занят. Заткнись и занимайся делом. – Пью взглянул на стонущую толпу. – Можешь выдать как следует вон той группе в стороне от грузовика. Они что-то не торопятся покупать наше лекарство. Но только не в полную силу, малыш. Нужно экономить энергию. Не забудь, что ты еще маленький и тебе нужно расти.
Он снова повернулся ко мне.
– Мой мальчуган – талантливый ребенок, – с гордостью сказал он. – Да ты и сам увидишь. Унаследовал способности от своей покойной матери, милой Лили Лу Мутц. Так о чем я говорил? Ах да, о Лили Лу. Я надеялся жениться молодым, но помешали обстоятельства, и я встретил подходящую женщину в зрелом возрасте.
Пью надулся, подобно огромной жабе, и с восхищением посмотрел вниз. Мне еще никогда не приходилось встречать человека, который бы так гордился собой.
– Мне никогда не попадалась женщина, готовая посмо… я хочу сказать, никогда не попадалась подходящая женщина, – поспешно поправился он, – пока не встретил Лили Лу Мутц.
– Я понимаю вас, – вежливо кивнул я. Действительно, мне были понятны его трудности. Старый Пью потратил немало времени перед тем, как ему попалась настолько безобразная женщина, что не отвела от него взгляда. Даже бедняжка Лили Лу – да упокоится ее душа – долго не могла заставить себя согласиться.
– И вот тут-то, – продолжил рассказ Эд Пью, – важная роль принадлежит твоему дяде Лему. Оказалось, что давным-давно, много лет назад, он обучил Лили Лу колдовству.
– Это неправда! – завопил дядя Лем. – И откуда мне было знать, что она выйдет замуж и передаст эти способности своему ребенку? Кто мог бы подумать, что такая образина, как Лили Лу…
– Он научил ее колдовству. – Эд Пью сделал вид, что не услышал выкрика дяди Лема. – Я узнал об этом, лишь когда она лежала на смертном одре год назад. Да я вышиб бы из нее дух, если бы знал, что скрывала Лили Лу все эти годы! Итак, Лемюэл научил ее колдовству, и ребенок унаследовал его от матери.
– Я сделал это лишь потому, что хотел защитить Лили Лу, – быстро произнес дядя Лем. – Ты ведь знаешь, Сонки, что я говорю правду. Бедная Лили Лу была настолько безобразна, что прохожие бросали в нее камнями даже помимо своей воли. Вроде как бы автоматически. Разве можно винить их? Мне самому не раз хотелось нагнуться за камнем. Но мне стало так жаль бедняжку, Сонк. Ты никогда не узнаешь, сколько времени я боролся с порывами своего доброго сердца. И однажды мне стало так ее жаль, что я научил Лили Лу колдовству. Поверь мне, Сонки, любой поступил бы на моем месте так же.
– Ну и как это тебе удалось? – спросил я, не скрывая интереса. Мне пришло в голову, что когда-нибудь такое может пригодиться. Ведь я еще так молод и мне нужно многому научиться.
Дядя Лем принялся объяснять, и я тут же запутался. Сначала мне стало ясно, что крошечные мохнатые существа по имени Гены Хромосомы послушно исполняли все, что потребовал дядя Лем. А затем он объяснил самыми простыми словами эту чепуху относительно альфа-волн головного мозга.
Черт побери, это я и сам отлично знаю. Каждому известно, что, когда человек думает, у него над макушкой так и вьются разные там волны. Однажды я видел, как у дедули было шестьсот разных мыслей одновременно, так что волны проносились одна за другой по своим каналам и все-таки никогда не сталкивались друг с другом даже над самой макушкой. Вообще-то, когда дедуля думает, лучше не смотреть на него – в глазах рябит.
– Вот так все и произошло, Сонк, – закончил дядя Лем. – И этот маленький вонючий хорек унаследовал все это могущество.
– Почему не заставить этих самых Генов Хромосомов уйти из паршивца – и он станет самым обычным мальчишкой, только намного хуже других? – спросил я. – Ведь я знаю, как это просто для тебя, дядя Лем. Смотри, даже мне все ясно. – Я сконцентрировал все свое внимание на голове малыша Пью, и мои глаза как-то странно перекосились – так случается всегда, когда хочешь заглянуть внутрь человека.
И действительно, я сразу увидел, о чем говорил дядя Лем. Внутри Пью-младшего виднелась масса маленьких крохотулечек, отчаянно цепляющихся друг за друга, и тоненьких палочек, суетящихся во множестве едва видимых клеточек, из которых состоит каждый – за исключением, может быть, Крошки Сэма, нашего младенца.
– Неужели ты не видишь этого, дядя Лем? – спросил я. – Когда ты обучил Лили Лу колдовству, ты перевернул эти тоненькие палочки в ту сторону и соединил вон в те маленькие цепочки, которые все время дрожат. Теперь тебе нужно всего лишь вернуть все на прежнее место, и Пью-младший будет вести себя совсем по-другому. Неужели это так трудно?
– Совсем легко, – вздохнул дядя Лем и повертел указательным пальцем у своего виска. – Сонк, ты недотепа. Нужно было прислушиваться к тому, что я тебе говорил. Если я верну все эти цепочки, палочки и крохотулечки на прежнее место, мальчишка умрет.
– Мир только выиграет от этого, – заметил я.
– Без тебя знаю. Но ты забыл, что мы обещали дедуле. Больше никаких убийств.
– Послушай, дядя Лем! – воскликнул я, полный негодования. – Неужели этот маленький вонючий хорек будет заколдовывать людей и дальше?
– Нет, Сонк, все обстоит куда хуже. – Бедный дядя Лем чуть не плакал. – Он передаст способности своим отпрыскам, подобно тому как Лили Лу передала их своему ребенку.
Я замолчал. Мне начало казаться, что человечеству угрожает ужасная судьба. И вдруг меня осенило.
– Успокойся, дядя Лем, – сказал я. – Напрасно мы волнуемся. Ты только посмотри на эту маленькую жабу! Да ни одна женщина не подойдет к нему ближе чем на милю! Уже сейчас он выглядит безобразнее своего отца. Не забудь к тому же, что он сын Лили Лу Мутц. Может быть, он, когда вырастет, станет еще безобразнее. Ясно одно – он никогда не женится!
– А вот тут вы ошибаетесь, – встрял в наш разговор Эд Пью. Он так рассвирепел, что стал аж пурпурный. – Вы думаете, я не слышал, о чем вы говорили? Я уже предупредил вас, что в этом городе мое слово – закон. Мы с моим мальчуганом имеем далеко идущие планы, и его талант окажет нам немалую помощь. Только не думайте, что я забуду, как вы говорили о моем ребенке. Так вот, уже сейчас я вхожу в совет олдерменов, а на будущей неделе откроется вакансия в сенат штата – если только старый кретин, который сейчас занимает этот пост, не окажется куда крепче, чем мне кажется. Так что предупреждаю тебя, юный Хогбен, ты и твоя семья дорого заплатите за оскорбления!
– Стоит ли сердиться, выслушивая истинную правду? – удивился я. – Малыш действительно отталкивающий тип.
– К нему нужно только привыкнуть, – возразил папочка. – Нас, Пью, трудно понять. Это потому, что у нас твердый характер. Зато мы не поступаемся своей честью. И я уж позабочусь о том, чтобы наша родовая линия не прерывалась, будьте уверены. Ты слышал, Лемюэл?
Дядя Лем закрыл глаза и отрицательно покачал головой.
– Нет, сэр, – сказал он. – Я никогда не соглашусь на это. Никогда, никогда, никогда…
– Лемюэл, – произнес Эд Пью мрачным голосом. – Лемюэл, ты хочешь, чтобы я напустил на тебя малыша?
– Напрасно будете стараться, мистер Пью, – заметил я. – Неужели вы не заметили, что он пытался заколдовать меня вместе с толпой и что из этого вышло? Нас, Хогбенов, не заколдуешь.
– Ну что ж… – Он задумался, стараясь найти выход. – Гм… Я придумаю что-нибудь. Я… ну конечно! Вы оба добряки. Обещали своему дедуле, что не будете никого убивать? Лемюэл, открой глаза и посмотри на ту сторону улицы. Видишь симпатичную старушку с палочкой? Как тебе понравится, если мой мальчик прикончит ее?
Дядя Лем еще крепче закрыл глаза.
– Не хочу смотреть. Я даже не знаком с этой доброй старушкой. К тому же у нее мучительный ревматизм – может быть, она даже обрадуется своей кончине.
– Ну хорошо, тогда как относительно вон той прелестной молодой женщины с ребенком на руках? Взгляни на нее, Лемюэл. Какой красивый ребенок! Смотри, какая улыбка, какие ямочки на щечках. Приготовься, сынок. Начнем, пожалуй, с бубонной чумы. А потом…
– Дядя Лем, – в моем голосе звучало беспокойство, – не знаю, как отнесется к этому дедуля. Может быть…
На мгновение дядя Лем открыл глаза и посмотрел на меня взглядом, полным отчаяния.
– Разве я виноват, что у меня золотое сердце? – произнес он. – Я старый благородный мужчина, и все этим пользуются. Я не согласен. Теперь мне наплевать, даже если Эд Пью прикончит всю человеческую расу. Меня не интересует, что подумает дедуля, когда узнает, что я натворил. Больше ничто меня не беспокоит. – И он расхохотался диким смехом. – Ничего ни о чем не знаю. Подремлю немного, Сонк.
И с этими словами он рухнул на тротуар, одеревеневший, как бревно.
Несмотря на все беспокойство, я не удержался от улыбки. Иногда дядя Лем способен на забавные выходки. Я понял, что он снова усыпил себя, – он делает так всегда, как только его загоняют в угол.
Дядя Лем грохнулся на асфальт во весь рост и даже подпрыгнул немного. Пью-младший испустил восторженный вопль. Думаю, ему показалось, что дядя Лем упал по его команде. Разумеется, когда мальчуган увидел беспомощного человека, распростершегося на тротуаре, он тут же бросился к нему и изо всех сил пнул дядю Лема в висок.
Как вы помните, я уже говорил, что у нас, Хогбенов, очень твердые головы, прямо чугунные. Пацан взвыл от боли и начал прыгать на одной ноге, сжимая другую, ушибленную, обеими руками.
У каждого из нас в организме живет целое стадо микробов, вирусов и других крохотных существ, носящихся сломя голову туда и обратно.
Когда заклятие Пью-младшего обрушилось на дядю Лема, все стадо оживилось еще больше, а вдобавок проснулась и начала действовать прорва малюсеньких зверушек, которых папуля называет антителами.
Когда к вам в организм попадает какой-нибудь яд, все эти крохотульки хватают первое попавшееся под руку оружие и устремляются в драку, с криками и руганью. Это и происходило внутри дяди Лема. Вот только у нас, Хогбенов, внутри есть своя собственная милиция. И она тоже вступила в дело.
В организме дяди Лема шло такое сражение, что он из бледно-зеленого стал вроде как пурпурный и на всех видимых частях его тела проступили большие желтые и голубые пятна. На первый взгляд он выглядел отчаянно больным. Разумеется, никакого вреда организму дяди Лема все это не причинило. Милиция Хогбенов запросто одержит верх над микробами, способными дышать. И все-таки выглядел он ужасно.
– Пропустите меня, я врач!
Доктор опустился на колени рядом с дядей Лемом и нащупал его пульс.
– Ну, олдермен Пью, теперь вам крышка! – воскликнул доктор, глядя на Эда Пью. – Уж не знаю, как вам это удалось, но такого вам никто не простит. У этого несчастного бубонная чума! На этот раз я потребую, чтобы против вас и этого маленького чудовища приняли решительные меры!
Эд Пью хихикнул, но я-то видел, что он с трудом сдерживает ярость.
– Вот уж обо мне не беспокойтесь, доктор Браун, – произнес он зловеще. – Как только я займу пост губернатора штата – а мои планы всегда сбываются, – больница, которой вы так гордитесь, больше не будет получать дотаций из фондов штата. Да и с какой стати? Больницы набиты одними дармоедами! Пусть встают и принимаются за работу, нечего отлеживаться за государственный счет. Мы, Пью, никогда не болеем. Как только я стану губернатором, мы уж сумеем найти применение деньгам, которые тратят сейчас на то, чтобы платить людям, притворяющимся больными!
– Где это запропастилась «скорая помощь»? – пробормотал доктор.
– Если вы говорите про эту длинную машину, которая так громко ревет, – сказал я, – то она примерно милях в трех от нас, но быстро приближается. Только дяде Лему не нужно никакой помощи. У него всего лишь приступ. Такое случается в нашей семье очень часто. Никакой опасности.
– Господи боже мой! – воскликнул врач. – Вы утверждаете, что у него уже было такое и он выжил? – Затем он взглянул на меня и неожиданно улыбнулся. – А, понятно! Боитесь больниц? Не беспокойтесь, мы не причиним ему вреда.
Проницательность доктора немного удивила меня. Ведь я старался не допустить, чтобы дядя Лем попал в больницу, именно по этой причине. Госпитали – не место для нас, Хогбенов. Врачи слишком уж любопытные люди. Поэтому я позвал дядю Лема самым громким голосом – не вслух, разумеется.
– Дядя Лем! – заорал я, не открывая рта. – Дядя Лем, просыпайся! Дедуля сдерет с тебя шкуру и приколотит ее к дверям амбара, если узнает, что тебя отвезли в больницу. Ты что, хочешь, чтобы врачи узнали о том, что у тебя в груди два сердца? И увидели, как устроены твои кости? Или что у тебя в животе? Дядя Лем, просыпайся немедленно!
Он даже не шевельнулся.
Я сперва испугался по-настоящему. Дядя Лем опять поставил меня в безвыходное положение. Вся ответственность за него легла на меня, а я даже не знал, что делать. Ведь я все еще слишком молод для серьезных дел. Настолько, что мое самое раннее воспоминание – это Великий пожар в Лондоне при короле Чарльзе II, помните, ну том самом, с длинными кудрявыми волосами? Впрочем, он действительно выглядел красавчиком.
– Мистер Пью, – сказал я, – нужно заставить вашего малыша снять заклятие. Я не могу позволить, чтобы дядю Лема забрали в больницу, вы же сами знаете это.
– Ну-ка, мальчуган, добавь еще, – скомандовал Эд Пью с мерзкой улыбкой. – А я поговорю с юным Хогбеном. – Врач посмотрел на нас с изумлением, а Эд Пью добавил: – Отойдем в сторону, Хогбен. Не хочу, чтобы нас подслушивали. А ты, малыш, продолжай действовать!
Желтые и голубые пятна на теле дяди Лема стали еще ярче, и вокруг них появились зеленые кольца. Доктор Браун задохнулся от ужаса. Эд Пью взял меня за руку и отвел в сторону. Когда мы отошли достаточно далеко, он уставился на меня своими крохотными свинячьими глазками и доверительно прошептал:
– Ты ведь знаешь, что мне нужно, Хогбен. Лемюэл все время говорил, что не сделает этого, но ни разу не сказал, что не может сделать. Поэтому мне ясно: любой из вашей семьи может сделать это для меня.
– Что конкретно вы имеете в виду, мистер Пью? – вежливо спросил я.
– Мне нужно, чтобы наш старый благородный род, наше семейное древо не умерло. Я хочу, чтобы в мире всегда жили Пью. Мне нелегко было найти жену, и я знаю, что мальчугану будет еще труднее. У современных женщин недостает вкуса. После того как Лили Лу вознеслась на небо, вряд ли найдется другая женщина, которая согласится выйти замуж за Пью. Поэтому боюсь, что малыш станет последним в нашей династии. А ведь у него такие способности! Если ты сделаешь так, что наша семья не прекратит существования, я заставлю мальчугана снять заклятие с Лемюэля.
– Но ведь если я устрою так, что ваша семья, мистер Пью, никогда не вымрет, – заметил я, – это значит, что вымрут все остальные семьи и в мире останутся одни Пью.
– Ну и что в этом плохого? – усмехнулся Эд Пью. – По моему мнению, наш род ничуть не хуже других, даже сильнее и здоровее. – Он напряг свои здоровенные ручищи и расправил плечи. Ростом Пью-старший был выше, чем я. – Пройдет время, и Пью заселят всю землю. И ты поможешь нам в этом, молодой человек.
– Нет! – воскликнул я. – Никогда! Даже если бы я знал как…
У въезда в переулок послышался ужасный шум, толпа расступилась, машина «скорой помощи» въехала в переулок и остановилась у обочины рядом с дядей Лемом. Из дверей выскочили два парня в белых халатах с чем-то вроде тюфяка на двух палках. Доктор Браун встал, и на его лице было написано облегчение.
– Боялся, что вы так и не приедете, – заметил он. – Думаю, этого мужчину нужно поместить в карантин. Одному Богу известно, что мы обнаружим, когда проведем первые анализы. Ну-ка дайте мне мою сумку. Мне нужен стетоскоп. У больного что-то странное с сердцем.
Говоря по правде, мое сердце провалилось прямо в ботинки. Нам конец, подумал я, всему роду Хогбенов. Едва врачи узнают о нас, нам не останется ни минуты покоя до самой смерти. У нас будет личной жизни и спокойствия меньше, чем у кукурузного початка.
Эд Пью наблюдал за мной с насмешливой улыбкой на бледном одутловатом лице.
– Что, забеспокоился? – спросил он. – Должен сказать, у тебя есть для этого все основания. Знаю я вас, Хогбенов. Дьявольское семя каждый из вас. Вот отвезут его в больницу и мало ли что обнаружат. Быть колдунами, наверно, противозаконно. У тебя осталось с полминуты, чтобы принять решение, юный Хогбен. Что ты теперь скажешь?
Что я мог ему сказать? Ведь я не мог обещать сделать то, что было ему нужно, правда? Отдать весь мир во власть безобразных Пью, овладевших могущественным колдовством. Мы, Хогбены, жили очень долго. У нас были очень важные планы на будущее к тому времени, когда все остальные люди догонят нас. Но если к этому моменту мир будет населен одними Пью, вряд ли стоит осуществлять их. Так что я не мог согласиться. Но я не мог и отказаться. В этом случае дяде Лему конец. Так что мне стало ясно, что мы, Хогбены, обречены независимо от того, какое решение я приму.
У меня был только один выход. Я глубоко вздохнул, закрыл глаза и громко крикнул – в уме, разумеется:
– Дедуля!
– Что случилось, мой мальчик? – услышал я глубокий громкий голос внутри своего мозга.
Могло показаться, что дедуля все время был где-то рядом, ожидая, что его позовут. На самом деле он находился в сотнях миль от меня и крепко спал. Но когда один из Хогбенов зовет на помощь таким голосом, как позвал я, он имеет все основания рассчитывать на немедленный ответ. И дедуля отозвался.
В любое другое время дедуля тянул бы резину минут пятнадцать, задавая вопросы и не прислушиваясь к ответам, причем прибегая к самым разным старомодным диалектам, которые он освоил на протяжении бесчисленных лет. Но сейчас дедуля понял, что дело серьезно.
– Что случилось, мой мальчик? – было все, что он спросил.
Я распахнул свой ум перед ним, подобно школьной тетради. У нас не оставалось времени на вопросы и ответы. Доктор уже достал свой аппарат и приготовился слушать, насколько несогласованно бьются два сердца дяди Лема. Как только он выслушает его, для нас, Хогбенов, наступят трудные времена.
– Если только ты не разрешишь мне убить их, дедуля, – добавил я. К этому моменту я знал, что дедуля уже ознакомился с создавшимся положением.
Казалось, что наступила ужасно долгая тишина. Доктор держал в руках инструмент и вставлял длинные черные трубки в уши. Эд Пью следил за мной, словно ястреб. Малыш стоял рядом, готовый врезать любому, кто ему не понравится. Я надеялся, что он выберет меня. Мне удалось разработать способ отбросить заклятие обратно в его отвратительную морду, и, вполне вероятно, это могло прикончить его прямо на месте.
Я услышал у себя в мозгу вздох дедули.
– Мы в безвыходном положении, Сонк, – сказал он. Помню, как меня удивило то, что дедуля может говорить на обычном английском языке – если ему этого хочется, конечно. – Скажи Эду Пью, что мы согласны.
– Но, дедуля… – начал я.
– Делай, как тебе говорят! – Он произнес эти слова с такой твердостью, что у меня заболела голова. – Быстро, Сонк! Передай Пью, что мы сделаем, как он хочет.
Я не решился возражать. И все-таки на этот раз я едва не пренебрег мнением дедули и подумал ему в ответ: «Если ты настаиваешь, дедуля, я так и сделаю, но я не согласен с тобой. Если уж у нас нет выхода, то лучше запереть весь этот яд внутри Пью-младшего, чем рассеять его по всему миру». Но вслух я произнес:
– Хорошо, мистер Пью. Мы сдаемся. Только побыстрее снимите заклятие. Иначе будет поздно.
У мистера Пью был огромный желтый автомобиль, низко сидящий и с открытым верхом. Он мчался ужасно быстро. А уж как он ревел! Один раз я заметил, что мы сбили маленького мальчика, который вышел на шоссе, но мистер Пью не обратил на это никакого внимания, и я не решился сделать что-нибудь. Как сказал дедуля, эти Пью загнали нас в угол.
Было нелегко уговорить их отправиться в нашу долину вместе со мной, но так распорядился дедуля, и я сумел убедить Пью.
– Откуда я знаю, что вы просто не убьете нас, как только мы окажемся за пределами города? – спросил мистер Пью.
– Мне ничего не стоит убить вас обоих прямо сейчас, – ответил я. – Если бы не запрет дедули, я так бы и поступил. Но раз он запретил, вы в безопасности, мистер Пью. Хогбены никогда не нарушают данного ими слова.
Он согласился, хотя скорее его убедило то, что, как я сказал ему, мы можем работать только на своей территории. Дядю Лема погрузили на заднее сиденье и отправились в путь. Пришлось долго спорить с доктором, но мы его уговорили, разумеется. Правда, понадобилось преодолеть упрямство дяди Лема.
Он так и не проснулся, но как только Пью-младший снял с него заклятие, цвет лица дяди Лема снова стал розовый, как у нормального человека. Доктор отказался верить собственным глазам. Мистеру Пью пришлось прибегнуть к самым страшным угрозам, прежде чем мы уехали. Я оглянулся назад и увидел доктора, который сидел на краю тротуара, что-то бормотал себе под нос и потирал лоб с ошеломленным видом.
Я чувствовал, как дедуля изучает обоих Пью через мой мозг. Мне показалось, что он вздыхает и качает головой, обдумывая проблемы, которые оставались мне совершенно непонятными.
Когда мы подъехали к дому, там никого не было. Я слышал, как дедуля ворочается и бормочет что-то, лежа в своем дерюжном мешке на чердаке, но папули нигде не было видно – это ничуть не удивило меня, он предпочитал оставаться невидимым, а когда я позвал его, оказалось, что он настолько пьян, что не отзывается. Крошка Сэм спал у себя в цистерне, мамуля еще не вернулась из церкви, и дедуля запретил звать ее.
– Мы сами справимся с этим, Сонк, – сказал он, как только я вышел из автомобиля. – Я кое-что придумал. Помнишь салазки, которые ты оборудовал сегодня утром, чтобы сбивать мамуле сметану? Вытаскивай их, сынок, вытаскивай.
Я сразу понял, что он задумал.
– Нет, дедуля, нет! – воскликнул я вслух, забывшись на мгновение.
– С кем это ты разговариваешь? – спросил Эд Пью, вылезая из автомобиля. – Я никого не вижу. Это и есть ваша ферма? Не дом, а развалюха. Не отходи от меня, малыш. Что-то я не слишком доверяю этим Хогбенам.
– Говорю тебе, сынок, вытаскивай санки. – Голос дедули был твердым. – Я все обдумал. Мы пошлем двух этих горилл в прошлое. Им там самое место.
– Ну что ты говоришь, дедуля! – завопил я, на этот раз молча. – Давай сначала обсудим все. Позволь хотя бы позвать мамулю. Да и папуля совсем не дурак, когда трезвый. Подождем, пока он протрезвеет, а? Крошку Сэма тоже неплохо было бы спросить. Мне кажется, дедуля, что нельзя посылать их в прошлое.
– Крошка Сэм спит, – послышался ответ дедули. – Оставь его в покое. Он начитался Эйнштейна, и теперь его не разбудишь.
Если уж быть откровенным, больше всего меня беспокоило то, что дедуля говорил на самом обычном английском языке. Такое никогда не случается с ним, когда он чувствует себя нормально. А что, если начал сказываться возраст и здравый смысл покинул, так сказать, его голову?
– Дедуля, – начал я, стараясь говорить как можно спокойнее. – Разве тебе не понятно? Если мы пошлем их в прошлое и дадим им то, что обещали, положение станет в миллион раз хуже! Может быть, ты собираешься отослать их в первый год нашего летосчисления, а потом забыть о данном тобой слове?
– Сонк! – упрекнул меня дедуля.
– Знаю-знаю, если мы дали обещание, что династия Пью не вымрет, то должны сдержать данное нами слово. Но если мы пошлем их в первый год, это значит, что начиная с того момента и до сегодняшнего времени они будут размножаться и размножаться. С каждым поколением Пью будет становиться все больше и больше. Дедуля, через пять секунд после того, как эти Пью попадут в первый год, мои глаза сдвинутся к носу, а лицо станет бледным и одутловатым, как у Пью-младшего. Если мы дадим им столько времени, дедуля, в мире останутся одни Пью!
– Не изрекай насупротив, нахальный отпрыск! – завопил дедуля. – Делай, что велено!
Увидев, что дедуля снова заговорил на допотопном жаргоне, я почувствовал себя немного лучше. Пошел в сарай и вытащил санки. Мистер Пью принялся отчаянно возражать.
– Я не катался на салазках с того момента, как был меньше своего мальчугана, – заявил он. – Чего ради буду садиться на них сейчас? Это какой-то трюк. Не согласен.
Малыш попытался укусить меня.
– Послушайте, мистер Пью, – сказал я, – если вы хотите, чтобы мы сдержали данное слово, вы должны слушаться, иначе ничего не выйдет. Я знаю, что делаю. Подойдите к санкам и сядьте. Малыш, для тебя достаточно места впереди папочки. Вот так, отлично.
Если бы Пью-старший не заметил, как я обеспокоен, не думаю, что он пошел бы на это. Но я не сумел скрыть свои чувства.
– А где ваш дедуля? – поинтересовался он. – Уж не собираешься ли ты сделать все один? Неграмотный молокосос! Мне что-то не нравится это. Вдруг ты в чем-нибудь ошибешься?
– Мы дали слово, – напомнил я. – Поэтому будьте добры, мистер Пью, замолчите и не мешайте мне сконцентрироваться. А может быть, вам просто не хочется, чтобы династия Пью продолжалась вечно?
– Да, вы действительно обещали, – согласился Пью и поудобнее устроился на санках. – Надеюсь, что не нарушите слово. Не забудь предупредить меня, когда приступишь к работе.
– Отлично, Сонк, – донесся с чердака бодрый голос дедули. – А теперь смотри. Может быть, чему-нибудь научишься. Внимательно следи за происходящим и делай все, что я скажу. Итак, сконцентрируйся и выбери ген. Любой ген.
Если уж дедуля принимается за что-то, то он делает это хорошо. Итак, он распорядился, чтобы я выбрал ген. Отлично. Гены – это такие малюсенькие скользкие существа, веретенообразные и едва видные невооруженным глазом – невооруженным глазом Хогбенов, разумеется. Они партнеры крошечных существ по имени хромосомы. Куда ни посмотришь, обязательно увидишь гены и хромосомы, нужно только правильно скосить глаза.
– А теперь необходимая порция ультрафиолетового излучения, и все в порядке, – бормотал дедуля. – Давай, Сонк, ты ближе.
– Хорошо, дедуля, – ответил я и вроде как отфильтровал свет, падающий на обоих Пью через иголки сосен. Ультрафиолетовый свет обладает цветом, находящимся на противоположной стороне гаммы цветов, там, где цвета перестают иметь наименования для большинства людей.
– Спасибо, сынок, – услышал я голос дедули. – В самый раз. Подержи его еще немного.
Гены принялись извиваться в унисон со световыми волнами.
– Папочка, меня что-то щекочет, – пожаловался Пью-младший.
– Заткнись, – оборвал его отец.
Дедуля продолжал что-то бормотать себе под нос. Я почти не сомневался, что он украл слова у прохвессора, которого мы держим в бутылке, но не был все-таки полностью уверен. С дедулей никогда нельзя быть уверенным, это уж точно. Не исключено, что он придумал их сам.
– Эухроматин, – шептал он. – Пожалуй, в этом вся разгадка. Ультрафиолетовые лучи дают нам наследственную мутацию, а эухроматин содержит гены, передающие наследственность. А вот гетерохроматин вызывает эволюционные перемены катаклизмического типа. Отлично, отлично. Новые виды всегда могут нам пригодиться. Гм… Думаю, шесть вспышек гетерохроматического облучения – и хватит. – Он помолчал. – Ик ам энд ек магти! – сказал дедуля наконец. – Все в порядке, Сонк, отправляй их.
Я отпустил ультрафиолетовый свет туда, откуда он появился.
– Значит, в первый год, дедуля? – спросил я, все еще сомневаясь.
– Примерно, – донесся ответ. – Ты знаешь, как это делается?
– Конечно, дедуля, – ответил я, наклонился и дал соответствующий толчок.
Последнее, что я услышал, был рев мистера Пью.
– Да что же здесь происходит? – вопил он. – Что вы тут придумали? Смотри, юный Хогбен, если… Куда нас посылают? Послушай, Сонк, предупреждаю тебя, если это какой-то фокус, я нашлю на тебя своего мальчугана! Он устроит тебе такое заклятие, которого да-да…
Тут голос его стал все тише и слабее и постепенно затих вдали, превратившись во что-то вроде жужжания комара. Во дворе наступила тишина.
Я замер на месте, напрягся, полный решимости сопротивляться превращению в Пью. Эти гены – хитрющие существа.
Я был уверен, что дедуля совершил ужасную ошибку.
Мне было ясно, что произойдет, как только эти Пью попадут в первый год и начнут затем прыгать из столетия в столетие, приближаясь к нам.
Я плохо представлял, как давно от нас находится первый год, но не сомневался, что у Пью окажется достаточно времени, чтобы населить всю планету. В качестве меры предосторожности я сжал двумя пальцами переносицу, чтобы мои глаза не столкнулись друг с другом, когда начнут сближаться, подобно тому как это происходит со всеми нами, Пью…
– Ты еще не Пью, сынок, – хихикнул дедуля. – Ты их больше не видишь?
– Нет, – ответил я. – Что с ними происходит?
– Санки сбавляют скорость, – пояснил дедуля. – Остановились. Да, это действительно первый год нашего летосчисления. Ты только посмотри, как мужчины и женщины выскакивают из пещер, чтобы приветствовать новых компаньонов! А плечи у мужчин! Куда шире, чем даже у Пью-старшего! И… что за женщины! Клянусь, Пью-младший без труда найдет себе жену, когда наступит время.
– Дедуля, но это ужасно! – простонал я.
– Не перебивай старших, Сонк, – упрекнул дедуля. – Слушай, что там происходит. Малыш только что взялся за колдовство. Чей-то маленький мальчик упал. Его мать лупит Пью-младшего почем зря. Ага, теперь отец упавшего мальчика взялся за Пью-старшего. Ну что за драка! Ты только посмотри! Думаю, все в порядке – с семьей Пью там разберутся, Сонк.
– Как относительно нашей семьи? – спросил я, не скрывая горечи.
– Не беспокойся, Сонк, – заметил дедуля. – Время все уладит. Подожди минутку, я понаблюдаю. Гм… Когда знаешь, куда смотреть, поколение пролетает очень быстро. Какие безобразные существа эти десять маленьких Пью! Очень походят на своего папу и дедушку. Как жаль, что Лили Лу Мутц не видит своих внучат. Как интересно! Каждый из этих десяти малышей мгновенно повзрослел, и у каждого появился десяток своих отпрысков. Как приятно, что мои обещания сбываются, Сонк. Вот ведь я сказал, что сделаю это, – и сделал!
Я застонал.
– Ну хорошо, – деловито произнес дедуля. – Перенесемся на пару столетий вперед. Ага, вот они! Все на месте и размножаются, как кролики. Да и семейное сходство ничуть не ослабевает. Гм… Теперь совершим прыжок на тысячу лет – господи боже мой! Да ведь это Древняя Греция! За все эти годы она ничуть не изменилась! Подумать только, Сонк!
Радостный смех дедули резал мне уши.
– Помнишь, я рассказывал однажды, что лицо Лили Лу напомнило мне о моей приятельнице по имени Горгона? И неудивительно! Все совершенно нормально! Ты бы только посмотрел на прапрапраправнуков Лили Лу! С другой стороны, как раз этого делать не стоит. Ну и ну, как интересно.
Наступило молчание, которое длилось минуты три. Затем послышался хохот дедули.
– Бах! Первый гетерохроматический прорыв. Теперь начинаются изменения.
– Какие изменения, дедуля? – спросил я упавшим голосом.
– Изменения, которые подтверждают, что твой старый дедуля совсем не такой дурак, как ты думаешь? Я знаю, что делать. Теперь, когда все началось, изменения будут следовать одно за другим. Смотри, вот второй скачок. Как быстро происходит мутация этих крохотных генов!
– Значит, дедуля, – спросил я с надеждой в голосе, – я все-таки не превращусь в одного из Пью? Но ведь мне казалось, дедуля, что мы обещали – династия Пью не прекратится?
– Я сдержал свое обещание, – сказал дедуля, полный достоинства. – Гены будут распространять это семейство до самого Судного дня. И вместе с ними сохранится способность к колдовству.
И он рассмеялся.
– На твоем месте я бы приготовился к неприятностям, Сонк, – предупредил он. – Мне показалось, что, когда папаша Пью исчезал во тьме прошлого, он пригрозил тебе заклятием. Так вот, он совсем не шутил. Это заклятие вот-вот настигнет тебя.
– Господи! – воскликнул я, полный смятения. – Но к тому времени, когда они прибудут в наш век, их будет не меньше миллиона! Что же мне делать, дедуля?
– Просто быть наготове. – В голосе дедули сочувствие начисто отсутствовало. – Ты думаешь, их будет миллион? Ошибаешься, намного больше.
– Сколько именно? – поинтересовался я.
Он начал называть число будущих Пью. Хотите верьте, хотите нет, но дедуля все еще не кончил. Так их много.
Видите ли, оказалось, что это очень походило на семью Джюксов, которая жила к югу от нас. Те, что плохие, всегда немного хуже своих детей, и то же самое случилось с Генами Хромосомами и их потомками, так сказать. Династия Пью осталась династией Пью и сохранила способности колдовать – мне кажется, можно сказать, что они в конце концов покорили весь мир.
Все могло обернуться гораздо хуже. Все эти Пью могли остаться такого же размера на протяжении всех поколений. Вместо этого они начали уменьшаться, становились все меньше и меньше. Когда я видел их в человеческом образе, они были выше и крупнее большинства людей – по крайней мере, папочка Пью точно был огромным.
Но после того как прошло бесчисленное количество поколений Пью, начиная с первого года, они настолько уменьшились в росте, что теперь размером с этих крошечных бледных существ в крови. И постоянно сражаются с ними.
Эти Пью так пострадали от вспышек гетерохроматического излучения, о котором говорил мне дедуля, что утратили свои прежние размеры. Теперь их называют вирусами – конечно, вирус примерно то же самое, что и ген, только он намного подвижнее. Призываю в свидетели небесные силы, это все равно что сравнивать потомков Джюкса с Джорджем Вашингтоном!
И тут на меня обрушилось заклятие.
Я принялся чихать. Затем услышал, как начал чихать дядя Лем, которого мы забыли в желтом автомобиле. Дедуля все еще говорил о том, сколько миллионов, миллионов, миллионов и так далее Пью нападает сейчас на меня, так что спрашивать его не имело смысла. Я скосил глаза и в самый момент чиха попытался рассмотреть, кто же это щекочет мне нос…
Никогда в жизни я не видел так много Пью-младших! Это было настоящее колдовство. Более того, эти Пью все еще трудятся, посылая проклятия на всех людей, которые живут на земле. Можно предположить, что их работа продлится еще долго, потому что династия Пью должна жить вечно – так обещал дедуля.
Я слышал, что некоторые вирусы трудно разглядеть даже в микроскоп. Представляете, как будут удивлены все эти прохвессоры, когда им удастся должным образом сфокусировать микроскоп и они увидят в поле зрения этих бледных дьяволят с одутловатыми лицами, безобразных, как смертный грех, с глазами, сидящими вплотную друг к другу, заколдовывающих всех, кого увидят!
Потребовалось немало времени с первого года, но Гены Хромосомы добились своего с помощью дедули. Так что теперь Пью-младший больше не доставляет неприятностей.